ПРОЛОГ

Ханна Андерсен открыла глаза. Она понятия не имела, где находилась. Девушка быстро приходила в себя – голова раскалывалась, во рту был омерзительный привкус, ни рукой, ни ногой она пошевелить не могла. Сверху нависал грязный, весь в трещинах потолок. Несмотря на боль, она повернула голову сначала в одну сторону, потом в другую. Ханна была в малюсенькой, похожей на коробку комнатенке без окон, с одной тяжелой, серой, железной дверью. За лодыжки и запястья она была привязана к четырем стойкам кровати. На ней было то же самое пламенно-красное платье, которое она надела вчера вечером. Когда девушка попыталась вспомнить, что с ней случилось, ее сковал холодный ужас.

Она вспомнила, как Филипп заехал за ней в гостиницу, отвез в шумный ресторан, где они перепробовали массу разных напитков, начав с вин и закончив текильей. Что случилось потом, она помнила уже как в тумане – пара баров и какой-то задрипанный ночной клуб на улице Сен-Санса. Ей казалось, что она много смеялась, и Филипп тоже ржал, когда они смотрели пляски голых девиц, заводившие ее и одновременно вызывавшие отвращение. Что было дальше, она вспомнить не могла никак.

Прошел час, прежде чем Ханна услышала звук проворачивавшегося в замке железной двери ключа. Вошел Филипп, встал рядом с кроватью и посмотрел на нее сверху вниз. Он был в том же темно-синем костюме, белой шелковой рубашке и коричневато-бордовом галстуке, что и вчера вечером, однако костюм был мятым, а узел галстука ослабленным. Его красивое лицо с резкими чертами покрылось за ночь черной щетиной.

Голос Ханны прозвучал, как кваканье лягушки.

– Филипп, где я? Что случилось?

Его глаза больше не искрились задорными смешинками, озорная, широкая улыбка, освещавшая вчера его лицо, сменилась глумливой ухмылкой. Филипп скользнул взглядом вниз по ее телу, наклонился и задрал красное платье Ханны. Под ним были ее самые открытые белые кружевные трусики. Он взглянул на них и пробормотал что-то по-французски. Хотя она начала учить язык только пару месяцев назад, некоторые слова ей удалось разобрать.

– Жаль… очень жаль… но приказ есть приказ. – Он снова скабрезно осклабился. – Но особенно больно ей не будет.

Он нагнулся, запустил руку под резинку трусиков и положил ее между ног Ханны. Она попыталась было сомкнуть ноги, но они были накрепко привязаны к стойкам и широко раздвинуты. Девушка закричала.

Он сказал:

– Кричать можешь сколько хочешь. Тебя все равно никто не услышит.

Когда он стал засовывать в нее палец, с ней случился непроизвольный спазм и она обмочилась. С выражением отвращения на лице Филипп выдернул руку, брезгливо вытянул ее перед собой и вышел из комнаты.

Через пять минут он вернулся, держа в руках небольшой металлический поднос. На нем лежал шприц, немного ваты и пузырек с бесцветной жидкостью. Он поставил поднос в изголовье кровати, а сам сел рядом с Ханной. Быстро закатав рукав ее платья, Филипп открыл пузырек, вылил немного жидкости на кусок ваты, тщательно протер жидкостью сгиб ее руки с внутренней стороны локтя и взял с подноса шприц.

– Посмотри сюда, – сказал он громким шепотом. – Это – твой друг. Он поможет тебе почувствовать себя хорошо… очень хорошо. От него у тебя пройдет страх и не будет болеть голова. В ближайшие дни твой друг будет часто тебя навещать.

Когда игла вошла в вену, тело ее вздрогнуло. Ханна снова вскрикнула, а Филипп опять осклабился. Через несколько минут ее тело и разум перешли в иную реальность. Головная боль прошла, страх исчез. Она слышала его голос, который, казалось, витал под потолком.

– Скоро придет женщина и обмоет тебя. Она принесет тебе горячий суп. А потом вернусь я… с твоим другом.

Кабинет Йена Йенсена тоже был очень маленьким и без окон. Его стены давно уже нуждались в кисти маляра. Однако, будучи младшим детективом Бюро по розыску пропавших без вести при полицейском управлении Копенгагена, рассчитывать на кабинет больших размеров он не мог. Невысокого роста, с румяным лицом и чуть полноватый, он скорее походил на банкира, чем на полицейского. Одет он был в традиционного покроя серый костюм, кремового цвета рубашку с голубым галстуком и черные ботинки из крокодиловой кожи. Закончив читать отчет, поступивший утром из марсельской полиции, детектив раздраженно вздохнул. Раздражение его внезапно переросло в ярость. Он закрыл папку, встал, вышел из кабинета и решительным шагом пошел по коридору.

Кабинет начальника управления полиции Ларса Педерсена был очень большим, пол его был покрыт ковром, а из окон открывался чудесный вид на сад Тиволи. Начальник полицейского управления был худощавым, седовласым мужчиной, взглянув на которого сразу можно было безошибочно определить его профессиональную принадлежность к числу блюстителей порядка. Как только Йен Йенсен ворвался в кабинет, он поднял на него взгляд, прежде всего обратив внимание на выражение лица подчиненного.

– Что еще стряслось? – спросил он.

Не говоря ни слова, Йенсен положил перед ним папку и отошел к окну, внимательно изучая открывавшуюся за стеклом панораму.

Совсем недавно Педерсен закончил курсы быстрого чтения, и у него ушло всего четыре минуты на то, чтобы вникнуть в смысл отчета.

– Ну и что? – спросил он.

Йенсен обернулся к начальнику и жестко сказал:

– То, что за этот год она уже четвертая. Двое в Испании, одна на французской Ривьере и одна в Риме. А ведь еще только середина мая. Три из них были шведки, две – норвежки, все на средиземноморских курортах, и ни одна из них не найдена. – Его голос дрожал от негодования. – Это всегда происходит по одной и той же схеме: одинокие девушки из Скандинавии, приехавшие туда либо на каникулы, либо на учебу. – Он ткнул пальцем в папку. – Ханна Андерсен, девятнадцать лет, очень привлекательная, занималась французским языком в частной школе в Марселе. В последний раз ее видели около десяти вечера четвертого сентября, когда она выходила из маленькой гостиницы и садилась в черное «рено», за рулем которого был молодой человек, выглядевший как француз, хотя, что именно это значит, понять трудно. Это все, что нам известно.

Педерсен погрузился в раздумья.

– Остальные тоже были привлекательные или даже красивые, все – и шведки, и норвежки. Я вас правильно понял?

– Да, – подтвердил Йенсен. – Вы видели мой отчет и фотографии, а также читали мои рекомендации.

Педерсен вздохнул и оттолкнул папку от себя, как будто хотел от нее избавиться.

– Да-да. Вы предлагали создать специальное подразделение. Вы все носитесь с этой идеей о существовании организованной преступной сети, занимающейся торговлей белыми рабами.

Йену Йенсену было тридцать пять лет. Если бы не его взрывной темперамент и неспособность в любых ситуациях выказывать неизменное уважение к мнению начальства, он бы мог уже далеко продвинуться по службе. Утешением ему была любовь к экзотическим сортам пива и безотчетное очарование, которое он испытывал, глядя на морские паромы. Вот и теперь он не смог сдержать негодование.

– Идеей! – сердито пробурчал он. – Я четыре года проработал в Бюро по розыску пропавших без вести. У меня налажены связи со Стокгольмом и Осло. Я ездил в Париж, Рим и Мадрид на эти нищенские командировочные. – Он обошел вокруг стола начальника полицейского управления. Душивший его гнев нарастал. – И я же еще – та сволочь проклятая, которая должна сообщать родителям этих девушек, что мы ни хрена не можем сделать. – Он рубанул ребром ладони по лежавшей на столе папке. – Сегодня днем мистер и миссис Андерсен должны прийти в мою паршивую конуру, сесть перед моим паршивым столом, который там уже лет сто стоит, и выслушав, как я им буду рассказывать, что дочь их исчезла и сейчас, скорее всего, сидит на игле да еще вынуждена торговать своим телом ради прибылей каких-то гнусных сутенеров.

Педерсен снова вздохнул и терпеливо сказал:

– Йен, вы ведь в курсе наших проблем. Все упирается в деньги. В одном только Копенгагене мы получаем отчеты о четырех сотнях пропавших без вести за год. Наш бюджет очень невелик, причем год от года его все больше урезают. Специальное подразделение, которое вы хотите создать, стоило бы где-то около десяти миллионов крон в год. Финансовая комиссия не утвердит решения о его образовании. Затраты на него не могут оправдаться. Даже из-за дюжины девушек в год… Выкиньте это из головы.

Йен Йенсен повернулся и пошел к двери, бросив через плечо:

– Тогда я пошлю мистера и миссис Андерсен в финансовую комиссию. – Дойдя до двери, он снова обернулся и взглянул на начальника. – Может, там им дадут разъяснения по поводу бюджета и «Синей сети».

Глава 1

Жарким сентябрьским вечером на небольшом средиземноморском острове Гоцо священник Мануэль Зерафа вел видавший виды «форд» к дому на вершине горы. Из этого старого, сравнительно недавно перестроенного дома, верой и правдой прослужившего многим поколениям фермеров, открывался восхитительный вид на сам остров Гоцо, на маленький, затянутый дымкой островок Комино и на огромный остров Мальта. Когда священник подошел к высокой каменной ограде и нажал на старую, металлическую кнопку вделанного в нее звонка, пот катился с него градом. Через минуту дверь открылась. За ней стоял мужчина весьма внушительных размеров. Коротко подстриженные волосы обрамляли обветренное, квадратной формы лицо; один глубокий шрам прорезал щеку, другой – подбородок, третий – правую сторону лба. Мужчина был в одних плавках. Его крупное, темное от загара тело было в отличной форме. Оно, как и лицо, тоже было покрыто шрамами; один из них шел от правого колена почти до паха, другой – от правого плеча до пояса. Отец Зерафа хорошо знал этого человека, знал, что на спине его были и другие шрамы и он потерял мизинец на левой руке. Мануэлю Зерафе также было известно, как мужчина получил некоторые из этих шрамов. Мысленно священник осенил себя крестным знамением. Он произнес:

– Привет, Кризи. Дьявольская жара. Сейчас баночка холодного пивка была бы в самый раз.

Мужчина сделал шаг в сторону и приветливым жестом пригласил святого отца войти.

Они устроились под бамбуковым навесом, заросшим виноградом и мимозой, который был укреплен перед бассейном с прохладной, голубой, манившей искупаться водой. За ним открывался потрясающий вид. Бывая здесь, отец Зерафа часто думал о том, что, если бы он просидел на этом месте сотню лет, все равно эта панорама не наскучила бы ему.

Большой мужчина принес две холодные как лед банки пива и вопросительно взглянул на священника. Они были старинными друзьями, и, хотя святой отец нередко в жару заезжал освежиться холодным пивом, мужчина знал, что на этот раз его приезд был не просто визитом вежливости.

– Мне, пожалуй, надо бы с Майклом поговорить, – начал священник.

– И о чем же ты с ним разговаривать собираешься?

Мануэль Зерафа отхлебнул пива и сказал:

– Сегодня четверг. Я знаю, он поехал на Мальту с Джорджем Заммитом. Когда он должен вернуться?

Кризи взглянул на часы.

– Должен успеть на семичасовой паром, так что через полчасика, наверное, будет здесь. А в чем, собственно, дело?

– В его матери.

Кризи выглядел озадаченным.

– В матери?

Священник вздохнул, потом твердо сказал:

– Да, в его матери. Она умирает от рака в больнице святого Луки. По всей видимости, жить ей осталось лишь несколько дней.

– Ну и что?

Еще более твердым голосом святой отец ответил:

– А то, что она хочет перед смертью увидеть Майкла.

– Зачем?

Священник пожал плечами.

– Мне позвонил отец Галеа, который опекает больных и умирающих в больнице святого Луки. Она спрашивала его о сыне, интересовалась, находится ли он все еще в детском доме. Сказала, что перед смертью хотела бы увидеть его лицо.

Голос Кризи был холоден как лед.

– Вряд ли она видела его лицо даже тогда, когда он родился. Она его бросила… Ты ведь знаешь, как она это сделала, сам мне рассказывал.

– Да, рассказывал.

– Расскажи еще раз.

Священник вздохнул.

– Не тушуйся, святой отец, рассказывай!

Мануэль Зерафа взглянул на него и пустился в давние воспоминания:

– Ночью в приюте сестер августинианок на Мальте кто-то позвонил в дверь. Одна из сестер пошла открывать. На ступенях крыльца стояла покрытая тряпкой корзина. От приюта отъезжала машина. Сестра заметила в автомобиле женщину и мужчину. Женщина, очевидно, была матерью Майкла, а мужчина, скорее всего, – ее сутенером.

Повисло долгое молчание. Оба мужчины смотрели на открывавшийся перед ними вид. Прервал тишину священник, сказав:

– Пойми меня, Кризи. Я не могу не сказать Майклу, что она хочет его видеть. Это мой долг.

Кризи резко выпалил:

– Если это и твой долг, то не перед Майклом. Ты его воспитывал в детском доме, пока я его не усыновил. Хоть он никогда свою мать не видел, но оба мы – и ты, и я – знаем, что даже мысль о ней он ненавидит. Его мать была шлюхой, которую больше интересовали деньги, чем собственная плоть и кровь. Ты знаешь не хуже меня, что Майкл прошел сквозь все круги ада. Зачем же делать ему еще больнее?

Снова воцарилось молчание. Стакан священника был пуст. Он взглянул на хозяина дома и попросил:

– Пойди принеси мне еще холодного пивка. А как вернешься, я тебе еще кое-что расскажу.

Он говорил, вернее, осмеливался говорить с Кризи таким тоном, каким мало кто осмеливался разговаривать с этим человеком. Кризи долго не сводил со священника пристального взгляда серо-голубых глаз, потом пожал плечами, встал и пошел на кухню.

Поставив перед собой банку свежего пива, святой отец спокойно продолжил беседу. Он напомнил Кризи о том, как два года назад они вместе сидели на ступенях церкви и наблюдали за тем, как дети из приюта играли в футбол с пацанами из деревушки Саннат. Майклу тогда шел уже восемнадцатый год, и он был лучшим игроком. Отец Зерафа не только руководил приютом, но и тренировал его футбольную команду. Кризи внимательно наблюдал за игрой, потом спросил о Майкле.

Священник рассказал, что мать Майкла была проституткой на Мальте, работала в квартале красных фонарей в Гзире. Отцом Майкла был один из ее клиентов, почти наверняка араб, от которого Майклу досталась слегка смуглая кожа. Мать бросила Майкла сразу же, как он родился, и воспитывали его в приюте на Гоцо. Пару раз его хотели было усыновить, но неудачно. Теперь Кризи смотрел, как юноша играл в футбол. Отец Зерафа был немало удивлен намерению друга усыновить Майкла, потому что его жена и четырехлетняя дочь лишь за несколько месяцев перед этим погибли. Они летели сто третьим рейсом компании «Пан Американ», и над местечком Локербай в их самолете взорвалась бомба, подложенная террористами.

О Кризи, удалившемся от дел наемнике, слагали легенды. Святой отец знал, что усыновление Майкла было со стороны Кризи не лишено некоторой доли цинизма, поскольку он тем самым хотел привязать к себе юношу и воспитать его по собственному образу и подобию. Для достижения этой цели он заключил брачный контракт с неудавшейся английской актрисой, которую позднее убили террористы. Кризи с Майклом отправились свершать свое личное возмездие, и в ходе этой операции сблизились друг с другом настолько тесно, насколько это может быть между двумя нормальными мужчинами.

Священник напомнил обо всем этом Кризи, равно как и о собственной причастности к организации усыновления, несмотря на то что знал всю подоплеку этого решения. Он продолжал наблюдать за Майклом, когда Кризи превращал его в идеально отлаженную машину для убийства; ждал их возвращения с Ближнего Востока после исполнения их мести. Когда они вернулись на Гоцо, святой отец заметил ту поистине удивительную связь, которая установилась между ними.

– Майкл стал мужчиной, – спокойно сказал священник. – И сделал его таким ты. Он сам должен принять решение. Я думал за него в детстве, а ты – в юности. Этот шаг он должен сделать самостоятельно.

Глава 2

– Я вас знаю, – сказал Майкл. – Вы – та женщина, которая сидела на каменной стене.

Она улыбнулась. Улыбка на черепе, обтянутом кожей. Он знал, что матери было только тридцать восемь лет, но выглядела она старухой. От долгих недель химиотерапии на голове ее не осталось волос. Пожелтевшие щеки ввалились так, что плотно облегали скулы. Но все же он узнал это лицо, которое давным-давно, еще ребенком, видел каждую неделю. Тогда лицо это, обрамленное длинными, черными, блестящими волосами, было очень красивым. Он был совсем маленьким мальчиком, а лицо это принадлежало молодой женщине, почти девушке. С годами, по мере того как Майкл подрастал, лицо ее почти не менялось, всегда оставаясь прекрасным. Сейчас оно было похоже на маску смерти.

– Вы сидели на каменной стене, – смущенно повторил он. – Каждое воскресенье. Когда мы в одиннадцать часов утра шли в церковь, вы всегда сидели на стене через дорогу от сиротского приюта. И когда спустя час мы возвращались обратно, вы все еще там сидели. Мы часто наблюдали за вами из приюта и гадали, кто же вы такая. Уходили вы всегда ровно в половине первого, спускаясь с холма в направлении гавани.

Она снова улыбнулась.

– Да, чтобы успеть к парому, который уходил в час.

– Почему?

– Я приходила смотреть на своего сына, хотела видеть, как он подрастает.

– Почему вы никогда со мной не говорили?

– Не могла. Я отдала тебя монахам. Обратно взять тебя было нельзя.

– Зачем же вы подбросили меня в приют?

– У меня не было выбора. Совсем никакого выбора.

Он подвинул стул ближе к умиравшей женщине. Голос его зазвенел:

– Расскажите мне, почему у вас не было выбора?

Глава 3

У края могилы стояли две проститутки, старый, сгорбленный священник и Майкл. Двое могильщиков в шортах из джинсовой ткани и грязных белых майках опустили гроб в могилу. Проститутки перекрестились, священник заунывно пробормотал молитву, Майкл бросил на гроб горсть земли. Потом все разошлись: проститутки отправились в Гзиру, священник – в церковь, Майкл – на Гоцо.

– На меня не рассчитывай, – сказал Кризи.

Они сидели, окруженные зарослями винограда и мимозы, и ели остро приправленную баранину. Кризи замариновал ее два дня назад, и она успела настояться и превратиться в изысканный индийский деликатес. На столе стояли блюда с другой едой, в том числе, конечно, с жареными в масле чечевичными лепешками. Кризи очень гордился тем, как он умел готовить острую, приготовленную с карри еду. Майкл был ее самым преданным почитателем и потребителем.

Он отхватил приличный ломоть лепешки и вилкой положил в рот кусок банана, чтобы притушить огонь, бушевавший во рту от карри. Потом он проговорил:

– А я-то думал, мы – одна команда.

– Твоя родная мать была потаскухой, – сказал Кризи. – Смотри на вещи прямо. Она тебя бросила на следующий день после того, как родила. Я считаю, что женщину, которая на такое способна, человеком называть нельзя.

– У нее не было выбора.

– Все они так говорят.

Майкл отпил холодного пива. Он не боялся Кризи и не испытывал к нему благоговения, несмотря на то что Кризи был самым крутым из всех, кого он знал до сих пор, и, вероятно, из тех, с кем в будущем его могла свести судьба.

– Ты сам учил меня мстить за зло, – сказал он. – Сам говорил мне о справедливости.

Кризи вздохнул.

– Ну ладно. Значит, она тебе сказала, что ее вынудили заниматься проституцией, заставили сесть на иглу и обязали подкинуть тебя в приют. Даже если это и соответствует истине, в чем я сильно сомневаюсь, все произошло двадцать лет назад. Что ты теперь-то сделать можешь? Все проститутки по природе своей лживы.

Майкл уставился себе в тарелку. Не повышая голос, он спросил:

– Получается, что Блонди тоже всегда врет?

Кризи снова вздохнул и покачал головой.

– Нет, Блонди не врет никогда. Если ты поговоришь с ней, она тебе посоветует выкинуть эту дурацкую затею из головы.

Майкл съел последний кусок чечевичной лепешки, собрав им остатки восхитительной, острой подливки, и небрежно сказал:

– Кстати, отцом моим был араб. Это он посадил мою мать на иглу и потом заставил торговать собой.

– Это она тебе рассказала?

– Да, и это, и многое другое. – Молодой человек поднял глаза. Во взгляде его горел вызов. – Она каждую неделю приходила на меня посмотреть, каждое воскресенье. Она сидела на каменной стене около сиротского приюта и смотрела, как сначала я шел в церковь, а потом возвращался обратно. – Голос его дрожал от переполнявших душу чувств. – У нее, должно быть, сердце разрывалось от того, что она даже поговорить со мной не могла.

– Она была шлюхой.

Голос Майкла больше не выражал никаких эмоций, и, когда он снова заговорил, возникло ощущение, что звучит туго натянутая струна.

– Блонди тоже была шлюхой, она и сейчас заправляет публичным домом, но ведь это не мешает ей быть твоим близким другом. Ты всегда говоришь о ней с восхищением.

– Блонди совсем другая.

Майкл встал, потянулся и начал убирать со стола.

– Может быть, и так, – сказал он. – Как бы то ни было, завтра я вылетаю в Брюссель, чтобы с ней поговорить. Она в этом деле трется долго, что-то ей наверняка известно. Надеюсь, она сможет направить меня в нужном направлении.

– Скорее она тебе посоветует перестать дурью маяться. Еще она тебе, наверное, скажет, что шлюха шлюхе рознь. И что потаскуха, которая избавляется от собственного ребенка на следующий же день после его рождения, девятнадцать лет спустя не заслуживает ни сострадания, ни внимания своего чада.

Майкл кинул на него враждебный взгляд. Взгляд, по которому Кризи ясно осознал, что разговаривает вовсе не с ребенком, а с девятнадцатилетним мужчиной, которого жизненные обстоятельства сделали не по годам мудрым. Кризи понял и то, что не может просто так позволить ему в одиночку пойти по скользкому и опасному пути мести. С некоторым чувством вины он подумал и о том, что сам-то он использовал Майкла, создав из него некое подобие орудия для осуществления собственного возмездия. Он принял решение.

– Хорошо, Майкл. Если уж тебе так неймется исполнить то, что ты называешь своим долгом, я тебя в этом деле не оставлю одного, и мы пойдем с тобой вместе.

Майкл отреагировал на это заявление очень спокойно.

– Ты мне для этого не нужен, – сказал он. – Подготовил ты меня хорошо, я сам с этим делом управлюсь.

Кризи упер взгляд в грубую поверхность деревянного стола. На лице его было хмурое выражение.

– Майкл, я чувствую перед тобой большую вину. У тебя не было детства. Когда тебе исполнилось семнадцать, я забрал тебя из приюта и сделал солдатом. Тебе бы тогда еще в детские игры со сверстниками играть, но об этом даже речи не шло. Теперь тебе девятнадцать, а может показаться, что сорок. Все уже в прошлом. И сделать ничего нельзя. Так, может быть, все-таки ты позволишь мне помочь тебе в этой затее? К тому же мне бы очень хотелось снова встретиться с Блонди, с Макси и Николь. Сдается мне, что еще надо будет и сватом выступить, Кристину за тебя просватать.

Майкл улыбнулся ему с обычным выражением глубокой привязанности.

– Что-то не очень я тебя представляю в роли свата. Ладно, едем вместе. Но пойми, Кризи, раскрутить это дело должен буду я.

Кризи вздохнул и кивнул головой.

Они приземлились в аэропорту Брюсселя в восемь вечера. Поскольку у них был только ручной багаж, уже через пятнадцать минут они прошли таможню. Майкл выглядел гораздо старше своих девятнадцати лет: худой, поджарый, рост шесть футов, худое, вытянутое лицо, коротко подстриженные волосы цвета воронова крыла. На нем были черные джинсы, кремового цвета рубашка с расстегнутым воротом и черная кожаная куртка. Рядом с ним своей странной походкой шел Кризи – огромный человечище, внешне похожий разве что на медведя, с ежиком седых волос и шрамами на лице цвета бледного красного дерева. Он был одет в синие брюки, легкую вязаную трикотажную рубашку, черный кашемировый свитер и твидовый пиджак. Взглянув на его одежду, сторонний наблюдатель подумал бы, наверное, что перед ним добропорядочный сельский обыватель из Англии или Шотландии, однако одного взгляда на лицо Кризи было достаточно, чтобы решительно отказаться от такого вывода.

Когда они подошли к стоянке такси, у которой стояли выстроившиеся в очередь автомобили, Кризи внезапно остановился, у него вырвался сдавленный стон. Майкл обернулся и увидел, что его лицо исказила гримаса боли. Такое происходило уже далеко не в первый раз. Последние месяцы короткие приступы острой боли повторялись с угрожающей регулярностью. Каждый раз Кризи пытался оставлять их без внимания, бормоча что-то о проблемах с пищеварением.

– С тобой все в порядке? – спросил Майкл.

– Конечно, пойдем дальше.

Они сели в такси, и Майкл сказал, обратившись к водителю:

– «Паппагаль», улица Аржан.

Шофер удивленно повернул голову.

– Вы знаете, что это за место?

– Да, классный бордель.

Включив первую скорость, водитель тронулся и бросил на них взгляд через плечо.

– Ну, парни, зря времени вы не теряете.

Майкл улыбнулся Кризи, потом отвернулся и стал смотреть в окно, вспоминая их предыдущий приезд в Брюссель. Два года назад они так же ехали в такси тем же маршрутом. Тогда с ними была и Леони. Воспоминание о Леони где-то внутри его существа отдалось острым чувством пустоты. Майкл любил ее как мать. Он помнил, как слезы катились по его щекам, когда ее убили. А Кризи в их комнате в пансионе Гвидо в Неаполе дал ему платок и сказал голосом, лишенным всяких эмоций:

– Утри слезы. Теперь ты мужчина. Пришло время возмездия.

Через полчаса Майкл нажимал на звонок в двери невзрачного здания, стоявшего на невзрачной улочке в нескольких кварталах от штаб-квартиры Европейского Сообщества. Они услышали, как щелкнула створка дверного глазка, и поняли, что кто-то внимательно их изучает изнутри. Через несколько секунд дверь отворилась. В дверном проеме стоял Рауль – высокий, тощий, как скелет, человек с физиономией, столь отталкивающей, что и бывалые люди от него шарахались. Он вышел из дома, бросил внимательный взгляд в обе стороны улицы, потом кивнул. Они вошли в прихожую, пол которой был устлан толстым ковром, поставили дорожные сумки и обменялись рукопожатиями с высоким человеком малоприятной наружности.

– Сколько вы у нас пробудете? – спросил Рауль.

– Пару дней, – ответил Майкл.

Рауль взял их сумки.

– Блонди в баре. Я отнесу ваши вещи наверх.

Они прошли по коридору, открыли дверь и вошли в комнату. Скорее ее можно было бы назвать залом, причем весьма богато обставленным: на полу лежал толстый коричневый ковер, с потолка свешивались хрустальные люстры, у одной из обитых велюровой тканью стен стоял бар из красного дерева, повсюду были расставлены глубокие кожаные кресла и удобные небольшие диваны. В креслах расположились четыре очень красивые, элегантно одетые молодые женщины. За стойкой бара сидела пятая, разительно отличавшаяся от этой четверки. Она была не первой молодости, в платье из золотой парчи, спускавшемся до самого пола. Волосы ее были цвета эбенового дерева, лицо покрывал толстый слой косметики, губы были ярко накрашены. В ушах, на шее, вокруг двух запястий и на каждом пальце играли бриллианты. Определить ее возраст на глаз было почти невозможно, но Майкл и Кризи знали, что ей далеко за семьдесят.

Когда пожилая дама их увидела, губы ее расплылись в ярко-красной улыбке. Она тут же соскользнула с табурета, как будто была восемнадцатилетней кокеткой, и широко раскрыла объятия. Сначала она обняла Кризи, потом Майкла, ощутившего жесткую упругость ее корсета. Затем она отстранилась от молодого человека на расстояние вытянутой руки, взглянула ему в лицо, провела рукой по щеке и сказала по-английски с сильным итальянским акцентом:

– Ты стал просто прекрасен. Раньше ты был… только красив.

Кризи хмыкнул. Майкл улыбнулся и почувствовал себя немного неловко, ощутив заинтересованные взгляды четырех очаровательных молодых женщин.

– Что-то я в твоем заведении особого оживления не вижу, – заметил Кризи.

Улыбка Блонди поблекла.

– Да, дела нынче идут неважно, – ответила она. – Хотя ночь еще только началась. Что вы будете пить?

Когда они устроились на табуретах у стойки бара, у Кризи снова перехватило дыхание, и он прижал левую руку к центру груди. Блонди и Майкл переглянулись.

– В чем дело? – резко спросила пожилая женщина.

Отгоняя боль, Кризи тряс головой. Блонди взглянула на Майкла. Он пожал плечами и сказал:

– В последние недели его постоянно беспокоят эти боли. Он говорит, что это ерунда, но приступы становятся все более частыми.

Обстановка мгновенно изменилась. На лице Блонди появилось озабоченное выражение. Она стала что-то быстро говорить Кризи по-французски. Он рассеянно кивал головой. Хоть Майкл не понимал, о чем идет речь, он видел, что Блонди сердится и искренне волнуется. Она резко обернулась к Майклу и заговорила с ним по-английски.

– С этим идиотом, который стал твоим отцом, такое случалось и раньше. Он носит в себе столько металла, что, если его сдать на переплавку, можно будет обеспечить банками небольшой заводик по производству консервированных бобов. Иногда этот металл начинает двигаться.

Внезапно она превратилась в заботливую мать, хлопотливую любовницу, распорядителя-организатора и ураган. Она щелкнула пальцами, и Рауль тут же передал ей телефон. Блонди набрала номер и что-то быстро затараторила в трубку. Кризи попытался было что-то возразить, но она срезала его резким взглядом, от которого и дуб бы завял. Майкл удивленно наблюдал за происходящим. Блонди повесила трубку, обернулась к нему и стала подробно его инструктировать.

– Через несколько минут сюда приедет «скорая помощь». Ты проследишь за тем, чтобы Кризи в нее сел, не забыв при этом захватить с собой пижаму и что там ему еще в больнице может понадобиться. В частной клинике его ожидает главный хирург. Там прекрасные условия и очень симпатичные молодые сестрички. Хирург вытащит из этого идиота какой-нибудь осколок, который подбирается к его сердцу. – Она бросила в сторону Кризи еще один испепеляющий взгляд. – Никогда не могла понять, как человек твоего ума и опыта может проявлять такое легкомыслие, когда речь заходит о собственном теле.

От злости Кризи даже поперхнулся, потом, прокашлявшись, сказал:

– Ты ведь знаешь, я не переношу больниц.

Блонди улыбнулась.

– Я же тебе сказала: там прекрасные условия и очень милые сестрички. – Она обернулась к Майклу, и в голосе ее зазвенела сталь и непререкаемая властность. – Значит, Майкл, ты его туда доставишь и скажешь этому хирургу, чтоб он просмотрел Кризи под рентгеном с головы до кончиков пальцев на ногах. Если он найдет в его теле металл, который нужно удалить, пусть делает это незамедлительно.

Кризи снова откашлялся, взглянул на Блонди и тихо спросил:

– Ты уверена, что этот малый точно знает, что ему надо делать?

Блонди одарила его в ответ своей самой обворожительной улыбкой.

– Говорят, в Европе он один из лучших специалистов своего дела.

– И дерет, наверное, с пациентов три шкуры, – пробормотал Кризи.

Блонди улыбнулась и покачала головой.

– Его жена умерла пять лет назад. Иногда он должен расслабляться после тяжелой работы и на время забывать о своем горе. Жениться снова он не собирается, но ведь, как и все мужчины, он состоит из плоти и крови. Обычно раз в неделю он у нас бывает. Все мои девочки его просто обожают. – Она передернула плечами, как истинная итальянка. – Он их по-своему тоже любит. Его зовут Бернар.

Бернар Рош был отличным хирургом. Он десять лет прослужил во французской армии и во время войны за независимость в Алжире приобрел неоценимый опыт в своем ремесле. Бернар узнал Кризи. Он взглянул ему в лицо, напрягся, сидя в кресле, и произнес:

– Если мне не изменяет память, я вам оперировал сломанную руку за две недели до того, как вы с другими парнями оставили казармы и строем вышли из Зеральды с песней Эдит Пиаф «Я ни о чем не жалею».

Кризи подозрительно взглянул на врача и сказал:

– Вы тогда еще в пеленках должны были быть.

Хирург усмехнулся.

– Только из них вышел. Мне исполнилось двадцать три года. А вы уже тогда были живой легендой. Когда я накладывал вам гипс, у меня дрожали руки. У вас там был один друг, итальянец по имени Гвидо, фамилию его я запамятовал. Он еще мне сказал, что, если рука ваша полностью не восстановится, он зароет меня в пустыне по шею в песок и научит верблюда мочиться мне на голову, пообещав при этом, что верблюд это будет делать каждый день на протяжении следующего тысячелетия.

Кризи улыбнулся.

– С рукой у меня все в порядке. А вот другие старые раны дают о себе знать.

Хирург встал. Обратившись к Майклу, он сказал:

– Пойдите прогуляйтесь, молодой человек, выпейте что-нибудь, а через час возвращайтесь.

В небольшом бистро через улицу от клиники, которая скорее походила на большой частный особняк, Майкл выпил полбутылки красного вина. Когда он вернулся, хирург встретил его с угрюмым выражением лица.

– Ему оставалось совсем немного, – сказал Бернар. – Через неделю или около того живая легенда могла бы стать мертвой. Не пойму, отчего эти крепкие мужики так боятся больниц и врачей?

Майкл пожал плечами.

– Вы уже сделали операцию?

Хирург покачал головой.

– Нет, операция будет через два часа. Пойдемте, я вам кое-что покажу.

Они подошли к стене, на которой висело несколько подсвеченных сзади рентгеновских снимков. Бернар протянул руку к первому из них, ткнув пальцем в небольшое темное пятно.

– Осколок гранаты, – сказал он, – который Кризи получил в начале пятидесятых под Дьенбьенфу во Вьетнаме. Тридцать лет он просидел в мышце, пробивая себе дорогу к его сердцу. Мы застигли его как раз вовремя. – Он указал на следующий снимок с другой темной отметиной. – Часть пули. Скорее всего, он получил ее в Конго… совсем рядом с селезенкой… Я ее тоже удалю. – Врач перешел к третьему снимку с темной тенью. – Это – стальная скрепа, которой какой-то итальянский хирург прикрепил небольшую кость плеча к его ключице. Это было в Лаосе. Где-то месяцев шесть спустя эта скрепа, видимо, соскочила, но почему-то никто не обратил на нее внимания. Скорее всего, я ее тоже сейчас уберу. Может быть, мне придется вместо нее поставить новую, но точно я буду знать, только когда увижу, как срослись кости.

Майкл внимательно слушал. Потом спросил:

– А может быть, лучше ее вообще не трогать?

Бернар покачал головой.

– Нет, с этим надо решить сейчас. Иначе ему обеспечен тяжелейший артрит.

Майкл улыбнулся, как будто самому себе.

– Согласен. Делайте все сразу. Сколько времени он проведет в больнице?

Бернар немного подумал и ответил:

– По меньшей мере десять дней.

Майкл удовлетворенно кивнул.

– Отлично.

– Пока я отсюда не выйду, ничего сам не предпринимай. – Просьба Кризи звучала как приказ.

Майкл пожал плечами.

– Ладно, – сказал он. – Я только попробую навести кое-какие справки, пошатаюсь немного по всяким злачным местам. Тебе придется здесь пробыть как минимум дней десять, так что я все равно не смогу сидеть сложа руки и плевать в потолок.

Кризи прищурившись посмотрел на него и сказал:

– Вот что лучше сделай: с этой историей, которую тебе мать рассказала, пока на рожон не лезь, по крайней мере до того, пока я отсюда не выберусь. Но, если сможешь, выясни, что беспокоит Блонди.

– Блонди? – удивленно спросил Майкл.

Кризи кивнул.

– Да. Что-то ее тревожит. Я знаю ее много лет и сразу вижу, когда у нее что-то не ладится. Не думаю, чтобы она сама мне что-нибудь сказала о своих проблемах. Очень уж у нее характер независимый. Но что-то там не так. Постарайся быть настороже, чтобы не пропустить мимо ушей то, о чем тебе будут намекать.

Блонди послала Майклу через кухонный стол улыбку и сказала:

– Значит, Кризи пробудет в больнице еще несколько дней… Ну, похоже, время подошло. – Она наклонилась к молодому человеку и заговорщическим шепотом сказала: – Теперь можешь мне объяснить, зачем вы сюда приехали.

Майкл отхлебнул из стакана глоток вина и ответил:

– Я приехал, чтобы спросить вашего совета, а может быть, и попросить о помощи.

– Слушаю тебя.

Майкл рассказал ей обо всем без утайки. В общих чертах ей все уже было известно, причем частью этой истории была она сама. Однако молодой человек воскресил ее, начав с истоков: с его усыновления Кризи и покойной английской актрисой Леони, встретившись с которой его приемный отец совсем не был разочарован. Он вспомнил, как они отомстили террористам, подложившим бомбу в самолет «Пан Американ», о своей ненависти к незнакомой родной матери, бросившей его на следующий же день после рождения.

Майкл ввел Блонди в курс последних событий, когда отец Мануэль Зерафа сообщил ему, что его родная мать умирает от рака и хочет перед смертью взглянуть ему в лицо. Он рассказал о том, как принял решение встретиться с ней, о лежавшей на больничной койке женщине с опустошенными глазами, глубоко сидевшими в обтянутом безволосой кожей черепе. Майкл поделился с Блонди своими детскими воспоминаниями о женщине, сидевшей на каменной стене около сиротского приюта каждое воскресенье. В заключение он поведал о том, почему эта женщина была вынуждена подкинуть его в приют на следующий день после его рождения. Потом Майкл посвятил Блонди в свои планы и снова попросил ее совета и, если понадобится, помощи.

Блонди склонила голову в раздумье и довольно долго сидела в такой позе. Потом взглянула на него и спокойно произнесла:

– Эти люди, которых ты ищешь, эти люди, которые заставили твою мать от тебя отказаться, эти люди – накипь всей гнили земной. Они давно уже повсюду рыщут, не один десяток лет. Они очень сильны, у них длинные, волосатые лапы как в мире политики, так и в деловых кругах разных стран.

– Вы знаете этих людей, Блонди?

– Я знаю об их существовании. Раньше они пытались вести со мной речь о делах, но я с этой мразью ничего общего иметь не хочу. Да и не нужно мне это. Мои девочки работают на меня потому, что так им самим хочется. Я о них забочусь, коплю им деньги, а когда приходит время, смотрю за тем, чтобы они вышли из дела в гораздо лучшей форме и с большими возможностями, чем пришли.

Майкл улыбнулся и спросил:

– Как Николь?

Блонди с серьезным видом кивнула.

– Именно, как Николь. Ты, конечно, с ней встретишься… И с Макси. – Она улыбнулась. – И с ее младшей сестрой.

Молодой человек ответил ей с улыбкой:

– Обязательно. Я иду к ним завтра вечером на ужин. Вы ко мне не присоединитесь?

Она печально покачала головой.

– Сейчас мне не время оставлять «Паппагаль».

– Что, есть проблемы?

– Да так, ерунда всякая, но мне надо быть здесь.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

Она покачала головой, протянула через стол руку и погладила его по щеке.

– С тебя вполне хватит твоих собственных проблем. Люди, которых ты ищешь, очень опасны. Они убивают не раздумывая и отстаивают свои интересы коварно и жестоко.

– Кто они, Блонди?

– Время от времени они появляются, потом исчезают. У них разные лица, но все они из одних мест. Сфера их действий распространяется на Южную Европу, Ближний Восток и Северную Африку. Я слышала как-то название одной организации, но не уверена, что это относится именно к ним.

– Какое название?

– Говорили как-то, что их называют «Синяя сеть».

– Это что – мафия?

Она покачала головой.

– Гораздо хуже мафии.

Майкл крутил в руке стакан с вином.

– С чего мне начать?

Она долго думала над его вопросом, потом поднялась и сказала:

– Подожди.

Вернулась Блонди минут через пять, держа в руке белый прямоугольник визитной карточки. Она положила его на середину стола и сказала:

– Месяцев шесть назад к нам зашел какой-то мужчина и нанял одну из моих девочек. Но любовью заниматься с ней не стал. Ему надо было с ней поговорить. Такое иногда случается, несмотря на то что свидание стоит три сотни долларов. Некоторым приходит в голову поговорить о своих сексуальных фантазиях, ничего при этом не делая, некоторым просто хочется о себе рассказать. – Она коснулась визитной карточки. – Этот человек ни о чем таком не разговаривал. Он задавал вопросы, пытаясь получить любую информацию о торговле белыми рабами. Моей девочке он показался симпатичным. Он представился ей писателем, собирающим материалы для новой книги. В конце того часа, который они провели вместе, она предложила ему поговорить со мной. Здесь в баре мы болтали часа два и за время беседы сдружились. В разговоре он как раз и упомянул о «Синей сети». А в конце признался, что вовсе он не писатель. – Она снова дотронулась до визитной карточки. – Может быть, вам с Кризи имело бы смысл начать с разговора с этим человеком.

Майкл взял карточку и прочел: «Йен Йенсен. Бюро по розыску пропавших без вести. Копенгаген, Дания».

Глава 4

Сразу после полуночи Майкла разбудил деликатный стук в дверь. Он встал с постели, прошел через комнату, повернул ключ в замке и открыл дверь. За ней стоял Рауль с серебряным подносом в руках. На нем стояла бутылка коньяка «Аннесси экстра» и две рюмки.

– Я подумал, нам бы выпить не помешало, – сказал он. – Мне в голову не пришло, что разбужу тебя.

Майкл зевнул, улыбнулся и проговорил:

– Ты это уже сделал, поэтому теперь нам выпить действительно ничего не помешает.

Он был слегка озадачен, потому что Рауль показался ему человеком молчаливым и замкнутым, совсем не склонным к беседам, пирушкам и компаниям. Они сели за низкий столик, и Рауль наполнил рюмки приличными порциями коньяка. Майкл к нему присматривался. Раулю было между сорока и пятьюдесятью. Господь наградил его физиономией, вполне подходящей для того, чтобы пугать детей и старушек, а также клиентов, поведение которых выходило за рамки дозволенного. Он работал у Блонди уже больше десяти лет, выполняя одновременно функции бармена, вышибалы, мастера на все руки и партнера, предпочитающего не афишировать свою роль. Блонди была для него единственным в мире человеком, с мнением которого он привык считаться. Разговор начал Рауль, спросивший:

– Как там Кризи?

– С Кризи все в порядке, – ответил Майкл. – Этот хирург действительно мастер своего дела. Он из Кризи много железа вытащил. – Вспоминая об этом, Майкл улыбнулся. – И накачал его приличной порцией морфия. Просто отлично, что Кризи у него в клинике в койке полежит.

– Сколько времени он там пробудет? – спросил Рауль.

Майкл пожал плечами.

– Врач сказал, дней десять. Но, зная Кризи, можно предположить, что он сам себя выпишет, едва встанет на ноги. Думаю, это случится дня через четыре, а может, через шесть.

С серьезным видом Рауль кивнул головой и сказал:

– Потом, наверное, надо будет еще пару недель или около того подождать, пока он совсем поправится.

– Чего подождать?

– А ты не знаешь?

– Знаю – что?

Рауль выглядел озадаченным. Он спросил:

– Вы здесь потому, что вас Блонди пригласила?

Майкл покачал головой.

– Она и не думала нас приглашать. А что стряслось?

Рауль был явно смущен. Он провел ладонями по лицу, вздохнул и сказал:

– У Блонди возникли некоторые проблемы. Я подумал, должно быть, она Кризи написала. Вообще-то я предлагал ей это сделать. Но она, видно, не сделала.

– Я по крайней мере ничего об этом не знаю. Расскажи мне лучше, что это за проблемы.

Рауль какое-то время размышлял, потом сказал:

– У нас здесь, в Бельгии, мафии как таковой нет, но что-то в этом роде существует. Мы их называем «ночные люди». Они объединены в несколько банд, но недавно одна из них взяла верх над остальными. Ее называют по имени главаря – Ламонта. Они занимаются наркотиками, проституцией, запрещенными азартными играми, рэкетом и вымогательством. Блонди никак не связана ни с бандитскими группировками, ни с сутенерами. Ты знаешь, к девочкам своим она относится хорошо.

Голос Майкла выдал его интерес.

– Так расскажи мне, в чем, собственно, дело.

Лицо Рауля помрачнело.

– С некоторого времени бандиты Ламонта стали вымогать с публичных домов высокого класса деньги якобы на их защиту. В Брюсселе таких публичных домов немало. Они обслуживают чиновников, работающих в структурах Европейского Сообщества, и, кроме того, предпринимателей, которые в этих чиновниках нуждаются и нередко приглашают их в такие заведения, как «Паппагаль». Большинство владельцев публичных домов вынуждены были согласиться и теперь платят эти поборы «на защиту». Но только не Блонди. Она отказалась.

– И что же они сделали?

Рауль пожал плечами.

– Они ведь не дураки. Ничего явно незаконного они не делают – бомбы не подкладывают и поджоги не устраивают. Но каждый вечер люди Ламонта стоят на улице около нашего заведения и угрожают клиентам шантажом или побоями, а потом, как обычные рекламные агенты, дают им визитные карточки с адресами тех публичных домов, которые согласились платить дань.

– И что в результате?

Рауль развел руками.

– Наши доходы снизились больше чем наполовину. Блонди даже не может покрыть затраты. Она платит девочкам минимальную зарплату из собственного кармана.

В комнате на минуту воцарилось молчание. Майкл размышлял какое-то время над словами Рауля, потом проговорил:

– Ей надо было сказать об этом Кризи. Она должна была последовать твоему совету.

Рауль кивнул.

– Но она этого никогда не сделает – гордость не позволит. – На лице его появилось такое выражение, как будто он просил за что-то прощения, и тон его изменился. – Пойми меня правильно, Майкл, я очень хотел бы что-то сделать. Блонди мне как мать. Но я совсем не такой, как ты или Кризи. Конечно, выгляжу я страшновато и люди от меня шарахаются. – Он коснулся пиджака сбоку, под мышкой. – И пушка при мне, только обойма в ней пустая. Мы об этом с полицейскими договорились. Я ее держу, чтоб клиентов хамоватых отпугивать. – Он снова пожал плечами. – А с Ламонтом и его боевиками мне никак не совладать. Так что придется нам подождать, пока Кризи из больницы не выйдет. Надеюсь, что будет, еще не поздно.

Майкл покачал головой.

– Ничего мы ждать не будем. Я сам с Ламонтом мягко побеседую.

Рауль с некоторым удивлением посмотрел на него и пробормотал:

– Может быть, тебе все же лучше дождаться Кризи?

Майкл снова отрицательно мотнул головой.

– С этим я сам справлюсь. Не переживай, Рауль. Большой проблемы это для меня, думаю, не составит.

Рауль посмотрел в лицо молодого человека и уперся глазами в его холодный как лед взгляд.

– Если хочешь, я буду с тобой… вставлю в пушку полный магазин и слегка надую полицию.

Майкл улыбнулся и покачал головой.

– Если б ты со мной был, я был бы польщен, но твое место здесь, рядом с Блонди. А что касается пушки, так лучше бы тебе прямо сейчас в нее полный магазин вставить и немного надуть полицию.

– Кто же тогда будет тебя прикрывать?

Улыбка Майкла стала еще шире.

– Прикрывать меня будет Макси Макдональд. Я завтра вечером пойду ужинать к нему в бистро. Город он знает и расскажет мне про Ламонта поподробнее.

Лицо Рауля расплылось в ответной улыбке.

– Да, – сказал он, – Макси это придется по душе. Он уже давненько не брал в руки шашек. А Блонди ничего не заподозрит?

– Блонди ни о чем не узнает. Потом, когда дело снова пойдет по-старому, она, может быть, догадается.

Рауль снова улыбнулся.

– Пускай догадывается.

Глава 5

Сначала Майкл съел тарелку мидий, потом – курицу в винном соусе и выпил полбутылки домашнего вина. Пока он ел, Макси сделал несколько телефонных звонков. Когда в бистро почти никого не осталось, Макси достал бутылку коньяка без этикетки и два стакана. Бывший наемник, фигура которого чем-то напоминала шкаф, сказал Майклу, что Жаку Ламонту уже сильно за сорок, но еще далеко до пятидесяти. Он пробил себе путь на самый верх в иерархии преступного мира Бельгии. Кроме того, он голубой и владеет несколькими ночными клубами, где собираются все гомосексуалисты Брюсселя. Живет он в большом доме, расположенном в ближайшем фешенебельном пригороде бельгийской столицы. Дом хорошо охраняется, а сам Ламонт никуда не выезжает без двух здоровенных, хорошо вооруженных телохранителей. Без особой уверенности Макси предложил Майклу подождать, пока Кризи не выйдет из больницы и окончательно не поправится.

Майкл покачал головой и высказал Макси свои доводы.

– Ты знаешь, Макси, насколько Кризи близок с Блонди. У меня есть подозрение, что, если он узнает об угрозах ей со стороны какого-то паршивого сутенера, то так взбеленится, что пришибет его к чертовой матери. А это может вызвать ненужные осложнения. Поэтому лучше будет, если я на этого малого просто страха нагоню, а Кризи об этом даже знать ничего не надо будет.

Макси взглянул молодому человеку прямо в глаза.

– Хотя моя свояченица и влюблена в тебя, но иногда, Майкл, ты и святого из себя выведешь. Значит, ты хочешь это для Блонди сделать, пока Кризи тебе помочь ничем не сможет. Сдается мне, парнишка, очень уж ты крутой стал.

Майкл решил было полезть в бутылку, но Макси в примирительном жесте поднял руку, улыбнулся и сказал:

– Ладно-ладно, нет проблем. Я тебя понял. Тебе пора уже самому за дело браться и выходить из-под крыла Кризи. Уверен, с этим делом ты сможешь справиться.

– Да, думаю, я осилю. Слушай, куда Ламонт ходит по вечерам?

– Почти каждый вечер он проводит в одном из своих клубов, как правило в «Черной кошке». Это на улице Лафитт. Ламонт там мальчиков снимает.

Вошла Люсетта и села рядом с ними. Она улыбнулась Майклу и спросила:

– Надеюсь, ты пригласишь меня куда-нибудь сегодня вечером?

– Да, если разрешит твоя сестра. Сегодня вечером мне хотелось бы развлечься, потому что завтра я собираюсь стать голубым.

Вечерами в бистро пара-тройка посетителей всегда засиживалась допоздна. В одиннадцать часов Николь, заметив в глазах сестры искры нетерпения, сказала:

– Вы бы шли уже. Только не буди нас, когда вернешься домой.

Люсетта улыбнулась и, потупившись, ответила:

– Когда приду домой, я вас не разбужу.

Сначала они заглянули в бар сразу за углом и устроились там за слабо освещенным столиком. Майкл заказал шампанское и, продолжая держаться за руки, они выпили.

– Тебе хочется пойти куда-нибудь потанцевать? – спросил Майкл.

Люсетта сильнее сжала его руку и покачала головой.

– Нет.

– Тебе хочется вернуться домой?

– Нет.

– Так куда ты хочешь пойти?

– В большую теплую кровать. Мне хочется в этой кровати провести с тобой всю ночь, а утром посмотреть, как ты откроешь глаза. Я хочу в них увидеть твое наслаждение, потому что, когда они у тебя раскроются, я буду делать тебе что-то очень приятное.

Большая кровать нашлась в расположенной неподалеку маленькой роскошной гостинице. Гостиница эта была предназначена именно для такого рода встреч. Раньше они были близки только раз, случилось это около года назад, но Майкл прекрасно помнил, насколько чувственна была Люсетта к его ласкам.

Она стояла у кровати, а он медленно ее раздевал. Сначала снял с нее мохеровый свитер изумрудного цвета, потом – белую трикотажную блузку. Бюстгальтер она не носила. Грудь ее была небольшой и высокой. Он мысленно провел линию между ее сосками и соединил их с мягко очерченным подбородком – получился равносторонний треугольник. Майкл расстегнул пояс ее черной шерстяной юбки, и она тихо соскользнула на ковер. Люсетта осталась лишь в малюсеньких белых трусиках. Он поднял ее на руки и отнес на кровать.

Она улыбнулась ему и спокойно спросила:

– Ты все помнишь?

Начав раздеваться, он кивнул ей в ответ. Еще бы он не помнил! Он слово в слово помнил все, что она говорила ему в ту ночь.

Сначала это было просто что-то ужасное. Как многие юноши, он полагал тогда, что женщина получает удовольствие лишь от чисто физической стороны полового акта, и поэтому считал, что, чем резче и дольше он над ней трудится, тем лучше. Через пять минут она его остановила, отстранилась от него, а потом, не без доли добродушной насмешки, прошептала ему на ухо:

– Я, наверное, от других твоих подружек чем-то отличаюсь. У тебя была когда-нибудь бельгийская подружка?

– Нет.

– Мы, значит, другие. Скорей всего, мы относимся к аристократии девочек-подружек. Мы нервные, как скаковые лошади. Хотя, конечно, умелому наезднику нас вполне по силам объездить.

Потом она в деталях поведала ему, как должен себя вести умелый наездник. Ее урок он запомнил отлично.

Он ласкал ее очень медленно, бережно, с безграничной нежностью. Потом она, вытянувшись, лежала на кровати, голова ее покоилась на его руке, согнутой в локте, одну руку она перекинула через его грудь. Тихо, как мурлыкающий котенок, она сказала:

– Я люблю тебя потому, что ты все помнишь. Люблю потому, что ты себя считаешь таким крутым, таким умным, таким сильным. А на самом деле ты еще совсем мальчик.

Он уставился на балдахин роскошной кровати, покоившейся на четырех массивных ножках, и спросил:

– Ты действительно считаешь меня мальчиком?

Она переложила голову ему на плечо и повернула ее так, что губы ее оказались рядом с его ухом.

– Да. Тебе кажется, что детство обошло тебя стороной. Все так думают. Моя сестра и Макси говорят, что рассуждаешь ты, как сорокалетний мужчина… Но на самом деле это совсем не так.

– Не так?

– Нет. Тебе девятнадцать лет, но мне ты кажешься еще моложе. Я не имею в виду ни твой разум, ни твое тело. Просто, когда я сжимаю тебя в объятиях, я чувствую твою душу. Душу мальчика.

Она обвила его за шею обеими руками и привлекла к себе. Люсетта ждала ответа, но Майкл молчал. Тогда девушка подняла голову и в слабом свете, пробивавшемся с улицы, посмотрела ему в лицо, заглянула в глаза. Они были бесконечно печальны.

– Ты, наверное, единственный человек, – прошептал он, – который смотрит на меня как на ребенка. Иногда я чувствую себя так, будто прожил тысячу лет. – В его улыбке перемешались горечь и юмор. Он поцеловал ее и сказал: – А ты, точно, умна не по годам. Я – мальчик, но мне позарез надо стать мужчиной. Я хочу быть сам по себе.

В глазах Люсетты промелькнула озабоченность. Она спросила:

– Именно поэтому ты решил один выяснить отношения с Ламонтом?

Он медленно кивнул.

– Даже более того. Я говорил тебе о «Синей сети»… Пока Кризи будет поправляться, я сам ею займусь. По крайней мере, начну ею заниматься и посмотрю, что там можно будет придумать.

Ей хотелось сказать Майклу, чтобы он был очень осторожен и осмотрителен, но хватило ума лишь поцеловать его и промолчать. Ее рука скользнула вниз по его телу и нашла шрам, которого раньше не было.

– Что с тобой случилось? – спросила она.

– Так, ерунда, бандитская пуля.

– Ты этого бандита убил?

– Не помню.

Она улыбнулась и произнесла:

– Макси о своем прошлом тоже всегда так говорит. – Она склонилась к тому месту, где был шрам, и поцеловала его. Потом поцеловала Майкла в губы. – Завтра ты действительно собираешься стать голубым? – спросила она.

– Да, но ненадолго.

Она взглянула на него сверху вниз, ее светлые волосы покрыли его лицо.

– А потом, – прошептала она, – возвращайся опять ко мне. Я тебя приведу в норму.

Глава 6

«Черная кошка» была местом опасным и зловещим. В неярких лучах скрытых светильников повсюду можно было различить хром и черную кожу. Два вышибалы, стоявшие при входе, были несомненно голубыми. Майкл заплатил пятьдесят франков за вход и прошел к бару. В этот вечер Майкл надел потертые синие джинсы с поясом, унизанном металлическими бляшками, оливково-зеленую шелковую рубашку, в левом ухе у него поблескивала золотая серьга.

Он заказал мятный ликер со льдом и стал разглядывать помещение. Здесь было человек шестьдесят в возрасте от семнадцати до пятидесяти лет, причем женщины он не увидел ни одной. У бармена огненные волосы спадали на плечи.

Ламонт сидел за угловым столиком с двумя телохранителями. Майкл его сразу узнал по описанию Макси. Ему было сильно за сорок, он был загорел, не лишен мужского обаяния, одет в деловой костюм спокойных тонов. Майкл поймал его взгляд, потом отвернулся к бармену и завел с ним речь о погоде. Когда он заказал мятный ликер в третий раз и хотел заплатить, бармен подал ему напиток, но деньги не взял. Он подмигнул Майклу и сказал:

– Это тебе за счет хозяина. – Он сделал жест в сторону столика, за которым сидел Ламонт.

Через пять минут Ламонт влез на табурет рядом с Майклом, обезоруживающе улыбнулся и произнес:

– Что-то раньше я тебя здесь не видел.

Майкл попытался отшутиться:

– Значит, сегодня, должно быть, Рождество.

Уехали они примерно час спустя. Машина Ламонта – «Мерседес-600» – была оборудована мини-баром, телефоном и небольшим телевизором. Они с Майклом сидели на заднем сиденье. Один из телохранителей выполнял функции водителя, второй молчаливо сидел справа от него. Ламонт открыл дверцу мини-бара, вынул бутылку «Вдовы Клико», хлопнул пробкой и налил шампанское в два бокала. Они чокнулись. Свободная рука Ламонта легла к Майклу на колени.

– Подожди, не спеши, – сказал Майкл с усмешкой, – если он встанет, то долго не опустится.

Ламонт усмехнулся, нагнулся к Майклу и поцеловал его в губы, активно работая языком. Майкл сыграл свою роль.

В доме было еще два охранника. Один стоял у ворот, другой, впустивший их в дом, дежурил сразу за входной дверью. Не тратя времени даром, они сразу же поднялись по лестнице в спальню с бокалами недопитого шампанского в руках, а Ламонт нес еще то, что оставалось в бутылке.

Как только они вошли в роскошную спальню с огромной кроватью под шелковым балдахином, Майкл сказал:

– Деньги вперед.

Ламонт вынул бумажник и отсчитал пятьсот франков. Майкл засунул деньги в задний карман джинсов. Ламонт тут же скинул с себя одежду и направился к Майклу, чтобы получить то, что он только что оплатил. Он протянул руку, чтобы притянуть голову Майкла ближе к себе. Молодой человек поцеловал его, потом сжатыми пальцами правой руки нанес Ламонту резкий, сильный удар точно под ребра. Когда Ламонт падал на толстый ковер, правое колено Майкла страшно разбило ему лицо, сломав нос и выбив четыре передних зуба.

Очнулся Ламонт через пять минут. Он лежал голый на огромной постели, испытывая нестерпимую боль. Большие пальцы его рук были связаны. Он взглянул Майклу в глаза. Глаза были темные и очень холодные. Они не выражали никаких чувств, будто рассматривали какой-то скучный предмет. Раздавшийся голос звучал совершенно буднично, словно молодой человек беседовал о погоде со своим дядей. В голосе его не было даже намека на угрозу, но в сложившихся обстоятельствах именно это и было самым зловещим.

– Ты веришь в Бога?

Ламонт потерял дар речи. Разбитое лицо нестерпимо болело, тело сковал страх.

– Если веришь, – продолжал голос, – настало время молиться твоему Богу. Настало время покаяться. Настало время задуматься над твоей жизнью.

Ламонт набрал полные легкие воздуха и хотел закричать, чтобы позвать на помощь. Он не смог издать ни звука – кулак Майкла вновь обрушился ему на лицо, выбив еще три зуба. Очухавшись во второй раз, испытывая приступ тошнотворной боли, он снова взглянул в холодные, темные глаза Майкла, снова услышал спокойный, неторопливый голос.

– Забудь, Ламонт, о своих телохранителях. Они еще до двери дойти не успеют, как ты сдохнешь. Думаешь, ты крутой, но ты представления не имеешь о том мире, в котором живут такие люди. Я тебя в твоем собственном доме достал, как ребенка в колыбели. Жить я тебя пока оставлю, но только если ты зарубишь себе на носу одно имя. Имя женщины, которую зовут Блонди. Ты ей угрожал. Хоть я, наверное, тебя немного напугал, будь уверен, что тебе здорово повезло. У Блонди еще один приятель есть, если что случится, он тебя в ад пошлет в ледяном гробике, который никогда не растает. А я тебя пожалею. Когда тебя из больницы выпишут, ты пойдешь на улицу Аржан и извинишься перед Блонди. Если этого не произойдет, я вернусь, и тогда уже жалеть тебя не стану.

Он наклонился и левой рукой зажал бельгийцу рот. Ребром ладони правой руки он ударил Ламонта по левому плечу и сломал ему кость предплечья.

Глава 7

Десять дней спустя в «Паппагале» раздался мягкий звук дверного звонка. Рауль вышел из-за стойки бара, прошел по коридору, открыл шторку дверного глазка и посмотрел в него. Он узнал стоявшего за дверью мужчину. Рауль обратил внимание на то, что его пиджак свободно свисал с плеч, увидел, что его правая рука была в белой повязке. Он открыл дверь.

Мужчина сказал спокойным, немного сдавленным голосом:

– Я бы хотел поговорить с мадам Блонди.

– Подождите здесь.

Моросил мелкий дождик. Мужчина остался стоять там, где ему было сказано, его пиджак и волосы постепенно пропитывались влагой.

Рауль вернулся в бар и сказал Блонди:

– Там за дверью вас ждет Ламонт. Он хочет с вами поговорить.

Ее лицо заострилось от гнева.

– Мне с ним не о чем говорить. Ни теперь, ни потом!

Рауль улыбнулся и произнес:

– Вам и не надо будет ему ничего говорить. Мне кажется, это он вам хочет что-то сказать.

Глава 8

Йен Йенсен был хорошим полицейским. Инстинкты его были отлично развиты. Он носом все чуял и всегда точно определял, когда за ним ведется слежка. Затылком ее ощущал, кожей чувствовал.

Йен шел по парку с пакетом, в котором нес завтрак, чтобы спокойно съесть его где-нибудь на освещенной солнцем скамейке. Едва он откусил первый кусок бутерброда с салями, рядом с ним сел молодой человек со смуглой кожей и темными как смоль волосами.

– Что вам надо? – спросил его Йен.

– Я хочу поговорить с вами о «Синей сети».

Глава 9

Йен Йенсен не без некоторого смущения открыл перед Майклом дверь своей квартирки в одном из районов Копенгагена – Вестербро.

– Здесь немного тесновато, – сказал он. – Ни за что не скажешь, что датским полицейским переплачивают за их работу.

Квартира была небольшой, уютной и очень теплой. Ее действительно вполне можно было назвать домом. Майкл пожал руку жене Йена Бриджит, изящной и очень привлекательной женщине, которой не было еще и тридцати лет. Потом с самым серьезным видом подошел к их шестилетней дочери Лизе и пожал ее ручонку.

Квартирка была невелика, зато ужин обилен. Начали они с копченого лосося на обжаренных хлебцах. Поверх лосося лежали нарезанные кружочками крутые яйца, спаржа и листья салата. В качестве основного блюда были поданы ветчина, запеченная с овощами. На десерт Бриджит приготовила восхитительный вишневый мусс с лесными орехами и шоколадом.

С момента отъезда из Брюсселя Майкл во рту маковой росинки не держал, поэтому он молча поглощал пищу, слушая типичную семейную застольную беседу: Йен жаловался на начальника, Бриджит, работавшая учительницей в школе, жаловалась на учеников, а Лиза – на учителей. Но все говорили с добродушным юмором, и Майкл решил, что семья эта вполне счастлива.

После ужина Лиза отправилась спать, Бриджит убрала со стола и вышла в кухню. Майкл с Йеном завели беседу о «Синей сети». Йен был совершенно уверен, что члены этой организации действовали главным образом из трех основных центров – Марселя, Милана и Неаполя. Так как он располагал сведениями о том, что в организации очень сильно влияние арабов, Йен полагал, что основным центром, скорее всего, был Марсель.

– С него я и начну, – сказал Майкл. – Завтра же туда отправлюсь. У вас есть там какие-нибудь связи?

Йен кивнул.

– Да. Одна, но надежная. Это мой коллега, человек по имени Серж Корелли. В его жилах течет немного арабской крови.

Майкл слегка усмехнулся.

– В моих тоже, – сказал он.

Йен удивленно поднял бровь, и Майкл, поддавшись внезапному внутреннему побуждению, рассказал ему о своем прошлом, начиная с подробностей пребывания в сиротском приюте, куда он попал сразу же после рождения. Бриджит вышла из кухни и присоединилась к ним. И она, и Йен завороженно слушали историю жизни Майкла. С этими двумя людьми он чувствовал себя на удивление спокойно и просто. Он рассказал им, как его усыновил Кризи, вскользь упомянул о том, как они с Кризи вершили справедливую месть. В заключение он передал им слова своей матери перед ее кончиной.

Когда Майкл смолк, воцарилось долгое молчание, потом Бриджит протянула через стол руку, положила ее на руку Майкла и мягко сказала:

– Я хорошо понимаю ваши чувства…

Йен кивнул.

– И почему вы так хотите их найти. Хотя с тех пор уже много воды утекло, и, может быть, теперь там совсем другие люди заправляют.

– Это не имеет значения, – холодно сказал Майкл. – Они все одним миром мазаны.

Бриджит снова пошла на кухню, чтобы сварить кофе, а Йен мягко сказал Майклу:

– Это очень опасные и безжалостные люди, Майкл, у них нет ничего святого. – Он сделал жест, как будто просил за что-то прощения, и продолжил: – Вы еще молоды, опыта у вас немного. А этот человек, о котором вы говорили, Кризи, разве он вам не поможет?

– Конечно, поможет. Но сейчас Кризи в больнице, ему сделали три операции, и потребуется еще как минимум неделя, чтобы он поправился. Тем временем, надеюсь, я смог бы собрать информацию для наших будущих совместных действий.

– Очень хотелось бы, чтоб так оно и случилось, – сказал Йен. – Как бы то ни было, вы еще слишком молоды, чтобы в одиночку браться за эту банду. Шансы здесь слишком неравные.

Майкл внезапно стал совершенно спокоен. Он сидел через стол от Йена, глаза его были по-прежнему холодны.

– Вы проходили в полиции специальную подготовку? Я хочу спросить, вас учили обращаться с оружием, приемам рукопашного боя и тому подобному?

– Конечно, и я был там одним из лучших. Да и теперь еще вполне ничего. – Он слегка хлопнул себя по округлившемуся брюшку. – Хоть я и не в той форме, в которой надо было бы быть.

Бриджит как раз выходила с подносом в руках из кухни и услышала ответ Майкла. Она встала как вкопанная, чуть не расплескав кофе, когда Майкл сказал:

– Йен, чтобы вы не переживали по поводу моего опыта, могу вас заверить, что, если бы мне пришло на ум вас убить, я сделал бы это за три секунды. А если бы за этим столом сидели три хорошо физически подготовленных человека, я мог бы убить вас троих за десять секунд.

Сохраняя полное присутствие духа, Йен спросил:

– У вас с собой пистолет?

– Нет.

– Нож?

– Нет.

– Вообще никакого оружия?

Ничего не говоря, Майкл вытянул вперед обе руки.

Последовало молчание, после которого Йен спросил:

– Раньше вам доводилось убивать?

– Не помню, – сказал Майкл, потом улыбнулся, и напряжение, нависшее в комнате, исчезло.

Бриджит подошла наконец к столу и поставила на него поднос. Она разлила кофе по чашкам, потом взяла свою и снова направилась в кухню, бросив через плечо:

– Я вас оставляю. Нужно еще проверить контрольные. – Она прикрыла за собой дверь.

– Мне бы хотелось поехать с вами, – сказал Йен. – Осточертело просиживать штаны в кабинете, читать отчеты и не иметь возможности что бы то ни было предпринять, чтобы изменить существующее положение вещей. Я постоянно смотрю на бесчисленные фотографии пропавших людей, иногда их лица являются мне по ночам. Слишком часто мне приходится объясняться с родителями исчезнувших девушек – это, пожалуй, самое тяжелое в моей работе. Они спрашивают меня, чем мне помочь, а мне им нечего ответить. Это, наверное, гораздо тяжелее, чем сказать им о том, что их дочери погибли. Так бы они по крайней мере обрели какую-то определенность и со временем смогли бы смириться со своим горем. Как бы мне хотелось отправиться с вами!

– А почему бы, собственно, вам это не сделать? – спросил Майкл.

В улыбке Йена не было радости.

– Вы шутите, – сказал он, – только шутка ваша неудачная. Выделяемый на наши нужды бюджет до смешного мал. Просто нет денег.

– У меня полно денег, – заявил Майкл. – Вам дадут за свой счет отпуск на месяц или два?

Йен откинулся на спинку стула. На его лице отразилось сначала изумление, потом раздумье. Через некоторое время он сказал:

– Вообще-то, могли бы. Срок это немалый… но, наверное, могли бы.

– За спрос денег не берут, – сказал Майкл и показал рукой в сторону кухни. – А что Бриджит?

Йен улыбнулся и покачал головой.

– За ней дело не станет. Она думает точно так же, как и я. Ей приходится мириться с моим бессилием. Кроме того, – он махнул рукой на детскую, – лет через десять-двенадцать наша дочь захочет провести каникулы на Средиземном море. Нас двоих мучают кошмары, когда мы представляем себе, что кто-то из моего отдела постучит к нам в дверь и скажет, что она пропала. И даже если такое когда-нибудь случится, я по крайней мере буду знать, что сделал все возможное, чтобы этого не допустить.

Майкл отпил кофе и задумчиво сказал:

– Ваши связи и опыт могли бы в этом деле принести неоценимую пользу. – Он улыбнулся. – А я попытался бы прикрыть вас в опасных ситуациях.

Йен рассмеялся.

– Я в два раза старше вас, хоть и считаю себя еще молодым. И вы полагаете, что вам меня придется выручать из беды? Уж если мне и удастся взять отпуск за свой счет, первое решение, которое я должен буду принять, будет состоять в том, что мне с собой взять – пистолет или сумку с пеленками.

Теперь засмеялся Майкл. Когда смех прошел, он спокойно сказал:

– Йен, я сделал вам это предложение всерьез. У вас жена и ребенок. Ваша роль будет состоять в том, чтобы сводить меня с нужными людьми и делиться со мной вашим опытом. Когда дело дойдет до грязной работы, мы с Кризи с ней справимся сами.

– Ну что ж, поживем – увидим, – ответил Йен. – Как бы то ни было, пока все это – чистое прожектерство. Первое, что я сделаю завтра утром, – пойду к боссу. Я вовсе не исключаю, что он вышвырнет меня за дверь.

– И вы позволите ему это сделать? А я-то думал, вы такой крутой мужик.

Йен снова улыбнулся.

– Да, я такой. Но этот подонок подписывает мои платежные ведомости.

Глава 10

Блонди суетилась в уютной комнате – раздвинула шторы ровно на столько, сколько было нужно, поправила висевшую на стене репродукцию Мане, расставила в вазы розы, купленные ею, уже в третий раз, в общем, вела себя как хлопотливая наседка вокруг цыплят. Кризи наблюдал за ней с нескрываемым удовольствием.

– Ну ладно, расскажи мне, что там задумал Майкл, – попросил он.

Внезапно она стала серьезной.

– Майкл велел мне ничего тебе об этом не говорить. Он сам решил заняться этим делом, которое считает своим, и не хочет, чтобы папа контролировал каждый его шаг.

Кризи раздраженно проворчал:

– Рассказывай, что он сделал.

Блонди села в ногах постели, положила руку на левое колено Кризи и сказала:

– Майкл на меня страшно разозлится, но, так и быть, я тебе все расскажу.

Сначала она поведала историю с Ламонтом.

Кризи задумчиво кивнул.

– Так оно, наверное, лучше, – сказал он. – Я бы, скорее всего, этого ублюдка прикончил. С годами терпение мое истощается. Чем Майкл с тех пор занимается?

– Как раз это меня и беспокоит, – ответила Блонди. – Видишь ли, легкость, с которой он справился с Ламонтом, может вскружить ему голову. Когда тебе всего девятнадцать, об этом очень легко забываешь. Его детство и опыт, который он с тобой приобрел, позволяют ему считать себя гораздо старше, чем он есть на самом деле. Боюсь, он стал слишком самоуверен. Кроме того, ему хочется тебе доказать, что и он сам по себе чего-то стоит.

– Где он?

– Вчера уехал, – ответила Блонди. – Куда, не сказал. Бросил только, что дня через два перезвонит и скажет, как у него идут дела.

Кризи вздохнул.

– Да, конечно. Он считает, что я здесь проваляюсь неделю, а то и десять дней. – Он указал на стоявший в углу металлический шкаф. – Моя одежда и ботинки там. Приготовь мне все.

Блонди стала было спорить, но, поймав взгляд Кризи, осеклась. Он улыбнулся ей и сказал:

– Они просили меня никуда не уезжать только для того, чтобы через несколько дней снять швы. Твой хирург – Бернар – неплохо поработал, а швы я и сам могу снять. Так все-таки, что же ты думаешь – куда поехал Майкл?

– В Копенгаген, – буркнула она через плечо и пошла доставать его одежду.

Глава 11

В тех пределах, которые определялись его способностями, Ларс Педерсен был неплохим полицейским. Одним из таких пределов было отсутствие у него воображения. Он всегда неукоснительно следовал букве закона и инструкциям. В управлении его знали как компетентного, опытного и очень работоспособного руководителя, который был вполне счастлив лишь тогда, когда действовал на основе всех до конца собранных фактов.

Он внимательно изучал человека, сидевшего напротив него за столом. Это был крупный мужчина с коротко подстриженными седыми волосами, тяжелыми веками, прикрывавшими глаза, и сильно загорелым лицом. Один шрам пересекал его щеку, другой – лоб, третий – подбородок.

Педерсен медленно покачал головой.

– Очень сожалею, мистер Кризи, но я не имею права разглашать информацию, касающуюся личной жизни моих сотрудников. Для этого мне необходимо получить официальный запрос из Интерпола, а я очень сомневаюсь, что вам удастся его организовать.

Посетитель говорил с едва заметным американским акцентом.

– У меня есть основания полагать, что мой сын в настоящее время находится вместе с вашим сотрудником. Эта причина для вас, видимо, должна быть достаточно удовлетворительной?

Педерсен снова покачал головой.

– Со вчерашнего дня я разрешил Йену Йенсену взять за свой счет отпуск на два месяца. Могу вам честно сказать, что не знаю, где он находится в настоящее время. Если быть совсем откровенным, я дал ему этот отпуск лишь потому, что в последнее время он испытывал большие проблемы морального характера. Принять такое решение мне было нелегко. Предварительно я должен был согласовать этот шаг с комиссаром полиции. Однако Йенсен один из моих лучших людей, и ему необходим перерыв в работе.

– Он женат?

– Да.

– Вы бы не могли дать мне его домашний адрес или номер телефона?

Педерсен еще раз покачал головой.

– Прошу меня простить, но это запрещено нашими правилами.

По лицу американца скользнула тень усмешки, и он произнес:

– Если ваш комиссар даст вам указание сотрудничать со мной по всем вопросам, которые будут представлять для меня интерес, надеюсь, вы сможете нарушить ваши правила?

– Конечно, – с прохладцей ответил датчанин. – Однако это мне представляется весьма маловероятным.

Американец встал, взглянул на часы и сказал:

– Я вернусь через полчаса.

В Вашингтоне сенатора Джеймса Грэйнджера разбудил звонок телефона, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью. Он взглянул на часы, чертыхнулся про себя, снял трубку и рявкнул:

– Грэйнджер у телефона.

В следующее мгновение он уже сидел в постели и внимательно слушал. Человек, говоривший с ним через Атлантический океан, зря слов не тратил, и Грэйнджер, отвечая ему, мыслью по древу тоже не растекался. Он просто записал имена и номера в лежавший рядом с телефоном блокнот и сказал:

– Хорошо, Кризи, не беспокойся. Я прямо сейчас свяжусь с Беннеттом из ФБР. Он позвонит тому малому, который у них этим ведает, и все уладит. Еще что-нибудь я могу для тебя сделать? Ладно. Крепко обними за меня Майкла и дай мне знать, когда все будет кончено.

Грэйнджер положил трубку, поудобнее устроился на кровати, бросив под спину еще пару подушек. Звонок вызвал у него теплые воспоминания. Он говорил с далеким другом, который вдруг ворвался в его жизнь и помог ему осуществить справедливую месть. К этому человеку он испытывал безграничное уважение. Конечно, разговор этот был очень кратким, сказанные слова можно было просто по пальцам пересчитать, и тем не менее это минутное общение и голос друга отогнали прочь ощущение одиночества. Он вспомнил дни, проведенные с Кризи. Впервые он его увидел как-то ночью в своем собственном доме развалившимся в кресле рядом с баром и потягивавшим какой-то из его напитков. Человек этот сказал ему, что, если они объединятся, то смогут отомстить убийцам близких им людей. Он всегда делал то, что говорил. Грэйнджер знал все о Майкле, о той роли, которую он сыграл в расплате с террористами. Он решил не откладывая в долгий ящик выполнить просьбу Кризи. Грэйнджер снял трубку, пролистал свой персональный телефонный справочник и набрал номер директора ФБР.

Когда Кризи снова проводили в кабинет Ларса Педерсена, прием ему был оказан уже совсем другой – ему даже предложили чашечку кофе.

Сорок минут спустя он снова пил кофе – на этот раз беседуя с Бриджит в квартире Йена Йенсена.

– Марсель, – сказала она ему. – Они туда улетели вчера утром через Париж.

– Вы знаете, где они там остановятся?

– Нет. Йен сказал, что позвонит мне дня через четыре или пять. По его расчетам, это дело должно будет занять около месяца. – Она сделала паузу, потом с очевидным беспокойством проговорила: – Майкл рассказал нам немного о вас, мистер Кризи. Я в курсе того, чем они собираются там заниматься. Скажите, это очень опасно?

Он пожал плечами и неопределенно проговорил:

– Не думаю, но тем не менее мне бы хотелось там быть. Вы не знаете, у вашего мужа есть в Марселе какие-нибудь постоянные контакты?

– Да. Он наверняка связан с их Бюро по розыску пропавших без вести.

– Вы знаете имя начальника этого Бюро?

– Нет, но оно должно быть в документах нашего полицейского управления.

– Вы не будете так любезны набрать мне номер телефона Ларса Педерсена?

Она улыбнулась самой мысли о том, что ей придется говорить с начальником мужа. Через минуту Кризи уже беседовал с Ларсом Педерсеном, а еще через две получил нужную ему информацию. Обернувшись к Бриджит, он сказал:

– В Марселе ваш муж работает с инспектором Сержем Корелли.

– Вы собираетесь ему звонить? – спросила она.

Кризи покачал головой.

– Нет. Лучше мне это сделать, когда я там окажусь. Я буду в Марселе завтра утром. Как только приеду, позвоню вам и сообщу название моей гостиницы и номер комнаты. Когда Йен вам будет звонить, попросите его передать Майклу, чтобы он тут же со мной связался, а до тех пор ничего не предпринимал. А если Йен позвонит сегодня вечером, обязательно попросите его оставить номер телефона и адрес, по которым я мог бы его найти.

Кризи пошел к двери. Когда он ее уже открывал, Бриджит сказала:

– Я рада, что вы туда отправляетесь. Мне так будет спокойнее.

Он обернулся и впервые за время их встречи улыбнулся.

– Не беспокойтесь. Уверен, с вашим мужем ничего не случится.

Кризи закрыл за собой дверь и остановился в небольшом коридоре. Он уже пошел к лифту, но вдруг остановился и оперся о стену. Тело его пронзила острая боль. После операций прошло всего три дня. Хоть металла внутри больше не было, боль оставалась. Он с трудом набрал в легкие воздух. Он снова подумал о женщине, с которой только что расстался. Последние слова, которые он произнес, должны были ее успокоить, но в глубине души он совсем не был уверен в том, что с ее мужем действительно ничего дурного не произойдет.

Кризи хорошо знал Марсель. Много лет назад именно там он вступил во французский Иностранный легион, и теперь, когда ему предстояло снова оказаться в этом городе, положение его должны были облегчить старые связи, если они еще сохранились. Когда он уже нажал кнопку, чтобы вызвать лифт, в голове его мелькнула догадка: Майклу нужно оружие. Они специально вылетели в Марсель через Париж, потому что Майкл знал, где там можно купить все необходимое.

Он вернулся и снова постучал в дверь квартиры. Когда Бриджит открыла, он сказал:

– Простите меня, пожалуйста, за беспокойство, но я хотел просить вас позволить мне позвонить в Париж.

Она кивнула.

– Конечно.

Французский был родным языком Бриджит, но то, что она услышала, сильно ее озадачило. Когда Кризи соединили, он спросил:

– Ты узнаешь мой голос? Хорошо. Недавно моего сына не видел? Ты что-нибудь ему давал или, может быть, продавал?

Если бы Бриджит могла слышать весь разговор, она бы услыхала, как мужской голос на другом конце провода ответил:

– Да, пару маленьких, тихих. Я что, неправильно что-то сделал?

– Нет, все в порядке. Мой сын не сказал тебе, по какому адресу его можно будет найти?

– Нет, он позвонил заранее, и я встретил его и еще одного малого в аэропорту. Я так думаю, они там сразу пересели на другой рейс.

– Спасибо. Как отец?

– Чем больше стареет, тем сильнее портится у него характер.

Кризи улыбнулся и сказал:

– Передай ему мои наилучшие пожелания. – Он положил трубку и обернулся к Бриджит. – Как только я свяжусь с вашим мужем, сразу попрошу его позвонить вам. Не беспокойтесь.

Глава 12

Чтобы полностью приучить Ханну Андерсен к героину, понадобилось только шесть дней. Филиппа она больше не видела. После того первого раза поднос с ее «другом» приносил другой мужчина лет сорока. Он был высокий, светловолосый и очень красивый. Все эти шесть дней он был с ней очень мягок, разговаривал ласково и доверительно. Мужчина сказал, что зовут его Карло. В первый же свой приход он развязал веревки, которыми ее ноги и руки были привязаны к кровати, и она смогла немного походить по маленькой комнатенке без окон. Он же принес ей новый красный спортивный костюм, тряпичные тапочки и три пары белых трусиков. По-английски Карло говорил с итальянским акцентом. Единственно кого она еще видела, была пожилая женщина, приносившая ей еду и водившая ее по коридору в ванную и туалет. Туда ей разрешали ходить только сразу же после укола, когда она была полностью управляемой.

Через шесть дней уколы прекратились. Девушке вернули ее серебряные часы марки «Георг Йенсен» – самую ее ценную вещь, которую родители подарили ей на восемнадцатилетие. К шестому дню она знала, что Карло приносит ей героин через каждые шесть часов, как раз, когда ее уже начинало ломать. Сначала это было вполне терпимо, но потом боль становилась все острее.

На шестой день она не сводила нетерпеливый взгляд с циферблата часов. Шесть часов прошли. Через девять часов она лежала в постели, ее всю трясло. Когда ключ в двери повернулся, она вскочила с кровати. Пришла старуха, принесла поднос. На нем стояла миска супа и тарелка спагетти.

– Где Карло? – спросила Ханна срывающимся голосом.

Старуха медленно проковыляла через комнатушку, поставила поднос на тумбочку около кровати и повернулась, направившись к двери.

– Где Карло? – снова спросила Ханна и повторила свой вопрос по-французски, но уже громче.

Не говоря ни слова, старуха вышла через обитую металлом дверь, которая тут же за ней захлопнулась. Ханна услышала, как в замке провернулся ключ и задвинулся засов. Она села на край кровати и потянулась за ложкой. Руки у нее тряслись так, что ей еле удавалось донести суп до рта, не расплескав его. Не чувствуя вкуса, она бросила ложку в миску. Несколько минут она сидела на постели, уставившись в стену, ее лихорадило. Потом Ханна легла на спину, натянула на себя одеяло и промучилась всю ночь.

На седьмой день он пришел в семь утра. В руках у него был небольшой металлический поднос, на котором лежал шприц. Девушка сидела в углу комнаты, обхватив колени. Карло ей улыбнулся.

Ханна вскочила на ноги и раздраженно спросила:

– Где ты был?

Глаза ее смотрели не на него, а на поднос. Карло улыбнулся и вытянул руку с таким видом, будто в ней был подарок ребенку.

– Вот твой друг, – сказал он.

Она прошла через комнату и закатала рукав. Карло поставил поднос на тумбочку. Она протянула к нему руку, но Карло жестом остановил ее.

– Подожди. Сначала я хочу, чтобы ты мне кое-что сделала.

– Что именно?

Его улыбка была просто обезоруживающей.

– Я хочу, чтобы ты меня поцеловала.

Сначала на ее лице отразилось недоумение.

– Что?

Он снова улыбнулся и развел руки в стороны.

– Поцелуй меня, разве это так трудно? Или, может быть, я тебе противен?

Ханна отошла на шаг назад, на лице ее была тревога. Она потрясла головой, будто оправляясь от удара.

– Нет, – пробормотала она. – Нет.

Карло пожал плечами, поднял с тумбочки поднос и пошел к двери.

– Нет, – крикнула она. – Не уходи! Дай мне это, пожалуйста.

Он обернулся, держась за дверную ручку, и проговорил:

– Я тебе это дам, если ты меня поцелуешь.

Она снова мотнула головой, как будто была в замешательстве, потом сказала:

– Нет… Но мне это надо… Мне это очень надо… Я себя чувствую совсем больной.

Карло резко нажал на ручку двери и вышел, бросив через плечо:

– Я вернусь через час. Подумай об этом.

Через час она его поцеловала. Он держал ее руками за затылок, его язык шарил у нее во рту. Ханна ничего не чувствовала. Ее разум был сконцентрирован лишь на подносе, стоявшем на тумбочке. На подносе со шприцем.

Потом она легла на кровать, а Карло ушел. Она ощущала, как по всему телу разливается тепло, завязавшиеся в животе узлы развязываются, напряжение, сковывающее руки и ноги, отпускает. Он вернулся с подносом через восемь часов. Последние два часа перед его приходом она смотрела на свои серебряные часы каждые две-три минуты. Эти два часа показались ей двумя годами ее молодой жизни.

На этот раз, чтобы получить укол она была должна не только поцеловать его, но и позволить ласкать себе грудь и тело через костюм. В третий раз ей пришлось дать ему ласкать все тело под костюмом. В четвертый раз он пришел к ней в одной рубашке и сказал, что если она хочет получить укол, то должна ему отдаться. Девушка отказалась, и он ушел, унося с собой поднос, оставив ее биться в металлическую дверь и осыпать его проклятиями. Вернулся он через два часа, и она ему отдалась.

Ханна лежала на спине голая и ничего не чувствовала. Ее глаза ни на миг не отрывались от подноса, стоявшего в метре от головы.

В следующие дни продолжалось то же самое. За неделю она дошла до такого, что раньше даже в кошмарном сне себе представить не могла. Еще через несколько дней Карло пришел вместе с другим мужчиной – высоким, худым, смуглокожим, с черными усами. Они оба пользовались ее телом и вместе, и порознь. Иногда ей было больно. Через пару часов мужчина со смуглой кожей оделся и ушел. Карло сделал ей укол, потом, обнаженный, улегся на кровать и закурил, наблюдая за тем, как наркотик постепенно стирал с ее лица выражение боли и унижения.

– Завтра ты уедешь в другой город, – спокойно заявил он Ханне.

– Куда? – тупо спросила она.

– Это не имеет значения, – ответил Карло. – В другую страну. – Он ей улыбнулся. – Чудесную страну.

Она попыталась осмыслить это своим затуманенным мозгом и с беспокойством спросила:

– Ты поедешь со мной?

Он покачал головой.

– Нет, свою работу я уже сделал.

В ее сознании глухо заныло беспокойство. Она указала на шприц.

– А с этим как будет?

Он снова улыбнулся.

– Об этом не волнуйся. Там тебе это будут давать.

В туманной дымке, застилавшей мозг, продолжали неуклюже шевелиться обрывки мыслей.

– Чтобы мне это давали, я там должна буду делать то же самое?

– Да, – с безразличием ответил он. – Но когда пройдет немного времени, тебе уже так противно не будет.

Она отвернулась от него. Несмотря на мутную пелену, застилавшую разум, Ханна поняла, что стала рабыней.

Глава 13

Над гаванью, очень удобной для ловли рыбы, заходило солнце. Йен Йенсен сидел на небольшом балконе квартиры и с удовольствием наблюдал, как лодки неспешно перемещались по водной глади. Он любил море, любил наблюдать за лодками и кораблями, бороздившими волны, и в глубине души мечтал прикупить себе домик или квартирку в одном из небольших городков к северу или к югу от Копенгагена, с таким расчетом, чтобы окна его будущего жилища тоже выходили на гавань.

Он задумался над тем, как прошли последние сорок восемь часов, наполненные присутствием в его жизни Майкла, не переставая изумляться самообладанию этого молодого человека и его уверенности в своих силах. Всю свою взрослую жизнь Йен был полицейским и за годы, проведенные на службе, повидал и сделал немало. Он работал в Бюро по розыску пропавших без вести, в Отделе борьбы с пороками и в Отделе борьбы с наркотиками. Он был в два раза старше Майкла, и тем не менее с того самого момента, как они сели на самолет в копенгагенском аэропорту «Каструп», Йен однозначно признал Майкла руководителем операции.

Первый сюрприз ему был преподнесен в парижском аэропорту «Шарль де Голль», где они два часа ждали пересадку на самолет до Марселя. Майкл заявил датчанину, что в зале для транзитных пассажиров они не останутся, а пройдут паспортный контроль. После этого они спустились в небольшое кафе, сели за столик в углу и заказали себе по капуччино.

Минут через пять к Майклу подсел худой темноволосый мужчина лет пятидесяти. Никакими приветствиями они обмениваться не стали. Человек этот передал Майклу небольшой портфель и спросил:

– Как поживает отец?

– Он в порядке, – ответил Майкл. – А твой?

– Стареет, и характер все больше портится.

Майкл улыбнулся и сказал:

– Передай ему от меня привет.

Мужчина кивнул и спокойно произнес:

– Девять, ноль, девять, – после чего встал и ушел.

– Кто это был? – спросил Йен.

– Его зовут Штопор Два, – ответил Майкл совершенно серьезно, но, заметив озадаченность Йена, улыбнулся. – Его отца все звали Штопором. Сын унаследовал семейный бизнес, когда несколько лет назад отец ушел на покой.

– Какой бизнес?

Майкл немного подумал, потом негромко ответил.

– Вообще-то они занимаются своим делом в основном в Брюсселе, потому что именно там больше всего наемников и подобных им личностей. Его отец знает моего уже много лет. Так вот, Штопор получил свое прозвище потому, что не было такого места в мире, куда он не смог бы попасть, а потом без проблем унести оттуда ноги. Он мог достать почти все – от оружия до информации. Весь свой опыт и знания он передал сыну, которого, естественно, стали звать Штопор Два. Именно Штопор Два устраивал для нас конспиративные помещения и доставал все оборудование и вооружение, которое нам было нужно в Сирии пару лет назад.

Йен был заинтригован. Он коснулся лежавшего на столе портфеля.

– Что в нем?

– Ключи от квартиры в доме на берегу старой марсельской гавани, где местные жители издавна ловят рыбу, – ответил Майкл, – а еще – детальный план города.

– Это все?

Майкл покачал головой.

– Нет. Там еще пистолет, стреляющий зарядами с очень сильными транквилизаторами, два выкидных ножа, два обычных пистолета с глушителями и все необходимое снаряжение, включая запасные обоймы.

Взгляд Йена, прикованный до этого к небольшому портфелю, мгновенно переместился на молодого человека.

– Ты что, спятил? – прошипел он. – И ты думаешь пронести все это через таможню и контроль безопасности? Ты что, не знаешь, что там все это просматривается?

Майкл кивнул, потом дотронулся до стоявшей рядом с его стулом сумки.

– Я положу портфель в сумку, которая уже прошла досмотр. Сумка все равно, как обычно, будет просвечена рентгеном. Рентген покажет очертания портфеля и его содержимого. Но они не будут иметь ничего общего с тем, о чем я тебе только что говорил. Выкидные ножи будут смотреться как ручки-маркеры, и, даже если их взять в руку, они будут выглядеть точно так же. Пистолеты и все, что к ним полагается, покажутся на экране видеокассетами, и, если их вынут, они будут иметь вид видеокассет для специальной аппаратуры, потому что на специальной прокладке в их обложках изображены контуры видеокассет. Даже если портфель откроют и обыщут, только очень опытный таможенник поймет, что в нем на самом деле находится. Так что риска почти никакого. Помимо всего этого, в портфеле лежат несколько совершенно безобидных папок с документами.

Хотя это объяснение и произвело на Йена сильное впечатление, он все еще нервничал.

– И обо всем этом ты договорился по обычному телефону из номера гостиницы в Копенгагене?

Майкл кивнул.

– Конечно. Я позвонил старому другу, не упоминая никаких имен. У нас был недолгий разговор, во время которого я произнес несколько кодовых слов. Не знаю, какие именно пистолеты он сюда положил, но уверен, что лучшие – девятимиллиметровые. И еще уверен, что они чистые – проследить их будет невозможно. Ты заметил, что Штопор Два был в перчатках – ни на портфеле, ни на его содержимом нет никаких отпечатков пальцев.

Полное спокойствие Майкла убедило наконец датчанина. Когда они прилетели в марсельский аэропорт «Мариньян», слова молодого человека полностью подтвердились на деле. Они взяли свои сумки, прошли таможню и выпили в аэропорту еще по чашечке кофе. Майкл вынул портфель из сумки, установил комбинацию цифрового замка на девять, ноль, девять и открыл его. Йен подался вперед. В портфеле лежало именно то, о чем говорил Майкл: три видеокассеты, две толстые ручки-маркеры фирмы «Бон», толстая книжка-карта Марселя, два ключа на металлическом кольце и полдюжины тонких папок.

Майкл вынул план города и, раскрыв его, указал на обведенный чернилами кружок около гавани.

– Наша база здесь. Поехали.

Мужчины взяли такси до современного центра города, потом с полмили прошли пешком с сумками в руках, снова взяли такси и вышли из него где-то в полумиле от квартиры. Остаток пути они прошли прогулочным шагом, несколько раз останавливаясь поглазеть на витрины магазинов, как пара заправских туристов.

Йена, полицейского опытного, еще раз поразила безукоризненная техническая подготовка Майкла, особенно ярко проявившаяся тогда, когда они добрались до квартиры. Она располагалась на последнем этаже четырехэтажного здания, старого, но прекрасно отремонтированного. Подойдя к двери, Майкл вынул из бокового кармана сумки две пары тонких, синих бязевых перчаток и одну протянул Йену.

– Пока мы будем в доме, снимать их ни в коем случае нельзя, – сказал он.

В квартире были две спальни, ванная, небольшая кухонька и одна просторная комната, служившая одновременно столовой и гостиной. Мебели было немного, но ее вполне хватало. Открыв шторы, Йен увидел балкон, а дальше – гавань с лодками рыбаков и, к удивлению своему, сразу же почувствовал себя как дома. Эта квартира была именно такой, какую он хотел бы себе купить через несколько лет в Дании. Майкл первым делом подошел к телефонному аппарату, развинтил его и придирчиво осмотрел все провода и детали. Удовлетворившись результатами обследования, он собрал аппарат, потом стал внимательно изучать все выключатели и штепсельные розетки.

– Очень уж ты подозрителен, – заметил Йен.

– Мне это много месяцев вдалбливали в голову, – ответил Майкл. – Вообще-то я не думаю, что найду здесь микрофоны, но береженного, как говорится, Бог бережет. Что бы тебе хотелось на завтрак?

– На завтрак?

– Да. Здесь за углом есть маленький магазинчик. Пока ты здесь немного отдохнешь, я схожу туда и на несколько дней накуплю еды.

Йен усмехнулся и похлопал себя по округлявшемуся брюшку.

– Я пойду с тобой и куплю себе то, что Бриджит не дает мне дома, говорит, что от этого толстеют.

Майкл показал рукой на телефон.

– Хорошо, только сначала позвони своему знакомому и назначь встречу завтра на утро. Думаешь, он даст нам просмотреть их документы?

– Да, думаю, даст. Пару раз мы встречались с ним на семинарах и отлично ладили.

– Что ты ему собираешься рассказать?

– Ничего, – ответил Йен. – Он это должен будет понять. Я объясню ему, что мы занимаемся частным розыском, чтобы в отпуске за свой счет подзаработать немного деньжат. А платит нам семья человека, пропавшего без вести. Скажу ему, что свяжусь позже, когда и след наш простынет.

Майкл одобрительно кивнул.

На завтрак Йен съел копченой лососины с обжаренным хлебом, половину камамбера, копченой ветчины, салями и большую банку фруктового салата. Майкл выпил чашку чаю с тостом.

Ровно в девять часов они вошли в кабинет инспектора Корелли. Это был высокий, седовласый мужчина с крючковатым носом, в элегантном сером костюме и бледно-голубой рубашке с коричневатым галстуком. Держался он очень дружески. Йен представил Майкла как своего нового помощника и вкратце объяснил, что они наводят справки по одному деликатному делу для некоей весьма состоятельной семьи. Корелли понимающе кивал, ситуация была вполне заурядной. Он нашел им пустой кабинет, позвал своего сотрудника и велел предоставить им всю интересующую их информацию, а также принести кофе, если понадобится.

Йен захватил с собой самую новую свою игрушку – небольшой ноутбук фирмы «Саньо». В течение следующих четырех часов они вместе перелопачивали горы документов, а Йен заносил в компьютер те сведения, которые казались им наиболее интересными. Потом они поблагодарили Корелли за помощь, и Йен пообещал перезвонить ему через несколько дней и пригласить на обед или на ужин. Не за свой счет, с улыбкой пояснил он. После этого они нашли через пару кварталов вполне приличный ресторанчик. Столики там стояли на достаточном расстоянии, чтобы можно было поговорить, не опасаясь чужих ушей. Майкл хотел заказать буйабес – рыбную похлебку с чесноком и пряностями, коронное блюдо юга Франции, но Йен, который как-то раз уже побывал в Марселе, посоветовал отведать это блюдо в одном известном ресторанчике на окраине города, где буйабес был просто великолепен. В результате оба они заказали по бифштексу и обсудили новости, которые узнали в то утро.

Во время разговора Йен выяснил для себя еще одно качество молодого человека. Он был не только умен и прекрасно подготовлен – как тактически, так и физически – к такого рода операциям, но и совершенно беспощаден. План его был очень прост. Из документов, с которыми им дал ознакомиться Корелли, они выяснили, что самым крупным преступником Марселя, занимающимся наркотиками и проституцией, был некто Ив Бутэн. Сфера его деятельности распространялась значительно дальше кварталов красных фонарей между Оперой и Старым портом. У него были налажены связи с итальянской мафией, испанскими бандитами и с преступными группировками Северной Африки. Несколько раз его арестовывали, но до суда дело никогда не доходило. Его политические связи в городе, в полицейском управлении и в Париже были очень крепкими.

В компьютер Йена были занесены все бары и публичные дома, которые, как полагала полиция, контролировал Бутэн, а также адреса его виллы на побережье и роскошной квартиры в самом городе. Он был женат и имел двоих детей – мальчика четырнадцати лет и одиннадцатилетнюю девочку. Было у него и два младших брата, причем оба принимали самое непосредственное участие в семейном бизнесе: старший – Жорж – ведал наркотиками, а младший – Клод – проституцией. Сам Ив номинально руководил всеми операциями и, кроме того, возглавлял вполне законную строительную компанию, которой каким-то образом удавалось получать львиную долю муниципальных подрядов. Йен объяснил Майклу, что Марсель – один из самых коррумпированных городов во Франции, если не во всей Европе.

В полицейском управлении они просмотрели целую пачку фотографий Бутэна – как сделанных в полиции при арестах, так и запечатлевших его в обычной обстановке. Это был приземистый мужчина лет шестидесяти, совершенно лысый, с темно-каштановыми усами. Они внимательно изучили снимки его братьев, ближайших подручных и многочисленных менее заметных членов банды. В числе многих документов особый интерес представляла папка, содержавшая сведения о его отношениях с молодой любовницей, к которой Бутэн, по всей видимости, был сильно привязан. Яркую блондинку звали Дениз Дефор. Уже пять лет она жила с ним в городской квартире, которую он снимал специально для нее, и большую часть вечеров на неделе Бутэн проводил в ее обществе. Формально она была управляющей его самого известного ночного клуба «Розовая пантера», на втором этаже которого находился бордель. В клубе работало около сорока обворожительных девиц, развлекавших клиентов и принимавших участие в представлениях со стриптизом.

Майкл и Йен обсудили за обедом всех этих персонажей. Именно тогда, уплетая за обе щеки, Йен обнаружил, насколько мог быть жесток Майкл.

– Я бы взял одного из детей или любовницу.

Йен перестал жевать и с набитым ртом спросил:

– Что?

– Ну это же очевидно, – ответил Майкл. – Нам с мсье Бутэном надо серьезно поговорить. В последние годы и месяцы здесь происходило много стычек и убийств при разборках между отдельными бандами, поэтому с тех пор Бутэн находится под постоянной сильной охраной. Я же не смогу к нему просто так подойти и сказать, что хотел бы поболтать с ним о его делишках. Но если у меня будет что-нибудь дорогое его сердцу, уверен, он пойдет со мной на разговор. Вопрос для меня только один: ребенок или любовница?

– Ты что, собираешься их похитить?

– Естественно.

– Но ведь это же преступление!

Майкл усмехнулся.

– Да что ты говоришь! А я об этом как-то даже и не подумал.

Йен опустил ложку в вазочку с десертом, взглянул на молодого человека и сказал:

– Слушай, Майкл, я ведь полицейский, черт тебя побери. Я не могу красть людей, даже если они дети или любовницы бандитов.

– Тебе этим заниматься и не придется, – ответил Майкл. – Ты останешься в квартире, будешь себе сидеть на балкончике, потягивать хорошее вино и наслаждаться видом гавани.

Воцарилось долгое молчание. Разговор этот, несомненно, вывел датчанина из равновесия. Он даже отодвинул от себя тарелку с остатками десерта.

– Ты можешь предложить что-то более оригинальное? – спросил Майкл.

– Нет. Просто я считал, что мы только покрутимся здесь и разнюхаем то, что нам пригодится для последующего проведения операции.

Майкл кивнул.

– Конечно, так мы и поступим. И начнем сегодня же вечером. Прежде всего наведаемся в «Розовую пантеру». Но, кроме этого, нам бы совсем не помешало узнать, в какую школу ходят дети Бутэна и чем они еще занимаются. Может быть, твой друг Корелли в курсе. Сегодня ночью мы узнаем, когда любовница Бутэна уходит из клуба и как она добирается до дома. Йен, поверь, у нас нет выбора. Если я возьму одного из его братьев или ближайших подручных, он на это может отреагировать совсем не так, как надо. Если бы Бутэн сам не был жесток, он никогда не смог бы стать тем, кем стал.

– Он ведь там не один, – пробурчал Йен.

Майкл пропустил это замечание мимо ушей. Мысли его уже были далеко, в небольшой брюссельской клинике. Причем мысли эти были совсем растрепанными. Он чувствовал себя как еще не оперившийся птенец, выпавший из гнезда и пытающийся снова в него забраться. Но после нескольких взмахов крыльями он каждый раз опять падает на землю. Конечно, он решителен, отлично натренирован и тверд как кремень. Майкл посмотрел на датчанина, ответившего ему взглядом, в котором явно сквозило уважение. Завтра, подумал Майкл, он обязательно позвонит Блонди и передаст ей для Кризи всю информацию. Когда он выберется из больницы, то приедет сюда и позволит ему делать все, что Майкл сочтет нужным, а сам будет оставаться в тени, так, на всякий случай, для страховки… но только завтра.

В самом начале четвертого у инспектора Корелли зазвонил телефон. Он выслушал Йена и сказал:

– Подождите минутку. – Потом нажал на компьютере какие-то клавиши, взглянул на монитор и проговорил: – Они оба учатся в частной «Школе святого Жана». Это закрытое учебное заведение в Швейцарии, недалеко от Женевы. Естественно, туда берут детей только очень богатых родителей, потому что плата за обучение просто невообразимая. Вам что-то еще нужно?

– Нет, ничего, большое спасибо, – ответил Йен. – Через несколько дней я перезвоню. – Он положил трубку и повернулся к Майклу. Они уже вернулись в квартиру. – Оба ребенка учатся в закрытой школе в Швейцарии. Может быть, на выходные они наведываются домой. Если надо, я могу выяснить.

Майкл покачал головой.

– Нет, сейчас еще только вторник. С этим делом, думаю, пока можно подождать. Значит, надо браться за любовницу… или лучше, наверное, будет, если я один ею займусь?

– Нет, – выразительно сказал Йен. – Я подумал об этом. Мы пойдем вместе. Сегодня вечером ничего не случится. – Он указал рукой на стол в гостиной. – Посмотрим, что там за пистолеты?

Они лежали вместе – две черные, девятимиллиметровые «беретты».

– Нет, – ответил Майкл. – В клубе наверняка полно охранников и вышибал, а в заведениях такого рода посетителей нередко обыскивают.

– А в Копенгагене – нет.

Майкл усмехнулся.

– Здесь не Копенгаген.

После разговора с Йеном инспектор Корелли в своем кабинете тоже повесил трубку. Некоторое время он сидел, задумчиво уставившись на телефонный аппарат. Потом снова снял трубку, набрал номер и минуты три беседовал. В конце разговора он дал детальное, полицейски точное описание Йена и Майкла.

Глава 14

Обстановка в кабинете была вполне типичной для небольших частных фирм, дела которых развиваются в высшей степени успешно. Привлекательная секретарша средних лет, сидевшая в приемной, работала на компьютере. Напротив нее стоял журнальный столик и три удобных кожаных кресла. На стенах висели подлинные картины маринистов, написанные маслом. Последний раз Кризи был в этой марсельской фирме шесть лет назад. Когда он вошел в приемную, секретарша бросила на него рассеянный взгляд и тут же перевела его обратно на экран компьютера. Потом она резко повернулась и подскочила на своем стуле с выражением несказанного изумления на лице.

– А я думала, вы умерли, – сказала она запинаясь.

– Да я вроде как заново к жизни вернулся. – Он указал на дверь в кабинет. – Он там?

Она немного оправилась от потрясения.

– Да, но у него посетитель. – Она сняла телефонную трубку. – Я скажу ему, что вы пришли.

Он покачал головой.

– Не надо, я подожду. На чашечку кофе я мог бы рассчитывать?

Она тут же встала и подошла к стоявшей в углу приемной кофеварке. Попробовав кофе, он поднял глаза и удовлетворенно сказал:

– Ну и память у вас! Прошло почти шесть лет со времени моего последнего визита в вашу контору, а вы помните, что я пью кофе без сахара и без молока.

В ответ на комплимент она улыбнулась, подумав о том, что, однажды встретив этого человека, забыть его уже было невозможно. Ей очень хотелось посмотреть на реакцию босса, когда тот увидит посетителя.

Через пару минут из кабинета вышел очень темный негр в хорошо сшитом костюме, за которым последовал Леклерк.

– Вы получите мой факс в четверг, – говорил он, – но цены, как я сказал, окончательные. Главное – чтобы вы вовремя выставили аккредитив.

В этот самый момент взгляд Леклерка уперся в Кризи. Хозяин кабинета на мгновение осекся, но на лице его ничего не отразилось. Леклерк всегда отлично играл в покер.

Негр вышел, Кризи поднялся с кресла. Леклерк обернулся к нему, и двое мужчин в полном молчании долго смотрели друг на друга. Леклерк был примерно одного с Кризи возраста, высокий, цветущий, начавший немного полнеть человек. В синем костюме в еле заметную полоску он очень походил на банкира. На самом же деле хозяин кабинета был бывшим наемником, который в один прекрасный день обнаружил, что гораздо выгоднее торговать оружием, чем пользоваться им самому. К тому же несопоставимо безопаснее. Со временем он стал одним из самых удачливых торговцев оружием в Европе. Шесть лет назад, когда Кризи объявил войну одному из кланов итальянской мафии, оружие он покупал у Леклерка. Близкими друзьями они никогда не были и никогда бы, наверное, не стали, но относились друг к другу с уважением.

Леклерк сделал рукой жест в сторону распахнутой двери, Кризи прошел в кабинет со своей чашечкой кофе. Помещение было просто роскошным, но его интерьер немного портили развешанные на стенах большие фотографии самого разного вооружения – от танков и транспортных самолетов до пистолетов-пулеметов. Леклерк сел в свое кресло, стоявшее за большим письменным столом красного дерева, Кризи устроился напротив.

– До меня доходили разные слухи, – сказал француз. – Поговаривали о том, что ты остался жив, что в той неаполитанской больнице ты не умер. Болтали о том, что все было подстроено. Я слухам не верил, но потом, пару лет назад, снова поползли разговоры, что тебя видели в Америке и на Ближнем Востоке. Еще говорили, что Макси Макдональд и Фрэнк Миллер сделали для тебя какую-то работу. – Он едва заметно улыбнулся. – Старые твои друзья. Тогда я начал верить слухам.

– Да, в тот раз я решил, что лучше будет, если меня будут считать мертвым. За мной гонялась половина проклятой итальянской мафии.

Леклерк расплылся в улыбке.

– Меня это совсем не удивляет. Ты ведь тогда целиком разделался с их самым сильным кланом. Арсенал, которым я тебя снабдил, видимо, пришелся кстати.

– Да, он очень пригодился, – признался Кризи. – Я тебе и теперь за него благодарен.

В ответ на это признание Леклерк слегка склонил голову и спросил:

– Чем я теперь могу тебе быть полезен?

Кризи сделал неопределенный жест в сторону окна.

– Ты знаешь этот город лучше, чем кто бы то ни было другой. Мне нужны кое-какие сведения о местных преступных группировках. В зависимости от характера этой информации, мне сможет понадобиться кое-какое легкое оружие. И вероятно, сегодня же.

– Понадобится сегодня, значит, сегодня и получишь. Какого рода информация тебя интересует?

– Я знаю, что у здешних преступников очень четкая специализация. Человек или люди, которых я ищу, занимают самое высокое место в иерархии торговцев наркотиками и организации проституции. Если в городе кто-то занимается торговлей белыми рабынями, эти люди либо вовлечены в этот бизнес, либо располагают о нем информацией. Мне надо знать, где их можно найти и какими силами они обладают.

Леклерк ответил не раздумывая:

– Тебе нужен Ив Бутэн. Он в основном контролирует проституцию в самом городе и в значительной степени на побережье. Он же возглавляет одну из преступных организаций, занятых торговлей наркотиками. Но как сутенеру ему нет равных.

Леклерк описал Бутэна, рассказал о его семье, братьях, любовнице, основных его подручных, его публичных домах и клубах. В заключение он сказал:

– У него очень крепкие политические связи и тесные контакты с некоторыми полицейскими.

При этих словах Кризи подался вперед и спросил с заметным волнением:

– Насколько надежны твои собственные связи и достоверны сведения о местных полицейских?

Леклерк слегка улыбнулся, сделав при этом изящный жест рукой.

– Что касается моего бизнеса, эти связи просто отличные. Полиция в этом городе коррумпирована снизу доверху. В Марселе так всегда было и всегда так будет.

Кризи еще сильнее подался вперед.

– Ты знаешь такого инспектора – Сержа Корелли?

– Да. И очень неплохо.

– Он тоже взятки берет?

Леклерк разразился взрывом хохота, а когда он прошел, сказал:

– Это еще очень мягко сказано! Да он во всем городе первый хапуга. Это очень богатый человек, и состояние его растет день ото дня. Причем в немалой степени за счет пожертвований Ива Бутэна… Практически, они партнеры. – Заметив угрюмое выражение на лице Кризи, он спросил: – А в чем, собственно, дело?

Кризи глубоко задумался. Когда он снова заговорил, ответ на свой вопрос Леклерк так и не получил.

– Если бы я или кто-нибудь другой пошел к Корелли и стал его предметно расспрашивать о Бутэне, сообщил бы Корелли об этом Бутэну?

– Немедленно, – улыбнувшись сказал Леклерк.

– Даже в том случае, если бы вопросы задавал полицейский другой европейской страны?

Леклерк снова улыбнулся.

– В этом случае он поставил бы Бутэна в известность просто в ту же секунду.

После непродолжительного молчания Кризи сказал:

– Да, оружие мне точно понадобится.

– Что именно ты бы хотел?

Тон Кризи стал резким и деловым.

– У тебя есть «Кольт-1911»?

Леклерк кивнул.

– Эта игрушка у меня есть всегда.

– И три запасных обоймы.

Леклерк снова кивнул.

– Еще мне нужен небольшой автомат, который легко спрятать под одеждой. Что-нибудь вроде «Ингрема-10», чтобы его было просто собрать и разобрать.

– Они у меня имеются, – сказал Леклерк, – но есть и кое-что получше. Совсем новая модель. Ты еще, наверное, таких не видел.

Он встал с кресла и подошел к одной из стен кабинета, отделанной дубовыми панелями. Нажав на одну из них рукой, Леклерк сдвинул ее вправо. За ней был массивный стенной сейф. Он набрал комбинацию числового замка, открыл тяжелую дверцу и вынул из сейфа несколько металлических коробок. Кризи стоял рядом и наблюдал, как Леклерк их открывал. В одной из коробок лежал «Кольт-1911». Кризи взял его, привычно сжал рукоять и положил на место. Потом заглянул в другую коробку и спросил:

– А это что еще за чертовщина?

Леклерк не без гордости ответил:

– Это и есть новая модель небольшого автомата. Называется она ФН-П90. Эта модель сильно отличается от предыдущих. Корпус автомата и магазин сделаны из пластмассы, они легко отделяются от металлических деталей.

Он быстро разобрал автомат. Заняла эта операция всего несколько секунд. Потом он заново его собрал и протянул Кризи.

– В длину он будет не больше твоего плеча, – объяснял Леклерк, – но с полутораста метров пробивает бронежилет. По убойной силе превосходит все скорострельные винтовки, находящиеся на вооружении в НАТО, и все другие марки сравнительно небольших автоматов.

Оружие произвело на Кризи впечатление. Его было очень легко скрыть под пиджаком или пальто в специальной кобуре. Леклерк как будто прочел его мысли.

– Я могу дать тебе к нему кобуру и глушитель. Он, правда, немного громоздкий, но отлично поместится в специальном кармашке той же кобуры.

Кризи кивнул.

– Мне еще для «кольта» нужен глушитель.

– С этим проблем нет. Что тебе, кроме этого, может понадобиться?

– Четыре осколочные гранаты и четыре осветительные фосфорные с устройством для метания. Кроме того, пару защитных очков от вспышки и, пожалуй, еще три пары наручников.

– С этим все в порядке, – сказал Леклерк, делая пометки на листке бумаги. – Если хочешь, можешь пострелять у меня на складе из этого автомата. Он настолько легкий, что при стрельбе прилично отдает в плечо и немного задирает ствол.

Кризи покачал головой.

– У меня нет времени. Днем я должен кое-что выяснить и подготовить, а ночью надо будет поработать. Есть еще одна вещь, хотя не знаю, найдется она у тебя сейчас или нет. Если помнишь, прошлый раз ты дал мне детали для изготовления очень компактного, но эффективного взрывного устройства с пластиковой взрывчаткой, крошечным детонатором и небольшим пультом дистанционного управления, действующим с пары сотен метров.

– Помню, – ответил Леклерк. – Еще помню, что в газете прочитал, как ты его использовал в Италии. Не самый приятный способ посылать человека в ад.

Кризи пожал плечами.

– Тот, кого я туда послал, вовсе не был приятным человеком. Так ты можешь мне это достать?

Леклерк снял трубку одного из трех телефонов, стоявших на письменном столе, набрал номер, какое-то время молча слушал, потом быстро сказал что-то по-французски, снова выслушал собеседника и спросил Кризи:

– Бомба эта тебе нужна в собранном виде или в разобранном?

– В разобранном, – ответил Кризи. – Я сам ее, когда понадобится, соберу.

Леклерк снова быстро сказал что-то в трубку. Потом повесил ее и сказал:

– Детали взрывного устройства будут сюда доставлены в шесть вечера вместе со всем остальным. Что тебе еще может понадобиться?

Какое-то время Кризи сосредоточенно соображал.

– Мне нужна какая-нибудь безопасная дыра и хорошая, быстрая тачка, на которой бы ничего не висело, и чтоб были документы для переезда границ в Европе. Она должна быть полностью заправлена, и в багажнике в канистрах еще литров сто бензина пусть будет. Не уверен, что машину эту я верну, поэтому включи в счет ее полную стоимость. И в той дыре конспиративной, которую ты организуешь, и в машине мне нужен трехдневный запас еды и питья на трех человек. Что именно – сам знаешь.

Леклерк сделал на листке дополнительные пометки и сказал:

– Все это устроить не трудно. Вместо дыры у тебя будет квартира в том доме, на последнем этаже которого я живу. На самом деле все это здание принадлежит мне, но об этом никто не знает. Местный дилер БМВ – мой приятель. Я закажу ему хорошую подержанную машину и прослежу, чтобы за день ей сделали полное техобслуживание.

Он откинулся на спинку кресла и пристально взглянул на Кризи. Потом спокойно проговорил:

– Могу тебе только повторить то, что говорил, когда ты был здесь в последний раз. Близкими друзьями мы никогда не были. Не думаю, что, кроме Гвидо в Неаполе, у тебя вообще есть действительно близкие друзья. Не такой ты человек. Но как я тебе в тот раз еще говорил, я твой должник. Ты мне в Катанге спас жизнь. Этого одного уже вполне достаточно, а я у тебя в долгу еще и за Родезию. Ты помог мне там получить очень выгодный заказ. – Он развел руки в стороны и продолжил: – Теперь ты в моем городе и, как я понял, выступишь против Бутэна, у которого полно боевиков. Может быть, тебе нужно какое-нибудь прикрытие? Я знаю здесь неплохих ребят, которым вполне можно доверять.

– Очень тебе благодарен за предложение, но… ты же меня знаешь – спасибо, нет.

Леклерк медленно кивнул головой. Оба они встали, и француз сказал:

– К шести у меня здесь будет для тебя все, о чем мы говорили, включая досье на Корелли. Потом мы займемся твоей «дырой» и тачкой. Если что-нибудь будет нужно еще, позвони мне. У тебя есть мой домашний номер.

– Спасибо, позвоню. Теперь скажи, сколько я тебе за все должен?

Лицо Леклерка исказила гримаса, как будто ему стало очень больно.

– Кризи, будь другом… Не обижай меня.

Они обменялись рукопожатием, и Кризи ушел. Леклерк подошел к окну и с высоты пятого этажа стал смотреть на улицу. Он увидел, как американец вышел из парадного, пересек дорогу и быстро куда-то пошел. Вокруг было полно такси, но Кризи был не из тех, кто после такой встречи сразу же сел бы в машину. Сначала он должен был убедиться, что ему никто не сел на хвост.

Леклерк повернулся, подошел к двери кабинета, открыл ее и спросил у секретарши:

– Сколько у меня есть акций строительной компании Бутэна?

Она нажала на клавиши компьютера, взглянула на экран и ответила:

– Семнадцать тысяч. На прошлой неделе они поднялись на четыре пункта и держатся достаточно прочно. Руководство компании уверено, что в следующем месяце подпишет контракт на строительство нового моста и эстакады. Это очень большой проект.

Леклерк сухо сказал секретарше:

– Обязательно продай все эти акции сегодня же до конца рабочего дня.

Глава 15

Женщина стояла спиной к письменному столу и смотрела сквозь большое, зеркальное с внешней стороны стекло. Она была настолько красива, что, выйдя на улицу в любой столице мира, могла бы вызвать затор автомобилей: длинноногая, с высокой грудью и осиной талией, переходящей в крутые бедра. Ее пепельные волосы спадали на плечи, резко контрастируя с синим цветом длинного вечернего атласного платья.

Она еще какое-то время продолжала смотреть сквозь одностороннее зеркало, с противоположной стороны проходившее вдоль всей стены, занимаемой баром. С этого места ей как на ладони было видно все пространство клуба. Справа находилась небольшая сцена, а дальше – возвышавшийся над ней небольшой подиум, на котором хватало места для музыкальной группы из четырех человек. Вдоль стен стояли уютные, обитые велюром диванчики и небольшие столики, а в центре зала часть натертого до ослепительного блеска пола оставалась свободной для танцев.

Посетителями здесь, как правило, были среднего возраста бизнесмены. Все работавшие в заведении девицы были одинаково восхитительны. Они были одеты в длинные вечерние платья. Официантки, наоборот, носили кремового цвета шелковые блузки с вырезом до самой талии и очень короткие узкие юбки, на ногах у них были черные чулки в крупную сетку и черные кожаные сапожки до колена.

Повернув голову, она увидела входивших в зал двух мужчин. Один из них – начавший полнеть блондин с нетронутой загаром кожей. Ей показалось, что ему около сорока. Второй был значительно моложе, с абсолютно черными волосами и смуглой кожей. Резкие черты его лица показались ей очень красивыми. Мужчины сели за стойкой бара, почти перед ней, на какое-то время их лица заслонил от нее затылок девушки, работавшей в баре, которая принимала у них заказ.

Женщина повернулась и передвинула один из рычажков в ряду переключателей. Тут же раздались их голоса. Они говорили по-английски. Блондин заказал виски с содовой, уточнив сорт виски – «Чивас Ригэл». Молодой человек заказал кампари и свежий апельсиновый сок. Приготовив напитки, девушка за стойкой бара, как ей и было положено, завязала с мужчинами разговор. Прежде всего она спросила, откуда они приехали. Блондин сказал, что из Стокгольма, а молодой красавчик – с Кипра. Барменша сообщила, что представление у них начинается в полночь и спросила, не хотят ли они зарезервировать себе столик. Молодой человек ответил, что они останутся сидеть за стойкой бара.

Девушка отошла, чтобы обслужить другого посетителя, а красавица, стоявшая за зеркальным стеклом, еще раз внимательно вгляделась в лица мужчин. Потом она сняла трубку телефона, набрала номер, и ей тут же ответили. Она сказала:

– Ив, они здесь… Да, полностью подходят под описание. – Какое-то время она слушала, потом взглянула на часы и проговорила: – Хорошо, на полпути к сцене.

Повесив трубку, она отошла от стола и направилась к двери.

Головы Майкла и Йена одновременно повернулись влево, когда она появилась в зале, закрыв за собой незаметную дверь. Она с улыбкой пошла по направлению к ним, прекрасно осознавая, какое впечатление она произведет на них. Она всегда производила на мужчин одинаковое впечатление, если только они не были гомосексуалистами или импотентами. Первому женщина протянула руку блондину и сказала:

– Добро пожаловать в «Розовую пантеру». Меня зовут Дениз, я тут работаю менеджером.

Она пожала его руку, и он ответил ей тем же, чувствуя себя немного взволнованным. Дениз высвободила руку, протянула ее молодому человеку и тоже пожала. Ответного рукопожатия не последовало, как не последовало ни легкого волнения, ни жадного, пристального взгляда на ее высокую грудь. Он смотрел ей прямо в лицо – не без интереса, но восхищения в его взгляде не читалось. Она снова убедилась в том, что юноша был потрясающе красив. Несколько минут женщина с ними поболтала, задавая обычные, ничего не значащие вопросы, потом сказала, что, если им захочется провести время в компании дам, те всегда готовы к задушевной беседе и, если будет на то желание, к не менее интимному общению в специально для этих целей предназначенных комнатах второго этажа.

– Сегодня в полночь у нас будет очень неплохое представление, – сказала она. – Но в час ночи состоится… как бы это поточнее сформулировать… еще более эротическое шоу. Это представление происходит у нас на втором этаже. Обычно туда допускаются только те, кто решил провести вечер с одной из наших девушек, но, поскольку вы посетили нас впервые, приглашаю вас на него в качестве моих личных гостей.

Йен хотел было что-то сказать, но Майкл его перебил:

– Это очень любезно с вашей стороны. Мы обязательно воспользуемся оказанной нам честью.

Она улыбнулась и бросила в его сторону взгляд, полный недвусмысленных обещаний.

– Я приду за вами незадолго до начала шоу, – ласково проворковала она.

Потом Дениз повернулась и скрылась за неприметной дверью. Пока она шла к ней, оба мужчины не сводили глаз с ее плавно покачивавшихся бедер. Когда женщина скрылась за дверью, Йен прошептал:

– Ты действительно хочешь посмотреть это секс-шоу? Я прослужил в Копенгагене три года в отделе нравов и могу тебе сказать, что эротики в таких представлениях, как правило, маловато.

Сохраняя невозмутимое спокойствие, Майкл ответил:

– Это необходимо. Мне надо как можно ближе познакомиться с внутренней планировкой этого дома, чтобы отработать план захвата.

Датчанин кивнул и проговорил:

– Теперь меня совсем не удивляет, что ты решил брать ее, а не одного из детей.

Глава 16

В каком-то отношении Серж Корелли был лишен многих из тех естественных инстинктов, которыми обладал Йен Йенсен. О том, что за ним ведется слежка, он даже не подозревал. Из кабинета он вышел поздно, где-то после семи, и выехал из подземного гаража на красном «Рено-19». На своем «Мерседесе-600» на работу он не ездил никогда.

Он не обратил внимания на взятый напрокат скромный «ситроен», влившийся в поток движения, как только он отъехал от здания полицейского управления. Корелли ехал в бар «О'Берри», расположенный на улице Эвеше. Машину он оставил под знаком, запрещавшим парковку, и ушел, не думая ее запирать – каждому марсельскому жулику было известно, чей это автомобиль.

Уже через минуту он пил свою обычную порцию водки с тоником и болтал с пышногрудой барменшей, с которой у него несколько лет назад был быстротечный, но бурный роман. Он пробыл в баре до девяти, потом сделал запоздалый звонок жене и сказал ей, что остается на деловой ужин. Проехав четыре квартала до улицы Лорет, он поставил машину на стоянку около ресторанчика «У Этьена», как и раньше не позаботившись о том, чтобы ее запереть.

Ужинал он не спеша. Сначала Корелли съел овощной суп, потом бифштекс из вырезки с трюфелями, запеченное яблоко и сладкие блинчики, политые подожженным коньяком. Все это он запил бутылочкой «Шато Марго». Потом ему принесли чашечку кофе и рюмку марочного коньяка. Ресторан был дорогой, но, когда незадолго до полуночи он встал из-за столика, счет ему не подали. Подошедший хозяин ресторана лишь почтительно пожал ему руку.

На стоянке было темно, и, хотя инспектор Серж Корелли равновесия не терял, на ногах он держался не очень уверенно. Открыв дверцу «рено», он плюхнулся на сиденье. Захлопнув дверь, инспектор полез в карман за ключом зажигания. Как раз в это мгновение полицейский почувствовал, как что-то холодное уперлось ему в затылок, и услышал спокойный голос, бегло, без всякого акцента говоривший по-французски.

– Это – «Кольт-1911» с тупорылой пулей сорок пятого калибра. Или ты делаешь то, что я тебе говорю, или эта пуля вышибает тебе мозги.

Корелли застыл, чувствуя, как в крови поднимается уровень адреналина, и пытаясь не удариться в панику.

– Кто ты? – выпалил он. – Ты хоть знаешь, кретин, с кем имеешь дело?

Сзади холодный голос спокойно проговорил:

– Ты – инспектор Серж Корелли, и, если не заткнешься, я твои мозги по обшивке размажу. Заводи машину и езжай в район старого рыбного рынка. Не вздумай превысить скорость. Мне наплевать, останешься ты жить или сдохнешь, так что, если решишь пошутить, это будет твоя последняя шутка.

Корелли вел машину аккуратно и лихорадочно пытался вычислить, что это за человек сидел сзади. В бардачке у него лежал пистолет, но бардачок был заперт, а ключ от него висел на том же самом брелке, на котором был ключ зажигания. Единственный шанс достать пистолет мог появиться только тогда, когда они доедут до места назначения. Тогда он заглушит двигатель и вынет связку ключей из зажигания, этот человек должен будет выйти из машины, и у него появится одна или две секунды, чтобы попытаться открыть бардачок.

Они доехали до района старого рыбного рынка, там незнакомец стал давать ему краткие, точные указания, как ехать дальше. В конце концов они въехали на слабо освещенную улочку, расположенную за рядом мастерских по пошиву одежды. Вдоль нее стояли ветхие гаражи, на многих из которых висели вывески о сдаче машин напрокат.

Было уже около половины первого ночи, улочка была пустынна. Голос приказал ему съехать на обочину и остановить машину. Потом последовало указание переключить скорость на нейтральную и поставить машину на ручной тормоз. Потянув ручник на себя, Корелли почувствовал, что в затылок ему больше ничего не упирается. Он напрягся, чтобы сделать задуманное, и в этот самый миг в мозгу его вспыхнул ослепительный взрыв, резко сменившийся непроглядной темнотой, – рукоять пистолета ударила его по черепу.

Очнулся полицейский на полу в углу какого-то помещения, руки его были скованы за спиной наручниками. Несмотря на сильную боль, он попытался сесть, облокотился спиной о стену и стал оглядываться. Гараж освещался единственной слабой лампочкой, свисавшей с потолка. Инспектор увидел старый деревянный стол с двумя стульями, стоявшими по разные его стороны, и очертания крупного мужчины, одетого в черное, который смотрел на него в упор. Мужчина протянул руку и взял тяжелый черный пистолет с глушителем. Не целясь, он нажал на курок. Пуля вошла в стену в шести дюймах над головой Корелли, обсыпав его штукатуркой. Со стоном инспектор дернулся, пытаясь уклониться от следующего выстрела, но упал на колени. Вторая пуля отбила кусочек стены прямо перед его лицом. Корелли в ужасе застыл. Голос человека был совершенно спокойным. Он указал на стул.

– Встань, подойди сюда и сядь.

Несколько секунд Корелли не двигался. В диком страхе он согнулся и уставился в цементный пол, покрытый масляными пятнами.

– Быстро делай, что тебе сказано, и не задавай вопросов. Пасть не раскрывай, пока не скажу.

Корелли с трудом поднялся на ноги. Боль в голове была очень сильной. Он осторожно пересек помещение и сел на краешек стула. Глаза его снова смотрели на человека, сидевшего по другую сторону стола. Корелли заметил коротко подстриженные седые волосы, шрамы на лице и холодный взгляд серо-голубых глаз. Потом полицейский перевел взгляд на стол. На нем лежало несколько странных предметов, назначения которых он не понимал: два круглых металлических диска с выемками посредине и скошенными краями, комок какого-то вещества, похожего на пластилин, маленькую металлическую трубочку с двумя прикрепленными к ней проводками и небольшую коробочку с двумя кнопками.

– Ты знаешь, что это такое? – спросил мужчина.

– Нет, – пробормотал Корелли.

– Это детали небольшого, но очень мощного взрывного устройства. – Человек чуть подался вперед и указал на металлический диск диаметром около четырех дюймов. – Это – верхняя крышка. – Он указал на сгусток серого вещества. – Это – пластиковая взрывчатка. – Его палец коснулся небольшой черной металлической коробочки с кнопками. – Это – дистанционное управление. – Голос звучал совершенно обыденно. – Конечно, чтобы взорвать дом, эта бомба маловата, но, когда я ее соберу и укреплю у тебя на спине, а потом она взорвется, тебя пополам точно разорвет.

Глаза Корелли не отрывались от лежавших на столе предметов, как будто он был загипнотизирован.

Человек продолжал:

– Мы с тобой должны будем провести вместе несколько часов. Ты мне ответишь на ряд вопросов, и, в зависимости от твоих ответов, мы съездим на небольшую прогулку. Все это время бомба будет закреплена у тебя на позвоночнике. Пульт дистанционного управления все время будет у меня в кармане, и, чтобы ее взорвать, мне надо будет только пальцем на кнопку нажать. Так что молись, чтобы я не споткнулся и чтобы что-нибудь мне на голову не свалилось.

Француз поднял голову и снова взглянул в холодные глаза мужчины. Когда Корелли задал ему вопрос, показалось, что каркнула ворона.

– Кто вы?

– Для тебя – я жизнь или смерть. Выбирать будешь по собственному усмотрению.

– Что вам надо?

Мужчина наклонился и принялся собирать бомбу. До полицейского, который следил за его движениями с завороженностью кролика перед удавом, слова этого человека доносились будто издалека:

– К тебе заходил датский полицейский по имени Йен Йенсен. Скорее всего, это было сегодня утром. Он задавал тебе вопросы о некоторых преступных группировках в этом городе, может быть, просил показать кое-какие документы полицейского управления.

Мужчина оторвал взгляд от стола, и Корелли снова спросил его:

– Вы кто?

Человек не торопясь положил на стол детали, которые держал в руках, встал, обошел вокруг стола, схватил француза за волосы, поднял со стула и с невероятной быстротой трижды ударил кулаком, причем все три раза в разные нервные узлы. Боль, пронзившая тело полицейского, была настолько сильной, что он чуть не потерял сознание. Корелли отвалился на спинку стула, а Кризи снова обошел вокруг стола, сел на свое место и продолжил спокойно собирать взрывное устройство. Он невозмутимо произнес:

– Если ты не будешь отвечать на мои вопросы, я снова сделаю то же самое… потом еще раз… потом опять повторю. Только с каждым разом сильнее. Если ты и тогда отвечать не будешь, я тебе один за другим пальцы на руках отстрелю. А потом – на ногах.

Корелли упал лицом на стол, от боли тело перестало ему повиноваться. Он медленно поднял голову, взглянул мужчине в глаза и понял, что тот сделает все именно так, как сказал. Голосом, который почти не был слышен, полицейский пробормотал:

– Да, он был сегодня утром еще с одним… молодым человеком. Он сказал, что это его помощник, но я ему не поверил. Слишком уж он молод и совсем не похож на датчанина.

Кризи закончил укладывать взрывчатку в углубление диска. Потом развинтил маленькую металлическую трубочку, проверил кадмиевую сотовую батарейку, аккуратно соединил оба проводка и тщательно закрепил детонатор в пластиковой взрывчатке.

– Ты ему показывал какие-нибудь документы? – спросил мужчина, не глядя на Корелли.

– Да.

– Какие именно?

– По проституции и наркотикам.

– О какой именно банде?

На Корелли постоянно накатывали приступы тошноты. Он несколько раз мучительно сглотнул густую слюну и покачал головой.

– Не знаю, что они смотрели, меня там не было. Не знаю. Я устроил их в отдельном кабинете.

Кризи привинчивал к бомбе заднюю крышку. Он поднял на Корелли глаза и спросил:

– Какая преступная группа из тех, что занимаются в городе наркотиками и проституцией, самая сильная?

После непродолжительного молчания Корелли тихо ответил:

– Та, которую возглавляет полуараб по имени Жахмед… Рауль Жахмед.

Кризи спокойно положил бомбу на стол, встал, подошел к французу, поднял его со стула за волосы и стал снова сильно бить по корпусу точно рассчитанными, мощными ударами. Прошло две минуты, прежде чем Корелли смог прямо сесть на стуле. Когда он чуть ли не с мольбой в голосе обратился к Кризи, на лице его отражалась невыносимая боль.

– Почему? За что вы меня бьете? Я же ответил на ваши вопросы.

– Ты соврал, – кратко ответил он. – Ты дружка своего хочешь выгородить, Ива Бутэна. В этом городе всем другим бандитам до него далеко. Он тебе большие бабки отстегивает. Если снова мне соврешь, сильно пожалеешь. И заруби себе на носу, что ответы на большую часть вопросов из тех, что я тебе задаю, мне и так известны. Поэтому, когда ты снова попробуешь врать, я это тут же пойму. Когда ты в последний раз говорил с Ивом Бутэном?

Корелли снова уставился в стол, даже отдаленно себе не представляя, кем был его мучитель и как много ему было известно. Но боль он чувствовал нестерпимую и был уверен, что больше не выдержит.

– Сегодня днем, – сказал он, – около трех часов. По телефону.

– Что ты ему сказал?

После недолгого молчания Корелли поднял голову и пробормотал:

– Я сказал ему, что датский полицейский из Бюро по розыску пропавших без вести наводил о нем справки. Интересовался, в какую школу ходят его дети.

– И в какую же школу они ходят?

– В частную. В закрытую школу в Швейцарии.

– Сейчас они там?

– Да.

– С женой своей Бутэн в хороших отношениях?

Корелли охотно «кололся».

– Нет, он ближе со своей любовницей, Дениз Дефор. Он снимает ей в городе квартиру. Она ведет все дела в его лучшем клубе «Розовая пантера».

Пока Кризи думал, стояла тишина. Он пытался поставить себя на место Майкла. Это было не трудно. Ведь он сам в огромной степени сделал из него того, кем Майкл стал. Стратегия его должна была сводиться к захвату кого-то из ближайшего окружения Бутэна. Дети его были далеко, к тому же в закрытой школе. Значит, оставалась только любовница. Майкл должен был отправиться в клуб на разведку. Кризи взглянул на часы. Было начало второго. Он спросил:

– Я так понимаю, ты дал Бутэну описание Йенсена и молодого парня, который с ним был?

– Да, детальное.

Замолчав, Кризи снова погрузился в раздумья. Потом он ткнул пальцем в пол и сказал:

– Встань здесь на колени.

На лице Корелли отразился животный страх.

– Зачем?

Кризи поднялся, склонился над столом и сказал:

– Делай, что я тебе говорю, или еще получишь.

Корелли медленно поднялся, прошел к тому месту в центре гаража, на которое указал Кризи, и опустился на колени. Кризи взял в руки взрывное устройство и толстый рулон клейкой ленты. Он встал позади француза, задрал ему пиджак на спину и локтем склонил его голову вниз так, что она почти коснулась пола. Он оторвал кусок ленты длиной дюйма в четыре и положил ее липкой стороной вверх позади француза на пол. Потом аккуратно приклеил к центральной части полоски бомбу, приложив ее к липкой ленте задней стороной. Очень осторожно Кризи прислонил взрывное устройство к копчику Корелли, зафиксировал его концами оторванного кусочка ленты, а потом стал обматывать бомбу, прикрепленную к телу полицейского, не жалея ленты. Корелли тихо стонал. Кризи не обращал на это никакого внимания, наматывая все новые витки клейкой ленты на тело француза и все плотнее прикрепляя к нему взрывное устройство. Потом он взял Корелли за шиворот, поднял его на ноги и одернул ему пиджак. Затем обошел вокруг инспектора и сказал ему:

– Никто даже не заметит, что ты – ходячая бомба. Садись на краешек стула и будь очень осторожен.

Корелли сделал так, как ему было сказано, двигаясь, как по тонкому льду, и очень медленно опускаясь на стул. Кризи подошел к кожаной сумке, стоявшей в углу гаража, расстегнул «молнию» и вынул из нее радиотелефон. Он поставил его на стол перед Корелли, потом перенес свой стул и поставил рядом со стулом, на котором сидел полицейский. После этого сел, протянул руку через стол, взял пульт дистанционного управления и положил его рядом с собой на стол. Задержав указательный палец прямо над красной кнопкой, он сказал:

– Если мне покажется, что ты хоть немного попробуешь вильнуть в сторону, я ее нажму.

Корелли не отрывал взгляд от кнопки и нависшего над ней пальца. Он заметил на тыльной стороне огромной ручищи следы ожогов и угадал, откуда они появились. Когда-то, видимо, его мучителя самого пытали.

– Я сделаю все, как вы скажете, – резко сказал он. – Только будьте поаккуратней с этой хреновиной.

Он взглянул в лицо Кризи и услышал ответ.

– Неаккуратно я с такими вещами обращаюсь только тогда, когда начинаю злиться. Сидя здесь, я нахожусь в полной безопасности. Это – не осколочная бомба. Если я нажму на кнопку, верхняя крышка устройства пробьет заднюю стену гаража. – Он указал на стену позади Корелли. – А нижняя крышка пробьет переднюю вместе с твоей кровью и кишками. Причем, перед тем как ты сдохнешь, тебя ждет пара малоприятных минут. – Он придвинул телефон сотовой связи поближе к себе и сказал: – Теперь ты позвонишь своему закадычному другу Иву Бутэну и спросишь у него, как там дела у Йена Йенсена и его приятеля. Если они у него, ты узнаешь, где он их держит, и объяснишь, что хочешь задать им пару вопросов перед тем, как он их прикончит. Разговор твой я буду слушать, и, если мне покажется, что ты говоришь не совсем искренне или недостаточно убедительно, я нажму на кнопку.

Телефон был без трубки, с динамиком. Кризи поставил его ровно между ними и спросил:

– Какой у него номер?

– 685-43-21… Это его личный радиотелефон, который всегда при нем… Даже в кровати.

Кризи набрал номер и нажал кнопку включения связи. Потом чуть-чуть склонился вперед, держа один палец на кнопке «Конец связи», а другой – над красной кнопкой дистанционного управления взрывного устройства. Корелли глубоко вздохнул.

Через несколько секунд в динамике раздался холодный, резкий голос Бутэна.

– Бутэн слушает.

Взгляд Корелли был направлен на динамик.

– Серж, – сказал он обычным голосом, не выдававшим его напряжения, – эти двое объявились?

В динамике раздался смешок.

– Конечно. Они сейчас в «Розовой пантере». Первое представление, прохладное, они уже просмотрели, а теперь Дениз убедила их подняться наверх посмотреть то, что погорячее. Через несколько минут мы их возьмем.

– Куда ты их отвезешь? – деловым тоном спросил Корелли.

– В обычное место.

– Ничего с ними не делай, пока я туда не приеду, – сказал Корелли. – Сначала я должен буду сам задать им несколько вопросов.

В голосе Бутэна послышалось удивление.

– На кой черт тебе это надо? Если их даже ослепят, твой голос они все равно узнают.

– Это уже не будет иметь никакого значения, – ответил Корелли. – Когда я закончу, их можно будет отправить на корм рыбам.

Как только он произнес слово «рыбам», Кризи нажал на кнопку «Конец связи».

– Что имелось в виду под «обычным местом»? – спросил он.

– Это большой старый дом на побережье, километрах в пяти от города. Там рядом маленький причал, где Бутэн держит два мощных катера.

– Расскажи мне о доме подробнее.

– Он стоит на отшибе и окружен высокой каменной стеной.

– Его охраняют?

– Всегда.

– Сколько человек?

– Не меньше четырех, иногда больше.

– Они вооружены?

– Да… автоматами.

– Для чего этот дом?

Полицейский вздохнул, взгляд его помрачнел.

– Он хранит там наркотики и обрабатывает их.

– Еще для чего?

После очередного вздоха полицейский ответил:

– Иногда там бывают девушки.

– Какого рода девушки?

Полицейский молчал, уставившись в стол, но, когда Кризи сделал движение, чтобы подняться со стула, он быстро поднял голову и пробормотал:

– Пропавшие.

– Объясни-ка мне толком, что это значит.

Полицейский объяснил. Он рассказал, как девушек – в основном из стран Северной Европы – обманом или насилием похищают, потом насильно сажают на иглу, приучают к героину и продают как проституток в другие районы Средиземноморья, главным образом на Ближний Восток и в Северную Африку.

Несмотря на то что голос Кризи прозвучал очень тихо, он дошел до самых глубин сознания полицейского.

– Ты хочешь сказать, что там он «обрабатывает» девушек так же, как обрабатывает наркотики?

После паузы Корелли кивнул головой. Глаза его снова смотрели в стол.

– Да… ты, конечно, в своем роде уникальный представитель рода человеческого, – проговорил Кризи. – Начальник Бюро по розыску пропавших без вести, дававший присягу защищать эти невинные создания… Уж не знаю, есть ли там ад или рай, но уверен, что для такой мрази, как ты, уготовлено место в специальном аду для самых отъявленных негодяев.

Глава 17

Йен ошибся. Представление оказалось и в самом деле эротическим.

Дениз провела их в роскошно обставленную комнату в конце длинного коридора. Посредине ее был расположен покрытый белым ковром подиум, на который вели две ступеньки. На нем стояло белое плетеное кресло. На кресле – пара черных туфель на высоком каблуке. Через его спинку был перекинут ярко-красного цвета шелковый халат, поверх которого висели черные шелковые чулки, пояс с резинками и сильно открытые шелковые трусики цвета слоновой кости. Позади кресла находился такой же белый небольшой плетеный столик. На нем лежала открытая коробка из белой кожи, а рядом – зеркало на подставке.

Подиум был окружен дюжиной банкеток черной кожи, какие можно иногда увидеть в элитарных лондонских клубах, куда допускаются исключительно мужчины. Половина банкеток была занята мужчинами среднего возраста, производившими впечатление преуспевающих дельцов. Майкл отметил среди них двух арабов, в числе остальных были европейцы и азиаты, скорее всего, японцы. Рядом с каждым посетителем сидела девушка, работавшая в заведении. Перед каждой банкеткой стоял низкий столик, на котором в ведерке со льдом покоилась бутылка марочного шампанского. Один из арабов, забравшись под платье соседки, ласкал ей грудь, а она покусывала ему мочку уха.

Дениз проводила их к стоявшей немного в стороне от других банкетке и с улыбкой негромко сказала:

– Отсюда будет лучше всего видно.

Йена удивила музыка, доносившаяся из четырех динамиков мощной квадрофонической системы. Это были «Четыре времени года» Вивальди, одно из его самых любимых произведений. С чувством некоторой доли вины он поймал себя на мысли о том, что сам часто ставил эту музыку, занимаясь любовью с Бриджит. Особенно «Лето».

Дениз села между ними. Оба мужчины ощущали тепло ее бедер и вдыхали тонкий аромат ее духов. Когда она наклонилась к низенькому столику, чтобы наполнить три бокала шампанским, слева от них открылась дверь и в нее вошла женщина.

Она была высокой – чуть не шесть футов ростом, лет ей было тридцать с небольшим. Темные, слегка вьющиеся волосы спадали на плечи. Она была настолько изящной, что казалась чуть ли не худой. На ее лице не было никакого грима. Ноги и шея женщины были очень длинные, и на первый взгляд создавалось впечатление, что пропорции ее тела нарушены, хотя на самом деле это было не так. Несмотря на свой рост, она поднялась на подиум, как балерина. Женщина была абсолютно голой.

Когда она появилась и взошла на подиум, шелестевшая в комнате беседа мгновенно стихла. Она сделала медленный пируэт, ее зеленые глаза по очереди жадно всматривались в сидевших в комнате мужчин, причем каждый из них мог бы сказать, что именно на нем ее взгляд задержался дольше, чем на остальных. Араб вынул руку из-под платья соседки. Густым контральто, без какой бы то ни было вычурности, женщина произнесла лишь одну фразу:

– Я готовлю себя для мужчины.

Женщина обернулась, сделала шаг в направлении плетеного столика и заглянула в белую кожаную коробку. В комнате звучала лишь музыка Вивальди, начиналось «Лето». Йен попытался немного отодвинуться от Дениз, чувствуя некоторое смущение от прикосновения к ее бедру. В нем нарастало возбуждение. Он взглянул на Майкла, глаза которого были прикованы к обнаженной женщине. Йен обратил внимание на то, что правая рука Дениз лежала на левом бедре Майкла, и перевел взгляд на подиум.

Обнаженная женщина вынула из кожаной коробки какие-то предметы – это была косметика. В течение следующих пятнадцати минут она наносила на лицо легкий макияж, наклоняясь близко к зеркалу, чтобы лучше оценить результаты своих стараний. Ее длинные ноги были широко расставлены.

Йен и Майкл действительно сидели там, откуда ее было лучше всего видно. С самой свадьбы Йен хранил верность Бриджит, но не мог не признать, что в десяти футах от него была самая привлекательная задница, которую ему когда-либо доводилось видеть.

В конце концов, удовлетворившись нанесенным гримом, женщина повернулась к креслу, сняла пояс с подвязками и надела его на тонкую талию. Потом села и стала медленно надевать черные чулки-паутинку, сначала первый, потом второй, аккуратно наворачивая их на бедра и пристегивая к поясу резинками. Делала она все совершенно естественно, без какого бы то ни было эротического наигрыша. Потом она поднялась, взяла трусики, просунула в них ноги и подтянула их до самого верха, надела туфли, накинула тонкий халатик и запахнула его так, что он прикрыл небольшие груди.

Впервые после выхода на сцену она вновь подняла голову, пристально всматриваясь в лица мужчин, потом спокойно сказала:

– Я только зря потратила время. – Улыбнувшись уголками губ, она поднесла к лицу руки и проговорила: Нет, зря я времени не тратила… Я приготовила себя для себя самой. – Ее зазывная улыбка стала шире. – Если здесь не нашлось мужчины, который захотел бы меня взять, я возьму себя сама. – Она снова медленно обернулась кругом, похотливо заглядывая в глаза каждого мужчины, и спросила: – Вы когда-нибудь видели, как женщина берет себя сама? Все мы делаем это по-разному. Я, например, люблю себя брать большими пальцами.

Она опустила руки и задрала подол халатика, выставив напоказ трусики, потом опустилась на колени на толстый ковер, и упала вниз, на живот. Зрители в полном молчании смотрели, как она подобрала под себя руки и скользнула ими себе между ног. Видны были лишь ее слабо подрагивавшие локти. Подиум стал медленно вращаться. Подбородок женщины был уперт в ковер, ее шея и спина выгибались каждый раз, когда взгляд ее ловил глаза одного из мужчин, находящихся в комнате. Она смотрела в них прямо и пристально, с легкой улыбкой на губах. И каждый мужчина, на которого она смотрела в этот миг, отчетливо представлял себе, где именно находились длинные, изящные большие пальцы ее рук с ярко накрашенными ногтями и что она ими там делала. О своих спутницах в эти мгновения они забывали напрочь и напряженно вытягивались вперед, как будто хотели взглядом съесть женщину на подиуме.

Она снова заговорила. Ее густое контральто звучало теперь немного хрипло.

– Мне хорошо… как мне хорошо… но все же совсем не так, как когда я чувствую в себе мужчину. – Через какое-то время она медленно проговорила еще более хриплым голосом: – Неужели здесь нет ни одного настоящего мужчины, который мог бы меня взять?

Она продолжала повторять эту фразу в такт оборотам подиума, делая особый упор на слове «взять» и глядя при этом распалявшимся мужчинам прямо в глаза. Бедра ее стали вращаться быстрее, причем было очевидно, что чувства, вызывавшие эти движения, были неподдельными. Внезапно араб, ласкавший раньше грудь своей соседки, вскочил с места и стал расстегивать брюки. Он прыгнул на подиум, вынул налившийся кровью пенис, задрал на ней сзади халатик, встал на колени между ее ног, раздвинул их еще шире, сорвал с нее трусики и, взвыв, погрузился в нее до отказа. Рук она из-под себя при этом не вынула, продолжая работать над собой большими пальцами, но, повернув голову, произнесла:

– Теперь все просто замечательно.

Дениз, продолжавшая сидеть между Йеном и Майклом, внимательно наблюдавшими за тем, что происходило на подиуме, наклонилась вперед. Время от времени она облизывала себе пересыхавшие губы. Ее правая рука гуляла у Майкла между ног, массируя тугой комок, пытавшийся распрямиться в узких трусах. Левой рукой она подала знак оставленной арабом без внимания девице, которая тут же поднялась с места и взошла на подиум, остановившись перед лежавшей женщиной. Девушка была настолько же соблазнительна, насколько лиса бывает изобретательна. Движения ее были полны изящества и столь же естественны для нее, как откровенное сексуальное действо, разворачивавшееся перед ее глазами и доставлявшее ей очевидное наслаждение. Встав на колени, она задрала юбку, демонстрируя стройные бедра, обтянутые тонкими белыми чулками. Больше под юбкой на ней ничего не было. Правой рукой она начала мастурбировать в нескольких дюймах от широко раскрытых глаз лежавшей на животе брюнетки. В это мгновение Дениз отняла руку от паха Майкла, слегка обняла двоих мужчин, рядом с которыми сидела, чуть привлекла их к себе и немного охрипшим голосом сказала:

– Это становится скучным. Сейчас в комнате наверху начнется кое-что более интересное. Пойдемте со мной.

Они пошли за ней, как овцы на заклание. Выходя из комнаты, где шло представление, они услышали стоны брюнетки, дошедшей до оргазма.

Дениз открыла другую обитую тканью дверь, расположенную посредине коридора следующего этажа, и пригласила их войти. Комната была слабо освещена, но они разглядели троих стоявших перед ними в ряд мужчин, у каждого из которых в руке был пистолет с глушителем. Они услышали, как дверь за ними захлопнулась и раздался голос Дениз:

– Теперь мы посмотрим другое представление… главными героями которого будете вы.

Глава 18

– Я готов пойти с вами на сделку, – без особого энтузиазма проговорил Корелли.

Кризи перевел на него взгляд, оторвавшись от брезентовой сумки, стоявшей в углу гаража. Корелли все еще сидел перед столом, наклонившись вперед. Руки его по-прежнему были скованы за спиной наручниками.

– Я хочу заключить с вами сделку, – повторил инспектор.

Кризи взял брезентовую сумку, перенес ее на стол и расстегнул на ней «молнию».

– И что же это за сделка? – спросил он.

– Я обещаю вам, что ваших друзей отпустят, не причинив им вреда. Даю вам в этом личную гарантию.

Кризи вынул из сумки несколько предметов и разложил их на столе. Как бы между прочим он проговорил:

– Твоя личная гарантия дерьма собачьего не стоит.

Голос француза звучал теперь более настойчиво.

– У меня в руках власть. Если я скажу Бутэну отпустить их, он их отпустит… я ему нужен.

Смех Кризи был кратким и невеселым.

– Ты ему нужен как собаке пятая нога. Из того, что я знаю, он содержит половину полицейских сил Марселя. Если ты ему позвонишь и скажешь их отпустить, они исчезнут навсегда, а он будет говорить, что понятия не имеет, о ком идет речь. А ты, как мне кажется, через несколько дней после этого тоже станешь дохлым куском мяса. Ты, Корелли, всего-навсего проворовавшийся коп. Вы с Бутэном из разных весовых категорий. Он гораздо тяжелее тебя. Ты для него лишь прирученный щенок, и не более того.

Говоря это, Кризи продолжал свои приготовления. Он снял черный пиджак и натянул на себя специальный черный жилет, как у десантников, со множеством карманов и каких-то хитроумных приспособлений, и две наплечные кобуры. Корелли с молчаливым изумлением уставился на восемь гранат, свешивавшихся в ряд со специальных петель на жилете. Кризи вынул из сумки части небольшого автомата, собрал его, вставил обойму и вложил в кобуру под левым плечом. Она совершенно не мешала движениям его руки.

Три раза подряд он вынимал автомат и целился. Движения его были молниеносными. Потом он вложил в правую кобуру «кольт» и так же отрепетировал, как будет его вынимать. Удовлетворившись результатом, он вложил в специальные кармашки жилета, расположенные на поясе, запасные обоймы от пистолета и автомата. Потом Кризи отступил на шаг назад, и полицейский с восторгом и недоумением наблюдал за тем, как он выхватил автомат, разрядил его, вставил новую обойму и убрал его обратно в кобуру где-то за три секунды.

Как и во всех современных полицейских силах, в Марселе существовало специальное оперативное подразделение, сотрудники которого были натренированы и обучены задерживать похитителей и проводить боевые операции против разного рода преступников и террористов. Корелли не раз наблюдал за их тренировками. Все они были хорошими специалистами. Но этому человеку равных не было.

В конце концов Кризи вынул из сумки черное пальто из джинсовой ткани и надел его. Оно сидело на нем свободно и доходило чуть выше колена. Даже когда оно было расстегнуто, оружия под ним видно не было. Он протянул руку и взял со стола пульт дистанционного управления. Корелли заерзал на стуле. Кризи положил пульт себе в правый карман и выразительно сказал:

– Вставай.

Напряженно и сосредоточенно француз встал со стула. Кризи зашел ему за спину, снял наручники и положил их к себе в левый карман пальто. Остальные две пары там уже лежали.

– Пошли, – сказал он, – посмотрим на этого твоего забавного партнера.

Глава 19

В жизни Йена Йенсена не было случая, чтоб его сильно били. Он боялся этого и физически, и морально. Самым страшным было то, что все происходило совершенно обыденно, заурядно и автоматически. Он скорчившись лежал на полу, а двое мужчин его били ногами. Так повторялось несколько раз. Психами вроде этих мужиков назвать было нельзя. Они просто подходили к нему по очереди и били его, куда ни попадя. Он слышал, как в другом конце комнаты стонал Майкл, которого также обрабатывали двое других костоломов.

Их привезли сюда в кузове небольшого микроавтобуса, приставив к головам пистолеты. Потом через заднюю дверь их ввели в большой дом, где они прошли на кухню и оттуда по ступенькам длинной лестницы спустились в подвал. Там им приказали лечь на пол с вытянутыми вперед руками и не поднимать голову. Через несколько минут они услышали звуки шагов, эхом отдававшиеся от стен. Лежа на полу ничком, Йен увидел лишь две пары приближавшихся к нему туфель. Это были коричневые, из крокодиловой кожи, отполированные до сияющего блеска мужские ботинки и черные женские туфли на высоком каблуке – туфли, несомненно, принадлежали Дениз Дефор. Ботинки, смекнул Йен, должны были быть надеты на ноги Ива Бутэна. Мужчина заговорил с ним по-английски с сильным французским акцентом.

– Ровно через десять минут я тебе задам несколько вопросов. За это время мои люди тебе в самой легкой форме продемонстрируют, что с тобой может случиться, если ты не будешь мне отвечать или попробуешь врать.

Бутэн с женщиной ушли, и другие ботинки стали молотить его тело. Он услышал крик Майкла:

– Согнись! Не вздумай сопротивляться.

В агонизирующем мозгу Йена непроизвольно промелькнула одна мысль – он вспомнил образ, который употребил их учитель по физике, чтобы доходчивее объяснить ученикам теорию относительности Эйнштейна. «Если вы сядете на горячую плиту, – много лет назад говорил учитель, – и просидите на ней две секунды, вам покажется, что прошло две минуты. Но, если вы будете две минуты целовать прекрасную девушку, они пролетят для вас, как две секунды».

Десять минут избиения показались ему десятью часами. Когда пытка прекратилась, он продолжал лежать согнувшись и стонать от боли. Оба его мучителя спокойно обсуждали, кто завтра выиграет матч в футбол – команда Марселя или команда Монако. Потом один из них приказал Йену:

– Вытянись на полу. Ляг на живот с протянутыми вперед руками. Это вас двоих касается.

Йен медленно распрямился, все мышцы его болели. Так как он выполнял приказание недостаточно быстро, человек подошел к нему и ударил ногой по почкам. Йен вскрикнул от боли и перевернулся на живот. В нескольких дюймах от своих вытянутых рук он снова увидел коричневые ботинки из крокодиловой кожи. В нескольких футах за ними датчанин смог различить контуры тела женщины, которую видел от талии до пола.

– Как тебя зовут? – спросил мужской голос.

Сковывавший Йена ужас мгновенно сменился яростью.

– Я, черт тебя дери, полицейский, – прорычал он. – Ты еще за это заплатишь.

Один ботинок из крокодиловой кожи исчез из вида, потом сильно ударил по правой руке Йена. Датчанин снова закричал, и тут же услышал голос Майкла:

– Отвечай на его вопросы! На все! И только правду!

До Йена тут же донесся звук глухого удара ногой и раздавшийся вслед за ним стон Майкла. Чей-то голос сказал молодому человеку:

– Если ты снова пасть раскроешь, когда тебя об этом не будут просить, я тебе прострелю ногу.

Последовало непродолжительное молчание, после которого Йен опять услышал голос Бутэна:

– Как тебя зовут?

Сквозь накатывающие волны боли он пробормотал:

– Меня зовут Йен Йенсен.

– Что ты здесь делаешь?

– Меня сюда привезли под дулом пистолета.

Голос произнес:

– Будешь умничать, тебе снова станет больно. Что ты в Марселе делаешь?

– Я приехал сюда проконсультироваться с коллегой.

– О чем?

– О людях, пропавших без вести.

Он услышал, как женщина рассмеялась. Бутэн грубо рявкнул на нее:

– Заткнись! – Потом, обратившись к Йену, он проговорил: – Зачем же тогда ты мной интересовался? Зачем в мой клуб приходил?

– Потому что, говорят, ты как наркотиками, так и женщинами занимаешься. Эти дела, как правило, идут рука об руку.

В этот самый момент Кризи разглядывал дом с небольшой возвышенности, по которой метрах в трехстах от него проходило шоссе. Он сидел рядом с Корелли в его «рено». Сам Корелли был за рулем и давал ему пояснения:

– Двое охранников стоят у главных ворот, а третий бродит где-то по территории. Охранники у ворот пропустят нас без проблем – меня ждут.

– А меня – нет, – заметил Кризи.

– Я представлю вас, как своего коллегу, – ответил француз. – С охранниками у ворот проблем не будет. Раньше я иногда возил сюда своих сослуживцев.

– Зачем?

После долгой паузы Корелли спокойно ответил:

– Чтобы доставить им удовольствие.

В ответ на это признание Кризи с омерзением пробормотал:

– В каком же дерьме все вы здесь погрязли! А что случится, когда мы войдем в дом?

– За входной дверью будут стоять один или два охранника. Они вас наверняка обыщут, чтобы проверить, есть ли у вас оружие.

Кризи угрюмо произнес:

– Да, оружие они у меня найдут… самым очевидным для них образом. Пистолеты будут у них в руках или под пиджаками?

– Под пиджаками.

– Поехали.

Все произошло именно так, как говорил француз. Массивные ворота отворились, к машине подошел охранник и посветил в салон фонариком – сначала в лицо Корелли, потом Кризи.

– Это мой сотрудник, – пояснил Корелли.

Охранник кивнул и махнул им рукой, чтобы проезжали. По посыпанной гравием дорожке они подъехали к дому. Корелли поставил машину рядом с красным спортивным «мерседесом».

– Это тачка Бутэна?

– Нет, его любовницы.

Они вышли из машины, поднялись по ступенькам, и Корелли нажал на кнопку звонка. Они услышали его звук, раздавшийся за дверью. Через несколько секунд дверь отворилась, и они переступили порог.

Охранников было двое. Один из них был высоким и худым, как скелет, второй – приземистым и коренастым. Оба уважительно кивнули Корелли, а на Кризи покосились с подозрением.

– Мой сослуживец, – представил Корелли. – Ваш босс меня ждет.

– Он в подвале, – сказал приземистый малый, потом махнул рукой в сторону Кризи. – Его вы берете с собой?

– Да.

– Тогда нам придется его проверить.

– Вперед, ребята, – приветливо сказал Кризи и стал расстегивать пальто.

Часовой подошел к нему и стал похлопывать его по телу, постепенно спускаясь вниз. Ни второй охранник, ни Корелли не заметили молниеносного апперкота Кризи. Они лишь услышали хруст сломанной челюсти приземистого громилы и увидели, как он свалился на землю. Высокий охранник действовал быстро, но его сноровки тем не менее оказалось недостаточно. Как только первый малый свалился на пол, рука долговязого уже была под пиджаком. Но когда он вынул пистолет, ему стало ясно, что он опоздал. Он увидел направленный на него «кольт» с толстым глушителем. Через какую-то долю секунды он понял, что первая же пуля попала ему в сердце. Его отбросило назад, к стене. Вторая пуля пробила ему лоб в дюйме над переносицей и разбрызгала мозг по стене. К несчастью, у него было время, чтобы снять пистолет с предохранителя. Оружие упало на каменный пол и выстрелило, причем пуля чуть не пробила ногу Корелли. У этого пистолета глушителя не было, и грохот выстрела эхом разнесся по помещению.

В тот же момент Кризи обернулся, дважды выстрелил в сердце лежавшего без сознания на полу первого охранника, и третий раз – в голову. Потом за несколько секунд он снял с дула «кольта» глушитель и вставил в него новую обойму. После этого убрал пистолет в одну кобуру, а из другой вытащил автомат. Все это время Корелли неподвижно стоял как завороженный.

– Давай пошевеливайся, – сказал американец. – Я пойду за тобой в подвал, не вздумай по дороге шутить. Палец я держу на кнопке.

Звук выстрела пистолета охранника донесся до подвала. Бутэн удивленно поднял голову и обернулся к настежь открытой двери, из которой была видна длинная лестница, ведущая на кухню.

– Поднимись туда, – бросил он одному из своих головорезов, а второму приказал: – Прикрой его снизу лестницы.

Первый бандит взбежал вверх, перепрыгивая сразу через три ступеньки. В руке его был пистолет. Второй, тоже вынувший пушку, занял указанную позицию у двери.

Майкл приподнял подбородок и окинул взглядом помещение. Бутэн схватил Дениз за руку и оттащил ее в угол, подальше от линии огня. Он тоже держал револьвер. Дениз выглядела испуганной. Один из громил стоял над головой Йена, нацелив в нее пистолет. Майкл сообразил, что остававшийся в комнате еще один подручный Бутэна в такой же позе стоял над ним, и решил немного подождать, прежде чем предпринимать какие-то действия.

Сверху до него донеслась двухсекундная автоматная очередь и последовавший за ней крик. Он понял, что в здании был Кризи, и мысль его лихорадочно заработала. Если это Кризи стрелял из автомата, значит, у него наверняка было и другое оружие. Спускаться по этой лестнице без надежной защиты он не станет и стрелять не будет, зная, что сможет ненароком попасть в Майкла или Йена. Так что сначала он должен будет как-то устранить тех, кто находится в помещении. Майкл напрягся.

Наверху, в кухне, Кризи переступил через тело поднявшегося снизу охранника, которого только что застрелил. Корелли не мог никуда деться, потому что за одну руку был прикован наручниками к стальной трубе, по которой к плите был подведен газ. Он лишь наблюдал за происходившим с пепельно-серым от страха лицом. Кризи двинулся к лестнице, ведущей в подвал, одной рукой вынимая очки, похожие на те, которыми пользуются сварщики, и пристраивая их на лице. Потом он опустил автомат в кобуру и снял с крепления на жилете одну из осветительных гранат. На какую-то долю секунды Кризи выглянул за дверь, бросил взгляд на уходившую вниз лестницу, потом выдернул чеку, просчитал в уме и с силой бросил гранату вниз. Она ударилась об пол как раз между Майклом и Йеном, отрикошетила к дальней стене помещения и взорвалась, залив подвал слепящим белым заревом. Все, кто был в комнате, машинально закрыли глаза руками.

Майкл крикнул:

– Йен, не шевелись, – потом, обращаясь к человеку на ступенях, добавил: – Трое вооружены, одна без оружия!

Бутэн что-то крикнул, но что именно, Майкл разобрать не смог. Почти в тот же момент он услышал глухой удар и две короткие автоматные очереди. После этого прозвучал одиночный выстрел. В ужасе завыла женщина. Майкл знал, что глухой удар издал Кризи, который, перекувырнувшись через голову, ворвался в подвал. Две короткие очереди он выпустил по бандитам. Потом, видимо, Кризи перевел автомат на одиночные выстрелы и обезвредил Бутэна.

Постепенно нестерпимый блеск, слепивший Майкла даже сквозь сомкнутые веки, начал угасать, и он приоткрыл глаза. Все было именно так, как он себе представил. Кризи сидел на корточках прямо перед дверью. Под его распахнутым пальто Майкл заметил десантный жилет с гранатами и запасными обоймами. Он увидел, как Кризи буквально в одно мгновение перезарядил автомат.

Один из охранников валялся около двери лицом вниз. Майкл повернул голову – второй, тот, который только что стоял над ним с пистолетом, скорчившись лежал в углу. Бутэн стоял на коленях, одной рукой закрыв глаза, другой сжимая плечо. Пистолет его валялся на полу в нескольких футах от него. Женщина оперлась спиной о стену, обеими руками закрыв глаза.

В наступившей тишине резко прозвучал голос Кризи:

– Йенсен, оставайтесь на полу! А ты, Майкл, пошевеливайся! Возьми у Бутэна пушку.

Майкл вскочил на ноги, подбежал к Бутэну и поднял его револьвер. К этому времени свет в комнате стал почти нормальным. Кризи поднялся, снял очки и убрал их в карман.

– Майкл, всем охранникам, которые были в доме, крышка, – сказал он. Потом сделал жест в сторону Бутэна и его любовницы. – Этих двоих из комнаты не выпускай. Там, наверху, у ворот, осталась еще парочка бандитов. Они, наверное, сейчас направляются сюда. – Он стал подниматься по ступеням.

Глаза Бутэна были широко раскрыты. Сначала он в недоумении взглянул на Майкла, потом на двух своих мертвых телохранителей. Его пассия сидела на полу, дрожа от пережитого потрясения. Бутэн отнял руку от плеча и взглянул на ладонь – она была в крови. Лысый как коленка усач начал было что-то говорить, но Майкл его резко перебил:

– Еще раз пасть раскроешь – я тебе в глотку пулю всажу.

Сверху донеслись еще две короткие автоматные очереди, и все стихло.

Майкл услышал изумленный голос Йена:

– Кто это, черт возьми, был?

Майкл ему улыбнулся.

– Да это мой старик.

– Господи, Боже милостивый! – пробормотал датчанин. – Теперь-то мне можно с пола встать?

– Нет. Он тебе сказал лежать. Ничего, много времени это не займет.

Заняло это действительно ровно минуту, потом с лестницы донесся голос Кризи:

– Майкл?

– Да. Здесь все в порядке.

– Хорошо. Йенсен знает, как обращаться с пистолетом?

Йен ответил за себя сам, хоть в голосе его звучала боль:

– Да! Йенсен умеет обращаться с пистолетом, и ему чертовски надоело лежать здесь и бездельничать.

Датчанин услышал короткий смешок, потом Кризи ему крикнул:

– Возьмите пистолет одного из этих бандитов и идите сюда.

Датчанин встал на ноги, подошел к охраннику, валявшемуся на полу около двери, и перевернул его ногой на спину. Пистолет лежал под ним, ствол его был испачкан в крови. Йен быстро его поднял, обтер кровь о пиджак охранника, проверил, стоит ли пистолет на предохранителе и полна ли обойма, потом взбежал вверх по ступеням.

На кухне он увидел Кризи с Сержем Корелли.

– Какого черта? – удивленно спросил он.

– Об этом позже, – обрубил Кризи. – У нас совсем немного времени. Охранники, которые были снаружи, убиты, и я сомневаюсь, что кто-то еще есть наверху. Либо они уже были бы здесь, либо они прячутся. Давайте проверим. Я пойду первым. Прикрывайте меня сзади, держитесь метрах в пяти.

Наверху охраны не было, они увидели лишь старуху, забившуюся в дальний угол. Там же, в двух отдельных, малюсеньких каморках, похожих на тюремные камеры, они нашли двух девушек, одурманенных наркотиками. Одну из них Йен тут же узнал.

– Ханна Андерсен, – сказал он. – Еще несколько дней назад я занимался ее делом в Копенгагене.

Она сидела на кровати, уставившись на него остекленелыми глазами. Он сказал ей несколько слов по-датски и позвал ее по имени. На какой-то миг глаза ее прояснились, и она кивнула.

– Потом ею займемся, – сказал Кризи. – Сначала давайте проверим другие комнаты.

В следующей каморке они нашли еще одну девушку, скорее, ребенка. Она сидела в углу, обхватив руками согнутые коленки. На ее лице и руках темнели синяки и кровоподтеки. Она действительно была совсем молода, удивительно красива и беспредельно напугана. Девочка в ужасе еще глубже вжалась в угол и пробормотала по-английски:

– Нет-нет… Пожалуйста… Не надо больше.

Йен подошел к ней и мягко заговорил, но она лишь опустила голову ниже, в глазах ее при этом отразились только страх и отчаяние.

Кризи сказал:

– Давайте отсюда поскорее убираться. Сначала мы их выведем из дома и посадим в машину, где вы с ними останетесь, а я позову Майкла. И о старухе я тоже должен позаботиться.

Йен вздрогнул и спросил:

– Вы собираетесь ее убить?

Кризи покачал головой.

– Нет, хотя она этого и заслуживает.

Он быстрым шагом прошел по коридору к старухе, которая пристально смотрела на него и что-то тарахтела по-французски. Он не отвечал ей, просто взял за волосы, поднял и двинул кулаком в челюсть. Та свалилась у его ног без сознания. Кризи, не взглянув на нее, отвернулся и пошел обратно.

Тем временем в подвале Дениз Дефор понемногу приходила в себя. Она попыталась сказать что-то Майклу о своей непричастности ко всему этому, но он цыкнул на нее, чтобы она заткнулась. Тогда, повинуясь инстинкту загнанного животного, она сделала попытку убежать. В ее жизни всегда случалось так, что все, что она когда-нибудь хотела получить от мужчины, она получала. Дениз даже вообразить себе не могла, что какой-то представитель противоположного пола может ее застрелить, не испытывая к ней никакой жалости. Собравшись с силами, она оттолкнулась от стены и побежала к двери.

Сначала Майкл выстрелил ей в спину. Когда она свалилась на пол, он выстрелил второй раз ей в затылок, тут же переведя пистолет на Бутэна, который вытянул руку, как бы пытаясь защититься от пули.

– Нет… Пожалуйста, не надо, – заикаясь, пробормотал он. С лица его градом катился пот.

– Заткнись, – резко оборвал его Майкл. – У тебя еще есть слабый шанс уцелеть.

Через минуту Кризи спустился по ступенькам в подвал, бросил взгляд на мертвую женщину, потом на Майкла.

Майкл сказал:

– Она попробовала убежать.

Кризи кивнул, вынул из кармана клочок бумаги, протянул его Майклу и проговорил:

– Йен уже в машине снаружи, – он сделал движение в сторону Бутэна, – вместе с двумя жертвами этой падали. Иди к нему в машину и жди меня за воротами. Туда, на дорогу, выходит окно кухни. Если услышишь полицейские сирены, стреляй в это окно. То же самое сделай, если в ворота проедет любая другая машина, и тут же отсюда уезжай. В автомобиле есть радиотелефон. Позвонишь с него по тому номеру, который я тебе дал. Человек, который снимет трубку, объяснит тебе, как доехать до квартиры. Там меня и ждите. Если все будет спокойно – сидите здесь в машине. Я освобожусь минут через пять и приду.

Майкл лишь кивнул и скрылся за дверью. Кризи выразительно взглянул на Бутэна и сказал:

– Мы сейчас поднимемся на кухню и побеседуем там – недолго, но скажешь ты мне все, о чем я тебя спрошу. – Он сделал жест пистолетом. – Давай шевелись.

Француз зашевелился, хотя было видно, что ему это доставляло сильную боль.

Когда Майкл подошел к машине, он увидел, что Йен уже сидит на заднем сиденье с двумя девушками. Одна из них отвалилась на стекло, видимо, лишившись сознания. Другая держала Йена за руку, а он спокойно ей что-то говорил на непонятном языке. Майкл понял, что на датском. Не произнеся ни слова, он сел за руль, включил зажигание и вывел машину по гравиевой дорожке за ворота. Там он повернул направо, проехал метров пятьдесят, остановился, вынул пистолет и стал смотреть в сторону кухонного окна, находившегося от них примерно в полутораста метрах.

– Что теперь? – спросил Йен.

– Ждем, – сказал Майкл и вкратце передал датчанину инструкции, полученные от Кризи. – В каком состоянии девушки? – в свою очередь спросил он.

– В очень плохом, – с горечью в голосе ответил датчанин. – Им чертовски повезло – одну из них сегодня ночью должны были переправить в другую страну. Вторая еще не была для этого достаточно готова. Подонки!

– Нам сегодня тоже невероятно повезло, – спокойно сказал Майкл. – Сначала мы действовали, как полные идиоты, но потом нас спасла удача.

– Не могу понять, что там Корелли делал. К тому же в наручниках…

– Скоро мы об этом узнаем, – ответил Майкл.

Через шесть минут Кризи сел на пассажирское сиденье рядом с креслом водителя.

– Никто поблизости не проезжал, – сказал Майкл. – Ты оставил их жить?

– Я повернул их спинами друг к другу, – ответил Кризи, – но одел им на руки наручники. Кто-нибудь их так там и найдет.

С заднего сиденья Йен печально произнес:

– Я сам полицейский. Но такие люди, как они, не имеют права на жизнь. Учитывая то, как здесь обстоят дела, думаю, им удастся из этого положения выпутаться.

Кризи обернулся к Йену и взглянул ему в глаза. Потом показал небольшую, черную коробочку, которую держал в руке, и очень спокойно произнес:

– На этот раз им это не удастся.

Датчанин увидел, как большой палец Кризи нажимает на красную кнопку, и тут же услышал донесшийся из дома глухой взрыв.

Кризи сказал:

– Теперь от них найдут только ошметки. Я отправил их прямиком в тот департамент ада, куда принимают только самых отпетых мерзавцев.

Глава 20

Квартира была удобно обставлена, в ней было три спальни. Йен и Майкл сидели за столом в гостиной и пили кофе. Из спальни вышел Кризи и тихонько притворил за собой дверь. На лице его почти не выражалось эмоций, но Йен и Майкл почувствовали, какую он испытывает ярость.

Какое-то время он на них смотрел, потом спокойно произнес:

– Мне довелось на моем веку убить немало людей, и бывало, что потом я об этом жалел. Но если бы мне снова выпало пережить последние часы, я сделал бы то же самое второй раз, причем без всяких сожалений. Лишь люди способны творить такое с себе подобными. Зверям это было бы совершенно непонятно.

Никто ему не ответил. Двое мужчин лишь наблюдали за Кризи. Он подошел к телефону, стоявшему на тумбочке, взял аппарат в руки и набрал номер. Хотя на часах было пять утра, ему тут же ответили. Он быстро заговорил в трубку по-французски. Майкл не понял ничего, Йен уловил несколько отдельных слов. Кризи намекнул, что все прошло успешно. Потом он попросил наркотики, применяемые в медицине. Из названий Йен узнал лишь одно – метадон.

В конце беседы Кризи сказал:

– Друг мой, мне где-то на неделю потребуется один из твоих людей. Он должен обладать чувством сострадания и одновременно быть достаточно опытным в том ремесле, которым я занимаюсь… Да, я сказал сострадательным. Я позже перезвоню, утром. Постарайся, чтобы наркотики были доставлены с твоим человеком как можно скорее. Скажи ему пароль: «Красная тройка». Отзыв будет: «Зеленая четверка». Еще раз большое тебе спасибо.

Он поставил аппарат на место и подошел к столу. Майкл налил ему черный кофе.

– Это был Леклерк, – сказал ему Кризи. – Помнишь, я тебе о нем рассказывал?

Майкл кивнул.

– Да, торговец оружием. Я так понимаю, твой арсенал получен у него.

В разговор вмешался Йен.

– Девушек надо как можно скорее доставить в клинику.

Кризи покачал головой.

– Мистер Йенсен…

Йен снова его перебил.

– После того, что произошло сегодня ночью, прошу вас, называйте меня просто Йен. И если не возражаете, давайте перейдем на «ты».

Кризи с серьезным видом кивнул и продолжил:

– Ты, Йен, полицейский, поэтому вполне естественно, что ты и рассуждаешь, и пытаешься действовать как страж порядка. Но в данном случае положение у нас совсем не простое. В нормальной ситуации было бы достаточно снять трубку и позвонить в полицейское управление Марселя или даже Парижа. Но что ты сможешь сказать? Что только что принимал участие в настоящем сражении с использованием пистолетов, гранат, автоматов и бомбы? Что в этой битве был убит самый опасный преступник в этом районе вместе с коррумпированным шефом марсельского Бюро по розыску пропавших без вести? Как ты все это объяснишь? Что ты сможешь рассказать обо мне и Майкле? Не забывай, я только что убил семерых человек, а Майкл – женщину. Со всеми разбирательствами, которые за этим последуют, мы должны будем проторчать в этом городе еще не один месяц. И ты тоже. Нас с Майклом арестуют и посадят в тюрьму, где, без всякого сомнения, заправляют такие же продажные сволочи, как Корелли. Все это совсем не входит в мои планы.

Йен подумал над словами Кризи и сказал:

– Я бы мог позвонить своему главном шефу в Копенгаген, а он перезвонил бы в Париж комиссару французской полиции.

На это ответил Майкл:

– Они тоже наверняка будут задавать тебе вопросы, на которые ты не сможешь ответить.

Йен снова подумал и медленно кивнул головой.

– Что же тогда мы будем делать? Как нам поступить с девушками? Им нужно как можно скорее оказать медицинскую помощь.

– Они ее получат, – ответил Кризи. – В таких делах я немного разбираюсь. Во-первых, надо точно определить, в каком они состоянии. Я уже говорил и с той и с другой. Они обе хорошо говорят по-английски. Положение Ханны неизмеримо лучше, чем второй девушки. Ее зовут Джульетта. Фамилию свою она мне назвать отказалась. Ханна знает, что за дверью ее спальни сидит датский полицейский. Она успокоилась, когда ты показал ей свое удостоверение. У нее вполне обеспеченная и любящая семья. Ханну необходимо переправить обратно в Копенгаген. – Кризи взглянул на Йена. – На самолете ты с ней лететь не сможешь, она сейчас не в том состоянии. Полагаю, ее паспорт и одежда находятся в марсельской полиции?

Йен кивнул.

– В таком случае, – продолжал Кризи, – мы должны будем достать ей фальшивые документы.

– Как же я смогу это сделать?

– Ты никак не сможешь. А я – смогу.

– А как я ее обратно в Копенгаген доставлю?

– Ты ее отвезешь на машине, – ответил Кризи. – Вместе с одним человеком. В подземном гараже этого дома стоит автомобиль с полным баком и полными канистрами в багажнике. Все путешествие ты сможешь проделать без остановок. По паспорту девушка будет твоей сестрой, которая сбежала из дому на каникулы с одним гнусным типом. Он непорядочно с ней обошелся, и ты приехал, чтобы ее забрать. Такие истории случаются нередко. Детали мы обсудим позже.

Майкл подался вперед и спросил:

– А что будет со второй… с Джульеттой?

Кризи покачал головой. Твердым голосом, не выражавшим никаких эмоций, он сказал:

– Ее положение крайне сложное. Она американка. Ее отец был солдатом американской армии, служил на авиабазе в Вейсбадене, в Германии. Три года назад, когда Джульетте было десять лет, во время учений он погиб. Ее мать работала на той же авиабазе секретаршей. После гибели мужа она работу не бросила и примерно через год снова вышла замуж. Отчим Джульетты, как видно, оказался законченным подонком. Он оскорблял девочку и нравственно, и физически, а мать ее ничего не делала, чтобы пресечь его хамство. – Кризи вздохнул и продолжил: – Около месяца назад она украла в доме немного денег и сбежала. У нее были романтические представления о Париже, и ей удалось туда добраться. Там-то ее и подцепил один из людей Бутэна, который, естественно, поначалу показался ей очень симпатичным. Ну, а кончилось это знакомство в доме, из которого мы только что вернулись, где ее накачивали героином… Думаю, через несколько дней ее должны были переправить на Ближний Восток.

Майкл, сжав зубы, пробормотал:

– Звери… животные проклятые!

Йен покачал головой.

– Нет… Как сказал Кризи, животные никогда такого не делают с себе подобными. – Он взглянул на Кризи. – Так что же мы будем с ней делать?

Кризи проговорил с таким видом, будто сам с собой разговаривал:

– Обратно домой ее вернуть мы никак не можем. Передать ее властям здесь мы тоже не можем, впрочем, как и в любом другом месте, потому что они ее тут же передадут в наркологическую лечебницу, а потом в какой-нибудь детский дом или вернут матери. Любой из этих вариантов, несомненно, обернется для нее трагедией.

– Как же мы с ней поступим? – продолжал настаивать на своем вопросе Йен.

Кризи смотрел на Майкла, который уставился в стоявшую перед ним на столе пустую кофейную чашку. Потом молодой человек встал, прошел на кухню налить себе кофе из кофеварки и бросил через плечо:

– У нас нет выбора.

– Я с тобой согласен, – ответил Кризи.

Озадаченный датчанин взглянул сначала на Майкла, потом перевел взгляд на Кризи.

– С чем ты согласен? – спросил он.

Майкл вернулся в комнату, сел за стол и ответил на заданный вопрос:

– Мы оставим ее у себя.

– Оставите у себя? – в недоумении спросил Йен.

– Да, оставим, – проговорил Кризи. – Мы ее возьмем с собой на Гоцо. Девочке придется пройти через страшную ломку, чтобы отвыкнуть от героина, а чтобы душу ей в порядок привести, даже не представляю себе, какие усилия потребуются. В любом случае, Гоцо для этого самое подходящее место.

На лице Йена отразилось недоверие. Когда он снова заговорил, голос его звучал решительно и напористо:

– Вы оба, должно быть, с ума сошли! Вы о ней говорите, как о потерявшемся щенке или котенке, которого вы подобрали на улице.

Кризи кивнул.

– Дело приблизительно так и обстоит. Только вместо блох она подцепила наркоманию, и вместо ванны со средством против блох ей придется пройти через чудовищную ломку.

Датчанин в раздражении покачал головой, потом тоже встал, взял свою чашку, отнес на кухню, налил кофе, вернулся в комнату, сел на свое место и заговорил безапелляционно-авторитетным тоном полицейского чиновника. Он доходчиво объяснил, что с точки зрения закона они собрались совершить повторное похищение тринадцатилетней девочки. Он подчеркнул, что такого права им никто не давал, и заметил, что в каждой цивилизованной стране существуют строго определенные процедуры для урегулирования подобных ситуаций. Голос его звучал все громче, правой рукой он постукивал по столу в тех местах своей речи, которые считал особенно значимыми.

Никто не имеет права решать за других людей, как им жить. Во всех цивилизованных странах существуют соответствующие законодательные нормы и социальные институты, призванные помогать в решении такого рода проблем. Девочка была сейчас не в том состоянии, чтобы принимать какие бы то ни было решения касательно своего будущего. Ее необходимо незамедлительно передать в соответствующие компетентные организации, способные позаботиться о ней и дать в отношении нее профессионально грамотный совет. Особое ударение он сделал на слове «профессионально», громче обычного стукнув при этом по столу. После своей пламенной речи он сурово посмотрел сначала на одного мужчину, потом на другого.

Кризи поглядел в свою пустую кофейную чашку и печально произнес:

– Да, должен вам признаться, я чрезвычайно разочарован тем, что сижу здесь с двумя людьми, уровень цивилизованности которых крайне невысок, а манеры оставляют желать много лучшего.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Йен.

Кризи указал на свою пустую чашку.

– В течение последних пяти минут каждый из вас выходил на кухню, чтобы подлить себе кофе, но ни один не догадался предложить еще чашечку мне.

Майкл виновато усмехнулся, резко поднялся, взял чашку Кризи и пошел к кухонному столику.

Кризи взглянул на датчанина.

– Ты мне здесь о цивилизации рассказывал. Да, французы действительно очень гордятся степенью цивилизованности своей нации. – Он сделал жест в сторону спальни. – Ты это называешь цивилизацией? Или, может быть, достойным общественным институтом? Больше человечности и социальной упорядоченности я видел в поселке с жалкими, грязными лачугами в самом сердце Африки. С большим порядком и общественной организованностью я сталкивался в трущобах Рио-де-Жанейро и Калькутты. – Он наклонился чуть вперед, голос его звучал теперь с напряжением. – Твое предложение равносильно тому, чтобы передать заблудившегося котенка ветеринару. А ты знаешь, что ветеринары делают с бездомными котятами? Обычно они предпринимают заранее обреченные на неудачу попытки кому-нибудь их пристроить… этим в нашем случае занимаются те люди, которых ты решился назвать профессионально подготовленными сотрудниками соответствующих общественных организаций. Так вот, если ветеринару пристроить котенка не удается, он его усыпляет. – Кризи снова указал рукой в сторону спальни, но на этот раз в его жесте сквозил гнев. – Чтобы подобрать этого заблудившегося котенка, нам с Майклом пришлось убивать людей. Да и ты своей жизнью рисковал. – Он еще больше наклонился в сторону полицейского. – И я тебе скажу, нет ни малейшего шанса отдать этого котенка ветеринару.

Йен взглянул в серо-голубые глаза, пожал плечами и сказал:

– Ты рискуешь навлечь на себя крупные неприятности.

Майкл вернулся из кухни, поставил перед Кризи чашку кофе и сел за стол. Всем своим видом он давал понять, что эта часть обсуждения закончилась.

– Ладно, – спросил он Кризи, – что мы делаем теперь?

Кризи все еще смотрел на датчанина. Йен видел в его глазах немой вопрос. Он вздохнул, еще раз легонько хлопнул рукой по столу и принял решение:

– Хорошо, – сказал он, как бы сменив тему разговора, – что мы делаем теперь?

Кризи отпил глоток кофе и снова махнул рукой в сторону двери спальни.

– Йен, пойди, пожалуйста, к датчанке и побудь с ней некоторое время. Мне нужно поговорить с Майклом, а потом он пойдет и посидит с Джульеттой. Вы оба должны попытаться хоть немного привести девочек в чувство. Их должно начать ломать. – Он взглянул на часы. – Метадон привезут через пару часов.

– Но твоему другу нужен будет для этого рецепт, – сказал Йен.

Кризи кивнул с едва заметным сарказмом.

– В этой цивилизованной стране мой друг достанет все, что ему нужно, без всяких рецептов.

Датчанин немного подумал, кивнул, встал, спокойно прошел в одну из спален и закрыл за собой дверь.

Кризи лукаво взглянул на сына.

– Ну что ж, Майкл, расскажи мне, как это тебя угораздило лежать там, в подвале, на полу и получать тычки в ребра?

Майкл встал и принялся расхаживать по комнате из угла в угол. Кризи больше ничего не говорил, понимая, что Майкл о чем-то напряженно думает и вот-вот сможет это высказать. Вырвавшиеся у него слова звучали немного застенчиво и одновременно со скрытым вызовом.

– Да, я поступил глупо, – сказал Майкл. – Твоего опыта у меня нет. Тебе пришлось меня с Йеном вытаскивать. – Он остановился, повернулся и взглянул на Кризи. – Но настанет день, и я вытащу тебя так же, как ты вытащил меня. Ты тоже когда-нибудь сможешь оказаться в том же положении и в той же ситуации, что и мы!

Кризи почувствовал нахлынувшую волну теплых чувств к сыну, но никак этого не показал. Он лишь пожал плечами и попросил его:

– Расскажи мне подробно, как это произошло.

Майкл выложил ему свой план похищения любовницы Бутэна и ее последующего обмена на интересовавшую его информацию. Потом он рассказал о том, как они пошли в ночной клуб и попали в ловушку.

Закончив свою историю, он внимательно посмотрел на Кризи и произнес:

– Значит, так. Во-первых, я должен был сообразить, что Корелли мог оказаться продажным полицейским. Во-вторых, на разведку в клуб я должен был пойти один.

Кризи кивнул и спросил:

– Что ты собирался выяснять?

Майкл пожал плечами и сказал:

– Я считаю, что «Синяя сеть» действительно существует… И Йен так считает, и Блонди. Мне кажется, что Бутэн в этой организации был просто пешкой. Я хотел выяснить что-нибудь о структуре «Синей сети» и о том, что собой представляет следующая ступень ее иерархической лестницы… но допустил при этом две ошибки.

Кризи задумчиво сказал:

– В целом задумка у тебя была неплохая, но ты слишком торопился. Тебе не следовало идти с Йеном в полицейское управление, а ему не надо было тащиться с тобой в ночной клуб. Так бы ты мог получить необходимые сведения, ни у кого не вызвав подозрений. Потом тебе надо было снять в клубе какую-нибудь девицу, переспать с ней и из чистого любопытства расспросить ее о хозяйке. Такие женщины всегда обожают посплетничать. После этого ты смог бы спокойно разработать план похищения. – На губах его промелькнула едва заметная улыбка. – Таким образом, ты получил сразу два урока: никогда не доверяй полицейским и никогда не давай половому инстинкту руководить твоими действиями.

– А у тебя что, таких проколов никогда не было?

– Один раз был. Но тогда я был еще моложе тебя. Я потерял бумажник и немного гордости. А тебя всего полчаса отделяли от того, чтобы стать рыбьим кормом.

Майклу потребовалось время, чтобы осознать смысл фразы, сказанной Кризи. Потом он спросил:

– Как тебе удалось нас найти?

Кризи рассказал Майклу, как он их искал сначала через Блонди, потом через Бриджит, о том, как узнал о Корелли от Леклерка. Все остальное было просто.

– Прости меня, – просто сказал Майкл.

Кризи отпил еще глоток кофе. Когда он заговорил, тон его изменился.

– Тебе не в чем извиняться. И себя винить не в чем. Если здесь есть чья-то вина, так только моя. Это мне надо было понять, что ты уже стал мужчиной. Мне бы с самого начала надо было тебя поддержать и быть с тобой вместе, а не плестись в хвосте. Будь уверен – теперь я с тобой.

Майкл улыбнулся.

– Господи, да ты же в больнице был! Что же ты мог сделать?

Кризи пожал плечами.

– Я с самого начала мог бы тебя поддержать, тогда тебе не пришлось бы меня убеждать, что ты уже стал взрослым… Не пытайся мне больше это доказывать такими методами.

Он встал, подошел к окну и с высоты шестого этажа взглянул на улицу. Моросил легкий дождик. Проносились огни случайных машин. Кризи обернулся, посмотрел на Майкла и снова удивил его – он заговорил о своих чувствах. Это случалось так же редко, как выпадал дождь в пустыне. Кризи махнул рукой в сторону двери в спальню.

– Знаешь, Майкл, там со мной что-то произошло. Этих людей в доме я убил, чтобы освободить тебя. Но когда я наткнулся на этих девчушек и поговорил с ними – особенно с той, которая еще совсем ребенок, – я ощутил острую потребность снова туда вернуться и еще раз убедиться, что никого не оставил в живых. Мне и старуху хотелось убить. Поверь, совсем не часто у меня возникает потребность убивать. Скажу тебе больше, такой потребности у меня вообще никогда не было. Я служил наемником потому, что ничего другого не умел делать, но никогда не связывался с людьми, которым не доверял. И никогда не убивал, если можно было без этого обойтись.

Он отвернулся и снова посмотрел через окно на дорогу. Мимо промчалась полицейская машина с мигавшими проблесковыми маячками и воющей сиреной. Кризи с горечью бросил через плечо:

– Я смотрел на этих девочек, особенно на Джульетту, и видел в их глазах не только страх, но что-то еще, что страшнее самого страха – я видел в них отчаяние. – Он снова обернулся и попросил: – Расскажи мне во всех подробностях, что тебе в тот день рассказала в больнице мать.

Майкл тоже встал и подошел к окну. Оба они стояли и смотрели на блестевшую от дождя мостовую. Майкл начал рассказ:

– Как и я, мать была сиротой. Из приюта она убежала, когда ей исполнилось шестнадцать. В их детском доме было совсем не так, как на Гоцо. С детьми там обращались по-скотски, часто били. Вскоре она встретила молодого араба. Он был при деньгах, интересно проводил с ней время и укрыл от полиции. Он стал давать ей наркотики, и вскоре она уже не могла без них жить. Тогда он начал продавать ее другим мужчинам. Если она отказывалась, он лишал ее очередной дозы. Мать думала, что он ее любит, и решила, что, если забеременеет, он перестанет торговать ее телом. Когда это случилось, она скрывала свое состояние, пока не стало уже слишком поздно. Узнав о том, что она ждет ребенка, араб избил ее и отвел к гинекологу. Но врач сказал, что аборт делать уже было нельзя. Сразу же после родов он заставил ее отдать меня в сиротский приют.

– Как он смог ее заставить?

– Самым простым способом, – произнес Майкл. Голос его срывался от переполнявших молодого человека чувств. – Он сказал, что, если она этого не сделает, он меня просто удавит. Родился я без всякого врача, матери помогала только одна знакомая проститутка. Никто не знал, что я появился на свет. У нее не было никакого выбора. Единственное, что ей оставалось сделать, – отвезти меня к порогу монастыря августинок.

– Ты должен был рассказать мне об этом на Гоцо, – сказал Кризи.

Майкл невесело усмехнулся и ответил:

– Не очень-то ты тогда был расположен слушать эту историю.

– Что правда – то правда, – пробурчал Кризи. – Но теперь я хочу знать об этом все. Я должен вникнуть в это дело целиком, по самую макушку, как ты вошел в то, что случилось над Локербаем.

Майкл повернулся к нему и улыбнулся.

– Значит, занимаемся этим вместе?

Кризи решительно кивнул.

– Да, мы этим занимаемся вместе.

– Я знаю, люди это злые и подлые, но все-таки с кем именно нам предстоит иметь дело? – спросил Майкл.

Кризи, наверное, с минуту раздумывал над вопросом, сосредоточенно потягивая кофе. Потом начал говорить так, как будто размышлял вслух.

– Как и ты, я не религиозен. Большая часть религий проводит четкий водораздел между добром и злом. По своему опыту я знаю, что зло может быть очень многолико. Мне порой кажется, что самым худшим из всех зол является садизм. В той или иной степени он есть почти в каждом человеческом существе, как почти в каждом человеке есть определенная склонность к мазохизму. Природу садизма понять непросто, но мне самому приходилось немало с ним сталкиваться напрямую, и в одном я точно уверен: питательной почвой для садизма является власть. Чем большей властью обладает садист, тем больше он несет людям зла. В каком-то смысле садизм можно считать синонимом власти. Это – неизлечимый диагноз, поскольку болезнь поражает мозг. Против этой отравы противоядия не существует. Наверное, именно поэтому садистов так притягивает власть и диктаторские режимы.

Он поставил пустую чашку на стол, взглянул на Майкла и продолжил:

– В последней войне садисты особенно тянулись к СС, как много веков назад они шли за Чингисханом. Садисты очень быстро проявляют себя в любой воюющей армии, при этом совершенно не важно, где и на чьей стороне идут боевые действия. Не имеет никакого значения, являются ли они наемниками в Африке, телохранителями кокаиновых баронов в Южной Америке или американскими солдатами во Вьетнаме. Садизм не знает ни рас, ни культур, ни пола, ни веры. Он достигает своих самых омерзительных глубин, когда садист находит для себя ярко выраженный мазохистский объект. Так, например, мать Джульетты ничего не делала, когда отчим избивал ее дочь.

Майкл спросил:

– Какое отношение это имеет к Бутэну?

Кризи хмуро кивнул.

– Самое непосредственное. Садизм в основе характера Бутэна. Перед смертью он говорил со мной и молил оставить ему жизнь. А когда человек просит сохранить ему жизнь, он говорит правду. Бутэн рассказал мне, что летом его люди обрабатывали от шести до восьми девушек в месяц и продавали их «Синей сети» по сто тысяч франков за каждую. Это составляет около восемнадцати тысяч долларов. Вроде бы немало, но по сравнению с доходами, которые Бутэн получал от других своих операций, это были просто гроши. Для него эти побочные дела имели значение лишь постольку, поскольку он мог тешить свои садистские наклонности… можно сказать, ради забавы. Это давало ему возможность во всей скотской силе проявить свои садистские замашки на ни в чем не повинных существах. Когда мы ближе столкнемся с «Синей сетью», нам встретится много таких тварей, как он, может быть, даже еще гнуснее. – Он взглянул на часы. – А теперь, Майкл, иди к девочке. Мне нужно еще позвонить Леклерку, попросить его достать документы для Ханны и Джульетты. Кроме того, я еще позвоню на Гоцо и свяжусь с Джо Талом Бахаром.

Майкл с удивлением на него взглянул.

– С Джо?

– Да. Совсем недавно он купил новую пятидесятифутовую яхту. Она развивает скорость до тридцати узлов и через пару дней может быть уже здесь. Он переправит тебя с Джульеттой на Гоцо, а с яхты до берега, скорее всего, вас доставят ночью на рыбачьей лодке. Тебе придется запереть девочку в винный погреб за домом и держать ее там, пока она не отвыкнет от наркотиков. На это уйдет дней десять, и за это время ей придется пройти через все круги ада… впрочем, как и тебе. Тебе даже, может быть, хуже придется, если только такое вообще возможно представить. И никто к тебе там на помощь не придет. Ни одна живая душа не должна будет даже заподозрить, что девочка у нас. Из погреба все вынеси. Положи туда только матрас и проведи шланг с водой, да поставь еще одну из тех больших бочек, в которых мы делаем вино. Наполни ее водой. Рядом положи стопку простынь – не меньше дюжины. Когда все это сделаешь, вколи ей последний раз метадон. Ад начнется спустя двенадцать часов. Я тебе потом расскажу, что с ней будет твориться. И сразу, как в последний раз укол ей сделаешь, спустись в деревню и скажи Терезе, что она может быть свободна, пока ты ее не попросишь снова приходить. Скажи ей, что сам будешь в доме убираться. И еды купи, чтобы хватило недели на две.

– А если она и в самом деле заболеет? – спросил Майкл. – Врача мне вызывать?

Кризи покачал головой.

– А если она умрет?

Кризи взглянул на сына и ровным голосом произнес:

– Похорони ее в дальней части сада, где растут гранатовые деревья. Закопай ее глубоко, как минимум на восемь футов. Оставь записку на воротах, чтобы никто тебя не беспокоил. – Он ненадолго задумался и сказал: – Проведи в погреб телефон, но, когда будешь оттуда уходить, не забывай уносить его с собой. И всегда оставляй дверь запертой. – Он кивнул головой в сторону двери спальни. – А теперь иди к Джульетте. Скажи ей, что лекарство скоро привезут.

Как только Майкл скрылся за дверью, Кризи снял телефонную трубку.

Глава 21

В десять минут седьмого раздался звонок домофона. Кризи дремал в кресле. Голова его дернулась, он взглянул на часы, быстро встал, подошел к переговорному устройству и нажал кнопку.

– Да, – сказал он в микрофон.

Ему по-французски ответили:

– Красная тройка.

– Зеленая четверка, – ответил Кризи и нажал на другую кнопку, открывающую дверь парадного. Потом он подошел к столу, взял «Кольт-1911» с глушителем, проверил обойму, вернулся к двери и стал ждать.

Через пару минут раздался тихий стук в дверь. Он открыл замок и отступил назад, держа пистолет на уровне пояса.

– Войдите, – сказал он.

Вошел человек, державший в руках черный портфель. Через его плечо был перекинут ремешок кожаной сумки. Поставив и то и другое на пол, он какое-то время смотрел на Кризи, потом кивнул, протянул руку и сказал:

– Меня зовут Марк.

Кризи переложил пистолет в левую руку, направляя его дулом вниз. Они пожали друг другу руки, потом Кризи жестом пригласил его к столу и спросил:

– Кофе будете?

Француз кивнул. Он был невысокого роста, полноватый, в очках с сильными линзами без оправы. По его виду можно было предположить, что он работает школьным учителем или банковским клерком. На нем был деловой серый костюм и голубой галстук. Заметив оценивающий взгляд Кризи, он слегка улыбнулся.

– Я знаю, – сказал он, – что выгляжу не очень представительно, но именно это всегда было моим главным преимуществом в жизни. Меня никто не хочет принимать всерьез… поэтому я всегда бью первым.

Кризи улыбнулся в ответ и прошел на кухню налить гостю кофе. Француз поставил портфель на стол и раскрыл его. Войдя в комнату с двумя полными чашками горячего кофе, Кризи сел рядом с ним за стол.

– Оружие у вас есть? – спросил он.

Француз кивнул и похлопал себя по левому боку.

– Вам придется оставить его здесь, – сказал Кризи. – И кобуру тоже.

Несколько секунд француз смотрел ему прямо в глаза, потом встал и снял пиджак. В наплечной кобуре у него была девятимиллиметровая «беретта». Француз снял кобуру и вместе с пистолетом положил ее на стол. Кризи вынул «беретту». Он проверил, есть ли в стволе патрон, потом взглянул на предохранитель, вынул обойму и положил ее себе в карман. Француз сначала молча наблюдал за его действиями, потом заговорил.

– Я работаю на Рене Леклерка уже пятнадцать лет. Он мне не раз доверял свою жизнь. Я знаю все о человеке по имени Кризи. Когда Леклерк посылал меня сюда, он мне сказал только одно: держаться с вами точно так же, как я веду себя с ним.

Кризи на мгновение взглянул ему в лицо, потом взял «беретту», вынул из кармана обойму, вставил ее в рукоять пистолета и положил его на стол перед французом.

– Хорошо, Марк, – сказал он. – Пока вы здесь, можете его держать у себя. Но когда вы с моим другом покинете это помещение, вам его все равно нужно будет оставить.

– В чем состоит работа? – спросил француз.

– Ничего особенно сложного делать не придется. Я хочу вас просить съездить с моим датским другом в Копенгаген, отвезти туда одну девушку. Дорога займет у вас около сорока восьми часов. Вести машину вы будете по очереди. Девушка села на иглу, и всю дорогу ей придется делать уколы, чтобы она не мучалась. Мой друг – датский полицейский.

Глаза француза округлились, но Кризи его успокоил.

– Не волнуйтесь, это честный полицейский. Когда вы оставите его в Копенгагене, машину надо будет перегнать обратно в Марсель. Вам хорошо заплатят.

Француз покачал головой.

– Ничего мне платить не надо. Я работаю на Леклерка, и платит мне он.

Кризи кивнул в знак согласия, встал и заглянул в раскрытый портфель. Потом запустил в него руку, прежде всего нащупал лекарства и вынул шприцы с метадоном. Два он положил на стол и спросил:

– Вы знаете, как с этим обращаться?

Марк утвердительно кивнул и сказал:

– Можно мне задать вам один нескромный вопрос?

– Пожалуйста.

– По дороге сюда я слушал по радио в машине краткую сводку новостей. Передавали, что на вилле Бутэна на побережье была стычка между бандами. Там нашли много трупов. Вы имеете к этому какое-нибудь отношение?

Кризи лишь слегка пожал плечами, но этого жеста было вполне достаточно.

– Бутэн убит? – спросил француз.

Кризи чуть заметно кивнул. Француз поднялся со стула и протянул Кризи руку. Тот ее пожал.

Француз спросил:

– Девушка с той виллы?

– Да, а в другой спальне вторая. Совсем ребенок – ей еще только тринадцать.

Кризи заметил, как в глазах француза мелькнули злоба и ненависть.

– Вы уверены, что Бутэн мертв?

Кризи снова едва заметно кивнул и произнес:

– Его разорвало в мелкие клочья.

Без всякой патетики француз сказал:

– Теперь я могу вас считать своим другом.

Кризи обернул два шприца белой салфеткой, взял немного ваты и небольшую склянку медицинского спирта. Они остановились перед дверью в первую спальню, и Кризи постучал. Когда Йен отворил, Кризи представил его Марку. Ханна сидела на постели. Она немного дрожала, лицо ее было почти таким же бледным, как простыня. Йен спокойно заговорил с ней по-датски и указал на Марка. Француз улыбнулся девушке. Улыбка преобразила его лицо. Он сразу стал выглядеть, как любимый всеми дядюшка.

– Вы говорите по-французски? – спросил он ее.

Она мельком взглянула на него и срывающимся голосом произнесла:

– Совсем немного.

– А по-английски?

– Да, по-английски я говорю неплохо.

– Отлично. Тогда мы будем говорить по-английски. Я, правда, владею им не совсем свободно, но, надеюсь, в ближайшие два-три дня вы поможете мне его улучшить. Мы обязательно станем друзьями. – Он снова улыбнулся, и по измученному лицу девушки тоже скользнуло некое подобие ответной улыбки.

Поддавшись внутреннему порыву, Кризи передал французу белую салфетку и сказал:

– Сделайте это вы. И потом продолжайте ее колоть каждые восемь часов, пока она не будет в безопасности в Копенгагене.

Он подал знак Йену, они вышли из комнаты и закрыли за собой дверь.

– Кто это? – спросил Йен.

– Друг моего близкого знакомого. На вид он не очень крут, но я уверен, это впечатление обманчиво. Ты ему можешь полностью доверять. Он вместе с тобой поведет машину до Копенгагена. Сегодня к вечеру документы девушки будут готовы, и, как только мы их получим, вы тут же уедете. – Он показал на телефон. – Тебе бы лучше позвонить прямо сейчас Бриджит, пока она не ушла в школу. Говори с ней как можно быстрее. Скажи, чтоб никому об этом звонке не докладывала. Больше ей не звони, пока не пересечете датскую границу. Потом позвони своему начальнику, попроси его все организовать, чтобы отвезти девушку прямо в клинику. Думаю, с родителями ее надо будет связаться только тогда, когда она уже будет там.

Йен задумчиво кивнул и спросил:

– Что будет с тобой, Майклом и Джульеттой?

Кризи взглянул на часы и сказал:

– Через час я позвоню на Гоцо. Дня через два сюда прибудет на скоростной яхте один мой приятель, заберет Майкла с девочкой и отвезет их домой.

– Домой?

– Да. Домой – на Гоцо.

– А ты?

Кризи пожал плечами.

– Я отправлюсь в Милан побеседовать с человеком, который покупает этих девушек.

Он снова сделал жест в сторону телефона. Йен подошел к нему и набрал номер. Как только его соединили, он что-то быстро сказал по-датски и повесил трубку. Кризи с удовлетворением отметил про себя, что он не представился и не назвал никаких имен.

– Вопросов она не задавала? – спросил он.

Йен покачал головой и улыбнулся.

– Она – жена полицейского.

Из спальни Ханны вышел Марк, тихонько прикрыл за собой дверь и сказал:

– Девушка успокоилась. Через несколько минут она заснет. – Обратившись к Йену, он предложил: – Может быть, вы бы с ней побыли, пока она не уснет… она вам доверяет. – Он не мог сдержать кривой ухмылки. – Хоть я никак в толк не возьму, как кто-то может верить полицейскому.

Йен проворчал что-то о том, что он не француз, и прошел мимо него в спальню. Марк все еще держал в руке белую салфетку. Кризи постучал в дверь другой спальни. Ему открыл Майкл. Кризи представил мужчин друг другу, и все они повернули голову в сторону лежавшей в постели девочки. Казалось, на лице ее были одни огромные, темные глаза – глаза, полные отчаяния. Француз заглянул в них, и двое других мужчин уловили почти неслышные проклятия, сорвавшиеся с его губ.

Кризи сдержанно сказал:

– Майкл, представь ее Марку. Он покажет тебе, как и куда вводить ей метадон.

Полчаса спустя четверо мужчин сидели вокруг кухонного стола. Была половина восьмого утра. Между ними установилась странная связь, которая объединяет членов одной спортивной команды, когда наступает время действовать всем вместе. Марк принес детальный план дорог, проходящих от Марселя до Копенгагена. Вместе с Йеном они наметили маршрут и подсчитали, что, если ехать без остановок и учесть загруженность магистралей, они смогут быть в Копенгагене через сорок часов с момента выезда.

Кризи, как и собирался, позвонил на Гоцо. Джо Тал Бахар уехал с острова, когда ему было восемнадцать лет, чтобы попытать счастья в Нью-Йорке. Вернулся он через десять лет с таким состоянием, о котором и мечтать не мог. Часть его он потратил на то, чтобы удовлетворить все свои прихоти. Очень скоро прихотей у него не осталось, и теперь он скучал. Небольшая увеселительная прогулка, которую предложил ему совершить Кризи, тут же зажгла его воображение. Он сказал, что сможет быть на яхте у побережья Марселя через пару дней и «гости» его будут переправлены на Гоцо так, что об этом не узнает ни одна живая душа. Кризи договорился с ним о том, что перезвонит позже, когда определит место, к которому ему надо будет подплыть. Марк тоже сделал несколько телефонных звонков, потом вынул из портфеля фотоаппарат «полароид».

– Мне нужны фото девушек для документов, – сказал он.

Йен и Майкл уже хотели было встать, но он остановил их жестом руки.

– Оставайтесь здесь, девочки успокоились.

Он вошел в первую спальню, оставив дверь открытой. До остальных донесся его ласковый голос и спокойный ответ Джульетты.

Йен повернулся к Кризи и спросил:

– Что это за человек, с которым ты собираешься беседовать в Милане?

– Я знаю только его имя, – ответил Кризи. – Это имя дал мне Бутэн, когда просил сохранить ему жизнь. Не знаю даже, может быть, это вовсе не имя, а кличка… итальянское прозвище… Донати.

– И это все, что у тебя есть? – спросил Майкл. – Только одно имя?

– Было еще одно, – ответил Кризи, – но не совсем понятное. Пойми, Бутэн был в шоке. Он говорил, бормотал что-то, зная, что жизнь его находится на волосок от смерти. Как я понял, этот человек, Донати, имеет какого-то связного, который осуществлял контакт между Бутэном и Донати. По мнению Бутэна, он наполовину француз, наполовину итальянец, потому что на обоих языках говорит как на родном. Никто вроде не знает, как этого малого зовут на самом деле. О нем говорят как о связнике, и сам он так себя называет.

– Бутэн описал его? – спросил Майкл.

– Да, что знал, он вроде рассказал, хоть это и немного. Ему около сорока, он совершенно лыс, немногословен и в хорошей форме. Бутэн сказал, что, когда он приезжал в Марсель, был совсем не прочь побаловаться с девочками. Есть у него еще одна отличительная черта – он пьет только кампари со льдом, зато целыми стаканами.

– Да, для начала не густо, – заметил Майкл. – Мне кажется, основное внимание надо уделить Донати. Здесь хоть прозвище известно или имя. Он из мафии?

– Нет, – спокойно продолжал Кризи. – По словам Бутэна, он из «Синей сети». Это единственная связь, которая у него была с этой организацией. Как только у него появлялась новая девушка на продажу, он звонил по номеру телефона, который у него был, и ему говорили, как и куда ее нужно доставить.

После некоторых раздумий Йен сказал:

– В нашем отделе есть кое-какие связи с итальянской полицией и карабинерами. Может быть, мне удастся получить на этих людей наводку?

Наступила полная тишина. Потом Майкл спросил:

– Такую же, как на Корелли?

Казалось, Йен воспринял это замечание без обиды, но, когда снова заговорил, по голосу его было ясно, что он занял оборонительную позицию.

– Ну что ж, я могу просмотреть наши собственные материалы в Копенгагене. – Тут его осенило. – Ведь когда я вернусь, у меня еще останется семь недель от отпуска за свой счет. Интересно, что я буду делать? В бирюльки играть или баклуши бить?

Он окинул остальных воинственным взглядом. Кризи улыбнулся, но взгляд его оставался задумчивым.

– Может, от тебя и будет какой-то прок, – сказал он, – если я тебя как приманку смогу использовать.

– Это еще какого черта? – возмутился датчанин.

Кризи взглянул на Майкла и пояснил:

– Приманку используют тогда, когда хотят привлечь внимание противника. Если использовать в этой роли тебя, опасность тебе никакая грозить не будет. В своей официальной ипостаси ты просто будешь во все дыры нос совать, не представляя для них никакой реальной угрозы. Они будут на тебя смотреть как на занудного полицейского чиновника и нервничать особенно из-за тебя не станут.

Майкл рассмеялся, а Йен разозлился.

– Ты что, на самом деле меня считаешь «занудным полицейским чиновником»? – задиристо спросил он.

Кризи дружески улыбнулся, чтобы датчанин не затаил на него обиду.

– Это что-то вроде инспектора Клозо, – объяснил он. – Пока они будут над тобой посмеиваться, я им с другого конца на хвост сяду.

Йен взвесил это предложение и сказал:

– Я в жизни занудой не был, но, если это поможет делу, попробую научиться.

Последние слова он произнес без тени иронии. Всем было ясно, что ему очень хотелось остаться в команде. Кризи сказал:

– Ты действительно можешь быть нам очень нужен, Йен. Я об этом где-то через неделю буду знать точно. Надеюсь, недели через три Майкл уже освободится, чтобы снова иметь возможность ездить, куда понадобится. Быстро эта операция не закончится. Мне придется восстановить в Италии кое-какие свои старые связи.

– Какие, например? – спросил Майкл.

– Прежде всего с твоим нареченным дядей Гвидо в Неаполе. Он хоть и сидит сиднем в своей берлоге, но связи у него колоссальные, и он всегда даст хороший совет.

Кризи объяснил Йену, что Гвидо Арелио – его лучший и самый близкий друг. Они вместе служили еще в Иностранном легионе и потом в течение многих лет как наемники побывали чуть ли не во всех уголках мира. Партнерство их кончилось, когда несколько лет назад друзья оказались на Мальте и Гвидо влюбился в старшую дочь Лауры Шкембри – Джулию. Они поженились, переехали в Неаполь и открыли там небольшой пансион. Через несколько лет Джулия погибла в автомобильной катастрофе. Кризи, в свою очередь, женился на ее сестре – Наде, которая вместе с родившейся у них дочерью погибла в авиационной катастрофе, когда они сто третьим рейсом «Пан Американ» пролетали над местечком Локербай.

– Кроме того, я свяжусь с полковником Марио Саттой, – сказал он.

Теперь даже у Майкла лицо вытянулось от удивления. Кризи снова принялся объяснять:

– Это еще один мой старый друг. И очень необычный. Многие годы он возглавлял разведывательную службу итальянских карабинеров, боровшихся с мафией. Несколько лет назад я вел настоящую войну против одного из ее кланов. Тогда мы с Саттой еще не были знакомы. Но он обо мне слышал и был в курсе того, чем я занимался. Сатта представил мне свободу действий, несмотря на то что я убивал итальянцев в их собственной стране. Они, конечно, были мафиози, но по закону он обязан был попытаться меня арестовать. Однако вместо этого он отозвал всех своих людей, чтобы хоть они меня не преследовали, вплоть до последней битвы в Палермо, где я убил их главного дона и почти всех его подручных. Меня самого тогда сильно ранили, и я чудом уцелел. Старший брат Сатты работает главным хирургом в больнице Кордарелли в Неаполе. Он-то меня с того света и вытащил. Кроме того, он же подписал свидетельство о моей смерти, чтобы другие мафиози не тратили времени на мои поиски. – Кризи улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям. – Мне рассказывали, что похороны мои удались на славу.

– Вот, оказывается, откуда ты получил на Гоцо свое прозвище, – сказал Майкл. Он обернулся к Йену и пояснил ему: – На Гоцо у каждого есть прозвище.

– И как же его там называют? – спросил Йен.

– Меджет, – ответил Майкл. – Это значит «мертвый». А еще там его называют Уомо, что по-итальянски значит «человек».

– А у тебя какое прозвище?

Майкл почувствовал себя немного не в своей тарелке.

Кризи усмехнулся и ответил за сына:

– Его на острове называют Спикка, что значит «конченый». Он получил это прозвище, когда его привели домой после первого посещения диско-клуба. Так эта кличка к нему и прилипла. – Кризи обернулся к Йену и, перейдя на серьезный лад, сказал: – Теперь и тебе надо прозвище придумать. Оно будет всем нам служить своего рода паролем. Если кто-то тебе позвонит и назовет этим именем, ты будешь знать, что этот человек либо от меня, либо от Майкла. – Он взглянул на молодого человека и спросил: – Как мы его назовем?

Майкл немного подумал, расплылся в широкой улыбке и сказал:

– Давай назовем его Десерт. Очень уже Йен падок на сладенькое да на вкусненькое, – пояснил свою мысль Майкл. – Это заметно и по его брюшку.

– Отлично, – сказал Кризи. – С этого момента ты наречен Десертом.

Из второй спальни вышел Марк, держа в руках фотоаппарат и несколько снимков. Он положил их на стол и указал на одну из фотографий. На ней была изображена Джульетта. Он сказал:

– А девчушка-то с характером. Перед тем как разрешить мне ее сфотографировать, она потребовала, чтобы я ей дал свою расческу.

Он собрал карточки и положил их к себе в портфель вместе с фотоаппаратом. Потом надел на себя упряжь наплечной кобуры, засунул в нее «беретту», взял в руки портфель и сказал:

– Вернусь с документами через пару часов.

Он уже собрался было уходить, но его остановил голос Йена.

– Марк, погоди. У тебя есть прозвище?

Озадаченный француз пробормотал:

– Ну есть вообще-то.

– Какое? – резко спросил Кризи по-французски.

После некоторого замешательства француз поправил на переносице круглые толстые очки и сказал:

– Ну, если это вам так надо, можете звать меня Совой.

Остальные трое улыбнулись, и Кризи произнес:

– Это будет твой пароль. Если кому-нибудь из нас позвонит Сова, мы будем знать, что это за птица. Никогда по телефону не произноси свое настоящее имя.

Француз скорчил гримасу и вышел, пробормотав в дверях что-то неразборчивое. Понять можно было лишь одно слово: «психи».

Глава 22

Грета и Флемминг Андерсены жили в богатой части копенгагенского пригорода Геллеруп в большом, увитом плющом старом доме, который стоял в заросшем деревьями саду. Дом был слишком велик для супружеской четы с одним ребенком, но, когда они его покупали, была надежда, что детей будет несколько. Они уже лежали в кровати, когда без десяти двенадцать ночи зазвонил телефон. Флемминг спросонья потянулся к трубке стоявшего рядом с кроватью телефона. Он слушал полминуты, пытаясь уловить смысл того, о чем ему говорили, потом резко сел в постели.

– В чем там дело? – озабоченно спросила жена.

Он поднял руку, делая ей знак замолчать, потом произнес:

– Да-да, конечно, – и взглянул на часы. – Мы будем через полчаса. – Он поставил телефон на место и встал с кровати. – Давай, Грета, скорее, – сказал он, – это Ханна. Ее нашли!

Йен ждал у входа в клинику. Он приехал два часа назад. Сова терпеливо сидел в машине. Путешествие прошло быстро и гладко. Он увидел фары серебристого «мерседеса», подъезжавшего к стоянке, и снова задумался над тем, как лучше все объяснить Андерсенам. Из документов, с которыми ознакомился Йен, и на основе впечатления, сложившегося у него во время встречи с ними в его кабинете несколько недель назад, полицейский мог заключить, что они – люди сильные. Флемминг Андерсен сделал себе состояние на строительных работах, значительная часть которых велась на негостеприимной земле Гренландии. Можно было сказать, что этот человек создал себя сам. К трудностям, с которыми ему приходилось сталкиваться часто, он привык. Жена его Грета, была его первой юношеской любовью, она поддерживала его всегда и во всем. Особенно тяжело им приходилось в первые самые трудные годы их совместной жизни. Хотя во время их встречи в его кабинете она была страшно расстроена и много плакала, Йен полагал, что у нее хватит сил с достоинством взглянуть правде в глаза.

Они поднялись по ступеням к входной двери, в глазах их светились одновременно беспокойство и надежда. Он распахнул перед ними дверь и проводил в небольшую приемную. Как только они расположились в креслах, Грета сразу же стала задавать вопросы.

– Скажите, почему она именно в этой клинике?

Муж взял ее за руку и остановил.

– Подожди, дорогая, инспектор сам нам все объяснит.

Йен объяснил. Объяснил детально. Голос его был проникнут сочувствием, но тверд. Он рассказал им о тяжелых испытаниях, которые выпали на долю их дочери, о трудностях, с которыми им придется столкнуться в ближайшие недели, а может быть, и месяцы. Объяснения свои он закончил, сказав, что в клинике их дочь находится в надежных руках, и выразил уверенность в том, что, когда ее выпишут отсюда домой, она тоже будет окружена заботой и любовью. Особый упор Йен сделал на том, что в этой ужасной истории Ханна была совершенно невинной жертвой и обвинять ее в чем бы то ни было просто недопустимо.

Отец девушки оторвал взгляд от покрывавшего пол ковра и спокойно сказал:

– Да, винить во всем нужно только тех людей, которые над ней надругались. Они арестованы?

Йен покачал головой.

– Нет… их уже никогда не смогут арестовать. Я понимаю, что большого облегчения вам это не принесет, но могу сообщить, что все они умерли насильственной смертью, и они знали, за что умирают. Ваша дочь была не единственной их жертвой. Ей очень повезло – во-первых, потому что она осталась в живых, и во-вторых, потому что у нее такие замечательные родители.

Грета плакала. Она подняла лицо и отерла слезы.

– Их убили вы? – спросила она.

Йен снова отрицательно покачал головой.

– Нет, но я при этом присутствовал. Сейчас я не могу посвятить вас в подробности, поскольку это может повредить человеку, который спас вашу дочь и отправил ее домой. Никаких официальных сообщений об этом происшествии не будет. Ни в газетах, ни в других средствах массовой информации.

Андерсены сидели молча, потом Флемминг спросил:

– Этот человек, который ее освободил и убил этих скотов… я могу его как-то отблагодарить? Вы знаете, я человек не бедный.

Йен взглянул на него и с серьезным видом кивнул.

– Да, конечно, вы можете его отблагодарить. Когда с вашей дочерью снова все будет нормально, сделайте несколько ее фотографий и пошлите их мне на службу. Я передам ему эти снимки. Они станут для него самой лучшей вашей благодарностью.

Полицейский встал, подошел к двери, открыл ее и сделал кому-то знак рукой. В приемную вошел мужчина среднего возраста в ничем не примечательном костюме. Йен представил его как доктора Ларса Берга, руководителя этой клиники и лучшего специалиста Дании в вопросах излечения наркоманов. Инспектор сказал:

– Доктор Берг вкратце расскажет вам о ходе лечения. Я постоянно буду поддерживать с клиникой связь.

Он повернулся, чтобы уйти, но его остановил голос матери девушки. Женщина подошла к нему и крепко обняла. Она его благодарила со слезами на глазах. Он поцеловал ее в мокрую щеку, бережно обнял, отстранился и направился к выходу. Это был один из редких случаев, когда Йен получил от исполнения своих служебных обязанностей полное удовлетворение.

Сова спал на небольшом диванчике в гостиной. Йен заснул на широкой двуспальной кровати в спальне. Рядом с ним лежала Бриджит. Она заснуть не могла. Проведя рукой по телу мужа, она ощупала синяки, ссадины и кровоподтеки. Бриджит открыла им дверь десять минут назад. Ни есть, ни пить они не хотели – единственным их желанием было выспаться. Многое она понять не могла. Когда второй мужчина расположился на диванчике, Йен пошел в спальню, бросив гостю через плечо:

– Спокойной ночи, Сова.

Тот приподнял веки и ответил:

– Спокойной ночи, Десерт.

Бриджит вздохнула и поцеловала фиолетовую ссадину на левой ягодице мужа. Ну ничего, утром она узнает обо всем, что произошло.

Глава 23

Небо было безлунным, море – бездонно-черным. Но Джо Тал Бахар уверенно бороздил килем яхты водную зыбь, держа скорость неизменной на двадцати восьми узлах в час. Он сидел рядом с Майклом в рулевой рубке и показывал ему на экран радара.

– Сейчас мы находимся в тридцати милях к югу от западного побережья Сицилии и приближаемся к самому оживленному в мире перекрестью морских путей. Торговые суда и танкеры плывут на восток Италии, в Грецию, страны Ближнего Востока, а через Суэцкий канал еще дальше – на Дальний Восток.

Майкл наклонился ближе к экрану. На нем поблескивали многочисленные светящиеся точки.

– Как же, черт возьми, ты сможешь здесь отыскать рыболовное суденышко Френчу? – спросил он.

Джо рассмеялся. Он был очень доволен собой. Взглянув на часы, он проговорил:

– Примерно через пятнадцать минут Френчу поднимет на мачту особый передатчик. Мой радар специально оборудован, чтобы принимать его сигнал.

Майкл взглянул на Джо.

– Я так понимаю, подобного рода операциями вы занимаетесь далеко не в первый раз.

Джо согласно хмыкнул.

– Ты прав. Но людей, а не товары, мы перевозим впервые. Так что там у вас произошло?

Ни секунды не раздумывая, Майкл сказал:

– Джо, как только ты встретишься с Кризи, задай этот вопрос ему. Ты же сам отлично знаешь, как у нас с ним дела поставлены.

– Да, конечно, – без намека на обиду ответил Джо. – Я только хотел сказать, что девочка очень славная, но ей, видимо, здорово досталось.

Дальше они продолжали путешествие в молчании. Когда яхта проплывала мимо какого-то порта, Майкл смог различить бортовые огни огромного супертанкера, сидевшего на поверхности воды, как небольшой городок. Он бросил взгляд вправо и увидел другие огоньки. Джо за ним внимательно наблюдал.

– Это небольшие рыболовецкие суда, – сказал он. – Мы сейчас недалеко от Порто-Пало на юго-восточном побережье Сицилии. Рыбаки тралят королевских креветок. Обычно я здесь ненадолго останавливаюсь, чтобы обменять бутылочку виски на ящик креветок… Но сейчас у нас на это времени нет. Слушай, Майкл, если тебе в чем-то с этим ребенком надо будет помочь, дай мне знать. Не знаю уж, что там стряслось, но, думаю, не обошлось без наркоты. В Нью-Йорке мне доводилось с этим сталкиваться. Чтобы от этого избавиться, надо пройти через ад.

– Когда будет нужно, я дам тебе знать, – сказал Майкл. – Но если только будет возможно, Кризи хотел уладить это дело своими силами. Самое главное, чтоб никто не догадывался, что она на Гоцо. По крайней мере до тех пор, пока Кризи не вернется и не привезет для нее нормальные документы.

– Об этом не беспокойся, – ответил Джо. Он сделал движение рукой вниз, указывая под палубу. – Венцу будет держать рот на замке, да и Френчу с сыновьями тоже не из болтливых.

Еще минут десять они продолжали плыть в молчании. Джо не смотрел ни прямо, ни направо, ни налево – он не отрывал взгляд от экрана локатора и панели управления. Внезапно капитан удовлетворенно хмыкнул, подался вперед и указал пальцем на какую-то точку на экране. Среди десятков сигналов появился еще один, мерцавший ярче других. Джо слегка улыбнулся.

– А вот и Френчу. Если судить по яркости сигнала, его шестидесятифутовое суденышко можно принять за огромный супертанкер. – Минуты две он продолжал следить за сигналом, потом удовлетворенно кивнул. – Да, это точно он. Плывет на юго-запад со скоростью десять узлов. – Джо нажал на какие-то клавиши компьютера, стоявшего рядом с радаром, еще раз взглянул на экран и проговорил: – Мы встретимся с ним через шестнадцать минут.

Майкл посмотрел на часы и спросил:

– Ты можешь просчитать, в котором часу катер Френчу вернется на Гоцо?

Джо нажал еще на несколько клавиш и ответил:

– Если предположить, что скорость его лодки будет двенадцать узлов – а она такой и будет, – вы причалите к Гоцо где-то в пять утра. За час до рассвета.

– Тогда мне прямо сейчас нужно идти вниз, – сказал Майкл. – Посмотрю, как там девочка.

Венцу сидел перед дверью кормовой каюты. Майкл ему кивнул, отворил дверь и вошел. Джульетта сидела на большой двуспальной кровати, поджав под себя ноги. На ней были джинсы и черная трикотажная майка с длинным рукавом. Она бросила на него тревожный взгляд.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Девочка покачала головой.

– Я паршиво себя чувствую. Мне снова эта штука нужна.

– Еще немного рановато, – сказал он, – но уж лучше я сейчас тебе укол сделаю, чем на рыбачьей лодке.

Он открыл ящик стола и вынул из него небольшую коробочку. Тем временем она закатывала правый рукав черной майки.

Глава 24

Был вечер пятницы. Полковник Марио Сатта по пятницам всегда ужинал в одиночестве. Он сидел в своем любимом миланском ресторане за самым уютным столиком, утопленным в небольшом алькове. У этого человека было совсем немного привычек, но визиты в этот ресторан относились к их числу. За традиционным ужином по пятницам он подводил итоги прошедшей недели и намечал планы на будущую. Он совсем не был похож на полковника карабинеров. Скорее его можно было принять за гонщика, выигравшего главный приз в состязаниях, известного драматурга или владельца телевизионной студии. Одет он был с иголочки. Его темно-серый двубортный костюм в тонкую полоску был сшит Хантсманом из «Сэвил Роу». Кремового цвета шелковая рубашка, впрочем как и все другие его рубашки, была сшита мастером экстра-класса в небольшом ателье в Комо. Коричневатый шелковый галстук был от «Армани». Ботинки из великолепно выделанной тонкой кожи делал ему личный сапожник в Риме.

Лицо Сатты привлекало внимание, особенно женщин. Красивым в обычном смысле этого слова его назвать было нельзя, но глубоко сидящие темные глаза и тонкий нос с небольшой горбинкой придавали ему властный и немного загадочный вид.

Он происходил из богатой аристократической семьи, в которой главенствовала его мать. Она так и не смогла понять, почему при всем ее богатстве и обширных связях младший сын выбрал для себя карьеру, как ей казалось, заурядного полицейского, несмотря на то что он постоянно внушал ей, что служил не в полиции, а карабинером и был в этом роду войск самым молодым полковником. Она лишь пренебрежительно хмыкала и говорила, что, как бы ни была красива его форма, он все равно останется заурядным полицейским.

Ее старший сын выучился на врача и со временем стал лучшим в Италии хирургом. Но даже этого его матери было недостаточно. Она отзывалась о нем не иначе как о начитавшимся научных книг мяснике. Ей бы хотелось, чтоб дети занимались торговлей, промышленностью или политикой. Она мечтала, чтобы сыновья были женаты на известных, достойных женщинах из хороших семейств. Однако, как на грех, старший сын женился на медсестре из Болоньи, а Марио крутил бесконечные романы с едва достигшими половой зрелости актрисами. Сыновья доставляли ей постоянную головную боль, но она любила их, и любовь была взаимной.

Полковник Марио Сатта составил себе репутацию глубокими расследованиями и содержательными печатными трудами об итальянской мафии. За годы работы, опираясь на помощь преданного помощника Беллу, он составил детальные досье почти на все мафиозные кланы страны. Сначала это принесло ему славу, потом разочарование, а в итоге чуть не довело до инфаркта. Дело было в том, что собранная им информация была принята высшими судебными органами Палермо и других городов к исполнению. В результате, по мере приближения к главным преступникам, выявленным Саттой, судей, занимавшихся этими делами, вместе с их телохранителями стали убивать – в некоторых стреляли, в других бросали бомбы. Они были храбрыми и достойными людьми, но, кроме переданной информации, Сатта, к сожалению, ничем им помочь не мог. Политика или коррупция, но чаще комбинация того и другого всегда покрывали и выгораживали убийц.

Отчаявшись одержать верх над бандитами, Сатта попросил о переводе. Через несколько месяцев просьба его была удовлетворена, и его назначили начальником департамента, занимавшегося расследованием дел, связанных с политической коррупцией в северных промышленных областях Италии. На новое место службы он взял с собой Беллу, и, хотя они занимались коррумпированными политиками всего несколько месяцев, многие из них уже стали беспокойно оглядываться по сторонам.

У полковника Марио Сатты в жизни были три страсти: к хорошей еде, красивым женщинам и игре в трик-трак. Именно в таком порядке он им отдавал предпочтение. Полковник считал, что прекрасно провел вечер, если ему удавалось вкусно поужинать в хорошем, уютном ресторане или дома, приготовив еду своими руками и разделив ее с красивой женщиной, потом сыграть несколько партий в трик-трак – естественно, выиграв во всех, и после этого уединиться с выбранной им дамой в спальне. Но в тот вечер он ужинал в одиночестве, предвосхищая то удовольствие, которое ожидал получить от назначенного на воскресенье свидания с очаровательной девушкой. Она была не актрисой, а диктором телевидения с восхитительными золотисто-каштановыми волосами.

Он заказал любимые блюда: специальную закуску, за которой следовала курица в остром соусе. На десерт он решил себя побаловать и попросил принести фруктовое мороженое. Сатта всегда заботился об объеме талии, но иногда – по вечерам в пятницу – давал себе поблажку. Сатта только что закончил курицу и допил последний глоток «бароло», чувствуя некоторую тяжесть в желудке, но ожидаемый десерт должен был быть очень легким.

Когда дверь ресторана открылась, полковник бросил в ее сторону рассеянный взгляд и медленно поставил рюмку на стол. Он увидел, что вошедший человек окинул взглядом зал, остановил его на нем и неспешно направился к его столику. Походка мужчины была необычайно легкой для крупного, массивного тела, но, ступая, он касался пола сначала внешними сторонами ступней. Полковник медленно поднялся и обошел вокруг стола. Некоторые из присутствовавших в зале перестали есть и наблюдали за ними. Они увидели, как Сатта тепло обнял вошедшего и расцеловал его в обе щеки. Никто, включая мэтра и официантов, никогда раньше не видел, чтобы полковник Марио Сатта делал что-либо подобное. Мужчины сели, глядя друг на друга через стол. Мэтр, слегка склонившись, стоял в паре метров позади только что вошедшего человека.

– Ты уже ужинал? – спросил Сатта.

Кризи покачал головой.

– Пару часов назад съел в самолете бутерброд.

Сатта кивнул мэтру, который тут же подошел к ним. Не спрашивая Кризи, полковник заказал для него спагетти с разными сортами мяса, после которых должны были принести телятину в белом вине. Он попросил подождать с его десертом, пока его гость не разделается с телятиной, а потом подать двойную порцию мороженого. Кроме того, он распорядился поставить на стол еще одну бутылочку «бароло».

Когда мэтр суетливо отправился выполнять заказ, Кризи улыбнулся.

– У тебя, Марио, отличная память.

Итальянец усмехнулся.

– Именно это ты заказывал в больнице Кордарелли вечером, накануне собственных похорон.

Кризи кивнул, отогнав промелькнувшие воспоминания, и спросил:

– Как поживает твой брат?

– У него все в порядке, только работает очень много.

– Это его призвание.

– Справедливо, – ответил Сатта. – У меня тоже есть призвание к своему делу, но по четырнадцать часов в сутки я не вкалываю. Что привело тебя в Милан? Естественно, помимо удовольствия от пребывания в моей пленительной компании и возможности проиграть мне кучу денег в трик-трак.

Мэтр по винам принес им бутылку «бароло», торжественно откупорил пробку и налил чуть-чуть вина в бокал Кризи на пробу. Тот посмаковал его и одобрительно кивнул головой. Как только официант удалился, Кризи произнес:

– Я приехал озадачить тебя одним именем. Это все, что у меня есть в деле об организации, занимающейся торговлей белыми рабынями, которая меня сейчас очень интересует.

– Давай озадачивай, – сказал Сатта.

– Донати.

– А как его зовут?

– Не знаю.

– Он живет в Милане?

– Я знаю только, что в Милане он базируется.

Официант принес Кризи спагетти. Он ел в молчании, изредка поглядывая на полковника. Кризи был в курсе того, что о памяти Сатты ходили легенды, и прекрасно понимал, что итальянец обшаривает все закоулки своего мозга. Через некоторое время он произнес:

– Я знаю троих Донати, живущих в Милане. Один из них священник, второй – начинающий дирижер в «Ла Скала», третий печет лучший в городе хлеб. Не думаю, чтобы кто-то из них имел отношение к торговле белыми рабынями. – Он пожал плечами и улыбнулся. – Но кто знает? Священник в прошлом месяце купил новую машину… БМВ… небольшую, понимаешь, но новую.

Кризи улыбнулся с набитым спагетти ртом, проглотил макароны и сказал:

– Ты когда-нибудь слышал что-нибудь о «Синей сети»?

Сатта снова включил компьютер своей памяти. Кризи спокойно доел спагетти, выпил полбокала вина и только после этого полковник ответил:

– Какие-то ассоциации это название у меня вызывает, только никак сейчас не могу сообразить, в связи с чем я его слышал. Я так понимаю, Донати каким-то образом связан с этой «Синей сетью», имеющей отношение к торговле белыми рабынями?

– Да. Эта организация была создана много лет назад. Свои операции она, по всей видимости, проводит в большинстве европейских стран Средиземноморья, но щупальца тянет в Северную Африку и на Ближний Восток. У меня есть только имя Донати и больше ничего. Между Донати и человеком, который назвал мне его имя, никакой связи практически не было, все их контакты проходили через посредника. Действует эта организация в высшей степени профессионально. Подозреваю, что Донати занимает место на следующей, более высокой ступени иерархической лестницы этой структуры, между каждым звеном которой связи крайне ограничены.

– А собственно, какое ты сам имеешь ко всему этому отношение?

Кризи вздохнул и сказал:

– Чтобы это объяснить, нужно время. Мне придется начать с нашей последней встречи, которая состоялась шесть лет назад.

Рассказ занял около часа. Кризи говорил, а Сатта слушал, изредка задавая вопросы. Кризи завершил повествование, когда они доели мороженое.

Сатта тщательно вытер губы салфеткой, допил остатки вина, улыбнулся и сказал:

– Ты стал совсем не тем Кризи, которого я знал шесть лет назад. Теперь у тебя уже взрослый сын и, возможно, большая дочь… Кстати, я тебе не послал соболезнования по поводу Нади и Джулии.

– Мне передал их от твоего имени Гвидо, – спокойно сказал Кризи и смолк, вспоминая текст послания Сатты. Оно было достаточно лаконичным: «Солнце всегда заходит и всегда восходит в назначенный час». Кризи взглянул на своего друга, сидевшего по другую сторону стола, и сказал: – Это были добрые слова очень хорошего человека.

Сатта пожал плечами и сменил тему разговора.

– Как бы то ни было, одно могу тебе сказать наверняка: эта «Синяя сеть» с мафией не связана. Если бы между ними были какие-то контакты, я бы наверняка об этом знал. Это значит, что объект твоего пристального внимания действует в обстановке чрезвычайной секретности, поскольку организация эта прибыльная и мафия, по логике вещей, должна была бы на нее наложить лапу или подчинить ее себе целиком. Кроме того, эти люди должны быть очень могущественными и в высшей степени беспощадными. У меня этими вопросами занимается один сослуживец. Ему вполне можно доверять. Утром я переговорю с ним по твоему вопросу. Ты сколько в Милане пробудешь… и где собираешься остановиться?

Подошел официант и убрал со стола. Сатта заказал два кофе и два двойных арманьяка. Кризи ответил:

– Пробуду я здесь ровно столько, сколько мне понадобится, чтобы найти этого Донати. А остановился я в небольшой гостинице около вокзала. – Он криво усмехнулся. – Называется она «Эксельсиор», но обстановка там гораздо скромнее названия, хотя, в принципе, пожаловаться я ни на что не могу.

– С удовольствием предложил бы тебе свою свободную спальню, – сказал Сатта, – но я тебя достаточно хорошо знаю – тебе больше нравится, как привидению, появляться из ниоткуда и исчезать в никуда.

За кофе с арманьяком они вспомнили былые времена, особенно тепло говоря о Гвидо Арелио. С тех самых дней, когда Кризи боролся с мафией, Сатта и Гвидо стали добрыми друзьями. Сатта иногда наведывался в пансион Гвидо в Неаполе, потому что ему, во-первых, нравилась там компания, во-вторых, – еда, и, в-третьих, он каждый раз в глубине души надеялся отыграть те бешеные деньги, которые проиграл Гвидо в трик-трак за все эти годы, хотя прекрасно сознавал, что надежды эти беспочвенны.

Из ресторана они вышли последними. На улице мужчины еще раз обнялись и разошлись в разные стороны.

Глава 25

Шел второй день. Майкл был сильно напуган.

Все указания Кризи он выполнял неукоснительно. Они высадились на берег в бухте Мджарр за час до рассвета. «Лэндровер» Френчу их уже ждал, и один из его сыновей отвез Майкла и девочку к дому на горе. Джульетта, на которую продолжал действовать укол, спала. Майкл завернул ее в одеяло, взял на руки и отнес домой.

Он положил ее на свою кровать и на протяжении последующих двух часов работал как каторжный, освобождая погреб от вина и всякого хлама, который сваливали туда за неимением другого места. Все это он перенес и сложил в свободной спальне, потом снес вниз матрас и охапку простыней. После этого вкатил туда бочку и наполнил ее водой, предварительно удлинив садовый шланг для поливки. Проверив, насколько хорошо укреплена единственная неяркая лампочка над дверью, он вернулся в свою спальню. Джульетта проснулась. Он сел рядом с ней на кровать, взял ее руку в свою и спокойно с ней поговорил, заранее решив сказать ей всю правду, ничего от нее не скрывая.

Она выслушала его без всякого выражения на лице, потом спросила:

– Ты будешь со мной?

– Да.

– Все время?

– Да. Только мне иногда нужно будет подниматься в дом, чтобы взять еду.

Она кивнула и сжала его руку. После этого он вколол ей последнюю дозу метадона и отвел в погреб. На ней были только джинсы и майка, ни чулок, ни носков не было. Девочка оценивающе оглядела погреб, и Майкл объяснил ей, что его использовали для приготовления и хранения вина, а ей надо будет здесь оставаться, чтобы никто ее не заметил в доме. Джульетта легла на матрас, и он сказал, что вернется через час.

На самом деле, чтобы сходить в деревню, ему хватило тридцати минут. Солнце уже взошло. Увидев Майкла, Тереза была приятно удивлена. А когда он сказал, что, пока снова ее не попросит, ей не надо бывать в доме и кому бы то ни было об этом рассказывать, она удивилась еще больше. Потом он пошел в небольшой продуктовый магазинчик и накупил несколько коробок еды и питья – в основном это были консервы, концентраты, фрукты и прохладительные напитки. Ничего спиртного на протяжении всего этого времени он решил не пить. Вернувшись домой, он сложил все продукты и занялся удлинителем для телефона, который надо было спустить в погреб. Когда он открыл ведущую туда тяжелую дверь, девочка спала на матрасе. Он снова вышел и принес себе в подвал складной брезентовый стул.

Кошмар начался примерно через двенадцать часов. С ней все происходило именно так, как детально описал Кризи. Девочка чувствовала себя все хуже. Она сидела на матрасе с поджатыми ногами, голова ее подпирала каменную стену погреба. Сначала она начала часто зевать, потом ее стала бить сильная дрожь. Глаза ее наполнились слезами, которые текли не переставая. Вскоре потекло и из носа. Майкл сказал, что скоро вернется, вышел из погреба и запер за собой дверь. Поднявшись на кухню, он взял несколько упаковок бумажных носовых платков. Вернувшись в погреб, он раскрыл одну упаковку и протянул Джульетте, но ничто не могло остановить потоки, стекавшие у нее по щекам и из-под носа. Ее майка и джинсы стали мокрыми от пота. В течение нескольких часов он сидел рядом с ней на матрасе и держал ее трясущуюся руку в своей. Она начала тихо стонать. Майклу казалось, что это маленький, беззащитный зверек стонет от боли. Потом почти мгновенно она забылась глубоким сном. Он знал от Кризи, что наркоманы называли такой сон «сном желания». Он мог продолжаться несколько часов, после которых ее муки должны были стать еще страшнее. Майкл поднялся наверх, вышел в сад и запер за собой дверь. Сознание его как будто оцепенело.

Снова спустилась ночь. Он прошел мимо бассейна и взглянул на огни селений на Гоцо, на Комино, на видневшуюся вдалеке Мальту. Все его существо было переполнено ненавистью к людям, сделавшим такое с Джульеттой. Он подумал о Кризи, который в Милане выслеживал этих людей. Он даже придумал некое подобие собственной молитвы о том, чтобы его отец нашел этих людей. В погреб он вернулся пару часов спустя. Девочка все еще крепко спала. Тогда он снова поднялся, подошел к бассейну, скинул одежду и быстро проплыл его в длину пятьдесят раз.

Джульетта проснулась через два часа. Прошло уже около двадцати четырех часов с тех пор, как он ей сделал последний укол, и теперь девочке предстояло спуститься в самые глубины того ада, путь в который ей проложил героин. Майкл сидел на своем брезентовом стуле и смотрел на ее мучения. Девочка начала зевать так, что ему показалось, она свернет себе челюсть. Из носа ее беспрерывно текли слизистые выделения, из глаз обильно катились слезы. Ее зрачки были резко увеличены. Тонкие темные волоски на нежной коже девочки встали дыбом, кожа покрылась мурашками. Майкл знал со слов Кризи, что именно сейчас у нее начнется самая страшная ломка.

Страдания девочки неизмеримо усилились. Ее кишечник начал судорожно сокращаться. На джинсах появилось пятно, по погребу разнеслось зловоние. Она стала лихорадочно стягивать с себя джинсы, потом испачканные трусики и, наконец, промокшую майку, оставшись совершенно нагой. Все это она делала, как будто его в погребе не было, но тут же он поймал умоляющий взгляд ее темных глаз и услышал сдавленный голос, просивший его сделать ей укол. Он встал, подошел к бочке с водой, взял деревянный черпак, наполнил его и облил девочку. Так он сделал несколько раз подряд, но смыть с нее все не было никакой возможности. Джульетту начало рвать.

Судороги кишечника были настолько сильны, что ее одновременно и рвало, и проносило. Он обратил внимание на то, что в рвоте ее была кровь, и ярость его сменилась отчаянием. Майкл заметил, что желудок девочки пульсировал, как будто внутри него извивался клубок дерущихся змей. Он вспомнил слова Кризи и понял, что это было вызвано судорожными конвульсиями всех ее внутренностей. Однако осведомленность о причинах ее страданий никак не облегчила моральную пытку самого Майкла. Кризи говорил ему, что с этого момента девочка не будет знать ни сна, ни отдыха, пока она либо пройдет через этот ад, либо умрет. В его сознании пронеслась печальная мысль о том, что, если ему придется копать могилу, она не будет ни длинной, ни широкой.

На протяжении следующего часа он неоднократно поливал ребенка водой из бочки. И сама девочка, и матрас, на котором она лежала, и пол в погребе – все было мокрым. Он окинул взглядом подземелье, черпак выпал у него из рук. Чувство времени Майкл утратил, и, если бы не часы у него на руке, он не мог бы сказать, сколько времени он здесь провел – часов, дней или недель. Все тело его болело, разум сводило от боли и потрясения картиной тех страданий, свидетелем которых ему пришлось стать. Она оставалась без наркотиков уже около полутора суток, но Майкл знал, что должно пройти еще четыре или пять дней до тех пор, пока она либо переживет эти муки, либо умрет.

Майкл услышал хриплый, резкий шепот Джульетты. Она умоляла его сделать ей укол. Он отошел к стулу и сел, избегая смотреть ей в глаза. Это было просто непереносимо. Взгляд его был сосредоточен на маленьком белом дрожащем тельце, распластанном на грязном матрасе. Она ему предлагала все что имела, а имела она лишь свое измученное болью, обнаженное тело. Она держала руками свои маленькие груди с таким видом, как будто хотела их ему отдать в обмен на укол. Она раскинула ноги в стороны и поглаживала себя между ними, пытаясь изобразить из себя маленькую кокетку. Майкл сосредоточил взгляд на каменной стене чуть выше ее головы. Потом она стала кричать на него, обсыпая проклятиями, с губ тринадцатилетнего ребенка срывались чудовищно грязные ругательства. Ноги ее стали судорожно дергаться и с силой бить по матрасу. Она вся извивалась, продолжая безостановочно колотить матрас. Майкл никак не мог в толк взять, как у этого тщедушного человеческого существа могло хватать энергии, чтобы так долго и с такой силой делать все эти телодвижения. Ему казалось, что даже взрослому человеку было бы просто невозможно перенести все те муки, через которые проходил этот слабый, истощенный ребенок, и остаться в живых.

Майкл был очень напуган. В этот момент зазвонил телефон. Девочка на звонок не обратила никакого внимания, продолжая биться в конвульсиях и колотить ногами по матрасу. Майкл снял трубку. Сначала он услышал щелчок и гудок международной связи, потом – голос Кризи.

– Это ты?

– Да.

– Как дела?

Майкл глубоко вздохнул и ответил настолько спокойно, насколько он только был в состоянии:

– Я в погребе… Мне кажется, она умирает.

– Опиши, что с ней происходит.

Майкл снова набрал полной грудью воздух.

– Она бьется в конвульсиях. Колотит ногами как черт. Просит, чтоб я сделал ей укол.

Голос Кризи был сдержан.

– Ее уже рвало и проносило?

– Да.

– Ты видел этот клубок змей у нее в животе?

– Да.

– Она спала долго?

– Да, проснулась только несколько часов назад… Кризи, но она же почти дитя… Ее тело не сможет этого долго выдержать.

Последовало непродолжительное молчание, после которого Кризи спросил:

– Когда ты сделал ей последний укол?

Майкл взглянул на часы и ответил:

– Тридцать восемь с половиной часов назад.

В трубке снова наступило молчание. Потом Кризи произнес:

– Если она протянет еще сутки, есть шанс, что выкарабкается. Тебе хоть сколько-то поспать удалось?

– Нет.

– Тогда слушай меня внимательно. То, что с ней сейчас происходит, наркоманы называют «бить по привычке». Майкл, что бы ни случилось… и здесь твои эмоции не имеют ровным счетом никакого значения… не вздумай делать ей еще один укол. Что бы она ни делала и ни говорила, не обращай на это никакого внимания. – В голосе Кризи послышались стальные нотки. – Имей в виду, Майкл, как бы плохо ей ни было, о чем бы она тебя ни молила, спаси тебя Бог вызывать врача или кого бы то ни было еще. Врач сделает ей укол и отправит в наркологическую клинику. Может быть, для некоторых наркоманов это и лучший выход, но я нутром чую, что единственный шанс Джульетты – провести с тобой в этом погребе еще несколько дней. А теперь оставь ее одну, запри за собой дверь, поднимись наверх и поспи, как минимум, четыре часа. Поставь себе будильник. Если ты заснешь в погребе, всякое случиться может.

Майкл резко ответил:

– Я просто не могу ее сейчас оставить!

– Должен! Убирайся немедленно из погреба и унеси с собой все, чем она сможет нанести себе вред.

Майкл посмотрел на бившуюся в судорогах девочку, потом взглянул на дверь. Он был измотан до предела. У него было такое ощущение, словно в глаза ему насыпали песок. Страшно болело все тело. Джульетта потянулась к стопке простыней и трясущимися руками стала пытаться себя укрыть. Майкл рассказал об этом Кризи.

– Она переходит к следующей стадии, – пояснил тот. – Теперь ее много часов будет бить озноб. Спать она не сможет – судороги в животе не дадут. Они будут так сильны, что смогут ее убить. Но ты ей помочь не сможешь ничем. Если ей удастся выжить, ты ей будешь нужен потом. Иди сию же секунду спать!

Майкл принял решение.

– Сейчас пойду. Как там у тебя?

– Я получил наводку на того человека, имя которого мне дали в Марселе. Пытаюсь его выследить. Снова тебе перезвоню дня через два-три… Держись, Майкл.

В трубке раздались короткие гудки.

Глава 26

Кризи выкинул две четверки. Сатта закатил глаза к потолку и пробормотал что-то о дьявольском везении. Кризи убрал с доски две последние фишки, взглянул на пару четверок, быстро сделал в уме подсчет и сказал:

– Значит, всего ты мне проиграл четыреста двадцать тысяч лир.

Сатта тихо выругался, встал, потянулся и направился в другую комнату, где стоял бар с напитками.

Они сидели в его элегантно обставленной квартире. Оба мужчины были одеты весьма непритязательно – на них были тонкие брюки и рубашки с расстегнутыми воротничками. Уже два часа они ждали телефонного звонка и коротали время за игрой в трик-трак. Кризи вошел следом за Саттой в комнату с высоким потолком и баром из полированного дерева. Кризи взглянул на часы.

Сатта протянул ему водку с содовой в высоком, запотевшем от льда стакане, и сказал:

– Он скоро позвонит. На него вполне можно положиться. Если кто-то вообще сможет найти этого Донати, так это именно он.

Кризи улыбнулся.

– Терпения, Марио, у меня хватает. Кроме того, я ничего не имею против того, чтобы сидеть здесь весь день и играть в трик-трак.

Лицо итальянца исказила гримаса, и он произнес:

– Никак в толк не возьму, кому из вас больше в игре везет – тебе или Гвидо. Кстати говоря, кто из вас обычно выигрывает, когда вы играете друг с другом?

– Как правило, игра заканчивается вничью, – ответил Кризи, – но мы никогда не играем на деньги.

– Почему?

– Мы играем на интерес, чтобы попрактиковаться, а потом немного раздуть свои бумажники за счет всяких там полковников карабинеров, у которых слишком высокая зарплата.

Сатта готов был что-то решительно возразить, когда рядом с ним зазвонил телефон. Он внимательно слушал минуты две, потом сказал:

– Спасибо, – и обернулся к Кризи. – Некоторая надежда появилась, но только надежда. В этом городе живет человек по имени Жан Люк Донати. Это уважаемый бизнесмен шестидесяти одного года. Он – уроженец Неаполя, но последние тридцать лет живет и работает в Милане. На него нет никаких порочащих его сведений. Он пользуется авторитетом среди местных промышленников, коммерсантов и банкиров. В последние пятнадцать лет деятельность его была чрезвычайно успешной. Ему принадлежит крупная торговая компания, которая имеет прочные деловые связи со странами Ближнего и Дальнего Востока. Компания занимается импортом и экспортом тканей и модной дорогой одежды высшего качества. Он очень много путешествует. Донати вдовец, у него трое взрослых сыновей, все из них занимаются семейным бизнесом. У него здесь, в Милане, роскошная квартира, а также небольшая вилла на озере Комо.

Кризи внимательно слушал. Он отпил немного водки с содовой и спросил:

– И что же?

Сатта пожал плечами.

– Мой коллега его подозревает.

– Почему?

Полковник слегка усмехнулся.

– Он платит все налоги.

– Так что, это дает вам основания считать его мошенником?

– Мы в Италии, – серьезно сказал Сатта. – Очень часто бывает так, что мы можем взять преступника лишь по обвинению в укрывательстве доходов от налогообложения. Кстати, именно под этим предлогом американцы в конце концов арестовали Аль Капоне. Последние несколько лет я занимался связями коррумпированных дельцов с нашими обожаемыми политиками. За все эти годы я ни разу не встречал ни одного промышленника или коммерсанта, который бы честно платил все налоги, положенные по закону. Почему же тогда Жан Люк Донати платит все налоги сполна? Ведь есть масса способов уклониться от их уплаты. Не исключаю, что он так поступает, чтобы создать себе идеальный образ бизнесмена в той сравнительно узкой сфере деятельности, которая у всех на виду, и это дает ему возможность скрывать несопоставимо более крупные доходы, которые он получает от каких-то других дел, которыми, возможно, занимается нелегально.

На слова полковника Кризи отреагировал весьма скептически.

– Значит, мы имеем одни лишь подозрения, – заметил он.

Мужчины говорили по-итальянски. Кризи выучил этот язык за годы, проведенные вместе с Гвидо в Иностранном легионе и потом, когда они служили наемниками. В свою очередь, он обучил Гвидо английскому. В результате Гвидо говорил по-английски со слабым акцентом американца-южанина, а Кризи – по-итальянски с отчетливым неаполитанским выговором. Но говорил он так бегло, что итальянец мог бы догадаться о его иностранном происхождении лишь потому, что он не жестикулировал руками для усиления впечатления от сказанного. В отличие от него, Сатта столь активно сопровождал свою речь жестами, что, если бы ему связали руки за спиной, он, по всей видимости, просто онемел бы.

– Это скорее можно было бы назвать интуицией, а не подозрениями, – сказал он. – Не забывай, что мы не смогли обнаружить никакого другого Донати, которого можно было бы заподозрить в том, что он занимается торговлей белыми рабынями, тем более на международном уровне, о чем ты мне говорил.

Сатта снял трубку и, набрав номер, через несколько секунд уже говорил со своим помощником Беллу. Кризи выслушал, как полковник давал ему исчерпывающие указания, велел досконально проверить финансовое положение Донати, его последние поездки за границу и деловых партнеров за рубежом.

Положив трубку на место, Сатта обернулся к Кризи и сказал:

– Если в течение следующих сорока восьми часов мы ничего не обнаружим, я отдам распоряжение о прослушивании всех его телефонов и приставлю к нему филеров на двадцать четыре часа в сутки.

– Почему?

– Что «почему»?

– Зачем ты все это делаешь? У тебя есть масса других проблем, которыми ты должен заниматься. А это совсем не входит в круг твоих непосредственных обязанностей. Ты же и без того занят с утра до вечера. Почему ты решил помогать мне с Донати?

Сатта ответил не сразу. Сначала ему надо было подумать. Но подумав, он разразился потоком красноречия, сопровождавшимся активной жестикуляцией.

– Слушай, Кризи, неужели ты и вправду настолько туп, что не понимаешь? Или у тебя друзей нет? Разве тебе не ясно, что ты не один в этом мире живешь? Или ты не знаешь, что Гвидо за тебя готов отдать жизнь? И многие другие, разбросанные по свету люди, сделали бы то же самое. У тебя, наверное, крыша слегка едет. Ты ведь всех только своей меркой меряешь.

Итальянец говорил возбужденно, с нараставшим раздражением. Увидев, что стаканы опустели, он налил еще и себе, и Кризи. Полковник был человеком, редко проявлявшим эмоции. Но в тот вечер он решил дать волю своим чувствам.

– Я знаю тебя уже лет шесть или семь, и мне прекрасно известно, какой преданностью тебе платят люди, я вижу, какую верность они хранят друг другу, расставшись с тобой. Ты даже представить себе этого не можешь. Эта «Синяя сеть», о которой ты говоришь, – не знаю, может быть, она есть, а может быть, нет. Если она и в самом деле существует, ты ее уничтожишь. Но по праву старого твоего друга должен тебе сказать: ты уже не молод. Всю свою жизнь ты действовал, полагаясь лишь на себя самого, выворачивался наизнанку, но тебе никто не был нужен. А теперь настало время собрать тех, кого ты сам создал… Ты знаешь, все эти годы я постоянно поддерживаю связь с Гвидо. Он стал мне как брат… и для брата моего он стал братом. Иногда на исходе дня, после сытного ужина с парой бутылок хорошего вина, он начинает рассказывать о тебе. Никаких секретов не выдает, просто вспоминает то время, когда вы служили в легионе, в Африке, на Дальнем Востоке, во Вьетнаме. Ты ворвался в мою жизнь, когда собирался покончить с мафиозным кланом, отнявшим у тебя любимого ребенка. Я должен был тебя арестовать, но позволил тебе действовать так, как ты сам считал нужным. Ты отбросил этих тварей из мафии на десять лет назад. Сейчас я ничего не знаю об этой «Синей сети», о которой ты говоришь, но выясню о ней все, что смогу. Ты ведь можешь стольких людей призвать себе на подмогу. Не лезь в это дело один – возьми с собой друзей, прошедших с тобой по жизни. Те, кого ты ищешь, гораздо опаснее, чем можно себе вообразить. Ты сам мне сказал, что «Синяя сеть» существует уже долгие годы, а ведь мы о них ничего не знаем. Напрашивается единственный вывод: они прекрасно организованы и чрезвычайно умны.

Голос Сатты выдавал его глубокое волнение. Он немного отпил из стакана и продолжил:

– Я чувствую сейчас себя так, будто на шесть лет помолодел. Я смотрю на тебя, как на бомбу с подожженным бикфордовым шнуром. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что в самое ближайшее время кто-то станет давить на меня, чтобы я нашел тебя и арестовал. Естественно, я этому давлению не поддамся. Теперь моя работа связана с искоренением коррупции. Каковы же результаты? Я ловлю их, а они дергают своих политиков, как марионеток за ниточки, и каждый раз выходят сухими из воды. Прошу тебя, Кризи, сделай мне одолжение… Последнее время жизнь моя стала скучна. Думаю, что Донати, на след которого мы напали, сейчас твоя главная зацепка… Ну, ладно… это лишь интуиция мне подсказывает, но ты не должен с него слезать. Ты знаешь моего помощника… прости, я оговорился, – моего коллегу Беллу… ты ведь его хорошо знаешь. У него мозги как раз так устроены, чтобы тебе в этом деле помочь. Ему уже давно положен долгосрочный отпуск. Я предложу Беллу участвовать с тобой в этом деле. Я прикрою тебя законом, который в этой стране представляю. Но прошу тебя, позвони тем людям, которых ты знаешь и которым веришь, и попроси их помочь тебе сломать хребет этим тварям из «Синей сети». Ни в Италии, ни в других европейских странах нет никаких официальных структур, которые могли бы справиться с этой задачей.

Воцарилось долгое молчание. На лице Кризи застыла легкая усмешка.

– Интересно, когда дело будет сделано, станут мне карабинеры выплачивать пенсию?

Сатта тоже улыбнулся. Его улыбка выдала всю гамму бушевавших в нем чувств.

– Ты никогда раньше не слышал, чтоб я так с тобой разговаривал, и никогда больше не услышишь. Зло, с которым ты собрался покончить, никогда не предстанет перед законным судом. Но наказание ему одно – смерть. Я тебя прикрою, что бы ты ради этого ни совершил. Сейчас, Кризи, ты должен быть крайне осмотрительным и в нашем городе, и в любом другом месте Италии. Не забудь, твое лицо здесь знают очень многие, и любой мафиозный клан дорого бы дал за то, чтобы заполучить тебя.

Кризи пожал плечами.

– Именно поэтому я и остановился в этой паршивой гостинице, где полностью предоставлен самому себе.

Итальянец задумчиво кивнул, потом указал на телефонный аппарат.

– Пора трубить сбор, – сказал он.

Кризи бросил на полковника вопросительный взгляд.

– Твой телефон не прослушивается?

– Можешь мне в этом поверить.

Кризи набрал номер. Он звонил Блонди в Брюссель. Хоть беседа шла намеками, она поняла смысл каждого его слова.

– Опорный пункт, – произнес он.

– Считай, что готов.

Он стал объяснять ей, с кем она может говорить обо всем своими словами.

– Естественно, Майкл, а со временем, может быть, девчушка по имени Джульетта. Полицейский из Копенгагена, которого ты однажды видела. Француз из Марселя, который назовется Совой. Его босс – другой француз, которого ты знавала в Алжире. Он был легионером. Теперь живет в Марселе.

Кризи услышал, как она выразительно хмыкнула и ответила:

– Да, я его помню… безобразным он никогда не был.

– Да, конечно, – пробурчал он, – ты знала каждого мало-мальски симпатичного легионера в Северной Африке.

Она снова улыбнулась и сказала:

– Он неплохой человек и к тебе с уважением относится. Еще кто?

– Конечно, Макси. Кроме того, свяжись с австралийцем и французом, которые помогли мне сделать работу в Штатах, скажи, чтоб были готовы… Ставки обычные… плюс командировочные. Через пару дней буду у тебя.

Кризи положил трубку и взглянул на Сатту, улыбка на лице которого растянулась до ушей.

– Значит, война началась, – довольно проговорил полковник.

– Она начнется тогда, когда я получу от тебя хоть какую-то определенную информацию, – ответил Кризи, потом снова снял трубку и набрал другой номер. Телефон зазвонил, но, подчинившись внезапному побуждению, Кризи нажал на рычаг.

Лицо Сатты выразило удивление.

– В чем дело?

Кризи задумчиво сказал:

– Как ты думаешь, есть вероятность того, что телефон Гвидо прослушивается?

Сатта с улыбкой покачал головой.

– Я достаточно часто останавливаюсь в его пансионе, поэтому телефон там регулярно проверяют. Уверен, что он не прослушивается.

Кризи снова набрал номер и через несколько секунд говорил с Пьетро, который был для Гвидо как родной сын. Именно он делал в пансионе основную работу. В те драматические недели, когда несколько лет назад Кризи вел войну против клана Кантарелла, Пьетро переправили на Гоцо, чтобы не подвергать опасности. Разговор был недолгим, но эмоциональным.

– Как ты там, сморчок занюханный?

– Я твой голос узнал, козел вонючий. Что ты хотел?

– Хозяин там поблизости не околачивается?

– Нет, он со своей матерью… у нее голова разболелась.

Кризи мягко усмехнулся и сказал:

– Слушай внимательно и передай по назначению. Могут звонить такие люди: я сам, Майкл, Сатта, Беллу, Штопор Два, Блонди, девочка по имени Джульетта, Десерт, Сова, Лаура, Макси, Николь, Миллер, Кайяр… только они. Скажи хозяину и сам на носу заруби – принимать от них все известия. Больше ни с кем языком не трепать.

Последовала пауза, во время которой Пьетро записывал имена. Потом он спросил:

– Когда ты объявишься?

– Через несколько дней. – Кризи положил трубку, взглянул на Сатту и сказал: – Еще пара-тройка звонков, и я буду готов.

Сатта кивнул и снова наполнил стаканы. Кризи связался с Леклерком в Марселе. Они болтали о совершенно безобидных вещах и людях, таких, как кузен в Милане и старая тетушка в Неаполе. Кризи упомянул несколько кодовых слов, которые были бы совершенно непонятны постороннему человеку, даже если их разговор и прослушивался. Сатта тоже почти ничего не понял, хоть слушал беседу с напряженным интересом. Однако он знал, кто такой Леклерк, и понял, что речь шла о доставке оружия как в Милан, так и в Неаполь.

В заключение переговоров Кризи сказал в трубку:

– Мне говорили, Сова неплохо поработал. Не мог бы я его и в этом деле использовать? – Какое-то время он внимательно слушал, потом, удовлетворенно кивнув, сказал: – Хорошо, – и повесил трубку.

Затем он позвонил Майклу на Гоцо, понял по его голосу, какие муки тот переживал, и дал ему все необходимые советы и указания. Когда он кончил говорить, Сатта по его лицу заметил, что Кризи терзают глубокие душевные страдания.

– Что случилось? – спросил итальянец.

Кризи рассказал ему все о Джульетте. Сатта был одним из немногих людей, понимавших Кризи и чувствовавших, насколько глубоко внутри него были скрыты эмоции, которые он постоянно сурово подавлял.

Полковник положил руку на плечо друга и спокойно сказал:

– Пока что ты собрался с копьем в руках выступить против ветряных мельниц. Ты еще только воображаемого дракона собираешься поразить. Если же реальное зло, о котором ты думаешь, существует, ты его уничтожишь… и что потом делать станешь? Снова к себе на остров подашься?

Кризи осушил стакан, кивнул и сказал:

– Снова подамся на остров… к моему сыну… – После недолгого раздумья он заговорил опять. Голос его звучал угрюмо. – В ближайшие сорок восемь часов выяснится: может быть, и к дочери.

Он поднял голову, размял затекшее тело и уже более мягким тоном сказал:

– Марио, скажи мне честно, неужели, ты можешь меня себе представить после всего, что случилось, после той жизни которую я прожил, вместе с сыном и дочкой? У меня была жена, был ребенок, а потом – жизнь кончилась. И вдруг теперь, может быть, у меня будут сын и дочь.

В наступившей тишине явственно тикали секунды. Внезапно Кризи произнес то, чего полковник карабинеров не ожидал никак:

– Марио… Я знаю, ты человек набожный. Если сегодня ночью у тебя будет время… пожалуйста, помолись о моей дочери.

Глава 27

Господь сотворил мир за шесть дней. На седьмой он решил отдохнуть. Спустя бесконечность он ненадолго прервал свой отдых, чтобы спасти одно из своих творений.

Рано утром Джульетта стала испытывать сильнейшие оргазмы. Она держала руку между ног, и ее детское тело выгибалось от следовавших один за другим спазмов. Майкл сидел на стуле и наблюдал за ней, но долго выносить это зрелище не смог. Он знал, что наступила последняя фаза. Знал он и о том, что ее молодое сердце, привыкшее к наркотикам, было сильно ослаблено. Он знал, что эта стадия продлится час или больше, и в течение всего этого времени она вполне могла на него напасть как от горевшей в ней страсти, так и от сжигавшей ее ненависти. Он взял свой стул, черпак и телефон и вышел из погреба, не забыв его за собой запереть. Майкл поставил себе будильник, проспал час около бассейна, а проснувшись, с глубокой тревогой пошел обратно в погреб. Либо она уже спала, либо была мертва.

Сначала он подумал, что Джульетта умерла. Девочка лежала совершенно неподвижно. Ее тело и матрас были совершенно мокрыми. Он медленно к ней подошел. Ему было прекрасно известно, как проверить, жив человек или мертв. Она лежала, свернувшись калачиком. Майкл коснулся ее плеча. Оно было холодным. Он слегка разогнул ей шею, отодвинув голову от груди и тыльной стороной руки приподнял подбородок, нащупав сонную артерию. Сердечко ее билось медленно и очень слабо, но девочка была жива. Он поднялся и сверху взглянул на ее изможденное, перепачканное тело и понял, что видит самое красивое создание, которое ему когда-либо доводилось и доведется увидеть в жизни.

Он позвал ее по имени, но она не ответила – Майкл прекрасно понимал, что девочка его не слышит. Тогда он взял ее на руки и вынес из погреба. Перед входом в дом молодой человек на секунду задумался, потом понес ее в спальню Кризи, положил на широкую кровать, а сам пошел в ванную. Там он включил теплую воду, потом вернулся, снова взял девочку на руки, положил ее в ванну и тщательно вымыл. Закончив эту процедуру, он обернул ее большим банным полотенцем и снова перенес на кровать. Время от времени она что-то бормотала, но не двигалась. Вернувшись в ванную, он принял обжигающе холодный душ, как будто хотел им смыть все воспоминания о семи пережитых днях ада. В спальне он прислушался к ее дыханию. Оно было неглубоким, но ровным.

Майкл вышел в кухню и стал готовить еду. Сначала он взял тушки двух больших кур, разделал их, порезал мясо, слегка обжарил его на сковородке, добавив немного оливкового масла, положил в большую кастрюлю и залил водой. Потом нарезал лук, морковь, помидоры, добавил бобов, сладкого укропа, петрушки и базилика и бросил все это в кастрюлю. Накрыв ее крышкой, он убавил пламя до минимума и вернулся обратно в спальню.

Там Майкл лег рядом с девочкой на кровать и пролежал около нее всю ночь. Джульетту еще немного трясло, она вертелась и иногда начинала биться во сне, но он каждый раз ее ласково успокаивал. Если бы девочка проснулась, она почувствовала бы, что его щеки были мокрыми от слез. Но она спала сном ангела, а он – сном мученика.

Утром Майкл помешал бульон, налил его в чашку и принес ей. Приподняв девочке голову, он ее аккуратно напоил. Она тут же снова уснула, проснулась через несколько часов и снова выпила бульона. Он заметил, что она в некотором смущении бросила взгляд на свое обнаженное тело, открыл дверцу шкафа и достал один из саронгов, в которых привык спать Кризи. Он обернул ее в цветастую ткань, чмокнул в щеку и сказал, чтобы она уснула.

Через два дня пришли документы. Они были высланы из Марселя с адреса торговца оружием Леклерка и доставлены с курьером. Майкл взял объемный конверт у ворот, расписался в получении, прошел в кухню, сделал себе крепкий черный кофе и вскрыл конверт. Внутри были документы на удочерение тринадцатилетней девочки по имени Джульетта Кризи. Двумя годами раньше она была удочерена неким Маркусом Кризи и его женой Леони. В документах было сказано, что девочка была бельгийкой и в раннем детстве осталась сиротой. Указывались данные сиротского приюта в Брюгге, где она жила до удочерения. Документы выглядели подлинными, так же как мальтийский паспорт и фотография Джульетты.

Майкл улыбнулся и отнес все бумаги в спальню. Девочка только что проснулась и, просмотрев документы и паспорт, широко улыбнулась. Обхватив одной рукой Майкла за шею, Джульетта притянула его к себе и крепко расцеловала в обе щеки.

– Теперь у тебя есть сестра, – сказала она.

– А у тебя – брат, – ответил он.

Глава 28

Массимо Беллу был во всех отношениях прямой противоположностью своему начальнику полковнику Сатте, за исключением двух своих качеств: умения шевелить мозгами и направленности применения этого процесса. Во всем остальном двух столь разных людей трудно было найти. Сатта был красивым, элегантным, острым на язык циником, аристократом, знавшим толк в изысканных блюдах. Беллу, напротив, был невысоким, начинающим полнеть и лысеть неряшливым мужчиной. Одевался он, как большинство младших клерков, в захудалой торговой фирме, а пределом его кулинарных мечтаний были гамбургер с лишним слоем лука и самые заурядные спагетти. Он терпеть не мог трик-трак и пару лет назад наотрез отказался коротать долгие бессонные ночи со своим озадаченным боссом за этим занятием, когда они ждали какой-нибудь важный звонок или известие о серьезном происшествии.

Беллу работал с Саттой вот уже восемь лет. В первый год он был занят в основном тем, что подыскивал уважительную причину для просьбы о переводе его в другой департамент. Но спустя год он по достоинству оценил многие положительные качества Сатты и понял тонкость и остроту его ума.

Как раз в то время младшая сестра Беллу, с блеском закончив школу, подала документы в университет Катанзаро на медицинский факультет. Мест было очень мало, без связей и протекции поступить туда было практически невозможно. Она, как и следовало ожидать, не прошла по конкурсу, и ей вернули документы. Но спустя неделю, сестре пришло письмо, в котором это решение было аннулировано и ее приглашали на занятия. Прошло несколько недель, и она узнала, что некий профессор Сатта – главный хирург больницы Кордарелли в Неаполе – обратился в приемную комиссию с просьбой о пересмотре ее решения.

Когда Беллу на повышенных тонах спросил об этом у полковника Сатты, тот лишь пожал плечами и сказал:

– Мы же вместе работаем. Естественно, я должен был что-то предпринять.

Все мысли о переходе в другой департамент вскоре вчистую выветрились из головы Беллу. И не из-за того, что Сатта сделал, а потому, что он сказал: «Мы вместе работаем», а не «Ты работаешь на меня». Со временем у них сложились очень ровные рабочие отношения, постепенно перешедшие в партнерские.

В тот день Беллу надолго задержался в кабинете перед экраном своего нового компьютера. С компьютерами и всем, что с ними связано, он чувствовал себя на «ты»; специалист отдела по оргтехнике не мог его научить ничему новому. В течение многих недель он забивал память своей машины огромным объемом информации. Теперь он сидел перед экраном и дотошно выискивал тот ключик, который открыл бы ему дверцу к задумкам и свершениям Жана Люка Донати.

Когда он его нашел, то сначала не обратил внимания. Лишь минуты две спустя что-то щелкнуло в его мозгу. Он нажал на клавиши и стал просматривать файл в обратном порядке. Через несколько минут он снова нажал на клавиши и перешел в другой файл, где содержались сведения о человеке по имени Анвар Хуссейн. Он был арабом, точнее – нубийским арабом, предки которого были выходцами из Египта. Он тоже был коммерсантом с прекрасными связями в странах Ближнего Востока. У него тоже была незапятнанная репутация. На протяжении последних двадцати лет он жил в роскошной вилле в одном из ближайших пригородов Неаполя. И он, как и Донати, неукоснительно выплачивал все налоги. Единственным легким облачком в его биографии был странный случай, происшедший пару лет назад, когда таможенники Саудовской Аравии обнаружили в контейнере с модной одеждой, доставленной из Эр-Рияда на одну из итальянских компаний Хуссейна, небольшое количество детской порнографии, как-то связанной с некоторыми бесовскими культами и всякой чертовщиной. Незаконный груз, как выяснилось, предназначался какому-то мелкому служащему фирмы, которого Хуссейн тут же уволил.

Связь между Жаном Люком Донати и Анваром Хуссейном состояла в том, что оба входили в одну и ту же общественную организацию – Итало-арабский культурный центр, а четыре года назад одновременно состояли в его руководстве. Единственная причина, по которой у Беллу было заведено досье на Итало-арабский культурный центр, заключалась в том, что в конце шестидесятых – начале семидесятых годов существовало предположение о причастности этого центра к деятельности разведывательных организаций одной или нескольких арабских стран. Ситуация с ним очень походила на ту, которая порой складывалась вокруг аналогичных обществ. В случае с Итало-арабским культурным центром все подозрения в его подрывной деятельности оказались беспочвенными.

Беллу продолжал рыскать по файлам дальше и обнаружил еще одну ниточку, которая связывала двух этих людей. Жан Люк Донати был почетным посланником Египта в Милане, а Анвар Хуссейн занимал столь же почетный пост в Неаполе. Это положение давало им доступ к дипломатической почте. Беллу выключил компьютер и взглянул на часы. Хотя время близилось к полуночи, он все же решил позвонить Сатте и доложить о результатах своих изысканий. Сатта дал ему указание установить постоянную слежку и за тем, и за другим, а также за членами их семей. Сразу же после этого Сатта позвонил в гостиницу Кризи. Он поймал его, когда тот уже собрался выходить, чтобы успеть на ночной рейс в Брюссель. Полковник передал только что полученную информацию. Кризи заметил ему, что она достаточно расплывчата. В ответ на это Сатта усмехнулся и сказал:

– Оба сполна платят далеко не маленькие налоги и являются доверенными лицами египетского правительства… Мне представляется, Кризи, что это уже не расплывчато, а вполне определенно.

Глава 29

Майкл взял с собой Джульетту на традиционный воскресный обед к Шкембри. Когда Майкл с Кризи были на Гоцо, они всегда ездили к Шкембри через воскресенье. А в следующее воскресенье Шкембри всей семьей приезжали к ним, и Майкл с Кризи всегда готовили сытный обед в саду на жаровне. Это давно стало у них своеобразным ритуалом.

Перед тем как выйти, Майкл отвел Джульетту в спальню Кризи и сказал:

– В этой комнате есть сейф. Он хорошо скрыт от постороннего взгляда. Поскольку теперь ты стала членом нашей семьи, тебе надо знать, как его открыть.

Он держал в руках папку с ее паспортом и другими документами. Майкл подошел к изголовью двуспальной кровати и указал на верхний правый угол одной из больших известняковых плит, из которых была сложена массивная стена.

– Нужно отсчитать четыре плиты от пола, – сказал он, – а потом сильно нажать вот здесь.

Он надавил ладонью на плиту, которая медленно повернулась. За ней открылась металлическая дверца высотой около метра и шириной с полметра. На дверце была металлическая ручка, а рядом с ней – панель цифрового замка.

– У тебя память хорошая? – спросил он.

Джульетта с серьезным видом кивнула. Он видел, что доверие, оказанное ей, произвело на нее, как и на всякого ребенка ее возраста, соответствующее впечатление.

– Запомни: 83, 02, 91.

Она дважды повторила цифры, потом снова кивнула. Майкл вытянул руку, набрал комбинацию и отворил тяжелую дверцу. Внутри сейфа было несколько полок. Он указал на самую верхнюю, где лежали какие-то продолговатые предметы, обернутые в замшу.

– Это оружие, – сказал он. – Пистолеты и два небольших автомата с глушителями и всеми необходимыми вещами, которые к ним полагаются. Позже я научу тебя с ними обращаться. – Потом он указал на среднюю полку, где лежало несколько толстых папок. – Здесь собраны разные документы на разных людей, – врагов и друзей. – Он взглянул на нижнюю полку. На ней тоже лежали папки с документами, но они были гораздо тоньше. – Это наши личные документы.

Майкл взял одну из папок, раскрыл ее и вложил внутрь паспорт Джульетты и документы о ее удочерении. Под нижней полкой находился небольшой сундучок. Он вынул его и показал девочке его содержимое. Она немного наклонилась вперед, чтобы лучше разглядеть туго обернутые в банковские упаковки пачки бумажных денег.

– Здесь лежат американские доллары, швейцарские франки, фунты стерлингов, немецкие марки и риалы Саудовской Аравии. – Потом он вынул небольшой брезентовый мешочек и потряс им. Джульетта услышала звон монет. – Золотые соверены и южноафриканские рэнды Крюгера, – пояснил он. – Очень уважаемая валюта в странах Ближнего Востока.

Майкл бросил мешочек обратно в сундучок и поставил его на место. Закрыв сейф и перемешав цифры на замке, он сказал:

– Всего в этом ящике в пересчете на американские доллары больше пятисот тысяч. В случае нужды или если нас с Кризи здесь не будет, возьми столько, сколько тебе понадобится. – Он лукаво и пристально взглянул ей в глаза. – Но мне бы совсем не хотелось на следующей неделе увидеть тебя разъезжающей по острову за рулем нового спортивного «мерседеса».

Джульетта улыбнулась, и Майкл решил, что, когда она совсем оправится и немного подрастет, превратится в очаровательную девушку. За время своих злоключений она исхудала и выглядела изможденной. Личико ее вытянулось, руки и ноги были худенькими как спички. По его подсчетам, за время мучений в погребе она потеряла килограммов двенадцать – около четверти своего веса. Но с тех пор ела она хорошо, и через неделю или около того она постепенно начнет приходить в норму. Она уже стала заниматься зарядкой, по утрам и вечерам проплывала бассейн в длину несколько раз.

Пока они проезжали Рабат по дороге к Надуру, Майкл в деталях рассказал ей о Поле и Лауре Шкембри, об их сыне Джойи и его жене Марии, с которой он жил уже два года, которые тоже должны были быть на обеде. Он сжато вводил ее в подробности давних связей семейства Шкембри с Кризи и с ним самим.

– Мы считаем, что они – часть нашей семьи, и они так же к нам относятся. – Майкл бросил взгляд на Джульетту, на мгновение оторвавшись от дороги, и продолжил: – Так что, в каком-то смысле, можно сказать, что теперь они станут частью твоей семьи, а ты войдешь в число их родственников. Ты можешь им полностью доверять, а если они окажут тебе доверие, должна будешь целиком его оправдать.

Пока они ехали к ферме по пыльной дороге, продуваемой всеми ветрами, девочка молчала. Она сидела в джипе рядом с Майклом, глядя на раскинувшиеся вдали Комино и Мальту, потом ровным голосом сказала:

– Надеюсь, я им понравлюсь.

Он еще раз взглянул на нее и заметил, что она нервничает. Отняв одну руку от руля, Майкл легонько сжал Джульетте плечо.

– Не думай об этом. Просто будь сама собой. Можешь предложить Лауре и Марии после обеда помыть посуду. Они, конечно, откажутся… но все равно ты им предложи.

Она им понравилась. Раньше Майкл ничего им о ней не рассказывал, только когда позвонил утром, просто сказал, что приедет с другом. Когда джип въехал во двор, Шкембри всей семьей вышли их встречать. Представляя девочку, Майкл проговорил:

– Джульетта… моя сестра, – и тут же рассмеялся, увидев на их лицах удивленное выражение. Он обнял Лауру, потом Марию и расцеловал каждую в обе щеки. – Я вам все за обедом объясню.

Как всегда, обед был обилен. Сначала все лакомились замечательными тартинками, за которыми последовала огромная кастрюля с потрясающей бараниной и массой овощей с собственного огорода. Пока Майкл рассказывал о злоключениях Джульетты, все молчали. Когда он закончил, заговорила Лаура. В голосе ее звучало недовольство.

– Ты должен был сообщить нам обо всем сразу же по приезде. Мы бы тебе помогли… оставались бы с ней по очереди. Ты же знаешь, нам можно доверять – всем нам.

До того как Майкл успел рот раскрыть, чтобы сказать что-то в свое оправдание, Джульетта обернулась к Лауре и с серьезным видом произнесла:

– Лучше было, чтобы Майкл все сделал один. Он знал все, что должно было со мной происходить, и заранее был ко всему готов… Кроме того, за это время я лучше его узнала, стала верить ему и совсем его не стыдилась. Вы даже представить себе не можете, насколько мне было бы стыдно, если бы в то время меня увидел кто-нибудь посторонний. – Голос ее стих, взгляд был устремлен в стоявшую перед ней тарелку. – Мне кажется, несколько раз я чуть не умерла… а если бы там был кто-то кроме Майкла, думаю, наверняка умерла бы. – Она пристально взглянула Лауре прямо в глаза. – Я просто уверена в этом.

Лаура медленно кивнула головой, понимая, что девочка хочет этим сказать.

– Может, ты и права. Мы себе даже представить не можем, через что тебе довелось пройти, но если, не дай Бог, когда-нибудь случится что-то подобное, а Майкла не будет поблизости, сразу же приходи к нам.

Джульетта улыбнулась и кивнула.

– Я так и сделаю. – Она указала на кастрюлю с барашком, от которой шел пар. – Особенно в расчете на это.

Вместо ответа Лаура, несмотря на протесты девочки, снова наполнила ей тарелку.

– Как ты собираешься всем объяснить ее появление? – спросил Майкла Пол.

Молодой человек пожал плечами.

– Для большинства это так и останется загадкой. У нас есть все необходимые документы о том, что Кризи удочерил ее два года назад в Бельгии. Кроме того, у нее есть мальтийский паспорт.

– Думаю, все это подделки, – сказал Джойи.

Майкл снова пожал плечами.

– Скорее всего, кроме эксперта никто об этом не узнает.

Мария, служившая в полицейском управлении острова, сказала:

– Мы долго работали над тем, чтобы внести в компьютеры все иммиграционные документы, паспорта, удостоверения личности и водительские права, но вот уже несколько месяцев, как эта работа завершена. Так что, если Джульетте придется проходить таможню и паспортный контроль, въезжая или выезжая из страны, и номера ее паспорта не окажется в компьютере, тут же возникнут вопросы.

Майкл улыбнулся.

– Я уверен, что перед тем, как Кризи уехал из Марселя, он послал письмо Джорджу Заммиту.

Джульетта слушала, явно ничего не понимая.

– Джордж – мой племянник, – пояснил Пол. – Он занимает высокий пост в полиции, и иммиграционная служба также входит в его подчинение. В прошлом Кризи не раз делал ему одолжения. – Он взглянул на сноху и спросил: – У тебя есть доступ к материалам по иммиграции?

– Да. Первое, что я утром сделаю, так это проверю, был ли выдан некоей Джульетте Кризи мальтийский паспорт.

Девочка все еще выглядела озадаченной.

– У меня просто в голове не укладывается, как вы можете все это делать. Я хочу сказать, мне кажется, вы здесь настолько же всемогущи, как мафия.

Все рассмеялись, и Джойи сказал:

– У нас здесь мафии нет.

– Так оно и есть, – серьезно сказала Лаура, и Джульетта заметила, что в ее глазах мелькнули задорные искорки. – Честно говоря, они сюда иногда наведываются… но только чтобы поучиться.

Когда Мария стала убирать со стола, Джульетта тут же поднялась, чтобы ей помочь.

Лаура стальным голосом попросила ее сесть на место.

– Гости у нас на кухне не помогают, – сказала она.

На место Джульетта не села. Вместо этого девочка таким же твердым голосом проговорила:

– Я не гость… а член семьи.

Она им понравилась.

Глава 30

– Я так думаю, тебе бы очень хотелось быть сейчас с ними, – проговорила Николь, улыбнувшись кончиками губ. Макси взглянул на нее и неопределенно повел плечами.

– Это вполне естественно, Николь. Когда у тебя есть добрые друзья, с которыми большую часть жизни ты занимался именно такой работой, это совершенно нормальное желание. – Он легонько потрепал ее по плечу. – Но ты не тревожься. Я тебе дал обещание два года назад, и я его сдержу. Ты же знаешь, как я с тобой счастлив. Конечно, время от времени у меня по старым делам руки чешутся, но не настолько, чтобы из-за этого я пошел на то, чтобы потерять все, что нашел здесь с тобой.

Было уже за полночь, они стояли в бистро за стойкой бара. Макси протирал стаканы. Николь оперлась локтями о стойку. Перед ней стоял бокал с арманьяком. Она подняла его и в задумчивости отпила глоток, глядя на остававшихся в зале троих посетителей. Они сидели за столиком в дальнем углу бистро. Трое мужчин тихо между собой разговаривали. Кризи она, конечно, знала, потому что именно ему была обязана своим счастьем. Встречалась она и с Фрэнком Миллером, бывшим наемником, живущим сейчас в Австралии, который работал с Кризи в Африке и Азии. Выглядел он прямой противоположностью наемнику. Ему было уже прилично за сорок, его совершенно лысый череп был похож на аэродром для комаров, причем по сравнению с крупным телом голова его с личиком херувима казалась непропорционально маленькой. Макси она встретила одновременно с Миллером во время последнего дела Макси, когда оба они на удивление успешно спасли одного американского сенатора от похищения бандитами из мафии. На эту работу пригласил их Кризи. В ходе того дела ей довелось встречаться и с третьим человеком, сидевшим за столом, правда лишь мимолетно. Звали его Рене Кайяр, он был бывшим легионером и наемником, также работавшим с Кризи на протяжении многих лет. Он был гораздо больше похож на наемника: высокий, худой, с загорелым лицом, изборожденным морщинами и шрамами. Но, как только он улыбался – а делал он это часто, – грозный вид его тут же пропадал.

Николь обернулась и снова взглянула на Макси. Из-под прикрытых век он наблюдал за тремя мужчинами. Почувствовав на себе ее взгляд, он тут же взял следующий стакан и начал его усиленно тереть.

Николь улыбнулась, слегка взъерошила ему волосы и спросила:

– А ты был… ты такой же крутой, как они?

Он застенчиво улыбнулся.

– Думаю, да. По крайней мере, такой же, как Фрэнк и Рене. Но с Кризи мне не сравниться.

Она с любопытством спросила:

– Ты мог бы кого-нибудь поставить с ним в один ряд?

Не долго думая, Макси ответил:

– Да, его лучшего друга – Гвидо Арелио. Ты не раз слышала, как мы о нем говорили. Он тоже пообещал жене в день свадьбы, что никогда не будет драться и больше никого не убьет.

Николь задумчиво кивнула.

– Да, ты говорил мне об этом… но здесь есть одна маленькая разница. Она ведь около семи лет тому назад умерла, если я правильно помню?

– Да, где-то около того.

– В таком случае, – сказала Николь, – в аналогичных обстоятельствах она никак не смогла бы позволить ему нарушить данное обещание. А я могу на время освободить тебя от твоего. – Макси начал было что-то говорить, но она взяла его за руку и очень спокойно сказала: – Послушай меня, Макси. Когда мы встретились, я была шлюхой. Ты все об этом знал, но тебе было наплевать. За первые несколько дней нашего знакомства я получила от тебя больше любви, чем за всю свою предыдущую жизнь. Именно твоя любовь сняла с моей души все грехи, которые на ней были. Когда я впервые легла с тобой в постель, я почувствовала себя девственницей. Ты взял к нам мою сестру и относишься к ней как к своей собственной. Теперь я люблю тебя ничуть не меньше, а, может быть, даже больше, чем в те первые дни во Флориде.

Она улыбнулась своим воспоминаниям, но, когда продолжила, лицо ее стало серьезным.

– Я себя дурой никогда не считала. Мне очень хочется сохранить нашу любовь, так хочется, что, если ради этого надо будет ждать твоего возвращения, пока ты будешь подвергаться смертельному риску, я согласна на это пойти. – Она указала рукой в сторону стола и твердо проговорила: – Теперь иди к своим друзьям, ведь ты сгораешь от любопытства, – она улыбнулась, – и я тоже. Через несколько минут я принесу вам кофе с коньяком.

Когда Макси подошел к столику и придвинул себе стул, все трое подняли на него глаза.

– Это Николь меня прислала, – сказал он. – Она меня освободила от обещания, поэтому, что бы вы ни затевали, можете на меня рассчитывать, если, конечно, у вас есть во мне надобность.

Кризи обернулся и взглянул на стоявшую у бара Николь, которая едва заметно ему кивнула и тут же ушла на кухню. Вскоре она вернулась с подносом, на котором стояли чашки с кофе и бутылка коньяка, и поставила его на стол.

Кризи поблагодарил ее и сказал:

– Николь, почему бы тебе с нами не посидеть и не послушать, о чем мы тут толкуем?

Она взглянула на Фрэнка и Рене – оба они кивнули. Женщина вернулась к стойке бара и взяла свой арманьяк. Кризи подвинул ей стул. Полчаса спустя она сказала Макси голосом, в котором звучала неподдельная ярость:

– Я не просто освобождаю тебя от твоего обещания. Если ты не поможешь им разделаться с этими подонками, я не смогу спокойно спать. Мне в жизни очень повезло – я только на Блонди работала. Как она ко мне и всем другим девочкам относилась, вы прекрасно знаете. Но мне доводилось видеть результаты того, что делают эти ублюдки. Их нельзя оставлять в живых.

Макси пожал плечами и взглянул на Кризи.

– Теперь, мне кажется, выбора у меня не осталось.

Рене усмехнулся и произнес:

– Все будет как в старые, добрые времена. Последние шесть месяцев я работал нянькой у одного шведского предпринимателя… мне это было так же интересно, как следить за высыхающей краской. Если бы кто-то и вздумал его похитить, то сам через пару дней домой бы его отослал. Черт! Он бы даже приплатил, чтоб за ним семья приехала и забрала его обратно.

Все рассмеялись, потом Кризи серьезно сказал Николь:

– Спасибо. Если Макси будет с нами, всем нам будет спокойнее. У нас всегда была отличная команда.

– Кто в ней еще будет? – спросила Николь.

– Блонди, конечно, – ответил он. – У нее в руках все наши связи. То же самое в Неаполе будет делать Гвидо, хотя непосредственного участия в операции он принимать не будет. – Кризи немного подумал и добавил: – Еще один приличный датский полицейский по имени Йен Йенсен. Он в это дело с самого начала вовлечен и очень хочет продолжать им заниматься до конца.

– Что он собой представляет? – полюбопытствовал Макси.

Кризи пожал плечами.

– Он совсем неглуп, опыта ему не занимать, в меру крут, неплохо ориентируется, осмотрителен выше среднего… но, конечно, это игрок не нашей лиги.

– Интересно, – спросила Николь с легкой улыбкой, – а сколько в вашей лиге всего игроков… я имею в виду – во всем мире?

Американец ответил:

– С нашей стороны, наверное, и пятидесяти не наберется. А с другой – несколько сотен.

Остальные, подумав, согласно кивнули, потом Рене задал Кризи вопрос:

– Ты уверен, что на этого датчанина можно положиться? Или, может, кому-то из нас все-таки лучше за ним немного приглядеть?

Кризи допил остатки кофе и покачал головой.

– Нет. За ним уже приглядывает один француз. Он был телохранителем Леклерка в Марселе. А Леклерка вы все знаете.

– Значит, он действительно нормальный мужик, – заметил Макси. – Тупых Леклерк на работу не берет. Как ты собираешься использовать этого датчанина?

– Как приманку, – ответил Кризи. – Как-никак он работает в датском Бюро по розыску пропавших без вести. Перед ним все официальные двери открыты. Он к этому делу подходит с душой, и у него еще сохранился как минимум месяц неоплаченного отпуска. В случае надобности я смогу ему этот отпуск продлить.

– А что с Майклом? – спросил Макси.

Кризи немного подумал и сказал:

– Я вам уже рассказывал о девочке – Джульетте. Несколько часов назад я говорил с Майклом по телефону. У нее дело довольно быстро идет на поправку – как в моральном плане, так и в физическом.

Николь взглянула на него с любопытством. Лишь она заметила, как задрожал его голос при упоминании об этой девочке. Кризи продолжал:

– Через неделю или около того ее можно будет оставить на попечение друзей, тогда Майкл присоединится к нам. К тому времени мы уже будем знать, удалось ли Сатте и его помощнику Беллу получить дополнительную информацию об этом деятеле – Жане Люке Донати. – Он взглянул на часы. – В три утра мне надо успеть на обратный рейс в Милан. В десять у меня назначена встреча с Саттой. – Кризи указал на Франка и Рене. – Мне бы хотелось, ребята, чтобы вы остановились в пансионе у Гвидо и были бы там уже завтра. Леклерк выслал к нему кое-какое снаряжение – пистолеты, гранаты и автоматы. Такую же посылку он отправил в Милан. – Он посмотрел на Макси. – Завтра вечером я тебе позвоню. В зависимости от информации, которую я получу от Сатты, ты мне понадобишься либо в Милане, либо в Неаполе.

– А что будет с датчанином? – спросил Макси.

– Завтра он вылетает в Милан, а Сова туда прилетит из Марселя. Там они встретятся со мной в гостинице.

Кризи отодвинул стул и встал. Все последовали его примеру, а Николь снова получила возможность посмотреть на обычай этих мужчин, который всегда ее немного интриговал. Прощаясь, они по очереди подходили друг к другу, левыми руками обнимались за шею и крепко целовались в правую щеку повыше рта.

Глава 31

Они проплыли бассейн в длину двадцать пять раз. Чтобы держаться рядом с ней, Майкл плыл вполсилы. Когда заплыв был окончен, Джульетта сильно задыхалась, но все-таки выпалила:

– Я могу еще десять раз его в длину проплыть.

Молодой человек вышел из бассейна, взял полотенце и сказал девочке:

– Еще пять раз – и хватит.

Майкл вытерся насухо, наблюдая, как ее фигурка легко скользит в воде. На Джульетте был красный сплошной купальник, который ей купили за день до этого на большой ярмарке в Рабате. После восхода солнца прошел час. Они, как правило, рано ложились и рано вставали. После завтрака Майкл с Джульеттой обычно садились в джип, и он показывал ей остров. Потом они не спеша плотно обедали в ресторанчике «Олеандер» в Ксагре. Девочке нравилась местная кухня и хозяин ресторанчика Марио, который относился к ней скорее как к взрослой, чем как к ребенку. После обеда они снова плавали, но теперь в море, недалеко от скал в районе Куала-Поинт. Потом они еще часика два загорали. Джульетта всегда брала с собой небольшой блокнот, а Майкл учил ее мальтийскому языку. Прошло всего несколько дней, но он был уверен, что спустя три-четыре недели девочка уже сможет довольно бегло объясняться.

– Если в паспорте у меня сказано, что я мальтийка, – любила повторять она, – должна же я уметь говорить на своем родном языке.

– Да, в твоем паспорте написано, что ты – мальтийка, – отвечал ей на это Майкл. – Но не забывай, что на самом деле ты – гоцианка.

– А что, есть какая-то разница?

– Есть. Мальтийцы думают, что гоцианцы – простые крестьяне, а у нас здесь ходит такая поговорка: один гоцианец трех мальтийцев за пояс заткнуть может.

– Ну тогда я точно гоцианка! – проговорила девочка с улыбкой до ушей.

Она закончила свой пятый заплыв и, совершенно обессиленная, ухватилась за край бассейна. Майкл протянул ей руку, помог вылезти из воды и спросил:

– Что тебе хочется на завтрак?

Узкая грудь девочки тяжело вздымалась, но, как только речь зашла о еде, глазенки ее загорелись.

– Омлет с ветчиной, сосисками, грибами и помидорами, много кусочков обжаренного хлеба и холодный свежий апельсиновый сок.

Майкл пошел на кухню, качая головой и по дороге услышал ее звонкий голосок:

– Этого на целый обед хватит!

В кухню она вошла через десять минут. На ней были джинсовые шорты и белая майка с коротким рукавом, на которой наискосок было написано: «Пещера контрабандистов». Так назывался еще один ресторанчик, где особенно хорошо готовили пиццу. Волосы она завязала в «конский хвостик», на лице отчетливо виднелись следы загара. От нетерпения девочка морщила носик.

Майкл обернулся и бросил ей через плечо:

– Я хотел бы, чтобы через неделю ты отправилась к Лауре с Полом и какое-то время с ними пожила.

– Зачем?

– Мне надо будет уехать.

– Куда ты собираешься?

– Пока не знаю. Скоро мне надо будет встретиться с Кризи.

Усевшись за стол, она спросила:

– Сколько времени тебя не будет?

– Не знаю. Может быть, несколько дней, несколько недель или даже дольше.

Майкл обернулся и взглянул ей в лицо, ожидая увидеть на нем капризную гримаску недовольства, но ничего подобного не заметил. Девочка лишь понимающе кивнула, потом взглянула на него и задала вопрос:

– А здесь мне нельзя остаться?

Он выложил на тарелку омлет, поставил ее перед ней на стол и ответил:

– Если ты останешься здесь одна, мы с Кризи будем за тебя волноваться. А нам беспокойства и без тебя хватит за глаза.

Она снова кивнула и, перед тем как начать трапезу, произнесла:

– В тот же день, когда перееду к Лауре с Полом, попрошу, чтобы они говорили со мной только по-мальтийски. Когда ты вернешься обратно, я стану настоящей гоцианкой. – Девочка взглянула на него и с серьезным видом добавила: – И смогу заткнуть за пояс троих мальтийцев.

Майкл улыбнулся и принялся за собственный завтрак.

Глава 32

В самолете Кризи дремал. Он не любил летать не потому, что боялся, а потому, что такие путешествия не были ему интересны. Человек садится в огромную металлическую трубу, а спустя какое-то время оказывается в другом месте, в другой культуре, а иногда и в другом климате. Ему казалось, что этот вид путешествий очень напоминает багажные перевозки. Когда у него было время, он предпочитал переезжать с места на место в поездах и на кораблях. Из-за обычной расхлябанности итальянских диспетчеров они вылетели из Брюсселя с опозданием на час, и это его тоже немного вывело из равновесия.

Когда самолет приземлился в Милане, настроение у него было поганое. Поскольку из багажа у него была только сумка ручной клади, таможню он прошел уже через пятнадцать минут. Кризи быстро нашел такси, и, как только влез в машину, бросил водителю:

– Гостиница «Эксельсиор»… около железнодорожного вокзала.

Шофер про себя чертыхнулся. Тот, кто направляется в этот привокзальный клоповник, никогда не выложит и сантима чаевых. Итальянские таксисты могут быть очень разговорчивыми, но этот молчал, по крайней мере в начале их сорокаминутной поездки. Через двадцать минут Кризи откинулся назад, закрыл глаза и снова задремал. Вся красота Милана не могла заставить его смотреть по сторонам. Если бы он не задремал, то обратил бы внимание на внезапно возросший интерес к нему со стороны таксиста, пристально разглядывавшего его в зеркальце заднего обзора. Через пять минут Кризи вывел из дремы голос шофера.

– Вы в Милан надолго?

Он открыл глаза и тряхнул головой, чтобы прочистить мозги.

– На пару дней.

– По делам или развлекаться?

– Встретиться со старым приятелем. – Тон его ответа был достаточно резок, чтобы дать таксисту понять, что продолжать беседу он не склонен. Но шофер был назойливо настойчив.

– Сами вы из Неаполя?

– Нет, но несколько лет там жил.

Водитель кивнул.

– Это я по вашему акценту понял. Сам я этот город не очень люблю. На улицах там для всех теперь опасно, включая таксистов.

Кризи промычал что-то нечленораздельное. Водитель вроде как понял намек, и остаток пути они проехали в молчании.

Чаевые таксист получил. Банкноту в тысячу лир. Сначала он посмотрел на банковский билет, потом на человека, который шел ко входу в задрипанную гостиницу. Шофер включил передачу, заехал за угол и снял трубку своего радиотелефона.

Почти каждый таксист в Милане, как, впрочем, и во многих других городах Италии, стучит либо одному хозяину, либо другому. Иногда таким хозяином является полиция, иногда – торговцы наркотиками, иногда – сутенеры, но чаще всего – местный «капо» из мафии. Тот таксист был связан с Джино Абратой, одним из двух «капо», заправлявших делами в Милане.

Уже через пару минут Абрата снял трубку, несмотря на то что было семь утра. Пять минут спустя Джино Абрата говорил по телефону с Паоло Граццини – единственным «капо» Рима.

– Да, он уверен. Он в этом клянется… Да, я знаю, что его считают мертвым. Конечно, я в курсе того, что говорили о его смерти! Да, я сам по телевизору его чертовы похороны смотрел… Нет, раньше таксист его никогда в лицо не видел, но шесть лет назад его показывали по телевизору, а потом – в газетах. Такую рожу забыть просто невозможно. Кроме того, таксист сказал, что он бегло говорит по-итальянски с заметным неаполитанским акцентом… это тоже совпадает. На моего парня можно положиться. Пара моих людей будет там через полчаса. Хорошо… хорошо, я пошлю туда полдюжины своих лучших боевиков. Да, конечно, как же я могу забыть? Естественно, я перезвоню тебе в тот самый момент, как увижу эту рожу.

Глава 33

Майкл читал «Сто лет одиночества». Сначала книга шла тяжело, но Кризи заставлял его читать дальше и говорил, что это – одно из самых великих литературных произведений двадцатого столетия. Майкл сидел в тени скалы в Куала-Поинт. Время от времени он бросал взгляд на Джульетту, лежавшую на животе и подставлявшую солнцу спину. Она изучала мальтийский язык по учебнику, иногда обращаясь к Майклу, чтобы он объяснил ей то, что было непонятно.

Спустя час оба они пошли окунуться в море, потом расположились в тени скалы. Майкл взял себе из сумки-холодильника банку пива, а Джульетте протянул бутылочку кока-колы. Какое-то время они сидели в молчании, потом девочка сказала:

– Я хочу тебе все об этом рассказать.

Она смотрела в безбрежную даль спокойного темно-синего моря, уходящего куда-то за остров Комино. Майкл уставился на нее с некоторой долей удивления. Джульетта спокойно добавила:

– О том, что со мной случилось в Марселе. Сейчас я себя физически уже чувствую гораздо лучше. Отличная еда, солнце и море привели меня в порядок. Я уже начала в весе прибавлять, с каждым днем сил становится больше. – Девочка обернулась к нему и сказала, как будто пытаясь себя оправдать: – Но по ночам я не могу спокойно спать, мне иногда снятся такие кошмары, что я просыпаюсь в холодном поту. Это все у меня в голове, и, мне кажется, я должна тебе об этом рассказать.

Кризи обсуждал с Майклом такую вероятность, поэтому он ответил ей именно так, как они договорились:

– Знаешь, Джульетта, есть люди, очень опытные в такого рода вещах – специально подготовленные психологи. Они знают, как помочь в таких ситуациях другим. У тебя сейчас начинается своего рода замедленная реакция на то, что ты перенесла. Это – явление совершенно естественное. Иногда людям, пережившим потрясения, требуются недели, месяцы или даже годы, чтобы оправиться и успокоиться. Все зависит от их характера и от их прошлого. Для тебя ужас начался с тех оскорблений, которым тебя подвергал отчим. Поэтому, когда ты будешь говорить со специалистом, тебе надо будет начать именно с того времени. На Мальте есть одна женщина, которая прекрасно в таких вещах разбирается. Она получила отличное образование в Англии.

Девочка выразительно покачала головой.

– Мне не нужен никакой психиатр, Майкл. Я просто должна выговориться человеку, которому доверяю. Таких людей двое – ты и Кризи, и вы оба можете меня надолго оставить. Так что хочешь ты или нет, мне придется все это рассказывать тебе. Давай прямо сейчас с этим покончим, чтобы потом навсегда забыть.

Майкл отхлебнул пива и сказал:

– Ну давай.

Девочка говорила около получаса. Дважды она начинала плакать, и каждый раз он обнимал ее за плечи и терпеливо успокаивал, пока слезы не унимались. Когда она закончила, он озадаченно задумался.

– Значит, получается, что твой отчим тебя не насиловал?

– Нет… эту свою штуку он ни разу в меня не всовывал. Он только бил меня и заставлял это делать руками. Так, наверное, было еще хуже. И бил меня. Ему это очень нравилось.

Майкл кивнул и сказал:

– Может быть, твоя мать не позволяла ему это с тобой сделать?

Девочка покачала головой.

– Она ему все позволяла. Знаешь, именно поэтому я и сбежала из дома. Он все время повторял мне, что сделает это со мной в тот день, когда мне исполнится четырнадцать лет. – Она снова взглянула на Майкла полными слез глазами. – Он говорил, что это будет его особый подарок мне ко дню рождения.

Майкл молчал. Мысли его были далеко – в Германии. Он думал о том, что, когда кончится то дело, которое они должны были с Кризи завершить, ему придется туда ненадолго наведаться, чтобы сделать подарок одному человеку в его последний день рождения. Подарок вечного проклятия. Вернуть мысли обратно ему стоило некоторого труда.

– То же самое было и с теми подонками в Марселе?

Голос ее был едва слышен.

– Да, они заставляли меня это делать руками… и ртом. Они приводили одну женщину, которая показывала мне, как это делать ртом… она была очень красивая, с длинными, светлыми волосами, и им очень нравилось смотреть, что она делала со мной. Иногда их было там трое или четверо… а потом они меня заставляли делать это ртом.

Джульетта снова заплакала, Майкл привлек девочку к себе и положил ее голову себе на плечо. День был жаркий, но его тело и мысли были совершенно холодными. Он подумал о прекрасной женщине со светлыми волосами и произнес:

– Не знаю, Джульетта, поможет тебе это или нет, но ту женщину, которая тебе это делала, я убил.

Девочка подняла глаза и отстранилась от него.

– Ты ее убил… сам? Когда? Как?

Майкл в деталях рассказал ей обо всем, что произошло в подвале виллы под Марселем. Он описал, как Дениз Дефор в панике побежала к лестнице и он сначала выстрелил ей в спину, а потом – в голову.

Уставившись на него зачарованным взглядом, девочка спросила:

– А человек, который с ней был, такой красивый мужчина? Он всегда был в ботинках из змеиной кожи, или из шкуры ящерицы, или какого-то другого такого зверя.

Майкл кивнул.

– Его убил Кризи. Он приковал его спиной к хапуге-полицейскому, к телу которого была привязана бомба. Бомба взорвалась и разнесла их обоих на клочки. – Он опять увидел в ее глазах удовлетворение. – Тебе это помогло? – спокойно спросил он.

– Да, – ответила Джульетта. – Ты убил ее, а Кризи убил его… Это, прямо, как теплый душ принять.

Она заметила в его глазах удивление.

– Что с тобой? – спросила девочка.

Майкл развел руками.

– Ну… я могу понять это животное – твоего отчима, который готов был ждать несколько месяцев, чтобы сделать тебе ко дню рождения этот «подарочек». Но мне совершенно непонятно, чего ждали те подонки в Марселе. Ведь в случае с несчастной девушкой из Дании они ничего не стали ждать. – Его пронзила внезапная мысль. – Джульетта… ты была… ты… девственница?

– Да, – серьезно сказала она. – Они даже сказали той старухе, что там была, чтоб она проверила… она вроде в таких вещах разбирается… Так вот, она засунула в меня палец и сказала по-французски: «Да, все на месте!» – а я по-французски неплохо говорю, потому что ходила в международную школу.

– Теперь до меня как будто доходит, – сказал Майкл. – Они, наверное, сохранили тебе девственность, потому что так тебя можно было дороже продать. И на Ближнем, и на Дальнем Востоке красивые девственницы четырнадцати-пятнадцати лет ценятся очень высоко.

Она покачала головой.

– Думаю, дело было не в этом.

– А в чем?

– Точно я не знаю, – ответила она. – Только говорили они о чем-то странном. Как-то в мою каморку зашла эта женщина с человеком в змеиных ботинках. И еще с ними был один человек. Они, конечно, говорили между собой по-французски, думая, что я их не понимаю. Но большая часть их разговора была мне ясна. Тот, в змеиных ботинках, был очень вежлив со вторым. Должно быть, этот второй был какой-то важной шишкой. Он меня хотел, но мужчина в змеиных ботинках ему не разрешал и говорил, что я девственница. Второй так распсиховался, что даже толкнул этого, в змеиных ботинках, но он ему все равно отказывал. Тогда этот мужчина успокоился и сказал: «За молоденькую девственницу, как эта, ты, конечно, можешь целое состояние получить». Женщина, которую ты потом убил, рассмеялась и ответила: «За девственницу мы можем получить больше любого состояния. Ведь нам будет причитаться за ее девственность, за ее молодость и за ее жизнь… Все вместе». Тут мужчина в змеиных ботинках сказал ей, чтоб она заткнулась.

Майкл все еще был озадачен.

– Девственность, молодость и жизнь… – Он пожал плечами и встал. – Пора идти. Сегодня вечером я приготовлю на ужин что-нибудь в саду на жаровне.

Они ехали в молчании до самого Рабата. Потом Джульетта произнесла:

– Знаешь, Майкл, мне кажется, сегодня ночью я буду спать спокойно.

Он взглянул на нее и улыбнулся.

– Конечно, ты будешь дрыхнуть без задних ног. После того, чем я тебя накормлю, и пары стаканов хорошего красного вина ты заснешь как дитя.

Едва они приехали домой и Майкл только отнес на кухню сумку-холодильник, как зазвонил телефон. Джульетта пошла к себе в спальню переодеться и принять душ. Майкл поставил сумку в кухонный шкаф под раковиной и сразу снял трубку.

Из Неаполя звонил Гвидо. Он сказал Майклу, что утром исчез Кризи, который договорился с полковником Саттой о встрече в десять утра. Но на встречу эту он не пришел и никому не позвонил. Сатта связался с аэропортом и выяснил, что Кризи прилетел рейсом «Алиталии» из Брюсселя, прибывшим в семь часов утра. Тогда Сатта позвонил в гостиницу, где остановился Кризи, и ему сказали, что он приехал в восемь, но уже через полчаса вышел и с тех пор не возвращался. Сумка его осталась в номере.

Тем временем в гостиницу приехал датчанин по имени Йен Йенсен, вместе с французом, которого Гвидо знал лишь под прозвищем Сова. Майкл предположил, что Кризи нашел какую-то ниточку, ведущую к «Синей сети» и сам решил ее размотать, не имея времени сообщить об этом Сатте. В голосе Гвидо прозвучало сильное сомнение.

– Ты хорошо знаешь Кризи, Майкл, но я его знаю лучше. Кому-нибудь он наверняка сообщил бы.

– Ты что, думаешь, его похитили?

– Уверен в этом на девяносто процентов.

– Люди из «Синей сети»?

– Не исключаю. Хотя и не уверен… В Италии у него и без того полно врагов. Сатта уже бросил на его розыски своих людей, а я отправляюсь в Милан через час. С Макси я уже связался, он тоже вылетает туда вместе с Миллером и Кайяром. До тебя пытался дозвониться раньше, но, наверное, дома не застал. Поэтому заказал тебе билет на восьмичасовой рейс «Алиталии». Билет тебя ждет в их агентстве в аэропорту.

Майкл взглянул на часы и сказал:

– Я там буду.

Через полчаса он уже вез Джульетту на ферму Шкембри. Ответ девочки на сообщение о том, что надо немедленно выезжать, Майклу понравился. Сначала она сказала ему, что хочет ехать с ним, потому что сможет чем-то ему помочь. Но, взглянув ему в лицо, она тут же начала собирать необходимые вещи, попросив его лишь о том, чтобы он постоянно держал ее в курсе дела.

Когда они приехали на ферму, Лаура ее тепло встретила и сказала, что жить она будет наверху, в старой комнате Кризи. Она попросила Джульетту сразу же туда идти и распаковывать вещи. Джульетта обняла Майкла на прощанье, взяла свою сумку и пошла в дом.

Лаура осталась с Майклом около джипа. Заметив в ее глазах озабоченность, он просто сказал:

– Вся команда собирается в Милане, отличная команда.

Больше ничего говорить было не надо. Лаура обняла его и прошептала:

– Удачи вам.

Потом повернулась и пошла в дом.

Глава 34

– Однажды я тебе сделал одолжение, – сказал Кризи.

Сидевший по другую сторону стола Джино Абрата лишь презрительно фыркнул.

– Одолжение! – Он бросил взгляд на двух телохранителей, стоявших позади Кризи. Оба держали небольшие автоматы, направленные в спину американца, несмотря на то что его руки и ноги были крепко привязаны к подлокотникам и ножкам тяжелого кресла. Один из них осклабился, а другой не сводил взгляд прищуренных глаз с затылка связанного человека, сидевшего в кресле. Он был хорошим телохранителем и слышал раньше все рассказы о человеке, известном под именем Кризи. Его глаза быстро скользнули по лицу босса, которое правильнее было бы назвать жирной рожей, сидящей на короткой шее, в свою очередь вылезавшей из лацканов пиджака дорогого костюма. Джино Абрата был известен в своих кругах пристрастием к хорошей пище, дорогим шмоткам и изощренному злу.

Он фыркнул еще раз:

– Что еще за одолжение ты мне сделал?

Кризи болезненно пожал плечами. Правая сторона его лица была сильно разбита, рана на лбу покрылась коростой запекшейся крови. Он сказал:

– Шесть лет тому назад я сделал тебя самым главным «капо» Милана.

– Ты что, сбрендил?

– Сам раскинь своими мозгами, если они у тебя еще есть.

Абрата сделал знак пальцем, один из его телохранителей подошел на пару шагов к Кризи и точно рассчитанным движением ударил его прикладом автомата в спину, чуть ниже шеи. Кризи не издал ни звука, даже глаз не отвел от лица Абраты.

– Мозги у меня есть, – сказал итальянец. – Я их сейчас использую, чтобы придумать, как тебе будет больнее подохнуть. Так какое же, черт тебя дери, ты мне сделал одолжение?

Кризи слегка повел плечом. На лице его не отразилось ни малейших признаков боли.

– Шесть лет назад, – сказал он, – ты в этом городе был самым занюханным «капо» и подчинялся Фосселле. Фосселлу я убил. Ты что, уже об этом запамятовал?

В ответ на эти слова Абрата усмехнулся. Ухмылка сделала его лицо еще отвратительнее.

– Еще бы мне не помнить! Ты ему в задницу заткнул бомбу, и его по потолку размазало.

Кризи кивнул.

– Кроме того, я убил всех самых приближенных его подручных, и это дало тебе возможность стать здесь главным «капо».

Абрата снова ухмыльнулся и немного наклонился в сторону Кризи.

– Я бы в любом случае стал здесь главным «капо».

Кризи покачал головой.

– Я в этом сильно сомневаюсь. Фосселла был умнее тебя, и люди у него были лучше.

– Если он был такой умный, – ответил Абрата, – как же он позволил одному человеку себя захватить и заткнуть себе в задницу бомбу? Со мной такого бы никогда не случилось.

На губах американца появилась легкая усмешка, и он проговорил:

– К тебе у меня претензий не было, только к Фосселле и его хозяевам в Риме и Палермо. Если бы мне что-то надо было от тебя, будь уверен, сейчас ты бы здесь не сидел. – Тут Кризи кивнул назад, потом слегка подался вперед и сказал: – Но если одна из твоих обезьян меня еще хоть раз ударит, у меня возникнут претензии к тебе.

В комнате стало очень тихо, как-то вдруг даже зябко. Абрата долго всматривался в глаза американца, почти закрытые тяжелыми веками, потом поднял взгляд на телохранителей. Когда он снова заговорил, в голосе его звучала надменность.

– Ну и нервы у тебя… Хотя нам об этом, конечно, и раньше было известно. Ты здесь сидишь, связанный, как индюк, с автоматами, нацеленными тебе в спину, и еще пытаешься мне угрожать. Осмеливаешься угрожать человеку, который размышляет не о том, когда тебя убить, а о том, как тебя убить.

Американец снова чуть заметно улыбнулся и сказал:

– Давай-ка я тебе лучше немного проясню ситуацию. Пару часов назад ты меня действительно засек. Я точно знаю, что до того, как предпринимать какие бы то ни было шаги, ты позвонил в Рим Паоло Граццини. Это первое, что ты всегда делаешь перед тем, как принять любое важное решение. Если бы ты вздумал действовать самостоятельно, он бы тут же оказался здесь и задницу тебе надрал. Нет, я совершенно уверен, что Граццини велел тебе держать меня живым, и к тому же в нормальной физической форме, чтобы я был в состоянии отвечать на его вопросы, когда он приедет сюда сегодня вечером или завтра утром. – Кризи взглянул итальянцу в глаза и по их выражению понял, что был совершенно прав.

Абрата попытался было вспылить.

– Никто не может Абрате приказывать, ни один человек.

– Конечно.

Абрата встал, обошел вокруг стола и взял у одного из телохранителей автомат. Прижав дуло к голове Кризи за ухом, он снова повторил:

– Джино Абрате приказывать не может никто.

Кризи вздохнул и сказал:

– Тогда нажимай на курок, козел.

Прошло несколько секунд, и Абрата заговорил уже по-другому.

– Мы в «Коза ностре» привыкли друг с другом сотрудничать. Паоло Граццини сейчас действительно созвал совет. Естественно, что я с ним сотрудничаю, как и он со мной. Конечно, я сказал ему, какую рыбину выловил. У него к тебе собственный интерес имеется. Ведь Конти ему зятем приходился, а ты его зверски убил. Как же мне не дать ему поболтать с тобой перед тем удовольствием, которое я испытаю, когда мочить тебя буду?

Кризи мотнул головой, оттолкнув от себя ствол автомата и взглянул на Абрату.

– Конечно, в этом ты прав. Но еще больше ты будешь прав, если попросишь своих обезьян принести мне стакан холодной воды или, еще лучше, стаканчик хорошего красного винца. Мне и самому очень хочется поболтать с Граццини, ведь как-никак он обязан мне тем же, чем и ты. Шесть лет назад Конти обращался с ним как с мальчиком на побегушках, хоть и был женат на его сестре.

Снова в комнате воцарилось долгое молчание, потом Абрата кивнул одному из своих телохранителей, и тот вышел из комнаты.

Кризи распрямил плечи и сказал:

– Мне бы еще отлить надо было.

Абрата сел на место.

– Отливай себе в штаны. С этого кресла ты не встанешь, пока сюда Граццини не приедет, а когда ты из него вывалишься, беспокоиться о том, как бы тебе отлить, тебе уже не придется.

Глава 35

Когда Майкл, пройдя таможню, вышел из здания миланского аэропорта, моросил мелкий осенний дождик. Звук его был слышен еще в здании. Погода вполне соответствовала его настроению.

Оно слегка улучшилось, когда за толпой встречающих он увидел Гвидо. Они обнялись, и Гвидо повел его сквозь запруженное народом помещение к выходу, а потом на стоянку. Когда они подошли к черной «ланчии», ее задняя дверь отворилась, и они скользнули внутрь. За рулем сидел Макси Макдональд, рядом с ним – Фрэнк Миллер. Машина сразу же отъехала со стоянки и влилась в поток движения. Макси через плечо сказал:

– Хоть дождь идет и погода дрянь, я тебя, Майкл, все равно категорически приветствую. – Он оторвал правую руку от руля и сделал жест в сторону сидевшего рядом с ним человека. – Это Фрэнк Миллер. Ты о нем, должно быть, слышал не раз.

Фрэнк повернул голову, и в неярком свете сумерек Майкл увидел его лицо херувима. Миллер сказал:

– Рад с тобой в конце концов встретиться.

– Взаимно. – Майкл обернулся к Гвидо и попросил: – Расскажи мне, в чем дело.

Гвидо сидел сгорбившись на заднем сиденье. Он говорил быстро и сжато.

– Кризи почти наверняка схвачен мафией… Думаем, главным «капо» Милана Джино Абратой. Его, видимо, кто-то опознал, а мафия обид не прощает никогда.

Вопрос Майкла был столь же лаконичен.

– Что мы имеем на текущий момент?

Ответил ему снова Гвидо:

– У Кризи в этом городе хорошие связи, особенно с полковником Саттой и карабинерами. Вы все о нем еще услышите. Сатта выяснил, что Кризи вышел из гостиницы примерно через полчаса, как поселился, прилетев из Брюсселя. Где-то в двух кварталах от гостиницы его ждали шестеро человек. Двое из них сидели в большой черной легковой автомашине, четверо стояли рядом с ней на улице. Был сделан один выстрел в воздух, после чего Кризи затолкали в лимузин. Свидетели давали показания без особой охоты, но почти наверняка это был Кризи. Все произошло утром, и с тех пор мы постоянно получаем дополнительную информацию. Лучше давай подождем, пока приедем туда, где нас ждет Сатта. Он там расскажет нам все новости.

– Кто с нами еще? – спросил Майкл.

Гвидо сделал жест рукой в направлении переднего сиденья.

– Ну прежде всего Макси и Фрэнк; кроме того, с нами Рене Кайяр, датчанин Йен Йенсен, один француз по прозвищу Сова, конечно сам Сатта, его помощник Беллу, а также один из агентов Сатты, которого все зовут Призрак.

Майкл пробурчал:

– Значит, в нашей команде трое итальянских полицейских. А я к любому из них отношусь с опаской.

Гвидо покачал головой.

– Каждому из этих троих ты можешь верить, как, впрочем, и всем остальным в нашей команде. Но больше не доверяй никому.

Они остановились у небольшого домика на одной из миланских окраин. Дверь им открыла пожилая женщина. Она подозрительно их оглядела, но в дом пригласила. В комнате, куда они вошли, было полно людей. Майкл знал Йена и Сову. Гвидо представил ему Кайяра, Беллу, Призрака и Сатту.

– Остальных сам знаешь, – бросил он.

До полуночи оставалось полчаса.

Майкл окинул взглядом присутствовавших. Все стулья были составлены вокруг стола. Человек по прозвищу Призрак сидел за небольшой рацией и говорил что-то в микрофон. Когда Майкл сел, сначала никто не обратил на него особого внимания – все были заняты обсуждением положения. Говорил Беллу.

– Уверен, что это Абрата, все его боевики оставили улицы. Нам известны два его притона на окраинах города. Скорее всего, они держат Кризи в одном из них. Мы считаем, что он в том притоне, который мафия устроила к северу от города. Он расположен на небольшом холме, и его легко оборонять.

Рене Кайяр спросил:

– Когда будет точно известно, где находится это логово?

– Примерно через час, – ответил Беллу. – Но нам нужно быть очень осторожными. – Он взглянул на Майкла. – К сожалению, как и во всех других организациях Италии, среди карабинеров полно агентов мафии. Мы можем работать только с теми, в ком уверены наверняка, а таких остается очень немного.

Лицо Сатты исказила гримаса, он кивнул головой в подтверждение сказанного.

– Мы их можем по пальцам одной руки пересчитать.

Макси сказал:

– Из Марселя должно скоро прибыть снаряжение. Мы будем хорошо оснащены. Если станет точно известно, где находится Кризи, мы сможем прорваться туда с оружием.

Сатта покачал головой.

– К тому времени, когда вы кончите прорываться, Кризи уже голову прострелят. Не забывайте об этом. Давайте еще раз все тщательно взвесим. – Он сделал жест в сторону Гвидо. – Один из наших друзей сам когда-то был в мафии и отлично знает, как там работают. – Он слегка хлопнул себя по груди, потом указал на Беллу. – Мы вместе пять лет боролись с мафией. Мы знаем, как они организованы и как мафиози мыслят. Беллу, расскажи об этом всем.

Невысокий круглолицый итальянец стал вкратце описывать сложившуюся ситуацию.

– Около шести лет назад Кризи развязал войну против крупнейшего мафиозного клана Италии. Он воевал против мафии один и отбросил ее лет на десять назад. В настоящее время Джино Абрата – главный из двух «капо», заправляющих в Милане. Его формальным боссом в мафиозной иерархии является Паоло Граццини из Рима. Нам известно, что сегодня поздно вечером Граццини встречался в Риме с заезжим «капо» из Детройта. Мы знаем, что они вечером ужинали в ресторане «Адессио», и сразу после полуночи. Граццини уехал по миланской автостраде в своем лимузине, сопровождаемый второй машиной с телохранителями. Самолетом или поездом он путешествовать не любит. Сюда Граццини приедет приблизительно в половине шестого утра. До этого времени Кризи наверняка будет жив. И Абрата, и Граццини очень удивлены случившимся, потому что были уверены, что Кризи вот уже шесть лет лежит в могиле в Неаполе. Они полагают, что Кризи снова собирается развязать против мафии войну, и будут пытать его, пока он не расскажет им о том, как и с какой целью собирается это делать. – Беллу окинул взглядом всех присутствовавших в комнате. – Мы знаем, что Кризи им ничего не скажет. Мы знаем, он сможет продержаться много часов… Думаю, не меньше суток. После этого они его мучительно убьют и выставят его тело напоказ в качестве назидательного примера для других, чтобы знали, как идти против мафии. – Он взглянул на часы. – Так что у нас есть еще около тридцати часов.

Макси встал со своего места и принялся ходить вокруг стола. Он был возбужден.

– Тридцать часов – много времени. Если мы точно будем знать, где он находится, можно будет начинать планировать операцию. Каким-то образом мы отвлечем их внимание, а Фрэнк, Рене и я захватим помещение.

Сатта покачал головой.

– Самым очевидным ответом карабинеров на такую акцию было бы точно определить местонахождение Кризи, оцепить это место и послать туда подразделение карабинеров, специально обученных борьбе с террористами. Однако осуществить это на практике мы не можем по двум причинам. Во-первых, учитывая коррумпированность карабинеров, мафия получит предупреждение о разрабатываемой операции как минимум за час до ее начала. Во-вторых, для проведения ее нам потребуется санкция прокурора, а на то, чтобы ее получить, уйдет несколько часов. Сначала нам придется искать честного прокурора или судью, а большинство их уже убито. – Он красноречиво пожал плечами. – Вот такие, на мой взгляд, дела.

Тогда встал Рене Кайяр и заговорил по-английски с сильным французским акцентом.

– Кроме нас самих, нам никто не нужен. В таких передрягах все мы бывали не раз. Кризи – наш человек. Скажите нам только, где он, и мы сами сделаем что нужно, чтобы его оттуда вытащить.

Все это время Майкл сидел, уставившись перед собой в стол. Выслушав остальных, он поднял голову, взглянул на Сатту и сказал:

– Мне нужна некоторая дополнительная информация. У Абраты есть семья?

Сатта взглянул на Беллу, который рассказал что знал.

– Родители Абраты умерли. Детей у него нет. Брат с сестрой живут в Нью-Йорке. С женой его ничто не связывает, она живет с каким-то мафиозным «бригадиром» в Болонье. – Он печально улыбнулся Майклу. – Тот путь, который ты выбрал, ведет в никуда.

– А Граццини? – спросил Майкл.

Беллу пожал плечами.

– У него есть жена и бесчисленные любовницы. Ни к кому, кроме матери, он привязанности не питает.

– Где его мать?

Впервые с начала обсуждения губы Сатты растянулись в улыбке. Он уловил, куда гнет Майкл и ответил:

– Мать Граццини зовут Грациелла. Она живет в небольшом городке под названием Браччиано Лаго в двадцати милях к северу от Рима. Она – женщина пожилая и очень набожная. Каждый день ходит в церковь молиться о спасении души своего заблудшего сына. Но молитвы ее, я бы сказал, не доходят по адресу.

Майкл взглянул на Призрака и произнес:

– Сегодняшняя ночь будет для нас долгой. Мы можем здесь что-нибудь выпить и поесть на скорую руку?

Призрак встал, подошел к двери и крикнул:

– Принеси что-нибудь выпить и поесть, кошелка старая! Ты что, не знаешь, что армия брюхом сильна?

Совершенно неожиданно для самих себя все эти много повидавшие и пережившие мужчины обнаружили, что лидерство как-то незаметно перешло к самому молодому из них. Сначала Майкл указал на Гвидо.

– Прошу тебя не откладывая вернуться в Неаполь. В том, что будет происходить, тебе участвовать не придется. Но именно через тебя будет осуществляться вся связь. – Майкл обратился к Макси: – Притон их нам не надо будет брать. – Потом к Беллу: – Завтра на рассвете я должен быть в Браччиано Лаго. Фрэнк, Рене и Сова едут со мной. Мы возьмем мать Граццини и обменяем ее на Кризи. – Затем он обратился к Сатте: – Полковник, завтра к утру мне будут нужны инвалидное кресло и сутана священника, – юноша указал на Йена, – которая была бы по размеру датчанину. – Кивнув Призраку, он проговорил: – Поскольку ты лучше всех знаешь здешние места, проведешь Макси к ближайшему от притона скрытому месту и там будешь ждать указаний на тот случай, если в Браччиано Лаго у нас сорвется, тогда ты останешься на месте, а в притон отправится Макси.

Он поднялся и в задумчивости стал мерить комнату шагами. Потом снова обратился к Сатте.

– Нам будут нужны портативные рации, не только чтобы поддерживать между собой связь, но и для того, чтобы держать в курсе дела Призрака и Макси. Мы сможем их получить в ближайшие пару часов?

Сатта кивнул. На лице его сияла улыбка. Он сидел в комнате, окруженный несколькими наиболее опасными представителями рода человеческого из тех, с которыми ему доводилось сталкиваться за свою полную опасностей жизнь, и следил за ходом мысли молодого человека, почти мальчика, который всеми ими командовал. По его мнению, ситуация была немного забавной.

– Что еще вам будет нужно? – спросил он.

Майкл перестал ходить.

– Кроме Призрака, который, как я полагаю, чист, прошу тебя держать карабинеров в стороне от этого дела по вполне понятным причинам. Мне нужны будут две машины с обычными номерами здесь, в Милане, для Призрака и Макси, и еще две в Риме – для меня и тех, кто будет со мной. Кроме того, в Риме мне понадобится безопасная квартира. В Милане, как я понял, это будет этот дом. Нужно нанять самолет для меня и моей команды, чтобы он доставил нас в Рим через три часа. Самолет должен быть частным, никак не связанным со службами карабинеров. Сможешь это организовать?

Сатта кивнул как раз в тот момент, когда открылась дверь и вошла старуха, державшая в руках поднос, уставленный бутылками с вином, стаканами, большим блюдом с горячими макаронами и тарелками. Она бросила исподлобья взгляд в сторону Призрака. Старческие глаза светились на старческом лице, но улыбка ее была полна беззлобного лукавства.

– Если ты меня еще раз старой кошелкой обзовешь, я тебя в койку затащу и докажу тебе, что ты ошибся.

Призрак, красивый мужчина, которому было тридцать с небольшим, взглянул на нее, кивнул и осенил себя крестным знамением.

За едой Майкл с друзьями оттачивали детали плана предстоящей операции.

Глава 36

Кризи освещал свет лампы, направленной на него с дальнего конца помещения. По другую ее сторону во тьме сидели два охранника. Каждые два часа они сменялись. Им говорили, что, хотя он и был связан и неподвижен, следить за ним надо с неусыпной бдительностью. Подбородок Кризи был прижат к груди. Он занимался тем, чему выучился много лет назад, – тело его спало, а разум бодрствовал. Он давно уже перестал корить себя за неосмотрительность. Конечно, надо было быть более осторожным. Конечно, нельзя было дважды останавливаться в одной и той же гостинице. Конечно, надо было смотреть за машинами, стоявшими вдоль тротуара. Конечно, он должен был распознать бандитов в тех людях, которые были посланы за ним. Но все это было уже в прошлом. Он с иронией вспоминал сейчас лекцию, которую совсем недавно читал Майклу в Марселе. Его ошибки были столь же грубыми. Он думал о Майкле, зная, что тот уже наверняка был в Италии и занимался его розысками. Он знал, что Майкл сколотил команду, которая и не снилась другим. Его только интересовало, как Майкл эту команду будет использовать.

Потом мысль его перелетела к Граццини. Кое-что о Граццини он знал. Это был человек северной мафии, не похожий на мафиози Калабрии или Сицилии, которые в погоне за легкими долларами наркобизнеса давно уже забыли о чести и совести. Граццини был сравнительно молод. Конечно же он тоже был беспощаден, как и другие бандитские главари, но проводил четкую грань между семьей и делами. Интересно, сможет ли Майкл это понять? А если нет, смогут ли Гвидо и Сатта ему это объяснить?

Сидя в неудобной позе, он давно уже испытывал страшную боль, но, несмотря на это, у Кризи возникло ощущение, что Майклу удастся исправить ситуацию. В глубине сознания он явственно представлял себе, что сильные, бывалые мужчины будут следовать за Майклом. Они в нем будут видеть некий отсвет его самого.

Потом мысли его заполнила женщина-дитя, оставшаяся на Гоцо, и его передернуло от боли. Теперь у нее был брат, но не меньше ей нужен был и отец. И снова он подумал о Граццини. Ему было известно, что Граццини занимается наркотиками, вымогательством, подкупами, немало внимания уделяя торговле и строительству. Но женщинами он не занимался. Он знал, что Граццини ненавидит его до мозга костей, и, если римскому «капо» удастся его прикончить, для него это будет большая победа.

Еще немного поразмышляв, Кризи понял, как и о чем будет говорить с Граццини.

Глава 37

Майкл, как говорится, был на коне. Естественно, в переносном смысле. Он знал, что благодаря его личным качествам, а также его отношениям с Кризи ему удалось встать во главе группы чрезвычайно опытных и прошедших большой жизненный путь мужчин. Он знал и о том, что этим людям известно об одном из его самых серьезных подвигов, который состоял в том, что он всадил в плечо террористу пулю из снайперской винтовки с пятисот метров. Этот подвиг обретал особую значимость потому, что, когда он уже спустил курок, Кризи, лежавший рядом точно с такой же винтовкой в руках, этого еще не сделал. Таким образом, Майкл мог считать, что хоть в чем-то ему удалось превзойти своего учителя. Он прекрасно понимал, что в глазах Макси, Миллера, Кайяра, Сатта и даже Гвидо такой поступок дорогого стоил. А ведь ему тогда не исполнилось еще и девятнадцати, хотя моральный груз недолгих прожитых лет тоже давал о себе знать.

Небольшой реактивный самолет вырулил на посадочную полосу. Слегка моросило, но, если можно верить прогнозу, день ожидался прохладным и солнечным. Было четыре утра. Небольшой аэропорт располагался в пятнадцати милях к востоку от города, здесь принимали и отправляли небольшие самолеты, обслуживавшие в основном внутренние чартерные рейсы. Майкл был уверен, что здесь он столкнется с минимумом бюрократических проволочек. Маленький самолет следовал за мерцающими огнями сопроводительной машины к освещенному прожекторами ангару. Как только они остановились, рядом с самолетом затормозил большой легковой автомобиль. Майкл спустился вниз по ступеням, и уже через минуту он и его спутники распаковывали сумки с личными вещами и те, в которых лежало оружие.

Час спустя они уже были в доме на северной окраине Рима. Это было такое же невзрачное строение в таком же ничем не примечательном районе, как и в Милане. Дверь им распахнула другая пожилая женщина, не выказавшая никакого удивления по поводу приезда пятерых незнакомцев в столь ранний час.

Туда уже доставили рясу священника, инвалидное кресло и детальный план городка Браччиано Лаго. Кроме того, там были карты автомобильных дорог, ведущих от Браччиано к дому, в котором они находились. Мужчины сели вокруг кухонного стола. Старушка сварила кофе. Майкл еще раз бегло остановился на всех деталях плана предстоящей операции.

Когда он закончил, Миллер произнес:

– Все очень четко и просто, но меня немного беспокоит одно обстоятельство. – Он указал в сторону датчанина. – На передний план ты выставляешь Йена. А у него в такого рода делах опыт небольшой. Почему бы его роль не сыграть мне, Рене или Сове?

Майкл покачал головой и улыбнулся.

– Прежде всего потому, что Йен выглядит как настоящий священник, причем слегка перекормленный. Мы точно знаем, что там будет один телохранитель, возможно больше. Описание этого телохранителя у нас есть, нам известно, что, пока женщина молится в церкви, он обычно околачивается снаружи. Тебе, Фрэнк, надо будет находиться рядом с ним, когда она выйдет. Рене будет ждать в одной из машин, чтобы подобрать тебя, как только я ее схвачу. Лучше бы тебе, конечно, его не убивать, но, если другого выхода не будет, придется на это пойти.

Вмешался Рене:

– Мне кажется, Фрэнку почти наверняка придется его убить. Ведь он обязан охранять мать Граццини. Если он допустит, чтобы ее похитили, ему все равно не жить.

– Может быть, и так, – сказал Майкл. – Но он же был ее телохранителем уже довольно долго – пару лет. Ее никто всерьез не рассматривал как цель похищения, поэтому вряд ли он все время будет начеку. Так что Фрэнку, наверное, не составит труда просто его вырубить.

– Ну это я сделаю, – отозвался Миллер.

Майкл повернулся к Сове и сказал:

– Ты будешь сидеть за рулем второй машины, готовый в любой момент забрать меня, Йена и старуху. – Он сделал жест рукой, обращаясь ко всем присутствующим. – У нас будут только пистолеты, которые можно легко спрятать, если нас остановит случайный дорожный патруль на пути в Браччиано.

Впервые за время разговора подал голос Сова:

– А что будет, если нас остановит дорожная полиция по дороге из Браччиано?

– Придется прорываться и, возможно, отстреливаться, – коротко ответил Майкл. – Конечно, если бы у нас было больше времени и людей, мы бы могли спланировать операцию более тщательно и организовать себе какое-нибудь пристанище поближе. – Он пожал плечами и взглянул на часы. – Но времени у нас в обрез. Прежде всего мы должны полагаться на внезапность да еще на скорость. Дороги будут прилично загружены и когда мы поедем туда, и когда будем возвращаться обратно. Вряд ли полиция решит в это время устраивать проверки.

Он опустил руку вниз, расстегнул «молнию» на сумке, стоявшей у него в ногах, вынул портативные рации и раздал каждому участнику операции. Они проверили, как работают эти устройства, потом Майкл связался с Макси. Голос Макси слегка заглушали помехи, но его вполне можно было разобрать.

Майкл негромко сказал в микрофон:

– Мы начинаем примерно через час. Будь на своей позиции к девяти часам и свяжись с нами.

Из динамика донесся голос Макси:

– Будет сделано. Удачи вам.

Глава 38

Граццини говорил буднично, не повышая голос. Хотя обращался он к Абрате, на самом деле слова его предназначались Кризи.

– Восемнадцать часов, – сказал он. – Самый большой срок, о котором я знаю. Это был один француз из «Юнион Коз». Мы поймали его года три назад, он хотел украсть какие-то произведения искусства в Риме… сволочь – на моей территории. Я решил показать на нем пример другим ублюдкам. Обрабатывали его двое моих лучших людей. Эти ребята за полчаса даже папу римского уговорили бы отречься. Восемнадцать часов… Он очень удивил и меня, и моих ребят. – Он обернулся и взглянул на связанного Кризи. – Ты, надеюсь, таким тупым не будешь? Ведь конечный результат тебе прекрасно известен.

Кризи зевнул, слегка подался вперед и сказал:

– Граццини, у меня к тебе претензий нет. Я в Италии совсем не для того, чтобы выяснять отношения с тобой или твоими людьми. Я занимался здесь своими делами, когда этот шут гороховый приказал схватить меня прямо на улице. Если он в самое ближайшее время меня не отпустит, то сдохнет, очень об этом жалея, а поскольку ты его босс, с тобой случится то же самое.

Граццини усмехнулся.

– Ты не в том положении, чтобы угрожать или говорить о претензиях. – Голос его стал злым. – Ты убил моего зятя и одного из моих двоюродных братьев.

– Как звали твоего двоюродного брата?

– Его звали Вико Ди Марко. Он был телохранителем моего зятя, одним из его боевиков. Ты взорвал его в том «кадиллаке» в Риме вместе с моим зятем и еще двумя боевиками.

Кризи кивнул, вспомнив эту историю.

– Значит, он умер, исполняя свой долг, – пытался защитить босса. Ничего личного здесь не было и быть не могло.

Граццини даже фыркнул от гнева.

– Мы здесь никогда не забываем тех, кто осмеливается развязывать против нас войну. Я тебе за это отомщу. Но сначала мы с тобой потолкуем.

Кризи расправил плечи и спокойно спросил:

– О чем ты хочешь говорить?

– Мне надо знать, зачем ты приехал в Италию, каковы твои намерения, кто здесь с тобой работает, где твоя база в Италии и за ее пределами.

Ответ Кризи до крайности удивил итальянцев:

– Об этом я тебе расскажу хоть сейчас. Кроме, естественно, моей базы за пределами страны.

Граццини и Абрата удивленно переглянулись.

Кризи продолжал:

– Но, Граццини, говорить я буду только с тобой. Остальные пусть выйдут.

Абрата тут же выпалил:

– Об этом забудь.

Кризи не сводил глаз с Граццини. После долгого, напряженного молчания Граццини проговорил:

– Джино, будь добр, оставь нас на несколько минут вдвоем. Я тебе за это буду очень признателен.

Он обратился к Абрате, как равный к равному с просьбой об одолжении, но эта просьба подразумевала четко выраженный приказ. Сначала глаза миланского «капо» налились яростью, но тут же прояснились, и он сказал:

– Ты сам прекрасно понимаешь, что он хочет выкинуть какой-то фортель. Этот малый просто пытается схитрить. Не давай ему изворачиваться, ты ведь хорошо знаешь, на что он способен. Не забудь, сколько жизней наших людей он загубил шесть лет назад.

Граццини кивнул.

– Ты, конечно, прав. Поверь мне, Джино, я никогда этого не забуду. Но перед тем, как он сдохнет, мне не помешает с ним несколько минут потолковать.

После непродолжительного молчания Абрата медленно поднялся и кивнул двоим громилам, стоявшим позади кресла Кризи. Они вышли, захватив с собой автоматы.

– Ты вооружен? – спросил Абрата.

– Нет, – ответил Граццини. – Я теперь редко бываю при оружии.

Абрата сунул руку под пиджак и вынул пистолет. Сняв оружие с предохранителя, он положил его на стол перед Граццини и сказал:

– Связан он крепко, но все равно, будь с ним очень осторожен.

Граццини слегка улыбнулся и ответил:

– Друг мой, я прожил так долго только потому, что всегда был очень осторожен. Я собираюсь спокойно умереть в собственной постели, дожив до глубокой старости. Позову тебя, как только освобожусь.

Абрата бросил последний взгляд на Кризи, как бы обещая ему сполна рассчитаться в будущем за свое унижение. После этого он вышел из комнаты.

Глава 39

– В этом нет никаких сомнений. Эта девочка Уомо, а когда она вырастет, станет женщиной, воспитанной в его духе.

Лаура смотрела через кухонное окно на раскинувшийся невдалеке огород. Рядом с ней стояла ее сноха Мария. Пол работал в поле. Джульетта неотступно следовала за ним, как маленькая собачонка. Звук маленького трактора затруднял их разговор, но до Лауры неясно доносился его громкий голос. Пол объяснял Джульетте, что делает и почему. Пол закончил заниматься последним участком, остановил трактор, сел на невысокую ограду и вынул из брезентовой сумки объемную фляжку. Девочка села рядом с ним, и они выпили на двоих стакан холодного вина.

– Да, ты права, – согласилась Мария. – Она здесь только сутки, но уже может из Пола и Джойи веревки вить. Очень мне интересно, с Кризи у нее такие номера тоже будут проходить?

Лаура немного подумала над ее вопросом и кивнула.

– Думаю, да. Кризи будет в ней видеть подросшую дочку, которая погибла. А вот с Майклом у нее ничего не получится. Майкл с ней будет обходиться жестко, как старший брат, он страшно будет злиться на Кризи за его мягкость. Для семейных отношений получится отличный треугольник.

– В том случае, если Кризи вернется обратно, – печально заметила Мария. – Если правда, что его поймала мафия, они сделают все, чтобы ему отомстить.

– Он прожил долгую жизнь, – сказала Лаура. – Были у него и лихие времена. Их он переживал, как правило, в одиночестве. Теперь у него есть Майкл, сейчас он его там ищет. Майкл его обязательно привезет домой, тогда все у них будет в порядке.

Джульетта, сидевшая рядом с Полом на заборе, задавала ему множество вопросов.

– Сколько времени у вас уже эта ферма?

Пол взглянул на нее и улыбнулся.

– Моя семья обрабатывала эту землю не одно поколение. – Он указал на грядки с уже почти созревшими помидорами. – Конечно, даже смешно об этом говорить: я работаю по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, а когда на следующей неделе поеду на базар их продавать, получу пятнадцать лир или около того. Если подсчитать, сколько я денег потратил на удобрения, на средства против вредителей и сколько затратил своего труда, который стоит никак не меньше фунта в час, окажется, что я остался в проигрыше.

– Почему же тогда ты этим занимаешься?

– Эта работа у меня в крови, – объяснил он. – Она в крови у всех гоцианцев. Когда я получу эти пятнадцать лир, это будут свободные деньги, потому что я на них особенно не рассчитываю… Здесь дело в другом. Все овощи и фрукты, что ты видишь у нас на столе, мы вырастили нашими собственными руками на нашей собственной земле. Яйца и куры, кролики и утки – все это тоже дает ферма. Мне трудно тебе объяснить, какое огромное удовлетворение от этого испытываешь. К тому же, если вдруг завтра закроются все магазины, моя семья не будет голодать. – Он взял стакан с вином, отпил немного и протянул его девочке. – И жажда нас мучить тоже не будет. У нас здесь свой родник, из которого мы берем воду, и виноградники, чтобы в доме всегда было вино.

Джульетта отпила глоток и взглянула на Пола.

– Отличное вино. Мне кажется, я понимаю, что ты чувствуешь.

Он кивнул.

– Может быть, и понимаешь… Хотя ты еще и ребенок, пережить тебе довелось немало. История нашего острова насчитывает не одну тысячу лет, и на жителей его тоже сваливалось немало бедствий. Им довелось пережить столько нашествий, столько горя, когда людей продавали в рабство завоеватели! Я помню последнюю войну… все магазины тогда позакрывались. В те годы я был еще ребенком. – Он обвел рукой, указывая на свое поле. – Но я работал вместе с отцом и дядей на ферме, и наша семья не голодала. А то, что у нас оставалось, мы отвозили на Мальту, где людям действительно иногда было нечего есть.

– Значит, можно сказать, что ты – счастливый человек? – спросила Джульетта.

Он снова взял стакан и отпил на этот раз побольше, обдумывая свой ответ.

– В каком-то смысле я действительно счастлив. У меня прекрасная, сильная жена, сын, которым я горжусь, сноха, которую я люблю и которая подарит мне внуков. У меня есть Кризи, в котором мы с Лаурой видим одновременно сына, брата и отца. И Майкл у меня есть, он стал мне вторым сыном. – Пол положил тяжелую, загрубевшую, коричневую от загара руку девочке на голову, легонько потрепал ее по волосам и сказал: – А теперь вот, кажется, у меня и дочурка появилась. Само по себе это, конечно, хорошо, но тебе придется нелегко, потому что ты должна будешь заменить мне двух дочерей, которых я потерял, а они были прекрасными дочерьми.

Джульетта смотрела на стоявший невдалеке крепкий фермерский дом. На небольшом дворе перед входом сидели Лаура и Мария. Очень спокойно девочка сказала:

– Я все знаю о Наде и Джулии… мне рассказал Майкл. Я никогда не смогу их тебе заменить. И боль твою снять не сумею никогда. – Она обернулась и очень серьезно взглянула на Пола. – Но я смогу любить тебя, Лауру, Джойи и Марию как своих близких родственников. Кроме этого, я тебе пообещать не могу ничего.

Пол встал и вернулся к маленькому трактору.

– Давай теперь еще часть поля обработаем, а потом мне надо будет сходить к одному приятелю, у которого проблема с виноградным прессом.

– Мне можно будет пойти с тобой?

– А почему бы нет?

Глава 40

Без двух минут девять перед церковью остановился автомобиль. Майкл наблюдал за ним, сидя в инвалидной коляске примерно в сотне метров от него на другой стороне площади. На покрытых пледом коленях молодого человека лежала раскрытая книга. Одетый в сутану священника, за его спиной стоял Йен. В уши того и другого были вставлены слуховые аппараты.

Это была черная «ланчия» старой модели, но в прекрасном состоянии. Водитель вышел, обогнул машину и открыл дверцу с противоположной стороны. Из нее вышла пожилая женщина. Шофер попытался ей помочь, но она отодвинула его в сторону повелительным жестом. Опираясь на белую клюку, старуха тяжело поднялась по выщербленным ступеням паперти и подошла ко входу в церковь. Там ее ждал престарелый священник. Он взял ее под руку и провел под своды небольшого собора. Водитель снова сел в машину, переехал площадь и припарковался перед небольшим кафе. Через пару минут он уже потягивал капуччино и уплетал сладкую булочку.

Майкл окинул площадь взглядом, поднял с колен книгу и спокойно сказал:

– Только один, как обычно. Вы его видите?

В его слуховом аппарате раздался голос Миллера:

– Мы его видим.

– Минут через тридцать, – сказал Майкл, – мой святоша повезет меня на прогулку.

Он взглянул на Йена и кивнул. Датчанин почтительно толкнул кресло на колесах через вымощенную булыжником площадь в направление кафе.

Глава 41

Кризи бросил через стол два слова, не отрывая пристального взгляда от лица итальянца и внимательно следя за его реакцией:

– «Синяя сеть».

Сначала вообще не было никакой реакции. Темные глаза Граццини лишь озадаченно на него смотрели. В ответ он только повторил эти два слова, но теперь с вопросительной интонацией:

– «Синяя сеть»?

Кризи ничего не ответил, продолжая внимательно следить за собеседником. Граццини снова повторил те же слова:

– «Синяя сеть»? – При этом он едва заметно кивнул. – Что-то такое я уже слышал, слухи какие-то, неясные намеки. Об этом уже много лет по-тихому толкуют. Но я очень сомневаюсь, что за этим стоит что-то реальное.

Кризи сухо и прямо ему ответил:

– «Синяя сеть» существует, и именно по этой причине я приехал в Италию.

Разговор их стал теперь похож на игру в покер. Каждый из двух игроков пытался определить карты противника. Кризи тянул паузу. В конце концов заговорил Граццини.

– Если она и существует, ничего общего с «Коза нострой» у нее нет.

Руки и ноги Кризи затекли так, что он их почти не чувствовал. Он попытался пошевелить пальцами, но даже не понял, удалось ему это или нет. Тогда он слегка повел плечами и сказал:

– Я знаю об этом. Если бы у меня были хоть какие-то сведения о том, что они связаны с «Коза нострой», я бы здесь связанный не сидел. Я был бы в Риме и говорил с тобой – только связан тогда был бы ты.

Граццини сделал вид, что пропустил последнюю ремарку мимо ушей.

– Что тебе известно о «Синей Сети»?

– Я тебе расскажу, – ответил Кризи. – Только перед этим я тебе поведаю, что мне известно о Паоло Граццини.

Итальянец презрительно усмехнулся и махнул рукой, как бы приглашая Кризи к рассказу. Кризи подался вперед настолько далеко, насколько ему позволяли веревки, и заговорил таким тоном, будто они дружески беседовали за столиком в кафе.

– До того, как Паоло Граццини женился на сестре Конти, главного «капо» Рима и всей Северной Италии, он был обычным боевиком, подвизавшимся на второстепенных ролях в Вечном Городе. Брак резко ускорил его карьеру, и он занял место в числе ближайших подручных Конти, хотя последний никогда не испытывал к Граццини того уважения, на которое тот претендовал.

Граццини пожал плечами, презрительная улыбка все еще играла у него на губах. Кризи продолжал:

– Около шести лет назад Джино Фосселла, главный «капо» Милана, формально находившийся под контролем Конти, похитил ребенка, который был мне очень дорог, и во время похищения ранил меня так сильно, что я чуть было Богу душу не отдал. Позже похищенная девочка умерла. Я убил Фосселлу и всех его ближайших помощников, потому что был очень на него зол. Настолько зол, что готов был добраться до самой верхушки. Поэтому я и взорвал Конти и всех его подручных, кроме тебя.

– Все это мне хорошо известно, – нетерпеливо сказал Граццини.

– Хотя ты знаешь это, есть вещи, которые тебе, видимо, не дано понять. Сейчас я их тебе объясню. Я отправился в Палермо и разделался там с Кантареллой и всеми его прихвостнями. Потом я симулировал собственную смерть.

Граццини кивнул.

– С помощью твоего близкого приятеля – полковника Сатты.

– Это особой роли не играет. После смерти Кантареллы я решил, что отомстил. Ничего против тебя лично или «Коза ностры» в целом я не имею.

Итальянец снова холодно усмехнулся.

– Чтобы остановить вендетту, нужно согласие двух сторон. Ты доставил нам беспокойство и заплатишь за это. На этот раз симулировать собственную смерть тебе не удастся, можешь мне поверить.

Кризи усмехнулся широкой открытой улыбкой и сказал:

– Ты ведь не лоху из глубинки лапшу на уши вешаешь – я-то в этих делах немного кумекаю. За прошедшие шесть лет много что изменилось. Ты взобрался на самую вершину в Риме и контролируешь весь север, но никогда не сможешь быть хозяином в Неаполе, Калабрии или на Сицилии. Сейчас в Италии есть две «Коза ностры»: одна – к югу от Рима, вторая – к северу. На севере вы пытаетесь действовать немного цивилизованнее, чтобы приобрести хоть мало-мальски респектабельный вид. Со временем, может быть, вам это и удастся, но уж никак не с такими выродками, как Абрата и его люди. Он далеко не лучший представитель старого поколения.

Граццини пытался изображать безразличие к его словам, но Кризи видел в его глазах живой интерес к тому, о чем он говорил.

– Паоло Граццини, – продолжал он, – сделан из другого теста. Да, он и сам наркотиками приторговывает и подчиненным позволяет, имея, разумеется, с этого свою долю. Ты и рэкетом не брезгуешь, и взятки давать умеешь, но при этом по большей части ведешь дела вместе с политиками и крупными дельцами. – Голос Кризи был совершенно спокойным, даже слегка задумчивым. – Но с женщинами ты не связываешься, проституция для тебя – дело грязное. Когда ты отдаешь приказ кого-нибудь убрать – это касается только ваших внутренних разборок, в отличие от скетов с юга и с Сицилии. Против простых людей ты не воюешь. Ты не убиваешь и не насилуешь женщин.

Последовало молчание, вскоре прерванное Граццини:

– Ну и что? – спросил он.

Кризи пожал плечами.

– Ты ведь сам мне сказал, что знаешь о «Синей сети», которая пятном лежит на чести «Коза ностры».

Снова последовало молчание. Кризи ждал, понимая, что реакция итальянца на его слова сейчас во многом имела решающее значение. Ответ Граццини не заставил себя долго ждать.

– Что это еще за пятно?

Кризи понял, что первый рубеж перейден.

– Это пятно на всей «Коза ностре», но в первую очередь на тебе лично, потому что именно ты позволяешь такой мрази действовать на твоей территории.

Итальянец разозлился, и Кризи стало ясно, что взято и второе препятствие.

– Какого черта ты там болтаешь? – прорычал он. – Это только слухи, просто имя в темноте. Слухи разные всегда ходят. Я вообще сомневаюсь, что может существовать что-то подобное.

Очень убедительно Кризи произнес:

– Они точно существуют. И дела свои обделывают как на твоей территории, так и на других. Я собираюсь их найти и уничтожить.

– Почему?

– Я их ненавижу.

– За что?

– Я видел их работу.

– Что это за работа такая?

– Они торгуют женщинами. И такое с ними вытворяют, что даже тебе представить не под силу. Они их уродуют и морально, и физически.

Граццини кивал головой.

– Я слышал об этом. Но тебе-то какое до всего этого дело?

– Есть причина, почему это дело стало моим.

– Что еще за причина?

Кризи тщательно взвешивал каждое слово своего ответа.

– Потому что, когда они издеваются над этими девушками, даже детьми, им это доставляет удовольствие. И это удовольствие имеет для них еще большее значение, чем выгода.

Несколько секунд Граццини сидел, уставившись перед собой, потом резко встал, повернулся и прошелся по комнате. На стене висела картина – натюрморт с корзиной фруктов. Он встал перед ней и начал внимательно ее разглядывать. Кризи понял, что преодолел третий барьер.

Глава 42

Она с силой ударила Майкла по лицу белой клюкой и закричала на него:

– Ах ты, негодник эдакий!

От удара он чуть не выронил пистолет. Когда старуха занесла клюку для второго удара, он вырвал палку у нее из рук, обхватил ее поперек талий и прижал к себе. Она стала колотить его по плечу, выронив при этом на землю вставную челюсть. Майкл повернулся и помчался вниз по ступеням, держа ее одной рукой под мышкой. Он увидел, как прямо перед ним взвизгнул тормозами старый «мерседес», за рулем которого сидел Сова. Инвалидное кресло подскакивало на булыжниках мостовой. Йен бежал к машине, его рясу трепал ветер. Майкл увидел, как посреди площади на бегу согнулся и упал старухин телохранитель – за ним стоял Миллер. Австралиец еще раз ударил его рукоятью пистолета и бросился бежать через площадь. Йен распахнул заднюю дверцу «мерседеса». Майкл втолкнул старуху на сиденье и влез за ней следом. Датчанин прошмыгнул на переднее пассажирское место, и Сова вдавил педаль газа в самый пол. Раздались чьи-то крики и вопли, но машины уже на площади не было. Вся операция заняла не более двадцати секунд.

Глава 43

– Но вендетту-то у нас никто не отменял. – Граццини все еще стоял у стены, продолжая внимательно разглядывать картину. – Ты убил членов моей семьи.

Ответ Кризи прозвучал достаточно резко.

– Я убил твоего зятя, которого, как я полагаю, ты сам ненавидел. Я убил твоего двоюродного брата, который был боевиком и погиб в сражении. Сестру твою я не убивал. Четыре года назад она снова вышла замуж и родила дочь, а ты стал ее крестным отцом. Ты сам лучше меня знаешь, что Конти обращался с твоей сестрой, как с половой тряпкой. И не говори мне, что это было не так.

Граццини повернулся, подошел к своему стулу и сел. Впервые с начала их разговора на его лице отразились какие-то чувства.

– Есть такая вещь, как вендетта, – сказал он, как бы констатируя факт. – И только твоя смерть может положить ей конец.

Кризи несколько секунд пристально смотрел итальянцу в глаза, потом сказал:

– Давай-ка я тебе лучше расскажу один страшный случай, покрывший несмываемым позором одну итальянскую семью. Лет восемь тому назад в одном селении, затерянном в горах Калабрии, кровная месть прекратилась. Эта вендетта продолжалась тридцать лет, за эти годы в двух семьях было убито больше двадцати мужчин. Взаимное истребление продолжалось уже так долго, что все забыли, из-за чего оно началось. Так вот, в одной из враждовавших семей остался в живых только один мужчина, точнее мальчик. Замечательный кодекс такой мести гласит о том, что мальчик становится мужчиной, когда ему исполняется шестнадцать лет, и после этого он может убивать сам и быть убитым. Когда тому парнишке было пятнадцать лет, его мать и сестры сказали, что, как только ему исполнится шестнадцать, он должен будет взять отцовское ружье и отомстить за смерть отца, братьев, дядьев и двоюродных братьев. А он решил, что не будет участвовать в вендетте. Матери и сестрам стало за него очень стыдно. Местный священник знал эту историю, и через него она просочилась в прессу. О ней узнали не только в Италии, но и в других странах.

Граццини кивал, лицо его сохраняло угрюмое выражение. Кризи продолжил:

– Многие семьи в Италии хотели взять мальчика к себе. Полиция, конечно, предложила свою защиту. Но все эти возможности парнишка отклонял. В ночь накануне его шестнадцатилетия мать с сестрами ушли из дома, предварительно оплевав мальчика. Двери они оставили открытыми. Минуту спустя после полуночи мужчины из второй семьи ворвались в дом с ружьями и застрелили мальчонку прямо за столом, за которым он сидел. Мать с сестрами даже на похороны отказались прийти. Это что, по-твоему, была месть? Ты и со мной то же самое сделать хочешь?

Граццини взглянул на лежавший перед ним пистолет. Он поднял его, потом медленно положил на место и спокойно произнес:

– Ты знаешь, как у нас заведено. Я должен поддерживать свой авторитет.

Кризи слегка улыбнулся.

– Если для того, чтобы доказать свою силу, ты пустишь пулю в голову связанного человека, авторитету твоему точно придет конец.

Граццини молчал. В этот момент дверь настежь распахнулась, и Абрата срочно вызвал Граццини из комнаты. Граццини быстро вышел. Через минуту он вернулся, лицо его было перекошено от ярости. Он схватил пистолет и навел его на голову Кризи. Грудь его быстро вздымалась, слова вылетали с хрипом.

– Вендетта! Это ты здесь толкуешь о вендетте! Ты мать мою похитил! Мать мою, ты, ублюдок!

Кризи закричал на него:

– Я последние двадцать четыре часа сижу здесь, привязанный к этому креслу!

– Значит, это сделали твои люди. – Граццини подошел на шаг вперед и приставил дуло пистолета ко лбу Кризи.

Тот перевел дыхание и спокойно сказал:

– Если это были мои люди, то как только ты нажмешь курок, можешь тут же приступать к подготовке похорон твоей матери.

Итальянец хрипло дышал. Стоявший позади него Абрата сказал:

– Убей подонка!

– Это не твоя мать, – громко произнес Кризи, потом, обратившись к Граццини, уже тише спросил: – Когда и где это произошло?

Граццини на несколько дюймов отвел пистолет от его лба.

– Около церкви в ее родном городе. Четверть часа назад.

Погрузившись в мысли, Кризи закрыл глаза, потом указал головой на стул и сказал:

– Сядь и жди. Если это были мои люди, они сюда позвонят через пятнадцать-двадцать минут. Пусть принесут телефон и поставят его на стол.

Все помещение было пронизано сильнейшим напряжением. Абрата снова заговорил:

– Они попытаются обменять его на нее.

– Ни за что, – прорычал Граццини. – Он никогда не выйдет из этой комнаты живым.

– Может быть, – заметил Кризи. – Но пятнадцать или двадцать минут погоды в данном случае не сделают ни для тебя, ни для меня. Против невинных женщин я не воюю. Даже против матерей «капо».

Снова воцарилось молчание, потом Граццини обернулся и сказал:

– Принесите сюда телефон. И чтоб к нему был дополнительный динамик.

Звонок прозвучал спустя восемнадцать минут. Граццини снял трубку и стал слушать. К нему уже вернулось самообладание, но пистолет, направленный в голову Кризи, он все еще держал в руке. Выслушав, что ему было сказано, итальянец прикрыл рукой микрофон и произнес:

– Говорит, что он твой сын и что моя мать у него. Не знал, что у тебя есть сын.

– Еще полчаса назад я не знал, что у тебя есть мать. Дай мне с ним поговорить.

Из-за спины Граццини подал голос Абрата:

– Этот псих совсем спятил.

– Заткнул бы ты лучше пасть, – спокойно сказал ему Кризи. – Речь ведь идет не о твоей матери.

Оба полушария мозга Граццини напряженно работали. Через несколько секунд он поднес трубку к уху Кризи и включил внешний динамик.

– Майкл? – спросил Кризи.

В комнате раздался голос его сына.

– Да. С тобой все в порядке?

– Да. Мать Граццини у тебя?

– Да.

– Немедленно отпусти ее.

Динамик молчал по меньшей мере двадцать секунд. В конце концов из него снова донесся озадаченный голос Майкла:

– Ты это сказал, потому что тебе пушку к башке приставили? Если это так, скажи им, что мать Граццини находится точно в том же положении.

– Майкл, очень важно, чтобы ты в точности сделал то, что я тебе скажу. Немедленно отпусти ее, и пусть твои люди отвезут ее в дом Граццини в Риме. С ее головы не должен упасть ни один волос. Скажи ей, чтобы она позвонила Граццини по этому же номеру, как только будет у него дома. Потом со всеми, кто там с тобой, отправляйтесь к человеку, которого ты знаешь как моего брата, и ждите там моего звонка.

В динамике раздались короткие гудки. Граццини очень медленно положил трубку на рычаг. В наступившем молчании Абрата сказал:

– Уверен, это какая-то уловка. Зачем, интересно, он это сделал?

Кризи в упор смотрел на Граццини. Обратившись к Абрате, он негромко сказал:

– Такому человеку, как ты, это понять не дано. Я тебе уже пытался объяснить: против женщин я не воюю.

Глава 44

Полковник Сатта вошел в палату. Она походила не столько на типичный больничный покой, сколько на номер в роскошной гостинице. Ее истинное медицинское назначение выдавали лишь ортопедическая кровать и подставка для капельницы. А также исключительно привлекательная медсестра, халатик которой можно было принять за последнюю модель от Валентино.

Молодая женщина измеряла Кризи кровяное давление. Глядя на стрелку тонометра, она удовлетворенно кивнула и сказала:

– Теперь вам нужен только крепкий сон. – Бросив на Сатту строгий взгляд, девушка добавила: – Это значит, что ваш посетитель должен вас покинуть не позже чем через четверть часа.

Кризи протянул забинтованную руку, коснулся ее талии и спросил:

– Как вас зовут?

– Жанна, – ответила она.

Он улыбнулся ей улыбкой очень усталого человека.

– Какое-то время, Жанна, мне надо будет пообщаться с полковником Саттой. Будьте так любезны, принесите нам, пожалуйста, бутылочку хорошего «бароло» и пару стаканов.

– Стаканов нужно три, – произнес Сатта. – Через десять минут сюда подойдет Беллу.

Сестра сердито вздохнула.

– Ну что ж, тогда вам придется самому объясняться с доктором Сильвестри. Он не исключает, что у вас может быть замедленная послешоковая реакция.

Сатта улыбнулся Кризи, который ответил полковнику понимающей улыбкой. Начальник карабинеров обернулся к девушке и сказал:

– Шок у него возможен лишь в том случае, если через пять минут вы не принесете вино.

Сестра кивнула и торопливо вышла. Сатта подвинул стул ближе к кровати.

– Я говорил с Гвидо. В детали не вдавался. Сказал ему, что с тобой все в порядке и завтра ты отправишься в Неаполь. Он связывался с Майклом, который выполнил все твои указания до единого.

Кризи с затаенной угрозой переспросил:

– До единого?

– Да. Думаю, он правильно поступил. Сейчас он едет в Неаполь со всей командой, кроме Макси.

– А Макси где?

– По моим предположениям, не за горами. Не спрашивай меня об этом, потому что я этого все равно не знаю, но, думаю, где-то недалеко от этой небольшой клиники. Майкл мыслит точно так же, как ты.

Кризи задумчиво кивнул.

– В этом нет совершенно никакой надобности, это просто глупо. Но сам факт, что Макси где-то рядом и прикрывает меня, конечно, радует.

Сатта улыбнулся.

– Все точно, как я сказал: вы с Майклом мыслите совершенно одинаково.

Кризи взглянул на забинтованную правую руку.

– Этот доктор Сильвестри поставил правильный диагноз. Все дело было не в этом пальце, а в том, что на протяжении долгих часов я был настолько крепко связан, что чуть не получил гангрену. Если бы это продлилось еще пару-тройку часов, я мог бы лишиться всех пальцев рук и ног. – Он пожал плечами и невесело улыбнулся. – Тогда я сам этого не понимал, потому что потерял всякую чувствительность. Сначала было больно, потом боль прошла, и уже нельзя было понять, что какие-то части тела стали отмирать.

Раздался стук в дверь, и вошел Беллу, державший в руке портфель. Он пододвинул стул с другой стороны кровати, поставил портфель на пол, наклонился к Кризи и поцеловал его в обе щеки. Кризи обнял его здоровой рукой за шею и притянул к себе. Со времени их последней встречи прошло шесть лет. Беллу сел, поднял портфель, поставил его на колени и раскрыл. Вынув из него тонкую папку, он взглянул на Кризи.

– Сам прочти мне, пожалуйста, что там написано, – попросил тот.

Беллу раскрыл папку и прочитал ему отрывок из полицейского рапорта.

– «В десять часов тридцать две минуты утра синьора Граццини вышла из церкви Браччиано Лаго. Около ступеней, ведущих в церковь, в инвалидном кресле сидел юноша, которого сопровождал священник. По свидетельским показаниям, священник был среднего роста, светловолосый и немного полноватый. Телохранитель синьоры Граццини, некто Филиппо Косса, шел в направлении автомобиля. В этот момент молодой человек в инвалидном кресле скинул одеяло, покрывавшее его ноги, и вскочил, держа в руке пистолет. Косса незамедлительно бросился бежать через площадь на помощь синьоре Граццини, но был сбит с ног ударом другого человека, который также держал в руке пистолет. Он был одет в темный свитер, темные брюки и черный берет. Перед тем как его ударили, Косса даже не успел выхватить оружие. Синьора Граццини попыталась ударить молодого человека палкой, которую держала в руках, но он обхватил ее за талию и снес вниз по ступеням к подъехавшему „мерседесу“. Он втолкнул ее на заднее сиденье и сам последовал за ней. Священник сел на переднее сиденье, и машина на большой скорости уехала. Примерно через десять секунд на площади рядом с Коссой затормозила вторая машина. Ударивший его человек вскочил в эту машину, и она уехала также на большой скорости. Двадцать пять минут спустя все дороги, ведущие из Браччиано, были перекрыты патрулями дорожной полиции. По мнению привлеченных к расследованию специалистов, это было тщательно спланированное и профессионально исполненное похищение».

Беллу закрыл папку, взглянул сначала на Сатту, потом на Кризи, который сказал:

– Как пить дать, так оно и было!

Сатта пожал плечами:

– Каков отец, таков и сын – яблоко от яблони недалеко падает. Но с ним была чертовски сильная команда. Ни один президент не будет себя чувствовать в безопасности, если такие ребята на него будут точить зуб. – Он взглянул на Кризи. – Если судить по времени, позвонить Граццини Майкл мог только со своего радиотелефона. Нам известно, что часом позже он доставил его мать в целости и сохранности к нему домой в Рим. А теперь, Кризи, расскажи, почему он это сделал и что случилось потом?

Кризи взглянул на свою перевязанную левую руку и ответил:

– Граццини, конечно, хотел меня сразу же убить, и его к этому все время подбивал этот недоносок Абрата. Но вы должны понять, что у Граццини возникла серьезная проблема. С одной стороны, мы вроде достигли некоторого взаимопонимания. Однако когда Майкл захватил его мать, ему было необходимо показать свою непреклонность, чтобы укрепить авторитет. А когда я велел Майклу отпустить его мать и доставить ее к нему домой, это его здорово выбило из колеи.

Беллу был полностью захвачен рассказом Кризи. Он спросил:

– И ты отдал Майклу этот приказ, все еще будучи привязанным к креслу?

Кризи кивнул.

– Да, этот риск я попытался рассчитать настолько точно, насколько мог.

Сгорая от любопытства, Сатта спросил:

– Значит, в обмен на то, что ты распорядился отпустить его мать без всяких условий, он отрезал тебе палец?

Кризи мысленно перенесся к тем мгновениям, когда сидел связанный по рукам и ногам в притоне Абраты. Тогда жизнь его действительно висела на волоске. Он снова вернулся к тем мгновениям, как будто прокрутил назад ленту видеомагнитофона и еще раз посмотрел запомнившийся фрагмент из фильма о собственной жизни.

Граццини чувствовал себя не в своей тарелке. Если Кризи разыгрывал какую-то комбинацию, смысл ее римский «капо» никак не мог уловить.

Американец сказал:

– Дождись звонка твоей матери. Если она такая, какой я ее себе представляю, она не станет тебе врать потому, что мой сын машет у нее перед носом пушкой. Я бы тебе предложил дождаться звонка одному.

Граццини несколько раз прошел взад-вперед по комнате, потом цыкнул на Абрату:

– Оставь нас одних!

Тот без особого энтузиазма вышел из комнаты, бросив перед этим через плечо:

– Не верь ему. Я буду рядом за дверью.

Оба ждали звонка, храня молчание. Граццини мерил шагами комнату. Время от времени он останавливался и смотрел на картину на стене, как будто именно в ней заключался весь смысл его жизни. Кризи наблюдал за ним, поглядывая на свою связанную правую руку. Звонок раздался через двадцать минут. Внешний динамик все еще был включен, и Кризи слышал почти весь разговор. Мать Граццини была вне себя от гнева.

– В чем дело, черт тебя побери?

– Где ты?

– Я в твоей квартире.

– Ты там одна?

– Со мной Мария.

– С тобой все в порядке?

Голос ее, доносившийся из динамика, звучал резко и обиженно.

– Все в порядке? Стою я себе, мессу слушаю, замаливаю грехи своих детей… Пять тысяч лир в ящик для бедных положила, и вдруг у самого входа в храм Божий какой-то юнец хватает меня и тащит в машину, накрывает одеялом и увозит черт знает куда!

– А что случилось потом?

– Потом он говорит по телефону на языке, который я не могу понять, везет меня домой, целует в обе щеки и с рук на руки передает Марии. Паоло, чем ты там, гром тебя разрази, занимаешься? Я тебе в тот самый день сказала, когда ты связался с этим подонком Конти, что ждет тебя геенна огненная. Как же мог мой сын до такого докатиться? Как же все мольбы мои Господу? И свечи все, что я в церквах ставила. А с мальчишкой этим еще был священник… священник! Что же это теперь такое делается, если святые отцы за дряхлыми старухами начали охотиться?

Кризи не мог сдержать улыбку.

Взглянув на него, Граццини скривился и отключил динамик. В трубку он проговорил:

– Мама, позови к телефону Марию.

Сказав несколько слов служанке, римский «капо» повесил трубку. Потом он долго и внимательно смотрел на Кризи и наконец сказал:

– Почему ты так поступил?

Кризи пожал плечами.

– Я же тебе уже сказал: с женщинами я не воюю.

Граццини в полном недоумении покачал головой.

– Ничего не могу понять. Ведь теперь ты полностью в моей власти. – И тут до него дошло. – Ты, должно быть, рассчитал, что, если бы моя мать осталась в твоих руках, я бы тебя никогда отсюда не выпустил. Знал ты и то, что, если бы я тебя убил, твой сын убил бы мою мать. Получался замкнутый круг, безысходная ничья.

Кризи кивнул. Он все еще слегка улыбался, время от времени поглядывая на свою правую руку.

– Ты прав, так я и рассудил. Теперь ничьей нет. Зато у тебя возникла проблема.

– Какая еще проблема?

– Ну… для такого человека, как ты, а ты, как ни странно, человек чести, ничего теперь не осталось, кроме как меня отпустить. Но если ты это сделаешь, ты можешь потерять свой авторитет в глазах туповатых придурков, которые привыкли смотреть на тебя снизу вверх. – Кризи сделал головой жест в сторону двери, за которой стоял Абрата. – Этих туповатых животных, на которых держится твоя власть… Так что авторитет свой ты потерять никак не можешь, потому что именно он дает тебе власть. А если ты его потеряешь, как-нибудь ночью один из этих недоумков вышибет тебе мозги.

Граццини внимательно на него смотрел, ничего не отрицая и ни с чем не соглашаясь. Тогда Кризи сказал ему, что он должен сделать.

– Подойди к двери и скажи, чтобы этот кретин Абрата принес из кухни острый нож. Лезвие его обязательно должно быть зазубренным, как у пилы.

Глаза Граццини в недоумении сузились.

– Сделай это, – тоном приказа сказал Кризи.

Граццини встал со стула и пошел к двери. Через три минуты он вернулся, держа в руке зазубренный нож. Он закрыл дверь и подошел к Кризи.

– Нож острый? – спросил тот.

Граццини провел большим пальцем по лезвию и кивнул.

Кризи негромко сказал:

– Взгляни на мизинец моей левой руки.

Граццини наклонился и посмотрел. Вся рука была абсолютно белой. На мизинце не было первой фаланги.

– Это мне как-то отстрелили, – сказал Кризи, – много лет назад. Удивительно, как мало пользуется человек своими мизинцами, разве что иногда в носу ими ковыряет. – Он взглянул на «капо» и сказал: – Отрежь мне мизинец на правой руке по второй сустав.

Недоумевающий «капо» вопросительно на него взглянул.

– Это отличный выход из положения, – буднично сказал Кризи. – Ты его отрежешь без всякого обезболивания. Я стану очень громко и убедительно вопить. У тебя есть чистый носовой платок?

Лицо Граццини как будто превратилось в маску.

– Платок чистый носовой есть у тебя? – повторил вопрос Кризи.

Смысл вопроса наконец дошел до «капо», он кивнул и вынул из нагрудного кармана пиджака шелковый платок кремового цвета. Кризи одобрительно кивнул.

– Когда отрежешь, оберни культю. В тот момент я потеряю сознание. – Он снова усмехнулся. – Впечатление это произведет потрясающее. Ты возьмешь обрубок пальца, дашь его Абрате, скажешь, чтобы он его забальзамировал, положил в хрустальный стакан и отправил в Рим в подарок твоей матери. Такого рода шутку он вполне в состоянии понять. После этого скажешь им, чтобы меня отправили обратно в гостиницу.

Граццини взглянул на нож, потом на мизинец.

Сатта и Беллу молча смотрели на забинтованную правую руку Кризи.

– Было совсем не больно, – сказал он. – Моя рука онемела настолько, что было лучше, чем с анестезией. Но Граццини не хирург. – Он улыбнулся Сатте. – Надо бы попросить твоего брата дать ему парочку уроков. Сначала я очень громко кричал, потом свалился в обморок.

Он протянул здоровую руку к тумбочке, стоявшей около кровати, и взял окровавленный носовой платок.

– Я потерял половину бесполезного пальца, зато приобрел красивый носовой платок.

Глава 45

Вновь обращаемого вызвали вперед. Под черным капюшоном его лицо казалось смуглым и худым; под узким прямым ртом вырисовывался вытянутый вперед подбородок. Его темные глаза глубоко сидели во впалых глазницах. В них поблескивали настороженность и беспокойство. Стреляя ими направо и налево, заметно нервничавший неофит в нерешительности продолжал топтаться на месте.

Ему снова сказали выйти вперед. Он бросил беглый взгляд на черный алтарь. В центре его покоился черный опрокинутый крест высотой около двух метров. Позади, на подставке эбенового дерева, стояла огромная черная свеча. С каждой стороны перевернутого сверху вниз креста горели шесть черных свечей меньшего размера; всего их было тринадцать. Перед крестом на алтаре лежал длинный нож с серебряным лезвием и черной роговой рукоятью. Слева от алтаря стояла фигура откормленного козла с высоко поднятой головой; он раскрыл пасть, обнажая белые зубы, как бы в омерзительной ухмылке, а справа – совершенно белый петух, ноги которого были связаны черной шелковой лентой. Рядом с ним лежал белый человеческий череп.

С левой стороны от перевернутого креста появилась верховная жрица. На ней была красно-коричневая накидка, а на голове – черный капюшон.

Она снова назвала его имя, и неофит вышел вперед на негнущихся ногах, которые, казалось, отказывались подчиняться его рассудку. Он поднялся на три ступени, остановился на одну ступень ниже верховной жрицы и взглянул в ее лицо, покрытое густым слоем белой пудры. Губы ее были густо закрашены черной помадой, на лбу, как раз над сильно подведенными глазами, были нарисованы козлиные рога. Жрица чуть подалась вперед, положила ладонь на голову посвящаемого и монотонным голосом произнесла:

– Отрекаешься ли ты от Господа?

Ничтоже сумняшеся, неофит произнес:

– Да, я отрекаюсь от Господа.

Жрица подняла глаза и обвела взглядом собравшихся, облаченных в черные одежды. За ними стоял длинный стол, уставленный едой и вином. Все собравшиеся, числом тринадцать человек, как эхо, вторили в один голос:

– Он отрекается от Господа.

Верховная жрица простерла руку, повернулась к алтарю и взяла нож с серебряным лезвием и подняла его высоко над головой. Все собрание повторило шелестящим шепотом:

– Он отрекается от Господа.

Верховная жрица двинулась вдоль алтаря к тому месту, где стоял петух, схватила его за шею и привычным ударом ножа отсекла ему голову. Потом перерезала черную ленту, связывавшую его ноги, положила нож на алтарь, схватила бьющееся в агонии тело и стала выливать бьющую из шеи птицы кровь в череп. Минуту спустя она обернулась к собравшимся и бросила в их сторону трупик. Опустившись на четвереньки, они, крича и расталкивая друг друга, стали шарить по полу, ища еще теплое тело птицы.

Верховная жрица подняла петушиную голову и тоже бросила ее в череп. Потом левой рукой она задрала подол своей накидки. Правой рукой взяла череп и, держа его между широко раздвинутыми ногами, помочилась в него.

Неофит стоял неподвижно, как гранитная скала, глядя лишь на перевернутый крест.

Верховная жрица отпустила подол накидки, вытянутыми руками почтительно взяла череп и отошла назад, встав прямо перед обращаемым. Она протягивала ему череп. Очень медленно неофит вытянул руки, принял у нее череп, поднес ко рту и стал пить его содержимое.

Все собрание еще раз громко прошептало:

– Он отрекается от Господа.

Неофит снял капюшон. Под ним оказалось лицо молодого человека, которому на вид трудно было дать больше тридцати лет. Его длинные темные волосы посредине головы были разделены на пробор. Верховная жрица взяла у него из рук череп и вылила то, что в нем оставалось, ему на голову. Потом положила череп обратно на алтарь и одним движением скинула с себя накидку, оставшись совершенно обнаженной. Тело ее было белым и полным. Вслед за ней обнажился неофит и все остальные – семь женщин и шестеро мужчин в возрасте от двадцати с небольшим чуть ли не до шестидесяти.

Все они подошли к накрытому столу и следующие полчаса набивали себе животы вкусной едой и изысканным вином. Потом началась оргия, продолжавшаяся до рассвета.

Когда взошло солнце, из виллы, стоявшей на холме особняком от других строений, вышли двое мужчин. Какое-то время они молча смотрели на долину, где километрах в пяти от них расположилась небольшая деревушка. Им был виден шпиль колокольни, ветер доносил звон колоколов, созывавший верующих на службу.

Мужчинам было уже за пятьдесят. Одеты они были в хорошо сшитые деловые костюмы традиционного покроя. Один из них был невысок, худощав, с болезненно желтоватым цветом кожи. Второй казался выше и мускулистее. Его лицо было совершенно черным, голова – абсолютно лысой.

Тот, который был поменьше ростом, обернулся ко второму и сказал:

– Все прошло неплохо.

Чернокожий ответил:

– Очень хорошо. Чтобы это произошло, понадобился год. Но эту ночь он не забудет никогда.

– Согласен, – ответил первый. – И тем не менее через месяц он будет должен принять участие в полной службе с настоящим жертвоприношением.

Чернокожий пожал плечами.

– Сделать это не так-то просто. У нас уже была хорошая кандидатура, но во время той неприятности в Марселе мы ее потеряли.

– Да, – мрачно согласился первый. – Потеряли вместе с двадцатью тысячами долларов. Ей необходимо подыскать замену.

Чернокожий сказал:

– Сейчас ее можно будет получить только из Азии или Африки.

Первый покачал головой и сказал спокойно, но весьма решительно:

– Нет! Кожа у нее должна быть белой, и жертва не должна достичь половой зрелости. Мы можем заплатить за нее, сколько запросят. Не исключаю, что нам удастся убедить Гамеля осуществить албанский вариант. Ведь как-никак вся подготовка уже проведена, установлены все необходимые связи.

Чернокожий устремил взор на юго-восток и медленно кивнул.

– Да. Когда я буду в Тунисе, мне придется с ним доверительно побеседовать. В Албании найти такую, как нам нужна, будет легче, пока страна погружена в хаос. Кроме того, мне придется дать ему полный отчет о тревожных событиях нескольких последних дней. Уже много лет нас никто не беспокоил никакими расследованиями.

– Ты думаешь, это серьезно? – спросил тот, который был пониже ростом. – На твой взгляд, здесь может быть какая-то связь с тем, что произошло в Марселе?

Чернокожий покачал головой.

– Я думаю, с марсельскими событиями это никак не связано. Там, скорее всего, была обычная стычка между бандами. Но мне совсем не нравится, что нам стало известно о двух запросах, пришедших из совершенно разных источников… Хотя это не важно… Я уже принял меры. – Он сделал жест в сторону стоявшей за их спинами виллы. – Пару лет назад наш неофит унаследовал огромное состояние. Он с ним в свое время расстанется. Надо только помочь ему поглубже во всем этом увязнуть. Козлище должен получать жертвоприношения.

Глава 46

Лаура взяла с собой Джульетту в маленький городок Надур за покупками. Прежде всего они зашли в булочную и купили только что испеченные на древесных углях четыре большие горячие буханки хлеба с хрустящей корочкой. Джульетта спросила, как будет хлеб по-мальтийски, и несколько раз повторила слово, пока Лаура не удовлетворилась ее произношением. Потом они зашли в мясную лавку, где Лаура стала учить девочку названиям разных сортов мяса.

В лавке, как обычно, было много местных женщин, в основном пожилых, которые повязывали головы черными платками. Они собирались там каждое утро не столько чтобы купить мяса, сколько чтобы посудачить о местных новостях. Лаура объяснила им, что Джульетта только недавно приехала на остров. Ее удочерил Уомо, и она стала сестрой Майкла. Пожилые женщины одобрительно кивали головой. У некоторых из них было по пятнадцать человек своих детей, и они в высшей степени положительно относились к большим семьям, вне зависимости от того, были там дети свои или приемные. Потом они зашли к бакалейщику, где Джульетта снова пополнила свой словарный запас мальтийского языка.

Когда они уже возвращались к машине, на глаза им попался недавно открытый фирменный магазинчик готового платья, и они остановились полюбоваться на выставленные в витрине образцы. Поддавшись внезапному импульсу, Лаура взяла Джульетту за руку и повела в магазин.

– В эту субботу у Джойи с Марией будет вторая годовщина свадьбы. Мы собираемся устроить большой праздник и пригласить на него много народу. Тебе в этих джинсах там быть никак нельзя.

Она купила девочке ярко-красное платье, которое, как показалось Джульетте, было ей немного велико. Но, видя энтузиазм Лауры, возражать она не стала. Хозяин магазинчика тоже сказал, что платье, наверное, будет девочке слегка широковато в бедрах и в талии, и предложил его примерить. Однако практичная Лаура заметила, что Джульетта быстро растет и скоро платье ей будет впору. И тут же она нашла устраивавший всех выход из положения, купив к платью широкий черный кожаный пояс, чтобы им можно было затянуть платье по фигуре. Потом, естественно, пришлось купить и туфли, которые бы шли к платью, поэтому они решили зайти в обувной магазин.

Майкл дал сестре перед отъездом сто пятьдесят мальтийских фунтов, но Лаура не позволила Джульетте ни за что платить.

– Ты же всегда помогаешь мне дома по хозяйству, моешь все, чистишь, – стала она объяснять причину отказа взять деньги. – Вот мне и захотелось сделать тебе этот небольшой подарок.

Когда они вернулись домой, Джульетта помогла Лауре приготовить обед – самую обильную трапезу дня. На первое был густой овощной суп. Лаура объяснила девочке, что такой суп называется «вдовьим», потому что, учитывая изобилие овощей на Гоцо, он был одновременно и дешевым, и сытным. На второе они приготовили большую кастрюлю свинины с овощами. Ее хватило бы, чтобы накормить десяток человек. Лаура объяснила, что это блюдо хорошо хранится и долго не портится, к тому же никогда заранее не знаешь, скольких гостей надо будет накормить. Это блюдо называлось «кавлата» и было одним из самых любимых у Пола. Он вернулся с поля в полдень, проработав до этого ровно шесть часов. Джульетта смотрела, как он сначала съел полную тарелку супа, а потом – еще больше кавлаты. За обедом Пол умял целую буханку хлеба и выпил бутылку вина собственного изготовления.

Когда убирали со стола, зазвонил телефон. Это был Кризи. Он перекинулся парой слов с Лаурой, потом попросил передать трубку трепетавшей от радости Джульетте.

Говорил он с ней долго. Прежде всего сказал, что у них с Майклом все в порядке. На ее вопрос о том, где они находятся, уклончиво ответил, что где-то в Италии и, скорее всего, пробудут там еще несколько недель, но постараются сделать все возможное, чтобы хоть ненадолго наведаться на Гоцо. Потом Кризи сказал, что со следующей недели Джульетте надо будет ходить в школу.

– Не хочу я в школу ходить.

– Ты просто обязана, – грубовато ответил он.

– Но я же еще не говорю по-мальтийски, – как бы оправдываясь сказала она. – Мне еще месяц или даже больше нужно, иначе я в школе буду зря время просиживать.

Джульетта услышала в трубке тихий смешок Кризи.

– За этим дело не станет. В Керчеме есть школа, где преподают монахини. Там обучение ведется на английском языке. Я уже сказал об этом Лауре – она все устроит.

Джульетта злобно взглянула на Лауру. Та ответила девочке милой улыбкой.

– В школе ты будешь проводить время со сверстниками, – продолжал Кризи, – с кем-нибудь обязательно подружишься.

– У меня уже есть друзья.

– Кто, например?

– Ну… Лаура с Полом, Джойи с Марией и старый рыбак Лоретто, который приносит Полу рыбу и выпивает все его вино.

– Обсуждать здесь нечего – ты идешь в школу, – закрыл тему Кризи. – Мне не нужна безграмотная дочь, а Майклу – сестра-недоучка. Когда я вернусь, куплю тебе велосипед.

– Велосипед! – В голосе девочки звучало восхищение.

– Нечего ее баловать, – крикнула Лаура через всю комнату.

Джульетта кротко проговорила в трубку:

– Хорошо, Кризи. В школу я иду. Но только велосипед должен быть красным, под цвет к моему платью. – Она рассказала ему все о предстоящем празднике и поболтала с ним еще несколько минут.

Позже, помогая Лауре по хозяйству на кухне, девочка задумчиво сказала: – У меня никогда в жизни еще не было велосипеда. Я и ездить-то толком на нем не умею.

– Я тебя научу, – с улыбкой сказала Лаура, потом строго добавила: – Не думай, что тебе удастся из меня веревки вить, как из Кризи и Пола. Такой девочке, как ты, обязательно нужно, чтобы рядом была серьезная женщина, которая всегда могла бы наставить ее на путь истинный.

– Ты, конечно, права, – ответила Джульетта, думая о красном платье, черном поясе и новых туфельках.

Глава 47

Датчанин часто присутствовал на всяких собраниях и семинарах по разработке стратегических программ, проводившихся полицейскими силами Копенгагена. Как правило, он на таких мероприятиях помалкивал, если только какой-нибудь руководитель не начинал плести околесицу, противоречившую его собственному опыту или здравому смыслу. Однако в таких совещаниях, как нынешнее, раньше ему никогда не доводилось участвовать, и, конечно, там не подавали таких изысканных блюд.

Мужчины сидели за большим овальным столом на террасе пансиона «Сплендид». Перед ними внизу блистало зарево огней Неаполя, за ними раскинулся огромный залив. Сервировал стол и подавал еду большой мастер своего дела – грубоватый пожилой мужчина, выглядевший так, будто он уже много лет назад отошел от дел.

Йен еще раз окинул взглядом участников встречи и снова проникся странным ощущением: с одной стороны, он вроде был здесь белой вороной, но с другой – чужим он себя тоже не чувствовал. Полицейский сидел в центре стола. Напротив него расположился Кризи, по одну сторону которого был Майкл, по другую – Макси. Справа за столом сидел Гвидо, слева – полковник Сатта. Кроме них на обсуждении присутствовали Массимо Беллу, Призрак, Фрэнк Миллер, Рене Кайяр, Пьетро, а слева от Йена – Сова.

Вряд ли, подумал датчанин, ему когда-нибудь доводилось видеть вместе столько крутых мужчин сразу. Он знал, что даже молодой Пьетро, который был Гвидо как приемный сын, с тринадцати лет до двадцати одного года прошел в жизни немалый путь от бездомного оборвыша-попрошайки до прекрасно натренированного и обученного наемника.

Ужин удался на славу. Сначала, конечно, были представлены разнообразные закуски, потом подали пиццу. Главным блюдом было запеченное с белым вином оливковым маслом и картофелем мясо. На десерт обслуживавший их старик принес шарлотку со смородиной.

Йен снова бросил взгляд на правую руку Кризи. При мысли о том, как американец потерял мизинец, у датчанина по коже побежали мурашки. Он попытался представить себя сидящим в кресле со связанными руками и ногами перед доном мафии – и не смог. Тем более в голове у него никак не укладывалось, как Кризи удалось заставить его не только склонить перед собой голову, но и привлечь на свою сторону.

Разговор был серьезным, но протекал как приятная, застольная беседа. Йен в нескольких словах изложил все обстоятельства похищения старой матери Граццини, не забыв упомянуть о том, как она треснула Майкла клюкой по лицу. Тот невесело усмехнулся и потер рукой разбитую челюсть. Потом датчанин рассказал, как старуха обучила его целому набору новых богохульств, как она вошла в дом, не кляня своих похитителей, а моля Господа дать ее сыну хоть немного мозгов.

Тон беседы стал чуть напряженнее, когда Майкл заявил, что Кризи больше нельзя открыто действовать в Италии, где и другие мафиозные кланы имели на него зуб. Если случится что-нибудь подобное, Кризи, скорее всего, сухим из воды выйти не удастся. Йен подумал, что Кризи затаит обиду на Майкла, но тот спокойно воспринял его слова, кивнул головой в знак того, что был согласен, и произнес:

– В будущем я стану осмотрительнее.

Йен вспомнил, как они с Майклом дали себя похитить в Марселе и как их освободил Кризи. Полицейский чувствовал, что теперь в отношениях Майкла и Кризи счет стал равным. Потом он обратил внимание еще на один штрих, подчеркивавший специфику ситуации: среди собравшихся явно доминировал Кризи. Это проявлялось не столько в его словах, сколько в самом факте его присутствия, которое как бы излучало на всех некую странную ауру.

Вне всякого сомнения, уровень умственного развития всех присутствовавших был существенно выше среднего, а у некоторых, в частности у полковника Сатты, он был необычайно высок. Не могло быть двух мнений и в отношение того, что Миллер, Кайяр, Гвидо, Майкл и Сова были великолепно подготовлены физически и имели огромный опыт участия в боевых действиях. Однако и в этом плане аура Кризи была несколько иного свойства. Датчанину показалось, что, возможно, Майкл смог бы достичь такого же положения – по мере того как Кризи старится, его сын приближается к расцвету своих лет. Такое, если можно так выразиться, изменение соотношения сил, видимо, было уже не за горами.

Он обернулся, чтобы взглянуть на Сову, сидевшего слева от него. Пожилой официант только что поставил на стол десерт, и Сова с восторгом вгрызался в пирожок со смородиной. В том, что бывший марсельский бандит сидел рядом с датским полицейским, не было ничего удивительного. Как-то так получилось, что со времени их долгой поездки в Копенгаген Сова все время оказывался под рукой, не отходя от него дальше чем на несколько ярдов, почти как его собственная тень. Йен уже сравнительно давно обнаружил, что Сова был совсем не простым человеком. Как-то в разговоре он признался, что на его совести было несколько убийств. Он рассказал, что большую часть жизни – пока не стал телохранителем Леклерка – был преступником. Семьи у него не было. Кроме пистолета и выкидного ножа он почти постоянно носил с собой и дорогой плейер для компакт-дисков с наушниками. Йен немало удивился, узнав что страстью Совы была классическая музыка, в частности произведения Шуберта для камерного оркестра, оперы Моцарта и симфонии Бетховена. За время долгой поездки в Копенгаген он почти не вынимал наушники из ушей.

Когда подали главное блюдо, Кризи сказал собравшимся, что Граццини действительно слышал какие-то слухи о «Синей сети» и обещал выяснить, имеют ли они под собой какое-то основание. В дальнейшем они условились именовать Граццини прозвищем Папа. Рассказывая о том, как это произошло, Кризи слегка ухмыльнулся и заметил:

– Я предложил ему это прозвище, и оно ему сразу понравилось.

Беллу сообщил, что подозрение в причастности к «Синей сети» падало на двух человек: итальянца из Милана по имени Жан Люк Донати и нубийского египтянина Анвара Хуссейна, жившего под Неаполем. Их имена были переданы Папе, который по своим каналам также пытался навести о них справки.

Потом Кризи сказал, что необходимо впредь разграничить действия их группы и работу карабинеров. Он, естественно, не собирался просить за это у полковника Сатты прощения.

– Так будет лучше. Ты ведь не можешь участвовать в незаконных операциях. И мы точно так же не должны впутывать в это дело местные власти. Но любая информация, которую только сможет раздобыть Массимо и передать нам через Гвидо, будет представлять для нас огромную ценность.

И Сатта, и Беллу кивнули. Призрак выглядел явно огорченным. Ему, несомненно, доставляло удовольствие быть в числе сидевших за столом людей.

Йен тоже должен был очень тщательно оценить собственное положение. Он уже принял участие в похищении, а теперь входил в состав группы, разрабатывавшей сложную операцию, в результате которой многие могут быть убиты. Он размышлял несколько минут и, когда старик-официант расставлял перед ними чашки с крепким черным кофе, принял окончательное решение. Датчанин бросил взгляд через стол на Кризи.

– Мне надо вернуться в Данию, – сказал он.

Когда Кризи кивнул, все остальные смолкли.

– Конечно, Йен, это вполне понятно. Теперь, когда к этому делу подключена мафия, ты, естественно, выбываешь из игры. Мы все очень высоко ценим твою помощь и желаем тебе всяческих благ. Если когда-нибудь мы сможем что-то для тебя сделать, ты знаешь, где нас искать. – Он взглянул на Майкла. – Пожалуйста, проследи, чтобы Йену компенсировали все его затраты.

Йен снова обратился к Кризи, прежде чем Майкл успел ответить.

– Ты бы попридержал лошадей. Я же сказал, что мне надо вернуться в Данию. Послезавтра у моей девочки день рождения. На следующий же день я вернусь. – Он посмотрел сначала на Кризи, потом обвел взглядом сидевших за столом. – Надеюсь, никто из команды меня выгонять не собирается. Я принимал в этом деле участие с самого начала и собираюсь дойти до самого его конца. – Он сделал неопределенный жест рукой. – Я, конечно, не такой крутой, как многие из вас, не столь решительный, но, думаю, и я на что-нибудь сгожусь. – Он указал на Сатту, потом на Беллу. – Только что вы решили четко разграничить сферы деятельности с двумя присутствующими здесь представителями итальянских правоохранительных органов. Причины такого решения для меня вполне очевидны. Но вы должны понять и мои доводы. Нам предстоят как сражения, так и чисто детективная работа. К ней-то как раз я и подготовлен профессионально. Всем вам необходимо некое подобие штаба, который координировал бы ваши действия и связывал вас в единое целое; правая рука всегда должна знать, что делает левая. Необходимо будет наладить четкое планирование и организацию действий. Ввязываться в бой, а потом смотреть, что из этого получится, – не самый верный путь к победе. Мы с Майклом уже доказали это в Марселе, а Кризи – в Милане. – После этого он обратился ко всем, сидевшим за столом: – Конечно, я отлично знаю, что Кризи – прекрасный и опытный руководитель, а когда начнется настоящее сражение, ему не нужна будет ни моя помощь, ни поддержка кого бы то ни было другого. Но до той поры работа детектива все равно потребуется. – Закончил он свою речь с некоторой долей вызова: – Я – сыщик и отчетливо хорошо понимаю, на что иду. Ловить этих людей – моя работа.

Кризи молчал. Сатта и Беллу медленно кивали головой. На устах Совы играла веселая улыбка. Молчание нарушил Сатта.

– Йен прав, – сказал он. – У сыщиков мозги устроены иначе, чем у других людей. Они подмечают детали, на которые другие, даже более умные, чем они, просто не обращают внимания. Они чаще остальных видят лес за деревьями. Вы будете получать информацию от Массимо и, возможно, от вашего нового приятеля Папы. Эти сведения необходимо будет перерабатывать, сопоставлять и осмыслять. Считаю, что Йен хороший сыщик, который именно в этом деле может быть очень полезен.

Последняя фраза, как и раздавшийся в дверь звонок, положили обсуждению конец. Пьетро тут же встал и пошел открывать дверь. Старик снова разлил кофе по чашкам. Пьетро вернулся спустя пару минут. В руке у него был голубой конверт, который он вручил Кризи.

– Два человека в черной «ланчии», – лаконично сказал он. – Сказали: для Уомо.

Кризи открыл конверт и вынул из него единственный лист бумаги. Он прочел, что на нем было написано, поднял глаза и сказал:

– Это – сообщение от Папы. – Снова взглянув на текст послания, он зачитал его собравшимся: – «Слухи подтвердились. На самом деле, все гораздо серьезнее, чем торговля белыми рабами, – это лишь небольшая часть. Есть еще много разного. Концы тянутся на Ближний Восток и в Северную Африку, возможно в Тунис. Нужно еще несколько дней, чтобы узнать больше. Свяжусь, как только будут новости. Папа».

Он согнул бумагу и убрал в карман, потом задумчиво взглянул на датчанина.

– Ну что ж, Йен, поезжай на день рождения дочери и поцелуй ее от всех нас. Потом возвращайся обратно. – Он взглянул на Майкла. – Я хочу, чтобы ты поехал в Брюссель и организовал там встречу со Штопором Два. Нам нужны собственные конспиративные квартиры в Милане, Риме и, возможно, в Тунисе. Они должны быть оборудованы и оснащены как обычно: как в Сирии, где мы работали в последний раз. – Кризи перевел взгляд на Макси. – Макси, ты можешь отправляться с ним и побыть с семьей. – Потом он обратился к Миллеру и Кайяру. – Дня три-четыре отдохните, после этого вернетесь и встретитесь здесь с Йеном. – Он посмотрел на Сову. – Ты не хочешь на несколько дней съездить в Марсель? У тебя там, наверное, осталась семья?

Сова покачал головой и взглянул на датчанина.

– Нет, если Йен не возражает, я бы съездил с ним в Копенгаген. Мне понравился город.

Йен согласно кивнул.

Кризи подозвал официанта и прошептал ему что-то на ухо. Старик вышел. Через несколько минут он вернулся с такой же, как он сам, пожилой женщиной. Она была полной, одетой во все черное, ее седые волосы пучком были собраны на затылке. Кризи встал, подошел к ней и обнял, представив ее остальным как Орнеллу-повариху. За исключением Гвидо и Пьетро, все тоже поднялись с мест и оценили ее кулинарное искусство легкими аплодисментами. Она залилась румянцем от гордости, всех поблагодарила и удалилась.

– Сам-то ты что делать собираешься? – спросил Майкл Кризи.

Тот пожал плечами.

– Проведу несколько дней на Гоцо.

Глава 48

Йен Йенсен и Сова ехали на север, в Копенгаген, на том же самом БМВ.

– Это теперь вроде машина фирмы, – объяснил им утром Кризи. – Леклерк ее обратно не взял, так что можете считать ее своей. Документы вам скоро перешлют.

Йен обожал путешествовать на машине на большие расстояния. Он слушал поп-музыку, которую передавали итальянские радиостанции. Сова сидел на пассажирском месте, на коленях у него лежал плейер, в ушах – наушники. Время от времени Сова снимал один наушник, чтобы послушать музыку, которую ловил Йен, но тут же, раздраженно ворча, возвращал наушник на место. Говорили они мало. Йен хотел поскорее доехать до какого-нибудь уютного швейцарского мотеля, чтобы хорошо поужинать, сладко выспаться и рано утром со свежими силами рвануть в Копенгаген. Сова настоял на том, чтобы в Швейцарии они остановились у магазина подарков, где он мог бы купить Лизе в подарок на день рождения швейцарские настенные часы с кукушкой. Именно тогда Йен понял, что Сова собирается стать другом его семьи.

В тот же день рано утром Миллер с Кайяром сели на катер на подводных крыльях и уплыли на Капри. Они решили остановиться там в приличной гостинице и познакомиться с какими-нибудь девушками.

– Ты лучше не мешай мне работать, – строго сказал Кайяр. – Если только они рожу твою заметят, за милю разбегутся.

Миллер благодушно улыбнулся. Несмотря на непрезентабельные черты лица, с представительницами прекрасного пола проблем у него никогда не случалось. Двое мужчин были старыми друзьями, можно сказать, братьями по оружию. Теперь их тянуло к хорошей еде, неяркому, почти осеннему солнцу и возможности немного физически расслабиться.

На катере они в общих чертах обсудили операцию и своих партнеров по команде, решив, что в целом все складывается нормально. В качестве наемников им приходилось воевать во многих странах – как на стороне хороших, так и на стороне плохих. Если в команде было хоть одно слабое звено, вся операция могла кончиться трагически. В этом составе команды слабины они найти не могли.

Макси они, конечно, знали уже долгие годы. С Майклом раньше им встречаться не доводилось, но они знали, что готовил его Кризи и, несмотря на свою молодость, молодой человек уже прошел сквозь огонь, воду и медные трубы. Сова им понравился, подкупив спокойной доверительностью, появляющейся в человеке с опытом. Обратили они внимание и на то, как он за очень короткое время крепко привязался к датчанину. В их среде ничего необычного в этом не было – очень часто в опасных и сложных ситуациях двое мужчин начинают тянуться друг к другу.

Самым разительным примером таких отношений была глубокая привязанность, многие годы существовавшая между Кризи и Гвидо, которые всегда были вместе с первых дней службы в Иностранном легионе, и потом, став наемниками в Африке, они тоже всегда сражались бок о бок. Им было жаль, что Гвидо удалился от дел: они знали, что он владел пулеметом лучше любого солдата и офицера любой армии мира. Но они прекрасно понимали, что он не может нарушить обещание, данное покойной жене. Ни один из них ни разу не был женат, но оба придерживались традиционных взглядов на супружество и относились к нему с глубоким уважением. Датчанин им тоже понравился, они ничего не имели против него в качестве члена команды.

Майкл и Макси летели в Брюссель через Рим. Из римского аэропорта Майкл позвонил Штопору Два и договорился с ним о встрече в Брюсселе на следующий вечер. По дороге в Рим он объяснил Макси свой личный интерес в разгроме «Синей сети». Макси не знал истории жизни Майкла. Он слушал в молчании, проникаясь все более глубокой симпатией к молодому человеку, более чем увлеченному сестрой его жены, которая отвечала ему полной взаимностью.

Кризи отправился на Мальту ночным паромом. Он очень любил морские путешествия, и хотя паром не был самым комфортабельным судном из тех, на которых ему доводилось плавать, капитан его был знаком с Гвидо и подготовил Кризи очень неплохую каюту на верхней палубе. Тем не менее почти всю ночь он простоял на корме, наблюдая, как расходится и исчезает пенный след, который оставлял за собой паром, и думая о том, что он найдет, вернувшись на Гоцо.

Там Кризи нашел Джульетту. До дома на горе он добрался около полудня. Девочка готовила на кухне обед. Он почувствовал аромат кролика, тушенного в вине с чесноком. Джульетта чмокнула его в щеку и тут же отослала в душ.

Через пятнадцать минут он уже сидел около бассейна и потягивал холодное легкое пиво. Потом Кризи прошел на кухню, собираясь ей помочь, но девочка его оттуда выпроводила, сказав, что Лаура привезла ее домой рано утром и она провела все это время, готовя ему обед, так что теперь лучше бы он ей не мешал. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять: ребенок с исковерканной жизнью и подорванным здоровьем, которого он нашел в клетушке на вилле в Марселе, очень быстро исцелился.

Обед прошел в молчании. Джульетта церемонно накрыла на стол. Рецепт главного блюда он тут же узнал. Тушеным кроликом Лауры он лакомился не раз – ни с чем другим спутать его было невозможно. Пока они обедали, Джульетта то и дело бросала косые взгляды на лежавший рядом с локтем Кризи красиво обернутый подарочный сверток и на повязку на его руке. Однако она задала только один вопрос: как дела у Майкла?

После кролика она принесла тонкие ломтики дыни с мороженым, а в заключение трапезы – две большие чашки кофе. Когда с едой было покончено, Кризи через стол подтолкнул к ней пакет с подарком, и она, как любой другой ребенок, стала его радостно разворачивать. Внутри свертка лежали два ярких шелковых саронга.

– Я всегда ночью сплю в таких штуках, – сказал он. – Майкл тоже. Эту привычку я приобрел на Востоке.

Она потрогала тонкий шелк и лукаво улыбнулась.

– Я тоже в них сплю, – сказала девочка. – Я нашла их в ящике комода в твоей комнате.

Кризи вскинул брови.

– Значит, ты повсюду совала свой нос?

– Это точно, – призналась она. – Куда только смогла. Я и сейф твой нашла, даже комбинацию замка разгадала.

Он улыбнулся ей и сказал:

– Ах ты, врушка маленькая, я же знаю, что это Майкл тебе его показал.

Джульетта резким движением указала на его руку и спросила:

– Что с тобой случилось?

Кризи поднял руку, взглянул на нее и медленно размотал повязку. Девочка посмотрела на почти заживший обрубок мизинца и снова спросила:

– Что же с тобой произошло?

Он очень спокойно ей обо всем рассказал, не упустив ни одной подробности.

Вечером ужин делал Кризи. Он приготовил его на своей знаменитой жаровне. Там было все: мясо, куры, сосиски местного изготовления и рыба. Соусы он тоже готовил сам. В основном те, рецепты которых узнал в Африке: острого пири-пири – в Мозамбике, густого бобового соуса – в Родезии, соуса из зеленого перца – в Конго. На нем был саронг, обмотанный вокруг пояса. Джульетта тоже была в одном из своих новых саронгов.

Беседовали они как взрослые. Он рассказывал ей, как умел, о своей бурной жизни. Девочка и правда реагировала на его слова по-взрослому. У нее было много вопросов. Кризи без утайки отвечал на них, хотя порой это причиняло ему боль. Особенно когда она спрашивала о его покойных жене и дочери, а также об умершей девочке Пинте.

– Ты поэтому меня сюда привез? – спросила она. – Потому что хотел мной заменить Пинту и твою дочку?

Кризи тщательно обдумал ответ и отрицательно покачал головой.

– Я привез тебя сюда потому, что тебе больше некуда было деться. По крайней мере, я так рассудил. Если бы я послал тебя в какой-нибудь детский приют или даже обратно домой, к матери, я подписал бы тебе тем самым смертный приговор.

Его голос стал спокойнее и тише. Впервые девочка услышала в его словах отзвук того, что творилось в его душе, наглухо закрытой от всех железной броней.

– Даже сказать тебе не могу, скольких мертвых и умиравших детей мне довелось видеть в жизни. Все войны одинаковы. И в Африке, и в Азии, во Вьетнаме, в Камбодже, в Лаосе, во всех других странах, где мне пришлось побывать. Сейчас то же самое происходит в Сомали, Судане, Мозамбике – повсюду, где горстка так называемых патриотов и националистов, политиков и государственных деятелей убеждена, что только они знают, как сделать свой народ счастливым. Сейчас все простые люди видят это с экранов своих телевизоров. Но так было всегда: дети, разорванные взрывами бомб, отравленные напалмом, застреленные, просто умершие от голода.

Стемнело. Кризи резко поднялся и пошел включить огни, освещавшие бассейн. Когда он вернулся, Джульетта заметила, что воспоминания слегка вывели Кризи из равновесия. На его лице ничего не отражалось, но девочка чувствовала исходившее от него беспокойство. Внутренний голос подсказывал ей, что сейчас лучше ничего не говорить. Они довольно долго сидели в молчании, глядя на огоньки раскинувшихся внизу селений. В конце концов она встала и начала убирать со стола.

Кризи чувствовал себя усталым. Он чмокнул Джульетту в щеку, пообещал взять ее с собой завтра на рыбалку и пошел спать.

Около двух часов ночи Кризи проснулся от легкого стука в спальню. Он пришел в себя мгновенно. Голос девочки позвал его по имени, потом она отворила дверь. Кризи включил в комнате свет. На Джульетте был все тот же саронг. Увидев на ее щеках слезы, он резко сел в кровати.

– В чем дело?

– Прости меня… уже почти все в порядке. Я теперь легко засыпаю, но иногда меня мучают во сне кошмары.

Он легонько похлопал по кровати рядом с собой, Джульетта подошла к нему и села. Он обнял ее одной рукой и притянул к себе, а другой слегка взъерошил ей волосы.

– Можно я с тобой побуду? – спросила она. – Совсем немножко.

– Конечно.

Он подвинул к ней подушку, и она легла.

Проснулся Кризи на рассвете, чувствуя спиной что-то теплое. Девочка прижалась к нему всем тельцем, обняв рукой его широкую грудь. Она крепко спала. Он мягко убрал ее ручонку и подложил ей еще пару подушек. Потом поднялся и пошел готовить завтрак.

Глава 49

Страх – один из самых мощных видов оружия. Никто не знал этого лучше, чем Паоло Граццини. В молодости он на собственной шкуре испытал, что такое страх. Римский «капо» не раз видел, до чего он доводит других. Он смотрел на пожилого человека, сидевшего по другую сторону его рабочего стола. Он никак не ожидал увидеть в его глазах животный страх.

Торквиний Тренто был членом «Коза ностры» чуть ли не с детства. В тридцатые годы, когда Муссолини начал бороться с мафией, его отец и трое дядей умерли в тюрьме. До этого они действовали в районах Калабрии, почти не затронутых современной цивилизацией. В семнадцать лет Тренто переехал на север страны и остался жить в Неаполе у далекого родственника, естественно, продолжая тот образ жизни, который вели его отец и дядья. Особенно высоко он никогда не взлетал. Его первый «капо» был убит во время одной из междоусобных стычек гангстерских банд после войны, когда между мафиозными кланами разгорелось соперничество за сферы влияния. После этого Торквиний перебрался еще дальше на север – в Милан, как-то умудрившись избежать последствий бандитских разборок «Коза ностры». Ему всю жизнь удавалось уклоняться от неприятностей, поскольку, во-первых, он никогда слишком не высовывался, а во-вторых, всегда старался держать нос по ветру. Ему многое довелось повидать на своем веку, он даже выработал в себе иммунитет к потрясениям.

За последние несколько дней Граццини много говорил с представителями «старой гвардии» как своего клана, так и других семей. Для него это общение было своего рода работой с общественностью. Он приглашал ветеранов к себе в кабинет и беседовал с ними о родственниках, если таковые у них имелись, об их проблемах, как материальных, так и личных. Такого рода встречи доставляли ему большое удовольствие, поскольку во время этих разговоров он чувствовал себя скорее руководителем крупного учреждения, чем главарем преступного клана.

Граццини провел такие встречи уже с полутора десятком стариков и в конце каждый раз задавал всем один и тот же вопрос: что они слышали об организации под названием «Синяя сеть». До разговора с Тренто реакция каждого из тех, с кем он говорил, была одинаковой – они лишь удивленно смотрели на него и в недоумении пожимали плечами. До беседы с Торквинием он уже стал сомневаться в существовании «Синей сети». Однако, как только он упомянул это название старику, тот резко дернулся, и на какую-то долю секунды Граццини увидел в его глазах затаенный страх.

– «Синяя сеть», – повторил Граццини.

Глаза старика на какое-то мгновение остекленели, потом в них снова появился страх. Он беспокойно оглядел просторный кабинет, как будто ожидая, что из обитых деревянными панелями стен появится страшное привидение. Граццини терпеливо ждал. В конце концов срывающимся голосом старик спросил:

– Что вы хотите от меня, дон Граццини? Я старый человек, сижу себе тихо на солнышке, кости грею и жду, когда смерть придет.

Граццини ему улыбнулся.

– Торквиний Тренто, – сказал он, – до того, как ты ушел от дел, ты работал на моего зятя, упокой, Господи, его душу, а еще раньше – на его отца. Разве они плохо с тобой обходились?

Тренто уважительно кивнул.

– Конечно нет. Они были моей семьей, я был их сыном.

– Ты и теперь в семье, – произнес Граццини, – хотя их уже с нами нет.

– Что вы хотите от меня?

– Расскажи мне все, что тебе известно о «Синей сети».

Старик снова обвел глазами комнату и заерзал на мягком стуле, как будто ему было неудобно на нем сидеть. Граццини снова терпеливо подождал, пока Торквиний не заговорил громким шепотом.

– Те люди, они не из наших. У них нет с нами ничего общего.

– Я знаю. Кто они такие?

Старик шептал, будто говорил сам с собой.

– Мы по сравнению с ними – просто святые. Даже самые плохие из нас против них – ангелы. Их зло не имеет предела. О них даже думать опасно.

Граццини как завороженный подался вперед и спросил:

– Почему?

Голова старика снова дернулась, словно он вышел из состояния транса. Глаза его в упор смотрели на Граццини, голос окреп.

– Прошу вас, дон Граццини, даже не спрашивайте меня об этих людях. Отец вашего зятя умер, скорее всего, потому, что стал наводить о них справки.

Вздрогнув от неожиданности, Граццини сказал:

– Он умер от рака.

Тренто медленно кивнул, вынул из нагрудного кармана пиджака носовой платок и вытер вспотевшие лоб и щеки. Убрав платок обратно, он уставился в письменный стол и прошептал:

– Да, так все говорят. Но я знаю, что он был как-то связан с этими людьми. Рак у него возник внезапно. Он был молодым человеком – ему только сорок три стукнуло. И здоровый был, как бык, а через месяц умер, худой как скелет.

– Что ты хочешь этим сказать?

Старик пожал плечами.

– Я говорю, у него была какая-то связь с теми людьми.

Граццини резко спросил:

– Уж не думаешь ли ты, что те люди на него рак наслали?

– Я только говорю вам, что они очень могущественны и могут насылать чары, поражающие людей страшнее оружия. А нам их чары не дано понять.

Граццини вспомнил, что говорил с человеком, выросшим в горах Южной Калабрии, где люди опутаны множеством предрассудков и суеверий.

– А кроме этих чар, чем они еще занимаются?

– Плотью человеческой.

– Плотью?

Старик кивнул.

– Так я слышал. И это все, что я знаю.

Граццини понял, что больше ничего нового старик ему не расскажет. Он учтиво его поблагодарил и отослал домой. Минут пятнадцать после этого «капо» сидел в задумчивости. Потом позвонил матери своего зятя, которой, если он правильно помнил, было уже под девяносто.

Массимо Беллу смотрел на экран компьютера. Уже в течение часа он прослеживал всю информацию о Жане Люке Донати и раскопал много интересного, хотя и не был уверен в том, что это имеет непосредственное отношение к делу.

Он обнаружил, что отец Жана Люка Донати в свое время занимал очень высокий пост в итальянской фашистской партии. Этот человек поднялся настолько высоко, что стал личным помощником самого Муссолини. В последние дни войны его убили партизаны. Беллу решил провести аналогичные изыскания о предках Анвара Хуссейна и тоже наткнулся на весьма любопытный факт. Отец нубийского египтянина занимал высокую должность в Каире при дворе короля Фарука, потом был выслан из страны и умер в 1952 году в Южной Франции при таинственных обстоятельствах.

По распоряжению Сатты Беллу уже организовал постоянное наблюдение за двумя мужчинами. Хотя входившие в обе команды сыщики были людьми чрезвычайно опытными, два дня назад оба эти деятеля бесследно исчезли из поля зрения сыщиков и снова появились в своих конторах – соответственно в Милане и в Неаполе – только в то самое утро.

Глава 50

Ее лицо было изборождено морщинами, как сморщившееся, залежалое яблоко, но ум был острым как лезвие бритвы.

Граццини не видел мать своего покойного зятя со дня его похорон. Он чувствовал себя из-за этого немного виноватым и начал разговор с извинений за свою постоянную занятость.

Сначала они поболтали о погоде, дороговизне и упадке нравственных и моральных ценностей. Как бы невзначай она спросила о цели его визита. Граццини сидел в слишком низком и мягком кресле, так что колени его были почти прижаты к подбородку. Комната была перегружена вещами и обставлена в том стиле, который очень по вкусу людям, отвергающим современные ценности: темная массивная мебель, темные тяжелые шторы на окнах, полумрак, разгоняемый лишь огромной люстрой, подвешенной в центре потолка.

– Синьора Конти, – сказал Граццини несколько официальным тоном, – я пришел просить у вас совета.

Ее служанка поставила принесенный им букет роз в большую китайскую вазу на столик рядом с хозяйкой. Пожилая женщина наклонилась вперед, вынула подагрическими пальцами одну розу и стала вдыхать ее аромат.

– Вы меня удивляете, – сказала она, взглянув сначала на розу, потом на Граццини. – Разве может престарелая домоседка вроде меня давать советы такому известному «капо», как вы? Сдается мне, что вам нужен не столько совет, сколько информация.

Услышав правду, Граццини неловко прокашлялся и пошел дальше.

– Сегодня утром я говорил с одним из наших стариков.

– С кем именно?

– С Торквинием Тренто.

Ее глаза сквозь стекла очков внимательно изучали мужчину. Она кивнула.

– Да, я его помню, приятный молодой человек.

Граццини усмехнулся.

– Да, действительно. Он вас тоже прекрасно помнит и просил передать вам свои наилучшие пожелания.

– Так что с этим Торквинием Тренто?

Римский «капо» продолжал идти к цели.

– Мне показалось, он считает, будто смерть вашего супруга каким-то образом могла быть связана с организацией, известной под названием «Синяя сеть».

Женщина долго на него смотрела, потом произнесла:

– Мой муж умер от рака.

– Я знаю это, синьора. Но меня очень удивило, что при упоминании о «Синей сети» в глазах Торквиния промелькнул животный страх.

Пожилая дама пожала плечами, накрытыми вязаной крючком черной шалью.

– Торквиний Тренто родом из Калабрии… тупой калабрийский баран. – Ее грубость слегка шокировала Граццини. Она заметила это и улыбнулась. – Да, мы называем их боязливыми, но они боятся только того, чего не понимают. Они боятся неведомого.

– Что вы имеете в виду, говоря о неведомом?

Ее улыбка была тусклой и безрадостной.

– Они боятся ночной тьмы. Боятся загадок, которые не могут объяснить священники. Они боятся проклятия злых сил, хотя я никогда не встречала ни одного человека из Южной Калабрии, который сам не был бы злым в душе.

Граццини вздохнул про себя и попытался направить разговор в нужное ему русло.

– А сами вы знаете что-нибудь о «Синей сети»?

Она резко хлопнула рукой по столу и дверь тут же отворилась. Вошла служанка, почти такая же старая, как и она сама. Хозяйка сделала ей жест рукой. Служанка пересекла комнату, подошла к старому серванту и наполнила два бокала янтарного цвета жидкостью из бутылки без этикетки. Один бокал она подала Граццини, другой поставила перед хозяйкой. Пожилой даме все больше нравился визит.

Граццини поднес бокал к носу.

– Очень старый коньяк, – сказала она. – Один пожилой «капо» перед смертью оставил мне дюжину ящиков. – Старуха улыбнулась. – Он не знал, что пулю, от которой он помирал, послал в него мой муж.

Граццини поднял бокал и произнес:

– Я пью в память вашего супруга, он был великим человеком. – Отпив глоток, он посмаковал шелковистый вкус восхитительного напитка, потом вновь сделал попытку вернуться к теме беседы. – Так вам известно что-нибудь о «Синей сети», синьора?

– Совсем немного, – ответила она. – Слухи о ней стали гулять в начале тридцатых годов, когда фашисты шли к власти.

– Какие слухи, синьора?

– Слухи об их связи с фашистами. Именно тогда Муссолини попытался прижать «Коза ностру». Мой отец дважды сидел в тюрьме, совершенно ни за что, вы же понимаете.

– Я об этом слышал. Так что говорили тогда о «Синей сети»?

– Отец как-то упоминал, что они поставляли фашистам наркотики и женщин, – тем фашистам, которые были на самом верху, даже Муссолини. Он баб любил, старый козел. Вы же понимаете, что, когда фашисты объявили «Коза ностре» войну, некому стало им поставлять девушек и наркотики.

Граццини подался вперед.

– Откуда вам об этом известно?

– Мне все это рассказывал отец. Когда он во второй раз вышел из тюрьмы, жить ему оставалось всего несколько месяцев. Его отравили.

– Вы уверены? Я слышал, он скончался от сердечного приступа.

– Он умер от яда, – твердо сказала она. – Он медленно умирал от яда, который ему давали в тюрьме. Яда, который, как мне сказали, поставлялся «Синей сетью».

– А муж ваш об этом знал? – спросил он.

Старуха кивнула.

– Рассказав ему обо всем, я допустила ошибку. Сначала он думал, что все это бабушкины сказки. Потом стал наводить о «Синей сети» справки.

После продолжительного молчания Граццини сказал:

– И вскоре он умер от рака.

– Да, – ответила она. – Шесть месяцев спустя.

– Вы считаете, они имели к этому какое-то отношение? Старик так полагает.

Она снова пожала плечами.

– Я верю в яд. О раке мне ничего не известно.

Граццини попытался сесть чуть повыше. Колени его начинали болеть. Он взглянул на часы.

– Как вы думаете, я мог бы побольше узнать о «Синей сети», если она все еще существует?

– Вам надо поговорить со священником.

От удивления он чуть не выплеснул остатки коньяка из бокала.

– Со священником?

Она снова улыбнулась – многозначительно и немного лукаво.

– Да, со священником. Но не с обычным. У вас есть надежные связи с Ватиканом? Во времена моего отца, мужа и сына они всегда были неплохими.

Теперь улыбнулся Граццини, хотя особой радости в его улыбке не было.

– Да, конечно. Мы поддерживаем очень хорошие отношения, особенно в финансовой сфере. Это просто необходимо.

Она одобрительно кивнула головой.

– Тогда используйте свои тесные связи, чтобы организовать беседу со священником, который занимается сатанизмом.

– Что могут священники знать о сатанизме?

Она улыбнулась.

– Все. Разве вы не знаете, что при любом конфликте самое важное – знать своего врага?

Глава 51

– Ты научишь меня тому, чему научил Майкла?

Кризи обернулся и взглянул на девочку. Он уже давно ждал этого вопроса, зная, что рано или поздно Джульетта его задаст. Они гуляли неподалеку от утесов в Та Ченче. Время близилось к полудню, со стороны Северной Африки дул теплый бриз.

– С тобой все иначе, – ответил он.

– Почему?

– Прежде всего потому, что ты – девочка.

– А еще почему?

Кризи вздохнул.

– Слушай, Джульетта, тебе ведь прекрасно известно, что я усыновил Майкла с определенной целью, я тебе уже об этом говорил.

– Да, – подтвердила она. – Я все об этом знаю. Когда ты его усыновлял, ты даже предположить не мог, что полюбишь его как сына, а он тебя – как отца.

– Так оно и было, – признался он. – Дело именно так и обернулось.

Они прошли еще несколько шагов, потом вырвавшиеся у девочки слова ударили Кризи как обухом по голове.

– А меня ты удочерил потому, что чувствуешь свою вину перед всеми теми умершими и умиравшими детьми, для которых ничего не мог сделать?

Он остановился и обернулся, чтобы взглянуть на девочку, стоявшую на пыльной тропинке. В голосе его звучало раздражение.

– Но я действительно ничего не мог сделать для тех детей.

Джульетта подошла к нему на несколько шагов.

– Я знаю, – сказала она, – но чувство вины перед ними меньше у тебя от этого не становится. Кризи, вчера вечером ты мне сказал, что я всегда должна быть с тобой честной, а ты всегда будешь честен со мной. Ты сказал, что такие же отношения должны быть у нас с Майклом. Вот я и стараюсь быть с тобой совершенно искренней. Сегодня утром я проснулась с ощущением того, что у меня есть отец и брат, но я совсем не знаю, как быть дочерью и сестрой.

– Что-то я тебя не понимаю.

Джульетта резким движением выбросила вперед руку, как будто хотела обнять весь остров.

– У меня есть дом, прекрасный дом, я чувствую себя в безопасности. Да, я, конечно, пойду с понедельника в школу и буду много заниматься, учить язык и делать все уроки. Я хочу, чтобы, когда вырасту, вы с Майклом могли мною гордиться. Но все равно, целое утро мне не давали покоя разные мысли… Через несколько дней ты улетишь и встретишься с Майклом, чтобы уничтожить тех людей. Я знаю, мне снова придется остаться здесь с Лаурой и Полом. Я очень к ним привязалась, но поверь, мне даже с ними нелегко будет, когда вы вдалеке делаете то, что вам надо делать.

– Черт побери, тебе же только тринадцать лет!

Девочка улыбнулась, повернулась и пошла дальше. Он заторопился вслед за ней.

– Джульетта, не надо осложнять нам жизнь, в ближайшее время она и без того будет трудной, – сказал Кризи.

– Я вовсе и не думала об этом, – ответила она. – Просто я хотела просить тебя, когда вы с Майклом вернетесь, научить меня тому, что сами умеете, чтобы я всегда могла постоять за себя. – Она остановилась, обернулась к нему и очень серьезно сказала: – Кризи, для меня это очень важно. Я никогда больше не хочу быть беззащитной.

Он пошел вперед, и теперь она шла следом за ним, громко ему говоря:

– Неужели ты не понимаешь? Это же так для меня важно!

Кризи взял девочку за руку, и дальше они пошли вместе. Он глубоко задумался. Джульетта была достаточно умна, чтобы больше ничего не говорить. В конце концов он остановился и взглянул на нее.

– Да, я тебя понимаю. Мы научим тебя защищаться. Но превращать тебя в какую-нибудь Модести Блэйз я вовсе не намерен.

– А кто она такая?

– Так, одна литературная героиня. Очень молодая и привлекательная. Она путешествует по свету вместе со своим верным другом и повсюду восстанавливает справедливость и поражает злодеев.

– А разве ты делаешь не то же самое?

Кризи рассмеялся.

– Нет, я несу только возмездие. Мне совсем не нравится, когда обижают меня или моих близких.

– Так почему же ты хочешь уничтожить «Синюю сеть»?

– Потому что ты – одна из моих близких. Это не имеет ровным счетом никакого отношения к чувству вины.

Глава 52

На этот раз Кризи принял все меры предосторожности. Когда он проходил таможню римского аэропорта «Леонардо да Винчи», у него были черные усы, которые очень шли к коротко остриженным черным волосам. Кроме того, он надел очки в толстой оправе с обычными стеклами. Положив сумку с дорожными принадлежностями в сейф автоматической камеры хранения, он прошел на стоянку такси, неся в руке лишь черный кожаный портфель. На нем был темно-синий костюм и кремового цвета рубашка с коричневатым галстуком. Он выглядел как один из многочисленных деловых людей, прилетающих в крупный город с непродолжительным визитом. Таксисту Кризи велел ехать прямо к Порта Кавалежери в Ватикане.

Рим Кризи не любил, даже ранней осенью. Город ему всегда казался чересчур суетливым, жизнь его – слишком сумбурной, а обитатели – совсем недружелюбными. Прошлым вечером ему позвонил Гвидо и спросил, сможет ли он на следующий день пообедать с Папой в ресторане «Живая вода» в Риме. Гвидо должен был перезвонить Папе через час и дать ему ответ.

Утренний рейс на Рим был заполнен до отказа, но Кризи позвонил Джорджу Заммиту, и тот сделал все, чтобы выбить ему одно место. После этого Кризи перезвонил Гвидо и попросил его дать Папе положительный ответ. Гвидо сказал ему, чтобы он назвался Генри Гоулдом и спросил мистера Гэлли.

Кризи слышал уже как-то о ресторане «Живая вода». Он принадлежал женскому монашескому ордену и обслуживал главным образом священнослужителей и их друзей из Ватикана. Ему было очень интересно, как мог там оказаться такой человек, как Паоло Граццини.

За время сорокапятиминутного путешествия он вновь проанализировал события последнего времени. Он провел на Гоцо три дня с Джульеттой. За это время ему удалось наладить с ней отношения, которые вполне его удовлетворяли. Кризи не потребовалось много времени, чтобы оценить всю глубину ее ума, который, кстати, она отчасти использовала, чтобы слегка сесть ему на шею. Он размышлял о том, удалось ли ей сделать нечто подобное с Майклом.

Еще Гвидо сказал, что звонил Йен и просил передать, что на следующее утро они с Совой выезжают из Копенгагена и будут в Риме через двое суток. Майкл позвонил из Брюсселя и доложил, что Штопор Два уже занялся всеми необходимыми приготовлениями. Перед тем как вылететь, они с Макси ждали звонка от Кризи. «Еще бы, – подумал Кризи, – Майклу хочется как можно дольше побыть с очаровательной Люсеттой». Сам Гвидо позвонил в гостиницу на Капри, где остановились Фрэнк и Рене. Они могли прибыть в Рим через несколько часов.

Машина затормозила перед Порта Кавалежери. Кризи расплатился с водителем, оставив ему приличные чаевые, подождал, пока тот не отъехал на приличное расстояние, потом свернул налево. Пятнадцать минут спустя он углубился в узкую аллею, где и обнаружил небольшую вывеску ресторанчика. Войдя внутрь, он очень удивился: заведение было совершенно не таким, каким он его себе представлял. Оно скорее походило на обычное кафе со столиками, покрытыми клетчатыми скатертями. Его посетителями были в основном небогатые туристы. В одном углу стояла статуя Святой Девы Марии. Особое внимание обращали на себя официантки – очень высокие, одетые в длинные платья, сшитые, по всей видимости, из батика, и удивительно красивые. Все они были негритянками. Кризи обвел взглядом зал, но Граццини не увидел.

К нему подошла невысокая женщина средних лет в белом.

– Я – сестра Мария, – сказала она. – Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Меня зовут Генри Гоулд. Я хотел бы встретиться с мистером Гэлли.

– Да, конечно. Пожалуйста, следуйте за мной.

Пройдя через зал вслед за опрятной женщиной, он миновал небольшой коридор и остановился перед тяжелой зеленой портьерой. Когда монашка сдвинула ее в сторону, за ней открылась большая дверь из красного дерева. Женщина постучала, открыла ее и пригласила Кризи пройти.

Помещение, в котором он оказался, резко отличалось от предыдущего. Оно было роскошно обставлено. В центре комнаты стоял круглый стол, покрытый белой полотняной скатертью, на котором были разложены старинные серебряные салфетницы с белыми салфетками и красовались прекрасной работы золотые и серебряные канделябры. С потолка свешивалась изысканная хрустальная люстра. Вокруг стола стояли три кресла с высокими спинками. Одно занимал Паоло Граццини, в другом сидел молодой священник, видимо только недавно разменявший четвертый десяток. На нем были очки с сильными линзами, сквозь которые он внимательно, с некоторым удивлением смотрел на Кризи, словно разглядывал редкое произведение искусства, казалось, безвозвратно утраченное, но чудом возвращенное к жизни. Как только дверь за Кризи закрылась, оба мужчины встали. Граццини представил их друг другу:

– Генри Гоулд, отец Де Санктис.

Все сели за стол. Кризи поставил рядом со своим креслом на толстый ковер портфель, незаметно нажав на потайную кнопку на ручке. Вмонтированный внутрь портативный магнитофон должен был записать предстоящую беседу.

Граццини жестом указал на небольшой столик, стоявший рядом, на котором были расставлены несколько блюд с закусками, и сказал:

– Я попросил принести нам что-нибудь незамысловатое, чтобы нас никто не беспокоил во время разговора.

Рядом с блюдами стояло несколько графинов с напитками, стаканы и бутылка красного вина. Граццини поднялся, подошел к столику и спросил:

– Что бы вы хотели выпить перед едой? Рекомендую виски «Макэллэн» сорокалетней выдержки.

И священник, и Кризи кивнули в знак согласия. Граццини разлил напиток по стаканам, поставил перед ними на стол и снова сел в кресло.

– Может быть, ты сначала объяснишь цель нашей встречи? – попросил Кризи.

Граццини был очень собой доволен. Он кивнул в сторону священнослужителя.

– Я ввел отца Де Санктиса в курс нашей небольшой проблемы относительно «Синей сети». – В ответ на суровый взгляд Кризи он лишь слегка улыбнулся. – Поэтому я сначала хотел бы немного подробнее его тебе представить. Как известно, в Ватикане существует совершенно уникальная служба разведки. Говорят, что она вызывает искреннюю зависть ЦРУ и Моссада.

Священник пожал плечами.

Граццини продолжал:

– Конечно, со времени окончания «холодной войны» эта служба отчасти утратила былое значение. Тем не менее в ней есть подразделение, занимающееся сатанизмом и черной магией.

Кризи обратил внимание на чуть заметный кивок, который сделал ему через стол Граццини. Тогда он решил немного ему подыграть.

– Это очень любопытно. Я знаю, что сатанизм в различных его проявлениях все еще существует, однако мне совершенно непонятно, почему это должно заботить Ватикан.

Впервые с начала разговора священник слегка улыбнулся. Улыбка совершенно изменила его лицо: с него исчезло суровое выражение, оно стало выглядеть почти по-мальчишески.

– Да, мистер Гоулд, вы действительно можете быть удивлены. Конечно, возглавляемый мною отдел гораздо меньше того, который существовал в средние века и даже в прошлом столетии, однако и по сей день нам приходится порой весьма активно действовать не только в странах Южной Америки, Карибского бассейна и Африки, но иногда даже в высокоразвитых государствах Европы. – Он указал рукой на столик с закусками. – Может быть, пока я буду вам рассказывать, мы займемся едой?

Глава 53

– Мне и сейчас еще трудно поверить, – сказал Кризи, – что Граццини с такой легкостью смог организовать встречу с ватиканским специалистом такого уровня.

В улыбке Гвидо была изрядная доля иронии.

– Тебе надо было бы знать, что связь мафии и Ватикана уходит в далекое прошлое. Особенно в области финансов. Не так много лет назад банк Ватикана отмывал миллионы долларов мафии, полученных ею от торговли наркотиками.

– Об этом я слышал, – ответил Кризи, – но с тех пор, как мне казалось, они разошлись.

Гвидо покачал головой.

– Они не расходились и прекращать свое сотрудничество не собираются. Сила всегда тянется к силе.

Было одиннадцать часов вечера. Кризи вылетел из Рима сразу после обеда. Они сидели на террасе и только что закончили отличный легкий ужин. Все остальные посетители уже ушли.

– Этот священник, Де Санктис, он иезуит, – сказал Кризи.

Гвидо снова улыбнулся и кивнул.

– Все умные священники – члены этого ордена.

– И такой молодой… Ему, как мне показалось, и тридцати пяти нет. И несмотря на молодость, так много знает!

– Ну так расскажи мне, – сказал Гвидо с едва сдерживаемым любопытством, – что же ему известно?

Кризи собрался с мыслями, потом слегка усмехнулся не очень приятному воспоминанию.

– Перед тем как начать рассказ, он попросил меня показать ему содержимое моего портфеля. Это было просто ужасно – у меня в нем был спрятан магнитофон. И больше ничего, только этот чертов магнитофон.

Гвидо усмехнулся.

– Ну и что дальше?

Кризи тряхнул головой, словно пытаясь освежить память.

– Сначала он стал им восхищаться. Вещица-то была как произведение искусства, лишь три дюйма на два, а разговор могла записывать с двадцати метров. Потом этот чертов священник долго мне плакался в жилетку о том, как мало средств выделяется на их отдел и как могла бы пригодиться такая штука в его работе… Естественно, я ему эту хреновину чертову тут же подарил.

Гвидо с усмешкой сказал:

– Никогда не следует недооценивать церковь.

– Больше этого не повторится, – ответил Кризи с чувством досады.

После этого он рассказал все, что узнал от священника. Сначала он выслушал длинную лекцию о сатанизме. Естественно, корнями своими он уходил в дохристианские времена и расцветал пышным цветом в родовом обществе по всему миру. Священник объяснил некоторые психологические аспекты этого явления. Кризи сказал Гвидо, что помимо других своих ученых степеней и званий отец Де Санктис имел степень и по психологии. Ему также пришлось выслушать несколько теорий о связи добра и зла, существовавших на протяжении всей истории человечества, равно как и о постоянной борьбе между ними. Священник подробно просветил его о сущности шаманизма, а также о том, что христианская церковь также имела своих заклинателей, которым вполне хватало работы и в наше время. Такого рода деятельностью он сам занимался на протяжении трех лет.

Лишь когда подали кофе с коньяком, священник перешел к сатанизму и черной магии в современном мире. По просьбе Кризи он сосредоточил основное внимание на Европе, касаясь остальных регионов мира лишь постольку, поскольку они имели к ней отношение. Здесь было несколько сект, разбросанных от Скандинавии до Средиземноморья. Некоторые из них были между собой связаны, другие действовали обособленно. Истоки их восходили к средневековью, и нередко в них практиковались обряды и ритуалы многовековой давности. Как бы извиняясь, Де Санктис объяснил, что некоторыми из этих сект руководят священники-вероотступники и другие служители церкви, которые прикрывают свои истинные помыслы регулярным соблюдением церковных обрядов и ритуалов истинной веры.

Он описал типичный сатанинский шабаш – «черную мессу», и сопровождавшую ее вакханалию – с богохульными молитвами, жертвоприношениями животных, питьем омерзительных напитков, посвящением новых членов и извращенными сексуальными оргиями. Особенно большую роль в такого рода мероприятиях играли животные. Так, иногда их участники надевали на себя головные уборы с рогами, нередко они поклонялись животным. Очень часто эти секты присваивали себе названия некоторых зверей. Верховные жрецы и жрицы сект имели огромную психологическую власть над рядовыми членами, которые продвигались вверх по иерархической лестнице лишь с благословения тех, кто ими командовал. Очень часто в этом большую роль играли деньги, потому что многие рядовые члены сект были выходцами из богатых семейств. Однако еще важнее для продвижения наверх было их участие во все более зверских и бесстыдных действиях, которые неизбежно вели к осквернению и потере на вечные времена души.

Когда Кризи дошел до этого момента, Гвидо осенил себя крестным знамением и пробормотал:

– Я об этих вещах слышал. Только не понимаю, каким боком это относится к «Синей сети»?

– Это просто и вполне очевидно, – сказал Кризи.

Священник объяснил, как некоторые жестокие люди, обладающие харизмой – очень часто в их числе были христианские пастыри, предавшие свое истинное призвание, – вступали в такие секты и постепенно прорывались к их руководству или даже иногда, движимые собственным тщеславием, гордыней или корыстью, основывали новые секты. Святой отец указал на их сходство с современными религиозными культами, в частности теми, которые стали популярны на западном побережье США. Возглавляли эти движения харизматические, даже своего рода гипнотические лидеры, выступавшие с ложными вероучениями и культами, такими, как мунизм, сайентология и некоторые другие. К той же категории принадлежали и некоторые восточные гуру. С тусклой улыбкой на лице священник, рассказывая об этом, произнес: «Нет предела человеческому легковерию».

– О «Синей сети» он знает, – сказал Кризи. – Может быть, правда, он мне рассказал не все, что ему известно. Она существует уже лет восемьдесят и как-то связана – или раньше имела отношение – с запрещенными ветвями коптского христианства, особенно распространенными в Египте.

Священник рассказал и о том, что, как явствует из записей в архивах их отдела, «Синяя сеть» с самого начала наладила контакты с французской сектой «Дщери Козлища». Французские власти, по всей видимости, разгромили ее в 1934 году, хотя никаких арестов в связи с этим делом не проводилось, поскольку в число членов секты входили некоторые высокопоставленные лидеры страны. На тех, кто проводил операцию по ликвидации этой секты, было оказано сильное политическое давление. В Италии «Синяя сеть» в тридцатые годы опиралась на поддержку ряда фашистских руководителей.

В разведывательной службе Ватикана полагали, что «Синяя сеть» перестала действовать в годы войны. Однако в конце пятидесятых вновь поползли слухи о ее существовании, хотя и в несколько иной форме. Теперь стали говорить, что члены этой организации занимаются черной магией, шантажом и невероятной по своей жестокости насильственной проституцией. Эти слухи подтвердились во время расследования по делу так называемой масонской ложи П-2. Несколько туманных намеков на «Синюю сеть» промелькнуло в газетах, тиражи которых были тут же конфискованы, а также в показаниях некоторых обвиняемых, проходивших по этому делу. Теперь Гвидо был окончательно обескуражен.

– В таком случае, – спросил он, – почему же итальянские власти не предприняли в этом отношении никаких шагов?

Кризи невесело улыбнулся.

– Именно об этом я и собираюсь спросить нашего друга Сатту.

Глава 54

Кризи не пришлось задавать Сатте вопросы. На рассвете он позвонил сам. Полковник сообщил, что вылетает в Неаполь восьмичасовым рейсом и просил Кризи встретить его в аэропорту.

Зайдя в кафе, они заказали по чашечке капуччино и сладкие булочки. В глазах Сатты застыли искорки глубоко затаенного гнева.

– Я стал подумывать о том, чтобы как можно раньше выйти на пенсию, – с горечью сказал он.

– Что случилось?

Сатта оглядел почти пустой зал, наклонился к Кризи и произнес:

– Вчера вечером я уже собрался было идти домой, когда ко мне в кабинет позвонил один высокопоставленный генерал карабинеров. Ему бы уже давно надо было уйти на покой и греть кости на солнце, но у этого человека во всех партиях настолько сильные связи, что он все еще сидит в своем кресле. Так вот, генерал хотел знать, почему мой помощник Беллу распорядился установить круглосуточное наблюдение за двумя людьми, а именно за Жаном Люком Донати и Анваром Хуссейном. Я был совершенно поражен, поскольку никак не ожидал, что кто-то наверху об этом пронюхает. Вот тебе и карабинеры!

– И как же ты на этот звонок отреагировал?

Итальянец беспомощно развел руками.

– Прежде всего я попытался успокоиться. Потом я сказал этому старому пугалу, что провожу расследование, связанное с политической коррупцией. Он попросил меня подробнее рассказать ему об этом, но я, естественно, удовлетворить его любопытство не мог. Он разозлился и отдал мне два приказа: во-первых, потребовал, чтобы я тут же снял с этих двух типов слежку, и, во-вторых, сказал, что я должен представить ему письменный отчет о причинах, побудивших меня начать это расследование.

– Второе его требование ты сможешь выполнить? – спросил Кризи.

Сатта печально улыбнулся.

– С этим проблем не будет. Этот отчет будет очень кратким, в нем будет сказано лишь о подозрениях, возникших в связи с парочкой этих близких друзей генерала. Что же касается слежки, я вынужден буду ее снять, поскольку ее проведением занимается особое подразделение, которым руководит именно этот генерал.

Кризи отпил кофе и сказал:

– Мне кажется, я знаю, почему твой генерал так поступил.

Ему припомнился обед в «Живой воде» с Граццини и священником. Пока Сатта слушал, выражение его лица оставалось сумрачным. Когда Кризи закончил рассказ, полковник очень спокойно произнес:

– Друг мой, ты связался с чем-то, что на самом деле имеет гораздо более глубокие корни, чем мы с тобой могли предположить. Должен тебе сказать, что прошлой ночью Паоло Граццини был застрелен, когда выходил из одного римского ресторана. Из стоявшего неподалеку автомобиля он получил две пули в сердце.

– Война между бандами? – спросил Кризи.

Сатта отрицательно покачал головой.

– Думаю, нет. В самой мафии для этого не было никаких причин. Кроме того, Граццини оказался не единственным мафиози, которого вчера убили. Был еще один. Он уже давно отошел от дел, а раньше работал на клан Граццини. Его звали Торквиний Тренто. – Голос итальянца звучал совсем тихо. – Его труп выловили в Тибре. Сначала его сильно пытали… на его лбу острым ножом был вырезан перевернутый крест. И отрезаны половые органы.

Глава 55

– Речь идет об игре совсем другого рода, – сказал Кризи. – Это не просто банда злых бестий, которые занимаются торговлей женщинами. У этих мерзавцев волосатые лапы тянутся на самые верха. Они не только в состоянии прекратить расследование, проводимое карабинерами на высоком уровне, но, по всей видимости, могут организовать убийство главного «капо» мафии на его же собственной территории.

Вся команда вновь собралась за тем же овальным столом в пансионе «Сплендид». В течение двадцати минут Кризи вкратце рассказывал о том, что произошло за последние дни, пока у них был небольшой перерыв. Теперь, учитывая новые обстоятельства, он считал себя обязанным дать возможность всем, кто хотел, с достоинством выйти из игры.

Начал он с Гвидо, напомнив ему об обещании, данном его покойной жене, никогда снова не брать в руки оружия. Он настойчиво предлагал перенести основную базу всей команды в какое-нибудь другое место.

– Я никогда не давал Джулии обещания не защищать себя или своих друзей. Да она бы от меня и не стала никогда этого требовать. Сейчас у меня в пансионе только четверо постояльцев: престарелая супружеская пара из Германии, которая завтра утром съезжает, да пара английских туристов с рюкзаками за плечами, которые сами не знают, сколько пробудут в пансионе. Завтра же я подыщу им другое жилье. А мой пансион целиком превратится в вашу базу.

Кризи взглянул на Пьетро, который тут же понял значение его взгляда. Он немного раздраженно сказал:

– Я вообще никому никаких обещаний не давал и буду с Гвидо охранять базу.

Потом Кризи обернулся к датчанину.

– Йен, – сказал он, – это дело уже приняло совершенно новый оборот. Оно не просто опасно, заниматься им дальше – то же самое, что идти по тонкому льду в нагретых ботинках. Сдается мне, в «Синей сети» уверены, что все концы, ведущие к ним, обрезаны. Я считаю, что до сих пор о нас им ничего не удалось выяснить. Хотя, конечно, могу и ошибаться.

– Думаю, ты прав, – ответил Йен. – Если только Граццини не рассказал о тебе ничего этому старику Тренто или священнику. Хотя это мало вероятно.

– И все же это дело остается чрезвычайно опасным, – продолжал настаивать Кризи. – Ты обязан думать о жене и дочери, да и о том, что ты – полицейский, а не бандитский боевик.

Датчанин понимающе склонил голову, потом сказал:

– Прошлой ночью в Копенгагене я говорил с Бриджит и намеренно сгустил ситуацию. Но она мне сказала, чтоб я ехал. Моя жена понимает, насколько это для меня важно. Что же до того, что я – полицейский… ну… потеряв Сатту и Беллу, команда теперь осталась только с одним полицейским. – Он улыбнулся. – Я остаюсь.

Кризи посмотрел на Сову, который сказал тоном, не допускавшим возражений:

– Я тоже остаюсь.

Прежде чем Кризи успел произнести следующую фразу, остальные уже на нее ответили. Макси переглянулся с Миллером и Кайяром, которые ему слегка кивнули. Он сказал Кризи:

– Хватит попусту тратить время. Давай перейдем к делу.

Впервые за время разговора слово взял Майкл.

– У нас есть две цели: Донати и Хуссейн. Нам бы нужно было поболтать с одним из них, а то и сразу с двумя.

Кризи сказал:

– Есть еще одно обстоятельство… Перед тем как Сатте пришлось снять с них наблюдение, его люди проводили Хуссейна до здешнего аэропорта. Он улетел в Рим, а там пересел на рейс, вылетавший в Тунис. Произошло это два дня назад. – Он взглянул на датчанина и с улыбкой произнес: – Ну что ж, мистер сыщик, почему бы тебе не доложить нам о результатах твоего дедуктивного метода?

Датчанин улыбнулся Кризи, взял свой портфель, вынул из него блокнот с разлинованной желтой бумагой и золотую паркеровскую авторучку. Он аккуратно положил блокнот перед собой, снял с ручки колпачок и, сохраняя на лице улыбку, сказал:

– Подарок от благодарных родителей девушки, которую я однажды спас и вернул в лоно семьи. Не думайте, что такие вещи я могу покупать на свою зарплату. – Он снова улыбнулся. – В Копенгагене и так многие удивленно вскинут брови, увидев, что я разъезжаю по городу на БМВ. – Он заглянул в блокнот. – Давайте, начнем сначала. – Йен бросил взгляд на сидевшего рядом с ним молодого человека. – Майкл впервые услышал о «Синей сети» от своей умирающей матери. Он связался с Блонди, которая вывела его на меня. Он, можно сказать, нанял меня, чтобы я поехал с ним в Марсель, где нас выследили и похитили люди из банды, которая, как оказалось впоследствии, была одной из побочных групп, снабжающих «Синюю сеть» живым товаром. Кризи нас оттуда вытащил. Он собрал эту команду и, продолжая расследование, сам попал в ловушку и потерял палец. – Йен взглянул на правую руку Кризи. – Может быть, эта потеря оказалась не напрасной. Она дала нам лучше понять, с кем мы столкнулись. Давайте сразу же оставим в стороне или по крайней мере отложим на потом всю дьявольщину, связанную с этим делом. Она, конечно, существует. Я сам знаю о нескольких таких сектах в Скандинавии. Но, как нам стало известно из рассказа священника Де Санктиса, иерархическая верхушка «Синей сети» использует эту организацию скорее в собственных целях, нежели из идейных соображений. Такой подход достаточно умен и достаточно избит. Основы своего могущества они заложили еще при фашистах. В этом «Синяя сеть» была далеко не одинока. Гитлеровцы использовали такую же тактику при создании мифов об СС, сдобрив их мистическими клятвами и другой ритуальной атрибутикой.

Йен написал какое-то слово на листке из блокнота. Майкл слегка наклонился над ним и, хмыкнув, прочел всем вслух:

– Атрибутика.

Датчанин прищуренным глазом взглянул на него и продолжил:

– Мы имеем основания полагать, что у «Синей сети» есть два источника основных доходов. Один из них – белая работорговля, другой – шантаж и давление, оказываемые на богатых людей, привлекаемых в их секту. – Он написал в блокноте еще одно слово: «Мотивация». Оглядев сидевших вокруг стола людей, он сказал: – Мотивацией их деятельности являются власть и деньги. Эти два понятия идут рука об руку, но, как правило, для такого рода людей власть имеет приоритетное значение. Я считаю, что мы должны сосредоточить внимание прежде всего на источниках их власти и денег.

– Каким образом? – спросил Майкл.

Йен пожал плечами и ответил:

– Я сыщик, а не стратег. – Он указал на Кризи. – Ответ на этот вопрос я хотел бы предоставить специалисту.

Напряженно размышляя, Кризи прикрыл глаза. Он взглянул сначала на датчанина, потом на остальных и сказал:

– Мы должны исходить из того, что они о нас ничего не знают. Они могут подозревать, что кто-то ими интересуется, но, я так думаю, после всех этих лет, на протяжении которых их никто не трогал, они стали переоценивать степень своего могущества. Нам нужно попытаться напасть на них изнутри.

– Как? – спросил Гвидо.

Кризи улыбнулся.

– Мы должны каким-то образом проникнуть в «Синюю сеть». Кто-то из нас должен получить некоторое представление о сатанизме во всех его проявлениях и после этого… присоединиться к ним.

За столом воцарилось напряженное молчание. Нарушил его Миллер, спросив:

– Кто же, черт возьми, сам согласится лезть в этот мешок со змеями?

Кризи смотрел на своего сына.

Глава 56

Для Майкла это был совершенно неведомый мир.

Прежде всего Сатта отвел его к портному. Элегантный мужчина в годах оглядел Майкла со всех сторон с некоторым оттенком разочарования. Он дважды обошел его, разглядывая с головы до пят. Потом что-то быстро проговорил по-итальянски Сатте, который улыбнулся и сказал Майклу:

– Синьор Кассели уверяет, что бывало и похуже. Тебе понадобится по крайней мере шесть костюмов, дюжина рубашек, пара дюжин шелковых галстуков, десять пар обуви и, конечно, хорошее белье на всякий случай.

Пока синьор Кассели снимал мерку, Майкл улыбался. Он прилетел в Рим прошлой ночью, и его встретил в аэропорту полковник Сатта, по дороге домой вкратце обрисовавший ему ситуацию.

У него было только две недели на то, чтобы ввести Майкла в те круги римского общества, где вращаются люди, которые могли бы иметь отношение к «Синей сети»; эти люди принадлежат к элите римского общества. По легенде, Майкл разыгрывал роль незаконнорожденного сына сказочно богатого арабского шейха, который не мог иметь формального отношения к его семье. Он получил образование в Англии, а сейчас на шесть месяцев приехал в Италию, чтобы повысить свой культурный уровень и обрести должный светский лоск перед тем, как продолжить обучение в Гарвардском университете.

Легенду эту придумали Кризи и Сатта, беседуя по телефону. Позже Кризи созвонился с сенатором Джимом Грэйнджером в Дэнвере и попросил его организовать необходимую поддержку деталей легенды. Грэйнджер пообещал все сделать, как просил Кризи, и сказал ему, чтоб он ни о чем не беспокоился. Если кто-нибудь решит проверить достоверность легенды Майкла, он обнаружит, что имя Аднана-бен-Ассада действительно было внесено в списки тех, кто начнет обучение со второго семестра на факультете политических наук в Гарварде. Из собственных средств Джим Грэйнджер должен был положить десять миллионов долларов на счет Аднана-бен-Ассада в «Банко ди Рома». Деньги эти надо было перевести из одного банка Объединенных Эмиратов. Управляющий этим банком позвонит управляющему «Банко ди Рома» и расскажет ему о том, какой важной птицей был Аднан-бен-Ассад, подчеркнув при этом, что молодой человек имеет практически неограниченные источники финансирования.

– Это же целое состояние, – пробормотал Майкл, когда Сатта назвал ему сумму.

Полковник улыбнулся и сказал:

– Не в наши дни и не в таком возрасте, но эта сумма вполне достаточна, чтобы акулы почуяли кровь. Когда дело доходит до денег, Рим становится маленьким, как деревушка. Как только тебя начнут принимать в высшем обществе, очень скоро всем станет известно, что ты – наследник огромного состояния. Я возьму тебе напрокат «феррари» и поселю в роскошной квартире неподалеку от «Испанских ступеней» вместе с поваром и лакеем. – Сатта не смог сдержать улыбку. – Лакей тебе будет хорошо знаком.

– Не знаю я никаких лакеев, – заметил Майкл.

– Да знаешь ты его… Это – Рене Кайяр.

– Рене?

Сатта усмехнулся.

– Да. Это отличная идея, и здесь, в Риме, это принято. Рене будет тебе гораздо больше, чем лакей, он будет един во всех лицах – лакеем, шофером и телохранителем.

– Телохранителем?

– Да, – со скрытым значением ответил Сатта. – Как я тебе сказал, в Риме это вполне нормально, если принять во внимание всю историю здешних похищений. Очень богатый молодой человек, приехавший сюда поучиться уму-разуму, просто обязан иметь такого слугу. Он может именоваться шофером или лакеем, но его главной работой будут функции охранника. Рене отлично подходит на эту роль. Во-первых, он действительно настоящий телохранитель, зарегистрированный в итальянском агентстве, поставляющем такого рода специалистов клиентам. Он знает языки и сносно говорит по-итальянски. Он элегантен, сдержан и в силу своего происхождения знает, как надо себя вести в обществе, смешивать коктейли и подвигать стулья так, чтобы не прищемить даме задницу. – Полковник с завистью вздохнул. – Я бы сам очень хотел иметь при себе такого человека… Однако здесь есть еще одно обстоятельство, которое может сыграть большую роль: поскольку Рене зарегистрирован в Италии в этом агентстве, он автоматически зарегистрирован и в полиции. А это значит, что ему разрешается иметь при себе оружие.

– Это нам и вправду может здорово пригодиться, – задумчиво сказал Майкл.

– Это точно, – согласился Сатта. – Теперь слушай меня очень внимательно. Тебя пригласят на одну вечеринку, за которой последуют приглашения на другие приемы. Ты станешь встречаться с очаровательными женщинами и должен будешь приглашать их ужинать в лучшие рестораны. Тебе придется покупать им дорогие подарки. Можешь намекать им, что ты был бы не прочь вложить часть своих огромных средств в индустрию развлечений, в частности, в кинематограф. – Он взглянул на Майкла и улыбнулся. – Тебе обязательно нужно быть восприимчивым к женским чарам. Развлекайся, Майкл, но все время будь начеку. Ни на минуту не забывай, что по-английски тебе надо будет говорить с английским акцентом, поскольку ты получал образование в Англии. В твоем арабском слышится легкий ливанский выговор, поскольку, когда ты учил язык, твой наставник был родом оттуда. Ты можешь делать вид, что слишком много пьешь, но на самом деле никогда не напивайся. Некоторые из тех, с кем ты будешь встречаться, будут у тебя просить взаймы деньги. Можешь им одалживать небольшие суммы. Никогда не проси расписок. Если будешь следовать этим советам, очень скоро пойдет слух, что петушок готов к тому, чтобы его ощипать.

Майкл улыбнулся при мысли о том, какая ему предстоит веселая жизнь, и о женщинах, с которыми ему доведется в ней встретиться.

Глава 57

Поначалу разговор проходил натянуто. Анвар Хуссейн прилетел в Тунис в начале дня. Он взял в аэропорту такси, доехал до гостиницы «Хилтон» и провел там несколько коротких деловых встреч. В семь вечера за ним приехал черный «мерседес» и отвез его на уединенную виллу, расположенную в десяти километрах от города.

Полчаса его мариновали в приемной. Ему было хорошо известно, что это – дурной знак. В конце концов он был приглашен предстать перед главным распорядителем и верховным жрецом «Синей сети».

На первый взгляд Гамель Гудрис выглядел как преуспевающий и удачливый делец. Он сидел за широким письменными столом красного дерева, инкрустированным витиеватыми вставками эбенового дерева и перламутром. Он был худ и тонок в кости, поэтому темный костюм висел на нем как на вешалке. Его черные глаза глубоко утопали в больших глазницах. Впечатление от того, что глаза казались запавшими, усугублялось сильно выдающимися скулами. Кожа его была гладкой, с желтовато-болезненным оттенком, волосы – цвета воронова крыла.

Когда Хуссейн вошел в комнату, он не только не встал, но даже не взглянул на него, лишь указал рукой на кресло, стоявшее с противоположной от него стороны письменного стола, а сам продолжал читать какие-то бумаги, лежавшие в тонкой папке. Хуссейн сел и снова стал ждать. Лицо его было такого же цвета, как черное дерево, которым был инкрустирован письменный стол, только на нем проступали капли пота.

Наконец Гамель Гудрис вынул из внутреннего кармана пиджака золотую ручку фирмы «Кросс», сделал на прочитанных бумагах несколько пометок, потом изучающе взглянул на посетителя.

– Мне это все не нравится, – сказал он. Голос его был высоким и тонким, он нес в себе такую же угрозу, как летящая пуля. – Уже в течение стольких лет никто не интересовался нашей деятельностью, и вдруг всего за несколько дней о нас стали пытаться навести справки сразу по двум направлениям – о нас пошли разговоры в мафии, и почти одновременно начали расследование карабинеры.

– Это может быть простым совпадением, – сказал Хуссейн. – Старик Тренто ничего не знал. Он умер под пытками, но ничего нам не сказал, хоть нам было известно, что за два дня до этого он встречался с «капо» Граццини. О чем они говорили, он ничего не сказал. В качестве меры предосторожности мы ликвидировали и Граццини, организовав убийство как простую перестрелку мафиозных банд. Так что если он нами интересовался, то этот интерес умер вместе с ним. А он был главным «капо» Центральной и Северной Италии.

– Это была твоя первая ошибка, – без всяких эмоций произнес Гудрис. – Тебе надо было похитить Граццини и развязать ему язык.

Хуссейн нервно передернул плечами.

– Мы обсуждали такую возможность. Однако выкрасть «капо» такого ранга не так-то просто. Поэтому мы решили его убить.

Гудрис подался вперед.

– Вам следовало незамедлительно проинформировать меня о деле такого рода.

– Конечно, – согласился Хуссейн, – как ты знаешь, мы несколько пытались с тобой связаться; однако ты отбыл в неизвестном направлении на два дня. Мы сочли необходимым принять решение как можно скорее.

Впервые за все время разговора тон Гудриса чуть-чуть смягчился.

– Я был в Албании, – произнес он, – служил там мессу, первую мессу «Синей сети» в этой стране… но не последнюю. – Он слегка улыбнулся воспоминаниям и сказал: – Страшная нищета и внезапно рухнувшая власть – это взрывоопасное сочетание.

Хуссейн позволил себе задать вопрос:

– Я хотел тебя спросить, как там продвигаются дела с сиротским приютом?

Гудрис махнул рукой и удовлетворенно сказал:

– Быстро. Но нам надо следует быть очень осторожными. Те, кто там работает, вне всяких подозрений, но все бумаги нужно оформлять так, чтобы комар носа не подточил. – Он улыбнулся. – Первые его обитатели начнут прибывать со дня на день. По моим подсчетам, их будет от двадцати до пятидесяти, причем оборот достигнет двух десятков в месяц. Очень скоро мы сможем получать оттуда по два человека в месяц. Но давай вернемся к нашим делам. Нам необходимо выяснить, кто стоит за расследованием карабинеров. – Он слегка постучал авторучкой по лежавшей перед ним папке. – Непосредственно этим занимался майор Массимо Беллу. Его прямым начальником является полковник Марио Сатта.

Хуссейн кивнул.

– Если верить нашему информатору, который, как тебе известно, занимает весьма важный пост, выше дело не пошло. Поэтому наш человек смог тут же замять это расследование.

– Дело не в этом, – резко оборвал его Гудрис. – Я очень сомневаюсь, что этот полковник Сатта действовал по своей воле. Возможно, ему было дано указание итальянской разведкой.

Хуссейн покачал головой.

– Мне трудно в это поверить, Гамель. Там у нас тоже есть свои люди.

Гудрис сказал:

– Вероятно, ты прав, но можно ли быть в чем-нибудь уверенным, когда речь идет о такой насквозь коррумпированной организации, как итальянская разведка? Может быть, инициатива исходила от кого-то со стороны. В любом случае, нам необходимо выяснить от кого. – Он в задумчивости молчал минуту, потом заглянул в папку и спросил: – Тебе не кажется, что смерть того человека в Марселе – Бутэна как-то со всем этим связана?

Хуссейн снова покачал головой.

– Мне это представляется весьма сомнительным. Донати действует очень осторожно, он человек опытный.

Гудрис задумчиво сказал:

– Очень жаль, что так случилось. Та девочка прекрасно подходила для нашей цели, ее было просто невозможно выследить. Нам хоть что-нибудь удалось о ней выяснить?

– Нет, – с сожалением сказал Хуссейн. – Она просто исчезла.

Гудрис наклонился вперед и нажал на кнопку, вмонтированную в стол. Дверь тут же отворилась, и в комнату вошел одетый в белый бурнус слуга с медным подносом в руках. Он налил им кофе и подал сладости. В его присутствии они разговор не прекращали, поскольку он был глухонемым, как и все остальные слуги на вилле. Когда Гудрис нуждался в их услугах, он нажимал на кнопки, которые включали лампочки разных цветов, в зависимости от этого являлся тот или иной слуга.

– Нам срочно необходима замена, – заметил Хуссейн. – Наш неофит вполне готов, и мы не можем долго тянуть. Сейчас он горит желанием быть с нами, но со временем желания притупляются.

Гудрис кивнул.

– Это должно быть сделано в течение трех недель. Я попытаюсь кого-нибудь подыскать для этой цели в приюте. Но она должна быть молода и красива, а в первом наборе я таких не видел. Если это мне не удастся, нам придется пойти на риск и похитить кого-нибудь прямо на улицах Неаполя или где-нибудь дальше к югу. Значит, придется ей в таком случае красить волосы. – Его глаза сузились от предвкушаемого удовольствия. Он взглянул на сидевшего перед ним крупного чернокожего человека и пробормотал: – Однако белая кожа и настоящие светлые волосы всегда лучше. – Отпив кофе, жрец сменил тему разговора. – Главное сейчас найти людей, организовавших расследование. Не думаю, что это был результат простого любопытства полковника Сатты. Может быть, нам удастся немного поболтать с самим полковником, а еще проще – с его помощником, майором Беллу?

Глава 58

Они обе были молоды и красивы, обе были одеты в элегантные платья, но при более внимательном взгляде в их глазах можно было прочесть одинаково глубокую изощренность, амбициозность и расчетливость. Одна была блондинкой с голубыми глазами, другая – зеленоглазой брюнеткой. Тем не менее, если не принимать в расчет эти цветовые различия, их тела и лица могли бы быть вполне взаимозаменяемы. Они смотрели на Майкла через большую комнату, как удавы на кролика.

– Потрясающий мужик, – пробормотала блондинка.

– Почти само совершенство, – согласилась брюнетка. – И к тому же не фальшивка какая-нибудь, как большинство прощелыг, околачивающихся на таких приемах. Часы у него – настоящий «Патек Филипп», в кольце – настоящий опал, а костюм наверняка от Кассели. На нем понавешено как минимум на сотню штук зелеными. – Хоть женщины говорили по-итальянски, богатство они оценивали в долларах.

Мужчина в годах, подслушавший их разговор, с улыбкой на губах подошел к ним сзади. На нем был новый шелковый пиджак, но его опустошенное лицо никак не соответствовало его элегантности, в этом ему бы и дюжина пластических операций не помогла. Тонкими, изогнутыми в улыбке губами он сказал:

– Это был бы неплохой улов, синьорины. Джорджио говорил мне, что два дня назад он открыл счет в «Банко ди Рома». Первый вклад составил ни много ни мало десять миллионов долларов.

Обе они повернулись к мужчине, в их глазах загорелась внезапная жадность.

– Он – друг Джорджио? – спросила блондинка.

Пожилой человек покачал головой.

– Нет, недавний знакомый.

– Откуда же он тогда это узнал?

Мужчина снова улыбнулся; он был очень собой доволен.

– В этом городе Джорджио знает обо всем.

– О чем же ему еще известно? – спросила брюнетка.

Информация потекла из пожилого мужчины как не раз отрепетированная речь.

– Зовут его Аднан-бен-Ассад. Ему двадцать два года. Поговаривают, что он – незаконнорожденный сын одного очень богатого араба. Его мать, по всей видимости, была англичанкой, поэтому, очевидно, образование он получал в Англии. В Риме он собирается провести шесть месяцев, чтобы повысить свой культурный уровень, подучить язык и, если представится интересная возможность, сделать кое-какие капиталовложения. Он снял роскошную квартиру неподалеку от «Испанских ступеней», у него там лакей и повар. Ездит на «Феррари-Дино».

Ничего не говоря, обе молодые женщины отвернулись от него и снова уставились на молодого человека, стоявшего в другом конце просторной комнаты. Казалось, Майкл вел задушевную беседу с престарелой дамой, увешанной бриллиантами. Она была широко известна в Риме своими приемами, на которых любила объединять престарелых повес с очаровательной молодежью. Для Сатты не составило никакого труда организовать Майклу приглашение, пользуясь обширными связями своей матушки. Не трудно было и распустить слухи о его новой ипостаси. Сатта очень точно рассчитал, что надо получить приглашение именно на этот прием. В числе примерно пятидесяти собравшихся на нем людей был кое-кто из телевизионного мира и мира кино, других средств массовой информации, рафинированные аристократы, слегка подозрительные банкиры и несколько очаровательных молодых людей и женщин.

Хозяйка бала медленно проходила вместе с Майклом по комнате, опираясь на его руку, и представляла юношу гостям. Обе молодые женщины томились в нетерпеливом ожидании. Они смотрели, как он болтал с известным режиссером телевизионных программ и все в жизни повидавшим актером. И тот и другой дали ему свои визитные карточки.

Молодые женщины затаили дыхание, когда хозяйка подвела его к актрисе, которой, как они знали, было не меньше сорока пяти, хотя с помощью пластической хирургии, великолепного грима и ярко-красной помады она умудрялась выглядеть на тридцать пять.

– Не переживайте, – прошептал сзади престарелый мужчина, – прошел слух, что он любит молоденьких.

Уехал Майкл вскоре после полуночи вместе с блондинкой и брюнеткой.

Глава 59

Пока Майкл вживался в роль светского льва и входил в высшее общество Рима, Кризи проводил приготовления к началу военных действий. Сова отвечал за их базу в пансионе «Сплендид». Макси Макдональд и Фрэнк Миллер отправились в Милан, чтобы организовать слежку за Жаном Люком Донати. Сам Кризи должен был заниматься тем же в отношение Анвара Хуссейна.

Йен стал своего рода начальником штаба, установив в небольшой комнатке в пансионе факс, телекс и свой усовершенствованный ноутбук. Кризи не переставал поражаться его организованности и вдумчивости. За сорок восемь часов Йен собрал полную информацию, которую им удалось получить из всех источников. Кризи смотрел на небольшой экран компьютера, где датчанин мгновенно находил любые имевшиеся в их распоряжении сведения.

Кризи регулярно звонил на Гоцо. Он знал, что в школе у Джульетты дела шли хорошо. Лауру поражала скорость, с которой девочка учила мальтийский язык. Монахини, преподававшие там, говорили, что она не по годам развита и благоразумна. Тем не менее Лаура не скрывала от Кризи, что часто Джульетта бывает молчаливой и озабоченной, все спрашивает, нет ли новостей от Кризи и Майкла. Он прекрасно понимал, что девочка очень скучала по двум мужчинам, ставшим такой важной частью ее жизни. Она сильно переживала, зная, какой страшной опасности они подвергаются, а помочь им у нее не было никакой возможности.

Поначалу Кризи решил звонить ей каждый день, но вскоре передумал – если бы обстоятельства так сложились, что в очередной раз он не смог бы ей позвонить, Джульетта стала бы нервничать еще сильнее. Вместо этого он решил как можно чаще ей писать и просил Майкла о том же – хоть открытки посылать, в которых он черкнул бы несколько строк. Коротенькое письмецо было бы для нее приятнее, чем долгий телефонный разговор.

Кризи сидел и смотрел на телефонный аппарат. Он отчетливо представил себе лицо девочки, чувствуя, как сильно по ней скучает.

Глава 60

Монахиня смотрела, как за ехавшей по дороге машиной вздымается пыльный шлейф. Она стояла перед длинным приземистым строением, где еще три месяца назад был заброшенный склад сельскохозяйственных продуктов в небольшой деревушке.

Сестра Ассунта была откомандирована сюда орденом августинианок с Мальты. Орден имел долгую историю миссионерской и педагогической деятельности, и, говоря по правде, в своем монастыре сестра Ассунта немного скучала. До этого она пять лет занималась миссионерской деятельностью в Кении. Эта работа ей очень нравилась и духовно ее обогащала. Но последние три года она провела на Мальте и, хотя дома было хорошо, в последние месяцы чувствовала от работы какую-то неудовлетворенность. Когда два месяца назад настоятельница вызвала ее и дала ей это задание, особого восторга оно у монахини не вызвало, несмотря на то что положение в Албании было очень сложное и ее новое назначение могло быть сопряжено с опасностями и риском.

Поначалу трудности действительно были, но именно это ее и ободряло. В первые недели пребывания на новом месте она часто слышала стрельбу, доносившуюся со стороны Тираны, которая находилась в двадцати милях к югу. Несколько раз мимо будущего сиротского приюта проходили группы вооруженных людей, некоторые из них были в военной форме, другие – в износившейся гражданской одежде. Но монахинь они не беспокоили, только просили что-нибудь поесть и шли дальше своей дорогой. Теперь все было спокойно, и сестра Ассунта наслаждалась миром и видом поросших лесами окрестностей. Этот зеленый лесной край очень отличался от типичных ландшафтов ее родной страны с их застывшими коричневыми известняковыми скалами, лишенными какой-либо растительности.

Всего сиротским приютом должны были заниматься пятеро монахинь. Она была старшей и единственной, прибывшей с Мальты. Кроме нее в монастыре жили три монашки из Италии и одна из Ирландии. Она была неопределенного возраста и отличалась от остальных мощным телосложением. Никаких проблем в общении с ними у сестры Ассунты не возникало, поскольку она прекрасно говорила как по-английски, так и по-итальянски.

Приют был устроен на средства нескольких благотворительных обществ, прежде всего частной международной организации с центром в Риме. На Мальте настоятельница говорила ей, что это общество основано несколькими весьма состоятельными частными лицами, которые в большинстве своем, хотя это и казалось немного странным, пожелали остаться неизвестными. Тем не менее она знала, что в приближавшейся машине ехал один из главных жертвователей. Целью его визита было проверить, как в приюте продвигаются дела. Сестре Ассунте и находившимся в ее подчинении монахиням удалось за короткий срок получить для приюта все необходимое, оборудовать его и принять первую партию девочек в возрасте от четырех до тринадцати лет. В соответствии с полученными инструкциями, потерявшихся и брошенных в результате развала семей девочек в приют не принимали. Здесь были лишь те сироты, которых родители оставляли сразу же после рождения, или подкидыши.

Автомобиль затормозил прямо перед монахиней. Водитель был знакомым ей албанцем. На заднем сиденье машины расположился смуглый худощавый мужчина. На какое-то мгновенье сестре Ассунте показалось, что много лет назад она где-то уже видела его лицо. Но монахиня тут же отогнала эту мысль прочь. Мужчина вышел из автомобиля. Она оглядела его с ног до головы, сгорая от любопытства, объяснявшегося отчасти тем, что у приехавшего было арабское имя. Она никак не могла понять, почему арабу пришло в голову финансировать благотворительную христианскую организацию.

Будучи по природе человеком любопытным и прямым, сестра Ассунта задала этот вопрос во время обеда, поданного сразу же после того, как гость осмотрел ремонтные работы. Во время самого осмотра она была просто поражена его интересом к делу и проницательностью. Всей хозяйственной работой в приюте должны были под ее руководством заниматься шесть албанских мирянок. Он прежде всего спросил ее, знает ли она албанский язык. Сестра Ассунта сказала, что, освоив краткий курс обучения, уже может объясняться, а через несколько недель практики будет в состоянии беседовать и на более серьезные темы. Потом он поинтересовался, удобные ли помещения для жилья у нее и других монахинь. Она с улыбкой ответила:

– Учитывая наши потребности, вполне.

Он тоже улыбнулся и заметил, что испытывает глубокое уважение к призванию монахинь.

Итак, она задала ему свой первый вопрос во время простого и непритязательного обеда. И задала она именно этот вопрос, так как на нее произвел впечатление его искренний интерес и доброта к детям. Среди них была двенадцатилетняя девочка, единственная из всех, родителей которой расстреляли из пулемета в первую же ночь восстания. Звали ее Катрин, она была блондинкой с бледным личиком и ангельскими глазами.

Он сжал это личико между ладоней, поцеловал девочку в щеку, обернулся к сестре Ассунте и тихо сказал ей:

– Мы должны найти этому ребенку дом, где она расцвела бы так, чтобы наполнить наши сердца радостью.

Вот тогда-то она его и спросила:

– Но вы ведь не нашей веры?

Он покачал головой и произнес:

– Нет, сестра, я не вашей веры.

– Вы исповедуете ислам? – спросила она.

Он снова отрицательно покачал головой, и губы его скривились в легкой усмешке.

– У меня своя вера. Она не имеет прямого отношения ни к одной мировой религии.

Они вшестером сидели за круглым столом в недавно построенной столовой. Остальные четыре сестры обедали с ними. Женщины-мирянки питались за другим столом. Когда он вновь заговорил, все монахини стали его внимательно слушать.

– Конечно, я верую в некое высшее существо. Любой человек, лишенный веры, – глупец. Однако мне трудно определить высшее существо, в которое я верую. Мне много приходилось заниматься всеми крупными мировыми религиями, изучал я и второстепенные вероучения. Я разделяю многие их положения, но принять в целом все-таки не могу.

Когда подали суп, сестра Ассунта резко положила ложку на стол и спросила:

– Вы – масон?

Он улыбнулся и покачал головой.

– Сестра, успокойтесь, пожалуйста. Я не имею к этому никакого отношения и очень от масонства далек.

Сестра Симона спросила:

– Но если вы не нашей веры, почему же вы решили поддержать здесь работу нашего ордена?

Он обернулся к итальянской монахине и пояснил:

– Моя организация поддерживает самые разные формы благочестивой деятельности. За годы работы мы убедились в том, что такого рода деятельность должна осуществляться людьми, имеющими к ней призвание. – Он улыбнулся и обвел взглядом присутствующих. – Вместе с тем мы обнаружили, что легче всего таких людей найти в религиозных организациях, прежде всего в монашеских орденах. Мы, конечно, поддерживаем арабский Красный Крест, равно как и ряд благотворительных организаций, не имеющих прямой связи с отдельными вероисповеданиями. Мы обратились за поддержкой к ордену августинцев, поскольку его отделения на Мальте находятся близко к Албании, а также потому, что за последние месяцы они обрели большой опыт работы в этой истерзанной стране.

Сестра Ассунта задала еще один вопрос.

– Инструкции по организации этого приюта были очень жесткие. Сюда должны принимать лишь девочек в возрасте от четырех до четырнадцати лет. Чем вызваны такие строгие требования?

Гость обезоруживающе пожал плечами.

– Это вполне естественно, так как мы должны вкладывать наши скудные средства весьма осмотрительно и продуманно. При проведении благотворительной деятельности крайне важно, чтобы каждый цент использовался с максимальной эффективностью. Проведенные нами исследования показали, что здесь, в Албании, благотворительность быстро набирает силу и уже облегчает страдания совсем юных существ. С другой стороны, я полагаю, что любая девушка, достигшая четырнадцати лет, может считаться взрослой и сама о себе заботиться. Поэтому мы и выдвинули такие требования к этому приюту.

Сестра Ассунта собралась было задать еще вопрос, но не успела, потому что он спросил сам:

– После того как к вам поступила первая партия детей, готовы ли вы в течение двух ближайших недель заполнить приют целиком?

Она решительно кивнула головой.

– Да. Мы только ждем, когда нам подвезут еще кровати, белье и самые необходимые медикаменты. Нам пообещали, что все будет сделано в пятницу.

– Хорошо. Как вам известно, мы будем стараться пристраивать большую часть сирот в итальянские семьи. До Италии отсюда рукой подать, да и с формальностями там сравнительно просто. Знаете вы и о том, что в Бари мы организовали специальное агентство по удочерению. Это агентство уже начало действовать, и через несколько дней к вам с визитом приедет его директор. Наша политика и философия основываются на многочисленных исследованиях, проведенных на международном уровне. Мы не считаем, что дети должны надолго оставаться в приюте, поскольку через какое-то время они смогут привязаться к нему, как к родному дому, и тогда удочерение эмоционально станет для них весьма болезненным потрясением. Поэтому мы хотели бы рассматривать этот приют как своего рода временное пристанище для сирот. Соответственно с этой задачей будет строить свою работу и наше агентство в Бари. К счастью, первая процедура удочерения состоится уже через одну-две недели. – Он снова повернулся к сестре Ассунте и строго произнес: – Кроме того, сестра, очень важно, чтобы ни вы, ни другие сестры, ни женщины-мирянки не испытывали к этим девочкам душевной привязанности. Я знаю, вам будет трудно не стараться заменить им матерей, учитывая особенно, какие страдания – духовные и физические – довелось перенести некоторым из этих юных созданий. И тем не менее, зная ваш опыт, я уверен, что вы со мной согласитесь.

Сестра Ассунта кивнула.

– Да, конечно, это нелегко… хотя, в принципе, я с вами согласна. Для нас это может быть сложно. Но чем скорее будут найдены хорошие семьи этим девочкам, тем им будет лучше. Кроме того, в этом случае мы сможем оказать помощь большему числу детей. Ведь здесь, к сожалению, так много тех, кто нуждается в ней.

– Да, – пробормотал он. – Очень много.

Сестра Ассунта почувствовала некоторое облегчение, узнав, что жертвователь вверенного ее попечению приюта столь же умен, сколь предусмотрителен. И тем не менее она никак не могла отделаться от ощущения, что где-то она уже видела его.

Глава 61

Майкл еле сдержался, чтобы не закричать. Он потянулся и схватил ее за руку. Женщина зашипела на него и провела ногтями ему по спине, сдирая кожу. Он обхватил свободной рукой ее запястье, поднял обе руки ей за голову и прижал к подушке. Она корчилась и извивалась под ним в ускоряющемся ритме, поднимая и опуская бедра в такт его движениям. Она раскрыла глаза, и по расширившимся зрачкам он увидел, что женщина бьется в оргазме. Она вырвала одну скользкую от пота руку и снова оцарапала ему спину. На этот раз он застонал от боли и сильно ударил ее по лицу. Она усмехнулась, снизу вверх глядя ему в глаза, и он почувствовал, что сам кончает.

Майкл снова чуть не вскрикнул, когда Рене обрабатывал его спину антисептическим средством.

– Это, конечно, тебя так женщина отделала? – заметил бельгиец. – Она хоть стоила того?

Майкл сидел на табуретке в просторной ванной комнате, примыкавшей к роскошной спальне. Женщина ушла около получаса назад.

– У меня не было выбора, – пробормотал Майкл. – Я посетил полдюжины приемов, а наша вчерашняя небольшая вечеринка здесь оказалась уже высшей точкой. Эта женщина, Джина, – ключ к тому, что мы ищем.

Рене усмехнулся и снова обработал ему спину лекарством.

– Я, конечно, понимаю, что ты с ней любовью занимался исключительно из чувства долга. Я просто горжусь тобой.

Молодой человек слегка взвыл от боли и проговорил:

– Я только что узнал, что иногда боль может сочетаться с удовольствием.

Шел восьмой день пребывания Майкла в Риме. Дни эти были заполнены удовольствиями и развлечениями. Он когда-то видел в кино «Сладкую жизнь», но думал, что в реальной действительности такого, как в этом фильме, не бывает. Теперь он понял, что ошибался. Первый прием стал своего рода пропуском на все остальные. Он был звездой сезона. Всем хотелось заполучить его на свой прием или вечеринку. Каждый мужчина хотел с ним поговорить; каждая женщина жаждала его тела. Майкл прошел через все искушения, наблюдая, слушая и лишь изредка намекая некоторым на то, что был бы не прочь попробовать развлечься чем-нибудь необычным и более возбуждающим, чем обычные удовольствия. Он курил гашиш, нюхал кокаин, принимал другие возбуждающие средства, позволил себе стать участником одной самой настоящей оргии, проявив там большую находчивость и энергию. В итоге после всех похождений круг его новых знакомых сузился до пяти человек. В тот вечер он решил пригласить этих пятерых на вечеринку, которую устраивал в своей квартире, а чтобы скучно не было, позвал еще человек двадцать.

В последние дни Рене стал для него совершенно незаменим. В его лице мир потерял великолепного актера – он безупречно играл роль Пятницы. Некоторые из новых знакомых Майкла тайком даже предлагали ему работу, после того как его хозяин покинет Рим. Всем, конечно, было известно, что Рене выполнял и функции телохранителя. Это усиливало ореол, который уже и без того окружал Майкла.

Его вечеринка удалась на славу. Повар приготовил холодные закуски, которые могли бы сделать честь любому дорогому ресторану. Шампанское лилось рекой, наркотики были на любой вкус. Женщина по имени Джина Форелли, естественно, пришла со значительным опозданием. Майкл раньше не был ей представлен, но ему посоветовал ее пригласить один из его новых приятелей – Джорджио Косселли, который вел слишком активную и суетную жизнь.

Пару дней назад Майкл ужинал с Джорджио в «Сан-Суси». Они были там вдвоем, и за кофе с ликером Майкл согласился передать новому знакомому пятьдесят миллионов лир в качестве своей доли уставного капитала для открытия ночного клуба, о котором Джорджио уже давно мечтал. Майкл был уверен, что денег своих никогда больше не увидит, но он знал также, что Джорджио, как никто другой, был знаком с теневой стороной бурной жизни сливок римского общества.

Во время ужина Майкл намекнул, что как-то слышал, будто Рим – подходящее место для интересующихся оккультизмом. Джорджио было уже сильно за сорок, но всю свою жизнь он был прихлебателем. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, как играть с огнем и ходить по краю пропасти. Он пристал к Майклу как банный лист и ходил вокруг него все более сужающимися кругами, зачарованный очевидным сочетанием богатства и наивности молодого человека, и буквально низвергал на него потоки информации.

После ужина они прошлись несколько кварталов до диско-клуба «Джеки 0», где за стойкой бара заказали выпивку. Джорджио показал на танцплощадку, где она танцевала. Женщина была высокой и столь стройной, что казалась худой. На ней было длинное переливчатое черное платье, ее длинные блестящие черные волосы странно сочетались с темными глазами, ярко-красной полоской рта и почти неестественно белым лицом.

– Это – Джина Форелли, – прошептал Джорджио. – Она – тот человек, который отведет тебя туда, куда тебя тянет. Только, друг мой, будь с ней очень осторожен. Если в Риме и есть настоящая ведьма, так это она. – Он сделал выразительный жест большим пальцем.

Джине Форелли было лет тридцать, она была внучкой фашистского генерала, близкого к Муссолини. Ее мать, второразрядная актриса, скончалась от передозировки наркотика. По словам Джорджио, сама Джина никогда не работала. Ее первый муж был третьим сыном богатого промышленника. Вдрызг пьяный он насмерть разбился в автомобильной катастрофе. Поговаривали, что он сделал это намеренно после того, как застал жену в постели с тремя мужчинами сразу. Вторым ее мужем стал богатый делец, старше ее лет на двадцать. Он умер в собственной постели. Полиция, расследовавшая причину смерти, обнаружила на полу спальни полдюжины пузырьков из-под амилнитрита. Скорее всего, его сердце не выдержало гремучего сочетания Джины с наркотиками. По закону она могла стать богатой женщиной, однако, помимо других страстей, ее одолевала роковая страсть к игре, и после смерти очередного мужа она тут же проматывала все оставшиеся после него деньги в Монте-Карло.

– Ее прозвали Ноль, – с кривой ухмылкой пояснил Джорджио.

– Почему это?

– Потому что в жизни ей выпадало слишком много нулей. Особенно за игрой в рулетку.

– А теперь она чем занимается? – спросил Майкл.

Джорджио снова усмехнулся.

– Она открывает дверь именно туда, куда тебе так хочется попасть.

– Представь меня ей, – попросил Майкл.

Джорджио покачал головой.

– Здесь не самое подходящее для этого место.

– А как мне с ней встретиться?

– Пойдем отсюда, – ответил Джорджио. – Когда выйдем, я тебе кое-что расскажу.

Уже перед самым выходом из клуба итальянец сказал:

– Майкл, эта сделка, о которой мы говорили за ужином… Она не должна сорваться. Ты, конечно, будешь в этом проекте участвовать как полноправный партнер и будешь получать пятьдесят процентов от прибыли. Хотя ты еще молод, но должен знать, что дела такого рода делаются быстро. Когда ты сможешь перевести на мой счет пятьдесят миллионов?

Взглянув на Джорджио, Майкл даже в полутьме отчетливо увидел в его глазах тревожное и алчное ожидание. Он спросил:

– Американские доллары тебя устроят?

– Конечно. Это даже лучше!

Майкл залез во внутренний карман пиджака и вынул пачку денег, перехваченную широкой резинкой. Он быстро и со знанием дела отсчитал сорок восемь банкнот и вынул их из пачки. Потом протянул их Джорджио, который застыл с раскрытым ртом и выжидающе смотрел на него.

– Это тысячедолларовые купюры, – небрежно бросил Майкл. – Не знаю, какой сегодня был обменный курс, но здесь, думаю, должно быть примерно столько, сколько тебе нужно для дела.

Джорджио очень медленно протянул руку и взял деньги. Пересчитывать он не стал. Засовывая бумажки в задний карман брюк, он бормотал:

– Я, конечно, пришлю тебе расписку и контракт. Моему юристу можно доверять.

Майкл только покачал головой.

– Ничего ты мне не присылай. Лучше не разводить никакой писанины.

– Я позабочусь о том, чтобы Джина обязательно пришла к тебе на вечеринку.

Она вошла в квартиру поздно и в одиночестве. Встретил ее Рене. Он спросил ее имя и провел в комнату, где находился Майкл. На ней было лишь черное, плотно обтягивающее трико и короткая шерстяная юбка цвета слоновой кости. Черные волосы женщины были стянуты на голове высоким пучком. На каждом ее пальце надето по золотому кольцу без камней, на шее – золотое ожерелье. Майкл обратил внимание, что цвет ее кожи совершенно точно совпадал с цветом юбки. Он почувствовал, как забилось сердце – не от страха, а от предвкушения.

Рене представил ее и спросил:

– Вы будете шампанское?

Она покачала головой.

– Вы знаете, что такое «бычий выстрел»?

Рене слегка склонил голову.

– Конечно, синьора. Вам сделать пополам?

Некоторое время она внимательно смотрела Рене прямо в глаза.

– Нет. На треть сделайте быка, а на две трети – выстрел.

Майкл был слегка удивлен.

– Что это ты попросила его тебе приготовить? – спросил он.

Женщина усмехнулась. Зубы ее тоже были цвета слоновой кости и к тому же мелкие. Голос у нее был низкий, с хрипотцой, она говорила тихо, и, чтобы лучше расслышать в стоявшем гвалте ее слова, он немного наклонился к ней.

– «Бычий выстрел» – это такой коктейль из мясного бульона и водки. Как правило, его мешают в равных долях. Я попросила твоего лакея налить побольше водки. – Она чуть склонила голову набок, снова изучающе на него посмотрела.

– Да, на этот раз слухи подтвердились.

– Какие слухи?

– Говорят, в городе объявился Адонис… Зачем Адонис пригласил меня к себе на вечеринку?

Впервые после того, как Майкл сошел с самолета в римском аэропорту, он растерялся. В голове вертелась мысль о том, что ему всего девятнадцать. На самом деле все, что он знал и умел, это пользоваться оружием и вести рукопашный бой. Он действительно убивал людей, которые хотели убить его самого, редко испытывая при этом страх. Но тут он его внезапно почувствовал. Длилось это лишь мгновение, и тут же страх смыла волна радостного возбуждения. Майкл надеялся, что она не заметила его испуг.

– Мне говорили, тебя называют Ноль.

Она снова улыбнулась.

– Джорджио слишком много болтает. Что он тебе еще понарассказывал?

– Он сказал, что с тобой опасно иметь дело.

Улыбка ее стала шире.

– И ты именно поэтому меня пригласил?

– Именно поэтому.

Она вскинула голову и рассмеялась. Как и голос, ее смех был слегка хрипловатым. Рене рассекал толпу приглашенных, неся поднос с ее напитком. Джина взяла стакан, выпила немного и одобрительно кивнула головой. Рене показал на стол, уставленный закусками. Она покачала головой и подняла стакан чуть выше.

– Этот стакан и те, что за ним последуют, и будут моим ужином. – Продолжая смотреть на Рене, она спросила: – Когда уходят остальные гости?

Чуть вздрогнув, Рене взглянул на Майкла, который, слегка усмехнувшись в ответ, взглянул на свои «Патек Филипп», кивнул Рене и сказал:

– Через час начинай их выпроваживать.

В ванной Майкл встал и потянулся, слегка скривившись от боли. Рене тоже поднялся, все еще улыбаясь.

– Какой наш следующий шаг? – спросил он.

Майкл обернулся к нему и сказал:

– Следующий шаг мы сделаем завтра вечером. Я с ней буду ужинать тет-а-тет. После этого она обещала отвезти меня куда-то за город.

– Еще одна оргия? – спросил Рене.

Майкл покачал головой.

– Я задал ей тот же вопрос, а она ответила: «Нет, это будет нечто большее». Майкл заметил озабоченность на лице Рене. – Не переживай, со мной все будет в порядке. А без некоторой доли риска обойтись здесь все равно будет нельзя.

– Ты хоть имеешь представление о том, где будет эта вечеринка? – спросил Рене.

– Нет, но она сказала, что это всего в получасе езды отсюда, поэтому, думаю, мероприятие состоится где-то в одном из ближайших пригородов. Не волнуйся, Рене. Пока что я вне подозрений. Настоящие опасности еще ждут нас впереди.

Глава 62

Кризи расслабил левую ногу и в темноте сморщился от боли. Определенно это были первые приступы артрита. Он чуть слышно чертыхнулся. Он никогда не задумывался о том, что годы берут свое, но в последнее время его все чаще донимала ломота в костях, особенно когда ему приходилось подолгу сидеть без движения на свежем воздухе. На этом холме он уже около четырех часов наблюдал за виллой, расположенной внизу примерно в километре от него.

Гвидо раздобыл ему детальный план местности, сделанный на основе аэрофотосъемки. Еще до приезда сюда он знал, что в радиусе примерно восьмисот метров вилла окружена высокой оградой из стальной сетки. Он вынул из одного из многочисленных карманов черной кожаной куртки прибор ночного видения «трилукс» и стал разглядывать высокие стальные столбы ограды. Ясно, что ограда связана со сложной системой охранной сигнализации и, вероятно, она находится под током. Кризи подумал о том, что, строя ограду, Анвар Хуссейн поскупился. Ему надо было бы сделать ее выше и обязательно расширить так, чтобы холм, на котором он сидел в засаде, оказался на территории виллы. Со своего места он отлично видел вход в дом. С этой позиций даже снайпер средней руки мог запросто убрать любого входящего или выходящего из дома.

Когда Кризи приехал на свой наблюдательный пункт, у виллы стояли две машины. Еще четыре подъехали в течение следующего получаса. Всего на виллу прибыло шестеро мужчин и четыре женщины. Прежде чем войти в дом, они попадали в лучи яркой лампы, освещавшей вход, и Кризи отметил, что все были одеты как для официального приема. Должно быть, там предполагался званый ужин – в итальянском высшем обществе предпочитают ужинать поздно.

Сама вилла представляла собой белое двухэтажное здание с красной черепичной крышей. Свет горел лишь в окнах первого этажа. До Кризи смутно доносились звуки классической музыки. Не исключено, что обед проходил на открытой террасе, расположенной с другой стороны виллы. Туда он никак не мог подобраться так, чтобы хорошо видеть, что там происходит. Ночь была прохладной, и он снова ощутил боль в левой ноге.

Он стал думать о том, чем сейчас занимается Майкл. Последнее известие от него они получили через Рене, который позвонил им утром и сказал, что Майкл добился некоторых успехов и через несколько дней можно ждать определенных результатов. Кризи ощутил нараставшее нетерпение. Ему было не по душе оставаться исполнять вторые роли, когда Майкл разыгрывал главную. Однако он тут же обуздал свои чувства – другой возможности все равно не оставалось. Только Майкл мог проникнуть в «Синюю сеть» не с черного хода. Кризи попытался представить себе, чем занят Майкл в этот момент, и тут же в его душе нетерпение сменилось завистью. Он подумал о том, что Майкл сейчас лежит в постели с какой-нибудь очаровательной представительницей высшего римского общества или на пути к ней. Он печально попытался припомнить, когда сам был в последний раз с женщиной, и решил, что это случилось уже слишком давно.

В Милане Макси Макдональд и Фрэнк Миллер занимались тем же, чем Кризи в Неаполе. Они сидели у окна в квартире дома на углу небольшой боковой улочки, выходившей на Корсо Буэнос-Айрес, и наблюдали за квартирой Донати, расположенной на пятом этаже здания в двухстах метрах от них. Перед каждым стоял треножник: Макси смотрел в укрепленный на нем сильный бинокль, а Фрэнк делал снимки камерой «Никон», оборудованной специальными оптическими приспособлениями для съемки с такого расстояния.

Здание, за которым они вели наблюдение, было небольшим и уже далеко не новым, в нем сдавалось только шесть роскошных квартир. За последние два часа Фрэнк сделал фотографии всех, кто входил и выходил из дома. Всего их было четверо. Работа была нудной, но привычной, ведь в свое время они работали телохранителями, а до того служили в военной разведке.

Фрэнк рыгнул и с извиняющимся видом взглянул на усмехнувшегося Макси. Вечером Макси приготовил огромное блюдо спагетти с чесночным соусом, и от обоих страшно разило чесноком.

Перед входом в дом остановился длинный черный лимузин. Из него вышел одетый в форму водитель, обошел машину и открыл заднюю дверцу. Макси сфокусировал бинокль получше и стал внимательно наблюдать за тем, как высокий седовласый мужчина в темном плаще направляется к двери. Он слышал легкое жужжание и щелчки небольшого моторчика автоматического фотоаппарата, делавшего очередную серию снимков.

Фрэнк снова рыгнул и сказал:

– Это все, должно быть, из-за кьянти.

Кризи заметил, что из здания вышла первая партия приглашенных. Расстояние было слишком велико, а свет недостаточно силен, чтобы рассмотреть их черты, но он обратил внимание на то, что все они, прощаясь, пожимали руки высокому, совершенно лысому чернокожему человеку, который, как видно, был хозяином дома – Хуссейном. Когда отъехал второй автомобиль, Кризи принял решение проследить за третьим. Он спустился с задней стороны поросшего невысоким кустарником холма, к взятому напрокат черному «фиату», который он оставил в тени деревьев, росших вдоль небольшой проселочной дороги.

Через десять минут он заметил огни еще одной отъезжавшей машины. Это была бледно-голубая «ланчия». Через несколько секунд он тронулся следом за ней. Проехав около пятнадцати километров, они въехали в Неаполь. «Ланчия» затормозила около большого особняка на Виа Сан-Марко. Ворота разъехались на колесиках, и машина скрылась во дворе. Кризи медленно проехал мимо особняка, запомнив регистрационный номер автомобиля и адрес дома.

В пансион «Сплендид» он вернулся только в начале четвертого утра. Никто не спал, все играли в покер. Когда Кризи вошел, на него никто даже внимания не обратил. Все были целиком захвачены картами, на кону лежала куча денег. Он обошел вокруг стола и каждому заглянул в карты. У Йена была пара дам и пара десяток, у Пьетро – тройка валетов и двойка восьмерок, у Совы – флешь в черве, а у Гвидо – флешь-рояль в пике.

Первым скинул карты Йен, неразборчиво выругавшись по-датски. Пьетро продержался еще два круга, потом бросил карты. Сова и Гвидо не мигая смотрели друг другу в глаза. На какой-то миг Кризи показалось, что Гвидо похож на ласковую домашнюю кошечку. В конце концов Сова его раскрыл, и Гвидо с извиняющейся улыбкой положил карты на стол. Сова пробурчал крепкое французское ругательство, а Гвидо снял кон. Он взглянул на Кризи, широко улыбнулся и сказал:

– Ребята, оставайтесь у меня жить подольше. Я на вас делаю гораздо больше денег, чем обслуживая туристов. И работа – не бей лежачего.

Кризи усмехнулся и положил перед ним на стол клочок бумаги.

– Это – регистрационный номер голубой «ланчии» и номер большого дома на Виа Сан-Марко. Ты можешь утром узнать, кто там живет?

Гвидо взял бумажку, взглянул на нее и кивнул, потом сделал жест в сторону стола и спросил:

– Не хочешь к нам присоединиться?

Кризи ухмыльнулся.

– Я скорее живьем в огонь прыгну.

Глава 63

За обедом Джульетта выглядела подавленной. Лаура обратила внимание на то, что она, всегда сосредоточенная на еде во время любой трапезы, сейчас необычайно рассеянная. С того самого момента, как девочка впервые появилась в доме, она ела так, будто выполняла свой святой долг или ответственное задание. И действительно, она поправлялась и росла на удивление быстро.

Стоял субботний вечер, на ужин пришли Джойи с Марией. Поначалу Джульетта была весела, но в самом начале застолья разговор зашел о Гвидо, о его визитах на Гоцо и до, и после смерти Джулии. Каждый год он присылал им деньги, объясняя это тем, что хотел всего лишь снизить налоги, которыми его облагало итальянское правительство. Но им было хорошо известно, что это уловка. Они, конечно, люди небогатые, но привыкли жить просто. Поэтому они копили понемногу деньги, которые он им присылал, и со временем пристроили к дому крыло, где Гвидо жил каждый год во время отпуска. Кризи тоже дважды там останавливался, когда приезжал на Гоцо залечивать раны. Теперь там жила Джульетта. Они много говорили о пансионе «Сплендид» в Неаполе, которым Гвидо ведал в свое время вместе с Джулией, а теперь с Пьетро. Джульетта знала, что теперь этот пансион был превращен в базу, откуда Кризи и Майкл ведут борьбу со своими врагами. Заметив настроение девочки, Лаура сменила тему беседы.

После ужина Джульетта помогла вымыть посуду, потом, сославшись на то, что у нее болит голова, поцеловала всех, пожелала спокойной ночи и ушла к себе. Наверху она села на широкую кровать. Комната с высокими сводами и выложенными из больших каменных глыб стенами ей очень нравилась. Она представила себе, как в этой комнате обыкновенно жил Кризи, и вдруг, словно наяву, увидела его. Коротко подстриженные седые волосы, щеки в тонких красноватых прожилках и шрамы. Девочка тихо заплакала, но, услыхав шаги на лестнице, негромкий стук в дверь и голос Лауры, тут же взяла себя в руки.

Войдя, Лаура пересекла комнату, села рядом с Джульеттой на кровать и нежно ее обняла.

– Я знаю, как ты по ним скучаешь, – сказала она. – Нам надо было бы сначала подумать, а потом затевать этот разговор.

Джульетта покачала головой.

– Нет, все в порядке. Дело не в том, что я скучаю. Конечно, я скучаю… Но я знаю, чем они заняты, и очень за них беспокоюсь. В школе мне легче, потому что там у меня голова все время забита другим. А потом я начинаю думать о них и беспокоиться, может быть, даже слишком.

– Это вполне естественно, – сказала Лаура. – Конечно же тебе их не хватает. Но ты, Джульетта, слишком уж не переживай. Они везунчики, эти двое, и не из таких передряг живыми выбирались, поверь мне. Что бы нам такого для тебя сделать? Как бы тебя расшевелить? Завтра воскресенье, Джойи с приятелями собираются на рыбалку. Хочешь с ними пойти?

Джульетта покачала головой и улыбнулась.

– Нет. Я знаю, они готовы взять меня с собой, но ведь брать девчонок на рыбалку – плохая примета. Они считают, что тогда удача отвернется.

Лаура кивнула.

– Да, ты права. Нам Господь на этот остров поспал совершенно удивительных мужчин. Может, хочешь заняться чем-нибудь другим?

– Да. Как ты думаешь, не съездить ли мне на денек домой? Я бы там поплавала в бассейне, еду себе сделала бы на природе.

– Хочешь там побыть одной?

– Да. Если ты, конечно, не возражаешь.

Лаура улыбнулась.

– Конечно же нет. Я тебя отлично понимаю. После мессы Пол тебя завтра туда отвезет прямо из церкви, а вечером я тебя заберу обратно.

Утром, в начале одиннадцатого, Джульетта уже открывала ключом массивную калитку, ведущую в сад дома Кризи. Пол на прощание помахал ей рукой и уехал.

Девочка прошла через двор к бассейну и какое-то время постояла около него, глядя на воду. Потом подняла глаза и взглянула на чудесный вид, открывавшийся оттуда на гряду холмов, небольшие поселки, море и раскинувшиеся вдали острова. Она тут же ощутила, что в душу ее снизошла умиротворенность.

На кухне Джульетта положила холодный обед в холодильник. Потом у себя в комнате переоделась в купальный костюм. Стоял теплый августовский день. Она двадцать раз проплыла бассейн в длину, насухо вытерлась, вынула из сумки книгу и устроилась с ней в стоявшем на солнце шезлонге. Целый час она внимательно читала учебник мальтийского языка. Потом о чем-то вспомнила и пошла в спальню Майкла. Рядом с его кроватью стоял переносной магнитофон «сони» и лежали кассеты.

Спустя десять минут вокруг бассейна разносилась громкая музыка, а девочка танцевала под решетчатым навесом. Майкл обещал ей, что, когда вернется, возьмет ее с собой в диско-клуб и будет с ней танцевать. Ей бы очень не хотелось выглядеть там смешной. Она плясала около часа, меняя кассеты и отрабатывая движения. Устав, Джульетта пошла на кухню, взяла свой обед и распаковала его на столе. Приготовила его Лаура – еды хватило бы на троих взрослых мужчин. Вскоре на столе появились тарелка с ломтиками копченой ветчины, большой кусок пирога с рыбой, яйца вкрутую, местные сосиски, холодный картофельный салат, помидоры, огурцы и конечно же буханка хлеба с хрустящей корочкой.

Повинуясь внезапному порыву, она вскочила и побежала в винный погреб. После того как Джульетта оправилась от перенесенных там страданий, Майкл снова перенес в погреб внушительную коллекцию вин Кризи. Он объяснил ей, какие вина к каким блюдам подают, и показал этикетки лучших сортов. Девочка ходила между рядами бутылок, пока не нашла то, что хотела: бутылочку «Марго». Прежде чем закрыть дверь погреба, она немного постояла и, погрузившись в печальные воспоминания, оглядела эти стены, видевшие ее боль и отчаяние. Все ее существо заполнила волна любви и благодарности Майклу. На кухне она взяла штопор, высокий стакан и отнесла их на стол под навесом. Спустя час она чувствовала, что совершенно объелась и слегка захмелела.

Потом она долго слонялась по пустому дому. Прежде всего поднялась по ступеням в кабинет Кризи. Джульетта не могла оторвать взгляд от множества книг, стоявших рядами вдоль стен, снимала их с полок, листала, потом ставила на место. Книги здесь были старые и новые, романы, справочники, множество биографий и автобиографий великих людей. Ей стало интересно, прочел ли Кризи все эти книги. Некоторые полки были заполнены подборками старых журналов, на других лежали географические карты и атласы. На отдельном столике стояли компьютер и факс, а также несколько запертых на замок металлических сундучков и шкатулок.

Потом она забрела в большую комнату с огромным каменным камином, удобными креслами и старинным баром из красного дерева. Оттуда девочка вернулась в спальню Майкла и улыбнулась, взглянув на висевшие на стенах плакаты с изображением популярных музыкантов и красоток в эротических позах. Обход владений она закончила в спальне Кризи. Здесь было два огромных окна: одно смотрело на гряду холмов, тянувшихся вплоть до Зеббуга, другое – с небольшим балкончиком – на противоположную сторону острова Гоцо. Она чувствовала легкое головокружение. Девочка обернулась, снова взглянула на кровать и на стену позади нее. Глаза ее уперлись в верхний правый угол одной из каменных плит. Она вспомнила все, что однажды говорил ей Майкл.

Джульетта обошла кровать, приблизилась к стенной плите и нажала изо всех сил на ее верхний правый угол. Плита бесшумно отъехала в сторону, обнажив дверцу сейфа. Джульетта закрыла глаза, напрягла память, протянула руку к числовому замку и набрала код: 83, 02, 91.

Из центрального отделения она достала несколько папок. Девочка помнила, что в них хранились сведения о многих людях, друзьях и врагах. Целые два часа она сидела и читала бумаги из папок. Некоторое время она сидела в задумчивости и, наконец, приняла решение. Приподняв дно нижнего отделения, она вынула металлический ларец и открыла его. В нем лежали туго упакованные пачки банкнот. Она отсчитала пять миллионов итальянских лир и две тысячи американских долларов. Потом нашла конверт со своим новым паспортом и вынула его. Убрав все остальное на место, она закрыла сейф, задвинула обратно стенной блок, спустилась на кухню и нашла там телефонный справочник.

Лаура приехала в самом начале седьмого. Она открыла ворота в сад и нашла девочку спящей в шезлонге рядом с бассейном. Одета она была в джинсы и майку с короткими рукавами, рядом стояла ее сумка. Женщина долго стояла, глядя на девочку, на лице которой застыло спокойное, умиротворенное выражение. Лаура окликнула ее по имени и увидела, как в раскрывшихся глазах ребенка мелькнул панический страх. Но, узнав ее, Джульетта тут же успокоилась и улыбнулась.

– Ты хорошо провела день? – спросила Лаура.

– Великолепно, – с улыбкой ответила Джульетта. – Можно мне будет сюда еще раз наведаться?

– Конечно.

Глава 64

Полковник Сатта перебирал фотографии. Он сидел с Макси Макдональдом и Фрэнком Миллером на удобной банкетке в одном из лучших миланских ресторанов. Разглядывая последний снимок, он напрягся и тихо выругался.

– Кто это? – спросил Макси.

– Генерал Эмилио Гандольфо, чтоб его черти скорее в ад забрали. – Макси с Фрэнком терпеливо ждали, пока итальянец оторвется от лица на снимке. Потом Сатта пояснил: – Гандольфо – один из моих непосредственных начальников. Как и многие другие высокие чины, он в прошлом был тесно связан с фашистами. Это именно он отдал мне приказ прекратить расследование, связанное с Жаном Люком Донати и Анваром Хуссейном.

Фрэнк подался вперед и сказал:

– Но мы ведь не можем быть уверены, что он ходил именно к Донати. В доме есть еще пять квартир.

Сатта пожал плечами и печально улыбнулся.

– Если бы я имел привычку биться об заклад, поставил бы тысячу против одного, что он был как раз в квартире Донати.

– Он человек влиятельный? – спросил Макси.

Лицо Сатты стало совсем печальным.

– К сожалению, да. У него очень большие связи повсюду – с политиками, в обществе, с военными и в разведке.

Фрэнк делал какие-то пометки в блокноте. Потом он вырвал листок, поднялся и сказал:

– Схожу позвоню Йену и передам ему эти сведения, чтоб он забил их в компьютер.

– Что ты будешь есть? – спросил Макси. – Я тебе пока закажу.

– Возьми мне тарелку спагетти, – ответил австралиец. – И скажи, чтоб каким-нибудь соусом сверху полили.

Сатта от изумления вытаращил глаза. Макси только с ехидцей хмыкнул.

Гвидо вернулся в пансион сразу после шести вечера. Он застал Кризи, Йена и Сову в небольшом баре. Перед ними на стойке стояли стаканы с разными напитками. За стойкой распоряжался Пьетро. Гвидо получил свою обычную порцию «Чивас Ригэл» с содовой. Он вынул из кармана листок бумаги и протянул его Кризи.

– Это – владелец голубой «ланчии», – сказал он, – и дома на Виа Сан-Марко.

Кризи взглянул на листок и вслух прочел имя:

– Франко Делор. Что тебе о нем известно? – спросил он Гвидо.

– Лично с ним я не знаком, – ответил тот. – Но, как тебе известно, у меня есть друзья в полиции и связи в мафии. Франко Делор – личность любопытная. Мать его была итальянкой, отец – французом. В Неаполе он обосновался лет двенадцать назад. Вскоре после этого он попал под суд – его обвиняли в том, что он принимает участие в деятельности преступной группы, специализировавшейся на детской проституции. Каким-то образом ему удалось вывернуться и получить лишь условный срок. Тогда-то, судя по моим источникам, он обратился к Богу и посвятил себя благотворительности. С тех пор его досье совершенно чистое, хоть напоказ выставляй как образчик добродетели. Он – член попечительских советов нескольких благотворительных организаций, занимается устройством в Италии беженцев из стран Восточной Европы, переживших политические потрясения, в частности из Албании.

– Есть на него что-нибудь еще? – спросил Кризи.

Гвидо покачал головой.

– Я еще не закончил копать под него, может быть, что-то позже всплывет.

Йен встал, взял со стола листок бумаги и пошел к двери, бросив на ходу:

– Я занесу сведения о генерале Гандольфо и Делоре в компьютер.

Его остановил Гвидо.

– Да, есть еще одна деталь. По всей видимости, одна из благотворительных организаций, которую возглавляет Делор, недавно открыла бюро в Бари. Оно будет искать в Италии новых родителей для албанских сирот.

– В Бари? – переспросил Йен.

– Да, – ответил Гвидо. – Это самый близкий к албанской границе итальянский порт. Говорят, Делор проводит там много времени.

Глава 65

Есть люди, которые живут в основном внутренней жизнью, довольствуясь, главным образом, собственным воображением. Их вполне удовлетворяет тот организованный мир, который создан в их голове, а за пределами этой идеальной структуры бытия, в мире реальных вещей и событий, они чувствуют себя неуютно. Как правило, такие люди страдают либо физическими, либо моральными недугами – иногда действительными, а иногда вымышленными.

Именно к этой категории людей относился Массимо Беллу. Он считал себя совершенно непривлекательным для представительниц прекрасного пола. Был он невысокий и полноватый – сколько бы ни сидел на диете, все равно похудеть не удавалось. Волосы у него были прямыми и недостаточно темными, чтобы казаться красивыми, и тут ничто не помогало, даже самые дорогие шампуни и кондиционеры, которыми он пользовался. Он на всю жизнь запомнил слова парикмахерши, сказанные, когда ему было девять лет. Он пришел в парикмахерскую с матерью, которая терпеливо ждала, пока ему сделают прическу. Парикмахерша, симпатичная молодая женщина, трижды обошла вокруг него и вынесла приговор:

– Либо нам надо обрить его наголо, либо придется очень потрудиться, чтобы из этой шевелюры сделать хоть что-нибудь мало-мальски приличное.

Мать его разозлилась. Массимо опечалился. После этого случая он замкнулся, ушел в себя и погрузился в свою внутреннюю жизнь. Хотя тогда он был не по годам смышлен, в школе ему доставалось от сверстников. Он был слишком неуклюж, чтобы преуспевать в спорте, замкнутым и малообщительным, девочки на него внимания не обращали. Единственным его убежищем был разум, и в будущем он целиком посвятил себя его совершенствованию.

Массимо блестяще закончил школу и получил право на стипендию, благодаря которой он смог продолжить образование в Римском университете на факультете социологии. Окончив его, он пошел служить в то подразделение карабинеров, где требовалась особая острота ума, поскольку его сотрудники изучали общественные настроения и, в частности, анализировали модели криминального поведения. Через несколько лет он начал работать под руководством полковника Марио Сатты, для которого готовил аналитические справки о деятельности мафии.

Оглядываясь назад, он мог бы сказать, что в жизни был искренне привязан лишь к двум людям – полковнику Сатте и Кризи. Лишь эти два человека были ему действительно близки.

Жил Массимо в небольшой однокомнатной квартире на Трастевере. Кроме маленькой ванной и крошечной кухоньки, вся она была забита книгами, а в одном углу комнаты стоял компьютер, без которого он уже не мыслил жизни.

За ним пришли вскоре после одиннадцати. Раздался негромкий стук в дверь. Сначала он подумал, что, наверное, это сосед сверху, пожилой вдовец, давно вышедший на пенсию, который часто спускался к нему, чтобы занять чашку сахарного песка. На самом деле это был лишь предлог – старику хотелось немного поболтать, чтобы рассеять постоянную скуку одиночества. Беллу уже давно решил, что у старика, должно быть, скопилось несколько тонн сахара. В один прекрасный день, думал он, потолок обрушится и он умрет под горой сладкой пыли. Он выключил компьютер, потом открыл дверь. За ней был не старик-сосед, а два молодых человека, одетых во все темное, с пистолетами в руках.

Они позволили ему надеть плащ. Он понимал, что идет умирать. Глаза ему завязывать не стали – это был верный признак того, что возвращаться ему не придется. За годы работы против мафии у Беллу выработалось своего рода чутье на мафиози. Эти люди наверняка были не из мафии – это был второй признак. Вели они себя так, словно суета жизни и ее законы, установленные людьми, их совершенно не касались – и это было третьим признаком неизбежности смерти.

Пунктом их назначения был какой-то подвал в районе Фочене. Когда его вывели из машины и потащили вниз по ступенькам, он не сопротивлялся. Его привязали к креслу, стоявшему перед столом, и стали ждать. Прошло десять минут, дверь открылась, и в помещение вошел Жан Люк Донати. Беллу узнал его по фотографиям в его деле. Донати сел за стол, вынул из внутреннего кармана пиджака ручку и небольшой блокнот. Положив их перед собой, он взглянул на Беллу и произнес:

– Ты проводил расследование в отношении меня и Анвара Хуссейн. Зачем?

– Это моя работа, – ответил Беллу.

Донати покачал головой.

– Нет, в твои обязанности это не входило. Конечно, ты исполнял инструкции полковника Сатты, но и он не должен был этим заниматься. Откуда или от кого исходили эти указания?

Беллу пожал плечами. Он понизил голос и сказал:

– Я знаю, кто ты и что собой представляешь. И ты, и те, кто стоит за тобой, – просто мразь. Ничего ты от меня не узнаешь.

Его пытали четыре часа. Он сидел окровавленный и истерзанный. Ногти на его пальцах были вырваны, как и четыре зуба. Разбитые нос и обе скулы кровоточили. Все в паху было изувечено. Но Массимо Беллу в этом теле уже не осталось. Все его существо сконцентрировалось в разуме. После нечеловеческих пыток он с трудом улыбнулся, глядя в растерянное лицо Донати, который понял, что так он ничего не добьется.

Донати совершенно точно понял смысл вымученной улыбки. Он был человеком терпеливым и отдал какой-то приказ молодому костолому, стоявшему в левом углу подвала. Сам Донати вместе со вторым бандитом отвязали Беллу, подняли его и положили на стол. У него не было ни сил, ни желания сопротивляться.

Через несколько минут явился первый подонок, который принес небольшой портфель. Он поставил его на стол рядом с головой Беллу и раскрыл. Из портфеля он вынул шприц.

Донати кивнул головой и сказал:

– Двадцать миллиграммов… не больше. Будь очень осторожен. Если будет меньше – может не хватить, больше – сдохнет. – Он взглянул в обезображенное лицо Беллу. Мягкость его голоса лишь усиливала крывшуюся в словах жестокость. – Значит, тело твое может все стерпеть. Посмотрим, как себя поведет твой разум. Боли ты с этого момента чувствовать не будешь, только блаженство. Я тебе вколю чистый валиум. И не такую дозу, как принимают невротички из высшего света, когда пытаются облегчить свои надуманные беды, а достаточную для того, чтоб отправить твои мысли в такое путешествие, какое ты и вообразить не в состоянии. Мне только жаль, что ты можешь не вернуться из этого путешествия.

Сквозь боль Беллу почувствовал укол иглы. Потом прошло всего несколько секунд, и он превратился в ребенка, играющего на лужайке около дома деда в Тоскане. Перед ним возникло личико Мариеллы, его младшей двоюродной сестренки, которая смеялась над ним и обидно подшучивала. Он увидел разгневанное лицо матери, она бранила его за то, что он ударил сестренку. Сквозь сине-зеленую туманную пелену он услышал вкрадчивый голос:

– Кто дал тебе задание шпионить за «Синей сетью»?

В течение следующих сорока минут Донати узнал все о детстве Беллу. Он узнал о его разочарованиях, страхах и надеждах. После этого стало ясно, что двадцати миллиграммов валиума недостаточно. Несмотря на одолевавшие его сомнения, он велел вколоть Беллу еще десять миллиграммов. Тогда он узнал о привязанности Беллу к двум мужчинам, имена которых он так и не произносил.

– Откуда они? – почти в отчаянии прошептал ему в ухо Донати.

Искалеченные губы Беллу слегка растянулись в улыбке.

– Один из Рима, – сказал он.

– А второй? Второй откуда?

С окровавленных губ сорвалось какое-то слово, которое Донати не мог разобрать. Он наклонился ближе.

– Что ты сказал? Откуда он? – настойчиво повторил он свой вопрос.

– Из каменного дома на каменной горе, – сказал Беллу, как будто загадывая своему мучителю загадку.

Донати бросил взгляд на двух молодых бандитов, которые тоже напряженно вслушивались в слова карабинера. Оба они склонились над Беллу.

– Где это? – спросил Донати. – Где находится этот дом на горе?

Все они расслышали это слово.

– На Гоцо… конечно, на Гоцо.

И тут же грудь Беллу в последний раз поднялась и опустилась, он захрипел и умер.

Глава 66

На кладбище были только сестра Беллу, Сатта и священник. Остальные сотрудники отдела тоже хотели пойти на похороны, но Сатта им не позволил.

Гроб опустили в могилу; священник произнес молитву. Сестра Беллу бросила на гроб горсть земли, потом они со священником ушли. Могильщики должны были закопать гроб и поставить на могилу небольшой скромный каменный памятник позже.

По кладбищу гулял холодный ветер, срывая оставшиеся листья с деревьев. Сатта остался около могилы. Подняв воротник плаща и потуже обмотав вокруг шеи белый шарф, он сел на стоявший рядом могильный камень. Так он сидел более часа и смотрел на пожухлую траву у себя под ногами. Он не пытался понять, что такое горе или судьба. Он просто сидел на камне, смотрел на бурую траву и чувствовал, как внутри него медленно нарастает гнев. Детей у него не было, то, что называют истинной любовью, ему испытать не довелось; но он точно знал, что человек, чей изуродованный труп лежал в могиле, нес в себе искру той подлинной любви, которую только он и знал в своей жизни. Массимо Беллу был для него больше чем сын, брат, друг или любовник. Он любил в Беллу его душу и отрешенность от мира. И он прекрасно знал, что Беллу любил его, Марио Сатту, а больше в его жизни почти ничего и не было.

Холод все глубже проникал под плащ, сковывая его и добираясь до самых костей. Когда он в конце концов поднял глаза, то увидел стоявшего по другую сторону разрытой могилы мужчину в джинсах, джинсовой куртке и черной водолазке. Его стального цвета волосы были коротко подстрижены. Он смотрел на могилу.

Сатта встал и медленно обошел насыпь. Мужчина поднял голову и прижал Сатту к груди. Впервые за всю свою взрослую жизнь полковник заплакал. Мужчина долго держал его в объятиях, потом спокойно заговорил:

– Завтра утром ты подашь в отставку. Я пошлю к тебе Макси и Фрэнка. Мы возьмем генерала Эмилио Гандольфо и покажем ему дорогу в ад. И всех остальных отправим за ним следом. – Кризи снова взглянул на могилу, и голос его стал холоднее обдувавшего их ветpa. – Когда ты устанешь или замерзнешь, когда тебя будут покидать душевные силы, представь себе лицо Беллу… Вспомни сострадание, которым всегда были полны его глаза, вспомни его доброту и силу любви к тебе. И я в тех же глазах смогу найти такую же любовь… Тогда станет ясно, что мы с тобой обязаны сделать, чтобы вспоминать о нем без стыда.

Глава 67

Они втроем решили организовать совещание по телефону. В нем приняли участие Жан Люк Донати, находившийся в Милане, Анвар Хуссейн – в Неаполе, и Гамель Гудрис – в Тунисе.

Донати рассказал о том, что ему удалось узнать от Массимо Беллу: лишь название какого-то места – Гоцо. Он бросил в трубку это слово, не ожидая от собеседников реакции. Сам он такого слова раньше никогда не слышал, как и Анвар Хуссейн. Однако Гамель Гудрис тут же вспомнил.

– Это название небольшого островка Мальтийского архипелага, – сказал он.

– Что же мы теперь должны предпринять? – спросил Хуссейн.

– Немедленно пошлем туда кого-нибудь выяснить, что к чему, – ответил Гудрис.

– Кого мы пошлем? – спросил Донати.

– Связного… Франко Делора. Он – лучший из наших людей, и, кроме того, сейчас он в Неаполе. Сегодня у нас вторник. Завтра из Неаполя на Мальту отправляется паром. Пусть плывет на нем. Потом еще одним паромом переправится с Мальты на Гоцо и разнюхает там обстановку.

Какое-то время совещавшиеся молчали. Потом Донати проговорил:

– Я скажу ему, чтоб он был чрезвычайно осторожен. А нам надо закончить все приготовления к окончательному посвящению нашего неофита. У нас осталась неделя или около того… Речь идет о сумме как минимум пятьдесят миллионов долларов. Плод созрел, и нельзя ему дать просто свалиться с дерева – его надо аккуратно срезать. Нам необходим объект для жертвоприношения.

Гудрис сказал:

– Думаю, мне удалось его найти. Как вам известно, несколько дней назад я был в Албании, в нашем новом сиротском приюте. Первая кандидатура уже готова. Франко Делор организовал документы на удочерение. Через несколько дней после того, как Делор вернется с Гоцо, мы доставим ее в Бари. Ее зовут Катрин. Ей двенадцать лет, она очень красивая блондинка. Назначайте мессу на следующее воскресенье.

Все трое остались довольны беседой.

Глава 68

Майкл решил отказаться от логики и дал инстинктам возобладать над разумом. Он знал одно: необходимо обуздать неистовствовавшую под ним женщину. Он отчетливо понимал, что, если он подчинит ее себе, перед ним откроется заветная дверь. Он всегда был ласков с женщинами в постели. Нежность одинаково несла удовлетворение и ему, и им. Но в данном случае нежность можно было сравнить разве что со взмахом веера в ураганный шторм.

Одной рукой он обхватил оба ее запястья и перевернул женщину на живот. Она сопротивлялась, но второй рукой он схватил ее за шею и вдавил ей лицо в подушку. Она страшно ругалась по-итальянски, все ее тело под ним дергалось и извивалось. Он дал ей возможность напрячь все силы и перевернуться на спину. Она попыталась укусить его в плечо, но он влепил ей сильную пощечину. Тогда она попыталась ударить его ногой в пах, но он это предвидел, и удар пришелся ему по бедру. В следующую секунду он уже снова перевернул ее на живот. Он уже был скользким от жаркой влажности ее соков, и с силой, резко, до отказа в нее вошел. Она тут же стихла. После этого прошло всего несколько секунд, и они оба одновременно кончили.

И снова возобладал инстинкт. Не говоря ни слова, он слез с нее и пошел в ванную. Там он взял небольшое полотенце для рук, смочил его под горячей водой и отжал. Она так и лежала на животе, совершенно неподвижно, уткнувшись лицом в подушку. Теперь он мягко и осторожно перевернул ее на спину, стер пот и размазанную косметику с ее лица, решив, что без нее она выглядела более привлекательно. Потом аккуратно протер ей между ног, бросил влажное полотенце на пол, лег рядом с ней и стал терпеливо ждать.

– Ты – парень с понятием, – низким шепотом прохрипела она. – Разбираешься в таких женщинах, как я… И как это может быть у такого молодого?

Он улыбнулся и ответил:

– Молодым я был, пока не встретил тебя. За эти две ночи я, считай, тысячу дней пережил.

Она рассмеялась от удовольствия, подумав, что теперь его покорила полностью. Они выпили по две порции бренди и долго целовались, прежде чем она решила сделать следующий шаг. Она была уверена, что, обнажив перед ним самые интимные части своего тела, получила контроль над его разумом. Джина играла на его самолюбии.

– Раньше такого со мной не делал никто. Это, наверное, ужасно, но ты превратил меня в свою рабыню. Что ты еще хочешь, чтобы я для тебя сделала?

Он мысленно улыбнулся.

– Я хочу, чтобы ты отвела меня в самую глубь, в самую бездну. Ты – моя дверь туда… и мой поводырь. Мне хочется увидеть больше, чем та забава, которую ты устроила мне вчера ночью. Мне хочется дойти до предела.

Какое-то время она соображала, стоит ли игра свеч, чем она рискует и что может выгадать для себя, потом тихо прошептала:

– Невозможного в этом нет… И мне кажется, у тебя хватит сил на это смотреть. Но чтобы выполнить твое желание, мне придется очень долго кое-кого убеждать, а для меня это будет сопряжено с немалым риском… Когда я говорю о риске, то подразумеваю смерть.

– Сколько может стоить такой риск? – спросил он.

Тикали секунды ожидания. Улыбнувшись в полутьме, женщина ответила:

– Мой риск могли бы компенсировать пятьдесят тысяч долларов.

Глава 69

Кризи почувствовал, что ему просто необходимо с кем-нибудь поговорить. Такое в жизни с ним случалось редко. Ему казалось, что, делясь с кем-то своими мыслями, он проявляет слабость. Кризи допоздна засиделся на террасе пансиона «Сплендид». Перед ним стояла наполовину пустая бутылка «Джонни Уокера» с черной этикеткой, за ним блистали огни залива, а дальше расстилалась тьма ночного моря.

У него возникло явственное ощущение того, что все это уже было раньше. Шесть лет назад он так же здесь сидел с такой же бутылкой перед ним, с теми же огнями позади и такой же тьмой вдали. После той ночи он оставил пансион. Тогда он убил многих. Казалось, он вернулся на несколько лет назад.

Конечно, ему надо было излить душу Гвидо. Этот человек прошел с ним вместе почти через всю жизнь. Он был его лучшим другом, чем-то вроде зеркала его души. Но итальянец уже давно спал и, наверное, широко улыбался во сне, если только ему снились выигранные им в покер лиры.

Кризи услышал, как у него за спиной отворилась дверь, кто-то подошел к ограде террасы и стал смотреть на открывавшийся внизу вид. Хоть лунное серебро освещало террасу слабо, Кризи узнал датчанина. Тот его не замечал.

Прошли долгие пять минут, и Кризи тихонько его окликнул:

– Интересно, как датчане относятся к тому, чтобы посреди ночи выпить виски?

Он заметил, как Йен от неожиданности вздрогнул и обернулся. Голос его звучал так же тихо и вкрадчиво.

– В такие ночи, как эта, датчане пьют все, даже ядовитый сок болиголова.

В полутьме Кризи улыбнулся.

– Тогда иди сюда, садись рядом и расскажи мне, что движет этим миром.

Датчанин вышел из темноты, подвинул к столу еще один стул и сел. Они отпили по глотку, и Кризи сказал:

– Ты уже как-то говорил мне и остальным, почему ты здесь. Ты рассказал о своей работе, о призвании, о том, что утряс это дело с женой. И все же, по правде говоря, я так и не понял, что тебя заставляет вместе с нами рисковать шкурой.

Датчанин долил себе виски и заговорил так, будто слова его зарождались в кончиках пальцев ног, проходили через его тело и душу и лишь потом срывались с губ.

– Чтобы понять, почему я здесь, нужно знать душу северных людей. Наши действия основаны не на логике. Если бы я взглянул на ситуацию с логической точки зрения, я не только тут же сбежал бы в Копенгаген, но добрался бы до самого Северного полюса и начал бы там искать космический корабль, который доставил бы меня на Луну.

Кризи хмыкнул.

– И что из этого следует? Ты так и не сказал мне, почему ты здесь.

Датчанин подлил себе еще, задумался и проговорил – тихо, но убедительно:

– Где-то тысячу лет назад мои далекие предки спускали на воду утлые челны, садились в них и плыли покорять известные им миры. Может быть, я и не похож на настоящего викинга, но думаю, как думали они. Я знаю, что моя жизнь сейчас находится в страшной опасности. Я окружен убийцами, и они меня преследуют… Это заставляет мой мозг работать так, как никогда раньше. Сердце бьется так, как никогда не билось… И мне это по душе.

Кризи снова хмыкнул и повторил:

– Ты и теперь не ответил на мой вопрос.

После некоторого молчания датчанин сказал:

– Я здесь из-за трех человек. Во-первых, Майкла. Он ворвался в мою жизнь, в мой дом и потащил меня за собой в Марсель. Этот парнишка так молод, что годится мне в сыновья. Во-вторых, когда я по уши увяз в дерьме, появился ты и вытащил меня. В-третьих, я видел глаза ребенка, попавшего в ад, а Майкл из этого ада девочку высвободил и вернул к жизни… Как же после всего этого я могу быть где-то в другом месте?

Далеко внизу по глади залива плыл туристический лайнер, направляясь в открытое море. Он был расцвечен огнями, как новогодняя елка. Мужчины долго смотрели на эту сказочную картину, потом датчанин задал вопрос, который волновал его уже давно:

– А ты почему здесь? И как тебе удалось собрать вокруг себя столько совершенно разных людей, которые в прямом смысле этого слова готовы отдать за тебя жизнь?

Кризи ответил не раздумывая:

– Потому, что они знают, что я готов умереть за них.

– Дело здесь, видимо, не только в этом.

– Да, – твердо сказал Кризи. – Слава Богу, дело не только в этом. Они здесь не просто потому, что я их сюда позвал – этого совсем недостаточно для таких людей, как Макси, Рене, Фрэнк, ты, Майкл, Гвидо, Сатта, Пьетро или для любого другого человеческого существа, у которого разум сочетается с порядочностью. Они здесь еще и потому, что злы до невозможности. Теперь тебе стало яснее, дорогой мой викинг?

Датчанин смотрел на огни уходившего за линию горизонта лайнера.

– Что ты решил с Гоцо? Есть ли хоть малейший шанс того, что Беллу перед смертью что-нибудь сказал?

– Я сделал несколько телефонных звонков, – ответил Кризи. – В течение суток на Гоцо приедут пять человек, не уступающих Макси, Рене и Фрэнку. Они будут там защищать тех, кто мне близок и дорог. Это лишь предосторожность, потому что я сомневаюсь, чтобы Беллу перед смертью заговорил. В отчете патологоанатома сказано, что сначала его невероятно истязали физически. Очевидно, он ничего не сказал, и тогда они решили ввести ему огромную дозу чистого валиума, чтобы одурманить его разум. Под воздействием валиума он мог заговорить, но в любом случае ничего связного в таком состоянии он им сообщить не мог. Должно быть, вскоре после этого он умер.

Датчанину очень хотелось понять ход мысли Кризи, выявить мотивы его поступков.

– Как ты воспринял смерть Беллу? – спросил он. – Как, по твоему, это сопрягается с понятиями морали? Или ты считаешь, что цель оправдывает средства?

Кризи резко отодвинул от себя пустой стакан, в голосе его звучала злость. Не на датчанина, не на себя, а на те жестокие сюрпризы и разочарования, которые порой преподносила ему жизнь.

– Смерть Беллу потрясла моего друга Сатту. На меня это произвело впечатление пострашнее самой смерти. – Он склонился вперед и положил руку на руку датчанина. – Скажу тебе откровенно: мне довелось видеть столько смертей, что порой кажется будто всю свою жизнь я шел по костям. Ничего нового в этом для меня нет. Плоть сгнивает, а кости у всех одинаковые. К смерти я отношусь спокойно. Я никогда больше не смогу увидеть лицо Беллу. Лицо – это лицо, а кость – это кость. Но длинная вереница лиц возвращается ко мне по ночам. Лицо друга, стоявшего на вершине утеса, которое через несколько секунд превращается в кровавое месиво, лицо ребенка, освещенное радостью жизни, а через мгновение почерневшее от напалма. Лица, исчезающие в вереницах гробов или погребальных урн. Открытые могилы и лежащие в них черепа… Ты можешь понять, что я при этом чувствую?

Датчанин покачал головой.

– Нет, конечно же не могу… Мне кажется, Кризи, ты ищешь себе оправдания. В твоем голосе этой тихой ночью звучит сталь. Но я не вижу стали, не чувствую ее… Я сижу с человеком, способным на любовь в гораздо большей степени, чем сам он подозревает, допускает и принимает. Если тебя действительно интересует мое мнение, мне кажется, у тебя в башке черт знает какой бардак творится.

Кризи тихо рассмеялся.

– Значит, так оно и есть, мой мудрый викинг… Что же теперь с этим делать?

Йен распрямил спину, поудобнее уселся на стуле, и сменил тон.

– Теперь события начнут развиваться гораздо быстрей, – сказал он. – Сатта, Макси и Фрэнк начинают охоту на этого подонка – генерала Гандольфо. Когда они его вытрясут, многое прояснится. Одновременно Майкл делает все возможное, чтобы проникнуть в «Синюю сеть». Главные персонажи нам уже известны. Мы имеем некоторое представление об их взглядах на жизнь и масштабах их злодеяний. Уверен, что в ближайшие дни ты перейдешь к активным действиям. Единственное, что нам пока не известно, – это имя человека, стоящего за всем этим. Паука в центре паутины… Знаю, скоро мы узнаем, кто этот паук. Пока твоя команда будет жечь паучью сеть. Ты должен будешь убить паука.

Горизонт теперь скрывался в непроглядной темноте – яркая новогодняя елка лайнера скрылась за его линией. Оба они глядели во тьму, и датчанин тихо сказал, почти прошептал:

– Знаешь, у меня такое чувство, что ты наверняка убьешь этого паука. После этого я с чистой совестью и спокойным сердцем смогу вернуться домой, снова стать мужем, отцом… и дельным полицейским.

Глава 70

Той же ночью двое детей отправились в путешествия, которые никак не были связаны между собой.

На Гоцо, помогая Лауре мыть посуду, Джульетта во весь рот зевала. Лаура взглянула на нее и улыбнулась.

– Это все от морского воздуха, – сказала она. – От него очень клонит в сон.

Стоял субботний вечер. В то утро Джульетта рано ушла на рыбалку с Джойи и его друзьями. Несмотря на все предрассудки и поверья, они наловили десять ящиков рыбы, причем Джульетта поймала гораздо больше, чем должно было бы приходиться на ее долю. По возвращении мужчины, разгружая улов на пристани неподалеку от «Глиниглз», сделали ей самый большой комплимент, какой только был возможен.

– Приходи еще, – сказали они ей. – Когда только захочешь.

В баре Тони с нескрываемым уважением предложил девочке стакан собственного вина.

– Ты теперь рыбак, – сказал он.

– Рыбачка, – попыталась она его поправить.

С серьезным видом он покачал головой.

– Нет, на этом острове ты теперь рыбак, даже если носишь юбку и красишь губы помадой.

Неожиданно для себя она почувствовала, что сильно повзрослела.

Теперь, после того как девочка вытерла последнюю тарелку и поставила ее в сервант, она сказала Лауре:

– Завтра воскресенье… Можно мне будет подольше поспать?

– Конечно. Спи сколько влезет, только не забудь, что на обед к нам придут Джойи с Марией, которая испечет рыбный пирог. А она его делает почти так же, как я.

В спальне Джульетта еще раз тщательно пересчитала деньги и вместе с паспортом убрала их в небольшую сумочку. Отобранную заранее одежду она уложила в большую брезентовую сумку, а сверху сунула сумочку с деньгами и паспортом. Потом села на кровать и стала терпеливо ждать, зная, что не раньше чем через час все в доме заснут.

Она понимала, что уходить ей надо будет очень осторожно. С собаками проблем не возникнет, потому что последние две ночи она репетировала свой побег дважды, выходя во двор после полуночи. Собаки были из породы тал-фенекс, распространенной почти исключительно на Мальте. Эти охотничьи псы славились тем, что могли гоняться за кроликами по самым крутым горным склонам. Каждый раз, когда она выходила ночью из дома, собаки тихо подходили к ней, обнюхивали, узнавая по запаху, и скулили от удовольствия, когда она их гладила. Проблему представлял собой только проклятый петух. На ночь он устраивался на ветке рожкового дерева, стоявшего метрах в пятидесяти, и на весь остров кукарекал при каждом постороннем звуке. Поэтому Джульетта решила выйти через главный вход, спуститься по узкой тропинке к берегу моря, а потом уже по пляжу идти к порту.

Перед тем как выйти, Джульетта написала Лауре и Полу записку, в которой просила их не волноваться. Она объяснила, что хотела быть с отцом и братом, невзирая ни на какие опасности. К тому времени, как они найдут записку, она уже будет в Риме. Билет Джульетта заказала по телефону заранее из дома на горе. Ей нужно было успеть на самый ранний четырехчасовой паром на Мальту, потом доехать на автобусе до Валетты и там пересесть на другой автобус, который шел прямо до аэропорта. Туда она должна приехать с таким расчетом, чтобы до вылета в семь утра оставалось еще много времени. В Риме самолет приземляется в восемь двадцать. Там она пересядет на самолет или на поезд, которые доставят ее в Неаполь. Адрес пансиона «Сплендид» у нее был. Она, конечно, предполагала, что Кризи с Майклом рассердятся, но решила, что из детского возраста уже вышла и будет в состоянии унять их гнев. По крайней мере она сможет готовить им и прибирать в пансионе. Так она будет жить одной с ними жизнью.

Девочка с сумкой, перекинутой через плечо, тихонечко выскользнула из дому сразу после двух. Петух, слава Богу, ничего не услышал, но не успела она пройти и сотни метров, как увидела две несшиеся за ней темные тени. Она остановилась, нагнулась и приласкала собак, чувствуя, как их холодные влажные носы тычутся ей в лицо.

– Идите домой, – строго прошептала она им.

Но собаки тихо шли за ней по тропинке к берегу и дальше по пляжу до самой гавани, как будто сочувствовали девочке в ее тайных замыслах.

Ночной паром из Неаполя причалил в Большой гавани Валетты в три утра. Франко Делор быстро прошел таможенный досмотр и паспортный контроль, взял такси и спросил водителя:

– Вы можете меня подбросить в Чиркевву, чтобы я успел на пятичасовой паром на Гоцо?

– Это проще простого, – весело ответил шофер. – Только держитесь покрепче.

Джульетта купила билет и взошла на паром вместе с толпой рыбаков и фермеров, которые везли свои плоды и уловы на ранние мальтийские рынки.

Через полчаса паром прибыл в Чиркевву. Она вышла на берег в числе первых. Когда девочка сходила по трапу, мимо нее на паром прошел мужчина. Бросив на нее беглый взгляд, он продолжал подниматься, но, пройдя еще метров десять резко остановился, обернулся и стал провожать ее взглядом, пока она быстро шла к стоявшему на остановке зеленому автобусу. Он стоял так несколько секунд, и другим пассажирам, спешившим на паром, приходилось его обходить. Потом он решил проследить за девочкой, садившейся в автобус. На пристань подъехало такси, из которого вышло несколько туристов с заспанными глазами. Автобус тронулся с места.

Франко Делор подошел к таксисту и спросил:

– Куда идет этот автобус?

– В Валетту, – ответил тот.

– Поезжай за ним, – сказал Делор, садясь на заднее сиденье.

В аэропорту, у стойки «Алиталии» Джульетта выкупила заказанный заранее билет. Делор все время терся неподалеку от нее. Потом она пошла в кафетерий, выпила кофе и съела кусок хлеба с вареньем. За это время Делор успел купить себе билет до Рима на тот же рейс и позвонить Жану Люку Донати.

– Да, это она. У меня нет никаких сомнений. Когда я поднимался на паром, она с него сходила. Я следил за ней до аэропорта. Купил билет на тот же рейс. Пришли кого-нибудь во Фьюмичино. Нет, она меня не узнала… единственный раз, когда она меня видела в Марселе, она была в отключке после укола. Да нет же, я не ошибаюсь. У нее же личико ангельское. Я никак не могу его забыть. Конечно. Отлет в восемь двадцать. Я с нее глаз не буду сводить. Не забудь прислать своих людей.

Как и положено сироте, Катрин не имела фамилии. Даже имя это ей дали произвольно: после того как у нее на глазах расстреляли ее родителей, она никак не могла вспомнить свое имя. Но в приюте она вполне прижилась, оправившись от пережитых потрясений, и чувствовала себя уже настолько спокойно, что сестра Ассунта решила первой из своих воспитанниц отдать на удочерение именно ее.

Сестра Ассунта сама подготовила ребенка, вымыла ее длинные светлые волосы, одела в новые джинсы и майку – всю одежду доставили в приют с Мальты в качестве безвозмездной помощи сиротам. Она ласково говорила с девочкой, объясняя, что та впервые в жизни поплывет на пароходе в чудесную страну Италию и встретится там со своими новыми родителями. У нее будет новый дом, все ее будут очень любить, и она пойдет там учиться в школу. А много лет спустя в один прекрасный день она навестит сестру Ассунту и всех других монахинь и привезет им в подарок много превосходного итальянского шоколада.

Катрин улыбнулась и пообещала обязательно так и сделать.

Глава 71

По воскресеньям Джойи и Мария позволяли себе редкую роскошь выспаться всласть. Вместо обычных шести утра они вставали в половине десятого, готовили легкий завтрак, в одиннадцать шли к мессе, а потом отправлялись к родителям Джойи на обед.

В это воскресенье, однако, Джойи с трудом продрал глаза в половине седьмого, потому что хотел проводить друзей из Англии, приехавших как туристы. Они собирались на семичасовой паром. Джойи считал, что должен с ними попрощаться. Он оставил спавшую Марию в постели, сел в «лэндровер» и поехал к пристани.

Исполнив свой долг, он прошел по набережной до бара «Пит Стоп» и попросил своего приятеля Джейсона, хозяина бара, приготовить ему капуччино.

Как только он сделал первый глоток, Джейсон сказал:

– Эта девочка, которая живет с твоими родителями…

– Что с ней? – спросил Джойи, внезапно ощутив тревогу.

– Сегодня рано утром она отправилась на Мальту.

Джойи вскинул на него глаза.

– Ты что, черт возьми, мелешь?

– Я совершенно уверен, что это была именно она, – ответил Джейсон. – Вышел я поутру бар открывать и увидел, что она идет на четырехчасовой паром. Еще у нее сумка была перекинута через плечо. Я бы, может, и не обратил внимания, но с ней были два ваши тал-фенекса. – Он улыбнулся. – Они хотели с ней на паром пойти, но она их отогнала. Я смотрел, как они побежали в гору домой, когда отплыл паром.

Какое-то время Джойи стоял у стойки бара, уставившись в свою чашку, потом озабоченно спросил:

– Джейсон, ты совершенно уверен, что это была она?

Парень кивнул:

– Да, Джойи, абсолютно. Я только раз ее видел, но мне хватило… Такие девчушки в голове года на три-четыре застревают. Когда она вырастет, должно быть, станет настоящей красавицей.

В следующий момент Джойи уже бежал к «лэндроверу».

Лаура встала и хлопотала на кухне. Она подняла глаза и вздрогнула от неожиданности, увидев, как в дом вбегает Джойи.

– Почему ты так рано пришел?

– Где Джульетта?

– Спит у себя. Сегодня она собиралась поспать подольше. А что случилось?

– Я только что был у парома, – задыхаясь проговорил он. – Джейсон сказал, что видел, как она садилась на четырехчасовой паром. С ней к парому ходили наши собаки.

– Собаки здесь, – озадаченно сказала женщина.

– Да, конечно. Они вернулись, когда она уплыла… Пойдем, посмотрим.

Они поднялись по наружной лестнице гостевого крыла. Лаура попыталась открыть дверь. Она была заперта. Она постучала и несколько раз позвала:

– Джульетта!

Ответа не было. Тогда Джойи оттеснил мать, нагнулся и заглянул в замочную скважину.

– Ключа в замке нет, – сказал он. – Должно быть, заперла дверь снаружи.

По лестнице с растрепанными волосами и заспанными глазами поднимался Пол.

– Какого черта здесь происходит?

Пока Джойи объяснял, Лаура побежала на кухню за запасным ключом.

Кровать была аккуратно застелена. На стоявшей рядом с ней тумбочке лежала записка.

Лаура взяла ее и стала громко читать вслух:

– «Пожалуйста, не беспокойтесь. Мне здесь было с вами очень хорошо, но я так волнуюсь за Кризи с Майклом, что не могу больше томиться ожиданием. Может быть, я смогу им быть в чем-то полезной. Где они, я знаю, и к тому времени, как вы найдете эту записку и прочитаете ее, я уже буду в Италии. У меня есть немного денег, и я вполне смогу о себе позаботиться. С любовью, ваша Джульетта».

Они переглянулись, и Джойи спросил:

– Где, черт возьми, она могла раздобыть деньги?

– В доме на горе, – сообразила Лаура. – В прошлое воскресенье она провела там целый день. Кризи в своей спальне, в стенном сейфе, хранит целую кучу денег. Или он, или Майкл, наверное, показали ей, как он открывается и дали шифр замка.

Пол взглянул на часы. Было четверть восьмого.

– Наверное, она взяла билет на семичасовой рейс до Рима, – сказал он. – Он иногда задерживается. Может быть, нам удастся ее остановить.

Все они поспешили на кухню, и, как всегда, практичная Лаура взяла дело в свои руки. Она позвонила домой Джорджу Заммиту, к телефону подошла его жена и сказала, что он только что уехал на работу – в полицию. Поскольку Джордж занимал высокий пост в быстро модернизировавшихся полицейских силах острова, уже через минуту она говорила с ним по радиотелефону, которым был оснащен его автомобиль. Лаура ясно и кратко изложила ему суть дела. Джордж попросил ее повесить трубку и ждать его звонка.

Трое Шкембри сидели на кухне и смотрели на телефонный аппарат. Звонок раздался через две минуты. Да, действительно, в компьютере иммиграционной службы значилось, что некая Джульетта Кризи вылетела в Рим рейсом «Алиталии». По расписанию он взлетал ровно в семь, но задержался на четырнадцать минут. Приземлиться в Риме он должен в восемь тридцать восемь. Лаура взглянула на часы. Самолет прилетал в Рим ровно через час и три минуты.

– Я позвоню в Рим, – сказал Джордж, – попрошу, чтобы в аэропорту ее встретили полицейские и отправили обратно следующим же рейсом.

Лаура размышляла лишь несколько секунд.

– Нет, – сказала она. – Кризи сейчас в Неаполе с Гвидо. Лучше будет, если я позвоню ему самому и спрошу, что он решит предпринять. Через несколько минут я к вам вернусь.

Глава 72

Кризи услышал телефонный звонок за завтраком. Трубку в кухне снял Гвидо и что-то тихо произнес. В следующий момент он громко закричал:

– Кризи, иди сюда скорее, это Лаура… Да, поторопись же ты!

Кризи выслушал Лауру и ответил:

– Подожди минутку.

Он прикрыл микрофон трубки рукой и быстро обрисовал ситуацию Гвидо. Оба они одновременно взглянули на часы.

– Около часа, – сказал Гвидо. – Прибавь к этому еще двадцать-тридцать минут на паспортный контроль и таможню. Ты собираешься просить Джорджа Заммита позвонить его коллеге в Риме?

Кризи покачал головой.

– Нет, полицию в это дело вовлекать не надо. Надо понять, уехала ли она по причинам, изложенным в записке, или же за этим кроется что-то другое.

– Что именно?

Кризи пожал плечами.

– Кто знает? Может быть, Беллу все-таки рассказал что-нибудь под воздействием валиума. Возможно, они уже специально нацелились на Гоцо. Не исключаю, что она сюда именно поэтому и вылетела. Мои люди до полудня на остров не приедут.

Гвидо с сомнением произнес:

– Но, как сказала Лаура, на паром она садилась одна. Это совсем не похоже на похищение.

– Это так, – согласился Кризи. – Но они могут ее ждать в римском аэропорту. Она ведь еще дитя. Вдруг им удалось ее как-то уговорить на этот полет?

Гвидо снова взглянул на часы.

– Как бы то ни было, Майкл сейчас в Риме с Рене, а Макси с Фрэнком прибыли туда вчера вечером.

Кризи тоже посмотрел на часы.

– Майкла я в это дело втягивать не хочу. Он уже преуспел в своей новой роли, и хоть в чем-то его скомпрометировать было бы просто глупо. Я туда пошлю Макси и Фрэнка. Рене их может прикрывать. Какой у Майкла номер телефона?

В проеме кухонной двери стоял Йен. Он слышал последнюю часть разговора. Отыскав в своей фотографической памяти номер, он его назвал. Оба мужчины удивленно обернулись, потом Кризи снял трубку.

Майкл крепко спал, но проснулся и пришел в себя в считанные секунды. Он спокойно выслушал, что ему было сказано, не задавая никаких вопросов, потом тоже взглянул на часы и сказал:

– Я займусь этим делом. Рене здесь, со мной, а Макси с Фрэнком – в гостинице неподалеку. До вечера они с Саттой встречаться не должны. Как только все организую, тут же тебе перезвоню.

Глава 73

Девочка с удовольствием съела поданный на пластиковом подносе пластиковый завтрак. Пассажиров в самолете было немного, и два места рядом с ней пустовали. Она выпила чашку хорошего кофе, подошедшая стюардесса долила ей, села рядом в пустое кресло и несколько минут они болтали. Джульетта бросила взгляд в окно. Было ясное утро, она увидела расстилавшиеся внизу зеленые поля и возвышавшиеся вдали Апеннины.

– Ты раньше бывала в Риме? – спросила стюардесса.

– Нет, это моя первая поездка в Италию.

– Тебя кто-нибудь будет встречать?

– Нет. Мне нужно сесть на двенадцатичасовой поезд до Неаполя. Вокзал, интересно, близко от аэропорта?

Стюардесса улыбнулась.

– Нет, тебе как минимум час придется добираться до города, но прямые автобусы, которые без остановок идут до вокзала, отходят от аэропорта каждые полчаса. Или у тебя денег хватит, чтобы на такси туда доехать?

Джульетта улыбнулась и покачала головой.

– Нет, я доеду на автобусе.

Стюардесса встала и оправила юбку.

– Тогда, – проговорила она, – как пройдешь таможню, поверни налево и пройди метров сто. Там увидишь кассу, где продают билеты на автобус, который будет стоять неподалеку от нее. Только в Неаполе будь осторожна, девочка. Это опасный город.

Джульетта снова улыбнулась.

– Не беспокойтесь. Там у меня отец и брат.

Франко Делор прошел за ней паспортный контроль, потом зеленый коридор таможни, молясь, чтобы его не остановили на проверочном пункте. Всю дорогу он просидел в хвосте самолета и был твердо уверен в том, что Джульетта его не заметила ни во время полета, ни в зале прилета, когда они там оказались.

На таможне не проверяли ни ее, ни его. Он пошел медленнее, внимательно вглядываясь в лица ожидавших. Девочка остановилась. Она вроде бы никого в толпе не искала, просто смотрела влево. Своего человека Делор засек около стойки небольшого бюро от фирмы «Авис», сдающей машины напрокат. Они обменялись взглядами, и Делор кивнул в сторону девочки. Она неспешно шла по залу аэропорта в направлении выхода. Поняв, что ее никто не встречает, он почувствовал огромное облегчение. Ускорив шаг, Делор скоро с ней поравнялся. Ее брезентовая сумка была перекинута через правое плечо.

– Привет, – весело сказал он. – Не тебя ли я видел в самолете, который прилетел с Мальты?

Она подняла на него глаза.

– Да, я прилетела с этим рейсом… но вас я в самолете не видела.

Он обаятельно улыбнулся.

– Я сидел в хвосте, позади тебя. Ты в Рим прилетела?

Она покачала головой.

– Нет, мне нужно на вокзал. Я иду на автобус.

– Хочешь сэкономить немного денег? – сказал он. – Мне тоже нужно как раз на вокзал. Меня здесь встречает приятель… а вот и он. Мы с ним едем на машине, и там еще для тебя полно места останется.

Она посмотрела на подходившего к ним человека. Мужчина был молод, высок и смугл лицом. Его глаза, казалось, были прикованы к ней. Они уже подходили к билетной кассе, как вдруг ее охватило ощущение опасности. Мысли ее вернулись на несколько недель назад, к тому моменту, когда с ней в последний раз тоже заговорил незнакомец, и она вспомнила, что из этого получилось.

– Нет, спасибо. Я поеду на автобусе.

– Зачем же тебе тратить деньги? – спросил Делор. – К тому же на автобусе ты потеряешь гораздо больше времени.

Его рука уже потянулась, чтобы взять свисавшую у нее с плеча сумку. Она крепко ухватилась за ремешок и резко замотала головой.

– Нет! Я поеду на автобусе.

Внезапно позади них оказался еще один мужчина. Он был средних лет, с бритой головой, круглым лицом и квадратным телом.

– Привет, Джульетта, – сказал он. – Прости, что я задержался… слишком много машин.

Он прекрасно говорил по-английски, но с немного странным акцентом, которого она раньше никогда не слышала. Лысый мужчина обернулся к Делору и сказал:

– Все в порядке, приятель, она едет со мной.

Заметив удивленное выражение лица девочки, Делор быстро взял ее за локоть.

– Ты этого человека знаешь? – спросил он. – Здесь надо быть осторожной.

Все, что было потом, случилось очень быстро. Бритый человек сделал два небольших шага в сторону Делора и правым кулаком двинул ему в живот. С болезненным стоном Делор отпустил локоть Джульетты и сделал взмах правой рукой. Его кулак просвистел рядом с головой лысого, и Джульетта тут же услышала такой звук, как будто мокрая тряпка шлепнулась на кафельный пол. Делор отлетел назад. Кто-то закричал. Бритоголовый обхватил ее рукой за талию и оторвал от пола. Только она набрала в легкие воздуха, чтобы громко позвать на помощь, как услышала его резкий голос:

– Меня прислал Кризи. Успокойся и побежали.

Ее ноги снова коснулись пола, он взял ее за руку и подтолкнул к выходу. Справа она заметила, как высокий смуглолицый мужчина побежал за ними, запустив руку под пиджак. Потом внезапно он тоже неуклюже растянулся на полу, получив сильный удар сзади. Несмотря на спешку и замешательство, она узнала лицо человека, который нанес этот удар. Она уже видела его на фотографии в одной из папок с документами, которые лежали у Кризи в сейфе. Девочка вспомнила напечатанное внизу снимка имя: «Макси Макдональд». Это был один из друзей. На бегу она увидела, что Макси, не отстававший от них, вынул пистолет и внимательно оглядывал зал.

Как только они вышли из здания аэропорта, к ним задним ходом подъехала черная машина с уже открытой с их стороны дверцей. Ее подняли, втолкнули внутрь и кто-то прикрыл ее своим телом так, что у нее, сжавшейся в комочек, перехватило дыхание. Она услышала, как хлопнула дверца, взвизгнули покрышки и строгий голос, донесшийся сверху, произнес:

– Лежи внизу, Джульетта. Не шевелись. Мы все – друзья Кризи.

Выбора у нее все равно не было. Бритоголовый лежал практически на ней, она чувствовала, как от него несло чесноком. С переднего пассажирского места до нее донесся голос второго мужчины:

– Все чисто. Через минуту меняем машины.

Вес навалившегося на нее человека уменьшился, и ей удалось наконец сесть. Макси Макдональд сидел рядом с водителем, все еще сжимая в руке пистолет. Он смотрел в заднее окно. Глаза его скользнули по девочке, и он произнес:

– Я – Макси Макдональд. – Он указал пистолетом на сидевшего рядом с ней человека. – Это – Фрэнк Миллер… За баранкой – Рене Кайяр. Мы все – друзья Кризи и Майкла.

Она немного пришла в себя и пробормотала:

– Все ваши имена мне знакомы… А что случилось?

– Подожди, – сказал Макси. – Позже тебе объясню.

Машина затормозила, и они остановились рядом с другим черным автомобилем на площадке для парковки. За несколько секунд все в него пересели и через две минуты уже съезжали с автострады на боковую дорогу.

Макси убрал пистолет под пиджак и сказал, обращаясь к Рене:

– Чтобы им организовать проверку на дорогах, потребуется не меньше двадцати минут. Мы в то время будем уже далеко.

– Так что же все-таки случилось? – с тревогой в голосе повторила вопрос Джульетта?

Сидевший рядом с ней Фрэнк Миллер сказал:

– Случилось то, что ты оказалась дурочкой. Тебя ждут сильно разозленные отец с братом. Надеюсь, они тебе хорошенько задницу надерут.

Девочка обернулась и пристально взглянула ему прямо в глаза.

– Откуда у вас такой акцент? – спросила она.

– Я – австралиец, – с вызовом ответил Фрэнк.

Она кивнула ему с таким видом, будто это обстоятельство все разъясняло.

Глава 74

Катрин была очень возбуждена. Раньше девочке никогда не доводилось видеть ни море, ни пароходов. А теперь она любовалась и морем, и пароходом – большим и белым. Она улыбнулась в полном восторге, и сестра Ассунта с сестрой Симоной засмеялись вместе с ней.

В пластиковом пакетике, который Катрин держала в руке, уместились все ее немудреные пожитки: смена белья, две пары чулок, розовое платье, две майки и джинсы. Кроме того, там же лежала большая косметичка с кусочком мыла, пилочкой для ногтей, тюбиком зубной пасты и зубной щеткой.

Чиновник паспортного контроля тщательно проверил все документы. Они, естественно, были в полном порядке. Все было оформлено должным образом – и подписи, и печати. Сестра Симона собиралась сопровождать девочку до Бари и там передать ее с рук на руки директору благотворительной организации и ее новым родителям.

Белый пароход отчалил от пристани, увозя на борту сжимавшую в руке пластиковый пакет Катрин и сестру Симону – молодую, деловитую и немного нервную. Сестра Ассунта пошла к машине, села в нее, и шофер отвез ее обратно в приют. Ей надо было бы, наверное, испытывать удовлетворение от того, как продвигалось дело, но в последние дни у нее из головы не шло какое-то недоброе предчувствие, ее преследовало неясное воспоминание, которое она никак не могла вытащить из глубин своей памяти. Как будто оно было чем-то напрочь стерто. Как будто у нее что-то зудело, а дотянуться до этого места рукой и почесать она не могла. Все началось с того самого визита жертвователя. Она высоко оценила и его доброту, и способность к логическому мышлению. Когда она смотрела ему в лицо, заглядывала в глаза, слушала его спокойный убедительный голос, она несколько раз ловила себя на мысли о том, что четко регламентированные религиозные учения, такие, как ее собственное, совсем не исключали доброты в тех, кто разделял иные убеждения или вероисповедания.

Сам по себе тот факт, что Гамель Гудрис придерживался другой веры, вызывал к нему лишь уважение. Он расточал свое состояние невзирая на религиозные границы. Когда она выходила из машины около приюта, перед ее мысленным взором вновь возникли тонкие черты его лица, глубоко сидящие темные глаза, в ушах звучал его мягкий, убедительный голос. И тем не менее при воспоминании о нем у монахини помимо ее собственной воли по телу начинали бегать мурашки.

Хотя было поздно и давно уже стемнело, сестра Ассунта решила пройти через спальню. Там горели две свечи, отбрасывая колеблющиеся тени на длинный потолок.

Все девочки, кроме одной, тихо спали. В дальнем углу большой комнаты она услыхала тихие всхлипывания. Монахиня осторожно пошла мимо детских кроваток на этот звук. Плакала маленькая девочка Ханя, которую только утром привезли из Тираны. Ей было всего пять лет, и, казалось, она была немного не в себе. Однако состояние ее было следствием какой-то беды, а сестра Ассунта по собственному опыту знала, что лучшим лекарством от травм детской души были любовь и забота.

Ассунта села на кровать, взяла девочку на руки и прижала к своей пышной груди. Ребенок какое-то время продолжал всхлипывать у нее на руках, беспомощный и одинокий в огромном и непонятном мире. Монахиня гладила темные волосы девочки и шептала ей ласковые слова. Всхлипывания стали тише и вскоре прекратились, ребенок задышал ровнее и через некоторое время заснул.

Монахиня оставила девочку в ночи и глубоко задумалась. Интересно, мог ли ребенок, зачатый в ее собственной утробе, быть более совершенным? Положив головку Хани на подушку и укрыв одеяльцем ее маленькое тело, сестра Ассунта уже в который раз попыталась себя убедить в том, что чрево ее никак не вместило бы той поистине необъятной любви, которой переполнялось ее сердце. Именно поэтому она и решила стать монахиней.

Ассунта пошла мимо кроваток обратно. Все было тихо. Она чувствовала умиротворение. Первая из ее воспитанниц была на пути к своему настоящему дому. За нею, когда придет время, последуют и остальные. Ассунта бесконечно устала, но утешалась мыслью о том, что завтра сама отправится в путешествие на Мальту, в родной монастырь, где проведет две недели положенного отдыха. Все это время она будет ухаживать за садом и делать вид, что следит, как зреют лимоны. А потом ей снова придется вернуться к исполнению взятой на себя обязанности, продиктованной ее призванием.

Комната у нее была маленькой, кровать – узкой. Она разделась и, склонившись над металлическим тазом, ополоснула лицо холодной водой. Потом почистила зубы и набросила на себя цветастую накидку, которую подарила ей в качестве прощального сувенира ее община перед отъездом из Северной Кении. Казалось, все это было в какой-то прошлой жизни.

Она всегда спала хорошо – вне зависимости от того, приходилось ли ей ночевать на земляном полу, на матрасе, набитом соломой, или на узкой железной койке. В ту ночь, однако, заснуть ей не удавалось. Она ворочалась на тонком матрасе и никак не могла найти удобное положение. В голове возникали всякие образы. Она видела мысленным взором широко раскрытые глаза Катрин, смотревшей на белый пароход и крепко вцепившейся в руку сестры Симоны. Перед ней проходили глаза других детей, вылезавших из кузова грузовика и остававшихся в приюте на ее попечение. Она видела, с какой любовью и заботой остальные монахини принимали этих обделенных судьбой детей.

Когда первые лучи зари отразились от потолка ее маленькой спальни, сестра Ассунта внезапно и отчетливо разглядела в глубинах памяти темные глаза Гамеля Гудриса, который смотрел на нее в упор с заднего сиденья отъезжавшего в ночи черного автомобиля.

Как только ей явился этот образ, вернувший ее к давно погребенным под грузом прожитых лет воспоминаниям, от надежды на сон не осталось и следа. Она сбросила с себя одеяло и спустила ноги на ледяной пол. Кожа ее покрылась холодным потом. Из далекого прошлого всплыла ясная картина. У своих ног она снова увидела, как будто наяву, маленький сверток с живым человечком. Увидела бледное лицо и охваченные неизъяснимым ужасом глаза женщины. А рядом с ней было другое лицо, смуглое, мужское. И эти страшные глаза – темные и холодные, как заледенелое черное дерево. Хоть с тех пор прошло уже двадцать лет, ошибиться она не могла никак.

Глава 75

Они ждали два часа на стоянке у придорожного кафе. Макси принес кофе с пирожными. Джульетта спала, положив голову Фрэнку на колени.

За многие годы мужчины научились быть терпеливыми. Они без труда могли в течение долгих часов наблюдать и слушать, зная, что опасность подстерегает их на каждом шагу. Пока они пили кофе и ели пирожные, между ними шел немногословный разговор, который любому непосвященному мог бы показаться просто набором пустых слов.

– Сегодня ночью большой шишкой займемся, – бросил Фрэнк.

– Это дело выеденного яйца не стоит, – заметил Рене.

– Этот подлец Сатту подставил, – добавил Макси.

– Все дело в нем, и только в нем, – подтвердил Фрэнк.

– И на тех и на других, гнида, работает, – отозвался Рене.

– Как только ему до сих пор удавалось выходить сухим из воды? – задал Макси риторический вопрос, набив полный рот пирожным.

Фрэнк хмыкнул.

– Какого черта нам печалиться? Я такой веселой жизни уже давно не помню.

– Как там Майкл идет по следу? – задал Макси вопрос Рене.

Бельгиец усмехнулся.

– Тянет лямку, пашет свою борозду, вздыхает при этом, стонет, порой кричит. Этот малыш ходит по острию бритвы. Как же я его, поганца, люблю!

Около них остановилась БМВ. За рулем сидел Сова.

Фрэнк опустил руку и осторожно большим и указательным пальцами зажал Джульетте нос. Она сначала открыла рот, потом глаза. Австралиец склонился над ней, чмокнул девочку в лоб, улыбнулся и сказал:

– Здесь ты оставляешь троих твоих дядей, а дальше отправляешься еще с двумя. Передай от нас привет папе, Гвидо и Пьетро… Чао, ребенок.

Джульетта села, протерла глаза и взглянула в окно на БМВ.

– Кто они? – спросила девочка.

– Друзья, – ответил Макси с переднего сиденья. – С одним из них ты знакома. Теперь вы едете в Неаполь.

Фрэнк протянул руку и открыл ей дверцу. В лицо девочке повеял прохладный ветерок. Она склонилась к переднему сиденью и поцеловала в щеку сначала Макси, потом Рене. После этого взяла с пола брезентовую сумку, протянула ручонку, коснулась пальцами губ Фрэнка, расплылась в улыбке и сказала:

– Не переживай, приятель… Мне твой акцент очень понравился.

Они смотрели, как девочка скользнула в БМВ, и машина резко тронулась. Рене включил зажигание, и они отправились обратно в Рим.

– Ну и ребенок, – сказал Фрэнк, оставшийся на заднем сиденье.

– Точно, – согласился Макси. – Ей и десяти секунд хватило, чтобы превратить тебя в мурлыкающего котенка.

– Мяу, – съязвил Рене.

Фрэнк свернулся на сиденье и пробормотал:

– От гнусных парней, вроде вас, приличному австралийцу плеваться хочется.

Рене изогнул бровь и взглянул на Макси. Тот улыбнулся и сказал:

– Мы таких австралийцев еще и блевать заставим.

Глава 76

Первым приехал чернокожий. Он был просто невероятных размеров.

Лаура открыла дверь, вздохнула и сказала:

– Вас прислал Кризи.

Черное лицо расплылось в ослепительной белозубой улыбке.

– Как пить дать, мэм. Он мне еще по секрету шепнул, что вы готовите самое потрясающее кроличье рагу к северу от экватора.

В руке негр держал черный чемодан. Лаура широко распахнула дверь и жестом пригласила его войти. Поставив чемодан на пол, огромный детина внимательно оглядел большую старинную комнату и одобрительно кивнул.

– Сколько лет этому дому, мэм?

– Вообще-то лет четыреста, но пристройки, конечно, новые. Что вы хотите – чай, кофе или стаканчик вина?

Он снова улыбнулся ей и ответил:

– Кофе был бы в самый раз, мэм. Мне неловко об этом говорить, но я его могу выпить очень много.

Она пошла на кухню, бросив через плечо вопрос:

– Вы американец?

– Да, мэм, из Мемфиса, штат Теннесси. Хотя, если правду сказать, я в Штатах не был уже несколько лет.

Он прошел за ней до двери на кухню. Лаура обернулась к нему и произнесла:

– Давайте сразу же покончим со всеми этими «мэм», что-то слишком часто вы меня так величаете. Меня зовут Лаура, а мужа моего – Пол.

Он кивнул головой, давая ей понять, что принял ее пожелание к сведению.

– Очень рад, Лаура, с вами познакомиться. Меня зовут Том… Сойер.

Она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ.

– Ну, если честно сказать, на самом деле мое имя – Горацио, но почему-то меня с самого детства все называют Томом.

Она налила в большой кофейник воды почти до края и показала ему на стул.

– Сколько вас всего приедет?

Он сел, и плетеный стул под ним жалобно заскрипел.

– К вечеру будет пятеро, – ответил негр.

На ее лице появилось тревожное выражение.

– И вы все собираетесь здесь остановиться?

Он с улыбкой покачал головой.

– Нет, Лаура, здесь буду только я. Еще один остановится у вашего сына с женой внизу, в долине. А трое других так, будут слоняться вокруг.

– Как это – слоняться? – удивленно спросила она.

Он сделал неопределенный жест рукой в сторону окна.

– Ну так, Лаура, то там, то здесь. Знаете, походят-походят вокруг, поглядят, что к чему, так и будут слоняться.

Она рассмеялась и села за стол напротив него.

– Том, островок у нас небольшой. И если трое внушительного вида иностранцев начнут здесь, как вы говорите, слоняться, по всему острову сразу же пойдут разговоры.

Он покачал головой.

– С этим проблем не будет, мэм… Лаура. У нас отличное прикрытие.

– Это еще что такое?

Он улыбнулся.

– Мы все очень любим наблюдать за птицами.

Она откинулась назад и, глядя в потолок, от души расхохоталась. Потом уже серьезно сказала:

– Теперь на Гоцо осталось немного птиц благодаря стараниям наших завзятых охотников. Они палят во все, что только движется.

Негр пожал плечами и с таким же серьезным видом произнес:

– Мы все, как я вам уже сказал, очень преданы своему делу. Так нам даже интереснее работать.

– А как будет ночью? – спросила она. – Вы и ночью будете слоняться?

– Это уж всенепременно.

– Тоже птиц высматривать будете?

На его лице снова заиграла ослепительно белая улыбка.

– Конечно. Сов с филинами, Лаура, будем выслеживать… И я, и другие парни, мы просто без ума от слежки за ночными птицами.

Женщина удовлетворенно кивнула. Кофе уже почти закипел. Она встала и налила большую чашку ему и поменьше – себе.

– Как насчет молока и сахара? – спросила она.

– Нет, спасибо. Я люблю такой же черный, как я сам.

Лаура отпила немного, потом понятливо кивнула. В этот момент зазвонил телефон. Она сняла трубку и обменялась несколькими фразами с Джойи. В заключение она сказала:

– Нет, у меня американец такой же черный, как кофе, который я ему сварила.

Женщина улыбнулась ответу Джойи, повесила трубку и произнесла:

– Сын сказал, что к нему только что приехал китаец.

– Вьетнамец, – поправил ее Том. – До Хуань, мы его зовем Додо.

– Вьетнамский любитель пернатых?

– Конечно.

– А остальные откуда?

– Двое англичан и один из Южной Африки. Душевные люди, доложу я вам. За себя и свою семью, Лаура, можете быть спокойны. Не думаю, что мы здесь задержимся надолго. Скорее всего, несколько дней. Я постараюсь быть вам не в тягость.

– Мы вас поселим в крыле для гостей, кушать, конечно, вы будете с нами и, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Кролика я завтра приготовлю, а сегодня у нас будет жаркое из ягненка. – Ей в голову пришла неожиданная мысль. – Да, кстати, что мне говорить людям? У нас как-то не привыкли к визитам огромных черных американцев.

– Думаю, можно будет сказать им, что к вам приехал погостить друг Гвидо. И это будет чистая правда.

– Вы с ним близко знакомы?

– Очень близко. – Внезапно его лицо стало совершенно серьезным. – Мэм… Лаура… Я и дочь вашу, Джулию, знал. Пару раз я наведывался к ним в Неаполь, в пансион. Она ко мне была очень добра. Должен вам сказать, она была прекрасной женщиной.

Какое-то время в кухне стояла тишина, потом Лаура сказала:

– Будьте уверены, Том Сойер, в этом доме вам всегда будут особенно рады.

Глава 77

– Он очень на меня зол?

Йен на секунду оторвал глаза от дороги и взглянул на девочку. Она свернулась калачиком на переднем сиденье рядом с ним, в глазах ее застыло беспокойство. Сова сидел на заднем сиденье, уши его были закрыты большими наушниками плейера. Он часто оборачивался назад и смотрел сквозь заднее окно на дорогу. В Неаполь они должны были приехать уже минут через двадцать.

– Это еще очень слабо сказано, – ответил Йен.

Заняв оборонительную позицию, Джульетта проговорила:

– Я только не понимаю почему. Я ведь только хотела помочь. Думала, на кухне смогу что-то делать, стирать, убираться в пансионе… Я все это умею.

Датчанин вздохнул и попытался ей более доходчиво разъяснить ситуацию.

– Мы сейчас в самом разгаре подготовки к опаснейшей операции, которая скоро подойдет к своей последней стадии. Все, кто имеет к ней отношение, ходят по лезвию бритвы. Нам пришлось отложить все дела, потому что мы решили, что они за тобой охотятся. Так оно и оказалось на самом деле. В последний раз я тебя видел в Марселе. Ты лежала на койке в таком ужасном состоянии, в каком я еще никогда никого не видел. Если бы наши люди приехали в аэропорт на пять минут позже, уже сейчас ты могла бы быть в том же состоянии, в котором мы тебя нашли. Кризи пришлось послать Фрэнка и Макси тебе на помощь, когда они готовились к одному очень деликатному делу. Он должен был отвлечь Рене от охраны Майкла именно в тот момент, когда такая охрана ему до крайности необходима. Мы с Совой вынуждены были прервать нашу работу на базе и помчаться на север, чтобы забрать тебя у них. Ни минуты не сомневаюсь, что люди, у которых ты была на Гоцо, сейчас волнуются из-за тебя до смерти и будут переживать, пока ты не окажешься в Неаполе, Кризи им не позвонит из пансиона и не скажет, что ты в безопасности. Я так полагаю, что Кризи просто взбешен твоим поведением.

Поздно вечером в маленькой комнатке в пансионе она горько плакала. Слезы ее текли не потому, что Кризи кричал на нее и злился – он не делал ни того, ни другого. Она плакала потому, что увидела в его глазах, смотревших на нее, разочарование. Девочка тут же сказала ему, что готова в любой момент вернуться на Гоцо, но он покачал головой и ответил:

– Теперь я никак не могу снова просить Лауру с Полом о том, чтобы ты оставалась с ними. У них и без того было в жизни немало трагедий.

Она ушла к себе в комнату, отказавшись от еды, заперла дверь и бросилась на кровать. Сердце ее, казалось, готово было разорваться на части. Ненадолго девочка забылась сном, но вскоре после полуночи проснулась и стала ходить из угла в угол по маленькой комнатке пансиона. Она приняла решение утром встать первой и, несмотря ни на что, доказать всем, что может быть им полезна.

Глава 78

Генерал Эмилио Гандольфо был заядлым охотником. Самой сильной его страстью было незаметно выслеживать птицу, оленя или кабана. Он охотился в Шотландии, Румынии, Ботсване и никогда не пропускал традиционной охоты на куропаток, на которую ездил в горы каждый год в последние две недели сентября со своим близким другом Хулио Баресте, адвокатом правого толка с такими же могучими связями, как и его собственные.

Каждый год пятнадцатого сентября они укладывали в «рэйнджровер» Гандольфо запасы питания и вин, ружья и самую модную одежду охотничьего сезона года. Потом целовали на прощанье своих жен и отправлялись в уединенный охотничий домик в горах, который они на это время регулярно снимали. Кроме случайно оказавшегося в тех местах другого охотника, они там ни с кем больше встретиться не могли. Охотники сами готовили там себе макароны, сами смешивали соусы к ним, наслаждаясь припасенной ветчиной, сыром и тонкими винами. Вставали они с рассветом, а возвращались на закате. Вечера коротали за едой и питьем, а также обсуждением того, что творится в мире. Редкие помехи их беседам создавали лишь звонки радиотелефона Баресте, с которым он никогда не расставался.

Полковник Сатта знал о ежегодном охотничьем ритуале Гандольфо. Он долго обсуждал его детали с Макси и Фрэнком.

Глава 79

Кризи все больше чувствовал свое сходство с генералом, сидевшим в бункере в то время, как его солдаты на поле брани готовятся к битве. Он получал ежедневные отчеты от Рене и Майкла, часто говорил по телефону с Лаурой и Томом Сойером на Гоцо и был в курсе того, что, какие бы планы ни вынашивали главари «Синей сети», пока на острове все спокойно.

Джульетта всех поражала усердием, с которым взялась за работы по пансиону. Каждое утро она вставала с зарей, сначала убирала на кухне, потом переходила в небольшую столовую, а оттуда, одну за другой, приводила в порядок все спальни. Она натирала полы, мыла окна, полировала деревянную мебель. Сначала мужчина смотрели на все это как на забаву, но, наблюдая изо дня в день за ее решительной борьбой с беспорядком, стали относиться к девочке с возраставшим уважением.

Мало-помалу она становилась членом команды. Они стали свободнее говорить в ее присутствии, обсуждать планы предстоявшей операции и ее детали. Она слушала, как Кризи говорил по телефону, получал и передавал информацию, отдавал приказы. Для постороннего уха беседы в пансионе могли показаться ничего не значившей болтовней, но она чувствовала, с каким напряжением все воспринимали каждое слово, особенно Пьетро и Гвидо. Как-то, когда они остались с Кризи наедине, она рассказала ему об этом своем наблюдении. Он кивнул и разъяснил ей, что с ними происходило:

– Пьетро никогда раньше не принимал участия в такого рода операциях. Даже близко к ним не приближался. Гвидо, наоборот, человек очень опытный, но уже несколько лет как он отошел от дел. Поэтому у него это скорее возбуждение, чем напряжение.

Звонок Сатты раздался незадолго до обеда. Кризи, снявший трубку, был в комнате один. Сатта сказал ему:

– С увольнением я решил повременить. – Последовала пауза, в течение которой он ждал реакции Кризи. Не дождавшись ее, он продолжил: – Я решил, перефразируя слова Линдона Джонсона, что больше пользы могу принести, стоя под навесом и мочась наружу, чем стоя снаружи и мочась внутрь. После того, как мы уберем с дороги Гандольфо, я займусь другими мерзавцами. Я уже составляю в уме список.

– Он будет бесконечным, – не без доли сарказма высказал свое мнение Кризи.

– Может быть, но, если мне удастся его хоть немного сократить, я почувствую себя гораздо лучше, чем если буду просто сидеть и плевать в потолок.

– Каким образом ты собираешься получить у Гандольфо необходимую информацию так, чтобы не скомпрометировать себя?

Итальянец рассказал о пристрастии генерала к охоте и о плане, который они разработали с Макси и Фрэнком. Кризи задумался, потом спросил:

– Ты уверен, что сможешь достать те средства, которые тебе понадобятся?

– Да, у меня есть известные тебе связи и человек, который сможет ими воспользоваться.

– Ты точно знаешь, что эти средства подействуют именно так, как ты рассчитываешь?

– Да, если учесть возраст Гандольфо и историю его болезни.

– Звучит убедительно, – сказал Кризи, – если только генерал не решит вернуться в Рим со своим другом.

– Это маловероятно. А если он все-таки решит, у нас на этот случай есть запасной план. Мы захватим их по дороге, а потом организуем несчастный случай со смертельным исходом. Дорога эта опасная, особенно если ехать по ней ночью.

Кризи хотел предусмотреть все возможные исходы предстоящей операции. Он высоко ценил ум Сатты, а Фрэнку и Макси доверял полностью. Он спросил:

– А кто будет бросать бомбу?

– Мы долго по этому поводу спорили, – ответил Сатта. – Я хотел нанять кого-нибудь на эту работу, но Макси и Фрэнк возражают, считают, что неразумно привлекать кого-то со стороны.

– В этом они правы.

– Да, они меня убедили. Тогда я предложил, чтобы это сделал Рене, но они снова не согласились. Сказали, что ты не захочешь лишить Майкла прикрытия.

– Здесь они тоже правы, – ответил Кризи. – Дело не в том, что он – мой сын, просто его нынешняя роль важнее всего для нашего дела. Так кто же на это пойдет?

– Я предложил свою кандидатуру, но твои дружки только посмеялись надо мной. Поэтому решили, что это сделает Фрэнк. Он хочет использовать осколочную гранату небольшой мощности. От нее будет гораздо больше шума, чем ущерба.

Кризи хмыкнул.

– Согласен. У Фрэнка в такого рода делах больше опыта, чем у тебя. А как это вяжется с нашим графиком?

– Здесь все в порядке. Мы с Макси поедем в горы в конце дня. Добираться туда часа два. Мы будем следить за охотничьим домиком. Фрэнк бросит гранату в восемь часов и приедет к нам. И у него, и у меня машины оборудованы радиотелефонами. Если Гандольфо решит вернуться в Рим вместе с Баресте, в условленном месте Макси устроит засаду. Он переоденется в форму капитана карабинеров. Мы отправимся следом за «рэйнджровером». Не беспокойся, Кризи. Макси и Фрэнк детально все продумали. Мне кажется, они очень собой гордятся.

– Еще бы, – сказал Кризи с некоторым разочарованием в голосе. – Ужасно противно сидеть здесь все время, уставившись на телефон… Ладно, Марио, держи меня в курсе. Ни пуха вам ни пера.

Глава 80

Джулио Баресте казалось, что в охотничьей войлочной шляпе его друг выглядит смешным, но он ничего ему об этом не говорил. Генерал Гандольфо считал безупречным свой вкус, в одежде – особенно. На мужчинах были твидовые охотничьи костюмы, брюки которых они заправляли в клетчатые гольфы.

Они считали, что занимаемое ими социальное положение ставит их неизмеримо выше сотен тысяч других итальянских охотников, о чем свидетельствовали их ружья. У Гандольфо была двустволка и двенадцатизарядная винтовка, которую ему подарил отец на двадцать первую его годовщину. В течение долгих лет он хвастался ее возраставшей редкостью и ценностью, пока десять лет назад во время визита в Лондон случайно не попал на небольшую выставку-продажу одной оружейной мастерской, где сразу заплатил весьма крупный задаток за лучшую модель ее ружья. Ему надо было ждать пять лет, пока будет исполнен заказ, и он с гордостью всем рассказывал, что за это время дважды ездил в Лондон на своего рода «примерки», пока собирали ружье.

В тот день охота не заладилась, и в сумерках они возвратились в охотничий домик. В кожаных заплечных сумках у них было всего четыре куропатки. Но дело, конечно, заключалось не в этом. Это был лишь первый день их охоты, и на завтра обещали хорошую погоду. Они бросили монетку, чтобы определить, кто будет готовить обед, и Гандольфо проиграл. Однако это его совсем не огорчило, поскольку он очень гордился своим кулинарным мастерством.

К домику они подошли, когда уже почти стемнело. Он был небольшим, но уютным: две спальни, хорошо оборудованная кухня и столовая, одновременно служившая гостиной, с большим каменным открытым камином. Просторный двор домика выходил на южную сторону.

Они сняли охотничью одежду, приняли горячий душ и облачились в теплые спортивные костюмы. Гандольфо разжег огонь, а Баресте приготовил аперитив. Электричества в домике не было. Освещение, отопление, плита и холодильник – все работало на сжиженном газе. Баресте устроился перед камином, в котором потрескивали дрова, а Гандольфо тем временем хлопотал на кухне.

Когда генерал внес в комнату и поставил на стол блюдо с пиццей, зазвонил стоявший на камине радиотелефон. Выругавшись, Баресте снял трубку, нажал кнопку и отрывисто бросил:

– Говорите!

Пока он слушал, раздражение на его лице сменилось тревогой. Гандольфо подошел к нему и спросил:

– В чем дело, Джулио?

Баресте поднял руку и спросил в трубку:

– С тобой все в порядке? Да… Хорошо… Просто представить себе не могу… Успокойся… Погоди минуточку.

Он обернулся к Гандольфо.

– Минут пятнадцать назад перед моим домом была взорвана бомба.

– Господи! Никто не ранен?

– Нет, дома оставалась только Карла. Была повреждена входная дверь и выбито окно. Карла тут же побежала домой к сыну, который, как ты знаешь, живет совсем рядом. Сейчас она там с его женой и внуками. Паоло, конечно, тут же позвонил в полицию и выехал домой.

Генерал принял командование. Он взял трубку и попросил Карлу перезвонить ему, как только вернется Паоло. Потом он связался с управлением карабинеров и дал подчиненным ряд указаний. После этого Гандольфо взял Баресте за руку и повел к столу.

– Нам, конечно, надо возвращаться, – сказал он, – но тем не менее перед этим не мешает подкрепиться. На расследование этого дела я уже направил своих лучших людей. Его лично возглавляет полковник, руководящий нашими минерами. Он нам сюда позвонит, как только приедет на место происшествия. К счастью, никто не пострадал.

Баресте позволил другу усадить себя на стул. Генерал положил ему на тарелку кусок пиццы и налил в стакан вина.

– У тебя есть какие-нибудь соображения о том, кто мог бы за этим стоять? – спросил он.

Баресте покачал головой.

– Ты же знаешь, как это бывает с людьми нашего круга – мы не можем не нажить себе врагов. Когда-то это становится неизбежным.

– Как бы то ни было, – твердо сказал Гандольфо, – те, кто в этом виновен, очень пожалеют о своем поступке. Они наверняка не знают о нашей дружбе и дорого заплатят за свою неосведомленность.

Оба мужчины ели в молчании, пока снова не раздался телефонный звонок. Из дома звонил сын Баресте. Он сказал отцу, что взорвана была небольшая бомба или граната. Ущерб оказался совсем незначительным. На месте происшествия было полно полиции и карабинеров. Рядом с ним стоял полковник карабинеров, который хотел переговорить с генералом Гандольфо.

Баресте передал трубку и вернулся к пицце, а генерал тем временем сначала слушал, потом задавал вопросы, а в заключение отдал дальнейшие приказания. Баресте немного жалел полковника. Ведь это было совсем небольшим происшествием в стране, где выстрелы и взрывы бомб стали обычным делом.

Он так и сказал своему сыну и добавил, что вернется в Рим через три часа. Гандольфо одобрительно кивнул.

– Конечно, этому происшествию будет уделено особое внимание. Для того друзья и существуют. – Он взглянул на часы. – Мы выедем через полчаса.

Баресте поднял руку.

– Послушай меня внимательно. Я поеду один. Тебе совершенно не обязательно прерывать твой отпуск… Господь свидетель, ты ведь совсем не отдыхаешь. Происшествие это незначительное, ты уже и так достаточно ему уделил внимания. Я, естественно, должен буду вернуться… Карла просто в бешенство придет, если я не приеду. Но мне совсем не нужно уезжать надолго, меня здесь не будет день, от силы два. – Он жестом указал на радиотелефон. – Я тебе его оставлю, чтобы ты мог держать связь, но портить себе отпуск я тебе не позволю.

Еще пару минут Гандольфо продолжал настаивать, но его друг был неумолим.

– В любом случае, – сказал он, – Карла хотела через пару дней поехать к сестре во Флоренцию, так что проблем у меня не должно возникнуть. Я вернусь самое позднее в среду. Только ты, пожалуйста, всех куропаток тут не перестреляй.

Так они и порешили. Через полчаса друзья тепло обнялись около «рэйнджровера», Баресте сел в машину, и вскоре ее огоньки исчезли в темноте. Гандольфо вошел в домик, вымыл тарелки и аккуратно поставил их на место. Он решил выпить перед огнем коньяку, но, слегка пригубив прекрасный напиток, стал во весь рот зевать. Непривычный к физической нагрузке генерал, надышавшись горным воздухом, сильно захотел спать. Он взял с камина радиотелефон, поставил его в спальне на тумбочку рядом с кроватью, переоделся в шелковую пижаму и уже через три минуты сладко похрапывал.

Глава 81

Майкл позвонил в самом начале одиннадцатого.

В пансионе «Сплендид» мужчины только что закончили ужин, все сидели у стойки бара и пили кто вино, кто кофе. Джульетта уже ушла к себе и легла. Разговор вел Кризи. Он был достаточно лаконичен. «Черная месса» должна состояться в следующее воскресенье ночью. Где – Майкл понятия не имел. Ему было известно лишь то, что от Рима туда около двух часов езды на машине. Его обещали туда отвезти. Он там будет один, без Рене, и предварительно его наверняка обыщут, причем искать будут оружие и радиопередатчик. Майкл согласился дать женщине половину денег вперед в качестве задатка, а половину – на следующий день после поездки.

Кризи сказал ему, что они составили план операции, предусматривающий несколько вариантов развития событий, но для окончательной его отработки все еще ждали сведений, которые Сатта надеялся получить от Гандольфо в ближайшие несколько часов. Поэтому Кризи пообещал перезвонить Майклу утром, после разговора с полковником.

Повесив трубку, Кризи сказал:

– Нам сейчас жизненно важно получить хоть какие-нибудь сведения о том месте, где будет происходить этот шабаш. В противном случае нам придется ехать за Майклом и женщиной. А поскольку они будут двигаться с большими предосторожностями, выследить их будет нелегко.

Рядом с ним сидел Йен. Сова тоже был со всеми за столом, но уши его были закрыты наушниками – стратегия его не интересовала. Гвидо стоял за стойкой бара и протирал стаканы. Он заметил:

– Я бы на месте Майкла совсем не хотел там оказаться без оружия и без всякого прикрытия.

Кризи пожал плечами и сказал:

– Ты бы не хотел, но ты бы это сделал. Я прекрасно помню, как в прошлом ты вытворял совершенно невероятные вещи, и тебе все сходило с рук.

Гвидо улыбнулся, подмигнул Йену и произнес:

– Конечно, по логике вещей мы должны были бы закончить наши дни в дурдоме… и ты, и я.

С серьезным выражением лица датчанин съехидничал:

– Мне кажется, так оно и есть. И называется эта психушка – пансион «Сплендид». Меня только беспокоит, что я тоже ее пациент. – Он улыбнулся и попросил Гвидо долить ему вина.

Когда полчаса спустя они осушили еще по паре стаканов, снова зазвонил телефон. На этот раз говорил Сатта. Он отлично знал, что по радиотелефону обсуждать подробности опасно, поэтому просто сказал:

– Пока что все идет хорошо. Его друг уехал. Огни погашены. Ребята сейчас начинают. Я перезвоню с дороги, когда все кончится и мы будем ехать обратно.

– Самое главное – место встречи, – ответил Кризи. – Нам нужно хотя бы приблизительно знать, где она состоится… Она назначена на воскресный вечер.

– Понял, – сказал Сатта.

Кризи услышал в динамике щелчок, и связь оборвалась. Он повесил трубку, отпил глоток вина, взглянул на часы и проговорил:

– Макси с Фрэнком сейчас начнут. Второй малый отвалил домой, как и было задумано. Сатта перезвонит, как только у них будут какие-то результаты. По его словам, это случится где-то через час.

Гвидо потянулся за бутылкой с вином.

Глава 82

Генерал спал очень чутко, но ничего не услышал. Первым ощущением, прервавшим его сон, был слепящий свет, который он различил под сомкнутыми веками. Гандольфо открыл глаза, но, кроме нестерпимо ярких лучей, ничего не увидел. Он повернул голову, мысли его были в полном беспорядке – генерал проснулся, не понимая, где находится и что происходит вокруг.

Свет перестал слепить глаза, и он сообразил, что на него направлен луч мощного карманного фонаря. Теперь круг света обшаривал комнату – генерал увидел бревенчатые стены и сразу же все вспомнил. Он лежал на постели в спальне охотничьего домика, затерянного в горах, и в комнате был кто-то еще. Сделав резкое движение, он сел, в голове у него стало проясняться. Он вспомнил, что Баресте уехал. Должно быть, он почему-то вернулся обратно.

Неуверенным голосом Гандольфо позвал:

– Джулио… это ты?

Яркий свет снова ослепил его, и он закрыл глаза. Незнакомый голос произнес:

– Нет, это не Джулио. Лежи спокойно. У меня в руке пистолет, нацеленный тебе в голову.

Гандольфо отвернул голову в сторону. Его сковал страх, воздуха в легких не хватало.

– Кто ты? – прошептал он.

– Лежи тихо и не шевелись, – последовал резкий ответ.

Мозг генерала лихорадочно заработал. Воры. В этих горах это не редкость. Год назад ближе к югу тоже случилось два ограбления.

– Я – генерал карабинеров, – гневно сказал он. – Вам это с рук не сойдет.

– Лежи тихо, – повторил мужчина. Он говорил по-итальянски с очень странным акцентом.

Гандольфо пытался его определить, когда понял, что в комнату вошел еще один человек. Света стало больше, но теперь он был не таким резким. Генерал раскрыл глаза. Он увидел двух мужчин средних лет, одетых во все черное. Один, с круглой лысой головой, держал пистолет с глушителем и длинный фонарь. Пистолет был направлен прямо в лицо Гандольфо. Второй мужчина был приземистым и квадратным, с темными, коротко подстриженными волосами. Лицо его, как и тело, тоже казалось квадратным. В одной руке у него была газовая лампа, которую, как понял Гандольфо, он взял на кухне, в другой – брезентовая сумка.

По тому, как они себя держали, и по выражению их лиц генерал понял, точнее, почувствовал, что оба они профессионалы. Как ни странно, эта мысль принесла ему некоторое облегчение.

– Денег у меня с собой совсем мало, – сказал он. – И ценностей никаких нет.

Он подумал о двух своих ружьях, которые стоили целое состояние, потом вспомнил о том, что они висели на стене, буквально в метре от него. Инстинктивно он повернул голову.

– Об этом тебе лучше бы забыть, – заявил лысый; потом по-английски сказал напарнику непонятную фразу: – Давай приступим.

Крайне удивленный тем, что они говорили между собой по-английски, Гандольфо выпалил:

– Да кто же вы, черт вас дери? Что вам надо?

Квадратный человек приблизился к постели. Он поставил лампу на тумбочку, а брезентовую сумку – на пол. Лысый обошел кровать и встал с другой стороны кровати. Его пистолет с толстым цилиндром глушителя в метре от глаз генерала был нацелен точно между ними. Гандольфо подался назад, вжавшись в спинку постели, его страх нарастал.

– Мы сюда пришли на работу, – как бы между прочим сказал лысый. – Будешь делать, что тебе говорят, – все будет в порядке, не будешь – сдохнешь. Нас и то, и другое одинаково устроит. – Говорил он как водопроводчик, который пришел подкрутить протекающий кран.

Гандольфо начал было что-то бормотать, и тут же пистолет оказался в миллиметре от его лба. Он заметил, что на твердо державшей его руке была черная перчатка. Голос зазвучал жестче:

– Держи пока пасть на замке и делай все, что тебе говорят.

Генерал закрыл рот и с трудом сглотнул вязкую слюну. Пистолет снова отодвинулся на метр от его головы.

Квадратный человек расстегнул на сумке «молнию» и вынул пластиковый пакет с ватой и большим рулоном черной клейкой ленты.

– Сложи руки, – сказал он по-английски.

Гандольфо застыл в нерешительности, но пистолет тут же снова оказался у его лба. Генерал медленно свел руки. Они слегка дрожали. Квадратный сел на край постели. Он вынул из пакета вату, склонился немного вперед и проложил ее между запястий Гандольфо. Генерал в смятении следил за странной процедурой. Человек взял рулон клейкой ленты, оторвал от него приличный кусок и несколько раз обмотал им запястья генерала. Теперь он даже пошевелить ими не мог по отдельности. Лысый отступил на шаг назад, отвинтил глушитель с дула пистолета и положил его в карман черной кожаной куртки. Сам пистолет он убрал в наплечную кобуру, болтавшуюся на левом боку.

Лысый тем временем сдернул с генерала одеяло и простыню, оставив его в одной шелковой пижаме. Из брезентовой сумки он достал несколько рулонов толстой пористой резины. Работа у него спорилась быстро. Сначала он развел в стороны ноги Гандольфо и обмотал резиной левую ногу от бедра до кончиков пальцев. Потом намертво закрепил ее клейкой лентой и сделал то же самое с его правой ногой. После этого он соединил обе ноги вместе, туго их обмотав той же лентой. Затем произвел точно такую же операцию с руками генерала. Страх Гандольфо усиливался, потому что он никак не мог сообразить, для чего проделываются все эти странные манипуляции. Он хотел спросить, зачем они все это с ним делают, но, бросив беглый взгляд в темные, холодные глаза на квадратным лице, решил, что делать это совершенно бессмысленно.

Потом человек оторвал небольшой кусок пористой резины, наклонил генералу голову, приложил резину ему к затылку, закрепил и обмотал ее клейкой лентой над глазами вокруг лба. В заключение он связал его запястья с коленями. Теперь Гандольфо вообще не мог пошевельнуться.

Мужчина встал с кровати, отошел на шаг назад, посмотрел на свою работу и не без некоторого удовлетворения сказал второму:

– Теперь он выглядит, как человечек из рекламы покрышек.

Лысый кивнул.

– Да, посолен, поперчен и готов к духовке.

Они вышли в отворенную дверь. Гандольфо услышал, как лысый сказал кому-то:

– Теперь он в полном вашем распоряжении. Если что будет нужно – крикните.

Прошло секунд десять. Гандольфо попытался сконцентрироваться и успокоиться. Ему это уже почти удалось, когда в спальню вошел третий. Он тоже был во всем черном, включая перчатки. Сначала в тусклом свете газовой лампы он не узнал вошедшего, но когда тот придвинул стул и сел, лицо его стало освещено лучше.

Гандольфо от изумления раскрыл рот и назвал его по имени:

– Сатта! Господи, Сатта… В чем дело?

Сатта долго и пристально смотрел в глаза генерала, потом слегка наклонился вперед. Говорил он очень тихо, в словах его звучала ненависть.

– Вы ведь читали отчет патологоанатома о том, какие увечья были обнаружены на теле Беллу. Вам прекрасно известно, каким нечеловеческим пыткам его подвергали, перед тем как убить… Не исключаю, что ваше тело попадет на экспертизу к тому же патологоанатому. Для установления причины смерти такого высокого чина карабинеров, как вы, всегда проводится вскрытие. Однако на вашем теле не будет обнаружено никаких следов пыток. Ни легкого синяка не будет, ни ссадины. – Он сделал жест в сторону резиновой упаковки, которая покрывала тело Гандольфо. – Вы можете как угодно сопротивляться или дергаться, ни один специалист не найдет на вашем теле ни одной царапины.

Сатта достал из кармана небольшую пластмассовую коробочку. Раскрыв ее, он показал генералу содержимое: небольшой шприц, крепко прикрепленный ко дну коробочки толстой резинкой, рядом с которым лежал прозрачный стеклянный пузырек без этикетки с белыми таблетками. Сатта стал объяснять:

– Это – амиодарон. В каждой таблетке по тысяче единиц препарата. Достаточно принять одну, чтобы случился обширный инфаркт с летальным исходом. В шприце – средство, которое называется дигоксин. Действие его точно такое же, только он вводится внутривенно. Следов в организме не оставляет ни первый препарат, ни второй. Даже если их обнаружат, никаких подозрений они не вызовут. Шесть лет назад вы уже перенесли инфаркт, а три года назад – второй. Тогда вам пришлось на восемь месяцев взять отпуск по болезни. Вам рекомендовали пораньше выйти на пенсию, но вы отказались. Вне всякого сомнения, это решение было продиктовано волей ваших друзей. Как бы то ни было, теперь у вас выбора не осталось. Я бы, конечно, предпочел, чтобы вы выпили таблетку, поскольку очень опытный или дотошный патологоанатом имеет небольшой шанс отыскать след укола, даже если он будет вам сделан в самом необычном месте.

Гандольфо закрыл глаза. Дыхание его участилось. До него снова донесся голос Сатты.

– Вам прекрасно известно, как мы были близки с Беллу. Вы изворотливы, но глупы. Неужели вы надеялись, что ваш поступок останется безнаказанным?

Генерал открыл глаза и сказал так, как будто испытывал сильную боль:

– Я ничего не мог с этим поделать.

Голос Сатты был на этот раз резким, как удар хлыстом:

– Вы все с этим могли сделать! Вы указали на него, прекрасно понимая, что они с ним сделают… ваши дружки из «Синей сети» – Донати, Хуссейн и все остальные. Жизнь ваша, Гандольфо, была полна скверны, и сегодня ночью вы умрете. Одиноки вы не будете. Скоро к вам присоединятся все ваши приятели.

Генерал смотрел в потолок. Внезапно он повернул голову, взглянул Сатте прямо в глаза и сказал:

– У меня не было никакого выбора, даже в самом начале. У них хватка такая, будто тебя тисками сжимают. Я должен был думать о своей семье… Отпустите меня, и я вам помогу.

Сатта наклонился вперед и плюнул ему в лицо.

– Вы доживаете последние минуты своей жизни.

Он поднялся и стал ходить взад-вперед около кровати. Холодным натянутым голосом он разъяснил генералу, какой выбор у него оставался. В качестве примера он привел ему страшные обычаи мафии. Если какой-то мафиози оказывался провокатором, у него оставались лишь две возможности: покончить жизнь самоубийством или быть убитым. Если он сам кончал с собой, на его семью месть не распространялась. Если же он отказывался, могли вырезать всех его родственников. Когда Сатта еще только начинал заниматься борьбой с мафией, его очень удивляло, что многие мафиози, сидевшие в тюрьме, вскрывали себе вены. Позже он узнал, что некоторые так поступают исключительно ради того, чтобы никто даже предположить не мог, что они нарушили кодекс «омерта». Полковник знал, что Гандольфо был прекрасно знаком с этим кодексом, но тем не менее он решил изобразить генералу ситуацию самыми яркими красками. Гнев его все более усиливался, он начал шагать по комнате быстрее. Потом Сатта обернулся и в упор посмотрел на связанного бывшего начальника.

– Ваша жена умерла десять лет назад, но это вас мало расстроило. Вы и при жизни относились к ней по-скотски, и на смерть ее почти не обратили внимания, потому что вечно были заняты любовницами и шлюхами. Но она родила вам троих сыновей и дочь. Все они женились и вышли замуж, подарив вам девятерых внуков, а дочь в следующем месяце ждет десятого. – Он сделал жест в направление двери. – Эти мужчины, которые вас так упаковали… они лишь двое из многих, и по сравнению с некоторыми своими коллегами они ласковы, как домашние котята. Их руководитель, как и я, был очень привязан к Беллу, считал его почти родственником… Ни дети ваши, ни внуки ничего о них никогда не узнают, даже когда те придут, чтобы взять их жизни, а ходить они будут к вашим детям и внукам постоянно, до тех пор, пока, как чума, не скосят их всех, до последнего.

Он остановился и встал в ногах постели, глядя на застывшего в нелепой позе старого человека. Гандольфо смотрел в потолок. Через какое-то время генерал сдавленным голосом спросил:

– Что вы хотите знать?

Сатта вынул из кармана брюк небольшой блокнот и шариковую ручку. Устроившись на стуле, он ответил:

– Все с самого начала, с начала ваших с ними отношений. И до конца. Даже до того, что будет после него. Прежде всего, мне надо знать, где в следующее воскресенье состоится «черная месса».

Цвет лица Гандольфо был похож на необработанную слоновую кость. Сатта видел, как губы его растянулись в безрадостной улыбке. Голос его звучал так, будто он действительно был при смерти.

– Я расскажу вам, но вы все равно мне не поверите. Однако, когда я дойду до самого конца, вы поймете, что я говорю правду и ужаснетесь.

Глава 83

В пансионе в Неаполе шла игра в покер, но теперь не на деньги, а на спички. Когда Гвидо выиграл столько, что мог бы обеспечить каждого поджигателя в Италии, он пренебрежительно скинул карты и отправился варить кофе; вино они уже давно перестали пить.

Йен взглянул на Кризи со страдальческим выражением на лице.

– А я-то думал, что тот, кто больше всех выиграл в покер, не имеет права бросать карты.

Кризи улыбнулся.

– Верно. Гвидо поступил очень невежливо.

Мысли Кризи были далеки от игры. Они были в охотничьем домике, затерянном в горах.

Том Сойер удобно устроился на крыше фермерского дома, и сидел там, глядя на пролив, отделявший Гоцо от Комино. Во тьме были хорошо видны огоньки рыбачьих лодок, с которых ловили рыбу на искусственного живца. Он протер автомат и подумал, что хорошо бы, если бы эта работа закончилась еще не скоро. Ему нравились люди, которых он защищал, нравились еда и целительный воздух острова. Изредка из далекой тьмы до него доносилось уханье совы. Тогда он улыбался – ребята не спали, они добросовестно делали свое дело.

В Риме Майкл и Рене играли на деньги в кункен. Рене уже прилично ободрал Майкла. Выиграв очередную партию, он улыбнулся и сказал:

– Не печалься, у тебя еще полно денег в банке.

Майкл со вздохом ответил:

– Больше я не играю.

Он взглянул на часы, потом на телефон. Его мысли тоже были далеко отсюда.

Сатта вышел из спальни, держа в руках блокнот. Фрэнк сидел за столом и читал журнал для охотников. Оторвав от него глаза, он медленно встал.

– У вас все в порядке? – спросил он.

Бледное лицо Сатты было искажено от гнева. Он поднял блокнот и резко ответил:

– В таком же порядке, как у человека, которого бросили в чан с дерьмом и который там чуть не утонул. – Полковник с трудом перевел дыхание, указал большим пальцем назад, в сторону спальни, и полным сарказма голосом сказал: – Достопочтенный и заслуженный генерал решил принять таблетку.

– Прекрасно! – сказал Фрэнк с таким выражением, как будто узнал о том, что капризного ребенка уговорили наконец съесть шпинат. – Пойдемте, надо ему помочь.

Сатта сел за стол, положил блокнот и извиняющимся тоном спросил:

– Фрэнк, а ты не мог бы это сделать сам? Я себя самого не могу понять. Мне казалось, если я положу ему в рот таблетку, это будет одним из самых великих событий в моей жизни… но, понимаешь, мне бы очень не хотелось туда больше возвращаться.

Австралиец мрачно кивнул.

– Конечно, – сказал он. – Сейчас позову Макси. Хотите, я вам сначала сварю кофе?

Сатта покачал головой.

– Нет, Фрэнк, спасибо тебе.

Его взгляд остановился на небольшом столике у камина, уставленном разнообразными напитками. Он встал, подошел к нему и взял бутылку коньяку. Фрэнк смотрел, как полковник вынул пробку, поднес ее к губам и некоторое время янтарная жидкость прямо из горлышка булькала ему в рот. Потом Сатта поперхнулся и закашлялся, закрыл бутылку пробкой, поставил ее на столик и произнес:

– Я просто хочу как можно скорее убраться отсюда к чертовой матери.

– За этим дело не станет, – живо откликнулся Фрэнк. – Сейчас позову Макси. А вам бы лучше пока пойти прогуляться. Подышите свежим горным воздухом и посмотрите, спокойно ли вокруг.

Австралиец подошел к входной двери и негромко свистнул. Из темноты донесся ответный свист, и вскоре появился Макси. Фрэнк спокойно обрисовал ему положение.

Макси кивнул, подошел к итальянцу, положил руку ему на плечо и сказал:

– Вы все сделали как надо. С остальным мы разберемся сами. А вы действительно пойдите подышите пока горным воздухом.

Сатта молчаливо кивнул, потом, поддавшись внезапному порыву, обнял Макси. Тот улыбнулся Фрэнку через плечо и с легкой усмешкой сказал:

– Эти итальянцы такие эмоциональные!

– Да. Это они с молоком матери впитывают, – ответил Фрэнк.

Сатта выругал их двоих и отошел от Макси.

– Вот же сволочи! – сказал он сердцах. Потом взял блокнот и исчез в ночной тьме.

Мужчины взглянули друг на друга. Макси произнес:

– А ведь он – мужик тертый и повидал на своем веку немало. Уж не знаю, что там случилось, но это его сильно потрясло.

– Да, – согласился Фрэнк и заглянул в спальню. С циничной улыбкой он спросил: – Тебе когда-нибудь доводилось убивать генералов?

Родезиец покачал головой.

– Нет, выше подполковника я не поднимался. А тебе?

С тоской в голосе Фрэнк произнес:

– Нет, хотя один или двое серьезно на это нарывались. Давай, пора кончать.

Фрэнк налил в кухне стакан воды и пошел в спальню.

Он смотрел, как они входили. Заглянув им в глаза, пощады в них генерал не увидел. Они относились к нему уже как к покойнику.

Когда они слегка расслабили связывавшие его путы, он смог сесть. Раскрытая коробочка с таблетками и шприцем лежала на тумбочке рядом с радиотелефоном. Макси вынул из нее две таблетки и передал Фрэнку, стоявшему по другую сторону кровати. Сам он держал в руке стакан с водой. Глаза Гандольфо смотрели вдаль.

Левой рукой Фрэнк обхватил голову генерала за резинку, закрепленную на затылке, и почти ласково сказал:

– Открой рот пошире. Я положу их тебе подальше на язык. Потом мой приятель поднесет к твоим губам стакан и наклонит его, чтоб было легче запить. Воды в рот набери побольше.

Гандольфо уставился прямо перед собой. Его тонкие губы были плотно сжаты. Тогда в голосе Фрэнка послышалось нетерпение.

– Ну не хочешь – как хочешь. Тогда мне придется сделать тебе укол. Потом мы с приятелем поедем в Рим охотиться на твоих бамбино. Нас это вполне устроит. Деньги дополнительные… и неплохие.

Глаза Гандольфо уставились в лицо Фрэнка. Прошло несколько секунд, и рот его стал медленно раскрываться. Потом снова закрылся. Потом открылся опять. Скрипучим шепотом Гандольфо спросил:

– Это долго продлится?

– Все будет очень быстро, – сказал Фрэнк.

– Ты ничего не почувствуешь, – соврал Макси.

Рот медленно открылся шире. Глаза закрылись.

– Еще шире, – сказал Фрэнк, наклоняясь вперед.

Рот раскрылся очень широко.

Зажав таблетки двумя пальцами, Фрэнк засунул их между зубов. Как только он вынул руку, Макси поднес ко рту стакан. Гандольфо сделал два больших глотка, немного воды стекло у него с подбородка. Фрэнк смотрел, как кадык дважды поднялся и опустился. Он крепче взялся за затылок, а правой рукой нажал на щеки, чтобы открылся рот. Заглянув в него, он кивнул Макси. Потом опустил голову на подушку, и оба мужчины отошли немного назад. Гандольфо лежал с закрытыми глазами. Макси взглянул на часы.

Первая судорога последовала через девяносто секунд. Гандольфо забился в агонии. Сильные судороги следовали одна за другой, он начал колотиться о кровать. Рот раскрылся, и его вырвало. Привычные к виду смерти, мужчины стояли и смотрели. В конце концов тело перестало биться и затихло. Оба они подошли к трупу. Макси снял с запястья вату и стал щупать пульс. Фрэнк стал искать его на шее. Через полминуты они взглянули друг на друга и покачали головами. Макси произнес:

– Куфа.

Это слово, заимствованное из языка суахили, во время войн в Африке часто использовалось наемниками. Оно означало «мертвый».

Они быстро все за собой убрали, сняли с тела куски пористой резины. Верхняя часть шелковой пижамы была запачкана рвотой. Фрэнк положил левую руку генерала на тумбочку, чтобы казалось, будто он в последний момент потянулся к телефону. Макси сложил резину, клейкую ленту и пластиковую коробочку в брезентовую сумку, а Фрэнк тем временем вымыл на кухне стакан, тщательно его вытер и убрал в сервант. Журнал для охотников он положил обратно на полку.

Сатта, находившийся в сотне метров от домика, увидел, как внутри погас свет. В руках у него был радиотелефон. Полковник набрал номер. Через несколько секунд из трубки донесся голос Кризи:

– Слушаю.

– Дело сделано, – сказал Сатта, – в точном соответствии с планом. Мы получили все, что нам было надо. Через пару часов будем у вас. Чао.

– Чао.

Глава 84

Пароход из Албании причалил к пристани Бари вскоре после полуночи. Море было неспокойно, Катрин и сестра Симона за время плавания сильно страдали от морской болезни. Поэтому прибытие в порт, которое спасло их от приступов тошноты, стало для них особенно радостным событием.

Таможенный досмотр и паспортный контроль они прошли легко, что немало удивило сестру Симону, хорошо знакомую с крючкотворством итальянской бюрократии. Несмотря на то что их документы были в полном порядке, из-за статуса Катрин, которая была сиротой-иностранкой, она ждала долгих проволочек. Однако, как только они с девочкой заняли место в хвосте длинной очереди, к ним подошел молодой чиновник иммиграционной службы. Он узнал сестру Симону по ее белому монашескому чепцу, представился, взял ее большой чемодан, маленький пакет девочки и их документы и буквально за несколько минут провел их через все пограничные формальности. После этого он проводил их в особую комнату для избранных иммигрантов. Катрин сжимала в маленьком кулачке букетик диких цветов, которые собрала днем во дворе приюта.

В комнате их ждали три человека: Франко Делор и хорошо одетая пара средних лет. Делор с сияющей физиономией вышел вперед и представился. Сестра Симона заранее знала, что он будет их встречать. Сразу же после этого он представил синьору и синьора Мачетти: это были приемные родители Катрин.

Атмосфера в комнате поначалу, естественно, была немного напряженная. По-итальянски Катрин почти не говорила, но, взглянув на мужчину и женщину, которые ей немного нервно улыбались, она сразу же поняла, кто они такие. Она застенчиво к ним подошла и протянула женщине немного увядшие цветы.

Синьора Мачетти была высокой, дородной женщиной. Она наклонилась к девочке, обняла ее и прижала к себе, смяв пожухлые цветы. Ее муж улыбался и одобрительно качал головой.

Делор обернулся к сестре Симоне с широкой улыбкой на губах и сказал:

– Наши планы немного изменились. Они должны были взять девочку завтра в помещении вашего августинского монастыря, расположенного здесь, в Бари. – Он пожал плечами. – Но им просто не терпелось поскорее увидеть ребенка… Они хотели бы сразу же выехать с ней в Рим и как можно скорее ввести ее в новую жизнь.

На лице сестры Симоны отразилась легкая растерянность. Она сначала взглянула на синьора Мачетти, обнимавшего Катрин, потом на его супругу, смотревшую на девочку с материнской улыбкой.

Делор тем временем убедительно проговорил:

– Сегодня днем я беседовал с матерью-настоятельницей здешнего монастыря. Она сказала, что оставляет решение этого вопроса на ваше усмотрение.

– Я поговорю с Катрин, – сказала сестра Симона. – Она девочка разумная и сама сделает свой выбор.

В этот момент синьора Мачетти вынула из вместительной сумки красиво упакованный сверток. Она взглянула на сестру Симону и сказала:

– Будьте так любезны, переведите, пожалуйста, Катрин, что это – небольшой подарок по случаю ее приезда на свою новую родину.

Сестра Симона перевела эти слова на албанский язык. Катрин взглянула на сверток, улыбнулась и протянула к нему руку. Взяв его, она обернулась и посмотрела на монахиню. Сестра Симона улыбнулась ей в ответ и кивнула. Внутри был восхитительный розовый кашемировый свитер со сложным орнаментом, вышитым вручную шелковыми нитками.

Прикоснувшись к мягкой, легкой вещи, девочка в восторге бросилась к женщине и обвила ее шею руками.

– Думаю, теперь все будет в порядке, – сказала монахиня Делору.

Сестра Симона рассказала об изменении планов Катрин, которая тут же надела новый свитер, предварительно сняв старый – серый и потертый, в котором она приехала. Слушая монахиню, она взяла за руку свою приемную мать. Вместо ответа она улыбнулась и согласно кивнула.

Сестра Симона обняла девочку и, обратившись к чете Мачетти, сказала:

– Я взяла десятидневный отпуск, который собираюсь провести в Италии. На следующей неделе я поеду навестить родителей, которые живут неподалеку от Рима. Если вы не возражаете, перед возвращением в Албанию я бы хотела проведать девочку и посмотреть, как она устроилась.

– Это было бы просто чудесно, – сказала синьора Мачетти, – но в воскресенье мы планировали вылететь во Флориду к моему брату, который там живет постоянно. У него дети примерно одного с Катрин возраста.

Делор снова заметил на лице монахини неуверенность.

– Это для меня немного неожиданно, – сказала она. – Ведь Катрин едва говорит по-итальянски, а по-английски она ни слова не понимает.

Синьора Мачетти слегка улыбнулась.

– Мы подумали об этом. Мой брат специально нанял служанку албанского происхождения, которая будет в это время жить в доме. С языком у нас проблем не возникнет. Мы сочли, что впечатления от путешествия и яркое солнце Флориды пойдут девочке на пользу. – Она провела рукой по бледному личику Катрин. – Нам кажется, ей сейчас нужно солнце, море и дети ее возраста.

Монахиня успокоилась.

– Когда вы собираетесь вернуться? – спросила она.

– Через несколько недель, – ответил синьор Мачетти. – Естественно, мы будем поддерживать постоянную связь с синьором Делором. Когда в следующий раз вы приедете в Италию, мы будем рады, если вы приедете навестить Катрин и погостите немного у нас.

– Мы с удовольствием примем вас у себя, – тепло добавила его жена.

Потом сестра Симона стояла рядом с черным «мерседесом», сначала обнимая на прощанье свою воспитанницу, а позже глядя, как машина увозит ее к новой жизни.

Делор подбросил монахиню до монастыря. По дороге он весело ей сказал:

– Сестра Ассунта будет очень довольна, что с первым удочерением все получилось так хорошо.

– Вы знакомы с сестрой Ассунтой?

– Лишь по переписке. Я знаю о той замечательной и нелегкой работе, которую она проводит, естественно, вместе с другими монахинями.

– Она просто ангел Божий, – прошептала сестра Симона, потом рассеянно сказала: – Сегодня она уплыла на Мальту немного отдохнуть.

Делор взглянул на нее.

– Неужели?

– Да. Она действительно очень много работает. Ей нужно сделать маленький перерыв. Вы же знаете, как это бывает.

– Да, конечно, – согласился он и кивнул. – Когда она возвращается?

– Сказала, что через несколько дней.

Он тепло проговорил:

– Когда снова увидитесь, передайте ей, пожалуйста, мои самые лучшие пожелания.

Она с улыбкой к нему обернулась.

– Непременно.

Глава 85

Мальтийские заливы носят имена четырех святых – Юлиана, Фомы, Георгия и Павла. По преданию, корабль апостола Павла потерпел у берегов Мальты кораблекрушение, и святой Павел был радушно принят язычниками-мальтийцами. В благодарность за теплый прием апостол обратил мальтийцев в свою веру.

Сестра Ассунта сидела на северном дворике монастыря и смотрела на воды залива Святого Павла. Море было неспокойно. По нему сновали быстроходные катера, величаво плыли крейсеры, грациозно скользили яхты. Волнение воды отражало сумбур, царивший в ее мыслях, и беспокойство, бередящее душу.

Мать-настоятельница подвергла ее поистине инквизиторскому допросу. У нее был сильный характер, она обладала немалым жизненным опытом, сильной практической хваткой и вследствие этого изрядной долей цинизма. Рассказ сестры Ассунты о том, что она вспомнила лицо, которое видела двадцать лет назад за стеклом автомобиля, вызвал у матери-настоятельницы шквал вопросов. Монахиня упорно настаивала на своем, убеждала мать-настоятельницу, что память ее никогда еще не подводила, но все ее усилия убедить руководительницу в своей правоте, как ей показалось, остались тщетными.

Жизнь, отданная душевному призванию, идет размеренно, порой тягостно, однако наградой за это бывают нечастые моменты счастливого озарения. Один из них выпал на долю сестры Ассунты, когда она услышала, как за ее спиной кто-то прокашлялся, и повернула голову. Монахиня узнала стоявшего сзади священника. Это был отец Мануэль Зерафа, настоятель детского приюта на Гоцо.

Святой отец подвинул стул и, храня молчание, сел подле нее. Глаза его были устремлены на залив. Потом он как-то очень застенчиво попросил:

– Сестра, будьте добры, расскажите мне, что помните, о том лице, которое вы разглядели в машине.

Сестра Ассунта перевела дыхание, сердце ее забилось с надеждой. Мать-настоятельница ей поверила.

Глава 86

– Есть один человек. Сейчас, полагаю, он спокойно спит в своей роскошной вилле в горах Тосканы. Его зовут Бенито Массаро.

Как только полковник Марио Сатта произнес это имя, внимание всех его друзей обострилось до предела.

Над Неаполем занималась заря. Все сидели в небольшой столовой пансиона «Сплендид». Промозглый западный ветер бил мелкими брызгами моросящего дождя в оконные стекла.

По дороге в Неаполь Сатта сначала решил познакомить с полученной им информацией только Кризи. Но пока они ехали под дождем по мокрому асфальту, он не раз косил глазом в сторону Макси, сидевшего за рулем, и все время чувствовал присутствие Фрэнка, расслабившегося на заднем сиденье. Мысленно он представил себе остальных членов команды, частью которой был и сам. Он принял решение довериться им всем.

Теперь все они сидели вокруг длинного стола, а Джульетта подавала им кофе со сладкими булочками. Люди сильно устали – кто от напряженного ожидания, кто от напряженной деятельности. Достаточно было взглянуть на серьезное и озабоченное лицо Сатты, чтобы понять, насколько важно было то, о чем он собирался рассказывать. Имя Бенито Массаро подтвердило их ожидания. Однако для тех, кому оно мало о чем говорило, Сатта решил сделать небольшое вступление.

– Бенито Массаро, – начал он, – воплощал собой всю ту огромную власть, которой обладала масонская ложа П-2. Забудьте обо всех других именах, которыми в свое время пестрели газеты. Основной фигурой этой ложи являлся именно Бенито Массаро. Десять лет назад он возглавлял комитет, осуществлявший контроль и надзор за всеми службами безопасности в нашей стране. Ему удалось втянуть в деятельность своей ложи поистине удивительное число наиболее могущественных людей Италии. Его власть и влияние достигли невообразимых масштабов. Когда П-2 была разоблачена, наказание понесли лишь пешки. Ему тогда удалось остаться в стороне. – Сатта оглядел всех собравшихся за столом, задержал взгляд на Кризи и продолжил: – Сегодня ночью от генерала Эмилио Гандольфо я узнал нечто, вызвавшее в моем сердце печаль, унижение, смущение и боль. Как человеку, много лет жизни отдавшему борьбе за искоренение преступности в Италии, мне было нестерпимо больно узнать, что Бенито Массаро не только не лишился той власти, которой обладал в моей больной стране, наоборот, он ее упрочил еще больше. Поверьте, эта новость стала для меня невероятным ударом. Как ни драматично это звучит… даже иронично, но единственные силы, которые могут противостоять этому злу, – это все вы, сидящие сейчас со мной в этой комнате. Еще более забавно, что лишь двое из вас – Гвидо и Пьетро – итальянцы.

Ни одна аудитория еще никогда не слушала его слова с таким напряженным вниманием.

– В свое время, – говорил Сатта, – прошел слух о том, что во время расследования, проводившегося по делу ложи П-2, при таинственных обстоятельствах пропал список с полутора тысячами имен ее членов. Те, кого удалось выявить, а это девятьсот шестьдесят два известных представителя итальянского общества, были сильно напуганы. В их число входили четыре министра, не менее тридцати восьми депутатов парламента, сто девяносто высших офицеров армии и разведывательных служб. Членами ложи были Микеле Синдона, один из ведущих банкиров, тесно связанный с мафией, который позже при таинственных обстоятельствах был отравлен в тюрьме, и Роберто Кальви, возглавлявший «Банко Амброзиано». Еще его знали под прозвищем Банкир Господа, поскольку он вел дела с Ватиканом. Его нашли повешенным под мостом Блэкфрайерз в Лондоне в 1982 году после того, как его банк непонятным образом лишился полутора миллиардов долларов. – Полковник Марио Сатта вздохнул и сказал: – Этой ночью мне удалось выяснить, что Бенито Массаро создал новую ложу, ее вполне можно называть П-3… Она несет угрозу всем общественным структурам моей страны.

Сидевшие за столом люди переглянулись, и Кризи задал вопрос, который был у всех на уме:

– Марио, с Бенито Массаро нам все ясно. Непонятно только, какое он к нам имеет отношение.

От резкого взрыва хохота Сатты у многих побежали мурашки по коже. Он указал на Кризи.

– То, обо что ты споткнулся вместе с твоим сыном, стало моим малюсеньким шансом нанести Бенито Массаро окончательный удар.

Глава 87

Дождь прекратился, когда водянистое солнце осветило косыми лучами край неба. Все уже давно ушли спать, только Гвидо и Кризи стояли на террасе, пытаясь собраться с мыслями. Гвидо сказал:

– Если бы я не знал Сатту все эти шесть лет и не имел возможности оценить тонкость его ума и цельность натуры, подумал бы, что передо мной обычный спятивший лунатик.

Кризи усмехнулся.

– Мы с тобой долго живем и многое повидали, чтобы понять, насколько его слова близки к истине. И дело даже не в мерзавцах вроде Гандольфо и ему подобных, а в том, что старшему офицеру карабинеров не под силу хоть что-то предпринять в связи с той информацией, которую он получил.

Гвидо раздраженно выругался.

– Все это так, – сказал он. – Кому же теперь, черт возьми, можно верить? Сатта узнал, что еще четыре генерала карабинеров, которые имеют право отдавать ему приказы, входят в П-3. Гандольфо сказал ему, что два министра нынешнего кабинета, имен которых не было в обнаруженном списке членов П-2, тоже входят в П-3… – Гвидо грустно улыбнулся. – То же самое ему стало известно об одном кардинале, двух архиепископах и пяти судьях страны, в руках которых сосредоточена юридическая власть в главных судебных округах. Кому, скажи на милость, он может сообщить о том, что узнал? Как он в таких условиях может начать расследование? Я уверен, что Гандольфо не пытался ему запудрить мозги. Перед лицом неизбежной смерти люди, как правило, говорят правду… Но всей правды, видимо, не знает почти никто. Гандольфо была известна лишь какая-то ее часть, скорее всего не очень большая.

– Так оно и есть, – согласился Кризи. – Давай проанализируем эту информацию и слова Гандольфо в свете нашей операции. Прежде всего, последние три десятилетия Гандольфо шантажировали люди из «Синей сети». Шантаж шел по трем направлениям: грехи молодости, любовные похождения и финансовые операции. Ему было доподлинно известно, что точно так же шантажировали многих других высокопоставленных чиновников. Он осуществлял связь между Массаро и «Синей сетью». Не исключено, что Массаро пользовался услугами «Синей сети» в большей степени, чем она – его возможностями. Гандольфо был совершенно уверен в том, что таинственно пропавший список членов П-2 находится в «Синей сети» – он один стоит многих миллионов.

Кризи обернулся, взглянул на Гвидо и устало ему улыбнулся.

– Давай-ка, лучше попробуем все это упростить. Слава Богу, у Сатты достаточно своих связей, которые возникли, с одной стороны, в ходе его службы, а с другой, как это ни странно, – благодаря его матери. Он не может начать действовать официально, пока не будет явного состава преступления. Если мы нанесем «Синей сети» удар в воскресенье ночью во время их шабаша, состав преступления Сатта получит. Его план совсем не плох. Сам он с отрядом младших офицеров карабинеров будет находиться неподалеку под тем предлогом, что возглавляет акцию против одного из промышленников, подозреваемых в коррупции. Когда мы начнем операцию против «Синей сети», он окажется высшим представителем власти во всей округе. Ему останется только ждать сигнала. Как только он его получит, тут же прибудет со своими людьми на место преступления. Перед самым их приездом мы исчезнем. Он уже договорился с двумя честными судьями, которых предупредят обо всем накануне, и вскоре они тоже прибудут на место преступления. Все произойдет настолько внезапно, что никто из высшего руководства – ни премьер-министр, ни начальник службы безопасности – не сможет оказать на Сатту и этих судей давление или отстранить их от проведения расследования.

Гвидо покачал головой и улыбнулся.

– Ну и страна! – сказал он. – Что-то мне шум какой-то померещился. Это, наверное, Гарибальди в гробу перевернулся.

Кризи тоже улыбнулся.

– Самое сильное потрясение Гарибальди испытал бы, если бы узнал, что одними из участников этих событий являются Де Муро. Разве не этот древний аристократический род помог ему финансировать освободительный поход во имя объединения Италии?

– Да, это были они, – согласился Гвидо. – За последнее столетие именно этот род считался одним из столпов итальянского общества. А теперь станет известно, что их потомки связались с Массаро и, что еще хуже, с «Синей сетью». Когда Сатта сказал нам, что «черная месса» в воскресенье состоится в домашней церкви Де Муро, а служить будет настоящий католический епископ, я всерьез забеспокоился не о том, что он выжил из ума, а о том, что я сам рехнулся. Только потом до меня дошло, что в жилах Де Муро течет кровь Медичи. А они, как известно, несколько веков назад посадили на престол в Риме своего папу и коротали время, отравляя своих противников.

– Должно быть, это правда, – хмуро заметил Кризи.

– Должно быть, – согласился Гвидо. – Никому, даже обреченному на смерть генералу, ни с того ни с сего такое не могло прийти в голову.

– Значит, место мы теперь знаем, – сказал Кризи. – Время нам известно, состав участников – тоже. Не знаем мы только, удастся ли Сатте убедить свою мать подложить Майклу во дворце Де Муро оружие.

Глава 88

Том Сойер потянулся, разминая затекшие руки и ноги, и взглянул налево, туда, где из-за линии горизонта всходило солнце, окрашивая багрянцем воды пролива, отделявшего Гоцо от Комино. Услышав крик совы, он повернулся вправо и навел бинокль на небольшую рощу рожковых деревьев.

Совы он там не увидел, зато заметил согнутую фигуру человека, слезавшего с дерева. Через несколько секунд там появился другой человек. Сойер удовлетворенно взглянул на часы. Люди его, как всегда, бодрствовали и действовали точно по графику. А для него наступало время отдыха. Он выпрямился на чуть наклонной крыше сельского дома, бинокль болтался у него на шее. Лаура, должно быть, уже проснулась, чтобы приготовить ему завтрак.

Когда Том спускался по каменным ступеням с внешней стороны стены, он увидел, как по пыльной проселочной дороге к их дому движется старенький «форд». Машина затормозила во дворе, и из нее вышел немолодой священник с внушительным брюшком. Поздоровавшись с Томом Сойером, он спросил:

– Как там наши орнитологи? Заметили что-нибудь новенькое?

Негр улыбнулся и кивнул.

– Две ранние пустельги пролетели. Червяков, должно быть, искали или полевых мышей.

Святой отец понимающе усмехнулся и спросил:

– Лаура уже встала?

– Наверное, – ответил Сойер. – В этом доме поднимаются с зарей.

Лаура уже проснулась и хлопотала на кухне. Она тепло поздоровалась со священником и представила его Тому как отца Мануэля Зерафу. Лицо гостя стало угрюмо-озабоченным. Он взял Лауру под руку и отвел в сторону, быстро и настойчиво говоря ей что-то по-мальтийски. Сойер услышал, как несколько раз в разговоре повторялось слово «Уомо». Кофе он налил себе сам.

Через несколько минут Кризи услышал телефонный звонок. Поздоровавшись и справившись, как идут дела, Лаура сказала, что с ним срочно хотел переговорить отец Зерафа.

Кризи внимательно выслушал священника, перебив его только однажды, когда задал вопрос:

– Она в этом уверена?

Спустя пять минут на террасе пансиона «Сплендид» Кризи делился полученной новостью с Гвидо.

– Теперь я знаю, кто стоит во главе «Синей сети». Это один араб. По всей видимости, он родной отец Майкла.

Глава 89

За всю свою довольно долгую жизнь полковник Сатта никогда всерьез не ссорился с матерью. В характере пожилой дамы замечательно сочетались достоинство, богатство жизненного опыта, ум и гордость.

Ясно понимая, что ему предстоит ей рассказать, полковник призвал себе в помощники на родовую виллу в Риме старшего брата – профессора Джованни Сатту, оторвав его от пациентов в больнице Кордарелли в Неаполе. Он долго уговаривал Джованни, однако в итоге добился своего. И вот оба они сидели теперь с матерью в ее просторной гостиной и негромко беседовали.

Синьоре Софии Сатта было семьдесят четыре года, и если бы Макиавелли удалось проникнуть в глубины ее ума, он позеленел бы от зависти. Недаром в свое время ходили слухи о том, что незадолго до начала войны на одном государственном приеме Муссолини решил было за ней приударить. Высокая, статная женщина была тогда настоящей красавицей. Когда дуче обратился к ней со своими сальными намеками, она сначала погладила его по лысому черепу, потом нагнулась и провела рукой по интересному месту у него между ног. После этого она с улыбкой ему сказала:

– Вы весьма самонадеянны как выше, так и ниже талии.

В результате этой выходки семья Сатта пережила почти всю войну в своем сельском имении, редко наведываясь в столицу.

Пожилая дама смотрела на сидевших напротив сыновей. Всю жизнь она корила детей за то, что они выбрали себе такие профессии, хотя по секрету рассказывала ближайшим подругам, что ей ни разу в жизни не пришлось испытать за них стыд.

Конечно же оба они об этом знали. И тем не менее полковник Марио Сатта беспокоился, что мать не поверит его словам или примет неверное решение. Имея дело со многими другими представителями высшего света, он редко ошибался, однако из бесед с собственной матерью часто выносил неправильные суждения.

Она слушала его не перебивая, лишь изредка поглядывая на старшего сына Джованни. Рассказ Марио занял более получаса. Когда он закончил, она слегка кивнула головой и произнесла:

– Я всегда знала, что Эмилио Гандольфо всегда становился марионеткой в руках любого, кто брался им управлять. Да и многие другие из тех, кого ты называл, тоже годятся лишь на роли паяцев. Ваш отец умер молодым, но я вышла за него замуж именно потому, что роль паяца он не играл никогда. – Она улыбнулась и добавила: – Даже моего.

Сыновья улыбнулись.

– Мама, отца нашего я помню смутно, – сказал Джованни. – Но одно его качество мне врезалось в память на всю жизнь: но никогда не повышал на тебя голос.

– У него были другие, гораздо более эффективные способы воздействия, – живо откликнулась она. – Ну ладно. Скажите мне теперь, чем может вам помочь старая женщина во всей этой дьявольской заварухе?

Марио слегка наклонился вперед и проговорил:

– В воскресенье поздно вечером в часовне на вилле Де Муро будет проходить «черная месса». На этом шабаше Пино Кальвеччио даст обет верности и будет посвящен в слуги дьявола. Мессу будет вести епископ Капрезе. Позволь мне объяснить тебе подробнее.

Его мать подняла руку.

– В этом нет никакой необходимости. Три года назад Пино Кальвеччио унаследовал огромное состояние от своего жулика-отца. За эти три года он перепробовал все – от наркотиков до несовершеннолетних девочек. Естественно, после всего этого его не может не привлекать сатанизм. Что касается епископа Капрезе, то он был дегенератом еще задолго до того, как надел рясу и принял сан. И отец его тоже был дегенератом. Этим ты меня не удивил. Что же ты хочешь, чтобы я сделала?

– Это очень просто, – сказал Марио, – только немного опасно.

Она подняла голову и залилась смехом.

– Мальчик мой, в моем возрасте опасность почти так же хороша, как сильное возбуждающее средство. Так чего же ты все-таки от меня хочешь?

Марио взглянул на брата, который выглядел немного шокированным. Он снова посмотрел на мать и сказал:

– От Гандольфо я узнал о порядке проведения таких шабашей. Все участники «черной мессы» встретятся на вилле Де Муро около одиннадцати часов. Там им подадут напитки и легкие закуски. Где-то в половине двенадцатого все переоденутся в мантии с капюшонами. Потом они пройдут метров триста до семейной часовни и там начнут свои сатанинские игрища. «Синяя сеть» организует охрану всего этого мероприятия. – Марио остановился и о чем-то задумался. – Я ведь как-то говорил тебе раньше о моем друге Кризи?

Мать кивнула.

– Да, я помню, что ты мне о нем рассказывал. Это тот человек, с которым мне хотелось бы встретиться. С ним мне надо было бы познакомиться лет тридцать тому назад.

Оба ее сына улыбнулись. Со смерти их отца прошел тридцать один год.

Марио продолжал:

– Теперь ты понимаешь, почему я не могу разработать операцию и направить своих карабинеров против тех, кто примет участие в этой «черной мессе».

– Да, это я отлично понимаю, – сказала она. – И полагаю, что вместо тебя это сделает твой друг Кризи.

Марио кивнул.

– У него потрясающая команда. Более того, его приемный сын Майкл смог проникнуть в «Синюю сеть» и будет присутствовать на этом шабаше. Естественно, каждого, кто придет в ту ночь на виллу Де Муро, тщательно обыщут. Для всех нас крайне важно, чтобы к тому моменту, когда собравшиеся направятся от виллы к церкви, у Майкла было с собой оружие и миниатюрный радиопередатчик. Теперь позволь мне объяснить тебе…

Его мать снова подняла руку.

– Нет, Марио, теперь я тебе скажу. Ты хочешь меня просить, чтобы я подложила на виллу Де Муро оружие и передатчик. Мне это сделать проще простого.

Джованни рассмеялся.

– Мама, это может быть опасно. Выслушай, что хочет тебе предложить Марио.

Она улыбнулась и покачала головой.

– Если я пойду на это, то только в соответствии со своим собственным планом. Попасть на виллу к Де Муро для меня не составит никакого труда. Я смогу это сделать завтра днем. Хотя имя у них очень громкое, да репутация подмочена. Поэтому мой звонок доставит им большое удовольствие, и они пригласят меня на чашку кофе. Я перескажу им последние светские сплетни и заморочу голову всякой другой ерундой. Несмотря на богатую историю их рода, за последние сто с лишним лет его представители стали очень провинциальны. – Она снова улыбнулась и подмигнула сыновьям. – Визит Софии Сатта в их календаре светского общения станет гораздо более выдающимся событием, чем какая-то заурядная «черная месса». – В задумчивости синьора Сатта прикрыла глаза. – Я пытаюсь вспомнить расположение виллы. В последний раз я была там несколько лет назад. Припоминаю, что переодеваются там справа от главного входа. Полагаю, все собравшиеся именно там облачатся в сутаны с капюшонами.

Марио Сатта тут же уловил ход мысли матери.

– Там, как я понял, ты и собираешься спрятать оружие и передатчик, – сказал он.

Она посмотрела на него истинно материнским взглядом, в котором можно было прочесть надежду, что когда-нибудь он наконец вырастет. Потом, добродушно улыбнувшись сыну, пожилая дама произнесла:

– Марио, ты дашь мне два пистолета и два передатчика. Я их спрячу в двух разных местах, одним из которых будет комната для переодевания. Это в два раза увеличит шансы сына Кризи. Завтра вечером я позвоню тебе и скажу, куда я их положила.

Сохраняя полную невозмутимость, Марио Сатта ответил:

– Я тебе очень благодарен, мама, – и стал подниматься из-за стола.

Она раздраженно покачала головой.

– Сиди и слушай, Марио, и ты, Джованни, тоже. Мне не нравится, когда, озадачив меня какой-нибудь просьбой, вы сразу же обо мне забываете. То, что ты, Марио, узнал от этого мерзавца Гандольфо, лишь верхушка айсберга. Вы считаете меня никчемной старухой, но я вижу и слышу больше, чем вы можете себе вообразить. Когда вы влезете в эту помойную яму, то поймете, что это только начало. Высокие люди, облеченные властью, попытаются замять эту историю. Используйте мой опыт и мои связи. Какому судье ты передашь это дело?

Марио назвал ей имя, и она удовлетворенно кивнула.

– Он честен и предан своему делу. Отца его убила мафия, деда – Муссолини. Ты сделал правильный выбор. – Женщина склонилась немного вперед, в ее небольших, ясных глазах мигнул затаенный огонь, и она произнесла: – Должна вам сказать, что есть некоторые вещи, которые вы будете обязаны сделать.

Марио снова взглянул на брата, который лишь пожал плечами и улыбнулся.

– Что именно, мама? – спросил Марио.

– Когда все будет позади, я хотела бы встретиться с этим твоим приятелем – Кризи. Увидев его в следующий раз, передай ему мой приказ. После того как он окажется в часовне, ему во что бы то ни стало надо будет оставить в живых – пусть даже раненым – одного из активных членов «Синей сети»… Именно этот человек откроет тебе и твоему судье дверь ко всему вместилищу скверны. – Голос ее внезапно стал резким. – Но первое, что Кризи или его сын должны будут сделать, это убить епископа.

– Почему? – спросил Марио.

Теперь в ее голосе послышалось легкое раздражение.

– Учись, сын мой. Что бы ты в жизни ни делал, всегда старайся не доставлять неприятности тем, кто в будущем может тебе пригодиться. В данном случае я имею в виду Ватикан.

Глава 90

Спор был оживленным, но решение могло быть только одним.

Вся команда покидала пансион «Сплендид», отправляясь в Рим. Макси и Фрэнк должны были ехать в первой машине. Йен с Совой следом за ними. Кризи предстояло замыкать движение в третьем автомобиле.

Первые две машины уехали. Прежде чем отправиться на север, мужчины обнялись с Гвидо, Пьетро и Джульеттой и обменялись с ними ритуальным поцелуем. После этого Гвидо, стоявший за стойкой бара, исчез. Кризи дружески хлопнул Пьетро по плечу, поцеловал его и повернулся к Джульетте.

– Как только все кончится, Пьетро отвезет тебя обратно на Гоцо, – сказал он, – к Лауре и Полу. Мы с Майклом приедем через несколько дней.

Девочка крепко обхватила его ручонками и сказала:

– Обо мне больше не беспокойся. Снова я таких глупостей не наделаю.

Кризи огляделся, ища Гвидо, но когда увидел, что тот входит в комнату, лицо его помрачнело. На Гвидо были старые, поношенные джинсы, джинсовая куртка и джинсовый жакет. В левой руке он сжимал ручки большой брезентовой сумки. Кризи ее узнал. Она была сильно потерта. В былые годы она всегда путешествовала вместе с Гвидо с одной войны на другую. Кризи решительно покачал головой.

– Нет, Гвидо… Ты же обещал.

Гвидо столь же решительно покачал головой.

– Ты знал Джулию, и отлично понимаешь, что бы она чувствовала сейчас. – Он бросил взгляд вниз, на сумку. – Здесь мой старый автомат. Конечно, он не самой последней модели и не такой удобный, как современные. Но осваивать нынешнее оружие у меня времени нет.

Кризи сказал:

– Нет, Гвидо, я уже подобрал хорошую команду.

Итальянец снова покачал головой.

– Хорошую, но не отличную… Теперь у тебя будет просто отличная команда. – Он поставил сумку на пол, повернулся к Пьетро, обнял его и поцеловал. – Присматривай за Джульеттой. Где деньги, ты знаешь. Завтра вечером переедете в номер на последнем этаже гостиницы «Регина». Он вам уже забронирован. Возьмешь с собой пистолет и не будешь оттуда высовываться, пока я не позвоню. – Он обнял и расцеловал в обе щеки Джульетту. – Не переживай, малышка. Гвидо присмотрит за твоим отцом и братишкой.

Джульетта повисла на нем, крепко обхватив его за шею руками. Через ее головку Гвидо взглянул на Кризи и просто сказал:

– Я – итальянец.

Глава 91

Все с ожиданием смотрели на Кризи, когда он вошел в снятую в Риме конспиративную квартиру. Выражение ожидания резко сменилось на лицах присутствующих удивлением, когда они увидели идущего за ним со своей брезентовой сумкой Гвидо. Кризи сказал:

– В нашем полку прибыло – позвольте представить вам еще одного активного члена команды.

В комнате стояла гробовая тишина. Потом Макси с Фрэнком широко улыбнулись и встали из-за стола.

– Я всегда говорил, ты – мужик что надо, – сказал Фрэнк. – Мы как раз делали здесь небольшую прикидку, и я заметил, что, если бы на небольшом холме к востоку от часовни был пулеметчик, лучшей страховки нам просто придумать было бы нельзя.

Он обернулся и взглянул на Макси, который сказал:

– Теперь нас будет страховать лучший пулеметчик в мире. Я больше за свою спину не волнуюсь.

В глазах Сатты, когда он посмотрел на Гвидо, сквозили два чувства – благодарность и понимание. Кроме того, в них застыл немой вопрос. Гвидо ответил ему точно так же, как несколько часов назад Кризи:

– Я – итальянец.

Сатта встал, подошел к нему, и два итальянца крепко обнялись.

В последний раз они отрабатывали и оттачивали детали предстоявшей операции. Из роскошной квартиры около «Испанских ступеней» пришел Рене и принес новость о том, что Майкл полностью готов и находится в отличной форме. С улыбкой он добавил:

– Только малость притомился от постоянного напряжения.

Все они сидели за столом и смотрели на план виллы Де Муро с прилегающей к ней часовней. Перед датчанином лежал желтый разлинованный блокнот, странички которого были покрыты его бисерным почерком. Он взял слово.

– Я собрал и обработал всю информацию, которую нам удалось получить от Гандольфо, из других источников и, конечно, от бесстрашной матери полковника Сатты. – Он бросил взгляд в записи. – Начну по порядку. Во-первых, полковник Сатта сообщил мне, что в докладе полицейского патологоанатома констатируется что смерть генерала Гандольфо наступила в результате сердечного приступа. Поэтому у членов «Синей сети» нет оснований опасаться за проведение «черной мессы». Во-вторых, мать полковника Сатты спрятала на вилле Де Муро два пистолета и два передатчика. – Он указал подбородком на бельгийца. – Рене получил точное описание тайников, в которых они находятся, и передаст эту информацию Майклу. Передатчики, естественно, очень небольшие. Кодовым сообщением о начале наступления, который передаст Майкл, будут три коротких сигнала и один длинный. От Гандольфо нам известно, что на подступах к вилле будет по меньшей мере дюжина охранников. Полковник Сатта и его карабинеры расположатся в трех километрах от виллы и смогут добраться до часовни уже через несколько минут после сигнала Майкла. – Он взглянул на Кризи, выразительно указал на лежавший на столе план и сказал: – Теперь, босс, слово за тобой.

Кризи сначала слегка напрягся, потом расслабился – в конце концов, настало его время командовать парадом. Гвидо придвинул стул к нему поближе. С минуту Кризи внимательно изучал детальный план виллы. Она стояла в горах, примерно в пяти километрах от озера Болсена. Местность там была холмистой, густо поросшей лесом. Он сказал:

– У нас есть приборы ночного видения «трилукс», которых у охранников, наверняка, не будет. Мы разделимся на две части. Сначала на территорию виллы проникнет первая команда – Макси, Фрэнк и Рене. Они сообщат второй команде, которая будет состоять из меня, Гвидо и Совы, где находятся охранники. Мы должны напасть после начала мессы, когда все ее участники уже будут полностью поглощены происходящим, но, естественно, до того, как будет совершено жертвоприношение. Майкл пошлет сигнал, но прежде чем мы подойдем, он должен будет убить епископа. Моя команда ворвется в часовню, а команда Макси останется снаружи и будет убирать охранников. – Он обернулся и взглянул на Йена. – Ты будешь ждать в километре от виллы в микроавтобусе и заберешь нас всех из часовни примерно за минуту до того, как Сатта приедет со своими карабинерами. В трех-четырех километрах от виллы мы оставим четыре машины, в которые пересядем из микроавтобуса, а его там же бросим. В основном пользоваться будем холостыми гранатами. Я хочу, чтобы в часовне было как можно меньше пальбы и взрывов. Тех, кого надо будет убить, кроме епископа, я убью сам. – Он взглянул на Сатту. – В их число войдут Донати и Хуссейн. Делора я только раню, но оставлю тебе живым. Именно его тебе придется раскручивать на допросах.

Сатта согласно кивнул и поинтересовался:

– Что ты собираешься делать с остальными?

После недолгого раздумья Кризи сказал:

– Неофита я убью, а остальных оставлю тебе для разговора.

– Это меня вполне устраивает, – ответил Сатта.

Глава 92

Катрин глуповато хихикала. Почти все время, когда не спала. И не потому, что испытывала счастье. Такую реакцию вызывали таблетки, которыми ее пичкали «приемные родители» через регулярные промежутки времени. Сквозь пелену тумана, застилавшего мозг, девочка видела прекрасный дом и их улыбавшиеся лица. В одурманенном сознании Катрин неуклюже шевелилась мысль о том, что, должно быть, все нормальные дети ее возраста, не пережившие того кошмара, который выпал на ее долю, были так же счастливы в этом полубредовом состоянии.

Когда «мачеха» сказала ей, что в воскресенье они поедут покататься на машине и навестят друзей за городом, она только счастливо хихикнула.

Глава 93

В половине десятого вечера раздался звонок в дверь.

Открыл Рене. В комнату влетела Джина Форелли, бросив ему на ходу длинную коричневую накидку и просьбу, звучавшую как приказание:

– Рене, пожалуйста, один из твоих отличных «бычьих выстрелов».

Майкл смотрел по телевизору футбол. Он встал и обнял женщину.

– Ты мне все больше нравишься, – заявила она.

– Почему?

– Потому что ты – настоящий, – с ослепительной улыбкой ответила Джина.

– О чем ты говоришь?

Она подошла к телевизору и выключила его. На ней была синяя шерстяная юбка почти до пола и кроваво-красный кашемировый свитер с высоким воротом. Майкл очень сомневался, что под верхней одеждой на ней что-нибудь было. Она обернулась к нему, слегка склонив голову набок, и сиплым голосом сказала:

– Аднан, ты должен меня понять. В Риме околачивается куча бездельников, которые хотят кем-то казаться. У одних есть деньги, другие только прикидываются, что богаты, и ради того, чтобы о них так думали, идут на все. Чтобы мне взять тебя с собой туда, куда мы собираемся, очень влиятельным людям необходимо было выяснить о тебе абсолютно все. Поверь мне, у них достаточно связей и возможностей, чтобы это сделать.

Слегка раздраженным тоном Майкл проговорил:

– Ну и что же? И ты, и они были очень удивлены, что я из себя не пытаюсь корчить кого-то другого?

– Не удивлены, – ответила она, – просто удовлетворены. Я, конечно, слышала разговоры о том, что ты перевел десять миллионов долларов на свой счет в «Банко ди Рома». Но теперь я знаю, из какого банка на Ближнем Востоке тебе перевели эти деньги. Мне известно даже имя банковского менеджера, который сделал этот перевод. Кроме того, я знаю, что тебя ждет место в Гарвардском университете после того, как ты уедешь из Рима. Даже имена твоих будущих профессоров мне известны.

Майкл сделал над собой некоторое усилие, чтобы изобразить на лице удивление.

– Значит, – сказал он, – эта небольшая игра сегодня ночью действительно будет вестись по-крупному. Может быть, на этот раз, за мои пятьдесят тысяч долларов ты мне туфту впаривать не будешь.

Она покачала головой с самым серьезным видом.

– Это будет вовсе не игра, Аднан. То, что ты увидишь сегодня ночью… то, в чем сам примешь участие, событие настолько редкое, что останется в твоей памяти навсегда. Может быть, это тебя изменит на всю жизнь и ты уже будешь не таким, как прежде.

Появился Рене, держа в руке стакан с ее напитком, и вопросительно взглянул на Майкла. Тот покачал головой, и Рене вышел из комнаты.

Джина спросила:

– Ты сегодня ничего не пил, Аднан?

– Еще нет. Это удовольствие я хочу приберечь на потом.

Она улыбнулась.

– Да, потом всего будет много. Будет все, чтобы насытить твое тело и разум… Абсолютно все.

Он взглянул на часы.

– Когда мы едем?

– Минут через десять, – ответила она. – Но перед выездом тебе надо будет сделать две вещи.

– Какие?

Она поставила стакан на столик и сказала:

– Дай мне половину от пятидесяти тысяч долларов, а потом разденься догола.

– Что еще за игры ты здесь разыгрываешь?

Она рассмеялась, подошла к нему совсем близко и почти целомудренно поцеловала его в губы.

– Мне необходимо сделать тебе самый тщательный личный досмотр. Без этого никак не обойтись. Тебе будет скорее приятно, чем больно.

Он скептически улыбнулся и сказал:

– Я, конечно, не возражаю… А что касается денег то вторую половину ты получишь завтра, после сегодняшней ночи.

Она с серьезным видом кивнула и проговорила:

– Я тебе верю. Это для меня немного опасно, потому что означает, что я в тебя влюбилась.

Он с явным сомнением посмотрел на нее, залез во внутренний карман и вынул оттуда конверт. Протянув его Джине, он сказал:

– Здесь двадцать пять тысячедолларовых купюр.

Пересчитывать деньги она не стала. Сложив конверт пополам, подняла свитер и засунула его за пояс юбки.

– Раздевайся, – попросила она с улыбкой.

Обыск был гораздо более тщательным, чем Майкл мог предположить. Ее, несомненно, инструктировал профессионал. Она скрупулезно осмотрела каждую деталь его туалета, проверила швы и ремень на брюках, даже пуговицы пиджака не забыла осмотреть. Ощупала каждый квадратный дюйм ткани его костюма, рубашки и белья, детально проверила ботинки, рассмотрев их со всех сторон, постучав каблуками по столу и прислушавшись к звуку.

Майкл и Кризи думали о том, чтобы вмонтировать передатчик в одежду или укрепить его на теле, и Майкл был теперь очень доволен, что они не стали рисковать.

Потом Джина осмотрела его тело, сначала заглянув в открытый рот и проверив, нет ли свежих пломб в зубах, потом поковыряла пальцами у него в ушах и в завершение попросила его пошире расставить ноги и наклониться так, чтобы коснуться руками пальцев ног. Он отлично знал, что за этим должно было последовать. Майкл почувствовал, как ее палец входит в анальное отверстие. Закончив проверку, она поцеловала его в спину и сказала:

– Аднан, ты чист во всех смыслах этого слова.

Машину вела сама Джина. Это был «мерседес», которого Майкл никогда раньше не видел. На заднем сиденье расположился смуглый человек небольшого роста. Представлять его она не стала. Майкл прекрасно понимал, что на протяжении всего пути ему в спину будет смотреть дуло пистолета.

Как только они выехали из центра Рима, женщина обернулась к нему и сказала:

– Здесь мы должны завязать тебе глаза. Ты же понимаешь – без этого нельзя.

– Конечно, – безропотно отозвался Майкл.

Человечек сзади зашевелился и завязал ему глаза черным шелковым шарфом.

Глава 94

Луна была скрыта облаками. Они остановились в небольшой роще примерно в километре от виллы. Все одинаково оделись в черное, ноги обули в высокие ботинки на толстой резиновой подошве. Грудь и спину каждого закрывали десантные жилеты со множеством карманов и креплений. Волосы и головы мужчин прикрывали черные вязанные шапочки, даже лица их были замазаны черным гримом.

Кроме Совы, все чувствовали себя в таком виде удобно и привычно. Сова, единственный из них, никогда не служил в регулярной армии, но скоро привык к такому одеянию, облачившись в него вместе с остальными на конспиративной квартире перед выходом. Иногда он даже шутил. Йен намазал себе черным гримом лоб, щеки и подбородок. Датчанин повернулся к своему другу и придирчиво его оглядел. Сова выглядел как боец отряда специального назначения. С креплений на его десантном жилете свешивались гранаты, на бедре была закреплена пистолетная кобура, с правого плеча свисал автомат, в карманах жилета лежали запасные обоймы, на шее болтался прибор ночного видения «трилукс». Завершив осмотр, Йен удовлетворенно кивнул, но Сова жалобным голосом произнес:

– Кризи запретил мне брать с собой плейер.

Прошло несколько секунд, пока до датчанина дошло, что это шутка.

В роще все сидели на корточках. Кризи указал на Макси, потом сделал жест рукой в сторону виллы. Макси бесшумно растворился в темноте. Лучшего разведчика для осмотра виллы и прилегавшей к ней территории среди них не было. Пять лет Макси служил в элитной части родезийской армии «Скауты Селоуза». Он мог совершенно спокойно проскользнуть в десяти шагах от бродячего слона и остаться незамеченным. Кризи поднял крышку часов и посмотрел на люминесцентный циферблат. Было четверть одиннадцатого. На исходные позиции они решили выйти в самый последний момент.

Макси вернулся без четверти одиннадцать. Он проскользнул между Кризи и Гвидо и прошептал:

– Я насчитал семерых охранников – четверо стоят на постах, трое обходят территорию. Все с автоматами. С другой стороны виллы, возможно, есть еще люди. Территорию окружает каменная стена высотой около восьми футов. Проводов системы сигнализации нет. Внутри я пробрался почти на сотню метров в направлении виллы и часовни. Там нет ни ловушек, ни капканов, ни собак. Приглашенные собираются. Я видел семерых – троих мужчин и четырех женщин. Между виллой и церковью нет освещения, хотя я заметил, что дорожка между ними может быть освещена двумя прожекторами, которые сейчас выключены. Кроме того, над дверями с внешней стороны тоже установлены лампы. Через стрельчатое окно церкви был виден горящий внутри красный свет. Не исключаю, что это от цветного стекла окна.

Кризи слегка наклонился и взглянул на Гвидо. Когда тот заговорил, в темноте блеснули его белые зубы.

– Мне не нравится, что мы не знаем, как обстоят дела с другой стороны виллы.

– Мне тоже, – ответил Кризи и снова взглянул на часы. – Через двадцать минут мы разделимся на две команды и пойдем к вилле. Займем позиции до того, как они двинутся от виллы к церкви. Это даст Макси время, чтобы обойти дом с другой стороны и посмотреть, что там делается. – Он легонько хлопнул друга по плечу и сказал: – Потом вернешься сюда и расскажешь, что там происходит. Если придется корректировать планы, у нас еще останется в запасе минут двадцать.

В трех километрах от места разговора, на небольшой поляне метрах в двухстах от узкой проселочной дороги, в командной машине сидел полковник Марио Сатта. Тут же в ряд выстроились еще шесть автомобилей – три крытых джипа, еще одна легковая машина и два бронированных микроавтобуса, в каждом из которых сидело по двенадцать карабинеров. Рядом с Саттой был его заместитель – капитан Брисчи, который нетерпеливо похлопывал себя по колену.

– Полковник, почему мы все еще сидим без дела? – спросил он. – Мы же знаем, что Джардини уже дома, возможно, сейчас ужинает вместе с женой.

Сатта обернулся и посмотрел на капитана. Надеясь, что его честность соответствует закрепившейся за ним репутации и что он достаточно сообразителен, полковник пустился в объяснения:

– В такого рода делах, капитан, иногда приходится отступать от правил. Вполне возможно, что наш друг Джардини держит компрометирующие его документы дома. Если мы позвоним в дверь, пока семья ужинает, он, его жена, дети или кто-нибудь из прислуги будут иметь достаточно времени, чтобы их уничтожить. Поэтому я предпочитаю дождаться, когда в доме все разойдутся по своим спальням и заснут. Тогда мы сможем выломать дверь, и, еще до того, как все, кто есть в доме, успеют продрать глаза, мы уже будем искать документы в его кабинете.

– А как мы узнаем, что он уснул? – спросил капитан.

Сатта вздохнул. Видимо, заместитель его был все же туповат.

– Наши люди наблюдают за домом со всех сторон, – продолжал он терпеливо объяснять. – Они доложили, что свет горит только в окнах первого этажа. Как только там погасят лампы и зажгут свет наверху, нам сообщат по рации. Когда и наверху свет погаснет, мы сможем сделать вывод, что все засыпают. Полчаса спустя мы ворвемся в дом.

Нет, туповатым капитан не был.

– А что случится, – спросил он, – если какая-нибудь лампа будет гореть наверху всю ночь? Может быть, кто-то из членов семьи страдает бессонницей, захочет почитать книгу или посмотреть видео?

Сатта улыбнулся.

– Ну, тогда мы подождем часиков до двух и потом все равно сделаем то, что положено.

Он взглянул на часы, потом нащупал в кармане френча маленькую черную коробочку, которую передал ему Кризи. В течение следующего часа она должна была подать голос, и после этого синьор Джардини, его жена и все его семейство смогут спокойным сном спать до утра.

Глава 95

Она вела его за руку. Он чувствовал, что идет по дорожке, выложенной гравием.

– Четыре ступеньки, – предупредила она, сильнее сжав его руку.

После того, как Майкл на ощупь нашел первую, с остальными проблем не было. Когда они вошли в открытую дверь, он почувствовал, что стало теплее, и услышал, как дверь за ними закрылась.

– Теперь можешь снять повязку, – сказала Джина.

Майкл стащил с глаз черный шелковый шарфик и зажмурился от яркого света. Они стояли в холле здания, которое, как он знал, было большой виллой. На полу лежал толстый ковер, на стенах под большими портретами горели канделябры. Дверь перед ним была раскрыта; из нее доносился приглушенный шум голосов.

Женщина снова взяла его за руку и повела вперед.

– Никаких имен называть не надо, – сказала она. Ее голос понизился до шепота. – Ты будешь удивлен, даже поражен, увидев здесь настоящего епископа. Вести мессу будет он.

Майкл не был ни удивлен, ни поражен. В тот день он внимательно изучил несколько фотографий епископа Капрезе. Он наверняка узнает его по черной козлиной бородке, кустистым бровям и вьющимся темным волосам.

Когда они проходили по коридору, с левой стороны он заметил дверь. Должно быть, это мужская комната. Справа наверх вел лестничный пролет. Он знал, что, поднявшись по нему, можно попасть в спальню с прилегавшим к ней туалетом. Они вошли в комнату, дверь которой была распахнута. Там собралось около дюжины людей, беседовавших с бокалами шампанского в руках. Все они обернулись и взглянули на вошедшую пару. В числе собравшихся было пятеро мужчин и семь женщин. Некоторые кивнули Джине. Все внимательно рассматривали Майкла.

Престарелый лакей внес серебряный поднос с полными бокалами шампанского. Каждый взял себе по бокалу. Майкл отпил глоток и, в свою очередь, стал не таясь глазеть на остальных. Его и вправду удивило то, что епископ Капрезе был в пурпурной рясе, соответствовавшей его рангу. Он оказался выше, чем предполагал Майкл. Юноша посмотрел ему в глаза и подумал, что около полуночи он всадит между ними пулю. Взглянув в черное, немного вспотевшее лицо крупного негра, он безошибочно узнал в нем Анвара Хуссейна, стоявшего рядом с другим, заочно уже знакомым ему персонажем – Жаном Люком Донати.

Мужчины были в строгих костюмах, женщины – в длинных платьях или длинных юбках с блузками. Двум из них было немногим более двадцати, они были очень соблазнительны. Еще две были лет на десять старше и тоже выглядели вполне привлекательными. Оставшиеся три уже миновали пору расцвета; одна из них в прошлом, несомненно, была красавицей, двум другим уже не могла помочь никакая косметика. Кроме епископа, Хуссейна и Донати, Майкл не знал никого – ни женщин, ни еще двух одутловатых мужчин среднего возраста.

Он огляделся и сказал Джине:

– Чудесная комната, и дом, по всей видимости, прекрасный. Его хозяева тоже здесь?

Она с улыбкой покачала головой.

– В таких случаях, как этот, они уезжают отсюда на выходные.

Взяв его за руку, Джина подошла к епископу.

– Просто пожми ему руку и заведи светский разговор, – сказала она. – Никаких прямых вопросов не задавай. Минут через двадцать мы переоденемся и пойдем в часовню.

Обменявшись с епископом рукопожатием, Майкл снова заметил, что комната, где они собрались, прекрасна. Епископ кивнул и указал на картину, висевшую на ближайшей к ним стене. На ней был изображен какой-то ландшафт.

– Это не Караваджо, – улыбнувшись сказал он, – но полотно все равно очень ценное, и написано лет за сто до него. – Епископ заговорщически посмотрел на Джину и, понизив голос, сказал: – Очень рад, дорогая, что мы снова увиделись. Ваша красота так скрашивает наши редкие встречи. – Он сделал рукой жест в сторону Майкла. – И ваш молодой кавалер тоже добавляет блеска нашему собранию.

Майкл пожал руку всем остальным. Рукопожатие Донати было вялым, зато Хуссейн сжал его руку как тисками. Лакей внес легкие закуски. При взгляде на него Майкл решил, что он был бы вполне к месту на любом занудном светском приеме. Только Майкл собрался было подумать о том, что делать дальше, как рядом оказался Хуссейн, взял его под локоть и предложил пойти переодеваться.

Все стали выходить из комнаты в холл. Женщины поворачивали налево и по лестнице поднимались наверх. Джина бросила в его сторону ободряющий взгляд.

Мужчины прошли по коридору и стали заходить в расположенную справа дверь. За ней оказалась большая комната. На стенах висели гобелены, а на полу стояли обитые парчой банкетки. На них было разложено полдюжины черных сутан с капюшонами и поясами, на концах которых болтались кисточки. Рядом стояли черные сандалии всех размеров. Майкл взглянул в другой конец помещения и увидел две двери, которые описывал ему Рене. Он знал, что они вели в ванные комнаты, а ему необходимо было войти в правую.

Донати и Хуссейн без всякого стеснения стали снимать с себя одежду. Остальные последовали их примеру. Майкл помнил, что в ванную ему надо идти после того, как он облачится в сутану. Донати и Хуссейн разделись догола. Хуссейн взял одну из сутан и приложил ее к Майклу.

– Она будет вам впору, – с улыбкой сказал он. Потом собрал сутану в руках, поднял над головой Майкла и отпустил – она скользнула вдоль его тела до самого пола.

– Да, она мне как раз, – сказал Майкл и улыбнулся. – Мой портной вполне бы ее одобрил.

– А кто вам шьет? – спросил Донати.

Майкл взглянул на него в упор и проговорил:

– Меня просили не задавать никаких прямых вопросов и не отвечать на них.

И Донати, и Хусейн одобрительно кивнули. Майкл понял, что только что сдал экзамен. Он нашел пару сандалий, которые вроде бы подходили ему по размеру, сел на банкетку и завязал их на ногах.

Поднявшись, он сказал:

– Мне надо зайти в ванную… не думаю, что в часовне есть туалет. – Он слегка улыбнулся Хуссейну и немного сконфужено проговорил: – Должен признаться, я немного на взводе.

Улыбнувшись ему в ответ, Хуссейн указал на две двери.

Тут чуть не случилась катастрофа – еще один мужчина, тоже уже почти раздетый, направился к дверям. Майкл быстро подошел к нему и спросил:

– Где здесь женский, а где мужской?

Тот в некотором недоумении пожал плечами и ответил:

– Здесь одни мужчины, так что подойдет любой.

Майкл ускорил шаг и вошел в правую дверь. Ванная комната, в которой он оказался, была, пожалуй, самой большой из всех, что он видел в жизни. Вдоль стены на четырех ножках стояла огромная эмалированная ванна, за ней была большая раковина для умывания. В самом конце стоял унитаз, а рядом – биде. Справа возвышался высокий белый гардероб, инкрустированный позолоченным орнаментом из листьев. Майкл не мог понять, как престарелая мать Сатты дотянулась до его верха. Только потом он заметил шаткий стул, прислоненный к стене за гардеробом. Он быстро приставил стул к шкафу и встал на него. Стул угрожающе скрипнул. Майкл переставил ноги ближе к краям стула, вытянул руку и пошарил по верхней панели гардероба. Коснувшись твердого металла, он перевел дух. Майкл достал пистолет, две резиновые полосы шириной в два дюйма и металлическую коробочку, в которой лежал миниатюрный радиопередатчик. Через десять секунд он закрепил резиновые полосы на поясе и крепко прижал ими к телу «Кольт-1911» с передатчиком.

Глава 96

Кризи смотрел в прибор ночного видения, придававший очертаниям фигур желтоватый оттенок. От этого процессия, двигавшаяся от виллы к часовне, казалась еще более зловещей. Он определил, что шествие возглавляют женщины, головы которых скрываются под темными капюшонами. Замыкали процессию мужчины. Из-за нелепых островерхих колпаков он не мог понять, где находится Майкл, однако внезапно увидел, что одна из замыкавших шествие фигур подняла руку и какое-то время держала ее на уровне пояса. Через две секунды маленькая черная коробочка, укрепленная в одном из карманов жилета Кризи два раза негромко пискнула.

Лежавший рядом с ним Гвидо тоже смотрел в окуляры «трилукса». Он слегка коснулся плеча Кризи и прошептал ему на ухо:

– Твой парнишка вооружен и при передатчике.

Кризи тихо хмыкнул.

– Да, мое настроение от этого резко улучшилось. Если бы нам пришлось туда лезть вслепую, на Майкла первого упало бы подозрение. Мы понятия не имеем, есть ли у кого-нибудь из них оружие, но даже в этом случае Майкл теперь сможет за себя постоять.

Он посмотрел в дальний угол виллы, пытаясь найти взглядом Макси, который отправился проверять, как обстоят дела с задней стороны здания. Кризи ничего не заметил. Он обернулся к Гвидо, за которым разместился Сова. Мужчины смотрели в том же направлении. От угла они находились примерно в трехстах метрах.

– Вы его видите? – прошептал Кризи.

Сова что-то буркнул, потом сказал по-французски с явным марсельским выговором:

– Клянусь могилой собственной матери, что за последние десять минут этот угол никто не огибал.

В голосе Гвидо звучала озабоченность.

– Очень надеюсь, что Макси не наткнулся на какую-нибудь неожиданность.

Кризи уже собирался сказать ему что-то утешительное, когда сзади раздался легкий глухой стук. Это был Макси, лежавший на животе и дышавший чаще чем обычно. Он сказал:

– С той стороны только один охранник спит на табуретке около двери в гараж. Я бы мог без всякого труда перерезать ему глотку.

Сова чуть придвинулся к Гвидо и Кризи на локтях и прошептал:

– Макси, ты каким путем вернулся обратно?

– Тем же самым, – ответил Макси, – я обогнул тот же угол.

– Черт тебя дери! – прошептал француз. – Я все время глаз с этого угла не сводил, но не увидел тебя ни когда ты туда полз, ни когда возвращался обратно.

До Кризи донесся тихий смешок Макси, потом его шепоток, обращенный к Сове:

– Слушай, котенок, я мог бы сюда добраться и штаны с тебя снять так, что ты ничего бы не заметил.

– Хватит, – цыкнул Кризи. – Этот охранник проснется, как только услышит первый выстрел. Что вы тогда будете с ним делать?

Макси снова тихонько хмыкнул.

– С ним ничего делать не надо, он все сам сделает. Я ему к пробуждению традиционный сюрприз приготовил.

Кризи и Гвидо улыбнулись. Сова ничего не понимал. Гвидо ему объяснил:

– Макси укрепил около него осколочную гранату. Я так думаю, футах в двух перед этим малым. Он на два щелчка ослабил чеку и привязал кольцо, скорее всего, к ноге охранника. Как только тот вскочит, чека вылетит и граната взорвется. Нам одним охранником меньше останется.

В своем словарном запасе француз отыскал лишь одно подходящее выражение:

– Обделаться можно!

– На это у него уже времени не останется, – резонно заметил Кризи. Он напряженно смотрел в «трилукс» на часовню. Все уже вошли внутрь. Он обернулся к Макси. – Возвращайся к твоей команде. В часовне есть задняя дверь с крыльцом. Когда мы ворвемся в часовню с главного входа, задний должен быть блокирован.

– Его прикроет Рене, – сказал Макси. – Мы с Фрэнком займемся охранниками, которые патрулируют территорию. С теми, кто стоит на посту, все будет гораздо проще. Когда начнется заваруха, они еще минимум десять секунд будут оставаться на местах. Мы успеем к ним вернуться.

Учитывая сложившуюся ситуацию, Кризи решил перегруппировать своих людей. Он вытянулся чуть вперед и сказал Сове:

– Ты пойдешь с Макси. – Потом обернулся к Макси. – Поставь его туда, где он сможет снять двух охранников на одном из постов. Тогда вы с Фрэнком будете почти на равных с остальными. Часовню брать будем мы вдвоем с Гвидо.

– Значит, – сказал Гвидо, – никого не останется, чтобы их прикрывать?

Прежде чем Кризи успел ответить, в разговор вмешался Макси.

– В этом нет никакой необходимости, – сказал он. – Я имею полную информацию обо всех охранниках. Сзади в нас никто стрелять не сможет, если только мы не промажем в кого-нибудь из них, а это маловероятно.

Гвидо кивнул и снова посмотрел на часовню. Обернувшись к Кризи, он прошептал:

– А она красивая… Ну ладно. Все ясно: ждем сигнала от Майкла.

– Да, – сказал Кризи. – Думаю, до него осталось не больше двадцати минут.

Макси скользнул в сторону, коснувшись плеча Совы, и шепнул ему:

– Держись ко мне как можно ближе. Мне бы совсем не хотелось, чтоб ты потерялся.

Глава 97

Джина Форелли взглянула из бокового нефа в лицо Майкла. Свечи бросали пляшущие отсветы на убранство часовни. Казалось, его лицо было отлито из бронзы. Она подумала, что его суровое выражение объясняется страхом или потрясением. Но Джина заблуждалась. Его душила холодная ярость. Он смотрел на алтарь, покрытый черным шелковым покрывалом, как на лобное место. На нем лежала безразличная ко всему девочка. Ее длинные светлые, слегка вьющиеся волосы спускались на уши, глаза были закрыты. Ее крепко привязали к алтарю черными шелковыми лентами за запястья и колени.

Сначала Майкл думал, что видит труп, но потом заметил, что начавшая набухать грудь девочки движется вверх и вниз в такт дыханию. У ее головы стоял жертвенный нож с золотым лезвием, воткнутый в пробковую подставку. За ее головой полукругом мерцали высокие черные свечи. В дальнем конце алтаря стоял епископ Капрезе. Красную мантию он сменил на черную сутану. Над куцей бородкой резко выделялась тонкая линия плотно сжатых губ. Над ним на невидимом канате свешивался с потолка опрокинутый черный крест. По обе стороны алтаря стояли облаченные в черные сутаны мужчина и женщина, которых Майкл на вилле не заметил. Он решил, что это были люди, выдававшие себя за приемных родителей девочки. На самом алтаре стоял коленопреклоненный неофит.

Окинув взглядом часовню, Майкл оценил организаторские способности устроителей «черной мессы». Они очень умело создавали настроение, соответствующее ритуалу. Из установленных высоко на стенах громкоговорителей доносились приглушенные звуки монотонного григорианского псалма – одухотворенного, ритмичного и завораживающего. В воздухе стоял запах ладана, доносившийся из скрытых от глаз курильниц. Никакой режиссер-постановщик не мог бы создать более соответствующую моменту обстановку.

Поджатые губы епископа пришли в движение. Высоким баритоном он стал творить переиначенную молитву. Все собрание в унисон ему подпевало.

Майкл снова обернулся и посмотрел назад. В западном пределе часовни стоял длинный стол, покрытый черной скатертью и уставленный яствами и напитками. Спелые фрукты соседствовали там с черной икрой, лежавшей на серебряных блюдечках в специальных чашах со льдом; рядом на блюдах были разложены деликатесы из ветчины, телятины, баранины и дичи. Тут же стояли графины с красным вином. Ни ножей, ни вилок, ни тарелок на столе не было. Майкл знал, что после жертвоприношения все собравшиеся, доведенные до состояния экстаза, скинут с себя черные балахоны, останутся совершенно голыми и начнут кровавую трапезу, пользуясь лишь руками. Тела их покроются кровью и соками пищи, а потом они сольются в неистовой вакханалии.

По левую сторону от алтаря стояли трое мужчин. Майкл узнал Донати и Хуссейна. По описанию Рене, переданному Саттой со слов Гандольфо, он узнал и третьего. Лицо его выглядело смуглым даже под капюшоном, в разрезе которого виднелись темные, глубоко сидящие глаза. Майкл понял, что смотрит на Гамеля Гудриса – верховного предводителя «Синей сети». Он тоже не сводил с Майкла пронзительных глаз.

Внезапно Майкл осознал, что скоро служба подойдет к завершению. Приносить в жертву животных, чтобы подогреть страсти собравшихся, не было никакой надобности. Вглядевшись в лица стоявших вокруг людей, он увидел катившиеся по ним капли пота, оскал зубов и мутные глаза. Дни, может быть, недели ожидания превратили их в голодных зверей, страсть которых к злу должна была быть удовлетворена.

Епископ снова заговорил и сделал жест в сторону вновь обращаемого в сатанинскую веру человека. Потом он указал на воткнутый в мягкую пробку нож. Понять смысл сказанного Майкл не мог, но знал, что епископ говорит на латыни. Одновременно он понял, что тянуть дальше уже нельзя.

Майкл решил, что пора приводить в действие детально разработанный план. Он протянул руку к поясу и нащупал передатчик. Нажав на кнопку, он послал три коротких сигнала и один длинный. Неофит поднялся с колен, подошел к алтарю и встал, глядя на обнаженного ребенка.

Разум Майкла был холоден как лед и работал с точностью компьютера. Он знал, что сейчас происходит снаружи: команда Кризи быстро приближается к часовне, Макси со своими людьми идет к охранникам, Йен заводит двигатель микроавтобуса, Сатта в трех километрах слышит сигнал передатчика и дает своим людям приказ выступать.

Неофит протянул руку к жертвенному ножу. Выдернув его из подставки, он обхватил обеими руками рукоять и поднял нож, нацелив его в сердце ребенка. Епископ монотонно читал латинскую молитву задом наперед. Взгляд его не отрывался от маленьких грудей девочки. Майкл еще раз оглянулся на собравшихся. Все лица были обращены к алтарю. Левой рукой он задрал подол сутаны до самого пояса. Правой – достал тяжелый «кольт». Неофит еще выше занес нож с золотым лезвием.

Пуля Майкла попала ему в затылок. Выстрел, сделанный без глушителя, гулким эхом отдался в часовне. Неофит как подкошенный свалился прямо на ребенка. Лицо облаченного в черную рясу епископа забрызгали кровь и мозг. В это лицо Майкл выпустил еще две пули. Обе точно попали в раскрытый рот. В церкви поднялась паника, раздались громкие крики. Майкл резко повернулся и отбежал назад. Обогнув стол, он по-итальянски прокричал много раз отрепетированные фразы:

– Стоять смирно! Кто двинется с места – умрет.

В тот момент, когда Майкл послал сигнал, обе команды одновременно двинулись исполнять предусмотренные для них по плану задания. Макси находился лишь в десяти метрах от первого охранника, патрулировавшего территорию. Секундная очередь из автомата сбила часового и уложила на землю. Второй, находившийся метрах в двадцати, в панике закричал. Макси убил его наповал второй короткой очередью. Он мгновенно сменил обойму и бросился к одному из часовых, стоявших на посту.

В двухстах метрах от него Фрэнк тоже открыл огонь. Его позиция была выбрана удачно. Двое других патрулировавших территорию часовых были очень неосмотрительны: они остановились метрах в тридцати от сидевшего на корточках Фрэнка перемолвиться словечком и закурить, при этом один из них прикрыл рукой от ветра пламя зажигалки. Но маленькой вспышки пламени оказалось достаточно: оба они были убиты одной автоматной очередью. Как и Макси, Фрэнк буквально за считанные секунды сменил магазин, уже спеша к вилле, где ему надо было прикончить еще одного часового.

С задней стороны виллы грохнул взрыв гранаты. Спавший у гаража охранник проснулся и тут же забылся вечным сном. Ни у Макси, ни у Фрэнка не было времени заняться остальными часовыми – их взял на себя Сова. Раздались три короткие автоматные очереди, вскрик и еще одна – последняя – очередь.

Макси присел на корточки и взглянул в сторону часовни. Красный свет, видневшийся в высоком, стрельчатом окне, внезапно сменился ослепительно-ярким белым. Он понял, что Кризи и Гвидо уже вошли в здание. Тогда Макси побежал к задней стене часовни.

Глава 98

Выбраться из церкви удалось лишь Гамелю Гудрису. Ему в этом помогли сработавшие инстинкты змеи, лисицы и голодной акулы. Когда входная дверь в часовню с треском распахнулась и вспышки осветительных гранат озарили помещение, он плотнее натянул на голову капюшон и крикнул Донати и Хуссейну:

– Задняя дверь! Скорее к задней двери!

Видеть они ничего не могли, но он толкал их в сторону выхода. Сзади раздался дикий крик Делора – пуля раздробила ему правую коленную чашечку. Когда они оказались за алтарем, зрение стало понемногу возвращаться. Донати открыл дверь и выбежал из часовни, за ним последовал Хуссейн. Гудрис не торопился – он стоял и выжидал. Не успели они пробежать и пяти метров, как Рене открыл огонь. Хуссейн умер не сразу. Он поднялся на ноги, сжимая руками вываливавшиеся из живота внутренности, и с яростью раненого быка бросился на своего врага. Напоровшись на следующую очередь автомата Рене, он опрокинулся навзничь и затих. Гудрис услышал звук перезаряжаемого автомата. Пригибаясь, он выскочил в дверь и что было сил бросился к деревьям.

Сзади до него донесся треск автоматной очереди. Пуля пробила его сутану и содрала кожу на боку. Он перекувырнулся через голову и, продолжая кувыркаться, оказался в низкорослом кустарнике. Над головой его свистели пули. Продолжая пригибаться, он побежал и чудом добрался до деревьев. Через несколько минут, хоронясь за их стволами, он дошел до каменной стены. Взобравшись на нее, он оглянулся назад и бросил взгляд на виллу и часовню. Внешнее освещение территории было включено. Он видел, как у входа в здание затормозил микроавтобус и в него стали залезать одетые в черное вооруженные мужчины. Потом до него донесся визг шин и рев двигателя отъезжавшего автомобиля.

Он ждал, соображая, что теперь делать. Под черной сутаной на нем ничего не было. Очевидно, людей в таких одеяниях не очень жаловали. Он увидел, как участники шабаша выходят из церкви и разбредаются вокруг. Только он собрался спрыгнуть со стены вниз, как заметил огни фар еще нескольких подъезжавших машин. Это заставило его изменить решение. Он уже различал очертания двух легковых автомобилей, трех джипов и двух бронированных грузовиков, в которых, по всей видимости, были военные. Через несколько минут вся кавалькада въехала на территорию виллы, и из машин стали быстро выходить карабинеры. Он спрыгнул со стены и побежал вдоль нее.

Западный ветер разогнал облака. Тонкий серп месяца неярко освещал расстилавшееся впереди пространство. В пяти метрах перед собой Гудрис увидел одетого в черное, внушительного мужчину. У него было квадратное, покрытое шрамами лицо, указательный палец его лежал на спусковом крючке автомата.

Гудрис отпрянул назад и спиной прижался к стене. Он узнал лицо мужчины, который первым ворвался в часовню и бросил осветительные гранаты. Человек медленно шел прямо на него, пока не остановился примерно в метре. Голос его звучал глухо, в нем слышался легкий американский выговор.

– Этой ночью ты умрешь. Смерть твоя настигла тебя за грехи, совершенные в прошлом. Ты умрешь не за то зло, которое хотел причинить сегодня, не за ту мерзость, которую творил последние двадцать лет. Ты умрешь за горе, причиненное тобою двадцать лет назад одной женщине на Мальте. Ты умрешь из-за матери, которая часто сидела на каменной стене, чтобы хоть издали увидеть своего сына, которого зачала от тебя и которого ты угрозами и силой вынудил ее бросить.

Гамель Гудрис пытался осмыслить слова человека в черном, вспомнить, что произошло двадцать лет назад, но тот опустил автомат, протянул квадратные лапищи к его шее и медленно задушил верховного предводителя «Синей сети».

ЭПИЛОГ

Девочки разошлись по домам. Блонди сидела у себя в перегруженной мебелью комнате и накручивала волосы на бигуди. Раздался звонок в дверь. Она мастерски выругалась на трех языках, бросила взгляд на часы, встала и пошла к двери комнаты. Открыв ее, она услышала, как Рауль идет по коридору, также на все лады тихо кляня белый свет. Какой бы пьяный, сексуально озабоченный идиот ни решил завалиться к ней в заведение в четыре часа утра, Рауль уж точно задаст ему жару.

Она стояла на верхнем пролете лестницы и слушала, как Рауль открывает дверь. Из прихожей донеслись тихие неразборчивые голоса. Но голос Рауля злым почему-то не был. Блонди накинула цветастый ночной халат и спустилась вниз. Теперь голоса доносились уже из кухни. За кухонным столом сидел Кризи. За все долгие годы знакомства с ним она еще ни разу не видела, чтобы у него были настолько усталые глаза. Казалось, все тело его как-то обмякло.

– Что с Майклом? – взволнованно спросила она.

– С ним все путем.

– Тогда – марш в постель. Утром все расскажешь.

Он вздохнул, с трудом встал на ноги, выдавил из себя улыбку и проговорил:

– Ты мне за завтраком компанию составишь?

Блонди улыбнулась ему в ответ.

– И приготовлю его, и посижу вместе с тобой, пока ты будешь есть.

Все было как в добрые, старые времена. Он взглянул на тарелку: шесть солидных ломтей ветчины, яичница из четырех яиц, картошка с хрустящей коричневатой корочкой и обжаренные в духовке на гриле помидоры с почками.

Кризи все это умял, запил двумя чашками кофе, скосил глаз на Блонди и спросил:

– Хочешь, наверное, чтоб я все с самого начала тебе рассказывал?

– Конечно.

Это заняло почти час. Она ни разу его не перебила.

Когда Кризи закончил рассказ, Блонди сказала:

– Я, конечно, читала в газетах об их последней «черной мессе». Сообщения об этом взбудоражили всю Европу. Но, честно тебе скажу, что очень на тебя зла за то, что ты приехал мне все рассказать только две недели спустя. – Отчитав его, она перешла к многочисленным вопросам. – Как идут дела у Сатты?

Он поднял голову и с усталой улыбкой сказал:

– Полковник Сатта вот-вот должен получить генеральские погоны. Конечно, это не уменьшит постоянной боли от утраты Беллу, но дел у него прибавится. Он сейчас разматывает клубок коррупции, опутывающей Италию. У него теперь новый помощник – капитан Брисчи. Сейчас Сатта подбирается к самому Бенито Массаро. За развитием событий надо будет следить обязательно.

– А что случилось с ребенком, лежавшим на алтаре?

Кризи с удовлетворением вздохнул.

– Мать Сатты, почтенная синьора София, проявила к девочке интерес. Ее старший сын Джованни вот уже десять лет как женат, но детей у него пока нет. – Он пожал плечами. – Надеюсь, его мама что-нибудь придумает.

Блонди с уверенностью кивнула, как будто синьора Сатта должна была что-нибудь сделать потому, что это было и правильно, и практично.

– Я знаю, что Макси уже несколько дней как вернулся домой, но, к сожалению, это все, что мне о нем известно.

– С Макси все в порядке. Прошлой ночью мы с ним немного перебрали у него в бистро. Но мои проблемы он решить не может, поэтому я и пришел к тебе.

Блонди сделала жест рукой, словно отметала его последние слова за ненадобностью.

– Как Фрэнк и Рене?

– Они теперь гостят у меня в доме на Гоцо. Джульетта их там совсем разбаловала и одновременно превратила в ручных котят.

– Что слышно о датчанине и Сове?

В глазах Кризи зажегся теплый огонек.

– Оба они теперь в Копенгагене. Йен уволился из полиции. Они открыли частное детективное агентство по розыску пропавших без вести.

Она улыбнулась.

– Мне этот полицейский понравился… бывший полицейский. Можешь ему передать, что здесь и он, и его друг Сова всегда себя будут чувствовать как дома.

– Передам.

– Как дела у Майкла?

Кризи отпил глоток кофе и признался:

– Вот в этом и состоит моя проблема.

– Значит, ты ее заслужил, – жестко сказала Блонди. – Что тебя мучает?

Кризи вздохнул.

– Я сказал тебе, что задушил этого человека – Гамеля Гудриса. Майкл не знает, что он был его родным отцом. Проблема моя в том, что я не знаю, говорить ему об этом или нет.

Блонди небрежно пожала плечами.

– Какая разница? Он, должно быть, все равно его ненавидел.

– Мне тоже так кажется, – спокойно произнес Кризи. – Но я думал поначалу, что он и мать свою ненавидел. А как получилось – сама знаешь… Я Майкла из-за этого чуть не потерял.

Пожилая женщина пригладила редкие, вьющиеся волосы. Она всегда это делала, когда перед ней возникала сложная проблема.

– Где Майкл сейчас? – спросила она.

– Отсюда недалеко – в Германии, где-то рядом с американской военной базой в Висбадене.

– Что он там делает?

Кризи поднял глаза от чашки с кофе и без всякого выражения сказал:

– Убивает отчима Джульетты.

Блонди выкатила глаза, уставилась в потолок и пробормотала:

– Ну вы и парочка! – Потом лицо ее стало серьезным. – Кризи, я понимаю тебя, понимаю я и Майкла, которого ты сам создал по образу своему и подобию. Я долго живу и многое в жизни повидала, в том числе немало смертей… Очень боюсь, что для тебя и Майкла смерть утратила подлинное значение… Меня сильно беспокоит, что вы с Майклом сеете смерть, как игрок в покер сдает карты.

Кризи взглянул на нее и покачал головой.

– Блонди, только не суди нас с Майклом опрометчиво. Мы лишь адекватно реагируем на то, что другие делают по отношению к нам и нашим близким.

Женщина вздохнула.

– Кризи, дорогой, вся беда в том, что я отлично понимаю мотивы, которые движут и тобой, и Майклом. Но спать от этого мне легче не становится. Я бы очень хотела видеть в вас побольше мягкости.

Кризи пожал плечами.

– Может быть, в один прекрасный день мы эту мягкость и сами в себе обнаружим. Мне казалось, что Майкл уже должен был бы сюда приехать. Он рассчитывал закончить свою работу пару дней назад.

– И никаких новостей ты от него не получал? – спросила она.

Кризи покачал головой.

– Я предложил ему поехать вместе, но он захотел сделать это дело в одиночку.

Раздался звук дверного звонка. Через пару минут в кухню с озабоченным видом вошел Майкл. Он обнял Блонди и расцеловал ее в обе щеки, потом сел за стол напротив Кризи. Блонди подошла к плите и стала готовить Майклу завтрак.

Майкл бросил взгляд через стол и сказал:

– Я вроде как маху дал.

– Расскажи подробнее.

Молодой человек явно был в некотором замешательстве.

– Взял я, значит, у Штопора Два бомбу. Приладил ее под днище новой БМВ этого подонка, метрах в трехстах засел в засаде с дистанционным управлением и уже предвкушал то удовольствие, которое испытаю, когда нажму кнопку. Так я там и сидел, думал о Джульетте и о том, что этот мерзавец с ней вытворял. Думал я и об этой суке – ее матери, которая все время была рядом, но пальцем о палец не стукнула, чтобы заступиться за дочь. Все прикидывал, как эта новехонькая тачка взлетит на воздух и как его разнесет в клочья.

– Ну и что?

Майкл откинулся на спинку стула, взглянул в потолок и произнес:

– Не смог я этого сделать.

– Почему не смог-то?

Молодой человек снова склонился над столом, подпер голову руками, взглянул на своего приемного отца и проговорил:

– Пока я там сидел и смотрел на эту кнопку дистанционного управления, мне пришло в голову, что за последнее время мы и без того убили много людей. Месть потеряла для меня тот смысл, который имела раньше.

Кризи тоже подался вперед и сказал:

– Где-то я это уже слышал. Значит, кнопку ты так и не нажал?

Майкл улыбнулся.

– Нет, я ее, конечно, нажали разнес машину вдребезги. Только в ней никого не было. Нелегко же ему придется, когда он будет объясняться со страховой компанией.

Они оба засмеялись. Стоя у плиты, Блонди наблюдала за ними и видела, что смех продолжался недолго. Женщина услышала, как Кризи очень спокойным тоном произнес:

– Майкл, знаешь, я задушил Гамеля Гудриса.

– Конечно, знаю.

– Но ты, видимо, понятия не имеешь, что именно Гамель Гудрис заставил сидевшую на стене женщину бросить тебя у дверей сиротского приюта. Он был твоим родным отцом.

– Ты в этом уверен?

– Да.

Майкл снова откинулся на спинку стула и опять возвел глаза к потолку. Из самых глубин его существа вырвался ликующий возглас:

– Слава тебе, Господи!

Сведения об авторе

Имя нашего автора окружено тайной. Точнее говоря, нам оно вообще не известно, поскольку А.Дж.Квиннел – это псевдоним.

Тем не менее некоторыми сведениями об А.Дж.Квиннеле мы располагаем, хотя они противоречивы. Так, например, в 144-м томе справочника «Современные авторы» говорится, что родился он в Англии 29 июня 1939 г. (хотя в других источниках сказано, что родился он в 1940 г. в США или на Мальте). Из аннотаций на обложках его книг известно, что он живет на острове в Средиземном море (хотя некоторые оспаривают это). По одним версиям, Квиннел – бизнесмен, глава какой-то компании, по другим – профессор университета. Словом, слухов о нашем авторе ходит предостаточно, и мы не станем их множить, поскольку в нашем распоряжении достоверная информация: точно известно, что он написал десять книг.

Над первым романом, «До белого каления» («Man on Fire»), Квиннел работал полтора года, и книга была издана в 1980 г. Она сразу получила признание, а автор – престижную американскую литературную премию имени Эдгара Алана По. В 1987 г. по роману был снят фильм.

Квиннел написал еще несколько детективов, сюжеты которых не связаны между собой: «Махди», «Навскидку» (Англия), или «Моментальный снимок» (США), «Кровные связи», «Осада молчания» и «Во имя отца». Все они посвящены в основном «шпионским страстям», где вымысел часто переплетается с реальными событиями недавнего прошлого.

К любимому своему герою – Кризи – автор вернулся спустя двенадцать лет после опубликования «До белого каления». Один за другим выходят еще три романа этой серии – «Пока летит пуля» («The Perfect Kill») в 1992 г., «Ночи „красных фонарей“„ („Blue Ring“) в 1993 г., „Эта черная, черная смерть“ („Black Horn“) в 1994 г., „Весть из ада“ («Message from Hell“) в 1996 г.