- Об этом тебе лучше бы забыть, - заявил лысый; потом по-английски сказал напарнику непонятную фразу: - Давай приступим.
      Крайне удивленный тем, что они говорили между собой по-английски, Гандольфо выпалил:
      - Да кто же вы, черт вас дери? Что вам надо?
      Квадратный человек приблизился к постели. Он поставил лампу на тумбочку, а брезентовую сумку - на пол. Лысый обошел кровать и встал с другой стороны кровати. Его пистолет с толстым цилиндром глушителя в метре от глаз генерала был нацелен точно между ними. Гандольфо подался назад, вжавшись в спинку постели, его страх нарастал.
      - Мы сюда пришли на работу, - как бы между прочим сказал лысый. Будешь делать, что тебе говорят, - все будет в порядке, не будешь сдохнешь. Нас и то, и другое одинаково устроит. - Говорил он как водопроводчик, который пришел подкрутить протекающий кран.
      Гандольфо начал было что-то бормотать, и тут же пистолет оказался в миллиметре от его лба. Он заметил, что на твердо державшей его руке была черная перчатка. Голос зазвучал жестче:
      - Держи пока пасть на замке и делай все, что тебе говорят.
      Генерал закрыл рот и с трудом сглотнул вязкую слюну. Пистолет снова отодвинулся на метр от его головы.
      Квадратный человек расстегнул на сумке "молнию" и вынул пластиковый пакет с ватой и большим рулоном черной клейкой ленты.
      - Сложи руки, - сказал он по-английски.
      Гандольфо застыл в нерешительности, но пистолет тут же снова оказался у его лба. Генерал медленно свел руки. Они слегка дрожали. Квадратный сел на край постели. Он вынул из пакета вату, склонился немного вперед и проложил ее между запястий Гандольфо. Генерал в смятении следил за странной процедурой. Человек взял рулон клейкой ленты, оторвал от него приличный кусок и несколько раз обмотал им запястья генерала. Теперь он даже пошевелить ими не мог по отдельности. Лысый отступил на шаг назад, отвинтил глушитель с дула пистолета и положил его в карман черной кожаной куртки. Сам пистолет он убрал в наплечную кобуру, болтавшуюся на левом боку.
      Лысый тем временем сдернул с генерала одеяло и простыню, оставив его в одной шелковой пижаме. Из брезентовой сумки он достал несколько рулонов толстой пористой резины. Работа у него спорилась быстро. Сначала он развел в стороны ноги Гандольфо и обмотал резиной левую ногу от бедра до кончиков пальцев. Потом намертво закрепил ее клейкой лентой и сделал то же самое с его правой ногой. После этого он соединил обе ноги вместе, туго их обмотав той же лентой. Затем произвел точно такую же операцию с руками генерала. Страх Гандольфо усиливался, потому что он никак не мог сообразить, для чего проделываются все эти странные манипуляции. Он хотел спросить, зачем они все это с ним делают, но, бросив беглый взгляд в темные, холодные глаза на квадратным лице, решил, что делать это совершенно бессмысленно.
      Потом человек оторвал небольшой кусок пористой резины, наклонил генералу голову, приложил резину ему к затылку, закрепил и обмотал ее клейкой лентой над глазами вокруг лба. В заключение он связал его запястья с коленями. Теперь Гандольфо вообще не мог пошевельнуться.
      Мужчина встал с кровати, отошел на шаг назад, посмотрел на свою работу и не без некоторого удовлетворения сказал второму:
      - Теперь он выглядит, как человечек из рекламы покрышек.
      Лысый кивнул.
      - Да, посолен, поперчен и готов к духовке.
      Они вышли в отворенную дверь. Гандольфо услышал, как лысый сказал кому-то:
      - Теперь он в полном вашем распоряжении. Если что будет нужно крикните.
      Прошло секунд десять. Гандольфо попытался сконцентрироваться и успокоиться. Ему это уже почти удалось, когда в спальню вошел третий. Он тоже был во всем черном, включая перчатки. Сначала в тусклом свете газовой лампы он не узнал вошедшего, но когда тот придвинул стул и сел, лицо его стало освещено лучше.
      Гандольфо от изумления раскрыл рот и назвал его по имени:
      - Сатта! Господи, Сатта... В чем дело?
      Сатта долго и пристально смотрел в глаза генерала, потом слегка наклонился вперед. Говорил он очень тихо, в словах его звучала ненависть.
      - Вы ведь читали отчет патологоанатома о том, какие увечья были обнаружены на теле Беллу. Вам прекрасно известно, каким нечеловеческим пыткам его подвергали, перед тем как убить... Не исключаю, что ваше тело попадет на экспертизу к тому же патологоанатому. Для установления причины смерти такого высокого чина карабинеров, как вы, всегда проводится вскрытие. Однако на вашем теле не будет обнаружено никаких следов пыток. Ни легкого синяка не будет, ни ссадины. - Он сделал жест в сторону резиновой упаковки, которая покрывала тело Гандольфо. - Вы можете как угодно сопротивляться или дергаться, ни один специалист не найдет на вашем теле ни одной царапины.
      Сатта достал из кармана небольшую пластмассовую коробочку. Раскрыв ее, он показал генералу содержимое: небольшой шприц, крепко прикрепленный ко дну коробочки толстой резинкой, рядом с которым лежал прозрачный стеклянный пузырек без этикетки с белыми таблетками. Сатта стал объяснять:
      - Это - амиодарон. В каждой таблетке по тысяче единиц препарата. Достаточно принять одну, чтобы случился обширный инфаркт с летальным исходом. В шприце - средство, которое называется дигоксин. Действие его точно такое же, только он вводится внутривенно. Следов в организме не оставляет ни первый препарат, ни второй. Даже если их обнаружат, никаких подозрений они не вызовут. Шесть лет назад вы уже перенесли инфаркт, а три года назад - второй. Тогда вам пришлось на восемь месяцев взять отпуск по болезни. Вам рекомендовали пораньше выйти на пенсию, но вы отказались. Вне всякого сомнения, это решение было продиктовано волей ваших друзей. Как бы то ни было, теперь у вас выбора не осталось. Я бы, конечно, предпочел, чтобы вы выпили таблетку, поскольку очень опытный или дотошный патологоанатом имеет небольшой шанс отыскать след укола, даже если он будет вам сделан в самом необычном месте.
      Гандольфо закрыл глаза. Дыхание его участилось. До него снова донесся голос Сатты.
      - Вам прекрасно известно, как мы были близки с Беллу. Вы изворотливы, но глупы. Неужели вы надеялись, что ваш поступок останется безнаказанным?
      Генерал открыл глаза и сказал так, как будто испытывал сильную боль:
      - Я ничего не мог с этим поделать.
      Голос Сатты был на этот раз резким, как удар хлыстом:
      - Вы все с этим могли сделать! Вы указали на него, прекрасно понимая, что они с ним сделают... ваши дружки из "Синей сети" - Донати, Хуссейн и все остальные. Жизнь ваша, Гандольфо, была полна скверны, и сегодня ночью вы умрете. Одиноки вы не будете. Скоро к вам присоединятся все ваши приятели.
      Генерал смотрел в потолок. Внезапно он повернул голову, взглянул Сатте прямо в глаза и сказал:
      - У меня не было никакого выбора, даже в самом начале. У них хватка такая, будто тебя тисками сжимают. Я должен был думать о своей семье... Отпустите меня, и я вам помогу.
      Сатта наклонился вперед и плюнул ему в лицо.
      - Вы доживаете последние минуты своей жизни.
      Он поднялся и стал ходить взад-вперед около кровати. Холодным натянутым голосом он разъяснил генералу, какой выбор у него оставался. В качестве примера он привел ему страшные обычаи мафии. Если какой-то мафиози оказывался провокатором, у него оставались лишь две возможности: покончить жизнь самоубийством или быть убитым. Если он сам кончал с собой, на его семью месть не распространялась. Если же он отказывался, могли вырезать всех его родственников. Когда Сатта еще только начинал заниматься борьбой с мафией, его очень удивляло, что многие мафиози, сидевшие в тюрьме, вскрывали себе вены. Позже он узнал, что некоторые так поступают исключительно ради того, чтобы никто даже предположить не мог, что они нарушили кодекс "омерта". Полковник знал, что Гандольфо был прекрасно знаком с этим кодексом, но тем не менее он решил изобразить генералу ситуацию самыми яркими красками. Гнев его все более усиливался, он начал шагать по комнате быстрее. Потом Сатта обернулся и в упор посмотрел на связанного бывшего начальника.
      - Ваша жена умерла десять лет назад, но это вас мало расстроило. Вы и при жизни относились к ней по-скотски, и на смерть ее почти не обратили внимания, потому что вечно были заняты любовницами и шлюхами. Но она родила вам троих сыновей и дочь. Все они женились и вышли замуж, подарив вам девятерых внуков, а дочь в следующем месяце ждет десятого. - Он сделал жест в направление двери. - Эти мужчины, которые вас так упаковали... они лишь двое из многих, и по сравнению с некоторыми своими коллегами они ласковы, как домашние котята. Их руководитель, как и я, был очень привязан к Беллу, считал его почти родственником... Ни дети ваши, ни внуки ничего о них никогда не узнают, даже когда те придут, чтобы взять их жизни, а ходить они будут к вашим детям и внукам постоянно, до тех пор, пока, как чума, не скосят их всех, до последнего.
      Он остановился и встал в ногах постели, глядя на застывшего в нелепой позе старого человека. Гандольфо смотрел в потолок. Через какое-то время генерал сдавленным голосом спросил:
      - Что вы хотите знать?
      Сатта вынул из кармана брюк небольшой блокнот и шариковую ручку. Устроившись на стуле, он ответил:
      - Все с самого начала, с начала ваших с ними отношений. И до конца. Даже до того, что будет после него. Прежде всего, мне надо знать, где в следующее воскресенье состоится "черная месса".
      Цвет лица Гандольфо был похож на необработанную слоновую кость. Сатта видел, как губы его растянулись в безрадостной улыбке. Голос его звучал так, будто он действительно был при смерти.
      - Я расскажу вам, но вы все равно мне не поверите. Однако, когда я дойду до самого конца, вы поймете, что я говорю правду и ужаснетесь.
      Глава 83
      В пансионе в Неаполе шла игра в покер, но теперь не на деньги, а на спички. Когда Гвидо выиграл столько, что мог бы обеспечить каждого поджигателя в Италии, он пренебрежительно скинул карты и отправился варить кофе; вино они уже давно перестали пить.
      Йен взглянул на Кризи со страдальческим выражением на лице.
      - А я-то думал, что тот, кто больше всех выиграл в покер, не имеет права бросать карты.
      Кризи улыбнулся.
      - Верно. Гвидо поступил очень невежливо.
      Мысли Кризи были далеки от игры. Они были в охотничьем домике, затерянном в горах.
      * * *
      Том Сойер удобно устроился на крыше фермерского дома, и сидел там, глядя на пролив, отделявший Гоцо от Комино. Во тьме были хорошо видны огоньки рыбачьих лодок, с которых ловили рыбу на искусственного живца. Он протер автомат и подумал, что хорошо бы, если бы эта работа закончилась еще не скоро. Ему нравились люди, которых он защищал, нравились еда и целительный воздух острова. Изредка из далекой тьмы до него доносилось уханье совы. Тогда он улыбался - ребята не спали, они добросовестно делали свое дело.
      * * *
      В Риме Майкл и Рене играли на деньги в кункен. Рене уже прилично ободрал Майкла. Выиграв очередную партию, он улыбнулся и сказал:
      - Не печалься, у тебя еще полно денег в банке.
      Майкл со вздохом ответил:
      - Больше я не играю.
      Он взглянул на часы, потом на телефон. Его мысли тоже были далеко отсюда.
      * * *
      Сатта вышел из спальни, держа в руках блокнот. Фрэнк сидел за столом и читал журнал для охотников. Оторвав от него глаза, он медленно встал.
      - У вас все в порядке? - спросил он.
      Бледное лицо Сатты было искажено от гнева. Он поднял блокнот и резко ответил:
      - В таком же порядке, как у человека, которого бросили в чан с дерьмом и который там чуть не утонул. - Полковник с трудом перевел дыхание, указал большим пальцем назад, в сторону спальни, и полным сарказма голосом сказал: - Достопочтенный и заслуженный генерал решил принять таблетку.
      - Прекрасно! - сказал Фрэнк с таким выражением, как будто узнал о том, что капризного ребенка уговорили наконец съесть шпинат. - Пойдемте, надо ему помочь.
      Сатта сел за стол, положил блокнот и извиняющимся тоном спросил:
      - Фрэнк, а ты не мог бы это сделать сам? Я себя самого не могу понять. Мне казалось, если я положу ему в рот таблетку, это будет одним из самых великих событий в моей жизни... но, понимаешь, мне бы очень не хотелось туда больше возвращаться.
      Австралиец мрачно кивнул.
      - Конечно, - сказал он. - Сейчас позову Макси. Хотите, я вам сначала сварю кофе?
      Сатта покачал головой.
      - Нет, Фрэнк, спасибо тебе.
      Его взгляд остановился на небольшом столике у камина, уставленном разнообразными напитками. Он встал, подошел к нему и взял бутылку коньяку. Фрэнк смотрел, как полковник вынул пробку, поднес ее к губам и некоторое время янтарная жидкость прямо из горлышка булькала ему в рот. Потом Сатта поперхнулся и закашлялся, закрыл бутылку пробкой, поставил ее на столик и произнес:
      - Я просто хочу как можно скорее убраться отсюда к чертовой матери.
      - За этим дело не станет, - живо откликнулся Фрэнк. - Сейчас позову Макси. А вам бы лучше пока пойти прогуляться. Подышите свежим горным воздухом и посмотрите, спокойно ли вокруг.
      Австралиец подошел к входной двери и негромко свистнул. Из темноты донесся ответный свист, и вскоре появился Макси. Фрэнк спокойно обрисовал ему положение.
      Макси кивнул, подошел к итальянцу, положил руку ему на плечо и сказал:
      - Вы все сделали как надо. С остальным мы разберемся сами. А вы действительно пойдите подышите пока горным воздухом.
      Сатта молчаливо кивнул, потом, поддавшись внезапному порыву, обнял Макси. Тот улыбнулся Фрэнку через плечо и с легкой усмешкой сказал:
      - Эти итальянцы такие эмоциональные!
      - Да. Это они с молоком матери впитывают, - ответил Фрэнк.
      Сатта выругал их двоих и отошел от Макси.
      - Вот же сволочи! - сказал он сердцах. Потом взял блокнот и исчез в ночной тьме.
      Мужчины взглянули друг на друга. Макси произнес:
      - А ведь он - мужик тертый и повидал на своем веку немало. Уж не знаю, что там случилось, но это его сильно потрясло.
      - Да, - согласился Фрэнк и заглянул в спальню. С циничной улыбкой он спросил: - Тебе когда-нибудь доводилось убивать генералов?
      Родезиец покачал головой.
      - Нет, выше подполковника я не поднимался. А тебе?
      С тоской в голосе Фрэнк произнес:
      - Нет, хотя один или двое серьезно на это нарывались. Давай, пора кончать.
      Фрэнк налил в кухне стакан воды и пошел в спальню.
      * * *
      Он смотрел, как они входили. Заглянув им в глаза, пощады в них генерал не увидел. Они относились к нему уже как к покойнику.
      Когда они слегка расслабили связывавшие его путы, он смог сесть. Раскрытая коробочка с таблетками и шприцем лежала на тумбочке рядом с радиотелефоном. Макси вынул из нее две таблетки и передал Фрэнку, стоявшему по другую сторону кровати. Сам он держал в руке стакан с водой. Глаза Гандольфо смотрели вдаль.
      Левой рукой Фрэнк обхватил голову генерала за резинку, закрепленную на затылке, и почти ласково сказал:
      - Открой рот пошире. Я положу их тебе подальше на язык. Потом мой приятель поднесет к твоим губам стакан и наклонит его, чтоб было легче запить. Воды в рот набери побольше.
      Гандольфо уставился прямо перед собой. Его тонкие губы были плотно сжаты. Тогда в голосе Фрэнка послышалось нетерпение.
      - Ну не хочешь - как хочешь. Тогда мне придется сделать тебе укол. Потом мы с приятелем поедем в Рим охотиться на твоих бамбино. Нас это вполне устроит. Деньги дополнительные... и неплохие.
      Глаза Гандольфо уставились в лицо Фрэнка. Прошло несколько секунд, и рот его стал медленно раскрываться. Потом снова закрылся. Потом открылся опять. Скрипучим шепотом Гандольфо спросил:
      - Это долго продлится?
      - Все будет очень быстро, - сказал Фрэнк.
      - Ты ничего не почувствуешь, - соврал Макси.
      Рот медленно открылся шире. Глаза закрылись.
      - Еще шире, - сказал Фрэнк, наклоняясь вперед.
      Рот раскрылся очень широко.
      Зажав таблетки двумя пальцами, Фрэнк засунул их между зубов. Как только он вынул руку, Макси поднес ко рту стакан. Гандольфо сделал два больших глотка, немного воды стекло у него с подбородка. Фрэнк смотрел, как кадык дважды поднялся и опустился. Он крепче взялся за затылок, а правой рукой нажал на щеки, чтобы открылся рот. Заглянув в него, он кивнул Макси. Потом опустил голову на подушку, и оба мужчины отошли немного назад. Гандольфо лежал с закрытыми глазами. Макси взглянул на часы.
      Первая судорога последовала через девяносто секунд. Гандольфо забился в агонии. Сильные судороги следовали одна за другой, он начал колотиться о кровать. Рот раскрылся, и его вырвало. Привычные к виду смерти, мужчины стояли и смотрели. В конце концов тело перестало биться и затихло. Оба они подошли к трупу. Макси снял с запястья вату и стал щупать пульс. Фрэнк стал искать его на шее. Через полминуты они взглянули друг на друга и покачали головами. Макси произнес:
      - Куфа.
      Это слово, заимствованное из языка суахили, во время войн в Африке часто использовалось наемниками. Оно означало "мертвый".
      Они быстро все за собой убрали, сняли с тела куски пористой резины. Верхняя часть шелковой пижамы была запачкана рвотой. Фрэнк положил левую руку генерала на тумбочку, чтобы казалось, будто он в последний момент потянулся к телефону. Макси сложил резину, клейкую ленту и пластиковую коробочку в брезентовую сумку, а Фрэнк тем временем вымыл на кухне стакан, тщательно его вытер и убрал в сервант. Журнал для охотников он положил обратно на полку.
      * * *
      Сатта, находившийся в сотне метров от домика, увидел, как внутри погас свет. В руках у него был радиотелефон. Полковник набрал номер. Через несколько секунд из трубки донесся голос Кризи:
      - Слушаю.
      - Дело сделано, - сказал Сатта, - в точном соответствии с планом. Мы получили все, что нам было надо. Через пару часов будем у вас. Чао.
      - Чао.
      Глава 84
      Пароход из Албании причалил к пристани Бари вскоре после полуночи. Море было неспокойно, Катрин и сестра Симона за время плавания сильно страдали от морской болезни. Поэтому прибытие в порт, которое спасло их от приступов тошноты, стало для них особенно радостным событием.
      Таможенный досмотр и паспортный контроль они прошли легко, что немало удивило сестру Симону, хорошо знакомую с крючкотворством итальянской бюрократии. Несмотря на то что их документы были в полном порядке, из-за статуса Катрин, которая была сиротой-иностранкой, она ждала долгих проволочек. Однако, как только они с девочкой заняли место в хвосте длинной очереди, к ним подошел молодой чиновник иммиграционной службы. Он узнал сестру Симону по ее белому монашескому чепцу, представился, взял ее большой чемодан, маленький пакет девочки и их документы и буквально за несколько минут провел их через все пограничные формальности. После этого он проводил их в особую комнату для избранных иммигрантов. Катрин сжимала в маленьком кулачке букетик диких цветов, которые собрала днем во дворе приюта.
      В комнате их ждали три человека: Франко Делор и хорошо одетая пара средних лет. Делор с сияющей физиономией вышел вперед и представился. Сестра Симона заранее знала, что он будет их встречать. Сразу же после этого он представил синьору и синьора Мачетти: это были приемные родители Катрин.
      Атмосфера в комнате поначалу, естественно, была немного напряженная. По-итальянски Катрин почти не говорила, но, взглянув на мужчину и женщину, которые ей немного нервно улыбались, она сразу же поняла, кто они такие. Она застенчиво к ним подошла и протянула женщине немного увядшие цветы.
      Синьора Мачетти была высокой, дородной женщиной. Она наклонилась к девочке, обняла ее и прижала к себе, смяв пожухлые цветы. Ее муж улыбался и одобрительно качал головой.
      Делор обернулся к сестре Симоне с широкой улыбкой на губах и сказал:
      - Наши планы немного изменились. Они должны были взять девочку завтра в помещении вашего августинского монастыря, расположенного здесь, в Бари. - Он пожал плечами. - Но им просто не терпелось поскорее увидеть ребенка... Они хотели бы сразу же выехать с ней в Рим и как можно скорее ввести ее в новую жизнь.
      На лице сестры Симоны отразилась легкая растерянность. Она сначала взглянула на синьора Мачетти, обнимавшего Катрин, потом на его супругу, смотревшую на девочку с материнской улыбкой.
      Делор тем временем убедительно проговорил:
      - Сегодня днем я беседовал с матерью-настоятельницей здешнего монастыря. Она сказала, что оставляет решение этого вопроса на ваше усмотрение.
      - Я поговорю с Катрин, - сказала сестра Симона. - Она девочка разумная и сама сделает свой выбор.
      В этот момент синьора Мачетти вынула из вместительной сумки красиво упакованный сверток. Она взглянула на сестру Симону и сказала:
      - Будьте так любезны, переведите, пожалуйста, Катрин, что это небольшой подарок по случаю ее приезда на свою новую родину.
      Сестра Симона перевела эти слова на албанский язык. Катрин взглянула на сверток, улыбнулась и протянула к нему руку. Взяв его, она обернулась и посмотрела на монахиню. Сестра Симона улыбнулась ей в ответ и кивнула. Внутри был восхитительный розовый кашемировый свитер со сложным орнаментом, вышитым вручную шелковыми нитками.
      Прикоснувшись к мягкой, легкой вещи, девочка в восторге бросилась к женщине и обвила ее шею руками.
      - Думаю, теперь все будет в порядке, - сказала монахиня Делору.
      Сестра Симона рассказала об изменении планов Катрин, которая тут же надела новый свитер, предварительно сняв старый - серый и потертый, в котором она приехала. Слушая монахиню, она взяла за руку свою приемную мать. Вместо ответа она улыбнулась и согласно кивнула.
      Сестра Симона обняла девочку и, обратившись к чете Мачетти, сказала:
      - Я взяла десятидневный отпуск, который собираюсь провести в Италии. На следующей неделе я поеду навестить родителей, которые живут неподалеку от Рима. Если вы не возражаете, перед возвращением в Албанию я бы хотела проведать девочку и посмотреть, как она устроилась.
      - Это было бы просто чудесно, - сказала синьора Мачетти, - но в воскресенье мы планировали вылететь во Флориду к моему брату, который там живет постоянно. У него дети примерно одного с Катрин возраста.
      Делор снова заметил на лице монахини неуверенность.
      - Это для меня немного неожиданно, - сказала она. - Ведь Катрин едва говорит по-итальянски, а по-английски она ни слова не понимает.
      Синьора Мачетти слегка улыбнулась.
      - Мы подумали об этом. Мой брат специально нанял служанку албанского происхождения, которая будет в это время жить в доме. С языком у нас проблем не возникнет. Мы сочли, что впечатления от путешествия и яркое солнце Флориды пойдут девочке на пользу. - Она провела рукой по бледному личику Катрин. - Нам кажется, ей сейчас нужно солнце, море и дети ее возраста.
      Монахиня успокоилась.
      - Когда вы собираетесь вернуться? - спросила она.
      - Через несколько недель, - ответил синьор Мачетти. - Естественно, мы будем поддерживать постоянную связь с синьором Делором. Когда в следующий раз вы приедете в Италию, мы будем рады, если вы приедете навестить Катрин и погостите немного у нас.
      - Мы с удовольствием примем вас у себя, - тепло добавила его жена.
      Потом сестра Симона стояла рядом с черным "мерседесом", сначала обнимая на прощанье свою воспитанницу, а позже глядя, как машина увозит ее к новой жизни.
      Делор подбросил монахиню до монастыря. По дороге он весело ей сказал:
      - Сестра Ассунта будет очень довольна, что с первым удочерением все получилось так хорошо.
      - Вы знакомы с сестрой Ассунтой?
      - Лишь по переписке. Я знаю о той замечательной и нелегкой работе, которую она проводит, естественно, вместе с другими монахинями.
      - Она просто ангел Божий, - прошептала сестра Симона, потом рассеянно сказала: - Сегодня она уплыла на Мальту немного отдохнуть.
      Делор взглянул на нее.
      - Неужели?
      - Да. Она действительно очень много работает. Ей нужно сделать маленький перерыв. Вы же знаете, как это бывает.
      - Да, конечно, - согласился он и кивнул. - Когда она возвращается?
      - Сказала, что через несколько дней.
      Он тепло проговорил:
      - Когда снова увидитесь, передайте ей, пожалуйста, мои самые лучшие пожелания.
      Она с улыбкой к нему обернулась.
      - Непременно.
      Глава 85
      Мальтийские заливы носят имена четырех святых - Юлиана, Фомы, Георгия и Павла. По преданию, корабль апостола Павла потерпел у берегов Мальты кораблекрушение, и святой Павел был радушно принят язычниками-мальтийцами. В благодарность за теплый прием апостол обратил мальтийцев в свою веру.
      Сестра Ассунта сидела на северном дворике монастыря и смотрела на воды залива Святого Павла. Море было неспокойно. По нему сновали быстроходные катера, величаво плыли крейсеры, грациозно скользили яхты. Волнение воды отражало сумбур, царивший в ее мыслях, и беспокойство, бередящее душу.
      Мать-настоятельница подвергла ее поистине инквизиторскому допросу. У нее был сильный характер, она обладала немалым жизненным опытом, сильной практической хваткой и вследствие этого изрядной долей цинизма. Рассказ сестры Ассунты о том, что она вспомнила лицо, которое видела двадцать лет назад за стеклом автомобиля, вызвал у матери-настоятельницы шквал вопросов. Монахиня упорно настаивала на своем, убеждала мать-настоятельницу, что память ее никогда еще не подводила, но все ее усилия убедить руководительницу в своей правоте, как ей показалось, остались тщетными.
      Жизнь, отданная душевному призванию, идет размеренно, порой тягостно, однако наградой за это бывают нечастые моменты счастливого озарения. Один из них выпал на долю сестры Ассунты, когда она услышала, как за ее спиной кто-то прокашлялся, и повернула голову. Монахиня узнала стоявшего сзади священника. Это был отец Мануэль Зерафа, настоятель детского приюта на Гоцо.
      Святой отец подвинул стул и, храня молчание, сел подле нее. Глаза его были устремлены на залив. Потом он как-то очень застенчиво попросил:
      - Сестра, будьте добры, расскажите мне, что помните, о том лице, которое вы разглядели в машине.
      Сестра Ассунта перевела дыхание, сердце ее забилось с надеждой. Мать-настоятельница ей поверила.
      Глава 86
      - Есть один человек. Сейчас, полагаю, он спокойно спит в своей роскошной вилле в горах Тосканы. Его зовут Бенито Массаро.
      Как только полковник Марио Сатта произнес это имя, внимание всех его друзей обострилось до предела.
      Над Неаполем занималась заря. Все сидели в небольшой столовой пансиона "Сплендид". Промозглый западный ветер бил мелкими брызгами моросящего дождя в оконные стекла.
      По дороге в Неаполь Сатта сначала решил познакомить с полученной им информацией только Кризи. Но пока они ехали под дождем по мокрому асфальту, он не раз косил глазом в сторону Макси, сидевшего за рулем, и все время чувствовал присутствие Фрэнка, расслабившегося на заднем сиденье. Мысленно он представил себе остальных членов команды, частью которой был и сам. Он принял решение довериться им всем.
      Теперь все они сидели вокруг длинного стола, а Джульетта подавала им кофе со сладкими булочками. Люди сильно устали - кто от напряженного ожидания, кто от напряженной деятельности. Достаточно было взглянуть на серьезное и озабоченное лицо Сатты, чтобы понять, насколько важно было то, о чем он собирался рассказывать. Имя Бенито Массаро подтвердило их ожидания. Однако для тех, кому оно мало о чем говорило, Сатта решил сделать небольшое вступление.
      - Бенито Массаро, - начал он, - воплощал собой всю ту огромную власть, которой обладала масонская ложа П-2. Забудьте обо всех других именах, которыми в свое время пестрели газеты. Основной фигурой этой ложи являлся именно Бенито Массаро. Десять лет назад он возглавлял комитет, осуществлявший контроль и надзор за всеми службами безопасности в нашей стране. Ему удалось втянуть в деятельность своей ложи поистине удивительное число наиболее могущественных людей Италии. Его власть и влияние достигли невообразимых масштабов. Когда П-2 была разоблачена, наказание понесли лишь пешки. Ему тогда удалось остаться в стороне. - Сатта оглядел всех собравшихся за столом, задержал взгляд на Кризи и продолжил: - Сегодня ночью от генерала Эмилио Гандольфо я узнал нечто, вызвавшее в моем сердце печаль, унижение, смущение и боль. Как человеку, много лет жизни отдавшему борьбе за искоренение преступности в Италии, мне было нестерпимо больно узнать, что Бенито Массаро не только не лишился той власти, которой обладал в моей больной стране, наоборот, он ее упрочил еще больше. Поверьте, эта новость стала для меня невероятным ударом. Как ни драматично это звучит... даже иронично, но единственные силы, которые могут противостоять этому злу, - это все вы, сидящие сейчас со мной в этой комнате. Еще более забавно, что лишь двое из вас - Гвидо и Пьетро - итальянцы.
      Ни одна аудитория еще никогда не слушала его слова с таким напряженным вниманием.
      - В свое время, - говорил Сатта, - прошел слух о том, что во время расследования, проводившегося по делу ложи П-2, при таинственных обстоятельствах пропал список с полутора тысячами имен ее членов. Те, кого удалось выявить, а это девятьсот шестьдесят два известных представителя итальянского общества, были сильно напуганы. В их число входили четыре министра, не менее тридцати восьми депутатов парламента, сто девяносто высших офицеров армии и разведывательных служб. Членами ложи были Микеле Синдона, один из ведущих банкиров, тесно связанный с мафией, который позже при таинственных обстоятельствах был отравлен в тюрьме, и Роберто Кальви, возглавлявший "Банко Амброзиано". Еще его знали под прозвищем Банкир Господа, поскольку он вел дела с Ватиканом. Его нашли повешенным под мостом Блэкфрайерз в Лондоне в 1982 году после того, как его банк непонятным образом лишился полутора миллиардов долларов. - Полковник Марио Сатта вздохнул и сказал: - Этой ночью мне удалось выяснить, что Бенито Массаро создал новую ложу, ее вполне можно называть П-3... Она несет угрозу всем общественным структурам моей страны.
      Сидевшие за столом люди переглянулись, и Кризи задал вопрос, который был у всех на уме: