- Через несколько минут сюда приедет "скорая помощь". Ты проследишь за тем, чтобы Кризи в нее сел, не забыв при этом захватить с собой пижаму и что там ему еще в больнице может понадобиться. В частной клинике его ожидает главный хирург. Там прекрасные условия и очень симпатичные молодые сестрички. Хирург вытащит из этого идиота какой-нибудь осколок, который подбирается к его сердцу. - Она бросила в сторону Кризи еще один испепеляющий взгляд. - Никогда не могла понять, как человек твоего ума и опыта может проявлять такое легкомыслие, когда речь заходит о собственном теле.
      От злости Кризи даже поперхнулся, потом, прокашлявшись, сказал:
      - Ты ведь знаешь, я не переношу больниц.
      Блонди улыбнулась.
      - Я же тебе сказала: там прекрасные условия и очень милые сестрички. Она обернулась к Майклу, и в голосе ее зазвенела сталь и непререкаемая властность. - Значит, Майкл, ты его туда доставишь и скажешь этому хирургу, чтоб он просмотрел Кризи под рентгеном с головы до кончиков пальцев на ногах. Если он найдет в его теле металл, который нужно удалить, пусть делает это незамедлительно.
      Кризи снова откашлялся, взглянул на Блонди и тихо спросил:
      - Ты уверена, что этот малый точно знает, что ему надо делать?
      Блонди одарила его в ответ своей самой обворожительной улыбкой.
      - Говорят, в Европе он один из лучших специалистов своего дела.
      - И дерет, наверное, с пациентов три шкуры, - пробормотал Кризи.
      Блонди улыбнулась и покачала головой.
      - Его жена умерла пять лет назад. Иногда он должен расслабляться после тяжелой работы и на время забывать о своем горе. Жениться снова он не собирается, но ведь, как и все мужчины, он состоит из плоти и крови. Обычно раз в неделю он у нас бывает. Все мои девочки его просто обожают. - Она передернула плечами, как истинная итальянка. - Он их по-своему тоже любит. Его зовут Бернар.
      * * *
      Бернар Рош был отличным хирургом. Он десять лет прослужил во французской армии и во время войны за независимость в Алжире приобрел неоценимый опыт в своем ремесле. Бернар узнал Кризи. Он взглянул ему в лицо, напрягся, сидя в кресле, и произнес:
      - Если мне не изменяет память, я вам оперировал сломанную руку за две недели до того, как вы с другими парнями оставили казармы и строем вышли из Зеральды с песней Эдит Пиаф "Я ни о чем не жалею".
      Кризи подозрительно взглянул на врача и сказал:
      - Вы тогда еще в пеленках должны были быть.
      Хирург усмехнулся.
      - Только из них вышел. Мне исполнилось двадцать три года. А вы уже тогда были живой легендой. Когда я накладывал вам гипс, у меня дрожали руки. У вас там был один друг, итальянец по имени Гвидо, фамилию его я запамятовал. Он еще мне сказал, что, если рука ваша полностью не восстановится, он зароет меня в пустыне по шею в песок и научит верблюда мочиться мне на голову, пообещав при этом, что верблюд это будет делать каждый день на протяжении следующего тысячелетия.
      Кризи улыбнулся.
      - С рукой у меня все в порядке. А вот другие старые раны дают о себе знать.
      Хирург встал. Обратившись к Майклу, он сказал:
      - Пойдите прогуляйтесь, молодой человек, выпейте что-нибудь, а через час возвращайтесь.
      * * *
      В небольшом бистро через улицу от клиники, которая скорее походила на большой частный особняк, Майкл выпил полбутылки красного вина. Когда он вернулся, хирург встретил его с угрюмым выражением лица.
      - Ему оставалось совсем немного, - сказал Бернар. - Через неделю или около того живая легенда могла бы стать мертвой. Не пойму, отчего эти крепкие мужики так боятся больниц и врачей?
      Майкл пожал плечами.
      - Вы уже сделали операцию?
      Хирург покачал головой.
      - Нет, операция будет через два часа. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
      Они подошли к стене, на которой висело несколько подсвеченных сзади рентгеновских снимков. Бернар протянул руку к первому из них, ткнув пальцем в небольшое темное пятно.
      - Осколок гранаты, - сказал он, - который Кризи получил в начале пятидесятых под Дьенбьенфу во Вьетнаме. Тридцать лет он просидел в мышце, пробивая себе дорогу к его сердцу. Мы застигли его как раз вовремя. - Он указал на следующий снимок с другой темной отметиной. - Часть пули. Скорее всего, он получил ее в Конго... совсем рядом с селезенкой... Я ее тоже удалю. - Врач перешел к третьему снимку с темной тенью. - Это - стальная скрепа, которой какой-то итальянский хирург прикрепил небольшую кость плеча к его ключице. Это было в Лаосе. Где-то месяцев шесть спустя эта скрепа, видимо, соскочила, но почему-то никто не обратил на нее внимания. Скорее всего, я ее тоже сейчас уберу. Может быть, мне придется вместо нее поставить новую, но точно я буду знать, только когда увижу, как срослись кости.
      Майкл внимательно слушал. Потом спросил:
      - А может быть, лучше ее вообще не трогать?
      Бернар покачал головой.
      - Нет, с этим надо решить сейчас. Иначе ему обеспечен тяжелейший артрит.
      Майкл улыбнулся, как будто самому себе.
      - Согласен. Делайте все сразу. Сколько времени он проведет в больнице?
      Бернар немного подумал и ответил:
      - По меньшей мере десять дней.
      Майкл удовлетворенно кивнул.
      - Отлично.
      * * *
      - Пока я отсюда не выйду, ничего сам не предпринимай. - Просьба Кризи звучала как приказ.
      Майкл пожал плечами.
      - Ладно, - сказал он. - Я только попробую навести кое-какие справки, пошатаюсь немного по всяким злачным местам. Тебе придется здесь пробыть как минимум дней десять, так что я все равно не смогу сидеть сложа руки и плевать в потолок.
      Кризи прищурившись посмотрел на него и сказал:
      - Вот что лучше сделай: с этой историей, которую тебе мать рассказала, пока на рожон не лезь, по крайней мере до того, пока я отсюда не выберусь. Но, если сможешь, выясни, что беспокоит Блонди.
      - Блонди? - удивленно спросил Майкл.
      Кризи кивнул.
      - Да. Что-то ее тревожит. Я знаю ее много лет и сразу вижу, когда у нее что-то не ладится. Не думаю, чтобы она сама мне что-нибудь сказала о своих проблемах. Очень уж у нее характер независимый. Но что-то там не так. Постарайся быть настороже, чтобы не пропустить мимо ушей то, о чем тебе будут намекать.
      * * *
      Блонди послала Майклу через кухонный стол улыбку и сказала:
      - Значит, Кризи пробудет в больнице еще несколько дней... Ну, похоже, время подошло. - Она наклонилась к молодому человеку и заговорщическим шепотом сказала: - Теперь можешь мне объяснить, зачем вы сюда приехали.
      Майкл отхлебнул из стакана глоток вина и ответил:
      - Я приехал, чтобы спросить вашего совета, а может быть, и попросить о помощи.
      - Слушаю тебя.
      Майкл рассказал ей обо всем без утайки. В общих чертах ей все уже было известно, причем частью этой истории была она сама. Однако молодой человек воскресил ее, начав с истоков: с его усыновления Кризи и покойной английской актрисой Леони, встретившись с которой его приемный отец совсем не был разочарован. Он вспомнил, как они отомстили террористам, подложившим бомбу в самолет "Пан Американ", о своей ненависти к незнакомой родной матери, бросившей его на следующий же день после рождения.
      Майкл ввел Блонди в курс последних событий, когда отец Мануэль Зерафа сообщил ему, что его родная мать умирает от рака и хочет перед смертью взглянуть ему в лицо. Он рассказал о том, как принял решение встретиться с ней, о лежавшей на больничной койке женщине с опустошенными глазами, глубоко сидевшими в обтянутом безволосой кожей черепе. Майкл поделился с Блонди своими детскими воспоминаниями о женщине, сидевшей на каменной стене около сиротского приюта каждое воскресенье. В заключение он поведал о том, почему эта женщина была вынуждена подкинуть его в приют на следующий день после его рождения. Потом Майкл посвятил Блонди в свои планы и снова попросил ее совета и, если понадобится, помощи.
      Блонди склонила голову в раздумье и довольно долго сидела в такой позе. Потом взглянула на него и спокойно произнесла:
      - Эти люди, которых ты ищешь, эти люди, которые заставили твою мать от тебя отказаться, эти люди - накипь всей гнили земной. Они давно уже повсюду рыщут, не один десяток лет. Они очень сильны, у них длинные, волосатые лапы как в мире политики, так и в деловых кругах разных стран.
      - Вы знаете этих людей, Блонди?
      - Я знаю об их существовании. Раньше они пытались вести со мной речь о делах, но я с этой мразью ничего общего иметь не хочу. Да и не нужно мне это. Мои девочки работают на меня потому, что так им самим хочется. Я о них забочусь, коплю им деньги, а когда приходит время, смотрю за тем, чтобы они вышли из дела в гораздо лучшей форме и с большими возможностями, чем пришли.
      Майкл улыбнулся и спросил:
      - Как Николь?
      Блонди с серьезным видом кивнула.
      - Именно, как Николь. Ты, конечно, с ней встретишься... И с Макси. Она улыбнулась. - И с ее младшей сестрой.
      Молодой человек ответил ей с улыбкой:
      - Обязательно. Я иду к ним завтра вечером на ужин. Вы ко мне не присоединитесь?
      Она печально покачала головой.
      - Сейчас мне не время оставлять "Паппагаль".
      - Что, есть проблемы?
      - Да так, ерунда всякая, но мне надо быть здесь.
      - Я могу вам чем-нибудь помочь?
      Она покачала головой, протянула через стол руку и погладила его по щеке.
      - С тебя вполне хватит твоих собственных проблем. Люди, которых ты ищешь, очень опасны. Они убивают не раздумывая и отстаивают свои интересы коварно и жестоко.
      - Кто они, Блонди?
      - Время от времени они появляются, потом исчезают. У них разные лица, но все они из одних мест. Сфера их действий распространяется на Южную Европу, Ближний Восток и Северную Африку. Я слышала как-то название одной организации, но не уверена, что это относится именно к ним.
      - Какое название?
      - Говорили как-то, что их называют "Синяя сеть".
      - Это что - мафия?
      Она покачала головой.
      - Гораздо хуже мафии.
      Майкл крутил в руке стакан с вином.
      - С чего мне начать?
      Она долго думала над его вопросом, потом поднялась и сказала:
      - Подожди.
      Вернулась Блонди минут через пять, держа в руке белый прямоугольник визитной карточки. Она положила его на середину стола и сказала:
      - Месяцев шесть назад к нам зашел какой-то мужчина и нанял одну из моих девочек. Но любовью заниматься с ней не стал. Ему надо было с ней поговорить. Такое иногда случается, несмотря на то что свидание стоит три сотни долларов. Некоторым приходит в голову поговорить о своих сексуальных фантазиях, ничего при этом не делая, некоторым просто хочется о себе рассказать. - Она коснулась визитной карточки. - Этот человек ни о чем таком не разговаривал. Он задавал вопросы, пытаясь получить любую информацию о торговле белыми рабами. Моей девочке он показался симпатичным. Он представился ей писателем, собирающим материалы для новой книги. В конце того часа, который они провели вместе, она предложила ему поговорить со мной. Здесь в баре мы болтали часа два и за время беседы сдружились. В разговоре он как раз и упомянул о "Синей сети". А в конце признался, что вовсе он не писатель. - Она снова дотронулась до визитной карточки. - Может быть, вам с Кризи имело бы смысл начать с разговора с этим человеком.
      Майкл взял карточку и прочел: "Йен Йенсен. Бюро по розыску пропавших без вести. Копенгаген, Дания".
      Глава 4
      Сразу после полуночи Майкла разбудил деликатный стук в дверь. Он встал с постели, прошел через комнату, повернул ключ в замке и открыл дверь. За ней стоял Рауль с серебряным подносом в руках. На нем стояла бутылка коньяка "Аннесси экстра" и две рюмки.
      - Я подумал, нам бы выпить не помешало, - сказал он. - Мне в голову не пришло, что разбужу тебя.
      Майкл зевнул, улыбнулся и проговорил:
      - Ты это уже сделал, поэтому теперь нам выпить действительно ничего не помешает.
      Он был слегка озадачен, потому что Рауль показался ему человеком молчаливым и замкнутым, совсем не склонным к беседам, пирушкам и компаниям. Они сели за низкий столик, и Рауль наполнил рюмки приличными порциями коньяка. Майкл к нему присматривался. Раулю было между сорока и пятьюдесятью. Господь наградил его физиономией, вполне подходящей для того, чтобы пугать детей и старушек, а также клиентов, поведение которых выходило за рамки дозволенного. Он работал у Блонди уже больше десяти лет, выполняя одновременно функции бармена, вышибалы, мастера на все руки и партнера, предпочитающего не афишировать свою роль. Блонди была для него единственным в мире человеком, с мнением которого он привык считаться. Разговор начал Рауль, спросивший:
      - Как там Кризи?
      - С Кризи все в порядке, - ответил Майкл. - Этот хирург действительно мастер своего дела. Он из Кризи много железа вытащил. - Вспоминая об этом, Майкл улыбнулся. - И накачал его приличной порцией морфия. Просто отлично, что Кризи у него в клинике в койке полежит.
      - Сколько времени он там пробудет? - спросил Рауль.
      Майкл пожал плечами.
      - Врач сказал, дней десять. Но, зная Кризи, можно предположить, что он сам себя выпишет, едва встанет на ноги. Думаю, это случится дня через четыре, а может, через шесть.
      С серьезным видом Рауль кивнул головой и сказал:
      - Потом, наверное, надо будет еще пару недель или около того подождать, пока он совсем поправится.
      - Чего подождать?
      - А ты не знаешь?
      - Знаю - что?
      Рауль выглядел озадаченным. Он спросил:
      - Вы здесь потому, что вас Блонди пригласила?
      Майкл покачал головой.
      - Она и не думала нас приглашать. А что стряслось?
      Рауль был явно смущен. Он провел ладонями по лицу, вздохнул и сказал:
      - У Блонди возникли некоторые проблемы. Я подумал, должно быть, она Кризи написала. Вообще-то я предлагал ей это сделать. Но она, видно, не сделала.
      - Я по крайней мере ничего об этом не знаю. Расскажи мне лучше, что это за проблемы.
      Рауль какое-то время размышлял, потом сказал:
      - У нас здесь, в Бельгии, мафии как таковой нет, но что-то в этом роде существует. Мы их называем "ночные люди". Они объединены в несколько банд, но недавно одна из них взяла верх над остальными. Ее называют по имени главаря - Ламонта. Они занимаются наркотиками, проституцией, запрещенными азартными играми, рэкетом и вымогательством. Блонди никак не связана ни с бандитскими группировками, ни с сутенерами. Ты знаешь, к девочкам своим она относится хорошо.
      Голос Майкла выдал его интерес.
      - Так расскажи мне, в чем, собственно, дело.
      Лицо Рауля помрачнело.
      - С некоторого времени бандиты Ламонта стали вымогать с публичных домов высокого класса деньги якобы на их защиту. В Брюсселе таких публичных домов немало. Они обслуживают чиновников, работающих в структурах Европейского Сообщества, и, кроме того, предпринимателей, которые в этих чиновниках нуждаются и нередко приглашают их в такие заведения, как "Паппагаль". Большинство владельцев публичных домов вынуждены были согласиться и теперь платят эти поборы "на защиту". Но только не Блонди. Она отказалась.
      - И что же они сделали?
      Рауль пожал плечами.
      - Они ведь не дураки. Ничего явно незаконного они не делают - бомбы не подкладывают и поджоги не устраивают. Но каждый вечер люди Ламонта стоят на улице около нашего заведения и угрожают клиентам шантажом или побоями, а потом, как обычные рекламные агенты, дают им визитные карточки с адресами тех публичных домов, которые согласились платить дань.
      - И что в результате?
      Рауль развел руками.
      - Наши доходы снизились больше чем наполовину. Блонди даже не может покрыть затраты. Она платит девочкам минимальную зарплату из собственного кармана.
      В комнате на минуту воцарилось молчание. Майкл размышлял какое-то время над словами Рауля, потом проговорил:
      - Ей надо было сказать об этом Кризи. Она должна была последовать твоему совету.
      Рауль кивнул.
      - Но она этого никогда не сделает - гордость не позволит. - На лице его появилось такое выражение, как будто он просил за что-то прощения, и тон его изменился. - Пойми меня правильно, Майкл, я очень хотел бы что-то сделать. Блонди мне как мать. Но я совсем не такой, как ты или Кризи. Конечно, выгляжу я страшновато и люди от меня шарахаются. - Он коснулся пиджака сбоку, под мышкой. - И пушка при мне, только обойма в ней пустая. Мы об этом с полицейскими договорились. Я ее держу, чтоб клиентов хамоватых отпугивать. - Он снова пожал плечами. - А с Ламонтом и его боевиками мне никак не совладать. Так что придется нам подождать, пока Кризи из больницы не выйдет. Надеюсь, что будет, еще не поздно.
      Майкл покачал головой.
      - Ничего мы ждать не будем. Я сам с Ламонтом мягко побеседую.
      Рауль с некоторым удивлением посмотрел на него и пробормотал:
      - Может быть, тебе все же лучше дождаться Кризи?
      Майкл снова отрицательно мотнул головой.
      - С этим я сам справлюсь. Не переживай, Рауль. Большой проблемы это для меня, думаю, не составит.
      Рауль посмотрел в лицо молодого человека и уперся глазами в его холодный как лед взгляд.
      - Если хочешь, я буду с тобой... вставлю в пушку полный магазин и слегка надую полицию.
      Майкл улыбнулся и покачал головой.
      - Если б ты со мной был, я был бы польщен, но твое место здесь, рядом с Блонди. А что касается пушки, так лучше бы тебе прямо сейчас в нее полный магазин вставить и немного надуть полицию.
      - Кто же тогда будет тебя прикрывать?
      Улыбка Майкла стала еще шире.
      - Прикрывать меня будет Макси Макдональд. Я завтра вечером пойду ужинать к нему в бистро. Город он знает и расскажет мне про Ламонта поподробнее.
      Лицо Рауля расплылось в ответной улыбке.
      - Да, - сказал он, - Макси это придется по душе. Он уже давненько не брал в руки шашек. А Блонди ничего не заподозрит?
      - Блонди ни о чем не узнает. Потом, когда дело снова пойдет по-старому, она, может быть, догадается.
      Рауль снова улыбнулся.
      - Пускай догадывается.
      Глава 5
      Сначала Майкл съел тарелку мидий, потом - курицу в винном соусе и выпил полбутылки домашнего вина. Пока он ел, Макси сделал несколько телефонных звонков. Когда в бистро почти никого не осталось, Макси достал бутылку коньяка без этикетки и два стакана. Бывший наемник, фигура которого чем-то напоминала шкаф, сказал Майклу, что Жаку Ламонту уже сильно за сорок, но еще далеко до пятидесяти. Он пробил себе путь на самый верх в иерархии преступного мира Бельгии. Кроме того, он голубой и владеет несколькими ночными клубами, где собираются все гомосексуалисты Брюсселя. Живет он в большом доме, расположенном в ближайшем фешенебельном пригороде бельгийской столицы. Дом хорошо охраняется, а сам Ламонт никуда не выезжает без двух здоровенных, хорошо вооруженных телохранителей. Без особой уверенности Макси предложил Майклу подождать, пока Кризи не выйдет из больницы и окончательно не поправится.
      Майкл покачал головой и высказал Макси свои доводы.
      - Ты знаешь, Макси, насколько Кризи близок с Блонди. У меня есть подозрение, что, если он узнает об угрозах ей со стороны какого-то паршивого сутенера, то так взбеленится, что пришибет его к чертовой матери. А это может вызвать ненужные осложнения. Поэтому лучше будет, если я на этого малого просто страха нагоню, а Кризи об этом даже знать ничего не надо будет.
      Макси взглянул молодому человеку прямо в глаза.
      - Хотя моя свояченица и влюблена в тебя, но иногда, Майкл, ты и святого из себя выведешь. Значит, ты хочешь это для Блонди сделать, пока Кризи тебе помочь ничем не сможет. Сдается мне, парнишка, очень уж ты крутой стал.
      Майкл решил было полезть в бутылку, но Макси в примирительном жесте поднял руку, улыбнулся и сказал:
      - Ладно-ладно, нет проблем. Я тебя понял. Тебе пора уже самому за дело браться и выходить из-под крыла Кризи. Уверен, с этим делом ты сможешь справиться.
      - Да, думаю, я осилю. Слушай, куда Ламонт ходит по вечерам?
      - Почти каждый вечер он проводит в одном из своих клубов, как правило в "Черной кошке". Это на улице Лафитт. Ламонт там мальчиков снимает.
      Вошла Люсетта и села рядом с ними. Она улыбнулась Майклу и спросила:
      - Надеюсь, ты пригласишь меня куда-нибудь сегодня вечером?
      - Да, если разрешит твоя сестра. Сегодня вечером мне хотелось бы развлечься, потому что завтра я собираюсь стать голубым.
      Вечерами в бистро пара-тройка посетителей всегда засиживалась допоздна. В одиннадцать часов Николь, заметив в глазах сестры искры нетерпения, сказала:
      - Вы бы шли уже. Только не буди нас, когда вернешься домой.
      Люсетта улыбнулась и, потупившись, ответила:
      - Когда приду домой, я вас не разбужу.
      * * *
      Сначала они заглянули в бар сразу за углом и устроились там за слабо освещенным столиком. Майкл заказал шампанское и, продолжая держаться за руки, они выпили.
      - Тебе хочется пойти куда-нибудь потанцевать? - спросил Майкл.
      Люсетта сильнее сжала его руку и покачала головой.
      - Нет.
      - Тебе хочется вернуться домой?
      - Нет.
      - Так куда ты хочешь пойти?
      - В большую теплую кровать. Мне хочется в этой кровати провести с тобой всю ночь, а утром посмотреть, как ты откроешь глаза. Я хочу в них увидеть твое наслаждение, потому что, когда они у тебя раскроются, я буду делать тебе что-то очень приятное.
      * * *
      Большая кровать нашлась в расположенной неподалеку маленькой роскошной гостинице. Гостиница эта была предназначена именно для такого рода встреч. Раньше они были близки только раз, случилось это около года назад, но Майкл прекрасно помнил, насколько чувственна была Люсетта к его ласкам.
      Она стояла у кровати, а он медленно ее раздевал. Сначала снял с нее мохеровый свитер изумрудного цвета, потом - белую трикотажную блузку. Бюстгальтер она не носила. Грудь ее была небольшой и высокой. Он мысленно провел линию между ее сосками и соединил их с мягко очерченным подбородком получился равносторонний треугольник. Майкл расстегнул пояс ее черной шерстяной юбки, и она тихо соскользнула на ковер. Люсетта осталась лишь в малюсеньких белых трусиках. Он поднял ее на руки и отнес на кровать.
      Она улыбнулась ему и спокойно спросила:
      - Ты все помнишь?
      Начав раздеваться, он кивнул ей в ответ. Еще бы он не помнил! Он слово в слово помнил все, что она говорила ему в ту ночь.
      Сначала это было просто что-то ужасное. Как многие юноши, он полагал тогда, что женщина получает удовольствие лишь от чисто физической стороны полового акта, и поэтому считал, что, чем резче и дольше он над ней трудится, тем лучше. Через пять минут она его остановила, отстранилась от него, а потом, не без доли добродушной насмешки, прошептала ему на ухо:
      - Я, наверное, от других твоих подружек чем-то отличаюсь. У тебя была когда-нибудь бельгийская подружка?
      - Нет.
      - Мы, значит, другие. Скорей всего, мы относимся к аристократии девочек-подружек. Мы нервные, как скаковые лошади. Хотя, конечно, умелому наезднику нас вполне по силам объездить.
      Потом она в деталях поведала ему, как должен себя вести умелый наездник. Ее урок он запомнил отлично.
      Он ласкал ее очень медленно, бережно, с безграничной нежностью. Потом она, вытянувшись, лежала на кровати, голова ее покоилась на его руке, согнутой в локте, одну руку она перекинула через его грудь. Тихо, как мурлыкающий котенок, она сказала:
      - Я люблю тебя потому, что ты все помнишь. Люблю потому, что ты себя считаешь таким крутым, таким умным, таким сильным. А на самом деле ты еще совсем мальчик.
      Он уставился на балдахин роскошной кровати, покоившейся на четырех массивных ножках, и спросил:
      - Ты действительно считаешь меня мальчиком?
      Она переложила голову ему на плечо и повернула ее так, что губы ее оказались рядом с его ухом.
      - Да. Тебе кажется, что детство обошло тебя стороной. Все так думают. Моя сестра и Макси говорят, что рассуждаешь ты, как сорокалетний мужчина... Но на самом деле это совсем не так.
      - Не так?
      - Нет. Тебе девятнадцать лет, но мне ты кажешься еще моложе. Я не имею в виду ни твой разум, ни твое тело. Просто, когда я сжимаю тебя в объятиях, я чувствую твою душу. Душу мальчика.
      Она обвила его за шею обеими руками и привлекла к себе. Люсетта ждала ответа, но Майкл молчал. Тогда девушка подняла голову и в слабом свете, пробивавшемся с улицы, посмотрела ему в лицо, заглянула в глаза. Они были бесконечно печальны.
      - Ты, наверное, единственный человек, - прошептал он, - который смотрит на меня как на ребенка. Иногда я чувствую себя так, будто прожил тысячу лет. - В его улыбке перемешались горечь и юмор. Он поцеловал ее и сказал: А ты, точно, умна не по годам. Я - мальчик, но мне позарез надо стать мужчиной. Я хочу быть сам по себе.
      В глазах Люсетты промелькнула озабоченность. Она спросила:
      - Именно поэтому ты решил один выяснить отношения с Ламонтом?
      Он медленно кивнул.
      - Даже более того. Я говорил тебе о "Синей сети"... Пока Кризи будет поправляться, я сам ею займусь. По крайней мере, начну ею заниматься и посмотрю, что там можно будет придумать.
      Ей хотелось сказать Майклу, чтобы он был очень осторожен и осмотрителен, но хватило ума лишь поцеловать его и промолчать. Ее рука скользнула вниз по его телу и нашла шрам, которого раньше не было.
      - Что с тобой случилось? - спросила она.
      - Так, ерунда, бандитская пуля.
      - Ты этого бандита убил?
      - Не помню.
      Она улыбнулась и произнесла:
      - Макси о своем прошлом тоже всегда так говорит. - Она склонилась к тому месту, где был шрам, и поцеловала его. Потом поцеловала Майкла в губы. - Завтра ты действительно собираешься стать голубым? - спросила она.
      - Да, но ненадолго.
      Она взглянула на него сверху вниз, ее светлые волосы покрыли его лицо.
      - А потом, - прошептала она, - возвращайся опять ко мне. Я тебя приведу в норму.
      Глава 6
      "Черная кошка" была местом опасным и зловещим. В неярких лучах скрытых светильников повсюду можно было различить хром и черную кожу. Два вышибалы, стоявшие при входе, были несомненно голубыми. Майкл заплатил пятьдесят франков за вход и прошел к бару. В этот вечер Майкл надел потертые синие джинсы с поясом, унизанном металлическими бляшками, оливково-зеленую шелковую рубашку, в левом ухе у него поблескивала золотая серьга.
      Он заказал мятный ликер со льдом и стал разглядывать помещение. Здесь было человек шестьдесят в возрасте от семнадцати до пятидесяти лет, причем женщины он не увидел ни одной. У бармена огненные волосы спадали на плечи.
      Ламонт сидел за угловым столиком с двумя телохранителями. Майкл его сразу узнал по описанию Макси. Ему было сильно за сорок, он был загорел, не лишен мужского обаяния, одет в деловой костюм спокойных тонов. Майкл поймал его взгляд, потом отвернулся к бармену и завел с ним речь о погоде. Когда он заказал мятный ликер в третий раз и хотел заплатить, бармен подал ему напиток, но деньги не взял. Он подмигнул Майклу и сказал:
      - Это тебе за счет хозяина. - Он сделал жест в сторону столика, за которым сидел Ламонт.
      Через пять минут Ламонт влез на табурет рядом с Майклом, обезоруживающе улыбнулся и произнес:
      - Что-то раньше я тебя здесь не видел.
      Майкл попытался отшутиться:
      - Значит, сегодня, должно быть, Рождество.
      Уехали они примерно час спустя. Машина Ламонта - "Мерседес-600" - была оборудована мини-баром, телефоном и небольшим телевизором. Они с Майклом сидели на заднем сиденье. Один из телохранителей выполнял функции водителя, второй молчаливо сидел справа от него. Ламонт открыл дверцу мини-бара, вынул бутылку "Вдовы Клико", хлопнул пробкой и налил шампанское в два бокала. Они чокнулись. Свободная рука Ламонта легла к Майклу на колени.
      - Подожди, не спеши, - сказал Майкл с усмешкой, - если он встанет, то долго не опустится.
      Ламонт усмехнулся, нагнулся к Майклу и поцеловал его в губы, активно работая языком. Майкл сыграл свою роль.
      В доме было еще два охранника. Один стоял у ворот, другой, впустивший их в дом, дежурил сразу за входной дверью. Не тратя времени даром, они сразу же поднялись по лестнице в спальню с бокалами недопитого шампанского в руках, а Ламонт нес еще то, что оставалось в бутылке.
      Как только они вошли в роскошную спальню с огромной кроватью под шелковым балдахином, Майкл сказал:
      - Деньги вперед.
      Ламонт вынул бумажник и отсчитал пятьсот франков. Майкл засунул деньги в задний карман джинсов. Ламонт тут же скинул с себя одежду и направился к Майклу, чтобы получить то, что он только что оплатил. Он протянул руку, чтобы притянуть голову Майкла ближе к себе. Молодой человек поцеловал его, потом сжатыми пальцами правой руки нанес Ламонту резкий, сильный удар точно под ребра. Когда Ламонт падал на толстый ковер, правое колено Майкла страшно разбило ему лицо, сломав нос и выбив четыре передних зуба.
      Очнулся Ламонт через пять минут. Он лежал голый на огромной постели, испытывая нестерпимую боль. Большие пальцы его рук были связаны. Он взглянул Майклу в глаза. Глаза были темные и очень холодные. Они не выражали никаких чувств, будто рассматривали какой-то скучный предмет. Раздавшийся голос звучал совершенно буднично, словно молодой человек беседовал о погоде со своим дядей. В голосе его не было даже намека на угрозу, но в сложившихся обстоятельствах именно это и было самым зловещим.
      - Ты веришь в Бога?
      Ламонт потерял дар речи. Разбитое лицо нестерпимо болело, тело сковал страх.
      - Если веришь, - продолжал голос, - настало время молиться твоему Богу. Настало время покаяться. Настало время задуматься над твоей жизнью.
      Ламонт набрал полные легкие воздуха и хотел закричать, чтобы позвать на помощь. Он не смог издать ни звука - кулак Майкла вновь обрушился ему на лицо, выбив еще три зуба. Очухавшись во второй раз, испытывая приступ тошнотворной боли, он снова взглянул в холодные, темные глаза Майкла, снова услышал спокойный, неторопливый голос.