У самой Пинты взгляд на вещи был гораздо проще. Она верила во что-то до тех пор, пока кто-нибудь не доказывал обратное.
      - А откуда ты узнаешь, что то, во что ты верила, на самом деле оказалось ерундой? - спросил он.
      Девочка лукаво улыбнулась и ответила:
      - Об этом говорят по телевизору.
      * * *
      - Я купила это на свои деньги, - сказала Пинта. - Я их скопила.
      Он ничего не ответил, только пристально на нее посмотрел.
      - Если ты его наденешь, больно ведь от этого не будет, - уговаривала она его с улыбкой. - Поноси его хотя бы до того, как по телевизору скажут, что носить распятия не нужно.
      Кризи не смог сдержать улыбки. Он надел цепочку на шею, крестик повис на груди.
      - Спасибо тебе. - Он протянул руку, коснулся плеча девочки и с самым серьезным видом произнес: - Я сразу же ощутил благодать Господню.
      Она весело рассмеялась и вскочила на ноги.
      - Кризи, если тебе как-нибудь встретится черт, не забудь, что надо будет ткнуть ему этим распятием прямо в нос.
      Он усмехнулся. Теперь, должно быть, работать ему будет немного легче раньше он полагался только на автомат.
      Раздался звон колокольчиков, и на склоне показалось стадо коров, которых перегоняли на высокогорные пастбища. Они шли прямо на Пинту и Кризи. Вперед выбежала пастушья собака, чтобы выяснить, не представляют ли они опасности для коров.
      Пинта дружески предложила ей кусок ветчины, который тут же был с благодарностью принят. Девочка пошла поиграть с умным животным, а Кризи тем временем налил пастуху стаканчик винца.
      Такие дни запоминаются на всю жизнь. Двое мужчин сидели и степенно говорили о жизни, время от времени на них косились щипавшие траву коровы, а девочка с собакой весело гонялись друг за другом между ними.
      - У тебя отличная девчушка, - заметил пастух, но, уловив тяжелый взгляд Кризи, тут же осекся.
      На заходе солнца они стали собираться домой - сложили плед, запаковали вещи в корзину и выехали, когда начали сгущаться сумерки.
      Полный впечатлений день на свежем воздухе утомил Пинту, и девочка решила вздремнуть. Она зевнула и, когда машина тронулась, немножко съехала вниз на сиденье, но удобно устроиться ей так и не удалось. Тогда она подобрала под себя ноги, легла поперек сиденья и положила голову на колено Кризи. Очень скоро она заснула и проспала все время, пока машина спускалась по холмам к Комо.
      Кризи ехал очень медленно, иногда поглядывая на спавшего ребенка. В неясном свете сгущавшихся сумерек покрытое шрамами лицо телохранителя выглядело на удивление спокойным. Он чувствовал себя совершенно умиротворенным.
      Глава 8
      Настал день, когда нужно было ехать на урок фортепьяно.
      В миланском обществе стало модным развивать в детях музыкальные способности - если, конечно, таковые у них имелись. Представить себе, чтобы Пинта играла на флейте или на трубе, Рика не могла. Поэтому она решила, что дочери нужно учиться играть на пианино.
      Кризи отвез девочку на прослушивание к известному преподавателю музыки. Музыкальное светило дало положительное заключение, заявив, что у Пинты есть искра таланта. Теперь надо было купить инструмент и начинать регулярно заниматься.
      Особой страстью к урокам музыки Пинта не горела. Кризи тоже - его не прельщала перспектива все время слушать, как она будет терзать рояль гаммами.
      Однако даже это обстоятельство было не более чем легким облачком на горизонте. Пить он почти бросил - только за столом во время еды пропускал стаканчик-другой вина. Он стал делать по утрам зарядку, нашел в Комо небольшую спортивную школу, которая работала до позднего вечера. Ремонт ограды был завершен, и теперь он мог тратить время только на восстановление своей былой формы.
      Правда, если бы ему довелось подслушать разговор между Рикой и Этторе вскоре после их возвращения из Нью-Йорка, настроение его, вполне возможно, стало бы не таким радужным.
      - Ему надо убираться отсюда, Этторе, и поскорее. Я настаиваю на этом!
      - Но почему же, дорогая? Ведь он так тебе раньше нравился.
      На это было две причины и обе достаточно веские, однако Рика могла говорить только об одной.
      - Она к нему слишком сильно привязалась, не говоря уже обо всем остальном.
      - Ты ведь не считаешь, что в этом есть какая-то тайная подоплека?
      Она покачала головой.
      - Нет, я совсем другое имею в виду. Это вещи чисто морального порядка он смотрит на нее как на своего друга. - Для пущей выразительности своих слов она выдержала почти театральную паузу. - Пинта начинает относиться к нему как к отцу.
      - Ну это просто смешно.
      - Вовсе нет. Все идет именно к этому. Я, конечно, и раньше замечала, что девочка от него без ума, но когда мы сейчас вернулись из Нью-Йорка, это стало совершенно очевидно.
      Этторе подумал немного над словами жены и сказал:
      - Ты преувеличиваешь. Она, конечно, относится к нему неплохо, проводит с ним много времени, в чем, кстати говоря, мы сами виноваты, потому что в последние недели нас слишком часто не бывало дома. Но даже говорить о том, что она относится к нему как к отцу, абсурдно.
      Рика вздохнула.
      - Этторе, ты всегда был далек от нее. Слишком далек. Ты с ней толком-то ни разу не говорил. Я бы сама никогда не поверила, но Кризи беседует с ней обо всем, а она ему отвечает тем же. Пинта старается брать с него пример, очень его уважает. Ей все время хочется быть с ним. Господи! Да она не может спокойно досидеть до конца ужина, ей обязательно надо поскорее умчаться к нему на кухню.
      Этторе не мог не признать справедливости слов жены. Он чувствовал ее правоту и хотел сказать что-то в свое оправдание.
      - Ты же знаешь, Рика, как я всегда занят на работе, а когда возвращаюсь домой, мне хочется покоя. Детская болтовня меня утомляет.
      Она снова вздохнула. Муж действительно совсем не знал собственную дочь.
      - Я тебя понимаю, милый, но если бы ты сделал над собой усилие и послушал, как и о чем она говорит, ты бы понял, что это уже совсем не детская болтовня. Она стала очень смышленой девочкой, развитой не по годам.
      Рика вспомнила, что впервые задумалась об этом, когда Пинта купила в подарок Кризи на день рождения золотое распятие. Она водила мать с собой из одного ювелирного магазина в другой, пока не нашла наконец именно то, что искала. Рике показалось, что дарить распятие такому человеку, как Кризи, по меньшей мере странно. Она так и сказала об этом дочери. Тогда Пинта только рассмеялась.
      - Я знаю, мамочка, распятие - совсем не то, что он мог бы ждать в качестве подарка на день рождения. Но медведь Кризи - странный человек. Он поймет.
      Именно тогда Рика впервые увидела в Кризи угрозу Этторе. Причем угрозу двойную - с одной стороны, через Пинту, с другой - через нее самое. Потому что та ночь, которую она провела с Кризи, зажгла фитиль бомбы замедленного действия, способной взорвать всю ее устроенную и налаженную жизнь. Несколько дней после того, как она сделала ему свой экстравагантный подарок, Рика часто вспоминала, что она чувствовала, стоя в лучах занимавшейся зари и глядя в лицо этого большого спавшего мужчины. И дело было не только в ощущении глубокой физической радости, которую он дал ей. Она получала ее и раньше - и с Этторе, и с другими мужчинами.
      С Кризи Рика испытала другое чувство: она вся в нем словно растворилась, утратила над собой контроль. Бывая с Этторе и с другими, она сама дарила и получала наслаждение, даже иногда отмеривала его теми порциями, которые считала нужными. Кризи в ту ночь она отдала нечто большее. С каждым днем воспоминания о том, что и как тогда случилось, становились все более навязчивыми и возбуждающими. Его тело, его руки, ласкавшие ее, полное подчинение его воле. Тот миг, когда она открыла глаза и увидела свисавший в кобуре со спинки кровати пистолет, чувствуя в себе твердую плоть Кризи. Вид пистолета и чувство, которое она испытала, как-то удивительно перемешались между собой, помутив на миг ее рассудок и начисто лишив воли. И потом, после этого, когда он так долго обнимал и ласкал ее на удивление чуткими руками, владел ее телом, а она лежала растерянная и удивленная, не понимая, как с ней могло такое случиться.
      Все это и в Нью-Йорке не выходило у нее из головы, а когда они вернулись и Рика снова увидела Кризи, ей стало ясно, что угроза ее благополучию, которую он в себе нес, была более чем реальной. Когда в ту ночь Этторе обладал ею, в душе Рики был лишь мужчина, тот, что спал на верхнем этаже. Чувствительные, зрячие пальцы слепца, страшные шрамы на теле и иссиня-черная сталь рукоятки пистолета рядом с ее лицом.
      Но об этом она даже думать боялась, не то что говорить. Речь могла идти только о Пинте. Раньше она никогда всерьез не задумывалась над чувствами девочки к Этторе, потому что рядом не было никого, с кем можно было его сравнить. Но увидев, как дочь ведет себя с Кризи, Рика поняла, какие глубокие чувства скрываются в ее маленькой девочке. Если в ближайшее время эти чувства не будут направлены на отца, потом станет уже поздно.
      - Так что, милый, он должен уйти, причем как можно скорее.
      - Ну что ж, - задумчиво сказал Этторе, - через неделю заканчивается его испытательный срок. Я не стану продлевать контракт - вот и весь разговор. Такая вероятность нами оговаривалась, когда я его нанимал.
      Настойчивость жены удивила его.
      - Нет, Этторе, не надо ждать. Завтра же скажи ему об этом. Конечно, заплатить надо за полный срок и премию приличную выдать - в том, что так неожиданно произошло, его вины нет.
      - Ну, неделя погоды не сделает, - обоснованно заметил Этторе. - Кроме того, я не хочу, чтобы у него остался неприятный осадок.
      Рика продолжала настаивать. Она даже предложила отправить Пинту на несколько дней в Рим и тем самым найти уважительный повод для расчета Кризи до истечения испытательного срока.
      Однако на этот раз Этторе проявил твердость. Если девочке снова придется пропускать занятия в школе, это ей на пользу совсем не пойдет.
      Спор был жарким. Этторе напомнил жене, что вся эта ситуация ее рук дело. В конце концов, наверное, в первый раз в жизни Рике пришлось уступить. Этторе скажет Кризи о своем решении в конце недели.
      - Должно быть, это будет тяжелым ударом, - заметил Этторе.
      Рика пожала плечами.
      - Она еще маленькая, успеет оправиться.
      Ответ мужа ее несколько озадачил.
      - Я думал не о Пинте, - сказал Этторе.
      * * *
      Ни о чем не подозревая, Кризи вез Пинту на урок музыки. Они говорили о следующем воскресенье. Кризи снова собирался на обед к Элио, а Пинта хотела пойти вместе с ним.
      - Родители сейчас дома. Тебе нужно остаться с ними.
      - Но мне снова хочется встретиться с Элио, Феличией и их детьми.
      Он попытался ее отговорить. Будет еще много возможностей к ним поехать. Родители ведь теперь часто уезжают из дома.
      Дом преподавателя музыки оказалось не так-то просто найти, поэтому девочка развернула карту и помогла ему выехать на проспект Буэнос-Айреса. За полосками газонов на обочинах высились многоквартирные жилые дома. Кризи остановил машину около тротуара и прошел с девочкой по траве к подъезду. Рядом с дверью находилось переговорное устройство. Позвонив, Кризи сказал, что привез Пинту, и дверь распахнулась.
      - Я не долго, Кризи, не больше часа.
      - Играй там похуже.
      Она ему улыбнулась.
      - Постараюсь.
      Он вернулся в машину и стал читать газету. Из открытого окна верхнего этажа доносились слабые звуки рояля.
      Через час он увидел, как входная дверь отворилась. Девочка приветливо помахала ему рукой и направилась к машине. Она была еще примерно в сорока метрах от Кризи, когда из-за угла вынырнул черный автомобиль и, въехав на обочину, оказался на газоне. Кризи увидел, что в нем сидят четверо мужчин, и тут же понял, что происходит. Быстро выскочив из машины, он выхватил пистолет. Пинта в удивлении остановилась.
      - Беги, Пинта, беги! - закричал Кризи.
      Автомобиль резко затормозил, перекрывая девочке путь. Задние дверцы его распахнулись, и на газон выскочили двое мужчин. Но Пинта отреагировала мгновенно - она нырнула под протянутую руку одного из них, обежала сзади черный лимузин и со всех ног бросилась бежать к своему телохранителю. Двое похитителей, вынув пистолеты, погнались за девочкой. Кризи навел пистолет, но стрелять не мог: Пинта была как раз между ними. Один из преследователей догнал Пинту, схватил ее и поволок в машину. Второй обернулся и выстрелил в Кризи, но пуля прошла выше. Кризи всадил две пули ему в грудь.
      Тот, который схватил Пинту, пытался втиснуть ее на заднее сиденье, но девочка отбивалась изо всех сил, кричала и пиналась ногами. К тому времени, когда ему удалось справиться с ребенком, Кризи уже был рядом с черной машиной. Бандит повернулся и стал наводить на него свой пистолет. Кризи выстрелил ему в голову, целясь как можно выше, чтобы пуля не отрикошетила в машину. Пуля попала чуть ниже носа, выбила мозги и отбросила тело назад, прямо на распахнутую дверцу, которая под весом тела захлопнулась. Потом с переднего сиденья раздались три выстрела, и Кризи упал на землю. Колеса, провернувшись на траве, быстро уносили черный автомобиль прочь. Когда он съехал с газона на широкую ленту шоссе, Кризи услышал, как девочка выкрикнула его имя.
      Он почти не мог двигаться - пули задели какой-то важный нервный узел. Было очень спокойно. Он лежал и ждал, что кто-нибудь ему поможет. Отгоняя боль, он думал только об одном: надо выжить. Он слышал, как Пинта прокричала его имя. Она не звала Кризи на помощь, увидев, что он упал, девочка кричала от боли.
      Глава 9
      Рядом с постелью сидела сиделка и читала книгу. После того количества наркотических и успокаивающих средств, которым его напичкали, Кризи никак не мог прийти в себя, все было, как в тумане. Над ним с двух сторон были укреплены капельницы с питательным раствором, ритмично стекавшим по прозрачным трубочкам - одна тянулась к его носу, другая уходила под повязку на правой руке.
      Дверь в палату отворилась, и полицейский в форме обратился к сиделке.
      - Посетитель пришел. Врач разрешил впустить только на одну минуту.
      Гвидо пересек комнату, приблизился к постели.
      - Кризи, ты меня слышишь?
      Кивок был почти незаметен.
      - Худшее уже позади. Теперь ты точно оклемаешься.
      Снова чуть заметный кивок.
      - Я останусь в Милане. Зайду к тебе попозже, когда ты сможешь говорить. - Гвидо повернулся к сиделке. - Вы будете с ним все время?
      - Кто-нибудь будет с ним постоянно, - ответила женщина.
      Гвидо поблагодарил ее и вышел из палаты.
      Элио и Феличия ждали в коридоре.
      - Он пришел в себя, но говорить сможет только через день-два. Пошли домой, завтра я сюда вернусь.
      Врач сказал им, что, когда Кризи доставили в больницу, он был при смерти. Операцию ему сделали сразу же, быстро залатали его и заштопали. Как объяснил врач, операция эта была промежуточной. Если Кризи оправится от послеоперационного шока и восстановит силы, ему сделают еще одну, более серьезную операцию. Строить сейчас какие бы то ни было прогнозы нет смысла доктор красноречиво пожал плечами. Они распрощались и ушли.
      * * *
      Два дня Кризи находился между жизнью и смертью, потом стал понемногу приходить в себя. У него, должно быть, железная воля, сказал врач Гвидо. Огромная воля к жизни.
      На следующий день Кризи уже мог говорить.
      Первый вопрос, который он задал, был крайне лаконичным:
      - Пинта?
      - Сейчас ведутся переговоры, - ответил Гвидо. - Такие дела быстро не решаются.
      - Мое состояние?
      Гвидо подробно, со знанием дела все ему объяснил.
      - Тебя ранило дважды - в живот и в правое легкое. К счастью, пули были тридцать второго калибра, иначе мы здесь не разговаривали бы. Легкое они тебе залатали, с ним скоро будет все в порядке. Рана в живот гораздо опаснее. Нужна еще одна операция, и хирург надеется, что она пройдет удачно, а он - человек опытный. В этой больнице операции после огнестрельных ранений - дело привычное.
      Кризи внимательно выслушал друга и спросил:
      - Двое, в которых я стрелял, умерли?
      Гвидо кивнул.
      - Одному ты попал в сердце. Обе пули всадил. Второму мозги вышиб. Отличные выстрелы.
      Кризи покачал головой.
      - Я действовал медленно, чертовски медленно!
      - Они были профессионалы, - без всякого выражения сказал Гвидо.
      - Да, я знаю. Кроме того, они не ожидали сопротивления. Первый сначала выстрелил в воздух, чтобы меня напугать. Если бы я действовал быстрее, можно было бы всех их прикончить. Они действовали очень небрежно.
      Кризи устал, и Гвидо поднялся, чтобы уйти.
      - Я съезжу в Комо, проведаю Балетто. Посмотрю, может быть, смогу им как-то помочь.
      Что-то привлекло его внимание. Некоторое время он стоял и с удивлением смотрел на распятие, висевшее на шее Кризи. Заметив взгляд Гвидо, Кризи устало проговорил:
      - Я расскажу тебе об этом позже.
      Визит в Комо успеха не имел. Гвидо ездил туда вместе с Элио. В доме были Вико Мансутти с женой. Казалось, адвокат взял на себя все дела. Этторе был ошеломлен и подавлен случившимся. А Рика, когда они вошли в комнату, просто дрожала от ярости. К этому времени все раскрылось. Она уже знала, что Кризи был нанят за гроши, только для того, чтобы ее утихомирить. Знала она и о его пьянстве.
      - Пьянь подзаборная! - прокричала она Гвидо. - Паршивый алкаш был нанят защищать мою дочь. - Она бросила презрительный взгляд на мужа. Какой-нибудь зеленый мальчишка и тот справился бы с этой работой лучше.
      Элио начал было возражать, но Гвидо велел ему замолчать. Они забрали вещи Кризи и покинули дом.
      - Когда дочь к ней вернется, она успокоится, - заметил Гвидо.
      Об этой встрече он ничего Кризи рассказывать не стал. Неделю спустя врачи сделали еще одну операцию, которая прошла успешно.
      * * *
      Гвидо вошел в комнату, взял стул и подвинул его к самой кровати. Кризи выглядел лучше, его лицо даже немного порозовело. Он заметил подавленное состояние Гвидо, и в глазах его застыл немой вопрос.
      - Кризи, она умерла.
      Больной отвернулся и упер взгляд в потолок. Лицо его ничего не выражало, глаза были пусты.
      Какое-то время Гвидо сидел молча, потом продолжил.
      - Это произошло случайно. Выкуп заплатили два дня назад. Девочку должны были освободить той же ночью. Но в условленное время в назначенном месте ее не оказалось, а утром полиция нашла ее тело в кабине украденной машины. В то время наводили шорох среди бандитов из "Красных бригад". Считают, что из-за этого похитители перепугались и на несколько часов залегли на дно. Руки и рот девочки были замотаны липкой лентой, а ее рвало, возможно, от выхлопных газов. Что в таких обстоятельствах может случиться, тебе прекрасно известно. Было произведено вскрытие. Она умерла от удушья.
      Гвидо смолк, и воцарилось долгое молчание. Потом Кризи спросил:
      - Что-нибудь еще?
      Гвидо подошел к окну. Сзади раздался резкий вопрос:
      - Ну так что еще случилось?
      Неаполитанец обернулся и тихо сказал:
      - Девочку насиловали. Часто. Руки и плечи ее были в синяках и кровоподтеках.
      Снова в комнате надолго повисла тишина. Издали доносился негромкий звук церковного колокола.
      Гвидо подошел к спинке кровати и взглянул в лицо Кризи. Оно было бледным и лишенным всякого выражения. Глаза по-прежнему смотрели в потолок, но пустыми они уже не были - в них горела неукротимая ярость.
      * * *
      Ночной поезд, шедший из Милана в Неаполь, мерно стучал колесами по рельсам, без остановок минуя небольшие полустанки. Стояла середина июня, поезд вез отпускников к южному солнцу. На последнем вагоне состава стоял фирменный знак Международной компании спальных вагонов. В третьем купе на нижней полке сидел Кризи и читал пометки в блокноте. Проспав четыре часа, он проснулся в Риме и собрался принять холодный душ и попросить у проводника крепкого кофе. Выспался он отлично - в поездах он всегда крепко спал.
      Его бледное, осунувшееся лицо освещал еще неяркий свет нового дня. На Кризи были лишь потрепанные джинсы. Его обнаженный торс пересекали два недавних длинных, еще красноватых шрама. Он закончил читать, взял с небольшого углового столика шариковую ручку и сделал какие-то пометки на последней, еще не до конца заполненной странице блокнота. По лицу Кризи скользнула чуть заметная усмешка - память, слава богу, его не подвела.
      Когда он завершил работу, стало уже совсем светло. Он вырвал из блокнота только что заполненный листок бумаги и сунул его в карман пиджака, висевшего на двери.
      Потом взял полотенце, бритву и вышел в коридор. Проводник не спал - в малюсенькой кухоньке он готовил пассажирам завтраки и аккуратно расставлял их на подносы. Он был маленьким, опрятным человечком с маленькими, опрятными усиками и приветливой улыбкой на лице.
      - С добрым утром, - сказал проводник. - Через час прибываем в Неаполь.
      Кризи тоже ему улыбнулся.
      - У вас пахнет хорошим кофе. Душевая свободна?
      Проводник кивнул.
      - Еще никто не вставал.
      Кризи прошел в душевую, принял душ и не спеша побрился. Путешествие на поезде по комфорту нельзя было сравнить ни с автомобилем, ни даже с самолетом.
      * * *
      Кризи уверенно шел на поправку. Он был послушным пациентом, внимательно прислушивался к советам врача и скрупулезно выполнял все его указания. Неделю спустя после второй операции он уже мог вставать и передвигаться в инвалидной коляске. Через несколько дней он сам, без посторонней помощи, ходил.
      Себя он не торопил. Он знал, что телу нужно время. Любая попытка ускорить выздоровление была заранее обречена на неудачу.
      Ему помогали спускаться в тенистый больничный сад, где он каждый день совершал небольшую прогулку. Рубашки на нем не было, и солнце золотило кожу спины в просветах между повязками.
      Сестры, сиделки и фельдшеры относились к пациенту уважительно. Он никого зря не тревожил, перенося все страдания стойко, с достоинством и без всякой суетливости. Кроме того, его практически вытащили с того света, и это обстоятельство выделяло его из основной массы остальных пациентов больницы.
      Он дал одной сиделке немного денег, и она регулярно приносила ему все газеты, вышедшие после похищения девочки. Позже он попросил ее достать газеты за несколько прошлых месяцев. Кроме того, она купила ему блокнот, который он стал постепенно заполнять какими-то выписками.
      За все время, пока он лежал в больнице, у него был лишь один неожиданный посетитель. Как-то поздно вечером Кризи навестила синьора Делюка, которая принесла ему корзину фруктов. Она просидела с ним около часа, поговорила о Пинте и немного всплакнула. Он стал ее утешать. Надо же было так случиться, чтобы из всех детей они такое сделали именно с Пинтой, горевала она. Потом пожилая учительница осушила слезы и по-доброму взглянула на него. Она слышала, что Кризи был не настоящий телохранитель, а лишь своего рода обманка. Но женщина хорошо знала, как он был привязан к девочке.
      Она спросила его, что он собирается делать дальше. Кризи пожал плечами и ответил, что никаких определенных планов у него нет. Синьора Делюка удивилась: он был слишком уверен в себе и казался совсем не таким печальным, каким она рассчитывала его застать. Потом она поцеловала его в щеку, распрощалась и ушла.
      Вскоре он стал ходить на физиотерапию, делать легкую зарядку и плавать в бассейне с теплой водой. Ему дали резиновые мячики для тренировки пальцев, и, совершая каждый день все более длительные прогулки по саду, он то и дело сжимал мячики, ощущая, как пальцы и кисти рук постепенно возвращают свою силу.
      Через месяц врач сказал, что поправка идет просто великолепно - никто такого не мог ожидать. По его мнению, до окончательного выздоровления осталось не больше недели.
      Большую часть этого времени Кризи провел в отделении физиотерапии, занимаясь в меру сил на всех снарядах, какие там только были.
      Когда Кризи вышел из больницы, он был еще очень слаб. Тем не менее тело ему уже во всем повиновалось.
      Врач, старшая сестра и несколько сиделок тепло с ним распрощались и пожелали удачи. Он от всего сердца поблагодарил их за заботу. Пока бывший пациент шел к воротам больницы с чемоданом в руке, все провожали его взглядом.
      - Странный мужчина, - заметила старшая сестра.
      Врач с ней согласился.
      - Да, этому человеку довелось повидать на своем веку немало больниц.
      * * *
      Поезд прибыл на центральный вокзал Неаполя. Кризи дал хорошие чаевые проводнику, смешался с толпой приехавших и вышел с ними на площадь Гарибальди. Там он быстро нашел такси.
      - Пансион "Сплендид", - сказал он водителю, который включил счетчик, чертыхаясь про себя. Стояла уже середина июня, а он все никак не мог подцепить приличного туриста.
      Такси подъехало к пансиону почти одновременно с фургончиком Пьетро, который возвращался с рынка. Он оглядел Кризи снизу доверху, и они обменялись рукопожатиями.
      - Как ты себя чувствуешь?
      - Нормально. Давай помогу тебе оттащить корзины.
      Когда они вошли, Гвидо сидел за кухонным столом и потягивал кофе.
      - Привет, Гвидо, - сказал Кризи, ставя корзину на стол.
      - Привет, Кризи.
      Гвидо внимательно посмотрел на друга, встал со стула, и они крепко обнялись.
      - Выглядишь ты совсем неплохо. Здорово, видно, они тебя залатали.
      - Да, там хорошие механики работают, - ответил Кризи, и оба улыбнулись старой присказке былых времен.
      После ужина, когда спустился теплый вечер, друзья удобно расположились на террасе, и завязался долгий, обстоятельный разговор. Кризи казалось, что с того момента, когда он сидел здесь в последний раз, прошла целая вечность.
      Он не торопясь объяснил Гвидо, что собирается делать. Моральные проблемы его не волновали и вопрос о правосудии не беспокоил. Было совершено преступление, и оставить его безнаказанным Кризи не мог и не хотел.
      Гвидо слишком хорошо его знал и прекрасно понимал, что решение Кризи бесповоротно. Это было не просто местью - убит близкий Кризи человек. Он должен убить убийц.
      - Око за око? - спокойно спросил Гвидо.
      Кризи медленно покачал головой и сказал так, что было отчетливо слышно каждое слово:
      - Нет, гораздо больше. Больше, чем око. Мне нужна каждая их жила проклятая.
      - Да, ты действительно очень привязался к этой девчушке! - Фраза прозвучала наполовину утверждением, наполовину вопросом.
      Кризи тщательно взвесил каждое слово, чтобы предельно точно сформулировать свою мысль. Ему было очень важно, чтобы Гвидо понял. Понял все, до конца.
      - Гвидо, ты меня хорошо знаешь. Пять месяцев тому назад я здесь сидел на том же самом месте, и мне тогда в жизни больше ничего не светило. Я согласился на эту работу, которую Элио мне подыскал, только для того, чтобы не вышибить себе мозги. - Увидев удивленное выражение лица Гвидо, он мрачно усмехнулся. - Да, Гвидо, так оно и было. Я и в самом деле собирался это сделать. Мне казалось, что все уже в прошлом - продолжать эту канитель не имело смысла. Девочка все изменила. Как ей это удалось - до сих пор не пойму. Она как-то смогла влезть ко мне в душу. День за днем она все больше меняла мою жизнь.
      На некоторое время он погрузился в воспоминания. Гвидо молчал, не желая прерывать откровения друга.
      - Ты же знаешь меня, как никто другой, - повторил Кризи. - Никогда в жизни у меня не было ничего общего ни с одним ребенком. Для меня дети всегда были только обузой. Потом вдруг появилась она - такая маленькая, и так много в ней было жизни. А моя жизнь уже вся была позади, в прошлом. Потом мало-помалу я стал смотреть на вещи ее глазами. Ведь в ее жизни раньше ничего не было. Она ко всему относилась так, будто весь мир возник внезапно, только вчера и специально для нее. - Слова его пресеклись. Он сидел и смотрел вдаль - на огни города и темневшее до самого горизонта море. Потом тихо произнес: - Она любила меня, Гвидо, - меня! - он взглянул в лицо друга. - Не так, конечно, ты же понимаешь, не физически. И это было гораздо лучше и больше.
      Гвидо ничего не ответил, и Кризи продолжил:
      - Я бросил пить - мне это больше не было нужно. По утрам я привозил ее к школе, и она взлетала вверх по ступеням. Господи, Гвидо, ты даже представить себе не можешь, - мне казалось, что она солнце несет на плече. В ней не было ничего темного - ни зла, ни жадности, ни ненависти, ни корысти. - Он никак не мог подобрать нужные слова, чтобы передать состояние своей души. Непривычные для него слова. Внезапно он спросил: - Ты вслушивался когда-нибудь в слова группы "Доктор Хук"?
      Гвидо отрицательно покачал головой.
      - Они поют в стиле кантри. Солист обращается к женщине, которая старше его, говорит ей, что не может коснуться солнца, не может дотянуться до облаков и не может вернуть ей молодость. Но, Гвидо, все это смогла сделать для меня маленькая, хрупкая девочка - ради меня она коснулась солнца.
      В устах такого человека, как Кризи, эти слова звучали нелепо, даже смешно. Но Гвидо понимал их истинный, хотя и трагический смысл. Он чувствовал, что переживал его друг. То же самое произошло и с ним самим, когда в его жизнь вторглась Джулия.
      Он о чем-то вспомнил.
      - Распятие?
      - Да, это она мне его подарила - к дню рождения. - Кризи улыбнулся. Сказала, что если мне доведется встретиться с чертом, надо будет ему под нос его ткнуть. - Улыбка погасла, голос его стал резким и жестким. - А эти подонки ее украли, надругались над ней и оставили задыхаться в собственной блевотине! Я это вижу, как наяву. Ей и глаза, наверное, этой лентой липкой заклеили. Привязывали к какой-то грязной кровати. Насиловали ее от скуки мразь проклятая! - Его душили ненависть и гнев. - Теперь ты понимаешь, Гвидо, почему я не оставлю их жить?
      Гвидо поднялся со стула и подошел к перилам. Он был просто потрясен глубиной тех чувств, которые обуревали Кризи. В конце концов кому-то все-таки удалось провернуть ключ, хоть замок и заржавел.
      - Да, Кризи, я тебя понимаю. Со мной такое же случилось, когда я полюбил Джулию. Все было по-другому, но на деле - то же самое. В каком-то смысле я тебе даже завидую. Когда она умерла, я тоже хотел отомстить. Но кому? За рулем машины сидел почти ребенок. После несчастного случая он слегка сдвинулся. - Гвидо пожал плечами. - Бессмысленно было с ним что-нибудь делать. Да и она этого не хотела бы. Но то, что в тебе накипело, я хорошо понимаю.