- Ты слышишь выстрел стартового пистолета, от ушей сигнал идет в мозг, который посылает приказ рукам и ногам. Это приказ "марш". Весь секрет состоит в том, чтобы до минимума сократить время, за которое нервы через мозг передают команды.
      Он научил ее концентрироваться на самом звуке. Не надо напряженно ждать выстрела - реакция ее должна быть автоматической.
      Он подражал пистолетному выстрелу, хлопая в ладоши, и вскоре после тренировок она стала срываться со старта, как вспугнутая лань.
      - Если каждый день мы будем работать хотя бы час, - говорил он Пинте, на соревнованиях ты обязательно придешь к финишу первой.
      В ту ночь он лежал в постели, слушал Джонни Кэша и думал о девочке. Она была такой живой, такой подвижной и гибкой, ее тело было таким складным и подтянутым. Это заставило его подумать о себе. Кризи решил, что по истечении трехмесячного испытательного срока, если контракт будет продлен, в Комо или в Милане он найдет какой-нибудь спортивный зал и пару вечеров в неделю будет приводить там себя в форму. Если он и дальше будет с этим тянуть, потом уже станет слишком поздно. Он понимал, что все эти перемены произошли в нем благодаря Пинте. Вакуум, в котором он оказался после Родезии, теперь заполнился. В каком-то смысле его жизненная траектория кардинально изменилась. У девочки еще вся жизнь впереди. А он мог бы со стороны наблюдать за ней и по мере сил помогать, оказывать влияние на ее образ мыслей. В том мире, в котором она жила, не должно быть места смертям, увечьям, разрушениям - значит, усилия его на этот раз не остались бы тщетными.
      Кассета Джонни Кэша кончилась, и он протянул руку, чтобы поменять ее.
      Линда Ронстадт запела о "Голубом заливе". Услышав звуки песни, Пинта на нижнем этаже улыбнулась и вскоре заснула.
      * * *
      Рика вышла из парикмахерской и поискала глазами машину. День в Милане выдался пасмурный, небо заволокли тучи, движение на улице было очень оживленным. Свой автомобиль она заметила метрах в тридцати, рядом с ним стоял Кризи. Не успела она пройти и нескольких шагов, как на противоположной стороне улицы двое мужчин выпрыгнули из микроавтобуса "фольксваген" и побежали к человеку, открывавшему дверцу белого "фиата". Когда прозвучали первые выстрелы, она увидела в их руках оружие и остановилась как вкопанная.
      Мужчина, стоявший около "фиата", обернулся, сунул руку под пиджак. В этот момент Кризи оказался рядом с Рикой, обхватил рукой за талию и опустил на землю рядом с входом в какой-то магазинчик. Она вдруг поняла, что лежит на тротуаре, а он навалился на нее всем своим весом. Раздалось еще несколько выстрелов, кто-то истошно завопил, сверху на них посыпались осколки разбитого стекла. В руке Кризи, прижатой к боку, Рика заметила пистолет. Потом она услышала звук захлопнувшейся дверцы "фольксвагена", визг шин об асфальт и рев двигателя. После этого наступила странная тишина.
      - Не двигайтесь.
      Его голос прозвучал заурядно, буднично и потому успокаивающе. Когда телохранитель аккуратно поднялся, чтобы не обсыпать ее осколками стекла, Рике стало легче дышать. Она неподвижно лежала, наблюдая за тем, как он шел обратно к машине. Пистолета в его руке уже не было.
      Кризи остановился около их автомобиля, глядя через улицу. Она посмотрела в том же направлении. На капоте "фиата" лежал человек, красная кровь текла по белой эмали. Рика не поняла, скорее почувствовала, что человек мертв - в такой позе он лежал. Кризи отворил заднюю дверцу машины и вернулся к ней. Он протянул Рике руку и помог встать. Женщина держалась на ногах неуверенно, Кризи обнял ее за талию и без спешки довел до машины. Люди снова приходили в движение. От пережитого потрясения Рика нервно всхлипывала. Истошно выла сирена полицейской машины. Кризи посадил Рику на заднее сиденье.
      - Оставайтесь здесь. Я скоро вернусь. Полиция все равно заблокирует дороги и будет опрашивать свидетелей.
      Рику била нервная дрожь, на фоне черных волос ее лицо казалось совсем бледным. Вытянув руку, Кризи дотронулся до ее щеки. Щека была холодной. Тогда Кризи приподнял ей за подбородок лицо и заглянул в глаза - взгляд ее был отсутствующим и, казалось, остекленелым.
      - С вами все в порядке? Рика, посмотрите на меня!
      Глаза женщины приняли осмысленное выражение, она медленно кивнула. Полицейская машина подъехала и остановилась, проблесковые маячки продолжали ритмично вращаться, сирена стихла. Рика еще раз кивнула и стала приходить в себя.
      - Оставайтесь здесь, - сказал Кризи. - С полицией я разберусь сам. Уедем, как только сможем.
      Он еще раз пристально на нее посмотрел, потом удовлетворенно кивнул, закрыл дверцу и перешел на противоположную сторону улицы.
      Убийство взяла на себя "Красная бригада". Жертвой стал преуспевающий адвокат. Такими происшествиями в Милане трудно было кого-нибудь удивить. Кризи показал полицейскому удостоверение телохранителя и рассказал обо всем, что видел. Описание убийц, которое он дал полицейским, могло подойти к сотням тысяч молодых людей, живущих в городе. Кроме того, он заметил номер "фольксвагена", и полицейский его занес в протокол опроса свидетелей. Фургончик, несомненно, был краденым.
      Через полчаса он вывел машину на трассу, ведущую в Комо. Рика молча сидела на заднем сиденье. Они были уже на полпути к дому, когда внезапно ее прорвало:
      - Звери проклятые! Людей стреляют прямо на улицах! Животные!
      Кризи только пожал плечами.
      - У вас ведь был в руках пистолет, - сказала она. - Я видела. Почему вы их не застрелили?
      - Ни к вам, ни ко мне это не имело никакого отношения, - кратко объяснил он. - Кроме водителя перед микроавтобусом стоял еще один бандит с мощным обрезом. Если бы я стал палить в его друзей, он разнес бы нас в клочья. Мы и так, можно сказать, счастливо отделались. Убитый тоже успел выстрелить - это его пуля прошла в нескольких футах над нами.
      После этих слов Рика минут десять сидела в молчании. Он следил за ней, время от времени поглядывая в зеркальце заднего обзора. Происшедшее нарушило порядок в созданном ею уютном мирке. Насилие сошло с телевизионного экрана в реальный мир и свершилось у нее на глазах. Она испытала такое ощущение, словно получила пощечину. Кризи видел, что она старается собраться с духом и вернуться в собственный замкнутый и удобный мир. Рика чуть подалась вперед и вынула у него из волос кусочек стекла.
      - Кризи, вы действовали очень быстро. Я даже не успела заметить, как вы оказались рядом. Слава Богу, вы были там со мной.
      Он въехал в ворота и остановил машину около входной двери.
      - Мне нужно выпить что-нибудь крепкое, - сказала Рика, выходя из автомобиля, - и приличную порцию. Вы будете со мной пить?
      - Пинта, - произнес Кризи, не выходя из машины.
      - Пинта?
      - Уже без четверти пять.
      - Ах да, из-за этого ужаса у меня все из головы вылетело. Конечно, поезжайте. Выпить мы еще успеем.
      Она стояла на ступенях и смотрела, как Кризи развернул автомобиль и уехал. Потом Рика вошла в дом и налила себе полную рюмку бренди. Потрясение прошло, она попыталась восстановить в памяти то, что случилось. Внезапная суматоха на улице, выстрелы, звон разбитого стекла, тяжесть навалившегося на нее тела Кризи. Его неподвижность. Медный привкус страха во рту. И Кризи такой спокойный, такой уверенный в себе.
      Позже она позвонит Этторе в Рим и обо всем ему расскажет. И, естественно, многим своим друзьям. Это было целое событие - телохранитель себя оправдал. Однако при этом все его действия, все его поведение было проникнуто странным безразличием, удивительной самоотстраненностью от происходящего. Словно все это не имело к нему никакого отношения. На убитого он смотрел без всяких эмоций.
      Должно быть, ему действительно часто доводилось такое видеть. Она вспомнила прикосновение его руки к своей щеке, то ощущение, которое она испытала, когда он взял ее за подбородок и приподнял голову. Рука, обезображенная шрамами, - Пинта ей рассказала, как он их получил. Изучающий взгляд из-под тяжелых век, взгляд, который вернул ей силы и привел в себя. Она налила в рюмку еще бренди и стала пить его небольшими глотками.
      Нет, сегодня вечером звонить Этторе она не будет.
      * * *
      Действовал Кризи очень медленно, по крайней мере по его собственным стандартам. Он лежал в постели и думал о том, что произошло днем. Музыку перед сном он не слушал и ничего не пил. Он ждал и размышлял, еще раз анализировал ситуацию. Если бы целью нападения была Рика, она была бы уже мертва. Раньше он легко уложил бы наповал и человека с обрезом, и двоих других, не дав им сделать и пяти шагов. Они были новичками и наверняка любителями. То, что жертва была поражена первым же выстрелом - чистая случайность. Профессионалы справились бы с заданием не вылезая из автобуса и стреляя только из двух стволов обреза. Не оставалось сомнений - убийцы были дилетантами.
      И все равно сам он действовал очень медленно. Реакция была вялой.
      Рику вполне могли убить.
      Эта мысль определила его решение. Всю жизнь он воспринимал собственное тело как самое эффективное оружие. Он заботился о нем, холил его и лелеял, как и всякое другое оружие, которым пользовался. После каждой полученной раны он делал все, чтобы поскорее залечить ее и полностью поправиться. Тренировал все части тела и следил за тем, чтобы они мгновенно реагировали на те приказы, которые посылал им мозг. Теперь привести себя в порядок ему будет не просто, ведь тело его - это не ружье и не пистолет, которые достаточно протереть промасленной ветошью и тщательно смазать все трущиеся части.
      Восстанавливать надо все, причем постепенно. Процесс этот будет долгим и болезненным. Внешне он выглядел совсем неплохо, разве что вес его чуть превышал норму. Лишь Гвидо, знавший его в былые времена, мог бы безошибочно определить, что мышцы стали слишком вялыми, тонус их был уже совсем не тот, что раньше. Великолепный боевой механизм от небрежности и отсутствия должного внимания стал ржаветь и выходить из строя. На его отладку могли уйти месяцы. Делать это надо не рывками, а регулярно и целенаправленно, начав с ежеутренних десятиминутных тренировок в комнате, а потом постепенно наращивая темп. Надо обязательно ходить в какой-нибудь спортивный зал и работать там со штангой, гантелями и другими спортивными снарядами. Все должно встать на свое место. Пока еще не поздно. Он решил исправить положение.
      * * *
      Уже после полуночи раздался легкий стук в дверь. На ней была длинная белая ночная рубашка, в руке она держала большой бокал с коньяком. Когда она шла через комнату, шелк сорочки переливался. Рика предложила ему коньяк, он взял бокал, слегка коснувшись ее пальцев. Она села на край кровати и смотрела, как он небольшими глотками неспешно пьет напиток.
      Простыня спустилась ему до талии. Ночная гостья протянула руку и провела пальцем по шраму на его плече, другой рукой подняла его руку, прижала ее к своей щеке и стала медленно вертеть головой из стороны в сторону, так, что ее волосы рассыпались по плечам. Он поставил бокал на тумбочку возле кровати, обнял ее рукой за шею и привлек к себе. Поцелуй был долгим, ищущим.
      Рика встала, и белый шелк скользнул на пол. Она показывала себя ему, стоя от него на таком расстоянии, что он не мог дотянуться до нее рукой. Она не напрашивалась на комплименты, не позировала, просто показывала ему себя. Вот оно, мое тело, казалось, говорила она. Я хочу отдать его тебе - как подарок, такой подарок, который могу сделать только я одна.
      Из окна на нее падал мягкий отсвет ночи, неясно освещавший удлиненные, округлые, рельефные извивы поразительно соразмерных очертаний ее точеной фигуры, черный колокол волос, искры, мерцавшие в глазах, полные губы широкого, чувственного рта, чуть вздернутый подбородок и гибкую шею. Потом глаза его неторопливо и оценивающе скользнули ниже. Глубокие тени под двумя высокими грудями с напрягшимися сосками, талия юной девушки и крутой размах бедер. Темный треугольник в низу живота и длинные, стройные ноги.
      Женщина стояла совершенно спокойно. Пока он внимательно ее рассматривал, она не сводила взгляда с его лица.
      Именно в это мгновение он сразу все понял. Понял, как любой мужчина мог быть совращен этой женщиной и покорен ее красотой, способной свести с ума даже самого стойкого представителя его пола.
      Кризи взглянул прямо в глаза Рике, и она снова приблизилась к нему. Женщина все еще стояла, но теперь совсем рядом. Он медленно провел рукой по ее коже - от талии до колена. Когда он к ней прикоснулся, она чуть заметно вздрогнула.
      Рика опять села на кровать и откинула рукой простыню - теперь настала ее очередь смотреть на него. Палец ее скользнул по другому шраму, который от колена шел почти в самый пах. Дальше тело его было покрыто жесткими, вьющимися, черными волосами. Она склонилась над ним, приблизив рот и язык к своим пальцам, медленно взбиравшимся вверх. Этого он не ожидал никак. Когда влажная теплота поглотила его, у него от восторга перехватило дыхание.
      Рука коснулась его груди, потом лица и рта. Длинные пальцы гладили его губы, стараясь их разнять и проникнуть между ними.
      Когда она резко подняла голову и скользнула в постель, Кризи почувствовал прохладную волну, пробежавшую по телу. Ее губы коснулись пальцев, язык стал двигаться в такт с их движениями. Потом она чуть подняла голову и взглянула ему прямо в глаза, волосы ее спадали на подушку, закрывали лицо и ей, и ему. Она изменила позу и стала медленно спускаться, не отрывая от него пристального взгляда и снова погрузив его во влажный жар своего тела. Но теперь это было по-другому.
      Сначала очень медленно - сразу же после первого соприкосновения она застыла; потом жар начал поглощать, сжимать его сильнее. Мягкий живот прижимался к его животу, он чувствовал ее дыхание и нараставшую страсть, ее соски скользили по его груди, от напряжения она слегка дрожала.
      Какое-то время Кризи просто лежал, позволяя ей себя вести. Потом он крепко обнял ее одной рукой за плечи, а другую протянул вниз, к ее плавно и ритмично двигавшимся бедрам, нежно поглаживая их и одновременно замедляя ритм их движений. После этого он крепко прижал Рику к себе и вместе с ней аккуратно перевернулся так, что женщина оказалась снизу.
      Теперь она закрыла глаза. Все чувства ее были в смятении. Ей хотелось направлять его, вести за собой, контролировать его состояние, но она не могла. Рика чувствовала прикосновения его губ к сомкнутым векам, приоткрытому рту. Движение ее тела ускорялось, в такт с ним учащалось дыхание. Он сильнее сжимал ее в объятиях. Инстинкт подсказывал ей, что ему уже осталось не долго. Ей хотелось кончить одновременно, и она старалась приноровиться к такту его движений. Иначе ей было не успеть. Она почувствовала, как все его тело конвульсивно вздрогнуло. Тогда женщина выгнула спину, раскрыла глаза и в нескольких дюймах от своей головы увидела матовую, иссиня-черную сталь рукоятки пистолета, дуло которого было спрятано в кобуре. Внезапно она почувствовала, что кончает, сильнее прижалась к нему, и они вместе с одинаковой силой испытали то чувство, которое заставило их тела содрогнуться в едином порыве страсти.
      Потом они долго лежали рядом и молчали - слова были не нужны. Вполне хватало чувств. Его руки, время от времени скользившие по ее телу, говорили красноречивее слов. Ощущение было такое, будто ее касается слепец, глаза которого были на кончиках пальцев. Иногда он целовал ее, ощупывая лицо губами, как тело - пальцами.
      С первыми лучами зари Рика поднялась, взяла с пола шелковую ночную рубашку. Взглянув в лицо спавшего мужчины, она чуть поежилась. Больше она к нему не придет. Ночью она чувствовала себя как дитя, лишенное воли и чувств, и ей до сих пор было от этого страшно.
      Вместе с тем Рика прекрасно знала, что сам он никогда ее не позовет ему это просто не будет нужно. С того момента, как она вошла в комнату, они не произнесли ни слова.
      * * *
      - А почему, когда мы тренируемся, ты не стреляешь из своего пистолета?
      - Потому что мой пистолет предназначен не для этого.
      Они ехали в Комо. Кризи решил, что тренировки должны проходить более правдоподобно. Хлопки в ладоши не могли заменить выстрела стартового пистолета. Надо заехать как-нибудь в спортивный магазин и купить его. На худой конец, мог бы сойти и игрушечный пистолет с пистонами.
      - Но ведь его выстрел должен быть громким, - не унималась девочка.
      - Да, - ответил он. - Кроме того, он стреляет настоящими пулями.
      - Но ты мог бы стрелять в воздух.
      - То, что взлетает вверх, Пинта, потом неизбежно падает вниз. А пуля, даже если через милю упадет, может быть опасна.
      Кризи убедил девочку, и она стала внимательно просматривать местную газету. Там она искала объявления спортивных магазинов, но неожиданно для себя наткнулась на гороскоп.
      - Кризи, какой у тебя знак?
      Он выглядел озадаченным.
      - Я имею в виду знак зодиака. Кто ты по гороскопу? Когда у тебя день рождения?
      - Пятнадцатого апреля.
      - Пятнадцатого апреля! Но ведь это же будет всего через несколько дней! - Девочка стала считать. - В воскресенье!
      Он передернул плечами, давая ей понять, что такого рода события его совершенно не интересуют. Однако Пинта была в таком возрасте, когда день рождения сулит много радости.
      - Значит, это будет на следующий день после соревнований. Я попрошу Марию, чтобы она испекла пирог. Сколько тебе исполнится?
      Он обернулся и сурово взглянул на девочку.
      - Ничего ты Марии говорить не будешь. Никакой суматохи по этому поводу поднимать не надо. Я уже совсем не в том возрасте, когда дни рождения дают повод для праздника.
      - Все равно мы должны это как-то отметить. Мамы с папой не будет. - В голове у девочки мелькнула блестящая мысль. - А что, если мы устроим пикник? Можно было бы поехать куда-нибудь в Альпы.
      - Согласен. Но только в том случае, если в субботу ты победишь на соревнованиях.
      - Нет, Кризи, так не честно.
      - Считай, что у тебя появился дополнительный стимул. Не будет победы не будет и пикника.
      Пинта улыбнулась.
      - Ладно. Тогда я обязательно выиграю.
      - Да уж, после всех наших стараний тебе лучше бы победить, - пробурчал он.
      * * *
      Родители ее были в Нью-Йорке, и девочка очень тосковала по ним. Рика, если говорить честно, чувствовала свою вину, но остаться все равно не могла, так как знала, что нужна Этторе в этой важной для него поездке. А спортивных праздников в школе дочери будет еще много.
      Когда Кризи припарковал машину в школьном дворе, Пинта сказала:
      - Ты будешь смотреть, как я пробегу? Ну, пожалуйста, очень тебя прошу.
      Какое-то время он пребывал в нерешительности. Там, наверное, полно родителей, и его присутствие, скорее всего, будет неуместным. Вряд ли им доставит удовольствие компания телохранителя одной из девочек.
      - Все будет в порядке, - не отставала она. - Никто не станет возражать, если ты пойдешь со мной.
      Он взглянул в лицо ребенка, полное напряженного ожидания, и вышел из машины.
      По всей видимости, спортивный праздник был событием большой социальной значимости. Под огромным полосатым тентом стояли разряженные родители с бокалами в руках.
      Пинта побежала переодеваться, а Кризи остался немного в стороне от остальных, чувствуя себя не в своей тарелке. Он заметил, что к нему направилась синьора Делюка, и напряжение его возросло.
      - Мистер Кризи, очень рада вас видеть, - произнесла она с улыбкой.
      Кризи кивнул ей в ответ и объяснил, что Этторе и Рика в отъезде. Она посочувствовала девочке.
      - Вполне естественно, что в такой день, как сегодня, ребенку хочется быть вместе с ними. - Пожилая учительница взяла его под руку. - Но вы не принимайте это близко к сердцу. Сегодня вы в какай-то степени замените ей отца. Пойдемте, выпьете что-нибудь. Забег на сто метров будет не раньше, чем через полчаса.
      Она провела Кризи под тент, дала ему баночку холодного пива и представила нескольким родителям. Он чувствовал себя неловко, и когда все пошли смотреть на начавшиеся соревнования, ему стало немного легче.
      Стоял теплый весенний день, девочки, формы которых начали уже округляться, в легких спортивных костюмах смотрелись замечательно. Однако когда появилась его воспитанница и стала готовиться к забегу на сто метров, на фоне остальных девчушек она выглядела уже совсем по-другому. Кризи обратил внимание на то, что к ней были прикованы взгляды многих взрослых. Она казалась самой красивой и живой из всех девочек на поле, но для Кризи Пинта была лишь ребенком и другом.
      Он наблюдал, как участницы забега готовились к старту, чувствуя нараставшее волнение за исход состязания. Ему очень хотелось, чтобы Пинта хорошо пробежала стометровку.
      Беспокоился Кризи зря. Они с Пинтой тренировались не напрасно. Со старта она рванулась первой, сильно опередив остальных своих соперниц, а когда сорвала ленточку, до следующей бегуньи оставалось по меньшей мере еще добрых пять ярдов.
      Не останавливаясь, она подбежала к нему и от избытка чувств обвила его шею руками.
      - Я победила, Кризи! Я выиграла!
      Он с гордостью ей улыбнулся.
      - Ты неплохо пробежала. Тебя никто не мог догнать.
      День для Пинты выдался просто отличный - она впервые увидела, как Кризи улыбнулся.
      * * *
      - С днем рождения, Кризи.
      Он лежал на клетчатом пледе, разложенном на траве, и с удивлением смотрел на девочку.
      Она вынула небольшую коробочку.
      - Что это?
      - Подарок к дню рождения.
      - Я же тебе говорил, это не повод для праздника.
      Она плюхнулась на плед.
      - Тогда считай, что это - подарок за помощь в подготовке к соревнованиям.
      Он положил коробочку на землю и пошел к машине за корзиной с продуктами. Жест девочки его немного смутил - он не привык благодарить за подарки. Теперь ему припомнилось, что в начале недели он возил Пинту с матерью в Милан за покупками. Тогда, должно быть, девочка и купила ему подарок. Кризи очень надеялся, что вещь была недорогой и никчемной. Ему трудно было себе представить, как принято реагировать на такого рода жесты.
      Пока Кризи распаковывал корзину, коробочка так и лежала закрытой. Пинта прекрасно чувствовала его настроение. Мария уже получила от него взбучку за обед, который приготовила для пикника, но, вынимая из корзины и разворачивая свертки с продуктами, Пинта была в полном восторге. Чего только там не было: холодная жареная курица, завитки из ветчины с яйцом по-флорентийски, небольшая тонкая пицца "гарденера" - хрустящая корочка хлеба с острым сыром, разные фрукты и две бутылки белого сухого вина, плотно обернутые в несколько газет и все еще хранившие прохладу.
      Они выбрали место для пикника на склоне горы как раз над озером Маджоре. Здесь раскинулись летние высокогорные пастбища, поросшие небольшими сосновыми рощами. На севере и западе, в сторону швейцарской границы, виднелись высокие горные вершины, покрытые искрившимся на солнце снегом. К югу, прямо перед ними, далеко внизу до самого горизонта простиралась долина реки По.
      Скоро плед был уставлен пластиковыми тарелками и свертками с обернутой в фольгу снедью. Кризи разлил вино по стаканчикам.
      - За твое здоровье, - сказал Кризи по-французски.
      - Что это значит?
      - Это по-французски. Значит: "Будь здорова".
      - Ямсинь, - ответила она и рассмеялась, увидев полное недоумение на лице Кризи. - А это - по-китайски.
      - Я-то знаю, а как ты?.. - Тут он вспомнил о книге про путешествия Марко Поло. Девочка впитывала в себя все, как губка.
      Какое-то время они говорили про разные языки, и Кризи рассказал ей на эту тему анекдот.
      Как-то раз один техасец отправился в Европу на пароходе "Франция". В первый вечер плавания официант посадил его в ресторане за столик вместе с французом, который ни слова не понимал по-английски. Когда подали ужин, француз сказал:
      - Бон аппети.
      Техасец подумал, что он представился, и ответил:
      - Гарвей Грэнджер.
      На следующее утро за завтраком француз снова сказал:
      - Бон аппети.
      Удивленный техасец снова ответил:
      - Гарвей Грэнджер.
      Так продолжалось за каждой трапезой на протяжении пяти дней путешествия.
      В последний вечер перед ужином техасец решил пропустить стаканчик в баре и разговорился там с одним своим соотечественником.
      - Странные люди эти французы, - заметил техасец.
      - Почему?
      Он объяснил, что встречался за столом с французом много раз, и тот перед каждой трапезой представлялся.
      - А как его зовут?
      - Бон Аппети.
      Американец разразился взрывом хохота и объяснил техасцу, что это вовсе не имя француза. Он просто желал своему соседу по столу приятного аппетита.
      Техасец очень смутился и, усевшись за стол ужинать, дружески улыбнулся французу и произнес:
      - Бон аппети.
      Француз просиял от удовольствия и ответил ему:
      - Гарвей Грэнджер.
      Девочка весело рассмеялась и захлопала от удовольствия в ладоши. Кризи протянул руку, взял коробочку с подарком. Когда он стал разворачивать нарядную обертку, смех девочки стих. Пинта внимательно следила за его реакцией на свой подарок.
      В коробочке оказалось небольшое золотое распятие на золотой цепочке тонкой работы. Кризи понял, почему Пинта выбрала для него именно эту вещь. Как-то у них зашел разговор о религии. Для Кризи эта материя была туманной и противоречивой. Родители его, католики, воспитали сына в своей вере. Его мать, как и мать Гвидо, была очень набожной, она верила, что все в руках Божиих. "Бог дал - Бог взял", - часто повторяла она. Ничего, кроме жалкой нищеты, в конце жизни ей самой Господь не послал.
      Умерла она от воспаления легких, потому что не было денег на лечение и нормальное питание. Через год за ней последовал и отец, которому в чем-то было, наверное, легче, потому что он пристрастился к бутылке. Кризи тогда исполнилось четырнадцать. Мальчика взяли соседи-фермеры - не отказываться ведь от дармовой рабочей силы. В шестнадцать он сбежал от утомительной и однообразной работы и год спустя пошел служить в морскую пехоту.
      Воспоминания детства и отрочества, как и вся жизнь, проведенная в сражениях, не приблизили Кризи к Богу. Он не мог себе вообразить некое высшее существо, которое допускает, чтобы миллионы ни в чем не повинных людей гибли в войнах, в которых ему довелось участвовать.
      Ребенок, сожженный напалмом, не мог быть наказан за грехи. Он как-то видел девушку, почти девочку, которую насиловала солдатня - она взывала к Богу, но Бог ее не слышал. Садист мог до смерти замучить священника и спокойно после этого дожить до преклонных лет. А что потом? Его душа попадала в ад? После того ада, в который на протяжении всей своей жизни он отправлял ни в чем не повинные жертвы? С точки зрения Кризи, все это было лишено здравого смысла.
      Видел он и церковных иерархов, пользовавшихся всеобщим почитанием и купавшихся в богатстве. Однажды судьба занесла его в самую большую католическую страну Азии - и, возможно, самую нищую, - на Филиппины, как раз когда туда прибыл с визитом папа римский. Великолепные храмы были возведены посреди безысходной нужды. Все епископы региона собрались в Маниле, чтобы приветствовать верховного католического иерарха. Через несколько дней Кризи вылетел по делам службы в Гонконг. С тем же самолетом домой возвращалась часть епископов. Все они сидели в первом классе и пили шампанское. В этом тоже не было никакой логики.
      Но логики не было и у противной стороны. В Конго и во Вьетнаме он видел миссионеров, всю жизнь проработавших без всякого материального вознаграждения - эти люди ни разу в жизни вообще не пробовали шампанское. Ему вспомнилось, как они с Гвидо вместе оказались в больнице католической миссии, расположенной неподалеку от Леопольдвилля. Там работали бельгийские монахини, и они им сказали, что необходимо срочно оттуда бежать - симба должны были подойти не позже, чем через сутки. Защитить монахинь было некому. Но женщины отказались покинуть миссию. Их долг - оставаться с больными. Кризи уговаривал их, пытался даже на них давить, расписывая те ужасы, которые могут с ними случиться, если они не уедут. Но монахини остались. Одна из них была молода и очень привлекательна. С тяжелым сердцем сев в "лэндровер", он жестом подозвал ее и сказал, что на ее долю выпадут самые тяжкие страдания и перед смертью ее будут долго мучить. Кризи видел в ее глазах одновременно и страх, и непреклонную решимость остаться.
      - Езжайте с Богом, - тихо отвечала монахиня на все его уговоры.
      Подразделение их было разбито, и прежде чем они сумели перегруппировать силы и с боями вернуться обратно, прошла неделя. Они с Гвидо первыми ворвались в больницу католической миссии. Несмотря на долгие годы участия в войнах, которые, казалось, должны были бы выработать у них иммунитет к варварству, мужчины не могли без содрогания смотреть на то, что увидели.
      Саперными лопатками они вырыли могилу и погребли в ней останки трех монахинь. В ту ночь наемники вступили в бой с симба, и Кризи перебил их несчетно. Гвидо вел "лэндровер", а Кризи десятками косил их из пулемета. Наверное, он убил даже больше негров, чем насиловали, мучили и калечили молодую монахиню. Узнать об этом ему не было дано. Что это было - Божья воля? Кара Господня?
      Разве можно найти во всем этом хоть намек на логику и справедливость? Он слышал разговоры о том, что вера должна пройти испытания. Но кто имел право их проводить? Епископы, смакующие шампанское? Или чинуши из Ватикана?
      Но ведь прошли же некоторые через эти испытания. Не были же все они идиотами. В жизни он встречал достаточно людей и знал, что вера и разум нередко идут рука об руку, однако понять, как и почему это происходит, он не мог.
      Кризи попытался рассказать Пинте о некоторых мыслях, которые роились у него в голове, о тех противоречиях, которые он сам не всегда мог объяснить. Девочка его удивила, ответив, что до конца никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Если бы такое было возможно, вера стала бы не нужна.
      Да, именно здесь, по всей видимости, и было заложено основное противоречие: вера не нуждалась в знании.