- Да, он стал гораздо спокойнее, - сказал Элио в трубку. - Признаться, я был удивлен. По-моему, он начинает понемногу приходить в себя. Рассказал нам даже пару анекдотов.
      Гвидо тоже удивился. Он не ожидал, что дело так быстро пойдет на лад. Брат его успокоил - последнее время проблемы Кризи не выходили у Гвидо из головы.
      - С девочкой у него все в порядке?
      - Говорит, она очень любознательная, - ответил Элио. - Мне кажется, он ее терпит, иначе Кризи там так долго не продержался бы.
      Гвидо выразил сомнение:
      - Никак не могу понять, как он ее терпит, если она все время докучает ему вопросами.
      - Ну, дело, наверное, обстоит не совсем так, - задумчиво проговорил Элио. - Просто он сказал, что ее все интересует.
      Гвидо поблагодарил брата за звонок и за помощь Кризи. Элио ответил, что ради старшего брата готов на все.
      Гвидо был озадачен. Любознательный ребенок и спокойный Кризи - такое сочетание казалось явным противоречием.
      Наверное, Кризи стареет. Размяк он как-то. А может быть, это виски ему мозги размягчило. Как бы то ни было, что ни делается - все к лучшему.
      * * *
      Пинта не знала, что делать. Она прекрасно понимала: чтобы перейти к следующему этапу в установлении дружеских отношений с Кризи, нужно придумать что-нибудь новое. Задавать ему вопросы о том, в чем он разбирался и что его интересовало, было явно недостаточно - диалога здесь не получалось. Хотелось больше узнать о нем самом, о его жизни. Ей и так почти каждый день удавалось раскрутить его на разговор - о политике, о странах, где он побывал, о разных людях. Но сам он при этом всегда оставался в тени, а задавать ему вопросы личного характера девочка побаивалась.
      Она уже замучила мать, расспрашивая о его прошлом, и выучила наизусть все сведения из его послужного списка. Сначала Рика не хотела говорить с дочерью о Кризи, справедливо полагая, что в его жизни было слишком много насилия. Однако девочка умела добиваться от родителей того, чего хотела. Кроме того, Рика сама гордилась телохранителем дочери и не раз повторяла Этторе, что ни у одного их знакомого нет охранника, который даже отдаленно мог бы сравниться с Кризи. Он ведь был награжден Боевым крестом, многими медалями за участие в сражениях, тело его покрыто шрамами, к тому же он служил в десантных войсках. Вне всякого сомнения, Кризи стал блестящим подтверждением их высокого социального статуса, и ей не стыдно рассказывать приятелям о его былых боевых заслугах.
      Такого рода разговоры Вико обсуждал с Этторе во время их очередного обеда.
      - Как тебе удалось его так дешево получить?
      - Он пьет, почти спился.
      Вико понимающе кивнул.
      - Значит, здорово умеет это скрывать.
      - Да. Он пьет только по ночам, но как-то сам мне признался, что пьянство сильно на него действует. Хотя машину он водит отлично и со стороны выглядит вполне компетентным в своем деле. - Этторе с довольным видом усмехнулся. - Это капиталовложение оказалось весьма удачным. Помимо прочего, он очень неплохо умеет работать руками - любит возиться с ремонтом и всякими починками.
      Он рассказал Вико, что Кризи починил забор и кое-что еще в доме и в саду.
      Вико усмехнулся.
      - Да, плотнику ты точно заплатил бы больше, чем ему. Видишь, и Рика успокоилась. Мы на днях встречались с ней у Гранелли, а потом я пригласил ее на коктейль. Теперь она довольна жизнью гораздо больше, чем раньше.
      - Да, - согласился Этторе, - это проявляется во всем. Она стала меньше тратить. Когда она не в духе, то способна на всякие глупости, чтобы исправить дурное настроение. Хоть Рика, как и раньше, часто ходит по магазинам, много она не покупает.
      Вико с умным видом кивнул.
      - Все больше витрины разглядывает.
      Когда мужчины перешли к обсуждению деловых проблем, говорил в основном Вико.
      * * *
      Узнав о прошлом Кризи, Пинта стала пытаться разговорить его о том, что он пережил.
      По вечерам она находила время заскочить на кухню даже тогда, когда родители были дома, и как-то раз спросила его об Иностранном легионе. В какой-то газете девочка прочла статью о том, что Легион был направлен в провинцию Шаба в Заире.
      Кризи рассказал ей о создании Легиона и немного о его истории. Она решила пойти немного дальше.
      - Ты ведь тоже раньше служил в Легионе?
      Он мрачно взглянул на девочку.
      - Откуда ты знаешь?
      С невинным видом она ответила:
      - Как-то сразу же после твоего приезда мама рассказывала об этом по телефону кому-то из своих знакомых - я слышала.
      Бруно оторвал взгляд от телевизора.
      - Во время войны я тоже служил в армии. Нашу часть, когда мы были в Северной Африке, взял в плен Монтгомери, - произнес он.
      Это было сказано не без гордости, как будто его брал в плен лично американский генерал. Кризи уткнулся в газету.
      - Если ты служил в Легионе, - продолжил садовник, - значит, мы оба солдаты.
      Кризи поднял на Бруно взгляд, и на губах его мелькнула легкая усмешка.
      - Да, - в тон ему сказал Кризи, - получается, что мы оба старые вояки.
      После этого он встал и пошел в свою комнату.
      Позже, уже лежа в постели, Пинта решила, что впрямую заставить Кризи поделиться воспоминаниями не удастся. До нее доносились приглушенные звуки музыки с верхнего этажа, она знала, что скоро услышит мелодию, которую он всегда ставил перед сном. Теперь Пинта уже знала, как называется песня. Однажды днем, когда Кризи чинил забор, она зашла к нему в комнату и взглянула на кассету, вставленную в магнитофон. Он всегда слушал ее перед сном. Это был "Голубой залив" в исполнении Линды Ронстадт.
      Их отношения изменились после самого настоящего несчастного случая. Родители Пинты уехали на неделю в Лондон. Девочка была в кухне, когда вошел Бруно и сказал, что в кустах за домом свил гнездо соловей. В гнезде вывелись два птенца. Уже почти стемнело, но Пинта попросила показать ей гнездо. Оно было расположено довольно высоко на крутом склоне холма. Пинта стала быстро карабкаться по крутому склону холма, но, неудачно поставив ногу на камень, подвернула ее и рухнула вниз, сильно ударившись о выступ скалы. Кризи, работавший неподалеку, уже собирал инструменты, когда услышал ее крик.
      Пинта лежала на спине, прижимая руку к боку, лицо ее было перекошено от боли. Бруно подложил ей руку под голову.
      Сначала Кризи ощупал ее разбитую коленку. Прикосновения его сильных толстых пальцев оказались на удивление нежными. Коленка опухла, но он решил, что вывиха нет - девочка только потянула связки. Потом Кризи чуть приподнял ее майку. Чуть ниже ребер краснела ссадина. Кризи аккуратно коснулся пальцами ребер и слегка нажал. Пинта сморщилась.
      - Очень сильно болит? - спросил он.
      - Терпеть можно. Внизу болит сильнее. - Она сделала выразительный жест подбородком. - Я здесь ударилась о скалу. - По тому, как дрожал ее голос, чувствовалось, что она сдерживается из последних сил, чтобы не разреветься.
      - Похоже, ты отделалась синяками да царапинами, - сказал он. - Ребра по крайней мере целы.
      Прибежала до смерти перепуганная Мария и стала карабкаться по склону холма. Кризи сказал, чтобы она успокоилась, не суетилась и шла обратно. Он решил отвезти девочку в Комо, чтобы для полной уверенности сделать ей рентген. Мария должна остаться дома на случай, если позвонят родители. Бруно он тоже велел остаться: старик слишком нервничал, и это его состояние передавалось Пинте. Расставив все по своим местам, он осторожно поднял ее на руки и отнес в машину.
      Позже Мария вспоминала, как Кризи был нежен с девочкой, с какой уверенностью действовал. Ведь он совсем не такой бесчувственный, каким хочет казаться, подумала Мария. Однако Кризи делал все чисто автоматически. В жизни ему много довелось общаться с ранеными, иногда смертельно. Первое, что требовалось в таких случаях, успокоить людей, ободрить и внушить веру в собственные силы.
      Рентген подтвердил, что переломов нет. Врач забинтовал коленку и дал девочке обезболивающее. Он согласился с Кризи, что, скорее всего, у нее под ребрами произошло внутреннее кровоизлияние, но это не опасно.
      Вернувшись домой, Кризи успокоил Бруно и Марию, отнес Пинту в спальню и оставил ее с Марией, чтобы та уложила девочку в постель. После этого Кризи решил позвонить в Лондон, в гостиницу "Савой". Если Рика или Этторе звонили в его отсутствие, Мария наверняка слишком сгустила краски.
      Ответила Рика, и он ей рассказал, что произошло. Нет, тут же вылетать домой нет никакой нужды. У девочки только синяки и царапины. Утром в школу она, скорее всего, не пойдет. Конечно, он передаст ей их самые сердечные пожелания. Повесив трубку, он поднялся в спальню к Пинте, чтобы проверить, как она.
      Все было в порядке - Пинта полусидела в постели, опираясь о две подушки. Рядом с ней лежал ее любимый коричневый медвежонок, набитый опилками. Кризи сел в ногах кровати.
      - Ты нормально себя чувствуешь?
      Она застенчиво кивнула.
      Кризи взглянул на медвежонка.
      - Ты с ним всегда вместе спишь?
      Пинта снова кивнула.
      - Как ты его зовешь?
      - У него нет имени, - ответила девочка.
      Ее иссиня-черные волосы разметались по подушке, личико было бледным, как наволочка. Огромные глаза смотрели на него в упор. Он резко поднялся.
      - После этих таблеток ты скоро крепко уснешь. Если проснешься посреди ночи от боли, прими еще парочку.
      Он пошел к двери, но, не дойдя до нее, обернулся.
      - Я говорил по телефону с твоей мамой. Она просила передать, что они с папой тебя очень любят.
      - Спасибо. Спокойной ночи, Кризи.
      - Спокойной ночи, Пинта, - чуть хрипло сказал он.
      Таблетки действительно подействовали, и она уже почти засыпала. Девочка выключила свет, прижала к себе медведя и очень скоро забылась сном. Она ему соврала - имя у медведя было.
      * * *
      Когда в Лондоне Этторе вернулся в гостиницу, Рика рассказала ему о звонке Кризи. Он очень торопился, чтобы не опоздать на ужин со своим агентом, и принимал душ, а жена стояла около двери в ванную комнату.
      - Ты не хочешь вернуться домой? - спросил он. - Есть ночной рейс до Милана.
      Она покачала головой.
      - Кризи сказал, что с ней все в порядке.
      Его рука на ощупь искала шампунь. Она вошла и подала ему флакон.
      - Вообще-то это совсем неплохо, правда? - спросила Рика.
      - Что - неплохо? - отозвался Этторе, намыливая шампунем волосы.
      - Иметь в доме такого человека, пока мы в отъезде. Без него Мария ударилась бы в панику, и мне пришлось бы немедленно вылетать обратно. А если я правильно поняла, сегодняшний ужин имеет для тебя важное значение, или я не права?
      Он подставил лицо под мощные струи воды, бившей из большого старомодного душа. Он любил "Савой" именно за консерватизм - ванные комнаты здесь были больше, чем спальни в некоторых ультрасовременных гостиницах, и все оборудование номеров соответствовало их внушительным размерам.
      - Да, - согласился он, выходя из душа и обматываясь большой теплой махровой простыней. - Очень важное. Рой Хэйнз просто в восторге от открывающихся здесь перспектив, и, если он решит двигать на этом рынке наш товар, уже в этом сезоне мы сможем получить неплохую прибыль.
      Этторе подошел к раковине и стал бриться. Рика приблизилась к нему сзади.
      - Каким образом он собирается двигать наш товар?
      - Через рекламу в прессе и по телевидению. Они здесь очень неплохо умеют это делать. Но стоит это недешево, и ему надо быть уверенным в том, что все затраты окупятся. За ужином попытаюсь на него надавить.
      Этторе поймал в зеркале ее задорный взгляд и лукавую улыбку.
      - Предоставь эту задачу мне. Надеюсь, у меня это получится лучше, чем у тебя, и с большим эффектом.
      Продолжая бриться, он улыбнулся жене в ответ. Да, Кризи, несомненно, стоит потраченных денег.
      Ужинали они в ресторане "Паркиз" на площади Бошам. В Лондоне Этторе из принципа не ходил в итальянские рестораны. Делал он это вовсе не потому, что в английской столице не было хорошей итальянской кухни, - во время путешествий он привык разнообразить свой стол местными блюдами.
      Рой Хэйнз, крупный грубовато-добродушный мужчина, относился к тому типу англичан, который очень нравился Рике. Ей было совсем не трудно проявить в отношениях с ним всю силу убеждения, которой она обладала. Англичанин сидел за столиком напротив них, ел и улыбался - побудительные мотивы женщины были ему вполне понятны. Он уже принял решение оказать Этторе максимальную поддержку в установке новой производственной линии, а завтра хотел дать Этторе большой заказ на его продукцию, который почти в два раза превышал закупки прошлого сезона.
      Он оживленно поддерживал застольную беседу, позволяя восхитительно красивой женщине, сидевшей напротив, говорить ему комплименты и очаровывать его. После ужина он собирался пригласить их в один из самых престижных лондонских клубов, известных своим казино. А прежде чем рано утром они уедут обратно в гостиницу, Рой, выиграв у Этторе приличную сумму, сообщит им хорошую новость.
      Такие вечера были для Рики смыслом жизни. Она чувствовала себя нужной и оцененной по достоинству.
      Когда рано утром она наконец нырнула в постель, уютно устроившись между хрустящими белоснежными полотняными простынями, она вспомнила вчерашний день. Утром она делала покупки у Хэррода, после обеда - на Бонд-стрит. Потом у Сассуна она сделала прическу, на полдник выпила в гостинице чай со смехотворно тонким бутербродом с огурцом. После этого позвонил Кризи, рассказал о случившемся с Пинтой и заверил ее, что в присутствии родителей нет никакой нужды. После восхитительного ужина в приятной компании они поехали в казино. Даже там ей везло, когда в рулетку она ставила на свои любимые номера - 17 и 20. Когда уже под утро они прощались с Роем Хэйнзом, он как бы невзначай сказал Этторе, что на очередной встрече, которая должна состояться сегодня после обеда, он значительно увеличит свой заказ на этот сезон и сделает все возможное, чтобы решительно поддержать Этторе в его намерении переоборудовать фабрику.
      Пытаясь расслабить уставшее тело, Рика слегка потянулась. Да, что и говорить, день прошел удачно. Единственным облачком, омрачившим ее воспоминания, было то, что Этторе выпил немного больше, чем ему было положено, и, только что закончив заниматься любовью, так и не смог ее удовлетворить. Страшного, конечно, в этом ничего нет. Как только они проснутся, он исправит свою оплошность. Подумав о том, что предстояло сделать завтра, точнее, уже сегодня, она внезапно вспомнила одну мелочь, которая после звонка Кризи и всего остального совершенно вылетела у нее из головы. Она повернулась к Этторе, который уже почти заснул, и потрясла его за плечо.
      - Дорогой, я забыла тебе сказать, что звонил один человек по поводу завтрашней встречи. Он сказал, что вы должны увидеться у него в кабинете в одиннадцать часов. - Она прижалась к нему теснее. - О чем вы собираетесь с ним говорить?
      - Да так, ерунда, финансовые проблемы, - сонно пробурчал он. - Это один приятель Вико.
      - Значит, встреча эта важная?
      Этторе пробормотал что-то нечленораздельное и тут же снова заснул.
      * * *
      Пинта, прихрамывая, спустилась по ступеням к машине. Кризи открыл ей заднюю дверцу. Она остановилась в нерешительности и сказала:
      - Мне, наверное, лучше сесть сегодня впереди - там больше места, и я со своей ногой смогу там устроиться поудобнее.
      Когда они выехали за ворота, Кризи спросил:
      - Ты сегодня хорошо спала?
      - Да, я только один раз просыпалась, когда на другой бок надо было перевернуться.
      - Нога болит? Ты можешь на нее опираться?
      - Побаливает, но вполне терпимо, - ответила она. - А когда у меня все совсем заживет? Через месяц у нас в школе будут ежегодные спортивные соревнования, и я хочу хорошо пробежать стометровку.
      - Времени хватит, - ответил он. - Только больную ногу надо все время разрабатывать, поблажки ей давать нельзя. Опирайся на нее всем телом. Через неделю-две ты и думать о ней забудешь.
      Когда они выехали на автостраду, ведущую в Милан, Кризи спросил:
      - Ты быстро бегаешь?
      Девочка кивнула.
      - Только я никак не могу вовремя научиться стартовать - всегда последней со старта убегаю.
      - Тебе надо больше тренироваться.
      Она кивнула.
      - Придется.
      Кризи понятия не имел о технике тренировок в беге на спринтерские дистанции, но знал, как отрабатывать координацию движений и добиваться мгновенной реакции. Он бы, конечно, мог ее немного потренировать, но, поймав себя на этой мысли, решил, что все хорошо в меру.
      - Ну а пока тебе нужно побольше тренировать больную ногу. Даже если будет чуть-чуть больно.
      На этом разговор закончился.
      Отношение к нему девочки изменилось. Теперь дружба Кризи уже не была для нее блажью, которую она во что бы то ни стало хотела удовлетворить. Добиться его дружбы стало для нее жизненной потребностью. Она чувствовала что в душе Кризи таятся бездонные глубины. Ей хотелось, чтобы он немного раскрыл перед ней свой внутренний мир, и была готова поделиться с ним тем, что имела сама.
      Пинта ни разу не видела, чтобы Кризи улыбался, он всегда был мрачен и погружен в себя. Ей казалось, что стоит ему рассказать ей о своих переживаниях, как произойдет что-то чудесное. Теперь ею двигало отнюдь не праздное любопытство. Девочка чувствовала внутреннюю связь с этим человеком - неуловимую, но в то же время вполне определенную, и ей страшно хотелось, чтобы эта связь укрепилась.
      В их отношениях произошел явный сдвиг. Кризи уже не сопротивлялся их сближению, сам ощущая эту тонкую, едва уловимую духовную связь. Она его немного беспокоила, потому что понять, как она возникла, Кризи не мог. Мысль о том, чтобы подружиться с одиннадцатилетней девочкой, он воспринимал примерно так же, как идею о дружбе волка с ягненком. И, поскольку такие отношения никак не укладывались у него в голове, он старался об этом вообще не думать. Но заставить себя забыть о девочке он не мог, да и не хотел.
      В тот день, когда они ехали из школы домой. Пинта расспрашивала его об открытии Америки. Им рассказывали на уроке об этом историческом событии, и девочка пришла в полный восторг от того, что Новый мир был открыт итальянцем.
      - Ну, это еще бабушка надвое сказала, - сказал ей Кризи. - По некоторым источникам Америку первыми открыли викинги, а кое-кто считает, что один ирландский монах.
      Так завязался разговор о первооткрывателях и землепроходцах, и Кризи поведал Пинте о путешествиях Марко Поло в Китай. Девочка уже краем уха слышала об этом, но ей очень хотелось узнать больше, и, вынудив телохранителя рассказывать о Марко Поло, она добилась от замкнутого, неразговорчивого человека того, что было совершенно противоестественно его натуре.
      Пару дней спустя, когда Кризи пришел на ужин, в руках у него был сверток, а в нем - книга о путешествиях Марко Поло.
      - Она попалась мне на глаза в одной книжной лавке в Милане, - сказал американец.
      На самом деле он ее искал целый час.
      - Это мне? В подарок? - в глазах Пинты светился восторг.
      - Да, это тебе. - Он чувствовал себя неловко, и это было заметно. - Мне показалось, что эта история тебя заинтересовала. Марко Поло - самый известный путешественник Италии эпохи Великих географических открытий. Тебе нужно о нем знать.
      - Спасибо, Кризи, - расчувствовавшись, сказала девочка. Она поняла, что лед сломан.
      Но окончательно она убедилась в этом только в следующее воскресенье.
      * * *
      - Он привел ее к нам на обед.
      - Что он сделал?
      - Привел девочку на обед. Сегодня, к нам домой. Они только что ушли.
      Гвидо отнял трубку от уха, взглянул на Пьетро, стоявшего в другом конце кухни, и недоверчиво покачал головой.
      - В чем дело? - спросил паренек, рассмеявшийся при виде полной растерянности на лице хозяина.
      Гвидо пропустил его вопрос мимо ушей и произнес в трубку:
      - Что, вот так просто взял и привел ее на обед?
      На другом конце провода Элио тоже рассмеялся.
      - Нет, мы заранее пригласили его к нам в воскресенье на обед. Но сегодня утром он позвонил и сказал, что родители девочки задерживаются в Лондоне, поэтому он не сможет прийти. Тогда Феличия предложила привезти девочку с собой, и он согласился. С женой чуть плохо не стало.
      - Ну и что она собой представляет? - с интересом спросил Гвидо.
      Телефон какое-то время молчал, и Гвидо понял, что Элио размышляет над ответом.
      - Она полна жизни, - ответил он, - очаровательная, вежливая и смышленая. Она просто души не чает в этом твоем огромном, покрытом шрамами неуклюжем друге.
      - А он - как он с ней себя ведет?
      Снова воцарилось молчание, потом Элио проговорил:
      - Знаешь, мне это показалось странным - он с ней грубоват и строг. Чувства свои он проявлять не привык - ты ведь его хорошо знаешь, - но я бы не сказал, что он ее только терпит. А Феличии показалось, что Кризи видит в ней ребенка, которого у него самого никогда не было.
      - Он с ней разговаривает? - сгорая от любопытства, спросил Гвидо.
      Элио опять рассмеялся.
      - Конечно, он ей объясняет массу разных вещей. Она его буквально обо всем расспрашивает. Девочка смотрит на него как на какого-то оракула. Подожди секунду, с тобой Феличия хочет поговорить, она только что уложила детей.
      Женщина долго говорила с Гвидо.
      Кризи изменился, сказала она. Конечно, он привязался к девочке. Это его смущает, он, скорее всего, сам не понимает, что с ним творится, но, как ей показалось, Пинта ему очень нравится. Как бы то ни было, девчушка просто очаровательная. Ее любой полюбил бы, но что такое случилось с Кризи, немного странно.
      Гвидо с ней согласился. Такой поворот событий был совершенно неожиданным. После всех лет, что они провели с Кризи вместе, ему с трудом верилось, что ребенку удалось пробить панцирь его одиночества. Раньше он такое и представить бы себе не мог. Может, Кризи просто позволил себе немного расслабиться?
      Неаполитанец был счастлив за своего друга, но думал он и о том, чем все может закончиться. Интересно, сколько продлится такое состояние Кризи.
      Глава 7
      - Кризи, что такое наложница?
      Он перевел взгляд с дороги на девочку, давно уже не удивляясь самым неожиданным ее вопросам.
      - Это что-то вроде жены.
      Пинта была очень удивлена.
      - Ничего себе жена! У китайского императора их было больше тысячи. Разве такое возможно?
      Неловкости от такого рода бесед Кризи не испытывал. Несмотря на возраст, девочка была не по годам развита. Книга о Марко Поло, которую он ей подарил, вызвала немало похожих вопросов. Когда он отвечал на них, девочка не хихикала по-детски, а вполне серьезно слушала его пояснения о том, что не всем народам была присуща моногамия. Он рассказывал ей об исламе, о мормонах и не без некоторого удовлетворения видел, что симпатии Пинты склонялись на сторону мужчин.
      - Столько жен иметь, должно быть, нелегко, - задумчиво сказала девочка.
      Наверное, на этот вывод ее навели мысли о матери. Одной такой жены, как Рика, для любого мужчины было бы более чем достаточно.
      Кризи всегда старался отвечать на ее вопросы очень обстоятельно, как будто говорил со взрослым человеком. Никаких скидок на ее возраст и пол он не делал. Нередко ему казалось, что Пинта специально задает провокационные вопросы - все потому, как он понял позже, что ее ум и любознательность были открыты и еще не обременены никакими предрассудками и догмами. Иногда он ловил себя на мысли о том, что многие сложные проблемы воспринимает столь же непредвзято, как Пинта, и это ему нравилось.
      Девочка не любила смотреть по телевизору передачи о политике, потому что политические деятели слишком много говорят и неестественно улыбаются. С религией дело обстояло немного лучше, но священники всегда считают себя правыми, и им это очень нравится. Школу Пинта любила, но успевала она только по предметам, которые вели симпатичные ей учителя. К Марии с Бруно она относилась очень уважительно, только никак не могла взять в толк, почему они почти ничем не интересуются.
      Короче говоря, весь мир представлялся ей огромным чистым листом бумаги, который она лишь начала заполнять, и ее первым учителем письма стал Кризи. Мать жила в собственном уютном и замкнутом мире, отец относился к ней как к малому ребенку, и это отчетливо выражалось в манере его поведения с дочерью.
      Именно поэтому общение с Кризи стало для нее своего рода откровением. Очень скоро она поняла, что важно не просто его слушать, но и высказывать собственные соображения по поводу сказанного им. Поэтому девочка всегда старалась отвечать ему, и очень скоро в их беседах стало проявляться различие как в общественном положении, так и в возрасте.
      Важным этапом установления взаимопонимания между ними стал воскресный визит к Элио и Феличии. Девочка поняла, что Кризи приоткрыл перед ней дверь в свою жизнь, и она благодарно в нее проскользнула.
      То, что Кризи взял ее на обед к своим друзьям, можно было сравнить со своего рода признанием, и она была одновременно и очень счастлива, и очень осторожна, и не спешила поначалу раскрываться перед Элио и Феличией, постоянно следя за реакцией Кризи. Однако он вел себя просто и совершенно естественно, совсем не так, как обычно ведут себя с детьми родители. Он, скорее, держался так, будто привел к друзьям своего товарища. Поэтому Пинта тоже скоро почувствовала себя просто, играла с детьми, помогала Феличии на кухне и вместе с ней беззлобно подтрунивала над мужчинами.
      День прошел чудесно, и с тех пор ей стало с Кризи совсем легко. Она начала лучше его понимать, ей теперь было гораздо легче общаться с ним, сколь бы ни были деликатны проблемы, которые они обсуждали. Он даже стал отвечать ей на некоторые вопросы, касавшиеся его личной жизни. Сначала Пинта расспрашивала его о Гвидо - мужчины много говорили о нем за обедом. Кризи рассказал об их дружбе, выдержавшей многие испытания. Девочка обратила внимание, что, когда Кризи говорил о Гвидо, его лицо смягчалось. Она подумала, что очень хотела бы встретиться с этим человеком.
      Что же касается Кризи, для него общение с девочкой стало своего рода очищением. Ему все легче давались беседы с Пинтой. Может быть, это происходило от ее жизненной неискушенности и чистосердечия, может быть, от непредвзятости. Как бы то ни было, когда он говорил с ней, на душе становилось легче. Даже когда речь заходила о таких тяжелых и страшных вещах, как жестокость и боль войны. Тон беседы, как и тему, обычно, задавала она, постепенно, как бы на ощупь, подводя его к основной проблеме. Когда в воскресенье они ехали домой с обеда, девочка коснулась его покрытой шрамами от ожогов руки.
      - Кризи, что случилось с твоими руками?
      На этот раз он не дернулся, как раньше, а мысленно перенесся в 1954 год, ко времени поражения под Дьенбьенфу. Плен, унижение, трехнедельный переход до лагеря военнопленных. С каждым днем переставлять ноги становилось все труднее. Еды давали в обрез, зато смертей было хоть отбавляй. Когда кто-то падал, обессилев, охранники его пристреливали. Погибли многие, но Кризи удалось выжить. Он даже умудрился донести на плечах до самого лагеря молодого раненого офицера. Потом последовал допрос за допросом.
      Через стол от огромного изможденного легионера сидел маленький, обходительный, в безупречной форме, капитан, окончивший Сорбонну. Вопросы сыпались один за другим, и на каждый Кризи отвечал, лишь отрицательно мотая головой. Капитан вьетнамской армии прикуривал одну сигарету от другой, а каждый окурок гасил о привязанные к столу руки Кризи.
      - Как-то раз один человек задавал мне много вопросов. При этом он много курил, а пепельницы под рукой не оказалось.
      Пинта тут же все поняла и надолго смолкла. В ее глазах стояли слезы.
      Кризи взглянул на девочку.
      - В мире случается очень много гадостей. Я уже тебе об этом говорил.
      Она сквозь слезы улыбнулась.
      - Но и хорошие вещи тоже происходят.
      После этого разговора девочке стало немножко легче задавать ему вопросы личного характера, но о юности Кризи она узнала совсем немного. Родители его были небогаты, а экономический кризис конца двадцатых - начала тридцатых годов их и вовсе подкосил. Небольшой участок земли, который они арендовали в Теннесси, едва позволял семье сводить концы с концами. Как только он достиг призывного возраста, Кризи сразу же пошел служить в морскую пехоту. Талант воина впервые проявился у него во время войны в Корее. За то, что он избил упрямого и недалекого офицера, отправившего хороших парней на верную гибель, Кризи уволили из армии. Идти ему было совершенно некуда. Так он попал в Легион, где прослужил потом долгие годы.
      Если не считать Гвидо, этот одиннадцатилетний ребенок знал о Кризи больше, чем кто бы то ни было другой.
      * * *
      Рика сияла от счастья. Пришла весна и озарила ее жизнь радостью. Одной из причин ее чудесного настроения был Кризи. Она много говорила с друзьями о "драгоценном приобретении", которое сделал ее муж, рассказывала им о том, как он привязался к Пинте. Большой неуклюжий медведь с радостно скачущим сзади котенком. Перемен, произошедших в нем, она не замечала - для Рики он оставался таким же молчаливым, далеким и таинственным.
      Пинте удалось его приручить, сказала она мужу, и Этторе нехотя согласился с женой. Он воспринимал Кризи не иначе как случайное обстоятельство своей жизни. Телохранитель приносил пользу хотя бы тем, что Пинта и Рика - последнее было для него особенно важно - были счастливы. И тем не менее охранник Пинты был для Этторе лишь одним из многочисленных его служащих, невысоко оплачиваемым и одолеваемым склонностью к пьянству.
      Однако выпивка уже не была для Кризи такой неодолимой потребностью, как раньше. Теперь по ночам он редко выпивал больше половины бутылки. В клиническом смысле алкоголиком он никогда не был. Пристрастия к пьянству он не ощущал, и, хотя тело его еще испытывало на себе воздействие длительного запоя, разум его прояснился. Теперь он внутренне готовил себя к тому, чтобы привести в обычную форму тело.
      Причиной такого решения тоже стала Пинта и ее предстоящие спортивные соревнования в школе. Как только нога девочки зажила, он соорудил на лужайке перед домом некое подобие беговой дорожки. Там они начали отрабатывать старт забега на сто метров. Кризи учил ее, как первой уйти со старта.