На следующее утро — это была суббота, и октябрьское солнце сияло вовсю — подорванный накануне моральный дух инспектора Квина значительно окреп. Непосредственной причиной этого духовного возрождения послужило то, что доктор Сэмюэль Праути явился собственной персоной с результатами вскрытия тел Халкиса и убитого.
      Окружной прокурор Сэмпсон, прикованный к своей конторе из-за дела, требующего его личного участия, прислал к инспектору в полицейское управление своего заместителя Пеппера. Когда доктор Праути ввалился в кабинет, жуя свою первую за день сигару, он застал в ожидании не только самого инспектора, но еще Пеппера, сержанта Вели и любопытствующего Эллери.
      — Ну, док? Ну, ну? — заторопил его инспектор. — Какие новости?
      Доктор Праути ухмыльнулся, сложился пополам и осторожно поместил свое длинное тело в самое удобное кресло.
      — Небось вы хотите знать насчет Халкиса? В этом направлении все в порядке. Свидетельство доктора Фроста — чистая правда. Никаких признаков насилия. Сердце у него было паршивое, и оно не выдержало.
      — Нет следов яда?
      — Ни малейших. Все о'кей. Теперь перейдем ко второму трупу. — Доктор Праути энергично почавкал сигарой. — Все указывает, что смерть наступила раньше, чем у Халкиса. Долго рассказывать. — Он усмехнулся. — Тут уйма обстоятельств, и делать четкое заключение рискованно. Потеря тепла тела в этом случае дает нам не так много. Но мы кое-что получили от трупных изменений в мышцах и мертвенной бледности. Зеленое пятно на поверхности и внутри брюшной полости из-за химико-бактериального действия хорошо развито, а число и расположение мертвенно-бледных, гнилостных пятен внутри и снаружи соответствуют приблизительно семидневному периоду до вчерашнего вечера. Давление газов, вынужденные слизистые выделения изо рта и ноздрей, внутреннее разложение дыхательного горла, некоторые признаки в желудке, кишечнике и селезенке — все это соответствует уже упомянутому периоду. Кожа натянута, но начинает слабеть в области наибольшего вздутия — брюшной полости. Зловонные газы, особенная тяжесть внизу — да, я сказал бы, что мистер Альберт Гримшоу был убит за шесть с половиной суток до эксгумации, произведенной вчера утром.
      — Иначе говоря, — уточнил инспектор, — Гримшоу был задушен поздно вечером в пятницу или в начале ночи в субботу.
      — Верно. Я бы сказал, что естественный процесс разложения немного замедлился. Не удивлюсь, если вы установите, что до захоронения в гробу Халкиса тело содержалось в сухом месте с очень слабым доступом воздуха.
      Эллери чувствовал себя неуютно.
      — Не очень приятное занятие. Наши бессмертные души, по-видимому, помещены в очень ненадежные тела.
      — О, это вы расстроились из-за того, что разложение наступает так быстро? — Доктора Праути это позабавило. — Могу вам кое-что сообщить в утешение. Матка женщины остается не затронутой разложением до семи месяцев после смерти.
      — Если это вы называете утешением...
      Инспектор перебил:
      — Нет ли сомнений, док, что Гримшоу умер от удушения?
      — Никаких. Кто-то задушил его голыми руками. Следы пальцев проявились довольно хорошо.
      — Доктор. — Эллери откинулся в кресле, лениво покуривая. — А как с той пробой стоялой воды, что я вам дал?
      — Ах это! — Помощник судмедэксперта заскучал. — Видите ли, некоторые соли — главным образом, соли кальция — присутствуют в любой жесткой воде. Наша питьевая вода, как вам известно, жесткая. А кипячение осаждает эти соли. Нетрудно провести химический анализ и по осадку в содержимом определить, кипяченая это вода или нет. Я могу абсолютно уверенно утверждать, что полученная от вас проба показывает кипячение и, более того, после нагревания исходной воды сырая вода в нее не добавлялась.
      — Благослови Господь вашу ученую голову, доктор, — пробормотал Эллери.
      — Да ладно. Что-нибудь еще?
      — Нет, и огромное вам спасибо, док, — сказал инспектор.
      Доктор Праути раскрутился, словно кобра, и моментально исчез.
      — Теперь посмотрим, как обстоят наши дела, — начал старик, оживленно потирая руки. Он заглянул в свои заметки. — Этот парень Вриленд. Его поездка в Квебек подтверждается показанием проводников поезда, корешком билета, регистрацией в отеле, временем отъезда и прочим. Гм... Деметриос Халкис. Провел весь день в кабинете доктора Беллоуза — имеется в виду та суббота... Отчет об отпечатках пальцев в доме Халкиса ничего не дает. Отпечатки Гримшоу обнаружены на письменном столе в библиотеке вместе с многими другими отпечатками. Вероятно, каждый из домочадцев в то или иное время касался стола, особенно в ходе поисков завещания. Отпечатки на гробе — тоже ничего. Много смазанных и четких пальчиков, но, когда гроб стоял в гостиной, к нему подходили все, и присутствие чьих-либо отпечатков нельзя вменить в вину их владельцам... Томас, что Пигготт обнаружил у Баррета?
      — Все соответствует, — отозвался Вели. — Пигготт нашел служащего, принявшего телефонный заказ. Служащий сказал, что сам Халкис — и он божится, что это был Халкис, с которым он много раз говорил по телефону, — позвонил в прошлую субботу утром и заказал полдюжины красных муаровых галстуков. Время и манера заказа вопросов не вызывают. Посыльный Баррета показал квитанцию с подписью Уикса, получившего пакет. Все в полном порядке.
      — Ну, тебя это должно удовлетворить, — зло сказал инспектор сыну, — хотя какой в этом толк, мне понять не дано.
      — А что с пустым домом, сержант? — спросил Пеппер. — Ордер получили?
      — Все было зазря, — буркнул инспектор.
      — Ордер-то мы получили, но Риттер, один из наших людей, обыскал эту развалину и говорит, что там и искать-то нечего, — гудел Вели. — Дом действительно пуст — никакой мебели, кроме разбитого сундука в подвале. Риттер сказал, что ничего не нашел.
      — Риттер, да? — прошептал Эллери, щурясь в табачном дыму.
      — А теперь... — инспектор взял со стола еще один лист бумаги, — вот и сам Гримшоу.
      — Да, шеф особенно меня просил узнать, что вы на него накопали, — сказал Пеппер.
      — Много накопали, — мрачно произнес инспектор. — Освобожден из Синг-Синг двадцать восьмого сентября, то есть на той неделе, когда и был убит. Срок ему за хорошее поведение не сокращали. А посадили его за подделку на пять лет. Три года после преступления он находился на свободе, был в бегах, его никак не могли разыскать. Еще раньше, пятнадцать лет назад, он был приговорен к двум годам заключения за неудавшуюся попытку кражи картины из Чикагского музея, где он работал в обслуживании.
      — Это я и имел в виду, когда говорил, что он делал успехи не только в изготовлении фальшивок, — заметил Пеппер.
      Эллери насторожился:
      — Музейный вор? Вас не поражает такое чересчур счастливое совпадение? Встречаются крупный торговец произведениями искусства и музейный вор...
      — В этом что-то есть, — проурчал инспектор. — Что касается его передвижений после двадцать восьмого сентября, то их проследили от Синг-Синг до отеля «Бенедикт» на Западной Сорок девятой улице — так, третьеразрядная забегаловка, — где он зарегистрировался под собственным именем Гримшоу.
      — Кажется, он не пользовался псевдонимами, — сказал Пеппер. — Наглый плут.
      — Поговорили с людьми в отеле? — спросил Эллери. Вели ответил:
      — Из дневного портье и менеджера ничего вытянуть не удалось. Я вызвал ночного портье, он скоро должен быть здесь. Может, что-то знает.
      — А больше ничего о его телодвижениях, инспектор? — спросил Пеппер.
      — Есть, сэр. Его видели с женщиной в баре на Западной Сорок пятой улице, он там раньше часто болтался. Это было на прошлой неделе, в среду, на другой день после освобождения. Шик здесь, Томас?
      — Ждет за дверью. — Вели поднялся и вышел из комнаты.
      — Кто это — Шик? — спросил Эллери.
      — Владелец бара. Старый знакомец.
      Вели вернулся, ведя на буксире крепкого, краснолицего мужчину такого, знаете, типа: «А! Привет, парень, рад тебя видеть!» Но сейчас во всю ширь его физиономии было крупно написано: «Бывший бармен». Он сильно нервничал.
      — Д-добр-утро, инспектор. Денек-то, а?
      — Так себе, — буркнул старик. — Садись, Барни. Хочу задать тебе несколько вопросов.
      Шик вытер пот, струившийся с лица.
      — Об этом толкуете, инспектор, да? Что-то личное?
      — О чем ты? А, выпивка? Черт с ней, нет. — Инспектор резко хлопнул по столу. — Слушай меня, Барни. Мы знаем, что некто Альберт Гримшоу, только что выпущенный из тюрьмы, на прошлой неделе в среду вечером посетил твой кабак. Так?
      — Должно быть, так, инспектор. — Шик тревожно заерзал. — Парень, которого кокнули, да?
      — Я уже сказал, кто меня интересует, и ты все слышал. В ту ночь его видели с какой-то женщиной. Что ты о ней знаешь?
      — Ну, инспектор, скажу я вам, это полный отпад, — доверительно забасил Шик. — Я эту девку не знаю, никогда ее раньше не видел.
      — Как она выглядит?
      — Массивная дама. Здоровая такая блондинка. Почти туша. Я бы дал ей лет тридцать пять. И мешки под фонарями.
      — Дальше. Что было-то?
      — Они появились часов в девять — довольно рано, делать у нас в это время нечего. — Шик кашлянул. — Сели. Гримшоу заказал небольшую порцию. Дама ничего не захотела. Очень скоро они начали ругаться, ну, форменная битва, я вам скажу. Мне было не разобрать, что они говорят, хотя уловил имя дамы — он называл ее Лили. Похоже, он старался уломать ее что-то сделать, а она ни в какую. И вдруг она вскакивает, посылает все к черту и выходит из заведения, а он вроде как в дураках. Он переживал и говорил сам с собой. Еще пять — десять минут посидел, потом смылся. Вот и все, инспектор.
      — Лили, говоришь, крупная блондинка? — Инспектор взялся за свой аккуратный подбородочек и глубоко задумался. — Хорошо, Барни. Приходил ли Гримшоу еще после того вечера в среду?
      — Нет. Могу присягнуть, инспектор, — не задумываясь сказал Шик.
      — Ладно. Пошел вон.
      Шик проворно поднялся и быстрой рысью покинул кабинет.
      — Хотите, чтобы я взялся за версию крупной блондинки? — пробормотал Вели.
      — И срочно, Томас. Возможно, он был с ней связан до того, как его сцапали. Если они ссорились, то это наверняка означает, что они знакомы давно, а не один день, проведенный им на воле. Поищи в его досье.
      Вели вышел, но вернулся, подталкивая перед собой бледного молодого человека с бегающими глазами.
      — Это Белл, ночной портье из «Бенедикта», шеф. Иди, иди, парень, никто тебя не укусит. — Он пихнул Белла на стул и навис над ним.
      Инспектор сделал знак, чтобы Вели отошел в сторону.
      — Все в порядке, Белл, — сердечно произнес он. — Вы среди друзей. Нам просто нужно получить немного информации. Давно вы дежурите по ночам в отеле «Бенедикт»?
      — Четыре с половиной года, сэр. — Портье мял пальцами фетровую шляпу.
      — Двадцать восьмого сентября начиналось ваше дежурство?
      — Да, сэр, я не пропустил ни одной ночи в...
      — Знали вы остановившегося у вас человека по имени Альберт Гримшоу?
      — Да, сэр, знал. Этого человека, как пишут в газетах, нашли убитым на церковном кладбище на Пятьдесят четвертой улице.
      — Прекрасно, Белл. Рад, что вы хорошо осведомлены. Это вы его регистрировали?
      — Нет, сэр. Дневной портье.
      — Тогда откуда же вы его знаете?
      — Это забавная история, сэр. — Белл уже утратил часть своей боязливости. — На той неделе, когда он проживал у нас, однажды вечером случилось кое-что... ну, подозрительное, что ли, и поэтому я его запомнил.
      — Когда конкретно? — вцепился инспектор. — И что именно случилось?
      — Вечером в тот четверг.
      — Ха!
      — Да, сэр, в тот вечер с Гримшоу захотели повидаться пять человек. И все в течение примерно получаса или чуть больше.
      Инспектор держался великолепно. Он откинулся назад и взял понюшку табаку, словно сообщение Белла не имело никакого значения.
      — Продолжайте, Белл.
      — Часов в десять вечера я увидел, как Гримшоу вошел в вестибюль с улицы вместе с каким-то мужчиной. Они шли рядом и быстро разговаривали, будто спешили. О чем они говорили, я не разобрал.
      — Как выглядел попутчик Гримшоу? — спросил Пеппер.
      — Не могу сказать, сэр. Он был весь закутан...
      — Ха! — второй раз воскликнул инспектор.
      — ...весь закутан. Наверное, не хотел, чтобы его узнали. Если увижу его снова, то, может быть, и узнаю, но поклясться не смогу. Как бы то ни было, они прошли в лифт, и больше я их не видел.
      — Одну минуту, Белл. — Инспектор повернулся к сержанту: — Давай сюда ночного лифтера.
      — Я его уже вызвал, шеф, — сказал Вели. — Хессе должен его доставить с минуты на минуту.
      — Чудесно. Вперед, Белл.
      — Как я говорил, было около десяти часов. Практически сразу же — точнее, пока Гримшоу с приятелем еще ждали лифта — вошел еще один мужчина, подошел к стойке и спросил Гримшоу. Он интересовался, какой у него номер. Я сказал: «Вот он, сэр», но тут они вошли в лифт, и я сказал: «У него номер 314». Этот мужчина выглядел как-то чудно, как будто нервничал. Ну, он пошел к лифту и стал ждать, пока кабина спустится. Лифт один только у нас, — не вполне правильно грамматически добавил Белл. — «Бенедикт» — маленький отель.
      — И?..
      — И, сэр, где-то через минуту я заметил, что по вестибюлю слоняется женщина и тоже нервничает. Тут она подходит к стойке и спрашивает: «У вас есть свободная комната рядом с номером 314?» Я догадался, что она слышала наш разговор с мужчиной, подошедшим перед ней. Что-то здесь не так, подумал я и стал принюхиваться. Особенно когда заметил, что никакого багажа у нее нет. По счастью, у нас пустовал номер 316, соседний с комнатой Гримшоу. Я взял ключ и крикнул коридорному: «Встречай!» — но нет, она отказалась от его услуг, говорит, хочу подняться сама и все такое. Я дал ей ключ, и она вошла в лифт. А того мужчины уже не было.
      — Как она выглядела?
      — Если бы увидел ее снова, то, наверное, смог бы узнать. Небольшого роста, плотная, средних лет.
      — Под каким именем она зарегистрировалась?
      — Миссис Дж. Стоун. Кажется, она пыталась изменить почерк. Писала коряво, но явно нарочно.
      — Блондинка?
      — Нет, сэр. Черные волосы, начинающие седеть. Да, так вот, она заплатила за одну ночь вперед — за комнату без ванной, — поэтому я сказал себе: «Внимание. В наше время эта работа может быть опасной, если...»
      — Стоп, стоп, не отклоняйтесь от сути. Вы сказали, что всего их было пятеро. Расскажите об остальных двоих.
      — Хорошо, сэр. В следующие пятнадцать — двадцать минут к стойке подходили еще двое мужчин и спрашивали, проживает ли здесь Альберт Гримшоу. И если проживает, то в каком номере.
      — Они были вместе?
      — Нет, сэр. Порознь, с интервалом в пять или десять минут.
      — А этих двоих вы сможете опознать?
      — Уверен. Знаете, — Белл заговорил доверительным тоном, — меня поразило, как все они нервничали, словно боялись, как бы их не увидели. Даже тот самый первый тип, который пришел вместе с Гримшоу, вел себя очень странно.
      — Вы видели, как эти люди уходили из отеля?
      Прыщеватое лицо Белла вытянулось.
      — Наверное, я заслуживаю наказания, сэр. Я должен был понаблюдать. Но сразу после этого у нас возникла суета — выезжала целая группа девушек, выступающих в шоу, — вот, наверное, пока я был занят с ними, все и ушли.
      — А женщина? Когда она выписалась?
      — Это еще один чудной момент. Когда я пришел на работу на следующий вечер, дневной портье мне и говорит: горничная доложила, что в 316-м номере на постели никто не спал. А ключ, как полагается, торчал в двери. Должно быть, она передумала оставаться. Поскольку она заплатила вперед, то все в порядке.
      — Что можно сказать о других вечерах: в среду, в пятницу? У Гримшоу были посетители?
      — Не могу сказать, сэр, — извиняющимся тоном ответил ночной портье. — Я знаю только, что у стойки никто о нем не спрашивал. Он освободил номер в пятницу вечером, около девяти часов, и нового адреса не оставил. У него тоже не было никакого багажа — и это еще одно обстоятельство, которое заставило меня его запомнить.
      — Надо бы взглянуть на эту комнату, — пробормотал инспектор. — Кто-нибудь занимал комнату 314 после отъезда Гримшоу?
      — Да, сэр. С тех пор как он выехал, ее занимали три разных клиента.
      — Уборка производилась ежедневно?
      — О да.
      Пеппер безутешно покачал головой:
      — Если что-то там и было, то теперь уж вы ничего не найдете.
      — Да, тем более через неделю.
      — Гм... Белл, — медлительно произнес Эллери, — а в номере Гримшоу была ванная?
      — Да, сэр.
      Инспектор откинулся назад.
      — Что-то мне подсказывает, — добродушно сказал он, — что нам предстоят активные действия. Томас, через час собери всех, кто связан с этим делом, в доме 11 по Пятьдесят четвертой улице.
      Когда Вели вышел, Пеппер пробормотал:
      — Боже мой, инспектор, если окажется, что в числе пяти гостей Гримшоу есть люди, уже связанные с этим делом, мы получим такую неразбериху! И это после того, как все заявили, что никогда не видели Гримшоу.
      — Запутанное дело, да? — Инспектор заставил себя усмехнуться. — Никуда не денешься, такова жизнь.
      — Ох, папа! — простонал Эллери.
      Белл изумленно переводил взгляд с одного лица на другое. Загрохотали ботинки Вели.
      — Все устроено. И еще Хессе ждет с ночным лифтером и» «Бенедикта».
      — Давай его сюда.
      Ночным лифтером из «Бенедикта» оказался молодой негр, лиловый от страха.
      — Как тебя зовут, сынок?
      — Уайт , са. У-у-уайт.
      — О господи, — сказал инспектор. — Хорошо, Уайт, ты помнишь человека по фамилии Гримшоу, он останавливался в отеле «Бенедикт»?
      — За-задушенного джентльмена, са?
      — Да.
      — Д-да, са, п-помню, — выстучал зубами Уайт. — Хорошо помню.
      — Помнишь, как в четверг вечером он вошел к тебе в лифт в компании с другим мужчиной?
      — Да, са. Конечно.
      — Как выглядел другой человек?
      — Понятия не имею, кэп. Нет, са. Не помню, как он выглядел.
      — Помнишь хоть что-нибудь? Поднимал наверх других людей, выходивших на этаже Гримшоу?
      — Я поднимал наверх много-много людей, капитан. Миллионы, кажется. Все время поднимаю наверх людей, са. Только помню, как поднимаю миста Гримшоу и его друга и они выходят на третьем этаже и, вижу, входят в 314-й, закрывают дверь. 314-й совсем рядом с лифтом, са.
      — О чем они говорили в лифте?
      Негр застонал.
      — Голова у меня пустая, са. Ничего не могу упомнить.
      — Какой голос был у второго мужчины?
      — Я... не знаю, са.
      — Ладно, Уайт. Можешь идти.
      Уайт пропал мгновенно.
      Инспектор встал, надел пальто и сказал Беллу:
      — Подождите меня здесь. Я вернусь скоро — хочу, чтобы вы опознали для меня кое-кого, если сможете.
      Пеппер смотрел в стену.
      — Знаете, мистер Квин, — сказал он Эллери. — Я по уши увяз во всем этом. Шеф все взвалил на мои плечи. Моя цель — завещание, но, похоже, мы его так и не найдем. Где же, черт побери, это завещание?
      — Пеппер, дружище, — сказал Эллери, — боюсь, что завещание перешло в категорию не поддающихся логике вещей. Я отказываюсь опровергать свой собственный хитроумный вывод — если уж я называю его так сам, — что завещание было брошено в гроб и похоронено вместе с Халкисом.
      — Когда вы это объясняли, казалось, что все так и есть.
      — Я в этом убежден. — Эллери прикурил следующую сигарету и глубоко затянулся. — В этом случае я могу сказать, у кого находится завещание, если оно еще существует.
      — Вы? — Пеппер явно не верил. — Не улавливаю. И у кого же?
      — Пеппер, — со вздохом ответил Эллери, — это задачка для младенца. У кого же еще, как не у того, кто похоронил Гримшоу?
 

      У инспектора Квина были все резоны запомнить это прекрасное, яркое сияющее октябрьское утро. Оно также стало, можно сказать, праздником для молодого Белла, отельного клерка без мании величия, но с сильной тягой к оному. Миссис Слоун это утро принесло одно беспокойство. Можно лишь смутно предположить, что оно принесло другим, — но «другим» за исключением мисс Джоан Бретт.
      С учетом всех обстоятельств мисс Джоан Бретт пережила ужасное утро. Ничего удивительного, что она была обижена и обида пролилась чистыми, как жемчуг, слезами. И без того нелегкая судьба, по-видимому, решила, в своей обычной бесцельной манере, стать еще тяжелее. Парадоксально, что, несмотря на обильную поливку слезами, почва все-таки едва ли была подготовлена к засеиванию семенами нежной страсти.