Сэмпсон и Пеппер, по-детски проявлявшие нетерпение, смиренно подчинились.
      — Знаете, а это ведь письмо в определенной степени особенное.
      — Правда? Мне оно кажется вполне закономерным! — воскликнул инспектор.
      — Я не это имею в виду. Но взгляните — вам не кажется, что наш убийца-шантажист имеет вкус к цифрам? Не странно ли, что он требует тридцать тысяч? Хотя бы раз вы сталкивались с делом о шантаже, чтобы в нем фигурировала такая сумма? Обычно назначают десять, двадцать пять, пятьдесят или сто тысяч.
      — Тьфу! — сказал Сэмпсон. — Вы придираетесь. Ничего не вижу в этом странного.
      — Не буду спорить. Но это не все. — Он взял последнее письмо и щелкнул ногтем по цифрам, обозначающим тридцать тысяч долларов. — Вы должны заметить, — сказал Эллери, когда все остальные столпились над ним, — что, печатая эти цифры, автор допустил распространенную при машинописи ошибку. Мисс Ламберт предположила, что автор нервничал. На первый взгляд вполне разумное объяснение.
      — Конечно, — сказал инспектор. — Чем оно тебя не устраивает?
      — Эта ошибка, — спокойно продолжал Эллери, — состоит в следующем: нажав клавишу регистра для знака доллара, вы должны ее затем отпустить, чтобы напечатать цифру 3, всегда находящуюся в нижнем ряду литер. Итак, глядя на это вещественное доказательство, мы видим, что пишущий не успел еще полностью отпустить клавишу регистра, когда ударил по тройке, и в результате тройка не пропечаталась, что заставило его вернуться на один знак назад и повторно напечатать цифру 3. Это очень интересно, просто чрезвычайно.
      Они внимательно изучили цифры. Выглядело это неряшливо: под тройкой красовалась верхушка непропечатанной тройки же, а над ней какая-то помарка, горизонтальная изогнутая закорючка с петелькой.
      — Что ж в этом интересного? — поднял брови Сэмпсон. — Может, я настолько туп, но я не понимаю, как это может означать что-либо еще, кроме того, о чем вы только что сказали, — автор сделал ошибку и исправил ее, но не стер неудачный оттиск. Мисс Ламберт пришла к заключению, что эта ошибка произошла в результате спешки или нервного состояния автора, что полностью согласуется с фактами.
      Эллери улыбнулся и пожал плечами:
      — Интересна не сама ошибка, дорогой Сэмпсон, — хотя она тоже приятно возбуждает мои серые клеточки. Интересно то, что пишущая машинка «Ремингтон», использованная для составления этой записки, имеет нестандартную клавиатуру. Полагаю, это лишь относительно неважный момент.
      — Нестандартную клавиатуру? — озадаченно повторил Сэмпсон. — Почему? Как вы к этому пришли?
      Эллери снова пожал плечами.
      — Во всяком случае, — перебил инспектор, — нельзя возбуждать подозрения у этого мерзавца. Мы возьмем его вечером, на месте, когда он явится в «Таймс» за деньгами.
      Сэмпсон, который с некоторой тревогой глядел на Эллери, встряхнулся, как бы освобождаясь от невидимой ноши, и кивнул:
      — Будь очень осмотрителен, Кью. Нокс должен притвориться, что оставляет деньги, как приказано. Ты позаботишься обо всех необходимых мерах?
      — Предоставь это мне, — усмехнулся старик. — Сейчас нам нужно обсудить дело с Ноксом, а чтобы попасть к нему, требуется соблюдать крайнюю осторожность, ведь наш паренек-то может наблюдать за домом.
      Они вышли из кабинета инспектора, сели в полицейский автомобиль без опознавательных знаков и подъехали к особняку Нокса по боковой улочке, со стороны входа для слуг. Прежде чем заворачивать к входу, водитель-полицейский объехал весь квартал. Не обнаружив никаких подозрительных личностей, Квины, Сэмпсон и Пеппер быстро прошли через высокую калитку в помещения для слуг.
      Нокс принял их в своей сияющей каморке. Уверенный в себе и невозмутимый, он диктовал письма Джоан Бретт. Джоан держалась очень скромно, особенно с Пеппером. Нокс объявил ей перерыв, она удалилась в угол к своему столу, а окружной прокурор Сэмпсон, инспектор, Пеппер и Нокс принялись обсуждать планы на вечер.
      Эллери не стал присоединяться к заговорщикам. Тихонько насвистывая, он побродил по комнате и умудрился оказаться у стола Джоан, которая спокойно печатала на машинке, не обращая внимания на посторонних. Он заглянул ей через плечо, словно бы в ее работу, и прошептал на ухо:
      — Сохраняйте это невинное выражение школьницы, дорогая, — вам идет необыкновенно. А дела-то наши значительно оживились.
      — Правда? — не поворачивая головы, прошептала она, и Эллери, улыбаясь, выпрямился и направился к остальным.
      Сэмпсон важничал — владея ситуацией, он всегда был неуступчив в споре, — и сейчас он напористо внушал Джеймсу Ноксу:
      — Конечно, мистер Нокс, вы понимаете, что роли поменялись. После сегодняшнего вечера вы будете нам многим обязаны. Наш долг — защищать вас, частное лицо, несмотря на то что вы отказываетесь вернуть эту картину...
      Нокс неожиданно выбросил руки вверх:
      — Хорошо, джентльмены. Сдаюсь. Так и так для меня это последняя капля. Сыт по горло проклятой картиной. Теперь еще этот переполох с шантажом... Забирайте эту пакость и делайте с ней что хотите.
      — Но, помнится, вы говорили, что это не та картина, которая была украдена из музея Виктории, — спокойно сказал инспектор. Если он и почувствовал облегчение, то не показывал этого.
      — И сейчас скажу! Это моя картина. Но вы можете ее взять и отдать для исследования экспертам — пожалуйста. Однако если вы убедитесь, что я говорил правду, то, пожалуйста, верните картину мне.
      — О, ну конечно, — успокоил его Сэмпсон.
      — Вы не думаете, шеф, — озабоченно ввернул Пеппер, — что в первую очередь нам надо заняться шантажистом? Он может...
      — Вот здесь ты прав, Пеппер, — сказал инспектор, пребывавший в хорошем настроении. — Сначала старые добрые кандалы, черт побери! Ага. Мисс Бретт!
      Старый джентльмен пересек комнату и приблизился к Джоан. Она подняла голову и вопросительно, с улыбкой взглянула на него.
      — Будьте хорошей девочкой и передайте от меня телеграмму. Или... Одну минуту. Карандаш найдется?
      Она послушно подвинула к нему карандаш и бумагу. Несколько минут инспектор быстро что-то писал.
      — Готово, милая, — перепечатайте эту депешу прямо сейчас. Это важно.
      Пишущая машинка Джоан застрекотала. Может быть, ее сердце и заколотилось при виде слов, которые она печатала, но лицо ее не выдало. А на бумаге из-под ее пальцев появилось следующее послание:
 
      С Е К Р Е Т Н О
      «ИНСПЕКТОРУ БРУМУ
      СКОТЛАНД-ЯРД ЛОНДОН
 
      ЛЕОНАРДО НАХОДИТСЯ У УВАЖАЕМОГО АМЕРИКАНСКОГО КОЛЛЕКЦИОНЕРА КОТОРЫЙ ДОБРОСОВЕСТНО ЗАПЛАТИЛ ЗА НЕГО 150000 ФУНТОВ НЕ ЗНАЯ О КРАЖЕ. ЕСТЬ СОМНЕНИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ОБНАРУЖЕННАЯ КАРТИНА ПРИНАДЛЕЖИТ МУЗЕЮ ВИКТОРИИ ОДНАКО ТЕПЕРЬ МЫ МОЖЕМ ГАРАНТИРОВАТЬ ВОЗВРАЩЕНИЕ ЕЕ В МУЗЕЙ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ДЛЯ ОБСЛЕДОВАНИЯ. НА ЭТОЙ СТОРОНЕ ТРЕБУЕТСЯ ПРОЯСНИТЬ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ДЕТАЛЕЙ. О ТОЧНОЙ ДАТЕ ОТПРАВКИ СООБЩИМ В БЛИЖАЙШИЕ СУТКИ.
      ИНСПЕКТОР РИЧАРД КВИН»
 
      Когда все прочитали и одобрили послание — Нокс только бросил взгляд, — инспектор вернул бумагу Джоан, а она тут же передала текст по телефону на телеграф.
      Инспектор еще раз обрисовал точные планы на вечер, Нокс усталым жестом подтвердил, что он все понял, и гости надели пальто. Однако Эллери не тронулся с места.
      — Ты не идешь с нами, сын?
      — Я осмелюсь еще немного злоупотребить гостеприимством мистера Нокса. Ты отправляйся с Сэмпсоном и Пеппером, папа. Скоро я буду дома.
      — Дома? Но я возвращаюсь в управление.
      — Очень хорошо, значит, я буду у тебя в кабинете.
      Встретив любопытство во взглядах, Эллери непринужденно улыбнулся. Он помахал им рукой, и они молча вышли из комнаты.
      — Ну, молодой человек, — сказал Нокс, когда дверь за ними закрылась, — не знаю, в какую игру вы играете теперь, но вы вольны оставаться здесь, сколько захотите. По нашему плану я должен лично зайти к себе в банк и притвориться, что снимаю тридцать тысяч. Сэмпсон думает, что наш человек может вести наблюдение.
      — Сэмпсон думает обо всем, — с улыбкой заметил Эллери. — Спасибо за ваше разрешение, вы очень добры.
      — Не за что, — сказал Нокс и бросил странный взгляд на Джоан, которая продолжала печатать с видом глухонемой, как и полагается идеальной секретарше. — Только не соблазняйте мисс Бретт. Винить-то будут меня. — И Нокс вышел из комнаты.
      Минут десять Эллери ждал. Он не заговаривал с Джоан, а она не прерывала стрекотню по клавишам. Это время он провел очень пассивно — просто смотрел в окно. Ему видно было, как долговязый Нокс прошел под навесом у гаража и забрался в стоящий наготове городской автомобиль, который сразу же тронулся с места и покатил по дорожке.
      Эллери моментально ожил. Джоан, напротив, прекратила печатать и замерла, опустив руки на колени и вопросительно глядя на него с легкой озорной улыбкой. Он быстро подошел к ее столу.
      — Господи! — в притворном ужасе, вся сжавшись, вскричала она. — Неужели, мистер Квин, вы собираетесь так скоро подтвердить проницательное предположение мистера Нокса?
      — И не думайте, — сказал Эллери. — Пока мы одни, дорогая, нужно прояснить несколько моментов.
      — Я просто в восторге от такой перспективы, сэр, — прошептала она.
      — Кстати, о сексе... Послушайте, миледи. Сколько слуг работают в этом роскошном доме?
      С разочарованным видом она поджала губы.
      — Странный вопрос, милорд, довольно странный вопрос задаете вы даме, которая предвкушала, что ей придется сражаться за свою добродетель. Дайте подумать. — Она посчитала в уме. — Восемь. Да, восемь. У мистера Нокса спокойный дом. Развлекается он нечасто, как мне кажется.
      — Вы узнали что-либо об этих слугах?
      — Сэр! Женщина узнает все, что может узнать... Стреляйте дальше.
      — Кто-нибудь нанят недавно?
      — Как это ни ужасно, нет. Это очень почтенный дом, du bon vieux temps . Я слышала, здесь все работают не менее пяти-шести лет, а некоторые здесь уже лет пятнадцать.
      — Мистер Нокс им доверяет?
      — Всецело.
      — C’est bien! — Голос Эллери приобрел жесткость. — Maintenant, Mademoiselle, attendez! Il faut qu’on fait l’examen des serviteurs — des bonnes, des domestiques, des employes. Tout de suite!
      Она встала и присела в реверансе.
      — Mais oui, Monsieur. Vos ordres?
      — Я пройду в соседнюю комнату и притворю дверь, — быстро проговорил Эллери, — то есть оставлю узенькую щель, чтобы наблюдать за входящими. Под тем или иным предлогом вызывайте их звонком, одного за другим, и дайте мне возможность внимательно изучить лица... Кстати, шофер не придет, но его я уже видел. Как его зовут?
      — Шульц.
      — Он здесь единственный шофер?
      — Да.
      — Очень хорошо. Commencez!
      Эллери ушел в соседнюю комнату и устроился у двери, чуть приоткрытой. Он увидел, как Джоан позвонила. Средних лет женщина, которую он раньше не встречал, одетая в черное платье из тафты, вошла в кабинет. Джоан задала ей вопрос, женщина ответила и ушла. Джоан позвонила снова, и возникли три молодые женщины в изящных черных костюмах горничных. Далее в такой последовательности: высокий, худой старый дворецкий, низенький толстяк с гладкой физиономией, аккуратно одетый, и, наконец, крупный и вспотевший джентльмен французского вида, в традиционном чистейшем одеянии шеф-повара. Когда парад окончился, Эллери вышел из своего укрытия.
      — Отлично. Кто эта женщина средних лет?
      — Миссис Хили, домоправительница.
      — Горничные?
      — Грант, Берроуз, Хотчкис.
      — Дворецкий?
      — Крафт.
      — Малыш аскетического вида?
      — Харрис, личный слуга мистера Нокса.
      — И шеф-повар?
      — Буссен, эмигрант из Парижа, — Александр Буссен.
      — И это все? Вы уверены?
      — За исключением Шульца, да.
      Эллери кивнул:
      — И все они мне абсолютно незнакомы, так что... Вы помните то утро, когда пришло первое письмо шантажиста?
      — Очень хорошо помню.
      — Кто входил в этот дом с тех пор? Я имею в виду посторонних.
      — Несколько человек входили, как вы выразились, но ни одна живая душа не проникала дальше приемной, которая находится внизу, на первом этаже. С того утра мистер Нокс не хочет видеться ни с кем — и, как правило, все поворачивают назад уже от двери после вежливого ответа Крафта «Нет дома».
      — Почему же?
      Джоан пожала плечами:
      — Несмотря на беззаботный и иногда грубовато-сердечный вид, мистер Нокс занервничал, как только пришла первая записка с угрозой. Меня очень удивляет, почему он не нанял частных детективов.
      — По очень веской причине: он не хочет — или не хотел, — чтобы люди, знакомые с полицейскими методами, совали нос в этот дом. Пока картина Леонардо или ее копия находится здесь.
      — Он никому не доверяет. Ни клиентам, ни знакомым, связанным с ним интересами в самых разных областях бизнеса, ни даже старым друзьям.
      — А как же с Майлсом Вудрафом? — спросил Эллери. — Я считал, Нокс будет пользоваться его услугами вплоть до завершения дела об имуществе Халкиса.
      — Да, верно. Но мистер Вудраф не появлялся здесь собственной персоной. Хотя они ежедневно разговаривают по телефону.
      — Возможно ли это? — прошептал Эллери. — Какая удача, какая поразительная, изумительная удача. — Он крепко схватил ее за руки, и она негромко вскрикнула. Но у Эллери, по-видимому, были чисто платонические намерения. Он сжал эти изящные ручки с почти оскорбительной безличностью и заявил: — Это было очень интересное утро, Джоан Бретт, ужасно интересное!
 

* * *

 
      И, несмотря на заверения, данные Эллери отцу, что «скоро» он будет у него в кабинете, лишь в середине дня, улыбаясь какому-то утешительному внутреннему ощущению благополучия, вошел он в полицейское управление.
      К счастью, инспектор был погружен в работу и не имел возможности задавать вопросы. Довольно долго Эллери просидел в ленивой позе рядом с ним и очнулся от летаргических мечтаний, только когда услышал, как старик приказывает сержанту Вели собрать всех детективов вечером в подвале «Таймс».
      — Вероятно, — подал голос Эллери, и старый джентльмен явно удивился, заметив его в кабинете, — будет удобнее встретиться в доме Нокса на Риверсайд-Драйв часов в девять вечера.
      — У Нокса? Зачем?
      — Есть причины. Твои ищейки должны, конечно, тщательно обнюхать место вероятного задержания, но официальный прием фактически состоится у Нокса. Все равно нам нельзя появляться у «Таймс» раньше десяти часов.
      Инспектор было заворчал, но, наткнувшись на твердый взгляд Эллери, сморгнул и согласился. Повернувшись к телефону, он вызвал в кабинет Сэмпсона.
      Сержант Вели величаво зашагал к выходу. Неожиданно энергично Эллери вскочил на ноги и кинулся за человеком-горой. Он догнал Вели в коридоре, схватил за могучую руку и начал говорить очень, очень просительно и почти льстиво.
      Обычно каменно-холодные, черты сержанта Вели внезапно ожили, причем оживила их тревога, растущая по мере того, как Эллери настойчиво ему что-то нашептывал. Добропорядочный сержант переступал с ноги на ногу. Барахтался в трясине нерешительности. Качал головой. Прикусывал толстые губы. Тер щетинистую челюсть. Смотрел страдальчески, терзаясь противоречивыми чувствами.
      Наконец, не в силах противостоять убедительности Эллери, он печально вздохнул и прогудел:
      — Ладно, мистер Квин, но, если это закончится скверно, я поплачусь нашивками.
      После этого он быстро зашагал прочь, вероятно очень довольный, что может сбежать и спрятаться за служебными обязанностями от этой назойливой блохи.
 

Глава 27
КОНСТАТАЦИЯ

Вызов читателю

Глава 28
ВОР