Пресловутая рука правосудия настигла молодого мистера Алана Чини и выдернула его почти из небытия на свет божий. Если говорить точнее, ее длань опустилась ему на плечо вечером в воскресенье, 10 октября, на летном поле Буффало, когда он собирался нетвердой ногой ступить на борт самолета до Чикаго. Рука у детектива Хэгстрома — американского джентльмена, в жилах которого текла кровь викингов, — была уверенная, и она быстренько переместила молодого мистера Алана Чини, смотревшего на мир затуманенным взором, отупевшего, угрюмого, вдребезги пьяного, в ближайший экспресс, следующий через штат Нью-Йорк в город с тем же названием.
      Семейство Квин получило телеграмму о задержании уже после того, как унылое воскресенье плавно перешло в понедельник, также не обещавший особых радостей жизни; но по этому случаю отец с сыном с самого раннего утра были уже на ногах и сразу отправились на Сентр-стрит приветствовать возвращение бунтаря и вместе с ним, естественно, торжествующего охотника. В комитет по организации встречи вошли также окружной прокурор Сэмпсон и помощник окружного прокурора Пеппер. Атмосфера в этой части Главного полицейского управления царила и правда радостная.
      — Ну, мистер Алан Чини, — радушно начал инспектор, когда молодой Алан, еще более потрепанный и сердитый, чем обычно, и уже не испытывающий живительного воздействия выпивки, упал в кресло, — что вы можете сказать в свое оправдание?
      С трудом разжав потрескавшиеся губы, Алан прохрипел:
      — Я отказываюсь говорить.
      Сэмпсон рявкнул:
      — Вы хоть понимаете, Чини, что значит ваше бегство?
      — Бегство? — Алан тупо и пасмурно смотрел в пространство.
      — О, так это было не бегство. Обычная прогулка — маленькие каникулы, да, молодой человек? Ну-ну. — Инспектор хохотнул и вдруг резко сменил тон, что было для него весьма характерно: — Это не шутка, а мы не дети. Вы сбежали. Почему?
      Молодой Алан скрестил руки на груди и демонстративно уперся взглядом в пол.
      — Не потому ли... — инспектор пошарил в верхнем ящике стола, — что вы боялись тут оставаться? — Его рука появилась из ящика и помахала запиской, которую сержант Вели нашел в спальне Джоан Бретт.
      Алан сразу побледнел и уставился на клочок бумаги, как на воскресшего врага.
      — Откуда вы это взяли? — прошептал он.
      — Ага, раздразнил я вас? Эту записку мы нашли у мисс Бретт под матрасом, если вам угодно знать!
      — Она... что же... не сожгла ее...
      — Нет, не сожгла. Хватит ломать комедию, сынок. Ты будешь говорить или нам немного надавить на тебя?
      Алан быстро замигал.
      — Что случилось?
      Инспектор повернулся к остальным:
      — Слышали? Это он хочет получить информацию, щенок!
      — Но мисс Бретт... С ней все в порядке?
      — Сейчас да.
      — Что это значит? — Алан вскочил на ноги. — Вы не...
      — Мы не... что?
      Он помотал головой и снова сел, устало закрыв руками лицо.
      — Кью! — Сэмпсон знаком отозвал его в сторонку.
      Инспектор посмотрел на растрепанные волосы юноши и отошел с окружным прокурором в угол.
      — Если он отказывается отвечать, — тихо произнес Сэмпсон, — мы ничего не можем на него повесить. Можно подержать его чисто формально, но толку от этого не будет. В конце концов, против него у нас ничего нет.
      — Верно. Но прежде чем мы позволим этому юнцу снова проскользнуть у нас между пальцами, я хотел бы выяснить одну вещь.
      Старик подошел к двери.
      — Томас!
      Появился сержант Вели и застыл в дверном проеме, расставив ноги, как Колосс Родосский.
      — Привести его сейчас?
      — Да. Давай его сюда.
      Вели развернулся. Через минуту он возник снова, сопровождая хлипкую фигурку Белла, ночного портье из отеля «Бенедикт». Алан Чини сидел неподвижно, скрывая тревогу под маской надменного упрямства. Он метнул взглядом в Белла, словно ждал от него каких-то неприятностей.
      Инспектор указал большим пальцем в сторону жертвы:
      — Белл, узнаете в этом человеке одного из гостей, посетивших Альберта Гримшоу в тот четверг вечером?
      Белл досконально изучил мрачную физиономию юноши. Алан встретил его взгляд со странной смесью вызова и замешательства. Белл решительно помотал головой:
      — Нет, сэр, его среди них не было. И раньше я никогда не видел этого джентльмена.
      Инспектор выразил досаду ворчанием, а Алан, не поняв смысла проверки, но почувствовав ее провал, с облегчением откинулся на спинку.
      — Хорошо, Белл. Подождите снаружи.
      Белл поспешно ретировался, и сержант Вели приналег спиной на дверь.
      — Ну, Чини, все еще отказываетесь объяснить, с чего это вы удрали?
      Алан облизнул губы.
      — Я хочу видеть своего адвоката.
      Инспектор всплеснул руками:
      — Господи, сколько же раз я это слышал! И кто же ваш адвокат, Чини?
      — Этот... Майлс Вудраф.
      — Защитник интересов семьи? — противным голосом поинтересовался инспектор. — Ну, в этом нет нужды. — Инспектор плюхнулся в кресло и посоветовался со своей табакеркой. — Мы собираемся вас отпустить, молодой человек, — сказал он, вертя в руках старинную коричневую коробочку, словно сожалея о необходимости освободить пленника.
      Как по волшебству, лицо Алана просветлело.
      — Вы можете идти домой. Но, — и старик наклонился вперед, — могу кое-что обещать. Еще одна выходка вроде субботней, и я посажу тебя за решетку, мой мальчик, даже если для этого мне понадобится пойти к комиссару. Ясно?
      — Да, — выдохнул Алан.
      — Более того, — продолжал инспектор, — не стану церемониться и сообщу тебе, что ты под наблюдением. Каждый твой шаг. Поэтому не пытайся снова дать деру — когда выйдешь из дому, наш человек не выпустит из виду твою задницу ни на секунду. Хэгстром!
      Детектив подпрыгнул.
      — Отведи мистера Чини домой. Останься с ним в доме Халкиса. Не надоедай ему. Но будь с ним рядом, как брат, каждый раз, когда он выйдет за порог.
      — Понял. Идемте, мистер Чини. — Хэгстром усмехнулся и ухватил молодого человека за плечо. Алан проворно вскочил, стряхнул руку детектива, расправил плечи в жалкой попытке выказать пренебрежение и гордо зашагал из комнаты с Хэгстромом за спиной.
      Следует заметить, что присутствовавший при этой сцене Эллери Квин не проронил ни звука. Он изучал свои идеальные ногти, поднимал пенсне к свету, будто никогда раньше его не видел, вздыхал, истребил несколько сигарет и вообще вел себя так, словно все это ему до смерти надоело. Единственная искра интереса промелькнула в начале очной ставки Чини с Беллом, но тут же и погасла, как только Белл не смог опознать Чини.
      Однако Эллери насторожился, когда Пеппер после ухода Чини и Хэгстрома сказал:
      — Мне кажется, шеф, что он уходит от наказания за убийство.
      Сэмпсон спокойно отозвался:
      — А у нас на него что-то есть, как считает твой мощный мозговой аппарат?
      — Но он же смылся, так?
      — Тонко замечено! Но сможешь ли ты убедить присяжных, что человек является преступником, только потому, что сбежал?
      — Это он, — уперся Пеппер.
      — Болтовня, — оборвал инспектор. — Ни крупицы доказательств, и тебе это хорошо известно, Пеппер. Но он в наших руках. И если с ним что-то не так, мы это обнаружим... Томас, а что у тебя-то на уме? Тебя прямо распирает.
      И правда, сержант Вели поворачивался от одного к другому, открывал и закрывал рот, никак не успевая найти щель в разговоре. Но тут он сделал вдох, достойный жителя гулливеровской страны великанов, и сказал:
      — Я достал их обоих!
      — Кого «обоих»?
      — Даму, с которой Гримшоу ссорился в кабаке у Барни Шика, и ее мужа.
      — Не может быть! — Инспектор резко приподнялся в кресле. — Отличная новость, Томас. Как тебе удалось?
      — Через досье Гримшоу, — прогудел Вели. — Некая Лили Моррисон, когда-то они с Гримшоу неплохо проводили время. Пока Гримшоу сидел, она вышла замуж.
      — Вызови Барни Шика.
      — Он у меня тоже тут.
      — Прекрасно. Давай их всех сюда.
      Вели бодро затопал из комнаты, а инспектор в ожидании новых лиц устроился поудобнее в кресле-вертушке. Через минуту сержант появился с краснолицым владельцем бара, и инспектор велел ему сидеть тихо, потому что Вели уже открывал другую дверь, чтобы ввести в кабинет мужчину и женщину.
      Они вошли нерешительно. Женщина была самая настоящая Брунгильда , крупная, белокурая дева-воительница. Мужчина ей вполне соответствовал — седой, громадный, как гризли, лет сорока, с ирландским носом и жесткими черными глазами.
      Вели возвестил:
      — Мистер и миссис Джереми Оделл, инспектор.
      Инспектор указал на стулья, и они чопорно сели. Хозяин кабинета начал копаться в каких-то бумагах на столе — обычный простенький прием, выполняемый только ради эффекта. Это и на них произвело должное впечатление, они перестали исподтишка бегать глазами по кабинету и сосредоточились на тонких пальцах старика.
      — Итак, миссис Оделл, — начал инспектор, — прошу вас, не пугайтесь, это чистая формальность. Знаете ли вы Альберта Гримшоу?
      Их взгляды встретились, и она сразу отвела глаза.
      — Вы говорите о мужчине, которого нашли задушенного до смерти в том гробу? — спросила она. Ее низкий гортанный голос ко всему еще хрипел и булькал.
      У Эллери сразу заболело горло.
      — Да. Знаете его?
      — Я... Нет, не знаю. Только из газет.
      — Понятно. — Инспектор повернулся к Барни Шику, неподвижно сидевшему в другой стороне комнаты: — Барни, узнаешь эту даму?
      Оделлы заерзали, женщина тихо ахнула. Волосатая рука мужа сжала ей руку, и она обернулась, стараясь сохранить самообладание, но это ей удавалось плохо.
      — Конечно, узнаю, — сказал Шик. Лицо у него сразу взмокло.
      — Где ты ее видел в последний раз?
      — В моем заведении на Сорок пятой улице. Неделю назад... нет, почти две недели. Вечером в среду.
      — При каких обстоятельствах?
      — А?.. А. С тем парнем, которого кокнули, — с Гримшоу.
      — Миссис Оделл ссорилась с покойным?
      — Да. — Шик загоготал. — Только тогда он еще не был покойным, инспектор. Совсем не был!
      — Прекращай кривляться, Барни. Ты уверен, что именно эту женщину видел с Гримшоу?
      — Еще как.
      Инспектор повернулся к миссис Оделл:
      — И вы говорите, что никогда не видели Альберта Гримшоу, никогда не знали?
      Ее полные, перезрелые губы задрожали. Оделл наклонился вперед, нахмурив брови.
      — Если моя жена говорит «нет», — прорычал он, — значит, нет — ясно?
      Инспектор обдумал его слова.
      — Гмм... В этом что-то есть... Барни, мальчик мой, а этого воинственного Мика ты когда-нибудь видел? — Он ткнул большим пальцем в сторону громадного ирландца.
      — Нет. Не сказал бы.
      — Хорошо, Барни. Возвращайся к своим клиентам.
      Шик с хрустом поднялся на ноги и вышел.
      — Миссис Оделл, какая у вас была девичья фамилия?
      Дрожание губ усилилось.
      — Моррисон.
      — Лили Моррисон?
      — Да.
      — Давно вы замужем за Оделлом?
      — Два с половиной года.
      — Так-так. — Старик снова сверился с фиктивным досье. — Теперь послушайте меня, миссис Лили Моррисон Оделл. Вот передо мной четкие записи. Пять лет назад некто Альберт Гримшоу был арестован и отправлен в Синг-Синг. На момент его ареста данные о вашей с ним связи отсутствуют — верно. Но за несколько лет до этого вы с ним жили... Какой там адрес, сержант Вели?
      — Десятая авеню, дом один-ноль-четыре-пять, — выпалил Вели.
      Оделл вскочил, физиономия у него побагровела.
      — Жила с ним, она? — рявкнул он. — Ни один негодяй не может безнаказанно сказать такое о моей жене! Выходи сюда, ты, старый пустозвон! Я выбью...
      Пригнувшись, он двинулся вперед, при этом молотя кунаками по воздуху. И вдруг его голова резко дернулась назад, чуть не сломав шейный позвонок. Он попятился в железной хватке сержанта Вели, держащего его за воротник. Вели дважды встряхнул Оделла, как ребенок погремушку, и Оделл, разинув рот, шлепнулся обратно на стул.
      — Веди себя хорошо, балбес, — мягко сказал Вели. — Не знаешь, что нельзя угрожать офицеру полиции? — Он не ослаблял захвата, так что Оделл едва мог дышать и сидел в полном шоке.
      — Я уверен, Томас, он будет вести себя хорошо, — заметил инспектор, словно ничего неподобающего не произошло. — Итак, миссис Оделл, я говорил...
      Женщина, полными ужаса глазами наблюдавшая за жестоким обращением со своим слоноподобным мужем, всхлипнула.
      — Я ничего не знаю. Не понимаю, о чем вы говорите. Я никогда не знала человека по имени Гримшоу. Никогда не видела...
      — Слишком много «никогда», миссис Оделл. Почему Гримшоу две недели назад, как только вышел из тюрьмы, первым делом разыскал вас?
      — Не отвечай, — сдавленно булькнула туша.
      — Не буду. Не буду.
      Инспектор обратил острый взгляд на мужа:
      — Вы осознаете, что я могу вас задержать за отказ от содействия полиции в расследовании убийства?
      — Давай попробуй, — засипел Оделл. — У меня есть влияние. Ничего у тебя не выйдет. Я знаю Оливанта из суда...
      — Слышите, господин окружной прокурор? Он знает Оливанта из суда, — тяжко вздохнул инспектор. — Этот человек обещает применить свое незаконное влияние... Оделл, какой у вас рэкет?
      — Нет у меня никакого рэкета.
      — О, значит, вы честно зарабатываете на жизнь. А какой у вас бизнес?
      — Прокладка труб.
      — Это объясняет ваши связи... Где вы живете, ирландец?
      — В Бруклине, район Флэтбуш.
      — Есть что-нибудь на этого типа, Томас?
      Сержант Вели отпустил воротник Оделла.
      — Чистое досье, шеф, — с сожалением сказал он.
      — А на женщину?
      — По-видимому, пошла по прямой дорожке.
      — Вот! — торжествующе воскликнула миссис Оделл.
      — Ага, значит, вы признаете, что раньше жили иначе?
      Большие, коровьи глаза открылись еще шире, но она упрямо хранила молчание.
      — Я предлагаю вызвать всеведущего мистера Белла. — Это Эллери подал голос из глубин своего кресла.
      Инспектор кивнул Вели, тот вышел и почти сразу вернулся с ночным портье.
      — Взгляните на этого мужчину, Белл, — сказал инспектор.
      Адамово яблоко Белла заметно дернулось. Дрожащим пальцем он ткнул в сторону насупившегося Джереми Оделла и закричал:
      — Вот тот человек! Вот тот человек!
      — Ха! — Инспектор поднялся на ноги. — Которым из них он был?
      На какой-то момент Белл растерялся:
      — Вот так-так, кажется, не могу припомнить точно... А, вспомнил! Этот человек пришел предпоследним, как раз перед бородатым доктором! — Его голос обрел уверенность. — Это же ирландец — здоровый мужик, я вам говорил, инспектор. Теперь вспомнил.
      — Это точно?
      — Готов поклясться.
      — Хорошо, Белл. Ступай домой.
      У ирландца отвисла челюсть, и в черных глазах появилось отчаяние.
      — Ну, что скажете, Оделл?
      Он помотал головой, как боксер-профессионал в состоянии грогги.
      — О чем?
      — Когда-нибудь видели этого человека, который только что вышел?
      — Нет!
      — Знаете, кто он такой?
      — Нет!
      — Это ночной портье, — любезно произнес инспектор, — из отеля «Бенедикт». Бывали там?
      — Нет!
      — Он говорит, что видел вас там, у своей стойки, между десятью и десятью тридцатью вечера, в четверг, тридцатого сентября.
      — Наглая ложь!
      — Вы подошли к стойке и спросили, зарегистрировался ли у них Альберт Гримшоу.
      — Неправда.
      — Вы узнали у Белла номер комнаты Гримшоу и поднялись наверх. Номер 314, Оделл. Помните? Нетрудно запомнить такой номер... Итак?
      Оделл встал.
      — Слушайте. Я честный налогоплательщик и гражданин. Вы просто бредите, и я ничего не понимаю. Это вам не Россия! У меня есть права! Пойдем, Лили, они не могут нас здесь удерживать!
      Женщина послушно поднялась. Вели шагнул за Оделлом, и какое-то время казалось, что эти двое вот-вот схватятся, но инспектор жестом приказал Вели отойти в сторону и проследил, как Оделлы, сначала медленно, а затем с устрашающим ускорением, ринулись в дверь и исчезли из вида.
      — Приставь к ним кого-нибудь, — сказал инспектор Квин самым печальным тоном, и Вели вышел.
      — Самая упрямая и тупая пара свидетелей, — пробормотал Сэмпсон. — Что за всем этим стоит?
      Эллери проворчал:
      — Разве вы не слышали мистера Джереми Оделла, Сэмпсон? Все дело в Советской России. И в старой доброй красной пропаганде. Старая добрая Россия! Что бы делали без нее наши доблестные граждане?
      Никто не обращал на него внимания.
      — Ну тут и закручено, я вам скажу, — поднял брови Пеппер. — Этот весельчак Гримшоу заварил кучу темных дел...
      Инспектор беспомощно развел руками, и они довольно долго просидели в молчании.
      Но когда Пеппер и окружной прокурор поднялись, чтобы уйти, Эллери громогласно продекламировал:
      — Скажем вместе с Теренцием : «Все, что несет нам судьба, выдержим мы хладнокровно».
 

* * *

 
      Чуть не до конца дня в деле Халкиса сохранялось статус-кво, безотрадное в своей стабильности. Инспектор вернулся к своим служебным занятиям, очень разнообразным, а Эллери занимался своими делами, которые в основном сводились к жадному усвоению сигарет и мудрых строф из крошечного томика, хранимого в кармане, и все это — погрузившись в кожаное кресло в кабинете отца и предаваясь яростным раздумьям. Получалось, что цитировать Теренция легче, чем следовать его совету.
      «Бомба» взорвалась как раз перед тем, как инспектор Квин, завершив на этот день все необходимую рутинную работу, решил забрать сына из кабинета и отбыть в другое, тоже не слишком веселое местечко — к себе домой. Инспектор почти уже влез в пальто, когда в кабинет влетел Пеппер, раскрасневшийся от возбуждения и необычной для него экзальтации. Он размахивал над головой почтовым конвертом.
      — Инспектор! Мистер Квин! Смотрите-ка. — Швырнув конверт на стол, он забегал вокруг. — Только что поступило. Как видите, адресовано Сэмпсону. Шефа не было, его секретарша вскрыла конверт и дала мне. Это слишком здорово, чтобы держать при себе. Прочитайте.
      Эллери скоренько выбрался из кресла и встал рядом с отцом. Они вместе внимательно осмотрели конверт. Он был из дешевых, адрес напечатан на машинке, штемпель показывал, что письмо отправили из почтового отделения вокзала Гранд-Сентрал в то же утро.
      — Ну-ка, посмотрим, что это, — пробормотал инспектор. Он аккуратно вытащил из конверта листок, вырванный из блокнота, тоже недорогого. Развернул. На нем было напечатано несколько строк — и ни даты, ни обращения, ни подписи. Старик прочитал его вслух, не спеша.
 
      «Пишущему стало известно нечто пикантное — важное и пикантное — о деле Гримшоу. Окружного прокурора это должно заинтересовать.
      Вот в чем дело. Просмотрите старые сведения об Альберте Гримшоу, и узнаете, что у него был брат. Но вот чего вы не сможете обнаружить, так это что его брат активно вовлечен в расследование. На самом деле сейчас он известен под именем мистера Гилберта Слоуна».
 
      — Что вы об этом думаете? — кричал Пеппер.
      Квины посмотрели друг на друга, затем на Пеппера.
      — Интересно, если это правда, — заметил инспектор. — Однако это может быть просто уловка.
      Эллери безразлично произнес:
      — Даже если это правда, я не понимаю, какое это может иметь значение.
      У Пеппера вытянулась физиономия.
      — Да будь я проклят! Слоун ведь отрицал даже, что вообще видел Гримшоу. Так разве не важно, если окажется, что они братья?
      Эллери покачал головой:
      — Да что здесь важного, Пеппер? Тот факт, что Слоун стыдился брата, сидевшего за решеткой? Да и еще и убитого при таких обстоятельствах? Нет, думаю, что молчать мистера Слоуна заставляла лишь боязнь потерять положение в обществе, а не что-либо более зловещее.
      — А я в этом совсем не уверен, — упрямо сказал Пеппер. — Держу пари, что и шеф со мной согласится. Что вы собираетесь с этим делать, инспектор?
      — В первую очередь, после того как вы, два юнца, устанете спорить, — сухо заметил инспектор, — посмотрю, нельзя ли чего-то еще выжать из этого письма.
      Он подошел к селектору.
      — Мисс Ламберт? Это инспектор Квин. Зайдите ко мне на минуту. — Он обернулся с мрачной усмешкой: — Подождем, что скажет эксперт.
      Уна Ламберт оказалась молодой женщиной с резкими чертами лица и ровным мазком седины на почти черных волосах.
      — Что у вас, инспектор Квин?
      Старик бросил письмо через стол.
      — А вот это. Сможете что-то отсюда извлечь?
      К сожалению, извлечь удалось немного. Не считая того, что письмо было напечатано на пишущей машинке «Ундервуд», довольно новой, в хорошем состоянии и имеющей четкие литеры с совсем микроскопическими дефектами на некоторых из них, никакой пользы оно не дало. Однако мисс Ламберт не сомневалась, что сможет распознать любой другой образец, напечатанный на той же машинке.
      — Ладно, — проворчал инспектор, когда Уна Ламберт ушла, — наверное, не стоит ждать чуда даже от эксперта. — И он послал сержанта Вели в полицейскую лабораторию — скопировать письмо и снять отпечатки пальцев.
      — Мне нужно разыскать окружного прокурора, — с несчастным видом проговорил Пеппер, — и рассказать ему об этом письме.
      — Да, и заодно можете его проинформировать, что мы с отцом собираемся лично обследовать дом 13 по Пятьдесят четвертой улице.
      Инспектор удивился не меньше Пеппера.
      — О чем ты говоришь, дурачок? Ты ведь знаешь, что Риттер внимательно осматривал этот дом — пустой дом Нокса. Что за идея?
      — Идея расплывчата, — отозвался Эллери, — но цель самоочевидна. Если коротко, то я безусловно верю в честность твоего драгоценного Риттера, но питаю некоторые сомнения по поводу его наблюдательности.
      — А что, вполне нормальные сомнения, — сказал Пеппер. — В конце концов, Риттер мог что-то пропустить.
      — Вздор! — отрубил инспектор. — Риттер — один из самых надежных моих людей.
      — Я просидел здесь весь день, размышляя о своих грехах и сложностях этой чрезвычайно запутанной задачи, — твердо сказал Эллери. — И меня одолела мысль, что, как вы говорите, ваше преподобие, Риттер действительно один из самых надежных ваших людей. Отсюда мое решение осмотреть этот участок самому.
      — Ты что же, хочешь сказать, что Риттер...
      — Нет, клянусь честью, как говаривали рыцари, — прервал его Эллери. — Риттер ответственный, заслуживающий доверия, храбрый, добросовестный сотрудник — и прекрасно! Только вот что — отныне я доверяю только своим собственным глазам и собственному слабому разуму, который Высшая Воля в своей непостижимой, самоцельной, безграничной и нерушимой мудрости посчитала нужным мне даровать.
 

      Уже наступил вечер, когда инспектор, Эллери и сержант Вели оказались перед мрачным фасадом дома номер 13.
      Пустой дом Нокса был под стать дому Халкиса: крошащийся бурый песчаник, весь в трещинках от старости, большие старинные окна... Вот только серые доски на окнах — сразу ясно, заброшенное место. У Халкиса горел свет, и вокруг постоянно двигались фигуры детективов — по сравнению с соседским он выглядел веселее.
      — Ключ у тебя, Томас? — Даже на инспектора подействовали тоскливые чары этого места, и его голос звучал приглушенно.
      Вели молча достал ключ.
      — En avant! — пробормотал Эллери, и трое мужчин, толкнув скрипучую калитку, пошли к дому.
      — Сначала наверх? — спросил сержант.
      — Да.
      Они поднялись по щербатой каменной лестнице. Вели принес с собой большой электрический фонарь. Засунув его под мышку, он отпер парадную дверь. В передней, напоминавшей склеп, Вели нашарил лучом фонаря замок внутренней двери и открыл ее. Сомкнутым строем трое мужчин вступили в черную пещеру, оказавшуюся по форме и размеру точной копией холла соседнего дома.
      — Ну, пошли, — сказал инспектор. — Это была твоя идея, Эллери. Показывай дорогу.
      В пляшущем свете глаза Эллери необычно блестели. Он помедлил, огляделся и направился к темному проему открытой двери. Инспектор и Вели покорно двинулись за ним, и сержант поднял фонарь выше.
      Комнаты были абсолютно пусты — очевидно, владелец, выезжая, полностью освободил помещение. Во всяком случае, на нижнем этаже ничего — буквально ничего — не удалось обнаружить. Пыль, покрывающая необитаемые комнаты, хранила следы мужских ботинок, оставленные Риттером с сотрудниками во время первого обыска. Стены пожелтели, потолок покрылся трещинами, пол деформировался и скрипел под ногами.
      — Надеюсь, ты удовлетворен, — проворчал старик, когда они закончили обход нижнего этажа. Он надышался пыли и теперь яростно чихал, кашлял и ругался.
      — Нет еще, — ответил Эллери. Он направился вверх по голым деревянным ступенькам лестницы. Шаги гулко разносились по всему дому.
      Но на втором этаже тоже нечего было искать. Как и у Халкиса, на втором этаже располагались только спальни и ванные. Ни кроватей, ни ковров... В старике стало расти раздражение. Эллери заглянул в каждый стенной шкаф для одежды. Мартышкин труд — он не нашел ничего, ни пуговицы, ни клочка бумаги.
      — Теперь ты доволен?
      — Нет.
      По стонущей лестнице они поднялись на чердак. Ничего.
      — Ну вот и все, — сказал инспектор, когда они спустились в холл. — Мы покончили с этой бессмыслицей, теперь можно и домой, пора что-нибудь съесть.
      Эллери не ответил. Он задумчиво вертел в руках пенсне. Посмотрел на сержанта:
      — Что-то говорилось о разбитом сундуке в подвале, правильно, Вели?
      — Да. Риттер доложил про сундук, мистер Квин.
      Эллери направился в конец холла. Под лестницей, веду щей на второй этаж, он нашел дверь. Открыл ее, взял у Вели фонарь и посветил. Вниз спускались погнутые ступени.
      — Подвал, — объявил Эллери. — Пошли.
      Они спустились по шаткой лестнице и оказались в большом помещении, во всю площадь дома. Место вполне годилось для привидений, в углах заплясали тени, вызванные к жизни светом фонаря. Пыли здесь было еще больше, чем наверху. Эллери сразу пошел к пятну, темневшему в дюжине футов от лестницы. Оказалось, что это большой обветшалый старый сундук — громадный, обитый железом куб, закрытый крышкой со сбитым замком.
      — Ты ничего в нем не найдешь, Эллери, — сказал инспектор. — Риттер заглядывал внутрь.
      — Конечно, заглядывал, — прошептал Эллери и рукой в перчатке поднял крышку и фонарь повыше. Пусто.
      Эллери уже собирался опустить крышку, как вдруг ноздри у него задрожали, и он быстро наклонился вперед, втягивая носом воздух.
      — Эврика, — тихо произнес он. — Папа, Вели, как вам понравится аромат этих духов?
      Оба принюхались. Затем выпрямились, и инспектор пробормотал:
      — Черт возьми, такой же запах, когда открыли гроб! Только тут слабее, гораздо слабее.
      — Верно, — раздался basso profundo Вели.
      — Да. — Эллери отпустил крышку, и она с грохотом обрушилась на место. — Да. Мы обнаружили первое место упокоения, так сказать, телесных останков мистера Альберта Гримшоу.
      — Слава тебе, Господи, — благочестиво произнес инспектор. — Но как этот идиот Риттер...
      Эллери продолжал, обращаясь скорее не к спутникам, а к самому себе:
      — Вероятно, Гримшоу был задушен здесь или где-то рядом. Это случилось поздно вечером в пятницу, первого октября. Тело запихнули в сундук и оставили здесь. Я не удивлюсь, если узнаю, что сначала убийца и не думал переносить тело куда-либо еще. Этот пустой старый дом — идеальное место, чтоб спрятать труп.
      — А затем умер Халкис, — задумчиво произнес старик.
      — Именно. Затем умер Халкис — на следующий день, в субботу, второго числа. Убийце представилась замечательная возможность обеспечить для тела жертвы еще более надежный — вечный тайник. Итак, он дождался похорон и в ночь со вторника на среду прокрался сюда, вытащил тело...
      Эллери умолк, быстро прошел в конец темного подвала и кивнул, увидев поврежденную старую дверь:
      — Вот через эту дверь во двор, потом через калитку на кладбище. Раскопал землю на три фута и открыл склеп... Под покровом ночи это очень просто, при условии, что вас не волнуют такие вещи, как могилы, трупы и призраки. Наш убийца должен быть джентльменом с практическим складом ума. Значит, тело Гримшоу пролежало здесь, разлагаясь, четверо или пятеро суток. Этого достаточно, — мрачно сказал он, — чтобы объяснить запах разложения.
      Он обвел фонарем вокруг. На полу подвала, кое-где цементном, в других местах деревянном, не было ничего, кроме пыли и сундука. Но совсем рядом угрожающе темнело нечто массивное, поднимавшееся к потолку. Фонарь отважно ударил туда лучом, и чудище превратилось в огромную печь — центральную отопительную установку этого дома. Эллери подошел, потянул дверцу за ржавую ручку и посветил внутрь. И тут же воскликнул:
      — Что-то есть! Папа, Вели, сюда!
      Все трое склонились у дверцы, заглядывая в печь. На дне, в углу, устроилась небольшая аккуратная кучка пепла, а из пепла высовывался маленький — очень маленький — кусочек плотной белой бумаги.
      Эллери нащупал где-то в бездонном кармане лупу и, нацелив луч света на бумажку, внимательно всмотрелся.
      — Ну? — спросил инспектор.
      — Я думаю, — медленно произнес Эллери, выпрямясь и пряча лупу в карман, — думаю, мы, наконец, нашли последнюю волю и завещание Георга Халкиса.