Голливуд, подобно стране Оз , обладает рядом неповторимых особенностей. Это место, где в декабре при девяностоградусной жаре вокруг столбов вырастают миниатюрные рождественские елки, где рестораны имеют форму маяков и шляп, где леди в субботние вечера разгуливают по бульварам в брюках и норковых манто, ведя на поводке детеныша леопарда, где утренние газеты стоят пять центов, а вечерние — два, где люди готовы стоять часами, чтобы увидеть, как другие люди заключают брачный союз.
      Поэтому даже самое тривиальное событие в Голливуде выглядит менее тривиальным, чем в Цинциннати или Джерси-Сити, а важное происшествие, соответственно, становится в несколько раз важнее.
      Таким образом, когда предприятие «Огипи» лопнуло как мыльный пузырь, даже джентльмены, не принадлежащие к числу держателей акций, жадно поглощали известия из Лос-Анджелеса, и к вечеру слово «Огипи» было на устах буквально у всех.
      Конечно, не следует преуменьшать значение самого события. Главная беда заключалась в том, что «Огипи» во время краха не могло рассчитывать на чью-либо поддержку, и хотя дело не попало в суд — благодаря предусмотрительности адвоката, Анатоля Руига, — в печати и на улицах разыгрывались подлинные сражения. Покуда долговязый сын Солли Спета производил дальнобойные залпы из редакторских офисов «Лос-Анджелес индепендент», несчастные акционеры выли и неистовствовали у железных ворот «Сан-Суси», за которыми Солли невозмутимо подсчитывал свои миллионы.
      Во всем был виноват диагност с Востока, ибо Солли никогда бы не обосновался в Калифорнии, если бы врач не порекомендовал ему ее климат, гольф и солнечные ванны. Попробуйте вообразить Соломона Спета, согласившегося ничего не делать, а только созерцать свой живот, греясь на солнышке! Естественно, он начал раздумывать о своем капитале, лежащем столь же праздно, как и сам Солли, в различных надежных банках.
      Поэтому Солли встал, прикрыл наготу, с надеждой огляделся вокруг и обнаружил Риса Жардена и коротышку Анатоля Руига. Их счастливый союз породил пользовавшееся на первых порах широкой популярностью, а впоследствии дурной славой гидроэлектрическое предприятие «Огипи».
      (Солли повстречал Винни Мун примерно в то же время, но его интерес к ней был эстетический, а не коммерческий, так что это другая часть истории. Винни стала его протеже, и начало ее успешной карьеры датируется стартом этой удачно обретенной духовной близости.)
      Организация и развитие «Огипи» потребовали подлинной гениальности в те дни, когда тяжелая индустрия переживала столь же тяжелые времена, а в Вашингтоне слышались тревожные разговоры насчет закона об акционерных компаниях, но Солли обладал этой гениальностью. Однако он не смог бы преуспеть без Риса Жардена, которому предназначалась роль благодетеля промышленности. Рис — отчаянный яхтсмен, гимнаст и игрок в гольф — был нужен Солу совсем из-за других качеств: он располагал свободным капиталом, носил магическую фамилию Жарден и ничего не понимал в большом бизнесе.
      Когда дело «Огипи» перекочевало со страниц финансовых известий в отдел по расследованию убийств Главного полицейского управления Лос-Анджелеса, история, и до того бывшая лакомым кусочком, а теперь ставшая мечтой каждого редактора, едва не свела Фицджералда с ума.
      Фиц был университетским товарищем Риса Жардена в Гарварде и формально боссом Уолтера Спета. Однако ситуация выглядела настолько соблазнительно — шлюзы, Винни Мун и ее надушенный шимпанзе, возбуждающая интерес маленькая деталь относительно черной патоки, старая итальянская рапира, тысячи возможных убийц, — что Фиц закрыл глаза на этические соображения.
      Разумеется, каждый репортер в Лос-Анджелесе был преисполнен гражданской гордости и профессиональной радости, а газеты пестрели всевозможными подробностями, касающимися участников событий, — от элегантных купальных костюмов Винни до старой фотографии Пинка с луком в руке в роли вождя Желтого Пони из давно забытого вестерна «Индеец». Удалось даже раскопать в архиве снимок Риса Жардена, завоевавшего в 1928 году звание чемпиона Южной Калифорнии по гольфу среди любителей.
      Один журналист, испытывая нужду в материале, ударился в статистику, отметив, что почти все замешанные в деле происходят откуда угодно, только не из Голливуда.
      Рис Жарден был родом из Вирджинии — Жардены являлись одним из первых семейств этого штата с традиционными богатствами и богатыми традициями.
      Солли Спет был выходцем из Нью-Йорка.
      Уолтер Спет, кто, благодаря заложенному в его отце инстинкту странствий, мог родиться в горах, прериях или на море, увидел первый солнечный луч в чикагской больнице, где его мать увидела последний.
      Винни Мун получила при крещении имя Фреда Мёндегарде в холодной шведской церквушке среди полей Южной Дакоты. Постоянной ее целью служил Голливуд, так как она была блондинкой, умела вертеть бедрами, блистала в школьном драмкружке, работала одно время официанткой в закусочной у грека по имени Ник и победила на конкурсе красоты, разделив почести с призовой дойной коровой.
      Анатоль Руиг родился в Вене, но быстро исправил ошибку судьбы, став адвокатом в Канзас-Сити. Голливуд притянул его к себе, как магнит — металлическую стружку.
      Пинк прибыл из Флэтбуша в Бруклине.
      Репортер включил в перечень даже Фицджералда, к негодованию упомянутого джентльмена. Фиц оказался бостонским ирландцем со слабостью к правде и виски, привлеченным в Калифорнию хроническим синуситом и ситуацией с Томом Муни .
      И так далее, и тому подобное. Мистер Эллери Квин, будучи уроженцем Западной Восемьдесят седьмой улицы на Манхэттене, в самые мрачные часы расследования забавлялся, изучая эти интересные, но бесполезные сведения.
 

* * *

 
      Единственной урожденной калифорнийкой, фигурирующей в деле, была Валери, непредсказуемая дочь Риса Жардена.
      — Я никогда не думал, мисс Жарден, — сказал ей Уолтер Спет, когда они впервые повстречались во время игры в поло в Беверли-Хиллз, — что здесь хоть кто-то может родиться.
      — Это ваша манера вести светскую беседу? — вздохнула Вэл, очищая апельсин.
      Но почему в Голливуде? — настаивал Уолтер, разглядывая девушку во все глаза. Его интересовало, каким образом фетровая шляпка, заломленная набок, умудрялась преодолевать закон тяготения, однако эта великая проблема была забыта, когда он обратил внимание на губки Вэл.
      — Со мной не посоветовались, — раздраженно ответила мисс Жарден. — Отойдите, вы мешаете... — Она подпрыгнула от возбуждения. — Молодец, папа! Давай, Пинк! — Девушка взмахнула апельсином. — Следи за той чалой кобылой!
      Пинк, очевидно, выполнил указание, ибо из свалки вылетели двое всадников, а мяч описал перед ними грациозную дугу.
      — Ну, теперь все в порядке, — удовлетворенно промолвила мисс Жарден. — О, вы все еще здесь, мистер Спет?
      Первый всадник — моложавый, длинноногий, на коричневом пони — проскакал через поле и метко послал мяч в сторону ворот. Между ним и его преследователями скакал другой мужчина с рыжими волосами, веснушками и широченными плечами. Мяч влетел в ворота, первый всадник отсалютовал деревянным молотком, а его рыжеволосый спутник довершил обмен любезностями, расхохотавшись и показав нос. Затем оба поскакали к центру поля.
      — Понимаю, — обронил Уолтер. — Первый — папа, а второй — Пинк.
      — Вы детектив? — с интересом спросила Вэл. — Как вы догадались?
      — Рыжие волосы и Пинк обычно идут рядом друг с другом . Кроме того, мне кажется, что ваш отец едва ли стал бы показывать нос. Кто такой Пинк?
      — А что?
      — Ваш дружок?
      — Так вот откуда ветер дует! — проницательно заметила мисс Жарден, вонзая зубы в апельсин. — Три минуты, и он уже сует нос в мои личные дела! Сейчас вы чего доброго сделаете мне предложение.
      — Прошу прощения, если я вам наскучил... — чопорно начал Уолтер.
      — Не вы первый, — улыбнулась Вэл. — Подойдите-ка поближе.
      Уолтер колебался. Современные женщины вызывали у него беспокойство. Единственной женщиной, с которой он был близко знаком, была мисс Тайтес — пожилая английская леди, воспитывавшая его и укладывавшая в постель, покуда он не подрос и не переехал в Эндовер, и до конца дней порицавшая все феминистские фантазии — от курения и коротких юбок до права голоса для женщин и контроля над рождаемостью.
      Вновь окинув взглядом мисс Жарден, Уолтер решил, что было бы неплохо побольше узнать о женщинах именно от нее. Он сел на перила.
      — Ваш отец очень молодо выглядит, верно?
      — Разве это не ужасно? А все витамины и упражнения. Папа помешан на спорте. Потому он и подружился с Пинком — это должно снять с вашей души камень, мистер Спет, — сухо добавила Валери. — Пинк — настоящий феномен; он умеет играть во все игры, которые когда-либо были изобретены, и может учить этому других, а кроме того, Пинк вроде как диетолог и, разумеется, вегетарианец.
      — Весьма разумно с его стороны, — серьезно одобрил Уолтер. — А вы?
      — Боже, конечно нет! Я — существо плотоядное. А как насчет вас?
      — Это дурной вкус, но признаю, что люблю вонзить клыки в филе-миньон.
      — Отлично. Тогда можете пригласить меня сегодня на ужин.
      — Ну... это было бы чудесно, — промямлил Уолтер, не понимая, каким образом произошло это чудо, и в отчаянии ломая голову над тем, как продолжить столь очаровательную беседу. — Э-э... ваш отец выглядит как ваш брат... я имею в виду, как мог бы выглядеть ваш брат, если бы он у вас был...
      — Меня уже принимали за папину старшую сестру, — печально признала Вэл.
      — Вы скорее походите на молодую супругу, — заметил Уолтер, в очередной раз осматривая девушку с головы до пят.
      — Да вы просто ясновидящий, мистер Спет! Я великолепно шью и застилаю постель.
      — Я не то хотел сказать... — Уолтер еще никогда не видел такой восхитительной фигуры.
      Валери резко взглянула на него:
      — А что? Со мной что-нибудь не в порядке?
      — Это с киношниками не все в порядке!
      — Не только с ними. Вот «Янки» позволили Хэнку Гринбергу — парню из Бронкса — перейти к «Тиграм»...
      — Вы очень фотогеничны, — продолжал Уолтер, придвигаясь ближе. — У вас нос как у Мирны Лой , а глаза и рот напоминают мне...
      — Мистер Спет... — смущенно пробормотала Вэл.
      — ...мою мать, — закончил Уолтер. — У меня есть ее фотография. Я имел в виду... каким образом эти ребята вас не заметили?
      — Они годами висели у меня на хвосте, — сообщила Вэл, — но я всегда давала им от ворот поворот.
      — Почему?
      — В кино я бы не преуспела.
      — Чепуха! — горячо возразил Уолтер. — Держу пари, из вас вышла бы превосходная актриса.
      — Вздор. Понимаете, я родилась в Голливуде и отлично знаю эту кухню. К тому же я ненавижу соболя и низкие каблуки. И вообще, на мне написано, что я не домашняя девушка. Так что видите, насколько это безнадежно?
      — Должно быть, вы считаете меня дураком, — буркнул Уолтер, чьи большие уши становились все краснее.
      — О, простите, — виновато сказала Вэл, — но вы сами напросились... Потом эти экранные поцелуи... Смотрите! — Она внезапно притянула его к себе и крепко поцеловала в губы, после чего вздохнула и снова принялась за апельсин. — Я могу только так.
      Уолтер смущенно улыбнулся и вытер помаду.
      — Я имела в виду, — продолжала Вэл, — что в кино актеры изображают страстную любовь, но когда дело доходит до поцелуя, они просто клюют друг друга. А я когда целую, то целую по-настоящему.
      Уолтер соскользнул с перил.
      — Как вы проводите время? — внезапно осведомился он.
      — Развлекаюсь, — ответила Вэл.
      — Я знал, что с вами что-то не так. Наверное, никогда в жизни не занимались стиркой?
      — О боже! — простонала Валери. — Он реформист! — Она положила в рот последнюю дольку. — Слушайте, мой худой и голодный друг! Папа и я живем и даем жить другим. У нас имеются кое-какие деньги, и мы стараемся избавиться от них как можно скорее, пока их у нас не отняли.
      — Из-за таких, как вы, — с горечью промолвил Уолтер, — и происходят революции.
      Вэл уставилась на него, затем разразилась смехом.
      — По-моему, мистер Спет, я вас недооценила. У вас ловкий подход! Очевидно, следующим шагом будет предложение устроить сидячую забастовку на двоих в ближайшем парке?
      — Так вот что вы понимаете под развлечениями!
      — Да я сейчас шлепну вас по вашей нахальной физиономии! — Валери задохнулась от гнева.
      — Вся беда с вами, богачами, в том, — вздохнул Уолтер, — что вы жутко твердолобые.
      — Только послушайте его! — воскликнула Вэл. — Кто вы такой, чтобы читать мне нотации? Я слышала о вас и вашем отце. Вы такие же пиявки, как мы, жиреющие за счет государства!
      — Ну нет, — усмехнулся Уолтер. — Можете называть моего старика как хотите, но я сам зарабатываю себе на жизнь.
      — Каким же образом? — фыркнула Вэл.
      — Рисованием. Я газетный карикатурист.
      — Подходящее занятие для мужчины! Надо будет не забыть посмотреть в завтрашней газете новые приключения малыша Билли. Не сомневаюсь, что ваш юмор сразит меня наповал!
      — Я рисую политические карикатуры для «Лос-Анджелес индепендент»! — рявкнул Уолтер.
      — Так вы еще и коммунист!
      — О господи! — В отчаянии взмахнув длинными руками, Уолтер зашагал прочь.
      Вэл с довольным видом улыбалась. Этот молодой человек так похож на Гэри Купера!
      Обследовав с помощью зеркальца свои губы, она решила, что должна очень скоро снова повидаться с мистером Уолтером Спетом.
      — А вечернее свидание, — крикнула она ему вслед, — категорически отменяется!

      Однако последовали другие вечера и встречи, и вскоре мистер Уолтер Спет в отчаянии ощутил, что мисс Валери Жарден появилась на земле с единственной целью сделать его жизнь невыносимой.
      Рассматривая мисс Жарден in foto , подобную участь можно было считать приятной, однако именно это делало ситуацию столь раздражающей. Денно и нощно Уолтер боролся со своей чувствительной совестью, иногда даже пытаясь окунуться в ночную жизнь кишащего красавицами Голливуда.
      Однако все заканчивалось тем же самым — в праздной и легкомысленной мисс Жарден было нечто, чему он не мог противостоять.
      Поэтому Уолтер на четвереньках приползал назад и принимал каждый знак внимания, который изволила даровать ему мисс Жарден, испытывая радость терзаемого блохами пса, которого почесывает хозяйка.
      Будучи абсолютно слепым в отношении женских хитростей, Уолтер не понимал, что мисс Жарден также проходит тяжкое испытание. Но у ее отца, Риса Жардена, было развито шестое чувство, обычно свойственное матерям.
      — Ты шесть раз промазала, играя в гольф, — сурово заметил он однажды утром, когда Пинк терзал его на массажном столе спортзала, — а вчера вечером я обнаружил на террасе мокрый носовой платок. В чем дело, юная леди?
      — Ни в чем! — Вэл сердито хлопнула ладонью по сумочке.
      — Как бы не так! — усмехнулся Пинк, продолжая массаж. — Вчера ты опять поцапалась со своим чокнутым грубияном.
      — Заткнись, Пинк, — сказал Рис. — Неужели отец не может спокойно побеседовать с дочерью?
      — Если этот тип снова назвал тебя паразиткой, Вэл, — проворчал Пинк, погружая кулаки в живот Жардена, — я выбью ему все зубы. Кстати, что такое паразит?
      — Ты подслушивал, Пинк! — возмущенно крикнула Вэл. — Не дом, а черт знает что!
      — Как я мог не слышать, когда вы орали во все горло?
      Вэл с ненавистью посмотрела на него и сняла с полки в стенном шкафу две спортивных булавы.
      — Ну-ну, Пинк, — усмехнулся Рис. — Мне тоже не нравится, когда подслушивают... А как еще называл ее Уолтер?
      — Разными забавными именами. Тогда она стала ругать его в ответ, а он вдруг схватил ее и поцеловал.
      — Пинк! — зарычала Вэл, размахивая булавами. — Ты форменная гнида!
      — А что же сделал мой котенок? — продолжал допытываться Рис. — Теперь грудную клетку, Пинк.
      — То, что сделала бы девчонка из кордебалета. Поцеловала его в ответ. И как!
      — Очень интересно, — прищурился Рис.
      Вэл швырнула булаву в сторону массажного стола, а Пинк увернувшись, как ни в чем не бывало продолжал растирать загорелую плоть своего босса. Булава вонзилась в дальнюю стену.
      — Я могла с таким же успехом развлекать моих друзей на голливудском балу! — захныкала Вэл, садясь на пол.
      — Уолтер — славный парень, — заметил ее отец.
      — Он зануда! — фыркнула Вэл, вскакивая на ноги. — Меня тошнит от его социальных идей!
      — Ну, не знаю, — промолвил Пинк, не прерывая массажа. — Что-то в них есть. У маленького человека нет никаких шансов...
      — Пинк, не лезь не в свое дело!
      — Понял, что я имею в виду? — пожаловался Пинк. — Хозяева и слуги! Я не должен лезть не в свое дело. Почему? Потому что я всего лишь раб! Перевернись-ка, Рис.
      Жарден послушно перевернулся на живот, и Пинк принялся растирать ему спину.
      — Тебе не следует видеться с этим парнем, Вэл... Ой!
      — Думаю, — мрачно отозвалась Вэл, — я достаточно взрослая, чтобы самой решать свои проблемы. — И она выбежала из зала.
      Уолтер и впрямь был проблемой. Иногда он веселился как мальчишка, а иногда становился угрюмым и сердитым. Иногда он был готов задушить Вэл в объятиях, а иногда ругал ее последними словами. А все потому, что она не интересовалась рабочим движением и могла отличить левое крыло от правого только в жареном цыпленке.
      Ситуация стала особенно затруднительной, потому что в последнее время Вэл приходилось буквально сидеть на собственных руках из-за развившегося в них своеобразного зуда. Им хотелось то поглаживать взъерошенные черные волосы Уолтера или его вечно небритые щеки, то щелкать его в самый кончик длинного носа.
      Положение усложнял тот факт, что Соломон Спет и ее отец стали деловыми партнерами. После стольких прекрасных лет праздности Рис Жарден занялся бизнесом! Вэл не могла решить, почему она так не любит румяного Солли — то ли из-за него самого, то ли из-за того, что он сотворил с ее отцом. Эти тоскливые совещания с адвокатами, особенно с вечно потным низеньким субъектом по фамилии Руиг, переговоры, контракты и тому подобное... На целых три недели Рис забросил яхту, гольф и поло — он едва находил время для упражнений на шведской стенке под руководством Пинка.
      Но самым худшим было то, что произошло в Сан-Суси, когда все контракты были подписаны.
      Сан-Суси был родом из золотых безоблачных дней. Словно предназначенный для уединения, с его десятифутовой оградой из крепких ивовых кольев, он занимал полдюжины акров на Голливудских холмах; ограда удерживала на расстоянии торговцев и туристов, за ней высились гигантские королевские пальмы.
      Внутри находились четыре сооружения из черепицы, штукатурки и дымчатого стекла, выглядевшие подлинно испанскими, хотя не являлись таковыми.
      Вся территория имела форму блюдца, где четыре здания располагались с промежутками вдоль ободка. Все задние террасы были обращены в сторону общей впадины в центре, где демократ-архитектор поместил обширный плавательный бассейн, окруженный садами с декоративными каменными горками.
      Рис Жарден купил один из домов, потому что агент по продаже недвижимости был его старым знакомым, попавшим в стесненные обстоятельства. Впрочем, сделка не пошла бедняге на пользу, ибо банк прогорел вскоре после начала кризиса, и агент вышиб себе мозги, выстрелив из револьвера в рот. Валери приобретение очень не нравилось, но их коттедж в Малибу и вилла в Санта-Монике всегда были переполнены людьми, поэтому она смирилась с Сан-Суси в надежде обрести там покой.
      Второй дом занимал знаменитый киноактер, отличавшийся пристрастием к терьерам Дэнди Динмонта , чей лай отравлял жизнь окружающим, покуда их хозяин внезапно не женился на английской леди, которая увезла его вместе с собаками потрясать британских кинозрителей, оставив дом пустым, за исключением ежегодных кратких визитов.
      Третий дом был временно снят иностранным кинорежиссером, с которым вскоре случился приступ delirium tremens , и его отправили в санаторий, откуда он уже не вернулся.
      Четвертый дом вообще никогда не был занят, пока Солли не купил его у банка, «чтобы быть поближе к моему партнеру — вашему достойному и очаровательному отцу», как он, сияя, сообщил Валери.
      Вся беда заключалась в том, что когда невыносимый Солли въехал в Сан-Суси, то вместе с ним туда въехал и Уолтер, который никак не соответствовал этому месту. Он просто не должен был жить там! До того, как его отец приобрел участок Сан-Суси, Уолтер проживал один в меблированных комнатах в Лос-Анджелесе. Спеты не ладили между собой — ничего удивительного, учитывая убеждения Уолтера! Но внезапно их отношения гармонизировались — по крайней мере, на неделю, — и Уолтер, мрачно выслушав елейные благословения отца, въехал в новое жилище вместе с чертежной доской и экономическими идеями.
      В итоге он в любое время дня и ночи находился на расстоянии нескольких ярдов, что превращало жизнь Вэл в сущий ад. Уолтер читал ей нотации, критикуя ее расходы, декольте, купальные костюмы, цапался со своим отцом, как уличный кот, рисовал карикатуры для «Индепендент» под неприятным псевдонимом Оса, распекал Риса Жардена за его недавно приобретенные «феодальные манеры» (непонятно, что под этим подразумевалось), огрызался на бедного Пинка, оскорблял Томми, Дуайта, Джоуи и других славных парней, с надеждой околачивающихся возле Сан-Суси... В итоге Вэл настолько рассердилась, что ей почти расхотелось отвечать на поцелуи Уолтера, которые случались нечасто и, как он с ненавистью заявлял, «в моменты животной слабости».
      Когда Винни Мун приехала жить в дом Спетов в качестве «протеже» Солли с ее ужасным шимпанзе и костлявой шведской компаньонкой, казалось, что уважающий себя моралист должен немедленно выехать оттуда. Однако Уолтер оставался на месте, и Валери даже заподозрила, что Винни имеет виды на сына своего благодетеля, по определенным признакам, незаметным для Спетов, но абсолютно очевидным для непредубежденного женского глаза.
      Иногда в священном уединении ее комнат Валери открывала душу маленькой Рокси — горничной-китаянке.
      — Знаешь, что? — с негодованием говорила она.
      — Да, мисс? — спрашивала Рокси, расчесывая волосы Вэл.
      — Просто фантастично, но я влюблена в эту скотину, черт бы его побрал!
 

* * *

 
      Уолтер нажимал на клаксон, пока Фрэнк, дневной сторож, не отпер ворота. Толпа на дороге хранила весьма неприятное молчание. Пятеро полицейских с мрачным видом стояли возле своих мотоциклов перед Сан-Суси. Маленький человечек, похожий на торговца, оперся на древко самодельного лозунга, гласившего: «Пожалейте бедного вкладчика! »
      Толпа состояла из торговцев, клерков, рабочих, мелких бизнесменов. Вот и причина бездействия полицейских, мрачно подумал Уолтер; солидные граждане не были обычной возбужденной толпой. Его интересовало, потерял ли кто-нибудь из этих пяти полицейских деньги в результате краха «Огипи».
      Проезжая в ворота и слыша, как Фрэнк вновь их запирает, Уолтер ощутил легкую дрожь. Эти люди знали, кто он такой. Он не порицал их за сердитые взгляды в его сторону и не стал бы их винить, даже если бы они расшвыряли полицейских и сломали ограду.
      Шестицилиндровый двухместный автомобиль Уолтера подкатил к дому Жарденов. На подъездной аллее стояло более дюжины машин — спортивные модели, по которым можно легко судить об их владельцах, с горечью подумал Уолтер. Валери продолжала бы развлекаться и во время пожара Рима.
      Уолтер нашел ее в саду одной рукой удерживающей печальных молодых людей и сопровождавших их дам, а другой предлагающей им деликатесы. Сначала он недоуменно заморгал, так как Вэл, казалось, срывала салями и сосиски с розовых кустов, а ему никогда не приходилось слышать, чтобы сандвичи с колбасой и бутылочки с коктейлями росли на пальмах. Но потом он разглядел, что еда и напитки искусно привязаны к кустам и деревьям.
      — О, это Уолтер, — промолвила Вэл, и ее улыбка потускнела. Затем она выпятила подбородок. — Уолтер Спет, если ты скажешь хоть слово о голодающих шахтерах, я закричу!
      — Смотрите-ка! — хихикнула одна из молодых леди. — Амос снова здесь.
      — Так звали библейского пророка, который грозил всем карами Господними?
      — Пока, Вэл, — сказал Томми. — Увидимся в повозке, в которой нас повезут на гильотину.
      — Вэл, — обратился к девушке Уолтер, — мне нужно поговорить с тобой.
      — Почему бы и нет? — отозвалась Вэл и извинилась перед гостями.
      Как только они скрылись за пальмами, любезная улыбка сразу же исчезла.
      — Не смей портить мою вечеринку, Уолтер. У меня новая идея, от которой Тесс, Нора и Ванда будут рвать на себе волосы... — Она посмотрела на его лицо и сменила тон: — Что случилось?
      Уолтер опустился на траву и пнул ближайшую пальму.
      — Очень многое, мой дорогой Нерон в женском обличье.
      — Расскажи скорее!
      — Земля ушла из-под ног, и ад разверзся. Прошлой ночью река затопила дамбы. Вся долина Огайо и часть долины Миссисипи оказались под водой вместе с электростанциями «Огипи», мир их праху.
      Валери внезапно почувствовала озноб. Казалось несправедливым, что наводнение в местах, находящихся отсюда на расстоянии в половину континента, добралось до ее сада и все испортило. Она прислонилась к пальме и тихо спросила:
      — Неужели все так скверно?
      — Электростанции потеряны полностью.
      — Сначала крах на бирже, а теперь... Бедный папа! — Вэл сняла широкополую шляпу и стукнула по ней кулаком.
      Уолтер смотрел на нее снизу вверх. Конечно, малышке придется нелегко, но, возможно, это пойдет ей на пользу. Вся эта преступная затея...
      — Это твой отец виноват! — крикнула Вэл, швырнув в него шляпой.
      — Думаешь, я стану спорить? — откликнулся Уолтер.
      Вэл закусила губу.
      — Прости, дорогой. Я знаю, как тебе ненавистно все, что он отстаивает. — Она села на траву и склонила голову ему на грудь. — О, Уолтер, что же нам делать?
      — Ты промочишь слезами мой галстук. — Уолтер осторожно поцеловал ее.
      Вэл вскочила, вытерла глаза и убежала. Издалека послышался ее веселый голос:
      — Заседание трибунала отложено, ребята!
      В ответ раздались стоны.
      В этот момент с тем унылым упорством, которым отличается Калифорния в дождливый сезон, начал моросить дождь.
      «Совсем как в кино или романе Томаса Харди », — мрачно подумал Уолтер. Поднявшись, он последовал за девушкой.
 

* * *

 
      Они нашли Риса Жардена бродящим по каменным плиткам террасы позади дома. Пинк в спортивном свитере и теннисных туфлях с беспокойством наблюдал за своим боссом.
      — А вот и вы, — сказал Рис, садясь в кресло-качалку. — Иди сюда, котенок. Дождь, наверное, испортил твою вечеринку?
      — О, папа! — Вэл подбежала к отцу и обняла его.
      Дождь барабанил по навесу.
      — Ну, Уолтер, — улыбнулся Рис, — ты оказался хорошим пророком. Но даже ты не сумел предвидеть наводнения.
      Уолтер опустился на стул. Пинк тяжело поднялся, подошел к металлическому столику, налил себе воды и снова сел, что-то с отвращением пробормотав.
      — Хоть что-то у нас осталось? — тихо спросила Вэл.
      — Не воспринимай это так трагично.
      — Так осталось или нет?
      — Раз уж ты спрашиваешь, — вздохнул Рис, — то могу тебе ответить: ничего. Все наше имущество пойдет с молотка.
      — Тогда почему ты позволил мне устраивать эту вечеринку? — крикнула девушка. — Ведь на нее ушло столько денег!
      — Никогда не думал, что доживу до того дня, — усмехнулся Пинк, — когда Вэл Жарден начнет считать деньги.
      — Нам придется отдать коттедж в Малибу и дом в Санта-Монике? — с трудом выговорила Вэл.
      — Не волнуйся так, котенок...
      — И... и этот дом тоже?
      — Тебе же он все равно не нравился.
      Вэл стиснула ладонями голову отца.
      — А ты будешь вынужден бросить свои яхт- и гольф-клубы и пойти работать... Как ты с этим справишься?
      Рис скорчил гримасу:
      — Мы можем получить много денег за недвижимость и мебель...
      — И должны будем уволить миссис Томпсон, горничных и Рокси...
      — Нет, Вэл!
      — Да. И конечно, Пинку тоже придется уйти...
      — Чушь! — буркнул Пинк.
      Вэл умолкла и села в качалку, закусив губу.
      — Я понимаю, что мои карикатуры на акционерные компании не пошли на пользу «Огипи», мистер Жарден, — смущенно заговорил Уолтер. — Но вы же знаете... газеты не могут...
      Рис засмеялся:
      — Если бы я слушал тебя, а не твоего отца, мы бы сейчас были в куда лучшем положении.
      — Самое паршивое во всем этом, — проворчал Пинк, — что ваш старик мог бы спасти «Огипи», но не захотел. Его можно принудить только судом!
      — Что вы имеете в виду? — медленно осведомился Уолтер.
      Пинк махнул рукой.
      — Ну, он ведь сорвал солидный куш, верно? Так почему бы ему не...
      — Мой отец сорвал куш?
      — Спокойно, Пинк... — начал Рис.
      — Погодите. Я имею право знать!
      — Теперь это уже не важно, Уолтер, — мягко произнес Рис. — Забудь об этом.
      — Черта с два! — рявкнул Пинк. — Давай-ка расскажи ему, как ты сцепился со Спетом сегодня утром!
      Жарден пожал плечами.
      — Ты знаешь, что мы с твоим отцом были равноценными партнерами. Когда бы он ни создавал новую акционерную компанию — а он организовал их семь, прежде чем вмешалось правительство, — корпорация должна была контролировать объединенный капитал и выбрасывать на рынок оставшиеся сорок девять процентов. Привилегированные акции мы оставляли и делили поровну.