– Прошу прощения, но его светлость запретили вашему отцу входить в дом без личного на то разрешения его светлости, мадам. Насколько я понял, именно так они договорились после свадебной церемонии.

Эмили удивленно округлила глаза. Она знала, что ее отец и муж не любят друг друга. Но договор был заключен в тот день, когда она подслушивала их, застав за обсуждением ее будущего. Саймон дал понять, что если отец выполнит его требования, то Брод ерик Фарингдон сохранит право встречаться с Эмили. Она была уверена, что они договорились именно так.

– Здесь какое-то недоразумение, – заверила Эмили дворецкого.

Дакетт предпочел не обсуждать очевидного.

– Не могу знать, мадам. Послать кого-нибудь доложить мистеру Фарингдону, что вас нет дома?

– Боже мой, Дакетт, конечно нет! – вскочила Эмили. – Я вполне дома, как вы видите. По правде говоря, я рада услышать, что отец еще здесь. Вчера я не имела возможности как следует с ним проститься. Я была так занята, что даже не знала, что моя семья уезжает в Лондон, пока Блэйд не упомянул об этом. А тогда было уже поздно.

– Да, мадам. – Дакетт склонил голову в поклоне. – Я пошлю Лиззи наверх за шалью. На улице сегодня прохладно.

– Не нужно, Дакетт. – Эмили взглянула на яркое апрельское солнце, лившееся в окно комнаты. – Мне ничего не понадобится. День прекрасный.

– Как угодно, мадам. – Дакетт кашлянул. – Я понимаю, что не мое дело далее обсуждать этот вопрос, мадам…

– Да, Дакетт? В чем дело?

– Я просто подумал, взвесила ли мадам… э-э… разумность свидания с мистером Фарингдоном в южном саду.

Эмили рассмеялась:

– Боже мой, Дакетт, я же собираюсь встретиться с отцом, а не с поклонником или убийцей.

– Конечно, мадам. – На лице Дакетта было написано, что он сомневается в справедливости ее высказывания. – Но у его светлости могут быть свои определенные соображения по поводу позволительности данной ситуации.

– Да что вы, Дакетт? Вы чего-то не понимаете. Мы ведь говорим о моем отце. – Эмили обогнула стол. Проходя мимо Дакетта к двери, она ободряюще улыбнулась ему. – Не тревожьтесь о том, что бы сказал Блэйд по этому поводу. Мы с ним, видите ли, связаны редкостной формой связи. Мы очень хорошо понимаем друг друга.

– Вот как… – Но особенно убежденным Дакетт все-таки не выглядел.

Эмили больше не обращала внимания на явные признаки тревоги со стороны дворецкого. Дакетт не имеет никакого представления о том, что произошло ночью между ней и Саймоном. Поэтому он, конечно, и не способен понять природы тех значительно укрепившихся метафизических взаимоотношений, которые установились между Эмили и ее мужем.

Эмили была намерена немедленно выяснить возникшее недоразумение, Конечно, Саймон не стал бы запрещать ее отцу видеться с ней после свадьбы. К чему теперь запреты? Угроза была просто средством в переговорах, к которому Саймон прибегнул, чтобы справедливость восторжествовала.

День и в самом деле оказался солнечным, но в воздухе чувствовалось приближение грозы. Эмили прожила в деревне всю свою жизнь и знала приметы. Надвигалась гроза. Вечером будет дождь.

По пути к воротам южного сада она с удовлетворением осматривалась. Нарциссы и ранние розы начинали свое буйное цветение, и воздух был напоен пьянящим ароматом цветов. Вот главное украшение сада – маленький нарядный фонтан с амурчиком, проливающим воду из кувшина. За фонтаном – высокая изгородь…

За изгородью и ждал ее Бродерик Фарингдон. Он появился с вороватым видом, быстро осмотревшись по сторонам.

– Папа! – Эмили улыбнулась своему красавцу отцу и поспешила ему навстречу. – Как хорошо, что ты зашел попрощаться. Я так жалела, что не успела вчера сказать «до свидания» тебе и братьям. Свадьба была чудесной, правда? Там собралась вся округа, и все так радовались за меня. У меня столько впечатлений!..

– Да уж, Блэйд не дал тебе скучать, – мрачно согласился Бродерик. – Ты чуть с ног не падала по его милости. Все время следил, чтоб ты или танцевала, или пила, или была занята беседой и не заметила, как он ушлет прочь твою семью. И вот я вынужден красться сюда, как разбойник в ночи, только для того, чтобы попрощаться с единственной дочерью. Эмили склонила голову набок:

– Он услал тебя прочь? Что ты такое говоришь, папа?

Бродерик покачал головой с печально-горестным видом:

– Моя бедная невинная девочка. Ты все еще не понимаешь, в какую историю влипла, да?

– Папа, прошу тебя, не волнуйся за меня. Я знаю, что делаю, и вполне довольна своим браком.

Бродерик пристально посмотрел на нее:

– Вот как? Интересно, как долго ты будешь наслаждаться своим счастьем. Но все уже свершилось, а? Блэйд вряд ли упустит случай сыграть шутку.

– Что свершилось? Папа, пожалуйста, объяснись. Бродерик окинул ее задумчивым взглядом, в его глазах загорелась искорка надежды.

– Наверное, нечего и надеяться, что Блэйд оставил тебя одну в эту ночь, а? Никакой возможности признать брак недействительным?

Лицо Эмили вспыхнуло.

– Господи, папа, ну что ты говоришь?

– А вот что. Сейчас не время краснеть по-девичьи. Это деловой разговор. – У Бродерика появилась слабая надежда. – Скажи мне правду, детка, он еще не тронул тебя? Если нет, то не все потеряно.

– Ну право же, папа. – Смущение Эмили переросло в раздражение. Она гордо выпрямилась. – Я не собираюсь добиваться признания брака недействительным. Я счастливая замужняя женщина.

– Черт! Значит, никакой надежды.

– Надежды на что? Что ты пытаешься сказать? Бродерик трагически вздохнул:

– Это конец, мое дорогое дитя. Скажи «прощай» своему любящему папочке, потому что больше ты его никогда не увидишь.

– Не будь смешным. Разумеется, мы увидимся, и очень скоро. Мы с Саймоном отправляемся после медового месяца в Лондон. Так что появится масса возможностей навещать тебя и близнецов. Скорее всего я буду встречаться с вами даже чаще, чем тут, в Сент-Клер-холле. В конце концов, вы приезжали сюда, только когда вам не везло за карточным столом.

– Нет, Эмили. Ты все еще не понимаешь, за какое чудовище вышла замуж. Блэйд твердо намерен не допускать никаких твоих встреч с нами.

– Это ты не понимаешь, папа, – быстро сказала Эмили. – Саймон действительно настаивал на возвращении ему Сент-Клер-холла и использовал для подкрепления своих требований угрозу разлучить меня с вами. Но цель уже достигнута. Справедливость восторжествовала.

Бродерик устало опустился на край фонтана:

– Ты не знаешь его, Эмили. Возвращение дома – только начало. Он не успокоится, пока не погубит Фарингдонов – всех до одного.

– Папа, если тебя волнует финансовая сторона дела, – медленно начала Эмили, – то ты напрасно беспокоишься. Я совершенно уверена, что Блэйд удовлетворится этой местью. Он может не одобрить, если я буду возмещать твои растраты, но, конечно же, не запретит мне и дальше вести твои дела. Я просто уверена в этом.

– Ах ты мой невинный ягненок. Ты просто еще не распознала звериной сущности того, кто заманил тебя в сети брака. Я тоже надеялся, что он даст нам общаться, как раньше. Только поэтому я и согласился на его предложение. Но вчера, после того как он тебя надежно стреножил, он заявил мне, что не собирается позволять тебе впредь заниматься делами Фарингдонов.

Эмили нахмурилась:

– Я ничего не слышала о таком решении. Ты наверняка не правильно понял, папа. Как я уже сказала, он, конечно, наложит некоторые ограничения на твои финансовые излишества, но не разлучит нас с тобой.

– Какая же ты наивная дурочка, дитя мое, – покачал головой Бродерик и встал, раскрывая ей объятия. – Может быть, я в последний раз вижу твое милое личико. Подойди и поцелуй своего папочку на прощанье. Вспоминай меня и братьев добрым словом, Эмили. Мы ведь и вправду заботились о тебе.

Эмили начинала тревожиться:

– Папа, ну хватит болтать чепуху.

– Прощай, моя милая. Желаю тебе счастья, хотя боюсь, что ты обречена так же, как и весь наш род.

– Ты все не так понял, папа. – Эмили вновь неловко шагнула к отцу в объятия. – Я никогда не соглашусь на разлуку с моей семьей. Ты же знаешь. И Саймон никогда бы не стал на этом настаивать.

Бродерик крепко обнял дочь, словно ив самом деле не надеялся больше увидеть. Потом выпустил ее из объятий и, прищурившись, как-то странно посмотрел на нее:

– Эмили, если ты действительно не хочешь покинуть нас…

– Конечно, я никогда вас не покину, – порывисто заверила она. – Я люблю тебя и близнецов, папа. Ты же знаешь…

– Если так, если ты намерена выполнить свой долг по отношению к своей семье, то нам следует предпринять некоторые практические шаги, – быстро сказал Бродерик. – Необходимо устроить так, чтобы ты продолжала вести наши дела и посылать указания Давенпорту. Я все обдумал, и, по-моему, легче всего решить эту задачу, условившись о тайных встречах.

– Тайных встречах?

– Именно так. Слушай внимательно. Я или кто-нибудь из близнецов найдем способ видеться с тобой дважды в месяц. На этих встречах ты будешь передавать указания для Давенпорта. Нам, конечно, придется соблюдать величайшую осторожность, но мы справимся, особенно если ты тоже скоро переедешь в город, Там гораздо больше возможностей – со всеми этими театрами, парками и увеселительными садами.

– Но, папа…

– Не бойся, Эмили. Все получится, – приободрил ее Бродерик. – Интерес Блэйда к тебе непременно скоро угаснет. Он уже сделал, что хотел, а ты, в конце концов, совсем не в его вкусе, разве нет? Он просто видит в тебе средство довести дело до конца.

– Какого конца? – требовательно спросила она.

– Ну, разумеется, до полного уничтожения всех нас, Фарингдонов. Но мы с ним еще поборемся. У тебя скоро будет очень много свободного времени, и это нам на руку, а? Все и дальше пойдет, как шло, пока не появился он…

Эмили открыла рот, чтобы возразить отцу: их отношения с Саймоном гораздо глубже, гораздо удивительнее, чем он, по-видимому, считает. Но прежде чем она успела что-либо объяснить, ее опередил сам Блэйд.

Она изумленно смотрела на Саймона, выходящего из-за высокой изгороди. Потом просияла:

– Вы вернулись, милорд? Чудесно! Теперь мы сразу выясним это недоразумение.

Саймон даже не обратил на нее внимания. Он пристально глядел на ее отца, и в глазах его бушевало холодное пламя.

– Я так и думал, Фарингдон, что рано или поздно вы объявитесь. Желаете отвесить дочери прощальный поклон?

В своем костюме для верховой езды граф предстал могущественным и грозным. Плечи под курткой казались еще более широкими и мощными, бриджи подчеркивали мускулистость его тела. С презрением взирая на отца Эмили, он похлопывал хлыстом по высоким голенищам своих сверкающих черных сапог.

Бродерик Фарингдон резко обернулся, испуг на его лице сменился гневом.

– Ну вот что, Блэйд. Человек имеет право сказать «до свидания» своей единственной дочери. Вчера вы позаботились о том, чтобы я не смог этого сделать.

Саймон лишь усмехнулся:

– Я не хотел, чтобы вы болтались поблизости дольше, чем необходимо. Но как я сегодня узнал из своих источников, вы провели ночь в ближайшей гостинице, а вовсе не находились на пути в город. Поэтому я не слишком удивился, когда несколько минут назад мой новый дворецкий доложил, что Эмили через него получила от вас сообщение с просьбой прийти в южный сад. Однако я считаю подобные тайные свидания совершенно недопустимыми.

Эмили с облегчением рассмеялась:

– Как раз об этом я ему и говорила, Саймон. Я-то знаю, что вы не собираетесь запретить ему посещать наш дом. Зачем нам тайные встречи, когда мы можем чудесно посидеть в гостиной? Но у папы, похоже, создалось впечатление, что вы не желаете, чтобы мы с ним вообще встречались.

Оба мужчины смотрели на Эмили с таким изумлением, словно вдруг заговорил амурчик с фонтана. Саймон холодно взглянул на нее:

– Вряд ли возможно полностью избежать встреч с вашим отцом, особенно когда мы переберемся в город. Но никогда, ни при каких обстоятельствах вы не станете встречаться наедине – ни с ним, ни с близнецами. В тех редких случаях, когда мы сочтем необходимым посетить вашу семью, я всегда буду сопровождать вас. Вы поняли меня, Эмили?

– Но, Саймон… – Она уставилась на него, озадаченная холодным безапелляционным тоном. – К чему заходить так далеко? Какая беда в том, что я навещу свою семью?

– Чертовски верно! – воскликнул Бродерик, резко повернувшись к графу. – Черт побери, приятель, мы ее семья.

– Уже нет. Теперь у Эмили новая семья, – сказал Саймон. – И, как ее муж, я позабочусь о ней и защищу от тех, кто попытается использовать ее ради своей выгоды.

– Тысяча чертей, Блэйд! – выпалил Фарингдон. – Вы не имеете права сделать из девочки узницу.

– Не имею права? – Саймон снова ударил хлыстом по сапогу. Происходящее, казалось, чуть ли не забавляло его.

Эмили не нравилась эта атмосфера вражды между двумя мужчинами. Она ее пугала. Эмили тихонько потянула отца за рукав:

– Папа, пожалуйста, не спорь сегодня с Саймоном. У меня же медовый месяц. Я уверена, все утрясется. Наверное, тебе лучше сейчас уехать в Лондон?..

– Прекрасная мысль, Фарингдон. – Саймон оперся одной ногой о край фонтана и поигрывал кнутовищем. Ему удалось придать этому незначительному обыденному жесту угрожающий оттенок. – Вам лучше уехать. Ведь вас ждут игорные столы Лондона. Забавно будет поглядеть, сколько вам удастся продержаться в членах клубов Сент-Джеймса.

– Черт бы вас побрал! – Бродерик вздрогнул как от удара. – Уж не грозитесь ли вы вышвырнуть меня из клубов?

– Ничуть. – Саймон стряхнул пылинку со своих бриджей. – Я с легкостью устроил бы это. Но в таких крайних мерах нет необходимости. Скоро вы сами вылетите оттуда вместе со своими сынками – нечем будет платить долги за проигрыши. А когда вам изменит счастье в приличных клубах, придется пойти в игорные притоны, где счастье изменяет еще скорей, не правда ли?

– Господи боже! – выдохнул Бродерик, бледнея.

Теперь Эмили испугалась по-настоящему. Она поняла наконец, что вражда между Саймоном и ее отцом куда глубже, чем она полагала.

– Саймон? – неуверенно прошептала она.

– Ступайте в дом, Эмили. С вами я поговорю позже.

– Саймон, я хотела бы поговорить с вами сейчас.

– Поговори, Эмили, поговори. – Бродерик плотнее нахлобучил свою касторовую шляпу. Его голубые глаза сияли гневом и разочарованием. – Убеждай это чудовище, за которое ты вышла замуж, если сможешь… Но не рассчитывай, что тебе удастся смягчить его отношение к твоей семье. Он нас всех ненавидит. Даже близнецов, которые не сделали ему ничего плохого. А раз он ненавидит их, значит, должен ненавидеть и тебя. В конце концов, ты всего лишь еще одна из Фарингдонов.

– Папа, ты не понимаешь…

– Еще одна из Фарингдонов, – свирепо повторил Бродерик. – Хорошенько помни это, Эмили, когда он придет к тебе среди ночи и предъявит свои супружеские права. Думай об этом, когда будешь лежать под ним и он покроет тебя, как жеребец кобылу.

Эмили ахнула, глубоко потрясенная. Она прижала к губам дрожащие пальцы, глаза за стеклами очков широко распахнулись. Никогда, ни один мужчина не позволял себе в ее присутствии ничего подобного, даже близнецы, когда дразнили ее.

– Убирайтесь вон, Фарингдон, – сказал Саймон угрожающе тихим голосом. Он снял ногу с фонтана. – Сейчас же.

– Желаю радостей в супружеской постели, моя дорогая дочка, – саркастически произнес Бродерик, развернулся на каблуках и пошел прочь.

Эмили хотела окликнуть отца, но голос не слушался ее. Она просто стояла и безмолвно смотрела ему вслед, и тогда Саймон сделал решительный жест. Он подошел и встал прямо перед ней, закрыв собой удаляющуюся спину ее отца. Его глаза были до ужаса бесстрастны.

– Ах, Саймон, он не понимает, – тихо вздохнула Эмили.

– На вашем месте я бы не был так в этом уверен. – Саймон взял ее под руку и повел к дому. – По-моему, он как раз начал наконец понимать.

– Но он не понимает, что наши отношения совершенно отличаются от того, что он себе вообразил. – Она бросила украдкой ищущий взгляд на бесстрастный профиль мужа, словно молча умоляя его согласиться с ней. – Он беспокоится за меня, потому что даже не подозревает об особой форме нашего союза. Он не изучал метафизики.

– Охотно верю. Единственное, что ваш отец когда-либо изучал, – это колода карт. Эмили, полагаю, мне следует дать вам ясно понять, что я вовсе не шутил несколько минут назад. Вы никогда больше не останетесь наедине ни со своим отцом, ни со своими братьями. Отныне я всегда буду присутствовать на ваших встречах с ними, и встречи эти будут сведены до минимума. Вы прекратите также посылать указания Давенпорту, улаживая их финансовые дела.

– Саймон, вы хотели отомстить моему отцу, но теперь, вернув себе Сент-Клер-холл, вы должны быть удовлетворены. Я знаю, вы пригрозили моему отцу, что не разрешите видеться со мной, но вы ведь не собирались осуществить вашу угрозу… если получите дом.

– Почему, собственно, вы решили, что я должен удовлетвориться, получив свой дом обратно? Ваш отец продал все фамильные земли Траэрнов. Ничто не возместит мне утраченного. И ничто не возместит того, что мой отец пустил себе пулю в лоб из-за подлости вашего отца. Ничто не возместит того, что по вине вашего отца зачахла и умерла моя мать. Ничто не возместит того, что ваш отец погубил мою семью.

Эмили ошеломила глубина ярости и горечи в голосе Саймона. Никогда еще он не проявлял столь сильных чувств. Впервые за все время их отношений она подумала о том, что отношение Саймона к ее семье выходит далеко за рамки простого требования восстановления справедливости.

– Я вас понимаю, и мне действительно ужасно жаль, – быстро произнесла Эмили, – поверьте мне. Но все случилось так давно и касается больше наших родителей, чем нас. Это жизнь другого поколения. Теперь, когда вы вернули себе Сент-Клер-холл, надо отпустить прошлое, иначе оно будет продолжать мучить вас. Саймон, надо смотреть в будущее.

– В самом деле? И на что же именно в будущем вы предлагаете мне надеяться? – сухо спросил Саймон.

Эмили глубоко вздохнула.

– Ну, всегда остаются наши отношения, милорд, – с надеждой предложила она. – Как вы сказали этой ночью, они теперь значительно окрепли и углубились благодаря нашему физическому союзу. Нас объединяет нечто совершенно особенное. Конечно же, вам и самому захочется расстаться с печалью прошлого, чтобы целиком отдаться радостям нашего… значительно окрепшего нового способа общения.

Он смерил ее холодным насмешливым взглядом:

– Вы предлагаете мне забыть о дальнейшей мести вашей семье во имя радостей супружеской постели?

Эмили ощущала все большую тревогу и неуверенность от непонятного настроения Саймона. Она пристально вглядывалась в него сквозь очки, и предчувствие чего-то страшного охватило ее. В ее глазах он вдруг стал очень опасным. Дракон ворвался в южный сад – дракон, ищущий жертву…

– Прошлой ночью, – медленно заговорила Эмили, – вы сказали, что для нас с вами радости супружеской постели будут чем-то совершенно особенным… Вы сказали, что они связаны с чистыми и благородными чувствами метафизического мира. Что наш союз осуществился как в физическом, так и в трансцендентальном плане. Ведь правда же, такие отношения нечто совершенно особенное, их нужно беречь и лелеять, милорд?

В золотистых глазах Саймона прорвался гнев.

– Господи боже мой, Эмили, даже вы не можете быть настолько наивны. То, что произошло между нами минувшей ночью, ничего общего не имеет с трансцендентальным уровнем. Обыкновенная похоть…

– Саймон, зачем вы так! Вы же сами объясняли мне про связь между физическим и метафизическим миром. – Она покраснела, но не опустила взгляда.

Она сердцем понимала, что борется за что-то очень важное. – Наши чувства необыкновенны по своей сути. Помните, как вы говорили: то, что мы предадимся любви в физическом мире, непременно укрепит нашу связь в мире метафизическом?

– Эмили, во многих отношениях вы чрезвычайно умная женщина…

Она робко улыбнулась:

– О, спасибо, Саймон.

– Но порой ведете себя как полная идиотка. Я нес всю эту чепуху о мистической связи между физическим и метафизическим миром исключительно для того, чтобы успокоить ваши девичьи страхи перед супружеским ложем. Совершенно естественные страхи, должен сказать, учитывая полное отсутствие опыта…

– Я не боялась вашей любви, милорд. И некоторый опыт у меня есть, если вы припомните.

– Конечно же, вы волновались, – отрезал он. – Это очевидно, Иначе не оставили бы записки. Новобрачные ждут мужа в постели, как им и положено. А что касается вашего знаменитого опыта, дорогая моя, – это просто смешно. Вас никак не назовешь опытной женщиной. Если бы у вас в самом деле было хоть какое-то представление об отношениях между мужчиной и женщиной, вы прошлой ночью ждали бы меня в постели, а не царапали пером в своем дневнике…

– Но, Саймон, я же объяснила, что беспокоилась о вас. Я не хотела, чтобы вы чувствовали себя хоть как-то обязанным выполнить свой долг.

Саймон взмахнул хлыстом и сшиб несколько нарциссов:

– Черт побери, женщина! Вы были встревожены неизвестностью и в своей тревоге придумали всю эту смешную заумную чепуху насчет того, что не желаете мне навязываться. А на самом деле, Эмили, вы нуждались в том, чтобы ваши страхи были сняты, и я сказал вам то, что вам хотелось услышать.

Она прикусила губу.

– Так вы солгали мне, что стремитесь укрепить нашу необычную метафизическую связь?

– Эмили, я сделал то, что легко успокоило ваши девичьи страхи. Мы вполне достойно вышли из ситуации, и теперь нет никаких шансов для признания брака недействительным.

– И это все, что вас заботило? Сделать так, чтобы наутро не было никаких оснований для расторжения брака? – тихо сказала она. – Вы не почувствовали прошлой ночью, что нас обоих «унесло к брегам любви златым, манящим, чудным»?

– Черт побери! Ради бога, женщина, пора бы прекратить болтовню о романтике и метафизике! Хватит с меня вашей романтической чепухи, Это брак, а не строка из поэмы, Пора повернуться лицом к реальности. Вы уже больше не Фарингдон. Вы теперь моя жена. Мы сможем превосходно ладить, если вы будете помнить прежде всего об этом.

– Вряд ли я об этом забуду, Саймон.

– Вот и не забывайте, – отрезал он, сверкая золотыми глазами. – Эмили, пора вам понять, что я требую от вас лишь одного.

– Вы требуете моей любви?

Искорка глупой надежды все еще горела в ней, с досадой отметила Эмили.

– Нет, Эмили, – жестко сказал Саймон. – Я требую от вас – и добьюсь этого любой ценой – полной и непоколебимой преданности. Вы теперь графиня Блэйд. Вы Траэрн. Вы больше не Фарингдон. Я понятно объяснил?

И последний крохотный огонек ее надежды угас.

– Вы все очень понятно объяснили, милорд.

Эмили отвернулась от человека, которого любила всем сердцем, и побрела одна к большому дому. Скользнув в дверь, она подавила горячее желание оглянуться через плечо. Слезы жгли ей глаза, пока она поднималась по лестнице в спальню.

Ей, конечно, придется уехать. Все ее надежды и мечты разлетелись вдребезги. Она не может оставаться тут лишь в качестве законной жены Саймона. Согласиться на это – значит надсмеяться над всеми своими чистыми и благородными чувствами.

Было бы просто невыносимо каждый день видеть Саймона и знать, что он не испытывает к ней никаких особенных чувств. Еще более немыслимо, чтобы он входил к ней по ночам и, как грубо выразился ее отец, покрывал ее… словно жеребец кобылу.

И слезы закапали с ее ресниц. Ей надо уехать, немедленно… Эмили кинулась в спальню и начала отбирать одежду, которую возьмет с собой, навсегда покидая Сент-Клер-холл.