Я постучал и, услышав: «Войдите», открыл дверь. Анни сидела в кресле. Она взглянула на меня.
      – Жак…
      – Это ты бросила мне в почтовый ящик письмо Фелиции? Она посмотрела мне в глаза и спокойно сказала:
      – Теперь ты понимаешь, что не виноваты ни ты, ни Фелиция. Ее не за что ненавидеть.
      – Ты взяла письмо у Джонсона?
      – Да, и велела отнести его тебе домой. Я не могла видеть твоих переживаний и того, что ты продолжал считать Ронни своим лучшим другом.
      – Ты знала о Фелиции, еще до смерти Ронни и уверяешь, что ушла к Снейгли?
      – Не изображай из себя сержанта Транта. Тебе незачем вытягивать из меня что-либо силой. Садись…
      И она начала рассказывать:
      – В течение двадцати пяти лет, с того момента, когда пришло письмо о смерти Луи, смыслом моей жизни были Ронни, Джонсон, Фелиция и ты.
      Луи, жених Анни, был родом из Южной Америки. Его фотография всегда стояла на ее столике. Это была ее единственная любовь.
      – Я не обращала внимания на недостатки Ронни, – продолжала Анни. – Ронни – это Ронни. До вчерашнего дня я совсем не задумывалась о его женитьбе. Очевидно, он хотел иметь Жанну и получил ее. О Билле я совсем не думала. Когда я услышала, что произошел скандал, и Ронни орет на них, как ненормальный, то испугалась. Сначала я была его стороне. Мне было слышно, как ужасно он ругал Билла, как угрожал уничтожить тебя и издательство. Жанна умоляла Билла уйти. Билл вышел в холл и что-то передал Джонсону. Когда он ушел, я увидела в руках у Джонсона письмо, написанное рукой Фелиции, и решила прочитать его. С этого момента я зачеркнула свою жизнь. Я знала о квартире Ронни, он часто не ночевал дома. Я это понимала, ведь он был неженатым мужчиной… Но что Ронни был подлецом и так поступил с Фелицией… Я спустилась вниз и увидела тебя. Затем пошла вслед за тобой. Все началось снова: Ронни рычал на тебя, а я стояла за дверью и думала – как он смеет? Он разрушил твою жизнь и еще орет! Я слышала, как Ронни велел Джонсону взять выходной, как он звонил Артуру Фридлянду. Я убедилась, что свое намерение он приведет в исполнение, чтобы окончательно уничтожить тебя. Я спряталась в ванной, оттуда тоже все было хорошо слышно. Когда Ронни положил трубку, тут уж не выдержала Жанна. Как она была великолепна в своем гневе. Она крикнула: «Я ухожу от тебя!» и убежала наверх. И тут я поняла, что надо делать. Не могу же я сидеть сложа руки! С письмом в руке я направилась в гостиную и сказала ему: «Позвони второй раз Артуру и скажи, чтобы он не приходил». Он крикнул: «Ты с ума сошла!» Я повторила: «Позвони сейчас же Артуру и скажи, чтобы он не приходил, иначе я предам гласности то, что ты сделал с Фелицией. Это ты убил ее! Ты толкнул ее из окна! Я ухожу из этого дома, но прежде чем это сделать, удержу тебя от новой подлости». Это было страшно. Он был взбешен и зло рассмеялся: «Ты тоже? Это даже забавно! Я теряю и жену, и хозяйку. Ну что ж, не могу же я всю жизнь держать тебя при себе. И так уже двадцать пять лет прошло, как я выкупил тебя у твоего жениха. Он был в восторге от собственной смерти. Сейчас у него, должно быть, штук пятнадцать сыновей, собственная ферма. Да, мне невыгодно было отпускать тебя для устройства семейного счастья в Перу или Эквадор». Подлость Ронни была безгранична. Двадцать пять лет назад он уничтожил счастье собственной сестры ради своей выгоды. Я трусиха, Жак, и разрешила ему смеяться над собой. Не придумав ничего лучшего, я отправилась к Гвендолен и обо всем ей рассказала. У Гвендолен характер тверже, чем у меня. Она сказала, что сейчас главное – спасти тебя и издательство. Надо вернуться домой и быть готовой ко всему. Анни тяжело вздохнула.
      Теперь, когда я достиг своей цели и должен был праздновать победу, я уже не испытывал радости от этого. Теперь все было ясно: Анни, побуждаемая Гвендолен, ненавидя брата, вернулась, чтобы выполнить свой «моральный долг».
      Полный отвращения ко всему, я спросил:
      – И ты вернулась?
      – Да, – кивнула она.
      – Ты открыла дверь своим ключом?
      – Да.
      – И Ронни был там?
      Она посмотрела мне в глаза.
      – Ронни лежал на полу мертвый, а около него валялся револьвер.
      Я был так уверен, что сейчас последует признание, что даже растерялся. Жанна ведь слышала, как убийца открывал дверь в девять часов.
      Я уточнил:
      – Это было около девяти часов, да?
      – Нет, это было значительно позже. Где-то около половины десятого… Я ушла от Гвендолен около девяти.
      «Она разгадала мою западню», – подумал я. Но Анни продолжала тихим голосом:
      – Я никогда до этого не видела трупа. Но не могу сказать, что была поражена или огорчена. Я просто стояла и смотрела на него. И даже чувствовала какое-то удовлетворение от того, что восторжествовала справедливость.
      Я не хотел ей верить, но уже начал сомневаться и спросил:
      – Почему ты сразу не вызвала полицию?
      – Я хотела позвонить – взяла трубку, но телефон был занят: Жанна говорила с тобой. Она спросила, надо ли вызвать полицию. Ты ответил: «Нет». И Жанна попросила, чтобы ты взял ключ от парадной двери.
      Не было сомнения, что Анни поднимала трубку. Если бы она застрелила Ронни, то ни за что не подошла бы к телефону.
      – Я знала, что ты приедешь, поэтому не стала вызывать полицию, решив, что будет лучше, если ты сам будешь разговаривать с полицией. Я вернулась к Гвендолен, рассказала ей, что произошло с Ронни, и мы условились о моем алиби.
      – Алиби! Чтобы спасти тебя от ареста…
      – От ареста? Ты считаешь, что я беспокоилась об этом? Нет, Жак, я не думала о себе.
      Она подошла к кровати, взяла сумку и что-то достала из нее.
      – Я не хотела, чтобы полиция узнала, что я уже была в доме. Сейчас ты поймешь, почему…
      Она протянула мне руку. На ладони лежала пуговица с кусочком материала от костюма Билла. Я узнал ее.
      – Видишь, Жак, что я нашла.
      Снова сомнения, снова лишняя улика против Билла!
      – Теперь ты понимаешь, почему я сказала тебе, чтобы ты не очень надеялся. Ронни сжимал пуговицу в руке, а это значит, что Билл вернулся. Он каким-то образом достал ключ, пришел сюда, схватил револьвер и, когда Ронни бросился к нему, застрелил его.
      Она подала мне пуговицу.
      – Возьми ее, Жак, и поступай, как считаешь нужным. Ты должен смотреть правде в глаза. Билл все-таки убил его!
      – Нет!
      Она положила руки мне на плечи.
      – Жак, дорогой, послушай. Не лучше ли будет рассказать сержанту Транту правду? Тогда они увидят, каким чудовищем был Ронни и как он поступил с матерью Билла… Жак, если мы все расскажем о Ронни, суд присяжных поймет нас!
      Я поднялся и молча направился к двери.

      В ушах у меня еще звучали слова Анни: «Рассказать сержанту Транту…» Разве так все должно закончиться? Сдаться на милость Транта?! Обнажить наши раны, поведать, что Ронни сделал с Жаком Дулитчем, Фелицией, Анни Шелдон, Гвендолен Снейгли, Сильвией Ример?! Это чудовище наконец заплатило за все!
      Я вышел на улицу. Кто-то схватил меня на плечо.
      – Ты здесь! А мы ищем тебя. Это были Петер и Ирис.
      Неподалеку стояла полицейская машина. Из нее вышли Трант и полицейский. Сержант остановился возле Петера и спросил:
      – Вы говорили с мистером Меквиром?
      – Нет, – ответил я.
      – Миссис Шелдон рассказала мне о ключе. Она слышала, как убийца открывал дверь своим ключом в девять часов… «Что это? – подумал я. – Новая западня?»
      – Миссис Шелдон сказала, что вы знаете об этом.
      – Да.
      – У вас есть ключ от этого дома? – спросил он.
      – Да, есть.
      – Вы его не давали сыну?
      – Конечно, нет, – прервала его Ирис. – У Жака ключ был при себе. Когда мы пришли сюда, он им открыл дверь.
      – Я так и думал, – промолвил Трант: – Вы отдаете себе отчет, что это первый факт в пользу вашего сына? По показаниям миссис Шелдон, Билл ушел после сцены с револьвером. Если бы он убил, то должен был вернуться и сам открыть себе дверь. Джонсон подтвердил, что у Билла никогда не было ключа. Это очень важная подробность.
      Я думал, что пока он не знает о ключе Жанны, еще есть надежда.
      – Я приехал к вам домой, и там встретил вашего брата с женой. А сейчас мне надо поговорить с Лейгтонами.
      – Мы тоже пойдем, – сказал Петер.
      Мы поднялись к Лейгтонам. Дверь открыла Филлис. Она подозрительно посмотрела на нас.
      – В чем дело?
      – Нам надо задать вам пару вопросов, – произнес Трант. Но леди Брент не двинулась с места.
      – Базиль работает, – заявила она.
      – Может быть, он согласится отвлечься на пару минут?
      – Что случилось, Филлис?
      В коридоре показалась Нора. Увидев нас, она сказала:
      – Добрый вечер. Входите, пожалуйста. Базиль работает, но…
      Не обращая внимания на Филлис, мы прошли в гостиную. Жанна сидела в кресле. Трант остановился у двери.
      – Пригласить Базиля? – спросила Нора.
      – Пожалуйста, – ответил Трант.
      Нора тихо постучала в дверь библиотеки, робко вошла туда и через минуту вернулась вместе с мужем.
      Я подумал о Базиле: он тоже вроде Ронни, а Нора – своего рода Анни, рабыня его гения.
      – Добрый вечер, господа, – любезно промолвил Базиль. – Чем могу служить?
      Трант начал:
      – Прежде всего, вам хочет задать несколько вопросов мистер Дулитч.
      Я немного растерялся. Но тут вперед выступил Петер, и я только сейчас увидел еле заметную улыбку на его лице.
      – Если вы не возражаете, то хотелось бы еще раз проанализировать ваше алиби.
      – Я готов сделать все, чтобы облегчить расследование, сержант. Но разве мистер Дулитч уполномочен расспрашивать меня? – спросил Базиль.
      – Мистер Дулитч не сказал мне, что именно его интересует, но я не вижу причин запрещать ему задавать вопросы.
      – Ну что ж, хорошо. Если вы это санкционируете! – величественно произнес Базиль.
      И снова заговорил Петер:
      – Леди Брент достала вам билеты на «Встречу в городе» у миссис Магги Стейн. Вы пришли в театр в восемь часов двадцать минут. С миссис Стейн и ее мужем вы разговаривали около входа и после, в антракте, так?
      – Факты настолько достоверны, что даже не стоит говорить об этом, – уже с раздражением выпалил Базиль.
      – Конечно. Как вам известно, этот спектакль поставлен мной. Сегодня утром я позвонил в кассу и узнал, что у них были заказаны и отмечены три места по записке Магги Стейн. Но для брони мы всегда оставляем по четыре места. Таким образом, оставалось еще одно свободное место. Поскольку это случилось только вчера, то администратор все хорошо помнит. Четвертое место занимал один режиссер из Голливуда. Случайно оказалось, что мы с ним знакомы. Его зовут Роберт Альден. Это человек, которому можно полностью доверять. Он рассказал мне, что в прошлый вечер во время первого акта место слева от него было пустым. А во втором акте его занял высокий худой человек с испанской бородкой. Так?
      Он посмотрел на улыбающуюся Ирис и обратился к Транту:
      – Это все, что я хотел выяснить. Занавес после первого акта опускается в девять сорок пять. Это давало мистеру Лейгтону предостаточно времени, чтобы появиться у мистера Шелдона после первой встречи с миссис Стейн и вернуться до второго разговора в антракте.
      – Это несколько меняет дело, – сказала Ирис. – Оказывается, у мистера Лейгтона нет алиби!
      – По-моему, – подхватил Петер, – вчера вечером, еще до ухода Лейгтона в театр, Ронни пришел к нему. Он сказал, что игра закончена и вся семья должна вернуться в Англию. Лейгтону это, конечно, не понравилось. У него не было желания оставлять комфортабельную квартиру и двенадцать тысяч долларов в год. Он поспешил в театр, где его ожидали дамы. Там он, благодаря встрече с супругами Стейн, получил алиби; а потом мог вернуться к Ронни, чтобы убить его, зная, что все улики будут против Билла.
      Это было выше моих сил. Я видел спокойных Петера и Ирис, стоящих между Лейгтоном и Трантом, бледную, испуганную Нору, а также презрительную физиономию Филлис. Я боялся, что новая надежда вспыхнет и исчезнет, как блуждающий огонек. Я смотрел на Транта. Но тот, словно ничего не произошло, спросил Лейгтона:
      – Как вы нам это объясните?
      Лейгтон очаровательно улыбнулся и сказал:
      – Я должен признаться в одном: я не был с вами вполне откровенен. Да, мистеру Дулитчу, с его тонким театральным чутьем, удалось установить кое-что, но не совсем все. Ронни Шелдон действительно приходил ко мне перед моим уходом в театр. Да, он был в бешенстве и кричал, что моя дочь опозорила всю семью, что он отправит нас обратно в Англию! Он был мало похож на человека. Уверяю вас, что я не привык к таким выходкам.
      Он обратился к Петеру:
      – Вы правы, я поспешил в театр, к моим дамам, и рассказал им о случившемся. Дальше события развивались иначе. Я догадываюсь, что вы не разговаривали со своим приятелем из Голливуда. Это правда, что место возле него во время первого акта было пустым, а во втором акте я его занял… Но это не значит, что меня во время первого акта не было в театре. Случилось так, что я по ошибке сел на последнее кресло этого ряда, вдалеке от вашего режиссера. Я уверен, что если вы ему еще раз позвоните, он вспомнит это. Я его хорошо помню: он полный, невысокого роста, пришел поздно, после поднятия занавеса.
      Немного помолчав, он продолжал:
      – Да, во время первого акта я сидел на боковом кресле, а около меня, рядом с пустым креслом, сидела леди Брент. Получается, сержант, что в это время с нами не было моей жены. В течение долгих лет супружеской жизни она самоотверженно стояла на защите нашего семейного очага. И вчера она решила пойти к Ронни Шелдону, чтобы как-то уладить конфликт. Она была уверена, что ей удастся утихомирить гнев Шелдона. Теперь вы понимаете, почему я не был с вами откровенен до конца. Сказать вам всю правду – это означало предать жену. Я очень сочувствую родным Билла. Конечно, они стремятся оправдать сына и племянника. Но я ничем не могу им помочь.
      Базиль вздохнул.
      – Да, моя жена ходила к Шелдону. Она успела вернуться до антракта и благодаря встрече с супругами Спин получила алиби. Но моя жена не убийца, она застала уже труп.
      Я напрягся, как пружина. Когда говорила Анни, я верил ей.
      Но Базиль Лейгтон! Неужели он думает, что смог убедить нас?
      – А теперь, – продолжал тот, – я скажу вам еще кое-что, что окончательно докажет вину Билла. Когда моя жена увидела труп Ронни, она заметила в его руке пуговицу с кусочком материи от куртки Билла. Я уверен, что у Билла на куртке не хватает пуговицы.
      Он замолчал и принял картинную позу, ожидая реплику Транта, но тот молчал, поэтому он заговорил снова:
      – Очевидно, когда вы осматривали труп, пуговицы в руке Шелдона уже не было. Это доказывает, что присутствующие здесь господа, стремясь отвести подозрение от молодого Дулитча, до того как вызвать полицию, спрятали пуговицу.
      Он снова улыбнулся.
      – Это, конечно, очень печально, но когда дело касается моей жены, я не могу сохранять лояльность по отношению к другим.
      Мне было смешно, что Базиль не замечал таких крупных дыр в расставленной им сети. Как мне хотелось добраться до него!
      Ирис и Петер все еще были настроены воинственно и легко сдаваться не собирались. Петер обратился к нему:
      – Почему же ваша жена не вызвала полицию? Ирис подхватила:
      – Если мистер Шелдон уже был мертв, как она попала в дом? У нее был ключ?
      Базиль решил сначала отбить атаку Ирис.
      – Я не думаю, чтобы у жены был ключ. Насколько я помню, она сказала, что парадная дверь была открыта.
      – Боже! Почему она была открыта? – закричала Ирис.
      – На этот вопрос, даже призывая Бога, я не могу ответить, – отрезал Базиль.
      – Значит, вы уверяете, что, когда пришла ваша жена, мистер Шелдон был уже мертв?
      – Да.
      – И она вышла из театра до начала спектакля?
      – Именно так.
      – Получается, что она ушла из театра в восемь сорок. Мистер Шелдон убит не раньше чем в двадцать минут десятого. Театр находится на углу 54-й и 6-й авеню. Даже если она шла пешком, то на дорогу у нее ушло бы не более двадцати минут. А по-вашему получается уже сорок минут. Почему? Где она так долго была?
      Базиль спокойно ответил:
      – Никто и не уверяет, что она сразу же пошла к мистеру Шелдону. Ведь ей предстоял очень трудный разговор и надо было подготовиться к нему.
      – И это заняло сорок минут? Прогулка по улицам? Подбор аргументов?
      – Именно так, мистер Дулитч.
      Я посчитал, что теперь настала моя очередь, и не без злорадства спросил Базиля:
      – Ваша жена пришла к Ронни в двадцать минут десятого?
      – Да.
      – Самое позднее в девять часов двадцать пять минут, поскольку она успела вернуться в театр к антракту в девять сорок пять?
      – Думаю, что да.
      – И она могла оставаться там минуты две, не больше?
      – Именно так.
      Я встал и впервые посмотрел в глаза сержанту Транту. Наконец у меня в руках появилась козырная карта. Я сказал:
      – Могу доказать, что Нора Лейгтон не была у Ронни в девять двадцать пять. В девять двадцать пять домой вернулась Анни Шелдон. Она скрыла это от вас, но сейчас согласится дать показания. Нет сомнения, что она была там именно в это время, поскольку слово в слово пересказала наш разговор с Жанной по телефону, а это было ровно в девять двадцать пять. А если Анни Шелдон была там в девять двадцать пять, то в это время там уже не могла быть Нора Лейгтон. Это говорит о том, что миссис Лейгтон была там еще до смерти Ронни.
      – Чепуха! – закричал Базиль Лейгтон. – Сержант, это провокация! Это только лишняя попытка переложить ответственность за убийство на чужие плечи. Моя жена пришла туда только после убийства! Мистера Шелдона убил Билл Дулитч. Пуговица…
      На этот раз его красноречие прервал Петер:
      – Вот именно, пуговица. Это верно, что у Билла на куртке не хватает пуговицы. Но была ли эта пуговица в руке Ронни, я не знаю, так как никто из нас этой пуговицы не видел, а тем более не брал. Но если она там и была, нетрудно догадаться, как это случилось. Убийца мог найти ее на лестнице, по которой Ронни тащил Билла, или в гостиной, где он избивал его. Убийца вложил ее в руку убитого, подсовывая полиции важную улику.
      Петер пристально посмотрел на Базиля и так же спокойно продолжал:
      – Я думаю, настала пора проинформировать вас, что мне еще удалось обнаружить. После телефонного разговора с голливудским режиссером, я с фотографией Билла обошел все кинотеатры в районе дома Ронни. На 3-й авеню я нашел кассиршу, которая узнала Билла. Вчера вечером, в половине девятого он купил у нее билет. Девушка его хорошо запомнила. Она сказала ему, что сеанс уже начался и чтобы он поторопился, а он как будто и не слышал ее. Так что у Билла есть алиби. Он не мог убить Ронни. А поскольку Билл не виноват, а ваша жена не могла быть там в указанное вами время…
      Я слушал с напряженным вниманием. Дело было не только в моей радости по поводу обнаружившегося алиби Билла. Был еще сержант Трант с непроницаемым выражением лица, была Нора, затаившаяся в глубине кресла, как мышь, и был Базиль Лейгтон.
      Но вот он словно встрепенулся и опять пошел в атаку. Только что он содрогался от слов Петера, как от ударов кнута по лицу, но сейчас взял себя в руки и заговорил, обращаясь к Транту:
      – Сержант, я могу быть уверен, что мистер Дулитч говорит правду?
      Трант посмотрел на него с каким-то безразличием.
      – В данную минуту я слышу об этом алиби впервые. Я давно знаю Петера Дулитча, уважаю его и полностью доверяю ему.
      – Значит, Билл Дулитч невиновен? – растерянно спросил Базиль.
      – Выходит так, – как бы мимоходом бросил Трант.
      – Поэтому…
      Очень медленно Базиль обернулся к жене.
      – Нора, – сказал он с легким упреком. – Нора, бедная, несчастная женщина! Почему ты мне солгала? Почему ты не сказала, что убила мистера Шелдона?

      Базиль Лейгтон замолчал. Мы все остолбенели и смотрели на Нору Лейгтон. Она продолжала сидеть неподвижно и как будто стала еще меньше.
      Первой очнулась Жанна. Она подбежала к матери и схватила ее за руку. Я понял, что убийство Шелдона было еще одной жертвой со стороны этой преданной женщины, чтобы добыть Лейгтону то, чего ему хотелось. Последняя жертва преданной жены.
      Немного подумав, Петер подошел к Норе и протянул ей театральную программу, которую держал в руке.
      – Это программа «Встречи в городе», – сказал Петер. – Будьте любезны, откройте ее на списке действующих лиц.
      Нора машинально взяла протянутую ей программу, ничего не понимая.
      – Я прошу вас, – повторил Петер, – откройте программу. Действующие лица здесь перечислены в порядке их выхода на сцену. Прочтите первую фамилию.
      Нора молчала. Жанна попросила:
      – Мамочка, дорогая, сделай то, о чем тебя просит мистер Дулитч. Прочти первую фамилию.
      – Борден, – тихо прочитала Нора.
      – Прекрасно, а кто был Борден, миссис Лейгтон? – спросил Петер.
      Рука Норы стала дрожать. Нора бросила на мужа взгляд, каким жертвы смотрят на палача.
      – Нет-нет, – простонала она, – нет!
      – Кто был Борден, миссис Лейгтон? – настаивал Петер. Она с трудом ответила:
      – Борден – это почтальон. Он пришел с письмом и очень хотел пить. Женщина подала ему холодного чаю. Он больше не появлялся.
      Трант встал рядом с Петером и всматривался в лицо Норы. Петер продолжал:
      – Прочтите третью фамилию.
      – Изабелла Страттон. Это приятельница героини, ее соседка. Она просила муки, чтобы приготовить печенье.
      – Как она была одета?
      – На ней был голубой передник с красным узором. Она сказала, что должна его носить, так как ей подарили его на Рождество… Но когда она его надевает, ей хочется кричать…
      Она уронила программу и закрыла лицо руками.
      – Боже, Боже… – шептала она.
      Петер спокойно поднял программу и подошел к Филлис.
      – А вы прочтите четвертую фамилию.
      – У меня нет очков. Я без них ничего не вижу.
      – Так принесите их, – сказал Петер. Филлис с возмущением обратилась к Транту:
      – Что, этот человек имеет право издеваться над нами?
      – Я бы на вашем месте лучше принес очки, леди Брент, – отрезал Трант.
      Филлис взяла лорнет и спросила:
      – Что вам надо?
      – Прочтите четвертую фамилию, – спокойно повторил Петер.
      – Марион Страттон.
      – Расскажите нам о ней.
      – Я сейчас уже не помню. Или вы считаете, что я думаю только об этой чепухе?
      – Но все-таки, кто такая Марион? Эту героиню нельзя не заметить.
      – Почему?
      – Сколько ей лет? Это молоденькая девушка или зрелая женщина?
      – Это дочь той соседки, о которой говорила Нора.
      – Хорошо. Это маленькая дочь мадам Страттон. Она вышла плача, потому что какой-то ребенок стащил у нее обруч. Вы, наверное, это помните. Она так громко рыдала, что звенело в ушах.
      – Я помню, как она орала, но что это противное дитя болтало…
      – Довольно, – оборвал ее Петер. – Я знаю, что в Англии Марион – обычно женское имя, но у нас в Штатах не так. Марион – это не маленькая девочка. Марион, по сценарию, – сын соседки, мужчина двадцати двух лет. И еще я должен добавить, что в пьесе никто не кричит, хотя вы это так хорошо запомнили.
      – Это маленькая девочка… Петер взял у нее программу.
      – В первом действии вообще не было никакой маленькой девочки. Ситуация вновь изменилась, правда? Миссис Лейгтон, оказывается, знает содержание первого действия, а вы нет…
      Он повернулся к Транту. Филлис продолжала держать перед глазами лорнет. Она смотрела на сержанта.
      Казалось, он ни на кого не обращал внимания. Лицо его оставалось непроницаемым. Наконец он безразличным тоном спросил:
      – Вы уверены, что во время первого действия из театра ушла леди Брент, а не миссис Лейгтон?
      – Да, – ответил Петер. – Так получилось, что я могу это доказать.
      Трант на секунду прикрыл веки.
      – Мои люди тоже проверили театр, – сказал он. – Они не знали никакого голливудского режиссера, но я поручил им проверить театральные агентства. Они нашли агента, который продал своим старым клиентам – супругам Фенвик – билеты на места, расположенные непосредственно за креслами Лейгтонов. Один из моих людей побывал у них. Показания этих людей подтверждают слова Петера Дулитча, что во время первого действия одно место было незанято, а также и показания мистера Лейгтона, что он сидел на боковом месте. У нашего сотрудника не было фотографий леди Брент и миссис Лейгтон, поэтому мы не смогли установить личность женщины. Но сейчас и так все ясно. Супруги Фенвик помнят, что женщина, сидевшая в первом действии рядом с мистером Лейгтоном, читала список действующих лиц в программе с помощью зажигалки. Они уверяют, что она не надевала очков. Трант обратился к Филлис:
      – А вы только что сказали, что не можете прочесть ни слова без очков. Это проясняет дело. Мистер Дулитч вполне это доказал.
      Значит, Трант знал, что у Филлис не было алиби, еще до того как мы пришли сюда! А теперь он воспользовался моментом, чтобы нанести окончательный удар нашим противникам. Я совсем не понимал этого человека, но теперь это уже не столь важно.
      Петер опять обратился к леди Брент:
      – Мы могли угадать, что это вы пошли к Ронни. Такое задание не под силу Норе Лейгтон с ее мягким характером, но по плечу сильной Брент, которая могла разговаривать с ним по-мужски. Ведь работа Лейгтона, как все говорят, составляет цель вашей жизни, не правда ли? Вы не могли допустить, чтобы ваше божество потеряло уютную квартиру, двенадцать тысяч долларов в год и вернулось в свою развалюху в Шропшире. Вы пошли на 58-ю улицу и уже через пять минут, видя, как Ронни продолжает беситься, поняли, что кроме убийства другого выхода нет. Вы знали, что в этом деле козлом отпущения станет Билл, но не остановились… Мы разгадали ваш план.
      Выдержка вдруг изменила Филлис. Она смотрела на Петера, словно его слова оглушили ее. Но Петер с презрительной иронией обратился к Лейгтону:
      – Может быть, вы хотите еще что-нибудь добавить? Ваши мотивы ясны. Вы поняли, что одна из ваших двух женщин должна быть принесена в жертву, и решили пожертвовать женой. Конечно, она – хорошая хозяйка, но ее можно заменить. Труднее найти кого-то на место Брент, которая преклоняется перед вами, как перед идолом. Вдобавок у нее есть собственный доход, которым тоже не стоит пренебрегать. Вы предпочли удержать при себе Брент, но неужели вы думали, что ваша жена разрешит арестовать себя за убийство, которого она не совершала?
      – Он именно так и думал! – с ненавистью глядя на Лейгтона, промолвила Жанна. – Разве вы еще не поняли, что это за дом? Ведь эта пара – отец и Филлис – эксплуатировали маму всю жизнь. Они относились к ней, как к прислуге. Нора, сделай это, Нора, сделай то! Ты понимаешь, что ты обслуживаешь гения? А теперь они хотели, чтобы мама взяла вину на себя.