В половине пятого Ронни зашел в контору в прекрасном настроении. Он принес с собой новое произведение Гвендолен Снейгли.
      – Это чудесная вещь, старина. Самое лучшее из всего, что она написала до сих пор. Она просто чародейка. Как себя чувствовала Жанна в мое отсутствие?
      – Отлично, – ответил я.
      – Твой сын хорошо ее развлекал?
      – Мы все старались.
      – А Базиль по-прежнему оттачивает перо?
      – Думаю, да.
      – Гвендолен прочла все его книги и пьесу. Она в восторге и предлагает ставить пьесу вместе со мной. Знаменитый Дживо будет режиссером. Она приехала вместе со мной, чтобы поскорее развернуть дело. Что ты на это скажешь? Подумать только – Снейгли и Лейгтон! Это звучит!
      Он бросил рукопись Снейгли на стол.
      – Прочти это. Обладая грубым купеческим вкусом, вы оба будете возмущаться, но для порядка все же прочтите! Да, еще одно, если мадам Снейгли позвонит, о моей жене – ни слова! Всему свое время, всему свой час! Он вышел, насвистывая.
      Только я закончил работу, как он позвонил. Голос его так изменился, что я некоторое время не мог понять, с кем говорю.
      – Сейчас же приходи сюда!
      – Ронни, это ты? В чем дело?
      – Не задавай глупых вопросов! К черту! Приходи.
      С беспокойством в душе я отправился на 58-ю улицу. Мне открыл Джонсон. В холле стояла Анни. Она была в черном платье и домашних туфлях. Анни никогда не появлялась на людях небрежно одетой. Ее домашние туфли и очень бледное лицо говорили о какой-то катастрофе.
      Когда камердинер ушел, Анни с ужасом произнесла:
      – Я была в холле, когда пришел Билл. Он сказал, что хочет увидеться с Жанной. Я никогда не думала… Но это не моя вина. Это так не похоже на Ронни, чтобы напрасно меня обвинять, да еще в присутствии прислуги. Скорее иди к нему, Жак. Это ужасно!
      Я поднялся в гостиную. Анни последовала за мной. Я почему-то думал, что застану Билла, но его уже не было. Жанна взглянула на меня и отвернулась. Ронни стоял у камина. Он с минуту разглядывал меня, потом заговорил:
      – Я вернулся домой, открыл своим ключом дверь и застал мою жену в объятиях твоего сына! Я вышвырнул его вон! И хочу, чтобы ты знал, что я велел Джонсону вызвать полицию, если он еще посмеет сунуться сюда!
      Я почувствовал, как мной внезапно овладевает усталость. Так было всегда, когда на меня сваливалось какое-нибудь горе. Я взглянул на Жанну: она смотрела в окно невидящим взглядом. Ронни продолжал:
      – Я рассказал тебе, что случилось. А теперь посмотрим, как ты будешь защищаться!
      Я сочувствовал Ронни и страшно злился на Билла. Но Ронни говорил со мной так, словно я был евнухом, нанятым для охраны его гарема. Я же старался, как мог. Чем я занимался эти десять дней, пока он отсутствовал? В чем я виноват?
      – Повторяю, – наступал Ронни, – что ты скажешь в свою защиту?
      Я вспыхнул.
      – Почему, черт возьми, я должен оправдываться?
      Это была неразумная реакция, и я сразу же пожалел о ней. Ронни просто взбесился от этих слов.
      – Так вот твоя благодарность за то, что я вытянул тебя из дыры и купил издательство. Я вложил в дело свои средства. Все эти годы я считал тебя своим единственным другом! И стоило мне на минуту отвернуться, как ты подсунул моей жене своего ублюдка! Теперь я все знаю. Завтра утром я возьму свою долю капитала из издательства. Тогда посмотрим, как ты справишься с делом на свои средства! Да ты в течение недели станешь банкротом!
      Жанна резко повернулась к нам. На ее лице был ужас. Я боялся, что она вступится за меня. Этого только не хватало!
      – Жанна, не вмешивайся в это дело, – сказал я.
      Я посмотрел на Ронни. За много лет знакомства я слишком хорошо изучил его горячую натуру. Он всегда опасался, что люди любят его только из-за денег. Единственным человеком, которому он полностью доверял, был я. Теперь все рушилось. Билл превратил его в классический персонаж фарса: старый богатый муж, которого ловко обвела жена! Щенок паршивый! Для самолюбивого Ронни эта ситуация была невыносима. А я – отец Билла – превратился в Иуду-предателя! Он меня уничтожит, он выбросит меня из фирмы «Шелдон и Дулитч». Представляю, какие проклятия в этот момент он посылал на мою голову. Но это продлится недолго. Ему будет стыдно за свое поведение.
      – Билл вел себя недостойно, – промямлил я. – Надо научить его уму-разуму.
      Жанна неожиданно сделала шаг в мою сторону.
      – Я прошу вас, поймите меня! Не за что так ругать Билла! Он пришел проститься и извиниться. Это был прощальный поцелуй!
      Не успел я отозваться, как Ронни вспыхнул снова.
      – Ах, вот как! Вы целовались на прощанье! Очень трогательно! На прощанье после чего, смею спросить?
      – Мы целовались на прощанье после ничего. Ронни, между нами ничего не было. Я тебе уже говорила.
      – Что, к чертям, ты мне говорила?
      – Что Билл любит меня. Я не могу ничего поделать. Ведь это не преступление. Может же человек влюбиться. Очень грустно, что так случилось, да и я вела себя глупо. Я плохо разбираюсь в таких вещах.
      Этим оружием она могла победить меня, но не Ронни.
      – Ах, ты не разбираешься в таких вещах? И никто в Шропшире никогда не говорил тебе, что молодым женам недопустимо иметь любовников в первом месяце замужества? Может быть, там у вас так принято?
      Жанна подняла руку, как бы защищаясь от удара.
      – Между нами ничего не было… Зачем ты устраиваешь эти дикие сцены?
      – Зачем я устраиваю сцены, когда застаю тебя в объятиях какого-то сопляка?
      – Мы прощались.
      – Интересное совпадение: я прихожу, а вы прощаетесь!
      – Да, так и было.
      – Почему я должен верить тому, что между вами ничего не было?
      – Потому что я говорю тебе об этом.
      – Сука! – взорвался Ронни.
      Бешенство изменило его лицо до неузнаваемости. Меня это не на шутку испугало. Для его же пользы я хотел его успокоить.
      – Оставь ее в покое, Ронни, – тихо сказал я. Он повернулся ко мне.
      – Ради Бога, неужели и ты влюблен?
      Я почувствовал себя так, словно получил пощечину. Я хотел ему ответить, но Жанна определила меня:
      – Ронни, ты почему разговариваешь с мистером Дулитчем таким тоном?
      Ронни бросился к ней.
      – Ты смеешь спрашивать меня? Ты, ничтожная уборщица курятников! Ты дочь…
      – Ронни, предупреждаю тебя… Ронни схватил ее за руку.
      – Хорошо. Ты предупреждаешь меня. О чем? Что наконец скажешь мне правду? Ко всем чертям! Почему ты вышла за меня?
      – Ронни, я прошу…
      – Ради денег?
      – Ронни…
      – Жак, наверное, возмущен твоим поведением… Ты выходила за меня по любви, ты так говорила за хлевом в Шропшире, значит, это правда. Ничего удивительного, что ты так геройски противилась искушению. Противостояла, да? Или ты влюблена в Билла?
      Ронни сжимал плечо Жанны. Я смотрел на нее, как загипнотизированный, и думал: «Она уже готова во всем признаться, тогда все потеряно».
      Ронни снова повернулся к камину: его кулаки были крепко сжаты.
      – Подождите, – угрожал он. – Я наведу порядок среди всех паразитов, лгунов и подлецов. Я отправлю вас туда, откуда вы пришли. Каждого – в его собственную сточную канаву!
      Он подошел к камину, схватил дрезденскую фигурку негра и со всей силы бросил ее на пол.
      – Ронни, во имя Бога! – закричал я.
      – Убирайся отсюда! – Ронни!
      – Ты слышал? Ты – муж жены, выбросившейся из окна, и отец сына, соблазнившего жену твоего благодетеля! Иди домой и подыскивай себе работу!
      Жанна подошла ко мне. Она сразу как-то постарела. Впервые мне пришлось видеть девятнадцатилетнюю девушку, похожую на старуху.
      Мне очень грустно, – сказала она, – но ведь вы мне верите, правда?
      – Да, – ответил я.
      – Я знаю, но сейчас будет лучше, если вы уйдете.
      – Могу ли я чем-нибудь помочь вам?
      – Нет, лучше уходите. Прошу вас.
      Я посмотрел на Ронни. Он стоял у камина, глядя на обломки разбитой фигурки.
      Несмотря на его грубость, я был преисполнен сочувствия к нему и неприязни ко всем Лейгтонам: Базилю, Норе, и жертвенной леди Филлис. До их приезда все было так хорошо. Но Жанну… Жанну мне все равно было жаль. О Билле я даже вспоминать не хотел. Он сбил Жанну с толку, выставил на посмешище Ронни, лгал мне.
      Жанна протянула мне руку.
      – Позвони, если я понадоблюсь тебе, – попросил я.
      – Хорошо, но я думаю, что справлюсь сама. Я вышел.

      Домой я вернулся с неспокойной душой. Лера, как всегда по вторникам, отсутствовала, и я почувствовал облегчение. Я все время думал о Ронни. Имел ли я право оставить его в таком состоянии? Ведь то, что с ним случилось, почти равносильно катастрофе с Фелицией. Я позвонил в гараж. Автомобиль был на месте. Билл привез его около четырех.
      Я представил себе моего единственного сына в этом страшном доме на Файр Истленд. Сказала ли Жанна правду? Продумал ли Билл свои поступки, осознал ли он, сколько причинил зла? Я набрал его номер. Никто не ответил. Я принес из кухни пару сандвичей и каждые пять минут пробовал ему дозвониться.
      В половине десятого позвонил Петер.
      – Жак, Билл дома?
      Его голос был слишком спокоен и сдержан. Я догадался, что что-то случилось.
      – Нет. Я пробую до него дозвониться.
      – И ты не знаешь, где он?
      – Нет.
      – Он был у нас, – продолжал Петер. – Ушел около часа назад. Может, следовало позвонить тебе раньше? Мы несколько растерялись. Так что с ним?
      До сих пор я ничего им не говорил. Петер и Ирис всегда сочувствовали мне, когда у нас с Биллом случались ссоры. Но на этот раз дело было слишком серьезно, чтобы скрывать что-либо от близких мне людей.
      – Что с Биллом? – спросил я.
      – Вы снова поссорились?
      – А что случилось?
      – Сначала мы подумали, что он пьян. Он пришел, когда мы обедали. Есть отказался и просто сидел в гостиной. На нем лица не было. А руки дрожали так, что он с трудом закурил сигарету. Ирис спросила его, как он себя чувствует. Он что-то буркнул в ответ и ушел. Если вы поссорились, мы, конечно, не будем вмешиваться. Но дело в том, что после обеда Ирис и Люция, наша домработница, искали какой-то рецепт и обнаружили пропажу револьвера, который сохранился у меня со времен войны. Может быть, это стечение обстоятельств, а может…
      У меня потемнело в глазах. Петер продолжал:
      – Но мы довольно долго не заглядывали в этот ящик, возможно, револьвер исчез давно.
      – Приезжайте ко мне, – сказал я. – Вы сможете?
      – Конечно. Будем через десять минут.
      Они приехали еще раньше, и я им все рассказал.
      – Жак, но почему ты нам ничего не говорил? Ну и идиот же ты! Да и она хороша! Вот чудовище!
      – Жанна не виновата.
      – Ты думаешь, это он взял револьвер? – спросил Петер.
      – А Билл знал о его существовании?
      – Как-то в прошлом месяце я искала мундштук, – отозвалась Ирис. – Билл помогал мне и видел в этом ящике револьвер.
      – Может быть, он не заметил его?
      – Заметил. Он сказал: «Я не знал, что у Петера есть револьвер. Он заряжен?» Я ответила: «Должно быть, да, на всякий случай, от грабителей». Если бы ты видел его сегодня вечером! Он никогда еще так не выглядел… Жак, знаешь что? Позвони Ронни.
      – Нет, надо ехать туда самим, – предложил Петер.
      Не успели мы принять решение, как раздался телефонный звонок.
      Я взял трубку. Голос Жанны был еле слышен.
      – Это мистер Дулитч?
      – Да.
      – Прошу вас. Я в своей комнате. Ронни закрыл меня, как только вы ушли. Я не могу отсюда выйти. Джонсон выходной, Анни куда-то ушла. Мамы с папой тоже нет дома. Пожалуйста, приезжайте сюда, так…
      – Что так? Ради Бога…
      – За минуту до этого я слышала два выстрела. Позвонить в полицию?
      – Нет, не надо.
      – У вас есть ключ от парадного. Возьмите его с собой. Я положил трубку и посмотрел на часы. Было двадцать пять минут девятого. Ирис спросила:
      – Жак, что случилось?
      – Жанна Шелдон закрыта в своей комнате. Она слышала выстрелы. Надо ехать.
      Мы вышли вместе. Вдруг Петер воскликнул:
      – Фелиция! Эта дрянь Фелиция!
      Меня поразило, что Петер, никогда не вспоминавший о моей жене, так вспыхнул. Поиски виновного. Неужели мы всю жизнь должны прощать этому щенку все его сумасшедшие выходки? Всю жизнь одно и то же: «Бедный Билл! Бедный маленький мальчик! Что можно ожидать, если его мать…» И так далее…
      Мы поехали на 58-ю улицу. Я сидел между Петером и Ирис. Они вели себя, как сиделки у постели больного. Но я уже чувствовал себя лучше и приготовился к неизбежному. Не стоило обольщать себя напрасной надеждой.
      Ирис сказала:
      – Жак, все будет хорошо!
      – Закрой ротик, малышка! – посоветовал ей Петер.
      Мы позвонили. Никакого движения за дверью. Я открыл дверь своим ключом. В гостиной ярко горел свет. Петер перешагнул порог и остановился.
      – Ирис, задержи Жака.
      Ронни лежал навзничь у камина. Рядом валялся револьвер. Я понимал, что нужно избавиться от револьвера, от этого зависело наше будущее. Но думать об этом я не мог. Мои мысли были только о Ронни. Передо мной лежал Ронни Шелдон, с которым я встречался ежедневно в течение двадцати лет. Я знал его лучше чем кого бы то ни было и любил его.
      Петер опустился на колени рядом с телом Ронни. Я подумал, открыть или нет дверь комнаты Жанны? Нет, нельзя, ведь это Ронни ее закрыл. На ключе его отпечатки пальцев. Теперь важна каждая мелочь если на этом ключе будут отпечатки пальцев Ронни, никто не скажет, что Жанна…
      Петер тихо произнес:
      – Он умер…
      – А револьвер? – спросила Ирис.
      – Это мой револьвер, – отозвался брат.

      Я пытался сохранить спокойствие, но это давалось с трудом. Я вспомнил события трехлетней давности, связанные со смертью Фелиции. Мне казалось, что это кошмарное повторение прошлого. С глухой обидой я повторял: «Какая мать, такой и сын. Как он посмел?» Сочувствие Петера и Ирис доводило меня до бешенства. Что они так смотрят? Хотят, чтобы я расплакался?
      – Надо вызвать полицию, – холодно сказал я.
      – Но Жак, если мы вызовем полицию, они арестуют Билла, – заметила Ирис.
      – Ну и что из этого? Никто другой не мог его убить…
      – Но ведь…
      – Но ведь он мой сын? Ваш племянник? Мы должны защищать его, да? Ты это хочешь сказать? Мы, например, можем спрятать револьвер, но ведь известно, что разрешение выдано на имя Петера, да и ваша домработница знает, что он украден и что Билл сегодня был у вас. Ему на всех наплевать. К вам он пришел лишь для того, чтобы достать револьвер. А он подумал о том, что Ронни – мой лучший друг?
      – Но Жак, ведь он еще ребенок!
      – Ребенок!
      У меня разболелась голова.
      – Петер, вам лучше уйти. Приедет полиция, поднимется шум. Ваши с Ирис имена появятся в газетах. Кому это нужно?
      – К сожалению, ты прав, Жак. Следов не скроешь. Если бы мы только втроем знали…
      – Надо поговорить с Жанной, – предложила Ирис. – Может быть, она что-то знает?
      – Нет. Ведь Ронни закрыл ее в комнате. Его отпечатки пальцев надо сохранить до прихода полиции.
      Я направился к телефону.
      – Жак! – остановил меня Петер.
      – Ко всем чертям! – вскипел я. – Что мы еще можем сделать?
      – Хорошо. Но позволь мне позвонить. Я. знаком с одним полицейским.
      – Сержантом Трантом? – спросила Ирис.
      – Да.
      Он взял трубку. Я не противился. Не все ли равно, кто вызовет полицию.
      Трант? Кто он такой? Мне было слышно, как брат негромко разговаривал по телефону. Я сел в кресло так, чтобы не видеть Ронни. В голове у меня была только одна мысль: Ронни умер! Его убил мой сын.
      Через десять минут приехал Трант и еще несколько полицейских. Детектив Трант был высокий элегантный мужчина, со светскими манерами, лет сорока. Он поздоровался с Петером и Ирис как с хорошими знакомыми. Меня злил и раздражал тихий голос, которым он отдавал приказания своим подчиненным.
      Он подошел к телу. Стоя в глубине комнаты, я чуть не закричал: «Это, черт возьми, Ронни, а не вещественное доказательство!»
      В комнату быстро вошел человек с черной сумкой и склонился над Ронни. Это был врач. Два полицейских стояли у двери, резко контрастируя с роскошной обстановкой гостиной. «Вот такими и должны быть полицейские», – подумал я. Трагедия – это ужасные контрасты и стук тяжелых сапог. Здесь неуместен элегантный вид, как у сержанта Транта.
      Петер рассказал о том, что Жанна закрыта в своей комнате, и сержант Трант спокойно сказал:
      – Значит, будет лучше, если я сначала поговорю с миссис Шелдон.
      – Может, мне пойти с вами, – предложила Ирис. – Бедное дитя сидит там в полной неизвестности уже несколько часов. Желательно, если о происшедшем ей сообщит кто-нибудь из нас.
      – Я сам ей скажу, – заявил я.
      – Трант, это мой брат Жак.
      Умные глаза Транта остановились на мне. Он позвал одного из детективов, и мы пошли наверх. Только я знал, где расположена комната Жанны, вернее комната Ронни. Дверь была закрыта, и ключ торчал в замке. Детектив сфотографировал замок. Когда мы вошли в комнату, я рассказал Жанне о случившемся, сделав это не слишком тактично. Просто выложил: «Ронни убит».
      Жанна в ужасе прижалась ко мне. Я ничего не говорил про Билла, но она, очевидно, и так догадалась. Сержант Трант отнесся к ней внимательно и чутко, не задавал никаких вопросов. Ирис осталась с Жанной, а мы спустились вниз. Когда мы направлялись в гостиную, парадная дверь открылась и в холл вошла Анни. Она не заметила нас, но не могла не видеть полицейских машин, стоящих у дома. Она поняла, что случилось что-то ужасное. Анни тяжело поднималась по лестнице, теребя белые перчатки. Подойдя совсем близко, она увидела нас.
      – Жак, с Ронни что-то случилось? – воскликнула она.
      – Его застрелили.
      Она зашаталась и схватилась за мою руку. Перчатки упали на пол.
      – Анни, это сержант…
      Она посмотрела на него невидящим взглядом, и я понял, что до нее сейчас не дойдет ни одного слова. Трант прервал меня:
      – Не сейчас. Пусть она побудет с теми женщинами.
      – Мои перчатки, Жак, они, кажется, упали на пол.
      Я привел ее в спальню и оставил на попечение Ирис, а сам вернулся в гостиную. Петер, Трант и доктор склонились над телом Ронни. У двери стояли два полицейских, два детектива внимательно разглядывали комнату.
      Доктор произнес:
      – Он умер между девятью и девятью тридцатью.
      – Да, – сказал я. – Жанна Шелдон звонила мне в двадцать минут десятого, после выстрелов.
      Трант знал об этом. Мы сообщили ему все, что знали. Он посмотрел на меня.
      – Поскольку миссис Шелдон звонила вам, я думаю, вам лучше других известно, что здесь произошло.
      – Конечно, я расскажу все, что вы захотите услышать. Мы сели на диван. Я всегда считал, что у полицейских имеются блокноты и карандаши. Трант же был исключением. Мне было бы легче, если бы я почувствовал к нему симпатию и он не казался бы мне слишком интеллигентным и спокойным в такой ситуации.
      – Вас зовут Джакоб Дулитч?
      – Нет, Джонатан. Но все зовут меня Жаком.
      – Вы компаньон издательства «Шелдон и Дулитч»? Это у вас издаются произведения Гвендолен Снейгли?
      – Да.
      – Вы женаты?
      – Моя жена умерла.
      – Да, помню. У вас есть сын. Кажется, ему должно быть около девятнадцати лет?
      Значит, он помнил. Мне было неприятно, что он знает о Фелиции.
      Я достал сигарету и хотел закурить, но рука сильно дрожала. Трант вынул зажигалку. Его любезность меня не удивила. Это любезность пантеры.
      – Мистер Шелдон давно женат?
      – Около месяца. Он познакомился с женой в Англии. Ее отец писатель, творчество которого заинтересовало мистера Шелдона. Он привез сюда всю семью жены. Живут они в этом же доме, на верхнем этаже. Квартира имеет отдельный вход.
      – Понимаю. До этого он не был женат?
      – Нет.
      – А эта дама, которая пришла позже?
      – Это его сестра. Она тоже живет здесь.
      – А вы не можете сказать, почему Жанна Шелдон была заперта в комнате?
      – Ее закрыл Ронни.
      – Почему?
      – Они поссорились.
      – Из-за чего, вы не знаете?
      – Они поссорились из-за моего сына.
      И только теперь, когда я сказал это, гнев, кипевший во мне против Билла, мгновенно испарился. Я чувствовал только тупую боль, словно стоял у его гроба.
      – Причем здесь ваш сын?
      – Билл влюблен в миссис Шелдон.
      – Понимаю, – кивнул сержант Трант.
      Он вел себя как человек, который уже ничему не удивляется.
      – Я делал все, что мог, чтобы воспрепятствовать этому. Ронни уехал в Джорджию. А когда сегодня вечером он вернулся, то застал свою жену в объятиях моего сына. Ронни устроил страшный скандал. Вышвырнул Билла. Он вообще был очень вспыльчив.
      Сержант положил руку мне на плечо.
      – Пожалуйста, только факты. Что было дальше?
      – Потом он позвонил мне. Я тут же приехал. Здесь была Жанна. Он устроил новую сцену, обвиняя меня в том, что я не мог присмотреть за сыном, и грозил разрывом наших деловых отношений. Он был разъярен.
      – Что вы под этим подразумеваете?
      – Он всех ругал, хотел мстить, хотел…
      – Его взбесило, что миссис Шелдон влюблена в вашего сына?
      Этот вопрос он задал так спокойно, что чуть не поддел меня. Но это ему не удалось.
      – Я не говорил, что Жанна Шелдон влюбилась в Билла.
      – Вы дали понять…
      – Ничего я не давал понять.
      – Но вы же сказали, что они целовались. Вы также сказали, что «делали, что могли». Если миссис Шелдон его не любила, то почему разрешала себя целовать и почему ей нужна была ваша помощь?
      Вот когда ласковый и дотошный детектив проявил себя. Умница, нечего сказать… Мной овладела невероятная усталость.
      – Миссис Шелдон любит вашего сына? – снова спросил он.
      – Не знаю. Она мне не говорила. Почему вы меня об этом спрашиваете? Я не ходячее пособие по психологии, как вы.
      Петер мягко одернул меня:
      – Жак!
      – Что, черт возьми? Какое это теперь имеет значение?
      – Убили человека, – сказал сержант. – Поэтому нам надо знать как можно больше, а также и то, любит ли его жена другого или нет. Я понимаю ваше положение – вы отец. Вы, конечно, стараетесь сгладить обстоятельства. Но если миссис Шелдон…
      – Я сглаживаю! Неужели вас ничему не научили в ваших полицейских школах?
      Я поднялся. Снова страшно заболела голова.
      – Спрашивайте дальше. Надо закончить допрос, а тогда уже делать выводы, сглаживаю я или нет.
      Трант сидел, положив ногу на ногу, и никак не реагировал на мои слова.
      – Хорошо. Вы считаете, что ваш сын убил мистера Шелдон а?
      – Да.
      Его лицо осветилось каким-то внутренним светом. Настало время его триумфа. Он вывел меня из равновесия и заставил открыть карты.
      – Не понимаю, почему вы в таком восторге от самого себя. Никто не собирался ничего скрывать от вас. Поинтересуйтесь у Петера, почему он здесь. Спросите его о револьвере.
      – Да, – отозвался Петер. – Пришла моя очередь.
      Он начал рассказывать Транту о визите Билла и пропаже револьвера. Детективы, как мыши, шныряли по комнате. Тело Ронни еще не увезли. Вопреки моему желанию, мне все же пришлось слушать их беседу.
      – Вы заметили, что исчез револьвер и позвонили брату? – спросил Трант.
      – Да.
      – И поехали к нему домой?
      – Да.
      – Миссис Шелдон звонила при вас?
      – Да.
      – Вы уверены, что это ваш револьвер?
      – Конечно.
      Сержант Трант встал и подошел ко мне.
      – Мне очень жаль, но если ничего не изменится, я должен буду арестовать вашего сына.
      – А я и не сомневался, что вы поступите именно так.
      – Где ваш сын?
      – Не знаю.
      – Он живет с вами?
      – Нет.
      – А где он живет?
      – Не знаю.
      На его лице появилась усталость, словно он потерял терпение говорить со мной.
      – А почему вы не знаете?
      – Потому что мы поссорились. Он хотел жить самостоятельно. Я даю ему пятьдесят долларов в неделю и он снимает комнату.
      – Где?
      – В Гринвич-городке, но где точно, я не знаю.
      Я знал номер телефона Билла. По нему можно легко установить адрес, но у меня не было желания помогать и угождать Транту. Я и так сделал достаточно. Теперь пусть сам разыскивает убийцу…
      – Понимаю, – снова сказал сержант.
      Я подумал с сарказмом, что в единственном случае, когда я ему солгал, он не усомнился в моих словах.
      – Я должен его найти. – Ищите.
      В этот момент вошли Лейгтоны – вся троица. У меня так разболелась голова, что я уже не обращал внимания на окружающих. Но их я заметил сразу. Бородатого Базиля, Филлис Брент и Нору, такую незаметную, тихую, похожую на жену пастора.