Глава 7

Доминик Руссо лежал без сна в темном купе, а поезд уносил его в ночи на север от Флориды. Он лежал, подложив под голову руки, с открытыми глазами, а мозг его методически и четко обдумывал все, что ему нужно быстро и безошибочно провернуть после возвращения домой.

Но когда он поймал себя на том, что прикидывает это в уме уже в третий раз, то понял — пора остановиться. Пошарив в темноте, нашел плоскую серебряную фляжку, подаренную ему Тори на Рождество.

Бренди в ней было отменным. После третьего глотка его тело начало расслабляться.

Руссо завинтил крышку и закрыл глаза. Мозг немедленно снова принялся за обдумывание планов. Усилием воли он переключил свое внимание на стук колес.

Эти звуки перенесли его в другое время и в другое место. Под точно такие же звуки он не мог заснуть в Палермо. Посередине Кортиль Качино, района, где он жил, проходила железная дорога.

Родился он, впрочем, не в этих трущобах. В Палермо приехал почти шестнадцатилетним, как Паоло Регалбуто. Дом Руссо был деревенским парнем. Но не горцем. Он родился в маленьком нищем рыбацком поселке на южном побережье Сицилии. Отец его был рыбак, но в год, когда родился Дом, его лодка затонула во время шторма. После этого отцу приходилось работать на чужих лодках. Заработка хватало только на то, чтобы семейство не умерло с голоду, а в животах всегда было пусто.

В тот год, когда вместе с половиной поселка умерли от чумы его отец, оба брата и одна из сестер, Дом был готов любой ценой вырваться оттуда. Оставаться было невозможно. Для его матери и выжившей сестры в этих местах работы не было. А мальчик не мог содержать троих случайной работой на рыбаков, которые сами едва могли прокормить свои семьи.

Они переехали в Палермо и поселились в Кортиль Качино в единственной комнате, где уже жила тетка с мужем и тремя маленькими детьми.

Кортиль Качино был необычайно шумной и грязной, жалкой трущобой из старых рассыпающихся домов и вновь построенных лачуг, где в каждой комнате жило в среднем по двенадцать человек. Не во всех домах было электричество, а туалетов почти не было. В теплую погоду мужчины испражнялись на железной дороге, а дети на помойках. В холодную погоду все, как и женщины, ходили в дырки, проделанные в настилах над открытыми, зачастую безводными канавами. Запах во всех уголках района и в каждой комнате был ужасный.

Руссо спал на столе в маленькой комнате. Тетка с мужем и грудным ребенком спали под столом на матраце. Двое других детей, мать и сестра Руссо делили два других матраца на полу. По меркам Кортиль Качино эта комната не была переполнена. Другую комнату в доме занимали шесть молодых пар и двое крошек. Еще в одной комнате жила семья с девятью ребятишками. Все вокруг кишело детворой: она была так же бесчисленна, как крысы и блохи.

Один старый сицилиец объяснял это так: «Единственное удовольствие, которое может позволить себе бедняк, — это заниматься любовью. Дети — несчастный плод этого удовольствия».

Только им в Палермо было лучше, чем в том поселке, откуда они вырвались: матери Руссо удалось устроиться прачкой. Сестра начала зарабатывать проституцией. Возраст у нее как раз подходил для этого дела — полные шестнадцать лет, а вокруг всегда хватало иностранных матросов с деньгами. Но тут царила страшная конкуренция, и ей приходилось отдавать две трети заработка своему сутенеру, а тот в свою очередь половину отдавал мафии.

Первое правило, усвоенное Руссо в Палермо еще в начале поисков работы, гласило: не подмажешь, не поедешь. Руссо воспринял это как само собой разумеющееся — так было по всей стране. Здесь, в городе, это было просто лучше организовано.

Но даже подчиняясь этому правилу, он не мог найти себе работу. В Палермо было полно молодых людей, постоянно или периодически безработных. Он начал шататься по своему району, воруя тряпье и продавая его старьевщикам. Это даже и воровством нельзя было назвать. Руссо постиг основное правило сицилийцев: если хочешь чего-то добиться в жизни — имей влиятельных друзей или хорошенькую сестру. Второе он имел, а через нее нашел и первое, сутенер сестры представил его Андриано Паризи — не последнему человеку в среде мафиози низшего ранга Палермо.

Паризи предложил, за определенный процент для себя, выгодную для Руссо работу.

Он предложил ему работать с шайкой ребят, занятых излюбленным рэкетом мафии: они взламывали по ночам лавки и тащили оттуда все, что могли унести. Это даже не было воровством, скорее — изъятием товара с целью получения выкупа. Лавочники понимали, что обращаться в полицию бесполезно. Воров могут найти, но товары не найдут никогда. Поэтому они со своими бедами шли к главарю местной мафии, в данном случае к Паризи. Он проникался сочувствием и обещал попробовать отыскать исчезнувший товар.

На следующий же день удивительным образом отыскивал его и за двадцать процентов возвращал законному владельцу.

В этом рэкете Руссо проработал год, прежде чем Паризи перевел его к старому пингулари — трущобное название карманника. Карманник всегда работал с мальчиком, который отвлекал внимание намеченной жертвы различными трюками. Его последний напарник внезапно умер от тифа. Маленький для своего возраста Руссо заменил его.

За шесть месяцев он досконально изучил все стороны своей профессии, включая и приемы обработки клиента спереди — а это самое сложное.

Но однажды они ошиблись в выборе. Жертва оказалась бдительным и сильным мужчиной. Старый карманник успел убежать, но жертве удалось схватить Руссо и держать до тех пор, пока не подоспела полиция.

Они привели его в полицейский участок и потребовали назвать имя старого карманника, на которого он работал. Руссо знал, что говорить нельзя. «Омерта» — самый страшный закон мафии. Доносить — значит умереть.

Тогда два полицейских применили к нему пытку, называемую «кассета».

Обнаженного Руссо привязали к двум деревянным ящикам, а к лицу прикрепили открытую маску. Затем в нее постепенно вливали ведро морской воды. Пока Руссо задыхался и захлебывался, они сдавливали ему мошонку и били палкой по пяткам. Когда он терял сознание, они приводили его в чувство и все начинали сначала. И так они пытали его пять раз в день.

На десятый день он уже перестал соображать, что бормочет. Как будто издалека он слушал, как называет имена не только старого карманника, но и Андриано Паризи.

Полицейские нервно переглянулись и прекратили пытку. Руссо они бросили в подвал, а сами побежали докладывать сержанту.

Руссо всю ночь размышлял, как ему покончить с собой. А утром сержант без слов выпустил его.

Руссо понимал, что домой ему путь заказан. Его освободили, потому что Паризи сказал сержанту выпустить его. Вместо дома он пошел на набережную и отыскал сестру. Она подтвердила ему, что домой ему идти нельзя, так как его уже ждут двое мужчин. Отдав все деньги, что были у нее, она сказала, что ему нужно убираться из Сицилии и из Палермо. Об этом он и сам знал.

Расставаясь с сестрой, он заметил идущего за ней мужчину и свернул в переулок. Мужчина с ножом свернул за ним. Тогда Руссо прыгнул на него, и ему чудом удалось вырвать нож и заколоть своего преследователя.

Он забрал нож и все деньги, которые были у того в карманах. Дождавшись темноты, он пешком выбрался из Палермо и по дороге прицепился к поезду, который направлялся в Мессину. Он не беспокоился, что кто-нибудь увидит его за пределами Палермо. Он был слишком ничтожным нарушителем, чтобы мафия устроила на него настоящую охоту. Самым главным для него было выбраться из Сицилии. Это тоже не беспокоило его, совсем наоборот. Он знал, куда хочет уехать, и в семнадцать лет он научился самой главной науке: как добиваться того, чего хочешь.

Не беспокоило его и то, что он убил человека. Руссо был верующим, хотя в церковь не ходил. Бедняки слишком заняты борьбой с голодом, чтобы часто ходить в церковь. Но он верил в Бога, который был на небесах и проворачивал там свой бизнес. Что творилось на земле, касалось только людей. И, конечно, самоубийство — грех. Поэтому, если кто-то сделал нечто, чтобы остаться в живых, — это хорошо. А иногда, чтобы остаться в живых, приходится убивать других. Рыбаки делают это каждый день и рады, если улов удачный. В городах рыбаки другого рода делают это другим способом.

Руссо вынес с собой из Сицилии уроки самосохранения, наученный горьким опытом.

Второе убийство он совершил в Неаполе, убив моряка с торгового судна, которого заманил в темный подъезд. Собственно, Доминик Руссо — это было не его имя. Это имя он взял вместе с бумагами своей жертвы.

В порту Неаполя стояло грузовое судно, следующее рейсом в Нью-Йорк. Капитан проявил понятный цинизм к документам Руссо. Ничего общего во внешности Руссо с фотографией на документах не было.

В разговоре с кэпом Руссо взял доверительный тон. Он признался, что бумаги не его и что он не знает морского дела. Он купил эти бумаги у пьяного моряка и собирается оставить корабль в Нью-Йорке. Если кэп возьмет его на борт матросом, то Руссо готов оставить ему все, что заработает за это время.

Кэп согласился.

Доминик Руссо усвоил английский — самый нужный в Новом Свете инструмент — с поразительной быстротой. Но еще до того, как он научился говорить, он легко и гладко, словно акула в море, вошел в эмигрантские кварталы Нью-Йорка. Уроки Палермо придавали ему уверенность в среде обитателей американских гетто.

В короткое время он сколотил вокруг себя небольшую шайку молодых хулиганов и предложил им новый для Нью-Йорка бизнес, издавна известный в Палермо, — потрошить торговцев и требовать с них выкуп.

Он дал распространиться слухам, что он — человек, имеющий возможность отыскать и вернуть за определенный процент украденный товар.

К девятнадцати годам у него был вполне постоянный доход от этого рэкета, и тогда мафия нанесла ему визит. Этот визит не имел ничего общего с теми волнениями, какие доставила ему мафия Палермо. Мафия Нью-Йорка ничего об этом не знала, да ее это и не интересовало.

Их интересовала только одна вещь — взятка. Руссо стал платить им без возражений. Это казалось ему естественным. Почему в Новом Свете не должно быть, как в Старом? Такое благоразумие принесло ему уважение мафии и расширило его связи с вожаками.

Вскоре пришло время, когда Нью-Йорку нанес визит Дон Карло Фондетта в поисках человека, которому он мог бы доверять. На него уже работали братья Фиоре, но он подозревал, что они обманывают его.

Нью-йоркская мафия порекомендовала ему Руссо.

Руссо приехал в город Фондетты в роли нового телохранителя. Вскоре он твердо занял свое настоящее место в качестве личного порученца и «габолотта» — сборщика дани.

В течение многих лет он служил процветанию Фондетты, а тот, в свою очередь, служил ему. Между ними не было личной привязанности. Были просто деловые отношения.; Поэтому, когда наступило время и Дон Карло Фондетта стал помехой на пути дальнейшего развития, Руссо готов был к разумному решению.

Надо переходить к совершенно новым деловым связям с новыми людьми.

Ко времени встречи Руссо с Оуэном Шейлом во Флориде весть о таинственном убийстве Фондетты дошла до обоих. Они выразили друг другу свои соболезнования по поводу смерти этого человека, с которым были связаны в прошлом. Человека, который — с этим они оба согласились — был в свое время совсем неплох. После этого они приступили к делу.

Оуэн Шейл выслушал предложение Руссо с пристальным вниманием. Он обдумал все и искренне откликнулся на него. Он с радостью примет предложение Руссо, если тот действительно привез нужную сумму денег. Руссо предвидел такую реакцию. Пружина человеческих поступков всегда одна и та же. Дом Руссо не ожидал попасть в рай после смерти. Но у него было твердое убеждение, что и в аду он найдет то же самое, что и здесь, — взятку.

Дом Руссо сидел за обеденным столом напротив Паоло и излагал ему свой план. Он рассказал ему о той роли, которую должен сыграть Оуэн Шейл после того, как получит первую крупную сумму денег, чтобы подкрепить его тающий фонд. Затем Руссо объяснил, чего он ожидает от Паоло.

— Мы будем равными партнерами, Паоло. Потому что ты мне нужен больше всех, чтобы делать работу. Особенно в начале. Мне нужна армия, а сейчас у меня только Волпе и Алегра. Ты тот, за кем пойдут другие.

— Отряд действительно невелик. По сравнению с Линчем, — заметил Паоло.

— Неважно, что нас мало, — сказал Руссо. — У меня есть идея, как сделать нас сильнее армии Линча. — И он объяснил, как он думает это сделать.

Паоло внимательно его выслушал.

— Сработает. — Он смотрел на свои большие кулаки, лежащие на столе, обдумывая свое отношение к этому делу. — Но я не уверен, что это то, что я хочу.

— Ты хочешь охоты на Линча. А таким путем охота получится настоящей.

— Конечно. Но твой путь — это борьба между двумя бандами. А мне нужна борьба между мной и Линчем, только я и он.

Из кухни вышла Тори и принесла обоим по чашке кофе. Она поставила чашки на стол и встала у стены, наблюдая за ними. Паоло не смотрел на нее, но знал, что она здесь.

Руссо оперся локтями на стол, отмечая упрямое нежелание на лице Паоло.

— Когда ты явился сюда подстреленный, — спокойно сказал он, — я принял тебя и спрятал. Хотя это могло стоить мне жизни. Но ты нуждался в моей помощи. Теперь я нуждаюсь в твоей.

Больше он ничего не сказал, пусть Паоло подумает над этими словами. Тори закурила и продолжала смотреть на них. Паоло так и не взглянул на нее.

— О'кей, — медленно протянул он, — попробуем идти твоим путем.

Глава 8

Едкие испарения автомобильной эмали все еще висели в темном воздухе двора мастерской Вито Риккобоне, когда Паоло собрал их там. Кругом не было ни души. Анджело Диморра финансировал Вито, помогая платить налоги и организовывать работу, поэтому он и его брат Митч могли пользоваться мастерской для переделки ворованных легковых и грузовых автомобилей. Мастерская и оборудование для окраски находились под простым навесом.

Паоло стоял возле покрасочного навеса и рассматривал пятерых молодых сицилийцев, которые должны были составить ядро его банды. Они были очень разные и внешне и по своим возможностям, поэтому Паоло тщательно оценивал, в какой сфере использовать каждого из них.

Анджело Диморра — худощавый, темный красавец, увлекающийся, но с ясным рассудком.

Митч Диморра — может быть твердым, как кремень, но только когда уверен в поддержке брата.

Вито — пухлый и нервный, но здравомыслящий и преданный.

Джимми Бруно и Ральф Блайз — это прирожденные убийцы. Анджело Диморра знал, как нужно держать оружие, и пользовался им в случае необходимости. Но больше пользы он принесет в качестве мозгового центра, помогая Паоло разрабатывать детали плана. Если понадобится убивать, на это есть Бруно и Блайз.

Они во всем, кроме своей страсти к убийству, были несхожими: Джимми Бруно, коренастый и сильный, с грубыми чертами лица, задиристым взглядом и глубоко посаженными глазами, скрывающими его мысли, и Ральф Блайз, маленький, худенький и изящный, с возбужденно блестящими глазами и горьким изгибом рта, туберкулезник, заглушающий свою болезнь беспутством.

Грозная парочка, но для того, что задумал Паоло, их недостаточно. Нужны по крайней мере еще двое таких же. Паоло сказал им, кого он подобрал. Но это им не понравилось.

— Хайм — крыса, — огрызнулся Блайз. — Этот жид стучал на нас. Я ему не верю.

— Прошлое осталось в прошлом, — спокойно сказал Паоло. — Теперь ты будешь ему верить и будешь с ним помягче. Потому что я ручаюсь за него. Кто сомневается в нем — сомневается во мне. Усекли?

— Меня беспокоит Бэрк, — бросил Анджело Диморра. — Он бешеный, как пантера.

— Он нужен нам, — пояснил Паоло. — Он умеет организовывать засады. Единственный из нас. Нам нужно его умение. Есть еще аргументы?

Они смотрели, как он стоит перед ними: высокий, мощный, измученный и безжалостный. Он подавлял их, когда они были мальчиками, и теперь снова главенствовал над ними. За последние две недели они приобрели новый род благоговения перед Паоло.

Он снова стал их КАПО. Один за другим они согласились с его доводами. Через полчаса появились Хайм и Бэрк.

Пэт Бэрк был тощим мужчиной с худым лицом. У него были не совсем нормальные глаза, но никто не решался испытывать его нервы. Вместе со своим братом и двумя приятелями он отбивал грузы у крупнейших бутлегеров штата, включая и Рэя Линча. Но брат и оба приятеля были убиты, у Пэт Бэрк был вынужден действовать в одиночку, пока он не присоединился к Хайму, ограничиваясь мелкими заработками.

Он смотрел и двигался, словно волк, и с волчьей осторожностью вошел во двор Вито. Сразу же за забором он и Хайм остановились, и оба тревожно посмотрели на сицилийцев, держа руки поближе к оружию.

— Спокойно, — бросил им Паоло. — Отныне все здесь присутствующие — друзья. Вы мое слово слышали. То, что я задумал, стоит этого.

Он спокойно, в деталях выложил им свой план. Время от времени Анджело вставлял дельные замечания. Все слушали с интересом.

— Твоя главная проблема, — проскрежетал Бэрк, — распространение: как продать выпивку.

— Это у меня заключительный этап, — ответил ему Паоло, — и об этом позаботятся. — Он посмотрел на Анджело Диморра.

— Начать дело мы хотим с большого груза. Пока они не поумнели, мы нанесем удар им в самое логово. Это твоя задача, Анджи. Ты должен выяснить, где их самый крупный перевалочный пункт.

Тот кивнул.

— Пустяки. Им ведь понадобятся грузовики от меня и Митча.

Джимми Бруно задумчиво посмотрел на Паоло.

— Если ты говоришь о действительно большом грузе, то должен также сказать о чертовски большой охране при нем.

— Несомненно, — спокойно согласился Паоло, — поэтому завтра с утра мы начнем кое-что делать.

Рыбацкая хижина находилась в двадцати милях от города. Она стояла на сваях, и вокруг, в пределах видимости, не было ни одного строения. Это был четырехкомнатный двухэтажный дом, со стенами из сосновых бревен и крышей из дранки. Водопровода в нем не было, зато полно воды вокруг. Электричества тоже не было, только керосиновые лампы и свечи, чтобы разгонять темноту.

Когда-то это была ферма. Давным-давно ферма была запущена, и земля заросла кустарником, в котором почти утонул сарай.

Только между крыльцом и заливом оставалась чистая полоска. Это место принадлежало отошедшему от дел торговцу. Здесь он мог скрываться от городской суеты, здесь он мог порыбачить и насладиться тишиной. Год назад он умер. Тори купила это место для Руссо, и никто не мог выследить его здесь.

Доминик Руссо первым прибыл сюда в это утро и поставил свою машину к высокому крыльцу. Сидя на ступеньках, он курил и ждал, пока на пыльной дороге не выехал из-за деревьев «форд».

Руссо поднялся, швырнул в пыль окурок и затоптал его каблуком. С переднего сидения выбрались Паоло и Бруно, а с заднего Блайз, Хайм и Бэрк.

— Привез? — спросил Паоло у Руссо.

Тот кивнул. Достав из кармана ключ, он открыл багажник и поднял тяжелую крышку. Там было пять ручных пулеметов Томпсона и масса магазинов к ним: как круглых, так и рожков.

— Это вам для уравнения сил, — сказал Руссо. — К ним надо привыкнуть. Освойте их как следует.

Он кивнул Паоло и отошел в сторону. Его темные глаза пытливо смотрели с тяжелого костистого лица.

Паоло взял один из пулеметов, присоединил к нему круглый магазин и протянул его Хайму. Вытащил из ящика другой пулемет и подобрал к нему рожок. Затем повернулся к остальным.

— Это ручной пулемет Томпсона, модель 21. В круглом магазине, что у Хайма, 50 патронов. В рожке, что у меня, 20. Пулемет выпускает 800 пуль в минуту. Но не надо поливать из него, он все время прыгает в руках. Надо стрелять короткими очередями, чтобы иногда делать поправку на отдачу.

— Что это ты, черт побери, — с нетерпением подпрыгнул маленький Ральф Блайз, — развел здесь школу? Это винтовка. Поднимаешь, прицеливаешься, стреляешь. Разница только в том, что она стреляет, пока ты нажимаешь. Верно?

Паоло холодно посмотрел на него. Затем без слов вставил рожок к пулемету и протянул его Ральфу. Возле крыльца была куча пустых бутылок. Паоло взял одну из них и швырнул через открытый участок. Она упала у кромки воды.

— Ладно, Ральф, покажи нам.

Блайз, нахмурясь, посмотрел на оружие, нашел предохранитель и снял его. Затем крепко вдавил приклад в тощее тело и тщательно прицелился.

Длинная грохочущая очередь разорвала тишину, эхом отразилась от холмов и вспугнула щебечущих на деревьях птиц. Но с бутылкой она ничего не сделала. Томпсон бешено дергался в маленьких ручках Ральфа, пули вздымали фонтанчики пыли по сторонам от бутылки и стригли кусты впереди.

Он снял палец со спускового крючка и уставился на бутылку. Бэрк рассмеялся. Ральф вперил глаза в Бэрка, его лицо побелело.

Дикое лицо Бэрка тоже напряглось. Он немного расставил ноги, готовый к неприятностям. Паоло прервал их, не дожидаясь начала.

— То же самое случилось и со мной, когда я стрелял из такого же пулемета впервые. Попробуй еще раз, Ральф.

Тот переключил свое внимание с Бэрка на бутылку. Со злобной сосредоточенностью целясь пониже, он нажал на спуск, поводя стволом из стороны в сторону, в то время как пули вздымали пыль возле берега. Где-то между пятнадцатым и двадцатым выстрелом, когда магазин был уже пуст, бутылка разлетелась вдребезги. Блайз опустил пулемет и неуверенно взглянул на Паоло.

Ничего не говоря, Паоло взял у него оружие. Взяв другую бутылку, он швырнул ее на чистое место и кивнул Хайму.

Тот снял свой пулемет с предохранителя и быстро прицелился. Затем мягко и коротко нажал на крючок. Короткая очередь вспорола жидкую грязь возле берега. Всего пять патронов. Один из них достиг цели.

Хайм опустил пулемет и тонко улыбнулся Ральфу. Тот нахмурился, но ничего не сказал. Бруно и Бэрк посмотрели на Паоло. Тот без всякого выражения на лице вытащил пустой магазин и вставил другой.

— Продолжим, — сказал он терпеливым учительским тоном. — Это ручной пулемет Томпсона 45 калибра, со съемным стволом. Стреляет, пока нажимаешь на спуск, но у него дьявольская отдача, а стреляет он 800 раз в минуту. А в магазине только 20 или 50 патронов. Поэтому цель может появиться, когда нажимать уже бесполезно.

Приглушенные раскаты грома гремели где-то над тучами. Дождь распарывал ночь серебряными полосами и делал дорогу под шинами больших грузовиков черной и скользкой. Грузовиков было шесть, они возвращались в город, и их сопровождали два легковых автомобиля, в каждом из которых было по пять вооруженных охранников. Для усиления конвоя в каждом грузовике рядом с шофером сидел еще парень с оружием.

Один из легковых автомобилей прокладывал дорогу в промозглой ночи. Другой ехал за последним грузовиком. На его заднем сиденье, вглядываясь в заднее стекло, сидел между двумя охранниками Чарли Галлахер. Это был длинный перегон от болот Нью-Джерси, где по распоряжению Линча его напитки были перегружены с лодок на машины. Чарли устал, но бдительность сохранял.