— Футляр-то для тебя слишком просторен, не рассчитан на твой рост, — ворчал Тулегенов. — Придется подкачать воздуха в подушки, а то ты будешь болтаться, как горошина в стручке.

Это было последнее, что слышал мальчик. Он очутился в полной тишине и темноте. Затем он почувствовал, что футляр охватывает его тело все плотнее и плотнее. Стало чуточку страшно, хотя никакой неловкости Вася не ощущал.

Прошло несколько мгновений, и вдруг в тишину ворвался страшный грохот. Казалось, что над самым ухом стреляют сразу из нескольких пушек. Затем мальчик почувствовал тяжесть, как будто ему на спину взвалили тяжелый груз. Наконец, он ощутил ряд резких толчков, смягченных подушками футляра. К горлу подступила тошнота.

— Противный Шурка! Не предупредил, что будет так трудно отрываться от Земли, — подумал Вася. — Впрочем, я ведь все равно бы полетел.

Постепенно чувство тяжести, а вместе с ним и дурноты, начало проходить, но голова все еще неприятно кружилась. Поэтому, когда крышка футляра, в котором он был заключен, открылась, Вася медлил подниматься.

— Ты что? Плохо себя чувствуешь? — встревожился Тулегенов. Мальчик приподнял голову. Около него стояли и Шурик и Владимир Михайлович. Васе стало неловко при мысли, что Шурик оказался выносливее, и поэтому он поспешил ответить, что чувствует себя совсем хорошо. В доказательство он сделал резкое движение, чтобы подняться с кресла и неожиданно взлетел под самый потолок кабины.

Медведь и Тулегенов рассмеялись.

— Мы не успели предупредить тебя, Вася, что наш ракетоплан уже вышел из сферы земного притяжения. Теперь двигатель выключен, мы летим по инерции, и поэтому наши тела невесомы. Сейчас мы поможем тебе спуститься.

Владимир Михайлович взял Шурика и без малейшего усилия поднял его высоко над головой. Шурик протянул к Васе руки.

— Держись за меня и спускайся вниз, — предложил он деловито. — Да смотри, не дергай, а то я и папа тоже окажемся под потолком. Я уже летал с ним, знаю.

Цепляясь за руки, а потом и за ноги Шурика, Вася вниз головой опустился к своему креслу.

— Пристегни себя ремнями на всякий случай, — посоветовал Тулегенов, — а то забудешься и опять улетишь.

— Давай сядем в одно кресло, — предложил Шурик, — мы будем тихонько разговаривать вдвоем. А то я знаю, они с папой сейчас будут что-нибудь записывать и высчитывать и скажут нам, чтобы мы не мешали.

Владимир Михайлович рассмеялся и, кивнув головой детям, достал свою записную книжку. Шурик, примостившись в широком кресле рядом с Васей, аккуратно застегнул мягкий ремень, препятствовавший вылету седока, и таинственно зашептал:

— Ты очень испугался, когда тебя придавило? Я, брат, в первый раз тоже испугался. Главное, было непонятно, почему тяжело. А это потому, что ракетоплан сперва вылетает с небольшой скоростью, а потом она все увеличивается, пока не дойдет до девяти с половиной километров в секунду. Когда летишь с такой скоростью, то через три-четыре минуты притяжение Земли уже не действует, а это самое главное — поскорее от него избавиться. Можно выключить двигатель и лететь по инерции. Правда, жутко, когда двигатель так ревет? Я в первый раз даже испугался, что оглохну. Ну, теперь все в порядке. Мы уже дошли до той высоты, на которой двигается вокруг Земли Космическая станция. Она даже не двигается, а прямо-таки носится со скоростью семи тысяч семисот пятидесяти двух метров в секунду. Сейчас папа определяет, где она находится, а потом мы будем се догонять.

— — Зачем же она так быстро двигается? — опросил Вася, невольно признавая превосходство Шурика в этих новых для него вопросах.

— Иначе нельзя. Если станция будет лететь медленнее хоть на пятьдесят метров в секунду, она может свалиться на Землю. Вы по физике проходили центробежную силу?

— Это про то, почему вода из ведра не выливается, если его быстро вращать вокруг себя на веревке? Разумеется, проходили.

— Ну вот, здесь то же самое получается. Ты — это Земля, веревка, на которую ты привязываешь ведро, — это притяжение Земли. При скорости, с которой движется Космическая станция, ее центробежная сила равна силе притяжения Земли. Понимаешь? Равна. Поэтому она не может ни упасть на Землю, ни улететь в пространство. Так и крутится вокруг Земли, как ведро с водой на веревке вокруг тебя.

— А все-таки неприятно, когда ракетоплан прибавляет скорость, — сказал Вася. — Я думал, что меня совсем сплющит.

— Ты скажи спасибо, что папа сконструировал ступенчатую ракету, — обиженно ответил Шурик. — В прежних ракетах на тебя навалилась бы тяжесть и десять раз больше. Ни один человек этого не мог бы выдержать.

— Что это за ступенчатая ракета?

— Она состоит не из одной, а из многих частей — ступеней. Каждая ступень имеет свой двигатель, все менее и менее мощный. Каждая ступень, как только израсходует свое топливо, автоматически отваливается от ракетоплана, и включается другая. От этого сила инерции возрастает не так быстро, потому что ведь следующий двигатель слабее! А главное, наш ракетоплан работает на ядерном топливе.

— Ну и что же?

— Так у ядерного горючего очень большая скорость истечения газов!

— Ну и…

— Ракета ведь отчего летит? Оттого, что у нее из сопла истекают газы. А чем быстрее они истекают, и, значит, быстрей летит ракета, тем меньше понадобится брать топлива в полет. Тут интересно что? Если ракета меньше загружена топливом, будет меньше разница в весе между тем, сколько она весила в начале полета и сколько будет весить в конце. Это значит, что разница в весе всех, кто находится в ракетоплане, будет гораздо меньше чувствоваться. То есть, меньшая тяжесть на тебя «навалится» при ускорении.

— Значит, это я сам потяжелел, а не кто-нибудь на меня навалился, когда я лежал в футляре, — догадался Вася.

— А ты что? Разве думал, что тебя кто-нибудь придушить хотел?

— Да я вообще ничего не мог понять. А что? В вашем классе все так хорошо знают физику, как ты?

— С удовольствием бы тебе соврал, да папа говорит, что это «дешевка». Многие знают физику лучше, чем я, но про ракетопланы я знаю больше, чем другие ребята, потому что когда папа чертит или делает модели ракетопланов, я всегда у него спрашиваю, что к чему. Кое-что я не понимаю, но папа так хорошо объясняет, что все-таки что-нибудь в голове останется. А физика у нас у всех самый любимый предмет. Иногда даже не поймешь: учимся мы, работаем или играем.

— Как это так?

— Да ведь мы по ней занимаемся практически. Двигатели внутреннего сгорания, например, изучаем на детской железной дороге. И так все. У нас есть детские электростанции, гелиостанции, радиостанции, заводы-автоматы. На них мы работаем под руководством учителей-инструкторов после того, как изучим теорию. А кто плохо ее усвоит, того к игре, то есть к работе на этих станциях, не допускают. Это для нас самая большая неприятность. А когда на этих станциях поработаешь, тогда все законы физики на всю жизнь запомнишь. Ну, мы с тобой говорим, говорим, а скоро уже и конец пути. Хочешь посмотреть на Землю?

— Конечно, хочу.

— Тогда пойдем к иллюминатору. Только надо идти осторожно. Держись за поручни у стены, а то опять на потолке очутишься.

— Куда? — окликнул их Владимир Михайлович. — Ложитесь быстрее в кресла. Сейчас мы опять включим двигатель и прибавим скорость, чтоб догнать Космическую станцию.

Вася и Шурик послушно расположились в креслах. На этот раз их не заключили в футляр, а только предложили надеть наушники. Все же Вася пожалел, что и на этот раз не лег в футляр, когда раздался рев двигателей. Опять он испытал противное чувство тяжести, когда казалось, что все тело налито свинцом. На этот раз оно, правда, было гораздо меньше, чем при отлете с Земли.

— Догнали! Вот она, голубушка, — торжествующе сказал Тулегенов, не отрывавший глаз от экрана на пульте управления.

— Сейчас папа сбавит скорость, и опять будет легко, — ободряюще оказал Шурик. — Держись! Мы уже причаливаем к станции…

Космическая станция состояла из ракет, скрепленных автосцепками. Ракеты сообщались между собой через соединяющие их воздухонепроницаемые тамбуры. Солнце освещало кабины через большие иллюминаторы из особого стекла, не пропускающего ультрафиолетовых лучей. Впрочем, к услугам жителей станции всегда был свет люминесцентных ламп, ничем не отличавшийся от естественного солнечного освещения.

Каждая кабина имела свое назначение. Были кабины-спальни, кабина-столовая, рабочий кабинет, кухня, кабина-лаборатория, кабина кинооператора, где он проявлял сделанные им снимки, и ряд других, необходимых для научной работы сотрудников станции.

Ракеты, из которых состояла станция, были оборудованы на Земле и переброшены в пространство одна за другой по траекториям, кривизна которых соответствовала кривизне земной поверхности. Пролетев со средней скоростью девять тысяч восемьсот пять километров в час в течение ста девяносто трех секунд, ракета уже не падала на Землю, а превращалась в искусственного спутника Земли. Водители ракет, сблизившись, шли на равной скорости и соединяли ракеты друг с другом автосцепкой прямо на лету. Так образовалась Космическая станция. Теперь она курсировала вокруг Земли на высоте двухсот двадцати четырех километров по орбите диаметром в тринадцать миллионов двести восемьдесят восемь километров. Двигатели ракет были выключены, но находились под контролем автопилота. Когда движение по инерции чуть-чуть замедлялось, автопилот включал двигатель и выравнивал скорость.

Работники Космической станции сменялись каждые два месяца. Это был установленный срок вахты. Отбыв ее, они шесть месяцев отдыхали на Земле.

Искусно причалив к ангару станции, Медведь передал радиосигнал о прибытии и, получив ответ, нажал кнопку на щитке. Герметически закрытая дверца люка ракетоплана автоматически вывинтилась и отошла в сторону. Шурик подскочил и без помощи лесенки оказался в отверстии люка. Дежурный станции подал ему руку, и мальчик исчез в приемной кабине. Вася оглянулся на Владимира Михайловича, и тот поощрительно кивнул, предлагая ему последовать примеру Шурика.

— Ну, ребята, — оказал Медведь, проходя с ними в уютно обставленную кабину. — Оглядитесь, отдохните. Часика через два я вас отправлю обратно на Землю. Ты, Вася, держись Шурика. Он здесь не первый раз. Может рассказать обо всем, что тебя заинтересует. А на меня не обижайтесь. Сидеть с вами мне сейчас никак невозможно. Такой момент.

— Чело там, — снисходительно сказал Шурик. — Что мы, маленькие. Не понимаем твоего положения? А когда ты нам покажешь космический корабль, на котором вы полетите дальше?

— Попозже. Ждите меня здесь.

Медведь торопливо вышел из кабины, а Шурик, проводив его любовным взглядом, обратился к Васе.

— Посмотрим отсюда Землю, пока еще день, а то здесь сутки короткие — всего полтора часа. Это потому, что станция вокруг Земли за двадцать четыре часа обегает шестнадцать раз. Собственно, здесь не ночь, а просто солнечное затмение. Земля заслоняет от нас Солнце. Правда, странно?

Держась за спинки кресел, Вася подошел, вернее, подплыл к иллюминатору и ахнул.

— Ты говорил, что станция быстро движется? Совсем она не движется!

— Обман зрения, — снисходительно пояснил Шурик. — Это тебе так кажется, как во время езды в электромобиле. Будто машина стоит на месте, а дома и сады бегут мимо. А здесь ведь даже облаков нет. Нечему нестись. Ты на Землю смотри!

Окутанная прозрачной голубоватой дымкой атмосферы, огромная, по сравнению с Солнцем, в черноте безвоздушного пространства плыла красавица-планета.

В рамку иллюминатора, у которого стояли Вася и Шурик, было вставлено не простое стекло, а набор мощных линз, и он, по существу, являлся сильной зрительной трубой. Через это «увеличительное окно» были ясно видны контуры морей и очертания материков.

Вот проплыли лазурные воды огромного Индийского океана, усеянные, как бусинками, зелеными архипелагами островов. Острым клином врезался в океанские воды материк Индии. Величаво проплыла цепь гор Афганистана, а за ней показалась уже изумрудная зелень Таджикской и Узбекской республик. И, наконец, родной Казахстан. Куда девались желтые пески его пустынь? Он теперь ничем не отличался от своих прекрасных сестер. Та же зелень садов, голубые ленты рек и каналов, сверкающие чаши озер. Только по белоснежным вершинам Алатау можно было определить, где начинался этот преображенный гением человека край.

Крепко сжав руку Шурика, Вася с жадностью всматривался в чудесную панораму, но уже стремительно наступала ночь. На Землю как будто упало густое черное покрывало. Из-за края Земли возник рой звезд. Плавно, как в медленном вальсе, они плыли по небосклону к Земле и исчезали за ней, как будто играя в прятки. А на смену им уже выплывали другие, и Васе казалось, будто он сам кружится с ними в сверкающем хороводе.

Десять, а может быть, и все пятнадцать минут длилась эта необычайная ночь. Но уже вдали просветлел небосвод, и сквозь голубую вуаль земной атмосферы опять выплыло солнце. Облака низко клубились над Землей, и сквозь просветы в них виднелись уже зеленоватые просторы Ледовитого океана, а дальше — сплошные массивы льда.

Забыв обо всем на свете, мальчик созерцал необычайное зрелище, но для Шурика оно не представляло новизны. Он нетерпеливо вздыхал, тихонько дергал Васю за рукав и, наконец, воскликнул:

— Ну что ты так долго смотришь? Землю не видал, что ли? Пойдем лучше к другому окну, я покажу тебе здешнюю обсерваторию.

Вася согласился, и они перешли на противоположную сторону кабины. Прямо против окна-иллюминатора свободно висела в пространстве космическая обсерватория. На гигантской оси были укреплены три рычага, расходящиеся в разные стороны. Концы рычагов по форме напоминали ухваты. Между рожек одного, самого большого «ухвата», был укреплен рефлектор в пятнадцать — двадцать метров диаметром. Зеркало рефлектора было не сплошным, а состояло из сваренных между собою шестигранных «стаканов» и напоминало по виду пчелиные соты. Сама обсерватория помещалась в фокусе телескопа. На втором рычаге был укреплен прозрачный шар. В нем находилась лаборатория для исследования спектров далеких звезд. В «пасти» третьего рычага была зажата зеркало-антенна радиотелескопа.

Только здесь, в этом мире без тяжести, можно было осуществить установку и нормальную работу этих исполинских приборов. Это была идеальная обсерватория, так как работе астрономов не мешала ни атмосфера воздуха, ни земная пыль, ни дым, ни копоть. Но это чудо техники коммунизма привлекло только беглый взгляд мальчиков, потому что их внимание сразу захватило зрелище подготовки экспедиции к межпланетному путешествию.

К станции, на которой они находились, капроновыми канатами было прибуксировано три ракетоплана, словно корабли к обыкновенной пристани. Между «пристанью» и кораблями сновали люди, очень похожие на водолазов в своих скафандрах. Из тамбура станции они смело прыгали в черную бездну космического пространства и, придерживаясь одной рукой за буксирный канат, перетаскивали большие тюки и ящики на космические корабли. Из их открытых люков навстречу грузчикам протягивались чьи-то руки, и багаж исчезал внутри корабля.

— Аврал, — сказал Шурик, с видом знатока созерцая эту картину. — Если бы все это грузили на Земле, без кранов не обошлось бы. Эти ящики очень тяжелые. А тут, смотри-ка! Зацепил одной рукой и тянет без всякого труда. Знаешь что? Я позвоню сейчас папе но радиотелефону. Может быть, он разрешит и нам принять участие в, погрузке.

— Вряд ли, — ответил Вася. — Да и где мы возьмем костюмы?

— Ах, скафандры! Да, без них не обойдешься. Там, в пространстве, дышать нечем, да и холодно. А в скафандрах есть кислородные приборы, и они изнутри обогреваются электричеством. Но я все-таки позвоню, а то, может быть, он про нас и забыл.

Шурик скрылся в соседней кабине, и Вася остался один.

Короткий день кончился, и опять наступила ночь.

— Вот тебе раз, — подумал мальчик. — Как же они будут в темноте грузить?

Как бы в ответ на этот вопрос откуда-то изнутри станции возникли лучи двух мощных прожекторов. Они осветили место работы настолько ярко, что воздушные грузчики отворачивали в сторону свои лица от слепящих лучей. Погрузка продолжалась в том же темпе. Васю от его наблюдений оторвал Шурик. Он радостно подпрыгивал.

— Разрешил, разрешил, — распевал он на все лады. — Не грузить, правда, а только посетить его на корабле. И папа уже передал дежурному, чтоб нас одели в скафандры и проводили. Сам он никак не может оторваться от своих дел. Пойдем скорее одеваться.

Вася не двигался.

— Ты что же, — удивился Шурик. — Ты разве не хочешь осмотреть корабль? Или, может быть, ты боишься? — добавил он сочувственно.

Конечно, Вася боялся. Но разве мог он признаться в этом своему товарищу, да еще моложе его возрастом! Вася молча встал и с чувством, которое испытывает больной, идущий на пугающую его, но неизбежную операцию, двинулся за Шуриком.

Уже одетые в самые маленькие, какие только нашлись на станции, скафандры, мальчики вышли в тамбур, который сейчас же за ними был герметически закрыт. Здесь воздух был ценностью и зря выпускать его не приходилось. Люк открылся, но даже Шурик в нерешительности остановился. Заметив его колебание, дежурный прыгнул первым и, свободно вися в пространстве, повернул к ним улыбающееся лицо. Шурик немедленно последовал его примеру. Вслед за ним Вася, зажмурившись, шагнул в черную пропасть и… застрял в люке. Тут надо было именно прыгать, а не шагать. Дежурный подплыл к люку, дернул Васю за ноги и, освободив его, подвел к буксирному канату. Вася судорожно вцепился в канат обеими руками.

Шурик быстро освоился в этой обстановке и уже рыбкой крутился вокруг, всячески подбодряя Васю.

Под колпаками скафандров что-то щелкнуло.

— Это еще что за глупости, — услышали мальчики в наушниках рассерженный голос Владимира Михайловича. — Заблудиться хотите? Здесь легкого толчка достаточно, чтобы вы унеслись в пространство на несколько километров. Ищи вас тогда. Немедленно взяться за канат и ко мне!

Мальчики сразу присмирели, послушно положили руки на канат и направились к кораблю в сопровождении дежурного, изрядно сконфуженного окрикам Медведя.

Космический корабль, на котором очутились теперь Вася и Шурик, совсем не походил на тот, с которым они прибыли на Космическую станцию.

Если ракетоплан своей обтекаемой формой походил на иглу, то межпланетный корабль скорее напоминал сигару с обрубленным концом да еще поставленную на гусеницы. На верху корабля была установлена антенна ультракороткого радиопередатчика, так как на пути следования находились слои «Е» и «Ф», отражающие обычные радиоволны. Вид корабля свидетельствовал о том, что он избавлен от необходимости преодолевать сопротивление плотной земной атмосферы. Поэтому же меньше места занимали и двигатели. От них требовалась гораздо меньшая мощность, нежели она была нужна первому ракетоплану. Гусеницы устраивались с таким расчетом, чтобы в случае необходимости корабль можно было использовать, как вездеход.

Внутренность космического корабля напоминала комфортабельную обстановку лучших океанских теплоходов. В двух небольших салонах разместились столовая и зал отдыха, в котором на изящных этажерках лежали книги, музыкальные инструменты, настольные игры. Цветы, мягкие ковры, удобные кресла и диваны, картины в сверкающих рамах, — все говорило о заботе, проявленной к быту космических путешественников.

— Мама, наверно, обрадуется, когда я расскажу ей, как хорошо и удобно будет папе путешествовать, — говорил Шурик. — Я бы и сам с удовольствием полетел бы на этом корабле, да папа не разрешает. Ох, уж скорее бы вырасти, а то пока то да се, папа все планеты облетает.

— Ну уж и все, — усомнился Вася.

— А что ты думаешь? Важно благополучно слетать на первую, а потом уже…

— Ну, насмотрелись, — услышали мальчики голос Владимира Михайловича. — Теперь нам пора лететь, а вам — возвращаться на Землю. Давай, Шурик, свою руку и будь мужчиной.

— Когда на Марс лететь, так я маленький, а как прощаться, так я должен быть мужчиной, — всхлипнул Шурик, прижимаясь к отцу. — Ты не думай, что я за тебя боюсь, только мне без тебя будет так скучно…

— Владимир Михайлович! Скорее в рубку, — послышался тревожный голос Тулегенова.

Медведь торопливо поцеловал Шурика и ласково сжал Васины плечи.

— Идите, ребята, быстренько к выходу! Я хотел сам вас проводить, но обстановка не позволяет. Мы задержались с погрузкой больше, чем рассчитывали. Скажете дежурному, чтобы он вас проводил до станции. Туда я уже позвонил, чтобы вас отправили на Землю с первым ракетопланом. До свидания!

Медведь поспешно ушел, а Вася и Шурик направились в каюту, где они оставили свои скафандры. Помогая друг другу одеваться, оба молчали. Шурик, потому что был опечален предстоящей длительной разлукой с отцом, а Вася — из уважения к чувствам товарища.

С одеждой вышла заминка. Сперва они перепутали скафандры, потом поменялись ими, наконец никак не могли догадаться, как прикрепляются колпаки. В первый раз их одевал и раздевал дежурный.

— Пойдем к кому-нибудь и попросим, чтоб нам помогли, — разозлился Шурик, а то мы тут проканителимся до самой отправки корабля.

Он взялся за ручку двери, но она не поддалась. Шурик стал дергать дверь изо всех сил. К нему на помощь пришел Вася, но их усилия оказались тщетными. Мальчики растеряно посмотрели друг на друга.

— Кто-то нас закрыл, — предположил Шурик.

— Я не слышал, чтобы кто-нибудь подходил к двери, — возразил Вася.

— Это ничего не значит. Мы могли и не слышать. Здесь все перегородки должны быть воздухонепроницаемые и звуконепроницаемые. Мне папа так объяснял.

— А если мы будем стучать и кричать?

— Тоже, наверно, не поможет. Ну, давай, попробуем!

Отложив в сторону колпаки скафандров, мальчики стучали и кричали до тех пор, пока не убедились, что их никто не слышит.

— И какой это чудак нас запер? — с досадой воскликнул Вася.

— Посмотри, — сказал вдруг Шурик. — Над дверью маленький иллюминатор. Может быть, он и не открывается, но если ты поставишь меня к себе на плечи, я буду смотреть в окно, пока меня кто-нибудь не заметит.

Вася без малейшего усилия выполнил просьбу Шурика.

Прошло несколько минут, и Вася, к своему изумлению, почувствовал, что Шурик начинает тяжелеть. Еще минута, и он уже с трудом удерживал товарища.

— Ничего не понимаю, — сказал Вася, задыхаясь от напряжения. — Ты опять приобрел вес. Не такой, как на земле, но все-таки… Слезай скорей… Я уже не могу терпеть!

— Тебе это кажется, — возразил Шурик. — Вот сейчас я спрыгну и повисну в воздухе.

Шурик простер руки, как во время прыжка в космическое пространство, прыгнул и… растянулся на полу. Из его носа закапала кровь.

— В чем же дело? — спросил ошеломленный Вася. Шурик молча вытирал кос рукавом скафандра. Вася настойчиво повторил вопрос.

— Я сам не знаю, — ответил Шурик, — но мне кажется, что мы уже летам.