Она вдруг остановилась, замерла, чутко прислушиваясь к совершенной тишине леса. Шон не слышал ничего, но и он насторожился; улыбка в миг исчезла с его губ. Чутье бывалого путешественника не могло подвести: навстречу им, по той же дороге, шел или ехал человек - может быть, не один. То был явно не мирный торговец и не простой бродяга, иначе Шон не сумел бы его почувствовать издалека. Рука сама потянулась к поясу, на котором висел короткий, незаметный под широкой рубахой меч в потертых дырявых ножнах из грубой материи.
      - Я никогда не прячусь от опасности, - высокомерно сказала Энна, как будто спутник её настаивал на обратном.
      - Я тоже, - пожал плечами Шон, вытаскивая меч.
      - Странное оружие... То ли меч, то ли кинжал... Откуда он у тебя?
      Он не ответил, знаком предложив девушке продолжить путь, но быть наготове.
      Внешне их поступь и осанка ничуть не изменились, зато внутренне оба были предельно собраны. Ничто вокруг не предвещало опасности: мягкий как дыхание шелест листьев сливался с общей тишиной, а солнечные лучи терялись в густой зелени, освещая её изнутри.
      Но вот спутники услышали вдали мерный четкий звук, переглянулись, однако не замедлили шаг. Легкая улыбка скользнула по губам Энны - недолго пришлось ей скучать. Цокот копыт приближался, и вскоре она могла уже определить примерно, сколько лошадей идет им навстречу.
      - Пять или шесть, - тихо сказала она Одинокому Путнику.
      Он кивнул. Меч в его большой крепкой руке казался игрушкой, да Шон и не думал принимать грозный вид. Напротив, в отличие от воинственной Энны, в глазах которой уже зажегся лихорадочный злой огонек, он расслабился, улыбнулся заранее приветливой спокойной улыбкой, зная по долгому опыту, что никогда нельзя вступать в бой первым, тем более без особой причины.
      - Вот они... - молвил Шон, убирая меч за спину.
      Действительно: в следующее мгновение далеко впереди появились черные точки. Они двигались быстро, так что скоро стали видны шлемы и копья, а потом различимы и лица, и масть лошадей.
      Всадников было шестеро. Тот, что ехал первым, смотрел исподлобья, угрюмо. Одетый в простое темное платье, он казался бы слугой пятерых своих спутников, закованных в железо, если б не надменное выражение тонкого бледного лица, гордая осанка и великолепный длинный меч без ножен, притороченный к седлу. Вороной конь его с длинной шелковистой гривой был необыкновенно красив.
      Заметив прохожих, всадники пустили лошадей вскачь. Только тот, что ехал первым, презрительно усмехнулся и нарочно попридержал вороного. Похоже, он находился в неком противоречии со своими сопровождающими.
      Приветливая улыбка на добродушном лице Шона стала шире. Девушка взглянула на него с недовольством, но ничего не сказала.
      Всадник на мощном кауром жеребце подлетел к ним, остановился в трех шагах и властно спросил:
      - Кто такие?
      - А ты кто такой? - выступила вперед Энна, которая не выносила, когда с ней говорили таким тоном.
      Всадник в раздражении тряхнул головой. Железные воины за его спиной одновременно положили ладони на эфесы своих мечей.
      - Я - командор Лобл, капитан стражи города Нилама, - все же ответил он. - А это - мои люди.
      - И тот? - Энна кивнула на человека в темном.
      Железные воины наполовину вытащили мечи из ножен. Лобл, гарцуя на коротконогом кауром, нахмурился, засопел, усиленно соображая, как достойно ответить этой нахальной девчонке. Так ничего и не придумав, он махнул рукой и гаркнул:
      - А ну, прочь с дороги!
      - Как бы не так! - Энна шагнула к нему, но тут сильная рука ухватила её за полу куртки.
      - Погоди, - с прежней улыбкой сказал Шон, отодвигая спутницу в сторону и вставая на её место. - Чудесный день, господин, не правда ли?
      - Не желаю говорить с тобой, смерд, - высокомерно заявил командор.
      - Такое ясное небо, - продолжал Шон. - А что за милый ветерок? А солнышко?
      Командор задумался. Ему тоже нравилось солнышко, и нравился легкий ветерок, но обсуждать свои чувства с кем попало он не собирался.
      - Какой неприятный бродяга, - вполголоса пожаловался он железным воинам, вынимая меч и приставляя его к груди Шона.
      Тотчас лязгнула сталь и четыре клинка сверкнули в солнечных лучах. На миг лишь Энна встретилась с мрачными глазами человека в темном, затем молниеносным движением выхватила свой кинжал и яростно бросилась на командора.
      Глава 4
      Лобл оказался искусным бойцом. Лишь с третьего удара Энне удалось скинуть его с седла. Командор грохнулся на спину и засучил ногами, пытаясь подняться - в этот момент в своих тяжелых железных доспехах он был похож на огромную черепаху, выброшенную в песок штормовой волной.
      Но и валяясь в прошлогодних листьях командор сумел ответить на выпады юной воительницы. Она кидалась на него как разъяренная кошка, то с левой стороны, то с правой; Лобл отбивался, в душе негодуя, а вслух рыча и плюясь в эту рыжую фурию, насколько мог доплюнуть. В один момент ему удалось достать её мечом - всего лишь укол в колено, но даже от такого пустяка она просто взбесилась.
      Взвыв, ударом ноги она сбила с него шлем и теперь целила свой клинок в голову противника. Лобл вертелся и пинался, однако демоница едва не срезала ему ухо, потом с маху рассекла кольчугу, и, наконец, вонзила острие в грудь. Командор жалобно всхлипнул, вздрогнул и затих.
      Пока Энна расправлялась с Лоблом, Шон сражался с остальными. Короткий меч лихо и легко летал в воздухе, обрушиваясь на шлемы и наплечники. Четверо воинов, ошеломленные гибелью своего капитана от рук какой-то наглой девчонки, не столько нападали, сколько защищались. Громыхая железом, они прыгали перед Одиноким Путником, отчаянно, но бестолково размахивая оружием. А он словно играл с ними. С той же милой улыбкою на устах он ловко отражал удары, успевая при этом весело подмигивать человеку в темном, который наблюдал за ходом битвы издалека.
      Энна, покончив с командором, повернулась к спутнику. Нежное лицо её раскраснелось, серые глаза сверкали, окровавленный кинжал дрожал в тонкой руке. Она подняла с земли меч Лобла, с места одним ударом разбила им шлем ближайшего воина, и тот с воплем упал, зажимая рукой в железной перчатке зияющую рану над виском.
      С этого мига Шон перестал шутить. Улыбка на его лице превратилась в ухмылку; движения стали резкими, сильными и точными. Плечом оттолкнув Энну, он сделал два шага вперед, оказавшись в кольце противников. Три воина в смятении попытались отступить, вдруг ясно ощутив невероятную мощь своего случайного врага, однако меч Шона уже настиг одного из них. Без звука стражник повалился на край дороги, где стояла Энна и с изумлением взирала на схватку. Вот Шон ушел от страшного удара тяжелого тимитского меча, всего лишь отклонив голову; вот он ногой выбил кинжал из руки железного воина и на лету подхватил его; вот рванулся вперед, вонзив клинки точно в щели между воротом кольчуги и кожаной пряжкой шлема... Захрипев, стражники одновременно рухнули на колени. Глаза их выкатились, а на губах появились пузыри розовой пены. Шон пожал плечами и отошел.
      - Похоже, ты умеешь драться, - небрежно сказала Энна. На самом деле она была поражена и восхищена безмерно, хотя ни за что не собиралась в этом признаваться.
      Шон не смотрел на нее, и ничего не отвечал. Присев у дороги, подальше от мертвых воинов, он старательно выдергивал из земли пучки мягкой травы и с гримасой отвращения вытирал кровь с клинка.
      - Послушай, Одинокий Путник... - снова начала Энна, намереваясь все же узнать у него, где он учился искусству боя и кто был его учитель.
      Продолжить она не успела. Одинокий Путник вдруг резко повернулся к ней (на сей раз глаза его сверкали истинным гневом) и раздраженно сказал:
      - Зачем ты затеяла это? Мы могли пройти мимо, и тогда все остались бы живы!
      - Я затеяла? - рассердилась девушка. - Это Лобл!.. Он же чуть не проткнул тебя мечом!
      - Наплевать мне на Лобла! Ты, сварливая как все девицы, принялась с ним спорить!
      - Что?.. - Энна задохнулась от возмущения. Веснушки на её тонком благородном носу вспыхнули ярче искр. - Ты сравнил меня с другими девицами? Меня?
      - Неужели тебя не учили правилам общежития? Мирное сосуществование людей с людьми и людей с природой - вот основа жизни! - зло говорил Шон, словно не слыша её. - А ты - ты сумеешь поссориться даже с младенцем!
      Девушка опешила; в серых глазах блеснули слезы, но уже в следующий миг гнев исказил её прекрасные черты и она угрожающе приподняла длинный меч командора, с которого ещё стекала кровь железного воина. Шон покачал головой и отвернулся.
      Одним богам известно, чем могла закончиться ссора юной воительницы и её спутника, если б в этот момент не подал голос человек в темном.
      - Полно, друзья мои, - насмешливо сказал он, подъезжая ближе. - Не стоит браниться из-за гибели пятерых ублюдков.
      - А сам ты кто? - хмуро спросила девушка, опуская клинок. В душе она была очень рада тому, что не пришлось драться с Одиноким Путником. Он нравился ей, хотя и оказался ничем не лучше других мужчин.
      - Я - Тротас Анжелиас Бад. Проще - Тротби.
      - Что мне имя твое! Скажи: какого ты роду? Отчего одет иначе, нежели Лобл и его люди? Почему не стал сражаться с нами?
      - Слишком много вопросов сразу, - сказал Тротби. - Я отвечу тебе позже - по дороге.
      - А куда ты едешь?
      - Прежде ехал в Иссантию, но теперь направление моего пути изменилось. Я возвращаюсь в Нилам.
      - Зачем?
      Он улыбнулся, оставив её вопрос без ответа.
      - Я назвал вам свое имя, теперь назовитесь вы.
      - Я - Энна, а он - Одинокий Путник.
      - Одинокий Путник? - Тротби обернулся и с уважением посмотрел на Шона. - Я слышал о тебе. Говорят, ты отважен и силен...
      - Это правда, - гордо ответила за друга Энна, конечно, уже позабыв обиду. - Он может разбить в одиночку целое войско! Ты сам видел, как легко он расправился с железными воинами командора.
      Тротби взглянул на пять трупов и темную от крови дорогу. Стервятники с хриплым карканьем уже слетались на пир. Один из них укусил каурого жеребца, и тот, заржав от возмущения, ударил наглую птицу копытом. Стервятник завалился на бок, истошно вопя и хлопая крыльями. Странная мысль овладела Тротби...
      - Меня зовут Шон, - Одинокий Путник встал, убрал клинок в ножны. Да, я неплохо владею мечом и копьем, но с целым войском вряд ли справлюсь.
      - Я тебе помогу, - великодушно пообещала Энна.
      Тротби прикрыл глаза. Странная мысль снова увлекала его из этой жизни в потусторонний мрак. Как сквозь сон он слышал негромкие голоса Энны и её друга, как сквозь туман видел очертания их высоких фигур. Стервятники стервенели. Шум крыльев и пронзительные крики пробудили Тротби. Он с трудом отвел взор от стаи мерзких птиц и сказал:
      - Берите лошадей. Вон та, буланая, быстроходна и легка. Она словно создана для тебя, красавица. А ты, друг, можешь взять коня командора. Он некрасив, зато вынослив и силен.
      Из чувства противоречия Энна хотела сказать ему, что буланая страшна как сам Бурган и к тому же кривонога, но, посмотрев на великолепную породистую кобылку, что стояла у края дороги и спокойно щипала свежую травку, не стала лгать.
      - Ладно, - с неохотою согласилась она. - Буланая мне подходит.
      - Вижу, ты знаешь толк в лошадях, Тротас Анжелиас, - одобрительно заметил Шон, подходя к мощному жеребцу командора. Каурый скосил на него огромный черный глаз и тихо всхрапнул, будто признавая в этом большом человеке нового хозяина.
      Тротби кивнул Шону и повернул своего вороного в обратную сторону.
      - Что ж, поехали! - Энна ловко вскочила на маленькую изящную буланую, оглянулась на спутника. Тот уже сидел в командорском седле, с удовольствием рассматривая роскошную, расшитую золотом и бисером уздечку. Судя по всему, покойный Лобл не был особенно щепетилен при сборе налогов - откуда иначе у капитана стражи такой конь, такие доспехи и такая сбруя?..
      Неспешным шагом Эннина кобылка пошла за прекрасным вороным Тротби. За ней тотчас последовал широкий как тумба конь Шона, видимо влюбленный в стройную буланую красавицу. Затем к ним присоединились клячи трех стражников, изрядно покусанные обезумевшими от крови стервятниками...
      Полдень миновал. Солнце уплыло дальше, за деревья. Дорога потемнела от теней; тишина уже не была столь прозрачна, как утром - хруст сухих листьев под копытами ничуть не нарушал её, равно как и тихий посвист Одинокого Путника, и бряцанье оружия, привязанного за ножны к седлам. Легкий ветерок затих ненадолго, потом развернулся и задул в спины всадникам, подгоняя. Словно почувствовав его, Тротби с улыбкой махнул рукой новым спутникам, призывая их поторопиться, и пришпорил вороного.
      * * *
      Через некоторое время они снова перешли на шаг. Сначала ехали молча.
      Шон, очарованный величественной красотой древнего леса, немного отставал от спутников.
      Энна, наплевав на хорошие манеры, с любопытством разглядывала Тротби. Черты его бледного лица были резки и прямы; белые брови вразлет; твердый подбородок рассекал широкий розовый шрам; длинные нестриженые волосы цвета соломы достигали плеч. Затем он оглянулся на миг, девушка увидела его глаза и взгляд, и вздрогнула в мистическом ужасе и восхищении. До того он щурился, взирая на мир насмешливо, высокомерно, а сейчас, задумавшись, посмотрел открыто. Огромные, обрамленные темными густыми ресницами глаза его были странного сиреневого цвета, с голубыми чистыми белками, умные, проницательные и глубокие. Еще Энна заметила в них печаль, но не ежемоментную, а долгую, естественную. Что-то странное таилось в душе этого парня. Страх? Тревога? Предчувствие боли и смерти? Конечно, юная воительница не могла сего определить, но очень хотела. Пока одно для неё было несомненно: Тротби родился не в хижине пастуха и не в лачуге сапожника. Его колыбель стояла или во дворце короля или в замке благородного рыцаря - в этом Энна нисколько не сомневалась.
      Вздохнув, девушка отвернулась от нового знакомого. Рациональный ум её не задержался на бесполезном размышлении о его странной внешности, прекрасных глазах и причинах столь постоянной печали; он занялся совсем иным. Почему на Тротби простая одежда? Куда он ехал с Лоблом и железными воинами? Кто он? Энна намеревалась непременно получить от него ответы на все свои вопросы, ибо яд подозрения уже давно, много лет назад, проник в её душу и не давал покоя. Едва удостоверив личность Одинокого Путника, волею судьбы девушка встретила Тротби, и теперь настала его очередь доказывать чистоту помыслов и свою непричастность к стану врагов.
      Новый вздох вырвался из нежной груди Энны, а что он означал, она и сама не знала.
      - Трупный день, - пробормотал Шон, догоняя спутников.
      - Что? - девушка с недоумением посмотрела на него.
      - Нынче трупный день, - повторил Шон. - Он начался с жалкого трупика бедной мыши, продолжился пятью трупами тимитских стражников, а чем закончится?
      - Чьими трупами? - уточнила Энна.
      - Ну да.
      - Надеюсь, что не нашими.
      - Я тоже надеюсь.
      И Шон мрачно замолчал, уставясь в далекую точку горизонта. Видимо, его все ещё терзали мысли об убиенных им железных воинах.
      Тротби, уловив его настроение, сказал:
      - Не стоит сожалеть о них. Если б вы не оказались проворнее, они непременно прикончили бы вас, как до того прикончили одного беднягу, который попался нам при выезде из города. Он всего лишь замедлил шаг и всмотрелся в мое лицо... И потом, эти воины Лобла - коварные воры и подлые убийцы. Сотни бедняков Нилама смогут теперь жить спокойно - во всяком случае, пока...
      - Пока градоправитель не назначит нового командора, а тот не наберет в свой отряд новых бандитов, - закончила фразу Энна.
      Тротби кивнул; взор его на мгновение затуманился, как будто странная мысль посетила вновь и сразу пропала, оставив лишь воспоминание о себе. Он тряхнул головой, так что прямые соломенные пряди перелетели за спину, и прошептал себе под нос: "Наваждение..."
      - О чем ты? - мягко спросил Шон, отвлекаясь от созерцания светлой дали.
      Энна, которая ничего не слышала, насторожилась. В серых глазах её вспыхнуло любопытство.
      - Нечто в прошлом мучает меня, - тихо сказал Тротби, опустив ресницы. - Оно возникает вдруг, не проявляясь отчетливо, а потому я не могу дать ему названия. Бывает ли с тобой такое, Одинокий Путник?
      - Всякое бывает, милый.
      Энна удивленно приподняла рыжие брови: Шон разговаривал с этим парнем как с ребенком, коего несправедливо обидели - ласково, участливо... И, кажется, ему даже в голову не пришло для начала узнать о его жизни и его сути, а потом уж и жалеть - кстати, неизвестно, за что. "Нечто в прошлом"! Вот это бред! Да у каждого в прошлом есть то самое нечто, какое может и мучить и терзать, если дать ему волю.
      - Ты родом из Нилама? - наконец задал Шон дельный вопрос.
      - Нет, - покачал головой Тротби. - Я родился в плодородных землях Хоса и рос там до двенадцати лет. Затем мои родители умерли, и я переехал в Тим, к дяде.
      - А кто твой дядя? - решительно вмешалась Энна, видя, что разговор вот-вот снова угаснет, ибо вежливый Шон вряд ли пожелает допрашивать этого мрачного парня с пристрастием.
      - Обычный гражданин Тима, - ответил Тротби на удивление охотно. - Он не тимит, а такой же хосиец, как я и мои родители. Но в юности влюбился в красавицу из Нилама, приехал к ней со всем своим скарбом и намерением немедленно на ней жениться, однако она, как назло, внезапно скончалась. Дядя предался унынию и возвращаться домой не пожелал.
      - Он жив сейчас? - продолжал спрашивать Шон, по обыкновению мягко улыбаясь.
      - Да.
      - Богат?
      - Да.
      - Как же он позволил командору забрать тебя против воли твоей?
      Тротби заколебался. Он не собирался открывать первым встречным все тайны своей жизни, но перед Одиноким Путником почему-то чувствовал некоторое смущение - так ученик робеет наставника и не решается слукавить, беседуя с ним.
      - Хорошо, - сказал он твердо. - Я расскажу вам, как я попал в руки Лобла и его людей.
      Энна удовлетворенно усмехнулась и мысленно поздравила себя с победой. Сейчас она все узнает...
      * * *
      - Моя дядя Лансере, верный памяти своей красавицы, более никогда не думал о женитьбе. И, будучи весьма добродетелен, не завел детей на стороне, как это делают в наше время многие одинокие мужи. Потому всю свою жизнь он прожил в большом доме, с полусотней слуг, но без семьи. Так продолжалось до того самого дня, когда я в одночасье лишился своих дорогих родителей.
      Узнав о смерти брата и его супруги, дядя послал за мной карету с десятком охранников. Они прибыли вечером, ночь провели в доме, а утром, после погребения, повезли меня в Нилам. Я ехал и вспоминал, как комья сырой земли падали на деревянные ящики с холодными телами моего отца и моей матери... Мне было всего двенадцать лет, я плакал и обещал богам отмстить им за смерть Анжелиаса Тита Бада и Винченсы, дочери Килина...
      Тут Тротби запнулся, бледные щеки его порозовели. Даже не взглянув на спутников, он пустил вороного вскачь и вскоре исчез в легкой туманной дымке горизонта. Листья, вздыбленные копытами его коня, порхали в воздухе словно бабочки; потом дунул ветер и унес их в лес; дорога снова была пуста и тиха.
      - Он удрал! - крикнула девушка в гневе, оборачиваясь к Одинокому Путнику. - Скорее за ним!
      - Погоди, - сказал Шон, за повод притягивая к себе Энну вместе с её буланой. - Не стоит его догонять. Мальчик вспомнил родителей и хочет поскорбеть о них в одиночестве. Поедем шагом; я уверен - он подождет нас там, дальше.
      - Как знаешь, Одинокий Путник.
      Недовольство в голосе юной воительницы ничуть не смутило Шона. Он и не думал торопиться. Напротив, он остановил своего каурого, спрыгнул с него; затем выудил из дорожного мешка кольцо веревки, размотал его и тщательно связал в цепочку трех одров, что так и плелись за ними всю дорогу.
      - В Ниламе мы их продадим, - пояснил он Энне, которая безуспешно пыталась поразить его взором огненным и негодующим. - По две монеты за каждую вполне можно выручить. Так что хороший ужин и ночлег нам обеспечен. Хоть я и чувствую себя нынче разбойником с большой дороги, но пока я хожу по этой земле, мне все же надо чем-то питаться и где-то спать...
      Он привязал первую лошадку к каурому и опять забрался в седло.
      - Ну, Энна, теперь едем. Тротби наверняка уже устал нас ждать.
      Девушка очень в этом сомневалась, но ничего не сказала Шону. Про себя она уже решила, что Одинокий Путник лучше целой дюжины всяких там Тротби, а посему не стоит и спорить с ним по таким пустякам.
      К её удивлению, вскоре она действительно увидела вдалеке удравшего попутчика. Он ждал их, мрачно глядя в глубину леса. Там было черно, как в морской пучине, и вокруг тоже постепенно начинало темнеть. На белых волосах Тротби сейчас не сверкали солнечные лучи, а яркие разноцветные листья, ковром покрывшие дорогу, стали одинаково серыми. Ветер дул в разные стороны, качая длинные ветви и верхушки дерев. Вот он рванул вдруг с дикой мощью, осыпав путников пылью и трухой, спутав шелковые гривы лошадей, и снова затих.
      - Ночь будет холодная, сырая, - Шон зябко передернул плечами, вынул из мешка старую куртку и надел её, - но это вовсе не значит, что мы должны гнать лошадей, дабы поскорее достичь Нилама. К тому же, я не прочь перекусить немного. А вы?
      - Я тоже, - тихо ответил Тротби, не отрывая неподвижного взора от лесной чащи.
      Энна промолчала, но лишь потому, что ужасно проголодалась и ей стыдно было в этом признаться. Одинокий Путник, проницательный как оракул и мудрый как первый королевский советник, понял сие сразу. Не теряя и мига, он соскочил с каурого, быстро развел костер на обочине дороги, и, вытряхнув из бездонного мешка своего всю снедь, аккуратно разложил её на чистой тряпице. Энна и Тротби, до того уныло и с долей печали взиравшие на действия ловких рук Шона, при виде еды тотчас оживились: оставив коней, они подошли к костру и чинно уселись по обе стороны от него, причем Тротби изо всех сил старался не смотреть на огромные ломти каравая, перья зеленого лука и кусок холодного мяса, покрытого ароматным желе. Воспитание не позволяло ему протянуть руку к еде прежде женщины и старшего товарища. Он выжидательно уставился на Одинокого Путника, который, кажется, совсем не торопился начинать трапезу, а увлеченно бросал в костер сухие палки; потом перевел взгляд на Энну. Юная воительница и не думала стесняться. Разорвав на три части кусок мяса, она взяла себе меньшую, Тротби сунула среднюю, а Шону оставила самую большую, и с энтузиазмом принялась жевать, закусывая мягким пористым хлебом.
      В преддверьи сумерек защелкали, засвистали лесные птицы. Небо чуть потемнело; стаи маленьких тучек стремительно проносились в серой вышине, иногда попадая в красный солнечный луч и вспыхивая сотнями рубинов и алмазов. Путники, насытившись, умиротворенно смотрели на яркие языки пламени, меж коих плясали золотистые искры, и думали о вечном. Вечное каждому представлялось по-своему. Для Шона это была дорога - дальняя, без видимого конца. Он видел себя седовласым усталым мужем, задремавшим на обочине, потом сгорбленным старцем с клюкою, бредущим на огонек постоялого двора, потом просто облаком, летящим на ветерке... Далее мысль Шона не простиралась, но он и не хотел знать, что будет с ним далее.
      Зато Энна хотела знать о каждом мгновении своей жизни. Ее вечное состояло из драк и сражений, из веселых пирушек, из друзей и врагов... Где-то в глубине её чувств ещё таилось множество мечтаний, и одно из них имело название "любовь", но пока она даже самой себе не произносила это слово. Вообще, она ощущала совершенно ясно, что в какой-то момент своей жизни сошла с того пути, на который ступила волею судьбы несколько лет назад, и теперь никак не могла обнаружить его, дабы пойти дальше. Она словно плутала впотьмах, наощупь выходя на ровное место и вновь теряясь в джунглях. Энна не любила думать об этом, поскольку не ведала, как ей быть? как поступить? Много проще, казалось ей, занимать мысли чем-то посторонним, а философию духа оставить отшельникам и сочинителям...
      Тротби вечным полагал мрак, и только мрак.
      Пожалуй, кроме Шона никто не знал, что вечно всё...
      Но вот нити их мыслей вдруг слились в одну; путники очнулись от грез, переглянулись удивленно.
      - Пора? - сказал Тротби.
      - Пора, - кивнул Шон.
      Они поднялись. И в этот момент мир, воцарившийся в их душах после отдыха и трапезы, разрушили ужасные, воистину отвратительные звуки:
      крик, плач, визг, бешеный топот копыт...
      Энна тут же выхватила свой кинжал, сделала свирепое лицо и снова приготовилась к бою. Шон придержал её руку, покачал головой, прошептал: "Не надо..." Сейчас он не чувствовал никакой опасности, хотя эти душераздирающие вопли, спугнувшие прекрасную лесную тишь, порядком действовали ему на нервы.
      А Тротби, всмотревшись вдаль, улыбнулся и облегченно засмеялся.
      - Нет, - сказал он Энне, - право, не надо!
      Глава 5
      Со стороны Нилама по дороге навстречу путникам несся маленький толстый человечек, кулем сидевший на такой же маленькой и толстой караковой лошадке. Круглое лицо человечка было багрово, глазки грозно сверкали, а в короткой ручке тускло блестел большой заржавленный нож.
      Едва завидев Тротби, он издал пронзительный крик и пришпорил своего скакуна.
      - Прочь! Прочь, злодеи! Загрызу!!! Растерзаю!!!
      Встревоженным эхом откликнулась чаща; из глубины её, всполошенно каркая, вылетели сотни птиц и устремились ввысь, унося на крыльях тишину.
      - Прочь! Уа-у-у! Пр-р-очь!
      Случайный прохожий, конечно, вполне мог принять этого колобка за лесного демона, но только не такие бывалые путешественники, как Энна и Одинокий Путник.
      - Уа-у-у! Искуса-а-ю-ю-у-у!!
      - Что ж он так орет? - недовольно покачал головой Шон, укладывая в мешок остатки трапезы.
      - Наверное, буйнопомешанный, - предположила девушка и убрала кинжал в ножны, ибо не имела дурной привычки драться с психами. - Только бы не плюнул. Я слышала, их слюна заразна...
      Тут псих, который был уже совсем близко, как раз-таки плюнул, метя именно в Энну, но не попал. Тогда он закинул голову к небу и гнусно завыл. Путники вздрогнули. Негодование охватило их. Юная воительница решительно шагнула навстречу толстой лошадке, ухватила колобка за ногу и сдернула с седла. Он свалился на землю и затих, тараща в серое небо крошечные светлые глазки. Эхо от его воплей прокатилось по лесу, растворяясь в тишине.
      - Что случилось, друг мой? - участливо склонился над ним Шон. - Жив ли ты? Мертв ли?
      - Осторожнее, Одинокий Путник, - предостерег его Тротби. - Сейчас он пнет тебя под колено, проворно подскочит и с рычанием вцепится в горло. Отойди от него подальше...
      - Он что, твой приятель? - с подозрением спросила Энна.
      Тротби не успел ответить, потому что хитрый колобок вдруг ловко пнул Энну в бок левой ногой, а Шона под колено правой, потом проворно подскочил и с рычанием кинулся в бой. Шон, запросто одолевший трех железных воинов, здесь растерялся. Он стоял, с печалью во взоре глядя вдаль, в то время как колобок висел на его шее, извивался, скрежетал зубами и пытался его придушить. Возможно, этот день стал бы последним в жизни Одинокого Путника, и он, минуя периоды зрелости и старости, уже теперь превратился бы в легкое облачко, плывущее на ветерке, если бы не своевременная помощь Тротби.
      Переступив через Энну, которая валялась в канаве у края дороги и не могла подняться, поскольку ножнами зацепилась за толстый корень ближнего дуба, он подошел к колобку сзади, рывком оторвал его от Шона и отбросил в сторону.
      - Остынь, Гуччо, - сказал он спокойно. - Ты опять все перепутал. Это мои друзья.
      * * *
      - Тьфу, Бурган побери мою вспыльчивость! - проклинал себя колобок, посыпая лысину пеплом из костра. - Я принял тебя за командора Лобла, господин. Он столь же высок и широкоплеч как ты, столь же статен; вот только глаза у него злые, а у тебя добрые. Но я-то слеп как крот! На два шага отойди, и я не различу, тимит ты или леведиец!
      - Слишком много болтаешь, Ги, - осадил его Тротби. - Господин Одинокий Путник уже простил тебя.
      Шон кивнул. Он все ещё не мог опомниться от внезапного нападения воинственного колобка и сейчас находился в некой прострации, мыслями устремясь в неведомые миры, где сплошь туман и никакого просвета не бывает никогда.
      - Он что, твой приятель? - сумрачно повторила вопрос Энна, счищая с одежды листья, раздавленных муравьев, мошек и прочую дрянь.
      - Можно и так сказать, - ответил Тротби. - Он пестовал меня с малых лет, лелеял и любил всем сердцем. Нынче, когда Лобл приехал за мной, я нарочно услал из дома моего верного Ги - не то не миновать нам драки, и кто знает, чем бы тогда закончилась эта история...
      - Что за история? - очнулся Шон. Снова в нем произошла борьба природной вежливости с природным же любопытством, и, как это часто бывало, победило все-таки любопытство.
      Тротби и сам желал рассказать, но полагал, что развлечься приятной беседой можно и в пути. Поэтому он вскочил на своего прекрасного вороного, потом учтиво подвел девушке её буланую, а Шону пинками подогнал каурого; Гуччо, пыхтя, забрался на взмыленную караковую, со стороны похожую на бочонок с длинными ушами и пышным хвостом. Солнце уже скрылось за лесом, когда путники снова выехали на дорогу, ведущую к Ниламу.
      - История, начала которой я не ведаю, - наконец сказал Тротби и с грустью взглянул на своего колобка. Тот ответил ему ласковым взором, в коем отчего-то сквозило некое сожаление. - С того дня, как я поселился в Ниламе у дяди, жизнь моя словно перевернулась. Только в доме я мог чувствовать себя свободно и спокойно. Стоило мне выйти на улицу, как рядом или поблизости оказывались очень странные люди; самый вид их внушал мне робость. Мутные глаза, неровный шаг, нервные жесты... Я, мальчик, не раз замечал, что рассеянный взгляд такого вот безумца становится вдруг ясным и осмысленным, едва лишь направляется на меня. Я, молодой человек, давно привык к этому вниманию и сердце мое уже не замирает от мистического ужаса, когда я выхожу из дома. Но год назад со мной случилось нечто и вовсе необъяснимое.