– Ничего я не скажу.
– Ну, тогда извини, – улыбнулся Клин и ушел. Гриша не знал этой улыбки, за ней крылась угроза.
Клин возненавидел Гришу, потому что не любил преград. Он от рождения был в этом смысле психованный, и, если что-то мешало его желаниям, приходил в тихую ярость.
Когда Клин ушел, сосед спросил:
– Чего приходил?
– Да спрашивал, куда уехала жена нового учителя.
Гриша не хотел зла Володе, но невольно помог бичам. Надо было бы людям рассказать всю правду, и пошел бы по селу шум, все бы стали интересоваться, как и что пойдет дальше. А Гриша решил прикрыть друга и от любопытных сельчан, поэтому сказал соседу, что жена нового учителя поехала с Володей сети проверить, рыбу решила купить. Сосед сказал другому, и любопытство на том потухло. Что уж тут такого интересного! Володю знали, как очень тихого и даже робкого парня. А жена учителя была из местных, ей охота, конечно же, самой рыбу снять из сети.
Но желание помочь Володе обернулось ужасом для Гриши. Он прежде в дурном сне не видел, что произошло с ним ночью.
Гриша летом спал на сеновале. На этот раз он против обыкновения даже запер двери, заложив здоровенный дрын. Но через щель кончиком ножа Клин сдвинул жердь и она вышла концом из скобы.
Гриша проснулся оттого, что нечем было дышать. Он не сразу понял, что чья-то огромная ладонь закрыла ему рот.
Уже знакомый голос Клина шептал в ухо:
– Тихо, придурок. Зарежу, если пикнешь.
Он держал нож у горла. В такой передряге Гриша никогда не был и от страха чуть не потерял сознание. Клин ударил кулаком в бок, боль пронзила все тело. Короткие злые удары посыпались градом. Гриша не мог кричать и задыхался. Он уже терял сознание, когда Клин перестал его бить и убрал ладонь.
Гриша жадно, всей грудью, хватил воздух. Когда чуть отдышался, то открыл глаза. Над ним глыбой нависал Клин. Огромный нож, пугающе сверкающий в лунном луче, пробившемся через щель, упирался острием в грудь в том месте, где трепыхалось сердце напуганного до смерти Гриши.
– Хорошо учишься? – спросил почти ласково Клин.
– Хорошо, – машинально ответил Гриша.
– Молодец. Люблю отличников. Они все знают и отвечают подробно. Вот и расскажи, как урок, куда делся твой приятель.
Гриша заплакал беспомощно, и тут же почувствовал, как нож больно уперся между ребрами, вот-вот пройдет через кожу.
– Мне ничего не стоит прирезать тебя, щенок, – все тем же ласковым голосом говорил Клин. – А зачем это тебе надо? Ты такой еще молодой. Зачем тебе спешить в могилу? А приятелю твоему мы не сделаем ничего плохого. Только вернем женщину, которая с ним. Понимаешь меня?
Гриша ухватился за спасительную ниточку.
– Поклянитесь, – сказал он, – что не побьете Володю.
– Клянусь! Сдался он мне…
И Гриша поверил. Он рассказал подробно, где находится остров, на котором теперь могут быть Володя и жена учителя. Клин места уже знал довольно хорошо и потому понял, куда ехать.
– А теперь ты поклянись, – попросил он, продолжая держать нож у сердца Гриши. – Никому ни слова, что я приходил ночью и случайно тебя разбудил. Хорошо?
– Я не скажу, – пролепетал Гриша.
– А то я завтра опять тебя разбужу. Или случайно в лесу встречу. В болоте тонуть тоже радости мало. Так что лучше помолчать в тряпочку.
Клин был уверен, что парень не разболтает о его визите. Он теперь неделю в себя будет приходить.
– Ну, спи, приятель, – убрал Клин страшный нож. – Приятных тебе сновидений.
И бесшумно исчез. Даже не было слышно, как он спрыгнул на землю. Почему-то не лаял Барбос. По селу тявкали другие собаки. Но так бывает каждую ночь. Мало ли кто вернулся поздно с рыбалки! А Барбос молчал.
Клин прирезал его, но не стал оставлять вещественное доказательство, а уволок с собой. Потом собачью шкуру выгодно продали. Из нее можно было отличную шапку сшить.
Людмила Петровна включила ночник, потому что надоело лежать в темноте. Сон все не приходил. Близость Владимира и воспоминания так волновали ее, что сердце никак не могло успокоиться.
– Ну, и пусть! – с тихой радостью подумала Людмила Петровна. – Я и днем высплюсь. Да и какой сон!
В жизни должны были произойти перемены. Ей казалось, что все годы, прожитые во власти Сергея, были сном. У нее получилось так, что летним днем началась настоящая жизнь, а потом она прервалась очень долгим и тяжелым сном. Теперь она очнулась и готова продолжить жизнь, если даже та продлится так же коротко, как тогда.
Людмила Петровна лежала в постели, смотрела на белый потолок и с удовольствием мысленно уходила в прошлое.
Какая это была уха!
В жизни она не раз ела уху и вроде нечему было удивляться. Но Володина уха была особенной. Прямо каким-то нектаром, от которого разве только крылья не выросли на спине, а летать хотелось.
Когда поели и стали пить чай, пахнущий дымом костра, Людмила Петровна спросила:
– О чем же хотел поговорить?
Она немножко дразнила его, потому что заранее знала, что он скажет, но ей было интересно – как он будет говорить. Начнет издалека, намеками, будет краснеть, сбиваться.
– Хотел поговорить, верно, – сказал Володя.
– Тогда я слушаю.
– Будь со мной.
Он посмотрел на нее чистыми своими, праведными глазами.
– Но я в некотором смысле замужем, – как-то глупо прыснула Людмила Петровна.
– Это неважно.
– То есть, как неважно?
– Это была твоя ошибка, – стал серьезно и уверенно объяснять Володя. – И я виноват, что поздно пришел. Ошибку надо исправить.
– Ты не знаешь Сергея. Он очень серьезный человек.
– Он же умный, должен понять.
– Этого не поймет, даже и не надейся.
– Я с ним поговорю.
– Мне жалко, – начала Людмила Петровна. – Я даже не знаю, чего мне жалко. Себя, может быть. И тебя тоже. Нам что-то показалось, но это мечта. А есть еще жизнь. Я ее уже немножко знаю, а ты еще нет. Поэтому ты такой уверенный. А я уже понимаю, что все кончится печально. Лучше посидим еще немного и поедем назад.
– Мы не можем поехать, бензина нет.
– О чем же ты думал раньше?
– Мне не нравится этот разговор, – задумчиво признался Володя. – Ты еще не свободна. Давай пить чай. Утро вечера мудренее.
– Ночевать? Да что он подумает!
– Опять о нем? Дурак, если плохо подумает. А зачем тебе жить с дураком? Я знаю, ты будешь несчастна, если вернешься к нему.
Эти пророческие слова Людмила Петровна вспоминала не раз потом. А в тот раз она задумалась и сказала:
– Ты прав, разговор не получается.
Они попили чаю, говорили о пустяках, думая об одном – как быть?
– Иди спать в шалаш, там постелено, – сказал Володя.
Она покорно пошла и закуталась в одеяло. Она была уверена, что он тоже придет, но не будет нахальничать. Этой мысли она не допускала, слишком большое доверие он вызывал. Но так и не дождалась, уснула. Проснулась одна в шалаше. Выбралась на воздух.
Володя возился у костра, который уже горел.
– Доброе утро! – сказала она.
Володя обернулся и уставился на нее. Он забылся даже, смотрел, будто бы какое чудо увидел.
– Что с тобой? – смутилась она. Поспешила к воде, ополоснула лицо.
Когда вернулась к костру, чай уже был готов, дымился в кружке.
– Пусть немножко остынет, – сказала она, опускаясь на траву. – Ты хоть спал или меня сторожил?
– Спал.
– Где?
– У костра. Не впервой. В тайге часто приходится.
– А тайга большая, – почему-то вздохнула Людмила Петровна.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Ты вернешься к нему?
Она промолчала, глядя на огонь. Тогда он спросил иначе:
– Ты хочешь вернуться к нему?
Она посмотрела на него и отрицательно покачала головой. Почему она так ответила? Ведь вроде стала привыкать к Сергею. А Володю знала всего второй день. Но с ним было так спокойно и светло. На душе светло – вот что!
– Если бы уйти в тайгу и чтоб никто не нашел, – вздохнула Людмила Петровна. – Только бы не видеть… Ты можешь меня спрятать?
– Это нечестно. Я же не вор. Надо все по-честному.
– По-честному не получится, – горестно вздохнула Людмила Петровна.
– Это посмотрим. Мне важно, что не хочешь вернуться. Теперь я тебе – защита и опора.
– Ты еще мальчишка!
– Я сегодня стал самым сильным.
– Ой-ой-ой! Ты еще и хвастун!
Молодость все-таки беспечна! Уже через минуту они болтали обо всем, как будто уже были вместе и ничего им не грозило.
Потом Володя поехал на веслах проверять сети, а Людмила Петровна осталась на берегу. Она хотела побыть одна, чтобы подумать, прийти в себя. Она сидела у воды, смотрела на далекую лодку с Володей и робко мечтала, что все будет хорошо.
В это время появились они.
Моторная лодка летела к острову, как пчела, и стремительно увеличивалась в размерах. Володя тоже обратил внимание на треск мотора. Он сразу понял – чужие. Налег на весла и устремился к острову, но лодка шла очень тяжело, не для весел была предназначена.
Трое уже были на острове.
– Мадам, – обратился Клин к Людмиле Петровне, – надо ехать к мужу. Нехорошо убегать от мужа с другим.
Людмила Петровна никогда не видела их прежде, но было ясно, что это не местные.
– Вам какое дело до меня? – спросила она хмуро.
– Сергей Александрович приказал, – ляпнул глуповатый Филин.
– Кто вы такие, чтобы он вам приказывал? Клин зло посмотрел на Филина.
– Нам он никто, – нарочито грубо ответил Клин. – Но видим, забегался человек, жену потерял. Мы и предложили помочь.
– Много заплатил?
– Сколько заплатил, все наше, – надоело Клину вести беседу. – Идемте, мадам.
Он взял за руку Людмилу Петровну и потащил к лодке.
Уже у воды, когда Филин и Бульбаш отталкивали лодку, а Клин отвлекся, глядя на приближающуюся «Казанку» Володи, Людмила Петровна вырвала руку и побежала к лесу.
– Стоять! – крикнул Клин и кинулся следом. Филин и Бульбаш застыли оторопело, еще не понимая, что случилось.
Спрыгнув с лодки, по воде бежал Володя. Он бросился наперерез Клину и повалился ему под ноги. Клин покатился кубарем. Людмила Петровна скрылась в лесу.
С берега бежали Бульбаш и Филин. Вскочив на ноги и выхватив палку из костра, перед ними встал Володя.
Клин тоже поднялся на ноги и посмотрел на Володю, который стоял к нему спиной. Клин решил, что двое управятся с одним, а надо догонять бабу. Поэтому кинулся в лес.
Он носился между деревьями и никак не мог найти Людмилу Петровну. Она спряталась в кустах и затихла. Ей была видна поляна, на которой стояли трое – Володя и два бандита.
Бульбаш и Филин набросились на Володю. Но тот оказался увертливым и очень жилистым. Получив по увесистому удару, Филин и Бульбаш отбежали.
Воспользовавшись этим, Володя бросился к лодке. План его был прост: отогнать чужую лодку от берега, завести мотор и поехать вдоль острова. Где-то из леса покажется Людмила Петровна. Он приблизится к берегу, она добежит, завалится в лодку и поминай как звали!
Пусть дружки кукуют на острове, пока о них не спохватятся. Без бензина они далеко не уедут!
Бульбаш первый разгадал план Володи и с воплем бросился вперед. За ним побежал Филин.
Володя уже отталкивал лодку, оставалось только запрыгнуть, но тут его схватили Бульбаш и Филин. Володя локтем ударил в бок полного Филина и тот, охнув, осел. А второй схватил ружье, что лежало у борта. Володя хотел отобрать, но сзади его ударил палкой Бульбаш. В это же время прогремел выстрел, и Володя рухнул на мелководье.
– Не-ет! – с диким криком бросилась из кустов Людмила Петровна.
Клин оказался тут же. Он подхватил ее на руки и понес к лодке. А там Филин вопил:
– Он сам! Сам! Я не виноват! Я хотел попугать, а он как дернет за ствол!
– Заткнись! – рявкнул Клин. – Оттащи на берег и побудь с ним.
– Володя! – кричала Людмила Петровна. – Они убили тебя!?
– Успокойтесь, мадам, – говорил Клин, усаживая в лодку Людмилу Петровну. – Несчастный случай, вы понимаете. Сами же и виноваты, что убежали. Я оставил с ним человека. Мы едем за врачом. Пожалуйста, успокойтесь, если хотите его спасти.
Конечно, нужно сюда врача! Людмила Петровна осмыслила это и покорилась.
– Я останусь, – попыталась просить она.
– Нет, – отверг сразу Клин и завел двигатель. Клин и Бульбаш привезли Людмилу Петровну в домик в Пороховушке. Там ее ждал Сергей.
Бульбаш остался с ней, а Клин вывел Сергея на улицу и стал что-то объяснять.
– Да скорей же, скорей врача! – кричала Людмила Петровна.
– Уже Клин поехал, – сказал вошедший Сергей. К вечеру началась горячка, Людмила Петровна с большой температурой валялась в беспамятстве. Так прошло три дня.
Она очнулась у себя дома, при ней была медсестра.
– Что с Володей? – спросила первое Людмила Петровна.
Сестра ничего не ответила, видимо, ей было запрещено разговаривать.
Тут же появился Сергей.
– Нам надо ехать в Москву, – сказал он. – Срочно вызывает отец. Что-то с матерью…
– С Володей что? – опять спросила она.
– Его нет в живых… Но как ты смеешь? Там умирает моя мать, а ты спрашиваешь о своем паршивом любовнике?!
Людмила Петровна замолчала. В молчании прошли все сборы. Ей было все равно. Если нет в живых Володи, какой еще может быть интерес!
Только на пристани проснулось ее сознание, когда она увидела гневное лицо Гриши.
– Он мертв? – спросила она Гришу. Муж держал ее под руку.
– Из-за вас, – прошептал Гриша. – Ненавижу! Людмила Петровна молча прошла по сходням на теплоход.
КАССЕТА ШЕСТАЯ
«Сегодня с утра у меня большие хлопоты. Я все-таки убедился, что Драков очень обеспокоен чем-то. Я выгнал из гаража машину, а он не спускался. Потом приехал Клин.
– Ты чего вдруг? – деланно удивился я.
– Хозяин вызвал, – сказал Клин. – Почему он не в духе?
– Отчего ты решил – не в духе? Утром видел – нормальный.
– Я его сто лет знаю. По голосу определю настроение.
Я знал, что Клин не мог успеть выполнить задание, однако спросил:
– Как журналист?
– Живет, сволочь! Но я уже подбирался…
Я в своих расчетах не ошибся. Вечером я не мог этого сделать, но с отъездом Дракова собирался предупредить Мохова, чтобы тот гнал журналиста в Москву как можно быстрее.
Однако ситуация изменилась. Я не мог отлучиться из дому. Должен был приехать не Клин, кто-то другой из охранников. С ним шеф поехал бы в город. Я остался бы в доме, придумав какое-нибудь объяснение Нюре.
Стоп! Нюра…
Клин поднялся в кабинет Дракова и они о чем-то там говорили уже четверть часа. Врасплох они меня уже не возьмут. Я с ними справлюсь.
В коридоре столкнулся с Нюрой.
– Ты все знаешь? – спросил я ее. – Про меня?
– Да, – ответила она.
– Ты друг Людмилы Петровны. Это я вижу. Выполни просьбу. Я дам тебе телефон, позвони и скажи… Вот фамилия одного журналиста. Скажи, Чума велел уезжать этому журналисту.
Я дал телефон Мохова. Василий сообразит, не маленький. Нюра стала было расспрашивать, что к чему, но я сказал:
– Тебе срочно нужно в магазин. Там есть телефон-автомат. Ну, вот. Спеши, родная.
Я вышел на улицу и стал мыть машину, хоть она и без того была чистой. Лучше находиться здесь, чем в помещении.
Разговор у них затянулся. Они прекрасно понимали, что я не олух, и мог заподозрить что-то неладное. Сидят вдвоем и шепчутся. Меня не позвали. Что я должен подумать?
Если они даже не побоялись того, что я могу подумать, то, похоже, Драков уже решил мою судьбу – он постарается не выпустить меня из этого дома. Я на его месте поступил бы точно так же.
Кажется, не напрасны были мои предчувствия, которые я высказал в начале моего повествования. По крайней мере, приговор зреет в эти минуты. По мнению моих судей, мне не стоит доживать до утра. Они постараются прикончить поскорее. Поэтому уже решили не считаться со мной.
Зря они считают меня таким простачком!
То, что они так расправиться способны, мне было хорошо известно.
Я мыл машину и вспоминал, как однажды они уже пытались меня отправить на тот свет…
Когда Филин выстрелил в меня, я упал и потерял сознание. Очнулся уже на берегу. Осторожно приоткрыл глаза и постарался незаметно оглядеться. Шагах в пяти от меня сидел на траве Филин и строгал палочку кинжалом, что-то напевая. Хороший человек! Отличное настроение, и полное спокойствие духа.
Я прислушался к звукам. Вроде бы никого больше поблизости не было. Лодки ихней тоже не было. Значит, Людмилу Петровну увезли, пока я был без сознания.
Только теперь я прислушался к своей ране. И не потому что так страшно было за себя. Страха я никакого не чувствовал. Я хотел узнать, могу ли я еще подняться на ноги, чтобы увидеть ее. Она оказалась права, с этим учителем по-честному не получится. Но если буду жив, я спасу от него Людмилу!
Сердце дробью не задело, стучит себе как молоток кузнеца. Видимо, покрошило ребра, а может, обожгло и пробило мышцы у лопатки. Левая рука была тряпичной. Не истечь бы кровью! Свертываемость у меня хорошая.
Случай не смертельный, подумал я, но малоприятный. Теперь надо понять, зачем остался этот тип? Если б хотел помочь, то перебинтовал бы.
Я осторожно двинулся так, чтоб зажать рану, прижать ее к земле. Хорошо, что ружье было заряжено мелкой дробью, а не каким-нибудь разрывным жиганом. Наши охотники отливали из свинца такую пулю, шли на медведя.
Раз он меня не перевязал, то дано ему задание караулить. Отдам я концы или нет, его не интересовало. Двое остальных торопились доставить хозяину Людмилу Петровну, а уж потом вернутся и постараются меня убрать, чтоб и следов не осталось.
Я угадал тактику. Через какое-то время лодка с Клином и Бульбашом вернулась.
– Ну, как он? – спросил деловым тоном Клин.
– Еще дышит, – ответил Филин, – но полная хана.
– Давай его в лодку, – приказал Клин.
Меня отнесли и положили на днище моей лодки. Теперь для меня было главным не дать понять им, что я все слышу. Я нахожусь в беспамятстве, делайте, что хотите. Если я попытаюсь сопротивляться или просить их, они меня прикончат.
– Куда мы его повезем? – удивился Филин. – В больницу что ли?
– В больницу, – язвительно ответил Клин. – Пусть вылечат. Выздоровеет, расскажет, какой ты хороший.
– Оставили бы здесь, – говорил Филин. – Ружье рядом. Сам застрелился.
– От несчастной любви, – хохотнул Бульбаш.
– А что? – не понимал Филин. – Очень даже похоже.
– Заткнись, – коротко бросил Клин.
Как я понял, они подцепили мою лодку. Завели свой мотор. Чего-то еще медлили. Потом поехали. Остановились, о чем-то переговорили. Подтянули мою лодку к борту своей и рядом со мной положили ружье.
– Зацепи ее за что-нибудь, – приказал Клин, – чтоб в лодке осталась.
Картина становилась ясной. Ружье, конечно же, разряженное. Оно будет в лодке. Я пульнул в себя и вывалился в воду. Я им пока нужен дышащий. Потом следствие определит, что умер уже в воде, захлебнулся.
Благо я догадался и заранее уцепился так за сиденье, чтобы остаться в лодке, то есть под лодкой.
Отъехав изрядно, они и впрямь перевернули мою «Казанку» – лодка узкая, чего там? – и покатили себе, должно быть, насвистывая.
Хорошо, что придурки перевернули лодку круто, под днищем остался воздух. Здоровой рукой я держался за сиденье, которое к бортам было привинчено намертво.
Главной задачей моей было не терять сознания. Когда прошло довольно много времени, а дышать стало совсем трудно, я вынырнул из-под лодки и с большим трудом, но взобрался на днище. Лодка была железной, но не тонула, потому что были приделаны воздушные баки на носу и на корме.
Теперь оставалось ждать и, конечно, не терять сознания. Меня подобрал старый хант. Его звали Прохором.
Он привез меня в свою юрту. Там была его старуха, никого больше не было вокруг.
Я им объяснил, кто я. Прохор, как оказалось знал моего отца. Но до моего поселка он не мог доехать, слишком был стар. Сын уехал в райцентр и, должно быть, загулял с друзьями. Приедет, навестит моих родителей и все расскажет.
– Обо мне никому говорить не надо, – попросил я стариков.
– Зачем болтать? – послушно закивали они и ничего более не стали спрашивать.
А после этого я снова потерял сознание.
Старики выходили меня. Через неделю я чувствовал себя уже более или менее сносно.
Вернулся сын стариков, Николай. Мы с ним были знакомы, учились в школе.
– О-о! – удивился он. – Тебя искали, искали…
Как выяснилось потом, милиция не сразу спохватилась. Сергей с ними завязал дружбу. Сам больше других искал меня. К Людмиле Петровне никого не допускали. Никому не хотелось скандального случая. И местная милиция отчиталась перед вышестоящей честь по чести: несчастный случай, утоп по небрежности.
А когда я предстал пред их очами, струсили до ужаса. Тут же начали закручивать дело. Но Драков был уже в Москве. Искали Важенина Сергея Александровича. А такового не числилось там.
Через год я все-таки попал в армию. Потом пошел в органы. Большую науку преподали мне прислужники Дракова. В большом я перед ними долгу.
Разговор в кабинете Дракова продолжался. Клин долго не верил, что Чума и тот парень, которого Филин подстрелил, был один и тот же человек.
– Его давно раки съели, – не соглашался он. – Показалось тебе, шеф. Чего-то нервы у пас подводят.
– Это он.
– Чудеса да и только! А если он, то почему так долго ошивается между нами? Давно бы расправился. По одному перебил бы.
– Он мстить не намерен. Или не только мстить. И не забывай – Филин и Бульбаш за решеткой. Без него не обошлось. Он подбирается к нам. Но больше всего не мы ему нужны.
По тому, как это сказал Драков и как он посмотрел на стену, за которой находилась спальня жены, Клин понял, о ком идет речь.
Тогда тот парень тоже умыкнул жену Дракова.
– Мы с тобой раззявы, – продолжил Драков. – Нюх потеряли. Стареем. Поверили, что он мента обрабатывает. А он с ним держит связь. И ведь как-то сделал так, что я ему приказал выходить на мента. А вчера?
– Что вчера?
– Ловко вместо себя тебя подсунул и в доме устроился, чтобы ближе быть…
– Если он работает на органы…
– У меня уже нет сомнений.
– Тогда он заподозрит, что мы без него тут говорим. Ушлый, скотина! Надо как-то…
– Боишься, что смоется?
– Я на его месте так и поступил бы…
– Он не сбежит, – почему-то усмехнулся Драков. За стеной слышны были шаги хозяйки. Клин догадался, на что намекает Драков.
– Он ее не оставит, если почувствовал, что я вычислил, кто он.
– Что будем делать? – спросил Клин, готовый тут же спустить курок пистолета.
– Ты его немножко знаешь. Если он на стремени, так просто его не уберешь.
– Это верно. Надо его бдительность усыпить.
– Продумал, как. Вопрос в том, что ни Люда, ни служанка не должны заметить. Подымется такой переполох, не выбраться. А надо нам уйти из дому тихо. Мы уезжаем.
– Понял.
– Сгущаются тучи, Клин. Мы уже под колпаком. Считай, в ловушке. Осталось дернуть ниточку. Тут надо действовать, как минерам. Одна ошибка – и все.
– Может, ночью? Женщины будут спать.
– И он подставит лоб? До ночи он уже что-то предпримет. Нельзя терять времени.
– Не знаю, шеф. Голова трещит, ничего не могу придумать.
– Не делай таких умственных усилий, пока я есть, – снова усмехнулся Драков. – Про тайник помнишь?
– О! – восхитился находчивости шефа Клин. – Туда и с концом.
– Только без шума. Теперь о поездке. Как эта служанка?
– В смысле?
– Не снюхалась с ним?
– Да не-е, – махнул беспечно Клин. – Это моя баба.
– То есть как? Спишь, что ли?
– А что тут такого?
– Больно ты ловкий, как я погляжу. Значит, надежно?
– Сто процентов.
– В любом случае не будем оставлять ее. Заберем с собой. Идем вниз, Клин. Надо позавтракать. Чуме пока ничего не говори. Потрепись о чем-нибудь. Скажи, докладывал мне про одно секретное задание, личного характера, мол.
Клин вышел из кабинета. Чуть помедлив, сам Драков вышел и подошел к двери спальни жены.
Он предупредительно постучал и вошел туда, как часто делал. Дверь была не заперта.
Уже одетая, Людмила Петровна обернулась. Она сидела у зеркала. Лицо ее было спокойным и слишком будничным.
«Приняла решение», – подумал Драков.
Он подошел и поцеловал ей руку.
– Я сейчас приду, – сказала Людмила Петровна.
– Отлично, – Драков усиленно показывал, что у него прекрасное настроение. Людмила Петровна слышала, как он спускался по лестнице и громко позвал:
– Нюра! Где ты, голубушка! Накрывай на стол!
«Клин намекнул, что выполнял личное поручение шефа и болтать об этом не может.
– Да хватит тебе ее тереть, – легко пнул он по скату.
– Кто едет с шефом? – спросил я.
Мне важно было как-то умудриться сегодня побыть наедине с Людмилой Петровной хоть несколько минут, чтобы предупредить. Я хотел сказать ей, чтоб она была готова ко всему и не удивлялась, что бы ни случилось; я ее не оставлю.
– Я так понял, – раздумчиво ответил Клин, важничая, что знает больше других о намерениях хозяина, – все поедем.
– Что такое? – нашел нужным удивиться я.
– Скажут, Чума. Все скажут, все объяснят. Надо иметь терпение.
Тут появилась на крыльце Нюра.
– Завтракать! – позвала она.
Я несколько удивился демократичности и хлебосольству Дракова. В просторной кухне за большим столом стояло пять стульев.
– Проходите, садитесь, – широким жестом пригласил Драков.
Клин, видимо, тоже редко сиживал с хозяином по утрам за кофе, и вел себя несколько скованно. Я мог не знать об обычаях этого дома, меня никто не посвятил, и потому вальяжно сел и придвинул себе дымящийся кофе.
На столе стояли тарелки с мясными и рыбными бутербродами.
Драков налил в тонкий фужер белого вина.
– Себе я позволю, – пошутил он. – Будешь, Люда? Людмила Петровна отказалась, Нюре он не стал предлагать, а нам сказал:
– Вы за рулем.
Подержав на весу фужер с вином, Драков сказал:
– Я получил сведения очень приятные. Государство выделило новые субсидии. Можно широко развернуться. Масштабы работ захватывают дух. Выпью за то, что нам предстоят большие дела!
Он отпил два глотка и поставил фужер на стол.
– По случаю завершения важного этапа работ, – сказал он, – я решил чуть отдохнуть. Устал, надо признаться… Придумал очень милую и необычную поездку. Я думаю, вы будете рады сменить обстановку. Путешествие предстоит действительно приятное.
– И куда мы поедем? – спросила с небрежным видом Людмила Петровна. – И кто это «мы»?
Я знал как она волновалась, как ей важно было узнать, разлучит Драков нас или нет.
– Мы, – широко улыбнулся Драков, – это все, кто за столом. А куда поедем, пока секрет. Сюрприз.
Людмила Петровна не посмела более расспрашивать, ей было достаточно знать, что я тоже еду.
«Решили разделаться со мной в дороге, – подумал я. – А что? Очень даже толково. Не надо думать, куда девать труп. Валяется на дороге кто-то с обезображенным лицом. И все дела!»
– Попьем кофе, – продолжал благодушно Драков. – И собираемся в дорогу. Брать с собой много не надо. Только самое необходимое. Вернемся через неделю или чуть позже.
Мне собираться особенно было нечего. Все необходимое я всегда возил в маленьком чемоданчике. Не забыть томик Володи Высоцкого. Я его сунул под подушку утром. Я его ношу неизменно с собой. Когда надо успокоиться – достаю, читаю. Помогает. Иногда гадаю по этой книге. Назову про себя страницу и строку, открываю томик и – точно!.. Как в воду смотрел!..
Честное слово! – очень часто помогало.
Да нет, что-что, а уж Володю я не забуду.
Но мне не пришлось даже идти в комнату. Покончив с завтраком, Драков посмотрел на меня, нагнав на себя серьезность, и попросил подняться с ним в кабинет.
И вот мы сидим в креслах друг против друга.
– Ты все понял? – спросил Драков.
Я многозначительно пожал плечами, мол, такова жизнь.
– Нет, ты не все понял, – сказал он. – Я рву когти. Я молчал.
– Чую, подобрались к «Азии». Но меня они не поймают.
– Откуда опасения?
– О чем, по-твоему, я говорил так долго с Клином? Я снова пожал плечами, а сам подумал, что крутит Драков. Догадываюсь я, о чем они говорили. Опасность он чует, это верно, однако конкретно ничего не знает. Проверяет меня на вшивость? Так чего проверять приговоренного к смерти? Абсурд.
Тут другое – усыпляет мою бдительность. Показывает, что полностью доверяет мне. И будто ведь услышал мои мысли.
– Я никому до конца не доверяю, – сказал Драков. – Ни Клину, ни тебе, Чума…
– Это ваше дело, – сделал я вид что обиделся.
– Поэтому я нашел отличный выход, – улыбнулся Драков. – Голова у меня иногда варит. Я подумал, что если я не доверяю ни тому, ни другому полностью, то почему нельзя – хоть частично. То есть часть доверить одному, а часть – другому. Разумно?
– Вполне, – оценил я, а сам подумал, что Драков убедителен.
Неужели так велики глаза у страха, что я уже сам себя уверил, что Драков решил со мной покончить? А если и впрямь он какую-то часть своих секретов доверил Клину, поэтому так долго его держал в кабинете? Сейчас вызвал меня. Чего бы ему откровенничать со мной? Может, на самом деле он каким-то образом узнал, что камень навис над «Азией», и раньше всех догадался улепетнуть, таким образом избежать вроде бы неизбежного ареста и оставить с носом доблестных работников правопорядка?
В таком случае, он искренен со мной и ни в чем меня не подозревает.
