– Да я верю, что ты любишь его, – согласилась Людмила Петровна.
      – Может, ты сомневаешься, что я тебя люблю?
      – Нет, не сомневаюсь.
      – Это уже много. Чего же тебе еще нужно?
      – Хоть немного воли.
      – В чем она выражается, эта воля?
      – Я хочу пройтись по городу. Но не под дулом охранника. С твоими охранниками у меня всегда такое ощущение, что они конвоируют меня. Это страшное чувство. Кто меня тронет? Кому я нужна? Не понимаю…
      – Ну, хорошо, хорошо. Я же распорядился.
      – Я похожу по городу, по магазинам… Как все. Может, мне легче будет.
      – Договорились. Хотя что за нужда – самой ходить по магазинам? Вели и купят.
      – Ты снова о вещах, а я – о воле. Я задыхаюсь в этом доме, все еще слышу шаги нашего сыночка.
      – Поживи в городской квартире.
      Такая перспектива понравилась Людмиле Петровне, поэтому она не стала продолжать разговор. Еще подумает, что тяготится этим домом, которым Драков гордился. Дом этот был самым солидным среди других коттеджей.
      Людмила Петровна была уже тем довольна, что выбила себе «увольнение в город». А ей это очень нужно было. Тот человек в шляпе и с грибами в корзине все не давал ей покоя. Он постоянно появлялся перед ее мысленным взором. Вот он приподнимает шляпу, обнажая волнистые волосы и одна прядь опускается на лоб. До чего же знакома эта прядь! А глаза? Они уже смотрели на нее вот точно так же, но только когда-то давным-давно.
      А там, в том времени, которое «давно-давно», жил-был один человек. Смешной такой человек, хозяин необузданных страстей и робкий раб одновременно. Такой чистой души человек, как родниковая вода. Она о нем всегда помнит. Но она сама видела, как его убили. А уж с того света назад не приходят. И все-таки, все-таки…
      Ей надо было увидеться с этим человеком, если даже он, можно сказать, призрак.
      Людмила Петровна жила в том мире, где ей не надо было делать усилий, чтобы чего-то добиться. В бытовом отношении любое ее желание исполнялось тут же. Когда же она сталкивалась с характером мужа, то была бессильна. Так вот и не уговорила оставить в России сына. Не хотела ехать в этот город из Москвы, а поехала… Всегда и во всем уступала…
      Как и почему она оказалась под такой властью мужа?
      Ведь от природа Людмила Петровна была волевой и сильной женщиной. Но ее сила и решительность атрофировались, как слабеют и вовсе исчезают мышцы, если не работают.
      Однако на сей раз Людмила Петровна будто восстала из пепла, она решила увидеться с этим незнакомцем – и добьется этого, чего бы не стоило.
      Сегодня вечером, прогуливаясь в саду, она бросила за ограду клочок бумаги, накрутив его на камешек и прижав резинкой. Если завтра тот человек снова пойдет своей дорогой, а это наверняка случится, то почему-то Людмила Петровна нисколько не сомневалась в том, что он обнаружит записку.
      В ней же написано: «14 ч. Мост»
      Если грибник догадлив, то он прекрасно поймет, что ему надо быть на мосту через Туру в четырнадцать часов.
      Если ее сегодня не будет, надо прийти завтра. А то и еще через день. Она очень надеялась, что грибник окажется сообразительным…
      Когда супруги Драковы уже засыпали, Клин давал Нюре инструкции.
      – Ты завтра едешь с хозяйкой в город?
      – Мне никто не говорил.
      – Я говорю – едешь.
      – Раз надо…
      – Обещай мне одно – все запоминай.
      – Что – все?
      – Где были, куда заходили и главное – с кем встречались. Будет ли хозяйка с кем-то разговаривать? Хорошо?
      – Хорошо.
      Клин не сомневался в том, что недалекая умом и послушная Нюра исполнит его поручение должным образом.
      – И вот что…
      – Что еще?
      – Если она встретится с мужчиной, то постарайся послушать, о чем они будут говорить.
      – Подслушивать не буду.
      – Что такое?
      – Не буду – и все.
      – Не глупи, лапушка! Мне это очень надо. Ну, пожалуйста, прошу тебя…
      – Ну, разве ради тебя, – согласилась нехотя Нюра. Спокойный и довольный собой Клин перебрался в свою комнату и тут же уснул. Во дворе бегали спущенные с привязи собаки и Клин полагался на них больше, чем на кого-нибудь из людей. И он был прав.
      «Актер я никудышный, прямо скажем – бездарный. Нарядился в этакого грибника. Ну, это еще ладно. Мало ли какие бывают грибники. Но я выбрал очень опасный маршрут. Я предварительно выяснил посредством наблюдения, что Людмила Петровна каждый день выходит во двор и часами сидит на скамейке под березами. Чтоб она меня заметила, я стал ходить мимо забора.
      Вчера даже поклонился. Я увидел на ее лице не страх. Это очень важно. Я увидел на ее лице любопытство, даже жгучий интерес. Думаю, что ей я показался знакомым. Сколько лет прошло, а что-то же осталось от того молодого Печегина! Я уверен, что она сейчас только и думает об этом грибнике. То есть обо мне. Если б это было не так, то она позвала бы охранника.
      Теперь по поводу этого самого охранника. Клин свое дело знает. Он меня приметил еще в первый раз. Возле этих коттеджей новые люди, видимо, сразу заметны. Ну, мог быть гостем кого-то… Допустим. Но почему я выхожу из леса, иду мимо дома Дракова?.. И куда? В той стороне, куда я направляюсь, нет жилых домов. Там пустырь, на котором закладываются три фундамента. Куда же я иду? А может, я бомж?..
      Сегодня, когда я приподнял шляпу, кланяясь Людмиле Петровне, то увидел в открытом окне дома Клина. Я-то его сразу узнал. Там в этот день больше некому быть. Но признал ли он меня?
      Надеюсь, что нет. Великовато расстояние. И я походку изменил. Я чуть прихрамываю. Здорово получается. Тем более учить не надо, я похромал вдоволь в госпитале.
      Другое дело – осанка. Когда-то в армии невзлюбил меня старшина Горыщенко и самолично гонял целыми днями, бездельник, по плацу. С тех пор – плечи шире, грудь вперед – и хоть бы тресни, не могу сутулиться. Так что Клин мой маскарад мог тут же разгадать. Хотя опять же… Почему бы офицеру, не надеть гражданскую робу и не пойти по грибы?
      Лица моего он не мог разглядеть на таком расстоянии.
      Как бы там ни было, а повторять этот маршрут очень рискованно. С другой стороны – Людмила Петровна завтра непременно окажется на той скамейке под березами. Откуда у меня такая уверенность? Я сам не знаю…
      Как же быть?
      Думай, Вова, думай…
      …Вот и наступило то завтра, которое так меня вчера беспокоило; и, должен сказать, что день выдался не самый плохой, а может быть, даже один из самых удачных в жизни. Только бы не сглазить, потому что он еще не кончился и потому может ударить, как рыба хвостом.
      Но то что случилось, уже случилось.
      Клин, конечно, мужик шустрый, в рот палец не клади, да ведь и я Чума, а не хрен какой-нибудь…
      Утром я был в кабинете Дракова. У него оказалась назначена с кем-то встреча.
      – Поедешь со мной, – сказал он и показал на охранника. – А ты…
      Он ткнул пальцем в мою сторону и задумался. Я ждал.
      – Пообщайся со своим ментом.
      – Если бы я знал… – начал я.
      – Что от него нужно? – подхватил Драков. – У меня есть сведения: интересуются «Азией». Но сведения односторонние. Если бы узнать подробней, что предпринимается. Сведения эти дорого стоят.
      – Я понял.
      – Действуй, – махнул он рукой.
      Но я не мог так просто уйти. Клин обязательно скажет хозяину, что я был в его загородном доме. Зачем приезжал, если мне было дано конкретное задание?
      – Можно сказать? – подал я голос, еще не придумав, какую причину можно подкинуть.
      – Да? – с досадой уставился на меня Драков.
      – Мне надо повидать Клина.
      – Зачем?
      – Есть одно соображение.
      – Какое?
      – Это касается охраны дома. Профессиональное, так сказать.
      – Повидай. Он в загородном доме. И Драков тут же забыл обо мне.
      Я сел в машину и через сорок минут был на месте. Клина я застал на кухне. В присутствии хозяина я не посмел бы зайти в дом. Он никогда меня не приглашал. А тут я нагло позвонил, и мне сразу открыла служанка. Это была симпатичная молодая женщина и явно северяночка. Уж в этом я никогда не ошибусь. Говорок нижнеобский и мордашка скуластенькая. Ах ты, моя родная!
      Я с удовольствием тут же стал бы расспрашивать ее, из какой она деревни, из какого рода, но пришлось прикинуться равнодушным; к тому же, выглянул из кухни Клин.
      – А-а, ты! – протянул он разочарованно и спросил: – Кофе будешь?
      Он-то кофе пьет целыми днями, если есть возможность. То есть сосет и сосет. Наркот, одним словом. И как только его сердце выдерживает?
      – Можно, – согласился я и прошел в кухню.
      Он меня угощал кофе и все подумывал, С какой стати это я пожаловал.
      – Все тут в порядке? – спросил я.
      – Тебе что за дело?
      – Хочешь тут век дежурить? Меня могут поставить!
      – Могут.
      – Поделился бы опытом.
      – Сам освоишь.
      – Ага. Все понятно.
      – Что тебе понятно? И что это за многозначительное «ага»?
      – Чего-то скрываешь… Да?
      – А если нет?
      – Ну, кого ты хочешь провести!
      – Хотя…
      – Что ж ты замолчал?
      – Да понимаешь… Посоветоваться надо.
      – Валяй.
      – Я сразу хотел доложить хозяину, но он не захотел слушать. Если потом возникнет что, будешь свидетелем.
      – Свидетелем – чего?
      – Что я ничего не скрывал.
      – Если возникнет – что?
      – В том-то и вся закавыка. Я молчунам не доверяю. Опасный народ. Вот и хозяйка такая – все молчит.
      – А тебе хочется с ней поболтать? Ха!
      – Да ну, перестань! Тут тип один появился.
      – Ну-ну? – заинтересовался я.
      – Вырядился в грибника. Шут гороховый. Меня, думает, проведет!.. Кружит вокруг дома.
      – Почему ты молчал об этом?
      – Да нет! – махнул рукой Клин. – Не молчал вроде… Но тут не то, что ты подумал. Я так думаю, что к хозяйке этот типус подбирается.
      – Любовь?
      – Похоже на то. Я поймал бы его – и ноги повыдергал. Как лягушке.
      – Чего же тянешь?
      – Охота посмотреть – чем все кончится. Знаешь, как в кино… Интересно… Я хозяйку, честно говоря, недолюбливаю. А если она позволит себе, то все…
      – Что – все?
      – Меня хозяин нанимал…
      – Защищать жизнь его и близких.
      – Но и честь.
      – Не много берешь на себя?
      – Думаю, что нет.
      – Если это ухажер, дело твое. Поступай, как считаешь нужным. А если готовится что-то… Ты давно обходил забор снаружи?
      – Ни разу…
      – Что ж так, Клин? Нехорошо. А если этот грибник подкинул штучку с часовым механизмом?
      – Не похож на такого.
      – Ты лирик, как я погляжу. Где сейчас хозяйка?
      – В саду. Вон сидит…
      – Пойдем! Ты – справа, а я – слева. Да осмотри внимательно все вдоль забора… Я прав? В этом я прав?
      – Прав, Чума. Бред какой-то… Но береженого бог бережет. Правильно.
      Мы допили кофе и вышли на улицу. Я пошел в ту сторону, где находилась Людмила Петровна.
      Она сидела на скамейке и задумчиво смотрела перед собой, опустив книгу на колени. Она обернулась на звуки моих шагов, но, не увидев знакомой шляпы, отвернулась. Мне пришлось кашлянуть, чтобы она опять обратила на меня внимание, и тогда я сделал жест, словно приподнимаю шляпу.
      Как она встрепенулась вся! Но… осталась сидеть. Только с опаской посмотрела на окно кухни. Она не знала, что Клин в это время брел мимо забора и присматривался к любому камешку.
      Мне показалось, что она меня узнала – и не могла поверить, что это я. Бедная женщина!
      И тут я увидел под ногами записку. Я быстро ее поднял и спрятал в карман. Снова посмотрел на Людмилу Петровну. Она кивнула и тут же поднялась, торопливо пошла домой. Умница!
      Через минуту мы столкнулись с Клином.
      – А хозяйка наша пугливая, – сказал я небрежно. Он посмотрел под березы, ее там не было.
      – Увидела меня и побежала домой, – сказал я.
      – Она тебя в лицо не знает? – подозрительно спросил Клин.
      – Откуда? Первый раз видела. И едва ли запомнила. Заметила, что идет мужчина, ну и пошла себе…
      – А тот, со шляпой, не пугал ее. Нет, я прав – тут что-то любовное.
      – Может быть.
      – Чума! – вскричал Клин.
      – Что такое?
      – А я ведь понял!
      – Что ж ты понял, Клин?
      – Думаю, чего ты приперся? Кто тебя послал? Хозяин, да?
      – Предположим.
      – И не мину мы искать шли. Ты хотел увидеть и запомнить лицо хозяйки. Так?
      – И что дальше?
      – А дальше то, что ты будешь следить за ней в городе. Меня она обнаружит, а тебя в толпе и не заметит.
      – Ну, что ж? – ответил я неопределенно. – Все может быть, Клин. Но особенно не страдай любопытством. Это обычно к добру не приводит.
      – Я знаю. Просто подумал – как же так? Отпустить в город с одной Нюрой? Но хозяин не такой промах!
      – Ему передать это?
      – Что?
      – Что ты о нем хорошего мнения?
      – Шутишь, Чума…
      – Все в порядке. Будь здоров, Клин, и не чихай. Когда уже в машине я прочитал записку Людмилы Петровны, мне стала окончательно ясна картина. Мне нужно быть на мосту через Туру к четырнадцати часам. До этого я должен повидаться с Моховым. Кто его знает, может, Драков поставил соглядатая? И потом…»
      Одевшись в серый брючный костюм и аккуратно собрав свои пышные волосы в узелок на затылке, Людмила Петровна выглядела весьма привлекательно, и Клин еще раз подумал, что едет она со своим умыслом, то есть, на свидание. Как они уговорились с этим грибником? Можно допустить только одно предположение, что грибник назвал место свидания, когда проходил мимо забора и приподнял шляпу. Клин находился слишком далеко, чтобы услышать негромкий голос. Но как ловко придумано!
      Однако самое удивительное в том, что очень уж легко согласилась хозяйка встретиться с незнакомым человеком. И ведь не боится хозяина! А раз не боится, то, значит, слишком разбаловалась. Чего ей не хватает? Попросит птичьего молока – достанут. Видать, со скуки бесится. Целыми днями ничего не делать – эдак запросто можно свихнуться. Сам Клин вроде тоже ломом не ворочал, но ему приходилось постоянно быть начеку. У него нервная работа: чуть зевни – и Драков шею свернет. На расправу молодой хозяин скор. У старого не было жалости к своим противникам, а у этого и вовсе нет. Еще более «глубокий минус»… Клин разбирался в такого рода людях. И уважал их за это, потому что этим оправдывал свое положение – служить не стыдно сильным.
      Ему казалось, что Драков не очень-то привязан к жене. Иной раз неделями не приезжает в этот дом. Держит ее постоянно взаперти. Сейчас первый случай, когда отпустил в город со служанкой. Совсем непонятно, зачем она ему нужна. Любые ее капризы выполняет. Но надо признать, что хозяйка не очень привередлива, платья носит каждый день одни и те же, украшений на ней всегда мало да и ест обычную еду, Новозеландских мидий не требует.
      Зачем-то ведь нужен Дракову этот порядок – чтобы жена всегда дома… Он ее никогда не берет на приемы, на разные презентации или даже просто товарищеские сходки. Чудно! Словно прячет от публики.
      Вообще непонятны Клину отношения хозяйки и хозяина. У него появилось такое чувство, что хозяйке даже лучше без Дракова. Она становится сухой и более хмурой, что ли, когда он приезжает. А без него выглядит веселей!
      Когда был сын при ней, так вообще тут чирикала! Такую возню да беготню затеют, словно и она ребенком становится. Еще и Нюрка с ними. Детский сад!
      А приехал хозяин – все чинно, важно, строго. Совсем другие люди!
      При Клине хозяин с женой ни разу не разговаривал. Ну, бросит какое слово – принеси, подойди – и все. Очень чопорно вели себя при нем. Да при любом другом тоже. Обычно хозяин поднимался на второй этаж, и жена следовала за ним.
      Клин не смел подслушать, как они там ведут себя, о чем говорят, и спрашивал иногда Нюру, которая имела право подниматься на второй этаж, но она ничего любопытного не сообщала.
      Что-то в этой семейке не ладно было. Конечно, это не забота Клина. Тут другое. То, что так легко завязалась ниточка с грибником, говорит о том, что хозяйка мужа не любит и им не дорожит. И очень может быть, что грибник-то этот не сегодня появился на ее глазах. Почему не допустить мысли, что они были связаны уже в Москве, и он за ней приехал сюда, чтобы продолжить связь? Это вполне может быть.
      В общем, надо быть начеку. Клин уже представлял примерную картину развития событий. Он постарается найти момент, когда Драков убедится в измене жены. Но именно – убедится. Если Драков не поверит, то Клину не сдобровать. Это он чувствовал. А Драков должен увидеть своими глазами, что жена неверна. А все идет к этому. Тем более, если тут старая любовная связь.
      Что в таком случае выиграет Клин?
      Он докажет свою преданность Дракову.
      Но…
      Вот это «но» немножко смущает. Драков не захочет иметь при себе свидетеля своего позора. Он может убрать Клина, и глазом не моргнет. Пусть, мол, ничто не напоминает о предательстве моей жены, о моих рогах развесистых.
      Сложная ситуация! Клин чувствовал себя так, словно шел по минному полю. Один неверный шаг – и ангелы вознесут. Или черти, то есть падшие ангелы. Но они-то не вознесут, а потащат в преисподнюю. Перспектива, надо сказать, малопривлекательная и очень даже не приходится по нутру Клину.
      Сегодняшнее появление Чумы несколько изменило направление мыслей Клина. Все-таки хозяин и впрямь не такой лопух. За хозяйкой будет глаз да глаз. Чума птичку не упустит. Мужик он явно тертый. Клин не доверял ему в глубине души, но и не мог не признать, что человек он прочный, хваткий и опасный. Клин уважал сильных людей и не хотел открыто портить отношения с Чумой. С таким столкнись – и головы не сносить. Поэтому Клин старался гасить в себе подозрительность, тем более, что Чума служил Дракову безукоризненно.
      Может быть, и хорошо, что хозяйку шеф доверил Чуме. Не надо впутываться между мужем и женой. Можно оказаться меж двух огней, между молотом и наковальней.
      Клин рассудил так, что в данном случае ему выгодней держаться в стороне, но быть в курсе дела. Надо, чтобы в руках были одни козыри, а уж когда ты их покажешь – дело твое.
      Он еще раз проинструктировал Нюру и проводил женщин до автобусной остановки. Молча шел, лишь на несколько шагов отстав. Когда они сели и автобус укатил, Клин поспешил домой и принялся, конечно же, готовить кофе, пребывая в хорошем состоянии духа.
      Людмила Петровна придумала местом свидания мост, потому что отсюда было хорошо видно далеко вокруг. А потом, никто не мог заподозрить ничего странного, если два человека будут идти по мосту. Тут много людей ходит, и много бегает машин.
      Без пяти два женщины подошли к мосту, который начинался в лощине между двумя холмами.
      – Нюра, – обратилась к спутнице Людмила Петровна. – Мне надо встретиться с одним человеком.
      Нюра распахнула свои наивные глазки и даже открыла рот.
      – Об этом никто не должен знать.
      Нюра кивнула.
      – Я надеюсь на тебя.
      Нюра снова кивнула, потому что ничего не могла выговорить от удивления.
      – Ты со мной не ходи, – добавила Людмила Петровна. – Погуляй по улице.
      Нюра кивнула и пошла, как кукла, расставив руки в стороны и выпрямив спину.
      Куда ей было идти? Конечно же, она подошла к автобусной остановке и смешалась с ожидавшими общественный транспорт людьми.
      Она случайно оказалась рядом с Моховым, который видел, как две женщины шли рядом, а потом одна направилась на мост, а другая – к остановке.
      Печегин уже был на мосту. Теперь мужчина и женщина шли навстречу друг к другу. Вот встретились. О чем-то говорят. Пошли по мосту.
      «Первые слова, которые произнесла Людмила Петровна, прозвучали чуть слышно, так сдал ее голос:
      – Это ты?
      Я очень обрадовался, что она заговорила на «ты», как и прежде, в те далекие дни. Но сам я пока не решался заговорить так.
      Передо мной стояла настоящая красавица. Я опять был буквально ослеплен, как когда-то. И словно не было этих долгих лет, словно я снова удивительно молод и стою перед женщиной, которая поразила меня, как молния в ночи.
      Людмила Петровна за эти годы расцвела, обрела ту чудесную и неповторимую женскую красоту, которая кружит голову мужчинам и вызывает у них робость перед непостижимой природой…
      – Это я, – проговорил я, чувствуя огромное волнение, какое давно уже не испытывал.
      – Как? Неужели? – прошептала она и глаза ее наполнились слезами.
      – Не волнуйтесь, прошу вас, – с мольбой сказал я. – Иначе я не смогу говорить.
      – Но каким образом ты остался жив?
      – Вы не рады этому? – по-дурацки спросил я с кривой улыбкой.
      – Что ты! – махнула она рукой. – Я просто не думала, что ты жив.
      – Вы вспоминали меня?
      Она посмотрела на меня с непонятным укором.
      – Ты говоришь со мной на «вы»? – спросила она.
      – Не получается пока иначе…
      – Да, я не понимаю. Ты не говорил со мной так много, как я с тобой.
      – Вы… вы разговаривали со мной?
      – Тыщу раз… Тысячу тысяч раз.
      Она горько улыбнулась и посмотрела на меня так, словно была в чем-то виновата передо мной и вот теперь винилась…
      – И я.
      – Что ты? – встрепенулась она и дотронулась до моего локтя.
      – То же самое, – слабо улыбнулся я. – Сколько раз ты мне привиделась… Бывало, схвачу кого-то за руку, а оборачивается совсем другая женщина…
      – Правда? Ты меня не забывал?
      – Нет. Никогда.
      – Да что же это такое? Что же с нами случилось, в конце концов? И почему?
      – Не надо так волноваться, прошу…
      – Да, ты прав. Давай по порядку. Нам надо все понять. Во всем разобраться. Господи, ты жив! Ты жил, ходил, просыпался, засыпал, а я…
      – Что ты?
      – А я утешала себя, что твоя душа рядом со мной. Всегда со мной. Это мне помогало жить. Прости, я опять… Эти слезы… Давай по порядку. Я сейчас успокоюсь, и мы все выясним. Рассказывай же, рассказывай… Как ты жил все эти годы?
      – Долгий разговор. Я расскажу. Подробно. Но потом.
      Она вдруг остановилась и со страхом уставилась на меня.
      – Ты теперь кто?
      – Нет, я не Клин, – улыбнулся я. – Не думай…
      – Но ты же охранник у моего мужа? Так или нет? Я все знаю! Может, и теперь приставлен ко мне?
      – Он не знает о нашей встрече. И прошу тебя… Я все объясню потом. Это не так просто. Я не могу пока… Ну, бывает такое, бывает…
      Должно быть, в моем голосе прозвучало отчаяние, глаза ее снова потеплели. Отчего она так боится охранников своего мужа? Доконал ее Клин своим педантизмом! Или она огорчилась, что я ничего так и не добился в жизни, хожу в холуях; Но едва ли такие мысли могли родиться в ее голове. Она растерянна, как и я. Мысли скачут, путаются… Надо ухватиться за любую ниточку и повести разговор. Весь клубок распутается, только надо ухватить ниточку.
      – Твой муж… – начал я.
      – Что мой муж? – вздрогнула она. – При чем он тут?
      – Да нет, ни при чем… Я только хотел спросить… Что? Что спросить?
      – Он ведь тот? Тот самый?
      – А кто же, по-твоему?
      – Учитель рисования. Я ж тогда так толком и не узнал, как его звали. А теперь встретил, да не узнал.
      – Сколько времени прошло!
      – Все равно. Ты вот не изменилась.
      – Да изменилась…
      – Краше стала только… Я не ради комплимента. Это правда. Но он так изменился, что трудно признать. Я думал – другой человек.
      – А он другой и есть, – печально сказала Людмила Петровна, глядя вниз, где по реке проплывал катер.
      – Почему другой? – насторожился я.
      – Как-то изменился с тех пор.
      – С каких пор?
      – Знаешь? Я вышла замуж глупо как-то, смешно… Мы с Сергеем студентами встречались в одной компании. И однажды вдруг заспорили – выйду я за него замуж или нет. При людях. Мальчики были, девчонки…
      И я проиграла. Все стали говорить, что я испугаюсь, не буду расписываться. А меня какая-то дурость захватила. В общем, мы расписались. И тоже из баловства вроде, он взял мою фамилию. Ты помнишь ее?
      – Конечно. Важенина.
      – Вот-вот. И мы стали Важенины. У меня потом только, спустя годы, появилось ощущение, что он от кого-то прятался. Поэтому и взял мою фамилию. Поэтому захотел поехать на Север и стать простым сельским учителем. Он много говорил о народе, о просвещении, о сеятелях разумного и доброго… Народник…
      – О том, что он прячется, подумала после, а тогда?
      – Понимаешь? Мне трудно сейчас понять ту девчонку, какой я была в свои восемнадцать лет. Перешла на заочное обучение. Это на втором-то курсе! Поехала с мужем в родное село. Бросить Москву! Какие-то идеи он мне внушил! Чего-то ради я ведь пошла на это! И знаешь? Он мне все больше и больше нравился. Он тогда со мной много разговаривал, уж что-что, а говорить он умел. Был начитан, хорошо рисовал. Другими словами, вскружил голову девчонке.
      – Ты об этом говоришь с таким сожалением!
      – Потому что вскоре… Да, сразу после нашей с тобой встречи все изменилось. Все так переменилось, что я ничего не понимала. Я тебе скажу правду – он всегда меня любил. Даже, мне кажется, с годами он все более привязывается ко мне. И он даже не понимает, как мучает меня его любовь. Он оказался величайшим эгоистом. С каких-то пор он стал держать меня буквально взаперти. В Москве была прекрасная квартира. Вскоре мы поменяли паспорта, он вернул себе свою фамилию и тогда я стала Драковой. Он сумел сломать мою волю. Поначалу я еще трепыхалась, как рыба в сети, а потом бессильно опустила руки. Большое влияние на меня оказала его мать, которая в нем души не чаяла. Я, видимо, тоже ей пришлась ко двору. И она делала все для того, чтобы я смирилась со своей золотой клеткой.
      – Ты можешь не вспоминать, если тебе тяжело, – посочувствовал я Людмиле Петровне, глядя в ее грустное лицо.
      Милое, милое лицо – и такая грусть!
      – Ты что! – воскликнула она и посмотрела на меня благодарно. – Я впервые говорю об этом. Все носила в себе, такую тяжесть. Ты уж выслушай меня.
      – Конечно.
      – Единственный человек, с кем я могла бы поделиться своими переживаниями, это Нюра, но она и без того видит, как я живу. Да и многого она не поняла бы. А ты, мне кажется, все поймешь.
      – Это на самом деле так.
      – На чем я остановилась?
      – Ты говорила о золотой клетке!
      – Да, так вот… По его настоянию я бросила институт. У меня было все! Я могла отдыхать на лучших курортах, еще тогда… при советской власти.
      – Он занимал какие-нибудь, как говорят, посты?
      – Не столько он, сколько его отец. Денег у него было всегда много. Мне Сергей говорил, что занимается… Ну, как это? Что является экспертом у коллекционеров живописи и графики, и ему за это хорошо платят.
      – Какой же эксперт нужен нормальному коллекционеру? Для чего?
      – Не знаю. Я не вникала… Да и особенно в объяснения муж не пускался. Отец его работал какой-то шишкой в министерстве. Он постоянно говорил о нефти. Потом он руководил какой-то фирмой, потом – корпорацией… Я в этом мало разбираюсь. Но постепенно Сергей бросил занятия живописью. Перестал рисовать…
      Я подумал, что Сергею Дракову, который явно приторговывал ворованными полотнами и, возможно, по-крупному, выпала более выгодная работа.
      – Ведь вот что главное! – спохватилась Людмила Петровна. – Как же я не сказала тебе об этом! Знаешь, я по природе своей очень даже непокорная. А тут просто рабыней стала. И почему? Да потому, что я много лет верила: муж как-то там подрабатывает, чтоб я не знала нужды, но главное для него – это картины, которые он сам рисует. Я считала себя женщиной, которая посвятила свою жизнь непризнанному, но талантливому художнику. Мало ли таких женщин на Руси! Эта мысль, это убеждение давало мне какую-то осмысленность своего существования. А потом он забросил свои работы… И едва ли он был художником на самом-то деле. Мне уже и так теперь кажется. Но отрезвление мое пришло несколько раньше. И причиной был ты…
      – Каким же образом?
      – Да уж, без сомнения, ты.
      – Уверена?
      Людмила Петровна поглядела на меня ласково и чуть улыбнулась.
      – Я ведь тебя не забывала после никогда. Все получилось, как у Татьяны Лариной – «но я другому отдана и буду век ему верна». Да, я так примерно и думала. Только не уверена, надолго ли хватило б меня, если бы я знала, что ты жив. А ведь я была совершенно уверена, что тебя нет, что тебя тогда убили.
      – Тем более, как я мог быть причиной?
      – Я всегда думала, как бы ты оценил тот или иной мой поступок. И пока я была уверена, что жертвую собой ради таланта, ради искусства, которое так нужно людям, я спала спокойно. Но когда я стала замечать, что муж мой слишком увлекается деньгами и материальным благополучием, в душу закралось сомнение – уж стоит ли этот мужчина такой жертвы? Ты понимаешь?
      – Пока не все.
      – Да это же просто! Я, до этих сомнений, всегда могла оправдаться перед тобой. Да, я живу с нелюбимым человеком, но я ему нужна для того, чтобы он сделал что-то большое в искусстве.
      – Ты уже тогда не любила его?
      – Мне казалось, что я его любила, только казалось. И только до встречи с тобой.
      – То есть, ты…
      – Да. Я жила с человеком, которого не любила. И когда я поняла, что он не стоит моей жертвы, жизнь стала невыносимой. И тут появился сын, родился Боренька. Я не знаю… Бог меня пожалел. Я дальше не выдержала бы, покончила б с собой, если б не Боренька.
      – Что ты говоришь?! Руки на себя наложить…
      – А что было делать?
      – Развестись.
      – Он не отпустил бы. Мне иногда кажется, что он способен убить меня, только б не потерять. Потому что – собственник. Не знаю, почему, но во мне с каких-то пор появилось чувство, что он может убить меня. Не сам, конечно, а прикажет…
      – Да всегда ведь можно найти выход, убежать…
      – Куда?
      – Куда-нибудь. К кому-нибудь.
      – Мне никто не нужен был. Это уж я тебе совершенно точно говорю, замуж бы я не вышла более. Я ни с кем не могла бы ужиться. А одна пропала бы. Я же ничего не умела! А сейчас ты видишь, какое время. Телевизор стало страшно смотреть.