Выяснилось - плавильня стоит за городом. Непочётно - но огонь... Король, не дозволивший пробовать новое дело внутри городских стен, получался кругом прав. Город деревянный, тут и привычную кузницу перенести захочешь. А новшества оказались истинно божественного размаха, это не висюльки для ног к седлу привесить. Печь и на печь-то непохожа. Ничего высокого. Длинная канава, выложенная кирпичом. Погреб, только дома сверху нет. Пригласили зайти внутрь. В печь! Сказка, да и только. Внутри оказались глиняные толстостенные тигли. В тигли закладывали не руду вперемешку с древесным углем, как привычно. Для начала - формы, из той же глины. Выходило: собираются лить железо. Как медь или свинец. Тут друид сам чуть рот не раскрыл, да палец внутрь не сунул, как дитё. А кто он ещё и выходил-то, перед богиней? Но - смотрел дальше, удивлению пределы есть, но не любопытству, тем более, не праздному. Камбрийцы расположили над формами куски хорошего, прокованного железа. И что-то ещё, на железо только похожее. Но - хрупкое. Даже показали - насколько. Новое слово - "чугун".
      Стало обидно. Главное хитрые бритты спрятали. Вспомнилось значение имени Немайн на древнем языке - "Та, что крутится". Верно, егозой была от рождения. А там имя стали и иначе читать. И нашли в нём ужас и обман... Вот и теперь - выверт. Не она сама, конечно, обидела - но бритты. Те, кто ей ближе родичей. И раньше так было. А теперь - и подавно.
      Пришли подмастерья и принялись засыпать пространство между тиглями двевесным углём. Нет. Каменным. Но всем известно: железо не любит горючего камня из Камбрии! Немного дерева и сухого камыша - для розжига.
      Запылал огонь. Принялись ходить по кругу рабочие лошади, раздувая огромные меха. А камбрийцы принялись показывать результаты первой, тайной плавки, отлитые из чугуна. Противень. Котёл. Несколько пуль для пращи. Последние чуть-чуть заинтересовали присутствовавшего здесь римлянина. Он пытался узнать - сколько будут стоить такие пули? Если дешевле свинцовых... Лучников не хватает, но балеарские пращники пойдут за любым, у кого есть деньги!
      Узнав, что много дороже, поскучнел и интерес утратил. Ему было нужно одно оружие. А друиду - железо. А камбрийцы говорили, что при плавке руды вышло больше железа, чем при проковке криц. Сидха обещала - в два раза. Но, сообщили ему дурным шёпотом, в два не вышло. Вышло в три!
      Римлянин уже понял - испытывают нужное ему более всего, и теперь волновался - а волноваться не один час.
      А потом были ещё раскалённые тигли. Из которых багром доставали форму. Раскрывали. И здесь же начинали ковать ещё горячий металл. Богиня предупредила: расплавить это третье железо, "сталь", снова, может не получиться. И только потом - закалка. И всё таки - это не долгая, изматывающая ковка на выбивание шлаков. Поправить форму, заострить - и листовидные наконечники тяжёлых копий готовы! Но отковать всё вовремя не сумели. Пришлось раскалять заново, и доводить заготовки уже так.
      Что у железа оказалось три лица - удивляло. Но то, что получилась после закалки... Ковать холодной сталь оказалось нельзя. Точить - можно. Правда, трудно и долго. Зато при некотором старании с обычного железа можно было стружку снять. Но самое главное - её было много. Достаточно много...
      Убедившись, что наконечники из этой новой "стали" не хуже железных, Эмилий из Тапса успокоился. Лучше ли - а вот это не главное, главное - чтобы успели. Успеют... Теперь можно было считать другое - и то, что римлянину только что довелось увидеть красными от кузнечного жара, постоянного недосыпа и собственного мелкого почерка глазами, оказалось неожиданно интересно и важно.
      Плавка не была греческой. Вообще всё, что натворила базилисса до того, как свалиться, не имело никакого отношения к греко-романской культуре. Кроме нескольких узлов осадной машины, да буковок в её переводе Нового Завета. Латинских. Зато писано было этой латиницей такое... Смотришь на иное слово, и не видишь в нём гласных букв. А они есть! Просто другие. Бой у ворот - увёртки да прыжки. Колесница - запряжка римская, но всё остальное - или местная старина, или новизна непонятного происхождения. Странный жареный напиток. Это-то откуда? И патриарх её не узнал. Ошибиться боится. Голос похож, говорит, лица не видел. Особая примета - уши - присутствует. Михаил заверяет - такие уши не перепутаешь. Она? До весны - она! Сына приёмного - отличная политика! - назвала славянским именем. Владимир. След? Или взмах лисьего хвоста? И при чём тут славяне? Данники или союзники авар! А многие узлы её камнемёта - аварские. И - плавка. Такие длинные печи где-то делают... Где? Ещё - заказала болгарское зерно. Зачем? Урожаи у него не выше. И наконец - "Голова грифона". Грифон - это тоже авары. Резидентура? Не выставлялись бы, но удочерили Августину именно под этой крышей. Ясно одно - аварский след проверять придётся...
 
      Слуг старых богов следовало убрать. Нион не верила, что от них может быть добро. Хорошо, если согласятся уйти. Если нет - всё равно уйдут, только дальше. Анна успела рассказать, что убивать грешно. Неважно. То есть важно, важнее всего. Нион должна быть христианкой. Как Неметона! Но богиня - или, как велят говорить, сидха - убивала. Чужих и своих. Уже став христианкой. Значит, и Нион можно. Но - так же, как сидхе. В тех же случаях. Не можно - нужно. Хотя бы потому, что если её вдруг примут в рай, дуру кровожадную, а сидху не пустят, то это и будет ад. Потому Луковка расспросила всех-всех. Выяснилось - точно известно, Неметона убивала в бою. Добила смертельно раненого и за это каялась. Не особо истово. Или прятала чувство внутри. Всё.
      Значит, нужен бой. Нужно, чтобы на Луковку напали. Что ж. Да будет так. Нион набросила на плечи накидку Неметоны. Наглость. Почти святотатство. Но оружие нужно скрыть до поры. А потом, на полах вышиты чёрные кресты. А в бой следует идти под знаменем. Эта накидка им и станет! Нион вздохнула. Битвы не хотелось. Но настраивать себя нужно на худшее. Тогда лучшее покажется подарком Неметоны. Пророчица вспомнила. Быстро оглянулась. Неловко сложила пальцы, как делала богиня, перекрестилась. И быстрым шагом пошла вниз. В пиршественную залу.
      Внизу шумели люди. Гомон бесед, звяканье ножей и вилок. Новая мода с древними корнями. Те, кто ей нужен, на месте. Жаль, не одни. С ними старик-священник. Плохо. Самая сила, самая опасность исходила от него. И сидят, беседуют. Мирно. Даже увлечённо. Плохо.
      Нион подошла к столику, встала рядом и стала смотреть. Не в глаза - мимо. Как будто все четверо - прозрачные, а там, у дальней стены, происходит интересное. Хороший приём. Сколько раз друиды смотрели мимо пророчицы, а она не могла ответить тем же. А вот теперь...
      Пирр взгляд узнал и прочёл в нём три важные вещи. Взгляд - подготовка очень неприятного разговора. Главная цель - не он. И - фурия в детском платье не желает начинать разговор первой. Короткое размышление навело на мысль - не говорить друидам. Зато проследить за противостоянием. И узнать, так ли хороша она в споре, когда за спиной нет головореза с мечом? А заодно и друидов оценить. Дополнительное удовольствие доставляло - что он разобрался в ситуации первым. И теперь следил за реакцией остальных. Седой поднял бровь. И только. Второй повернул голову к гостье и начал её рассматривать. Да ещё пнул под столом третьего, начавшего было рот открывать. Так пнул, что и Пирру досталось. Не сильно. Но подагре хватило - проснулась.
      Гляделки продолжались, пока мимо Нион не прошмыгнула Эйлет.
      - Посторонись, Луковка! Горячее!
      Луковка посторонилась. Вовремя - мимо прошествовала кухонная девчонка с судками. Ещё вчера - кухонная, а теперь уже и ужин подаёт легату Вилис-Тармонов. А вот у Эйлет - пустые руки. Странно...
      - Теперь так, - сообщила Эйдет, - Важных персон в городе много, и всех Кейр беседой не удостоит, а мы с сёстрами всех обиходить не успеем. Так я поприветствую, для почёта, как кровная родня Дэффида. Отрекомендую помощницу, она и будет хлопотать дальше, а я очередную представлять поведу. А иначе хоть разорвись... Ты меня слушаешь? Или витаешь где?
      - Витает, - вставил седой, - ещё как витает. Ссориться сюда пришла.
      - Ссориться? - Нион скромно потупилась, - С чего бы? Как может свет поссориться с тьмой, вода с огнём, корова с травой? Я пришла, чтобы вы ушли. И только.
      Пирр только головой ворочал. И не понимал ничего - чужой язык. Но тепм и тон разговора уловить мог. От народа к народу, от языка к языку они меняются, и то, что у одних сойдёт за мирную беседу, у других будет означать предшествие кровопролития. Но если за пару дней язык выучить нельзя, то схватить характер можно и куда быстрее. Иной раз - и нескольких фраз хватит...
      - Но тьма, огонь и трава - они всегда остаются.
      - Где-то. Когда-то. Но не здесь и не сейчас. Здесь и сейчас мне хватит. Везде и вечно - забота большей, чем я.
      - Но чтобы решить вопрос о здесь и сейчас, нужно понять какая это часть везде и вечно. Присядь. И мы об этом поговорим...
      - Я буду стоять. Я не должна смотреть на вас снизу!
      Пирр слушал. И, сперва с лёгким злорадством, а потом всё с большим удивлением, отмечал - разговор выигрывает девочка. Седой друид с самого начала противостоял ей один. Два других... кузнец держал лысого да кряжистого. А тот понемногу закипал - такой человек. Если не дать выпустить из себя лишнее, можно увидеть, как он взорвётся. И выглядеть это будет безобразно. Кажется, такой исход их собеседницу устраивает. А седой пытается сбивать страсти - но ему не хватает времени. На взвешенные слова его нужно больше. Тушить труднее, чем поджигать.
      Оставалось помочь одной из сторон. Кому? Не понимая слов - не разберёшь. Но тихо сидеть и ничего не делать - неправильно. Подобные вопросы Пирр решал методом, почерпнутым у римских офицеров - он бросал жребий. Делая это благочестиво - и не нуждаясь для того в костях. Просто выбрать псалом, и номер слова. Не первое-второе, а малость подальше, там, где обсчитаешься мухлевать. Задагать число букв. Четное, нечётное... Мысленно прочесть до того самого слова. И - действовать решительно, всей волей. Уж сколько её ни есть.
      - О чём речь? - спросил Пирр у длиннорукого, - Переведи мне. Если разговор о духовных делах, то я не без пользы, да и в житейских мало-мальски разбираюсь.
      Нион не думала, что будет так тяжело. Она вообще не думала! Но если бы не давешний священник... Теперь на неё обрушились вдвоём - мягко, увещевающе. Ну что ж. Старик трус? Странно, обычно самые храбрые - те, кому нечего терять. Молодые и старые. Но первым, пусть и нужна слава, да нужна, чтоб жить. А тем, кто своё уже прожил, нужна слава, чтоб помнили их. А ей, Нион, славы вовсе не надо... Что ж. Рука под накидкой. Её ход. Жертва!
      Кинжал ударил в стол, глубоко засел в вязком дереве под носом у Пирра. Яростные глаза - в лысого, в упор:
      - Переводи: не лезь в чужую драку!
      Тот говорить не торопится. Храбр. Весело и обстоятельно храбр.
      - Ты промахнулась мимо мяса.
      Улыбка. Два слова, и она превратится в гримасу злобы...
      И голос с лестницы:
      - Луковка, не смей. Грех.
      Анна успела. Нион сыпала искрами, как костёр из еловых веток, но не дошло пока даже до кулаков.
      - Смею. Я защищаю не себя!
      Вот и урони при ней слово-другое про веру. А последнее время она часто задавала вопросы о войне.
      - Себя. Ты это она.
      Нион потупилась. Смотрит в землю. Краснеет.
      - Ты это она. Ты посмела это забыть?
      - Я неблагодарная тварь, - всхлипнула Нион, - и я была не права. Прости меня. Я могу что-то исправить?
      - Проси прощения у обиженных тобой.
      Анна убедилась, что костёр потух. Хотела добавить слов, водой залить. Но тут Нион бухнулась на колени. Перед Пирром.
      - Святой отец, прими мою исповедь. Я грешна. Я хотела убить... - и полились слёзы ручьём.
      Нион плакала, каялась, и плакала, и не знала, что именно этой исповедью напугает - не Пирра, друидов - так, что, они запрутся в комнате, и будут обсуждать происходящее. А утром явятся в пиршественный зал, и будут терпеливо ждать Анну. Для того, чтобы объявить ей о своём выборе.
      Выборе стороны в войне богов. Стороны Немайн.
      Выборе прагматичном и расчётливом. Ибо они считали себя лучшими в Ирландии, а традицию Камбрии почитали мёртвой. Но за первые же дни им довелось услышать правдивые истории о ходящей по земле богине, которая просто не могла быть поддельной или самозваной. Богине, более сильной, чем Энгус. Богине, при которой служат пророчица, равная по посвящению друиду, а по силе - каждому из них. И ученица - которая эту пророчицу связывает одним словом.
      А потом следовало торопиться к Пирру и Дионисию. Торговаться и выговаривать условия. Ибо все три замечательные женщины Камбрии - отличная триада! - называли себя христианками. Оставалось сделать вывод - церковь в Камбрии много терпимее, чем в Ирландии. И раз у них завелась крещёная богиня - почему не появиться крещёным друидам?
 
      Собравшийся, наконец, Совет Мудрых оказался зверинцем тем ещё. Сначала представители кланов грызлись друг с другом. Заниматься делами насущными, вроде дипломатии и войны, не возжелали. Вместо того вспомнили все обиды, накопившиеся за двести лет. Вспомнили и озвучили. На разные голоса. Среди тех песен прозвучала и история о том, как Немайн Вилис-Кэдман у двух горных кланов всех невест отбила. Потом занялись королями. Особенно отсутствующими. Соседи-властители смотрели на Гулидиена голодными волками. Ему-то как раз доставалось меньше всех - уже за то, что собрал эту говорильню. Скольких седых волос стоил Дэффиду такой разворот, Гулидиен не знал. И хорошо, а то б его совесть заела...
      Сам Дэффид приходил домой затемно. И всё чаще и чаще повторял:
      - Что бы я без Анны делал...
      Затем следовал длиннющий перечень всего, что почти не случилось из дурного: в основном драк и членовредительств. Что на заседания нельзя брать оружие, это он сам придумал. И обосновал: зал заседаний есть часть заезжего дома. А раз зал, так пусть в нём и действуют правила пиршественного зала. Которые, между прочим, и вышибал подразумевали.
      Хорошо ещё, что подученный принцем Рисом, да после консультаций с его женой, Дэффид объявил, что Анна, ученица сидхи, вполне в состоянии приготовить волшебную воду для остужения пыла желающих подраться. Да устроил над скамьями для делегатов галереи для вышибал. Которые, при нужде, эту воду вниз вёдрами выплескивали.
      Анна преспокойно тратила на подготовку воды наименее ценные ингредиенты из своих запасов. Потому вода каждый день на запах и вкус немного отличалась... И это была не главная головная боль. Главной были фэйри. Не те, которые домашние. А пленные.
      Они так и оставались скотом короля. Продать некому - валлийцам не надо, иноземцев не наехало. Пока король держал их на положении слуг при собственном хозяйстве, да любезно одалживал в ответ на всякую просьбу горожан. Из расчёта стола и крова на время работы.
      Вот они Анну и осаждали. Зверобоя просили. Иные и по три раза на дню...
      - Ну чего тебе?
      - Зельица! Душу проверить. Не вернулась ли?
      - Утром вон один ваш пил, теперь лежит, чешется.
      - Так за меня еще сколько человек помолилось. Ну дай зельица, а?
      Пришлось валить с больной головы на здоровую. Анна хитро прищурилась - почти как сидха:
      - А чего мне добрый экстракт переводить зазря? Платите. Можно серебром, можно бумагой.
      Что брать золото за волшебную услугу сидха избегает, заметила давно. На то и ученица, чтобы примечать. Да это многие заметили.
      Денег фэйри взять было неоткуда. Кроме как выслужить. Или украсть. Вот только им, бездушным, рисковать хотелось куда меньше. А вдруг попадёшься? А вдруг повесят? Ладно бы эликсир душу возвращал. Так нет, только проверял наличие.
      С чьего-то лёгкого языка пошло бродить поверье, что уши у фэйри изначально, до отрезания, были острыми. Анна подумала, и решила, что шутка ей нравится. А потому, едва кормилица заикнулась насчёт показать её собственные, сохранившиеся - изобразила испуг.
      - Отрежут же сразу! - прошипела зловеще, - а байка всё равно гулять будет...
      Отомстила. Авансом. Потому как фэйри не успокоились. Точнее, не все. Многие считали долгом хоть раз в день, да улучить минутку и попросить проверить их. Христа ради. Так,что Анне уже и на улицу было не выйти без сопровождающего. Дошло до того, что, едва глаза видели до тошноты знакомых просителей, ноги сами припускали побыстрее, да тянули в другую сторону.
      Дни шли. Дэффид повадился в собственном доме сидеть на месте гостя - потому как стоять сил уж никаких не было, а ведения беседы он накушался на всю жизнь. Впрочем, от разговора под пиво - не отказывался. В тот раз рядом сидел Эмилий из Тапса, цедил сквозь зубы подогретое вино с мёдом.
      - Трактирщик, ха, - и фыркал, разглядывая образцы наконечников для стрел. Потом поскучнел, - Светлейший Давид, с этим придётся что-то делать! В империи булочники да трактирщики - самый низкий сорт свободных людей. Хуже только актёры и проститутки. Хотя за последних не уверен. Возможно, это неправильно. Но - это так, а что принято в империи, варвары склонны перенимать, не думая. Так что, подумай - нужно ли тебе, чтобы к тебе - и твоим дочерям всякий неосторожный иноземец относился с непочтительным хамством?
      - А как у вас называют главного человека в Сенате?
      - У нас сенат возглавляет магистр оффиций. А у западных римлян, пока Сенат что-то значил, был принцепс. Кстати, о той дряни, которая чугун пополам со шлаком... Что вы с ней делаете?
      И снова про оружие. Но Дэффиду запало в голову - поменять название своего ремесла. Так, чтоб иноземцы к девочкам приставать не смели. А как узрел, что в протоколах его обозначают как "ХЗД", стало ему совсем грустно.
      - А иначе никак, - пожимал плечами одолжённый у епископства для делопроизводства монах, - не успею. Колдуна вашего и вовсе унесли...
      Не колдуна, всего лишь придворного запоминателя. Но верно - на третий день совета закатил глаза и сомлел, а придя в себя, выпил несколько кружек пива кряду и выразил желание забыть всё, что на Совете слышал. Пришлось пользоваться писарями - а они за речими успевали с трудом и сокращали запись всячески.
      Так что едва Совет Мудрых постановил, что разъезжаться совсем и бросать королей без присмотра не годится, Дэффид внёс предложение. Выбрать от каждого клана по три представителя. Три -хорошее число. Один может, к примеру, с ума сойти. Двое - тоже плохо. Вдруг мнения разойдутся. Больше - накладно. А что новые люди нужно - тоже понятно. Нельзя же клану долго жить без старейшины, казначея и военного вождя? К тому же постоянно кормить за свой счёт слишком многих Дэффид не мог. Придётся кланам после отведённого обычаем срока, брать расходы на себя. О чём и объявил.
      - Без денег я никого заседать не пущу, - и прибавил фразу, которую потом принялись на камне высекать и жирным шрифтом в учебниках печатать, - Нет налога, нет представителя.
      Так появились новые старейшины, к которым удивительно быстро прилипло латинское словечко - сенаторы... И сам постоянный совет начали именовать Сенатом. А Дэффид начал называть себя принцепсом, поскольку решил, что магистр оффиций в Константинополе уже есть, а это звание свободно...
 
      Пробуждение казалось неполным, мысли ворочались вялые и неохотные. Клирик не чувствовал ничего - вообще ничего. Это было неприятно. Зато и боли не было. Как и страха. Потом пришло осязание. Тело принялось чутко ощущать - рубашку и простыню, крошку под левой пяткой, вихрение воздуха, давление солнечного света на волосы. Клирик подумал, что в таком состоянии легко бы прошёл андерсеновский тест на горошине. Обрадовался, что чувства возвращаются - и тут тело словно исчезло. Не до конца - он точно представлял его положение в пространстве, позу - но не окружающий мир. Потом ушло и это, зато рот по очереди наполнился сладким, солёным, кислым, горьким. Горечь держалась дольше всего, когда ж истончилась и рассеялась - глаза распахнулись сами собой, постреляли по сторонам, вверх-вниз - незнакомая комната, на тонком матрасе спит Луковка, подложив под голову деревянный чурбачок, рядом с ней висят два серебристо-туманных облачка. Сущности! Обе. Веки начали опускаться. Клирик сопротивлялся изо всех сил - но глаза сомкнулись, неумолимо, как аварийные двери при аварии щита под тасманийским проливом... Зато развернулись уши.
      - Подслушивает! - возмутилась одна из Сущностей, - Ты говорил...
      - Мне лучше знать моё творение! Это тестовый прогон органов восприятия. Уши шевелятся, но она ничего не понимает. Просто проверяются глаза, нос, уши. И прочее.
      - Вот именно, уши. Знаешь, как бывает?
      - Знаю. Например, некто берёт с полки не ту инструкцию. В результате запускается механизм полной регенерации организма. Которая, вообще-то, раз в десять лет происходить должна! Для омолаживания.
      - Их у тебя там много было, одинаковых!
      - Так читать нужно. Маркировки. На корешках. Я что, это тело с нуля делал, или как? Проще галактику подвинуть. Шутка ли - протоплазменный организм, не подверженный старению. Но у меня была наработочка... Взял за основу. А инструкцию старую оставил рядом с новой. Чтобы перечитывать и восхищаться - как можно превзойти самое себя. Выше головы прыгнуть. Никак не меньше, поверь.
      - Выше твоей скакануть нетрудно. Впрочем, ты этим регулярно занимаешься...
      - А ты нет? А зачем было обложку затирать? И титульный лист переделывать?
      - Так показалось правильнее. Как будто у тебя ошибок не случалось! Вспомни спор о совершенном мире! Тебе тогда славно в луже довелось посидеть!
      - Мне, да? В луже, да? А припомни муравки! Где они, а? И винтики голубые! А сейчас, если не угомонишься, я тебе задам крепкую взбучку! Я тебе...
      Клирик бы ещё послушал. А уж сказал бы! Но уши аккуратно прижались к голове, и звуки поглотила ватная тишина. За тишиной пришла боль, яркая, яростная - и уход сознания Клирик счёл бы за благо, если б успел хоть что-то счесть. Он не знал, что остался без пригляда ненадолго, из-за аккуратности приёмной матери - да из-за того, что в него с утра удалось влить немного жидкой пищи. Глэдис выносила судно. Возвращаясь, услышала голоса. В комнате больной громко и увлечённо спорили на непонятном языке. Распахнула дверь - никого, только Луковка спит в своей простенькой постели. Отказалась от Немайн отходить. Говорит, нужна буду - вот я, растолкал - и готова. Голову назад откинула, улыбается чему-то, будто на солнышке греется. Глэдис поняла - Добрые Соседи навестили. А вот на беду или на радость - неясно. С учётом недоброжелательства Гвина и Мабона - опасно. Пусть и дни уже не их - сила у старых богов ещё осталась. Значит, одну Немайн нельзя оставлять ни на мгновение.
      Потрясла Луковку за плечо.
      - Я нужна?! - сразу подхватилась та, - Что сделать?
      - Ничего. Не поспать несколько минут. Я скоро Эйлет пришлю. И Анну разбужу. Всю ночь не спала - но не друидов же звать? И - вот. Возьми.
      Сняла с пояса нож. Не оружие, конечно... но хоть что-то.
      - Держи. Защищай Немайн.
      Мелькнула мысль - нужно в комнату оружие дочери перенести. И как неправильно, что Немайн поместили в этом домике. Теперь до трактира ещё добежать надо...
      Когда перед Нион Вахан встали два сияющих облака, та неумело выставила перед ними своё жалкое оружие.
      - Уходите! - ирландское слово вырвалось само собой. Так учили, так с детства учили - ирландский язык колдовства и богов.
      - Мы не желаем дурного, - сообщило левое облако. Разумеется, по ирландски. Облака... Боги иногда принимают такой облик. И их двое. Двое! Гвин и Мабон? Отчаяние билось о рёбра, как рыба на противне. И можно победить!
      - Уходите! Я сильная! Я ватесса-пророчица!
      Поза Нион переменилась. Ноги припружинились, спина по-росомашьи выгнулась, левая рука выдвинулась вперёд, готовая располосоваться о клинок врага - лишь бы у правой появился шанс нанести удар коротким стальным когтем...
      - Я - это она! - злоба и радость, - Я Немайн! - и холм Гвина встал за спиной, как свидетель победы, - И я сильнее вас!
      - Мы хотим помочь, - объявило правое облако.
      - Вы её не тронете!
      - Мы её не тронем. Мы только оставим это, - левое облако немного расплылось вбок - над низким столиком. И из него медленно, как осенняя морось, опустилась толстая книга.
      - Книга написана понятным вам языком, кроме вложенного под окладом письма. Это письмо предназначено той, которой ты иногда бываешь. Письмо личное. А книга про то, как лечить Немайн. От всего, что бы с ней не приключилось. И про то, как ей оставаться здоровой и не болеть. Прочтешь, и будешь ухаживать за той, которой ты иногда бываешь. Так. А вот это - самой Немайн,- на пол тяжело грохнулось с десяток томов того же размера. Жалобно вскрикнули доски, - То же, что и вам, но подробнее. Этот язык знает только она. Это всё.
      - Я не умею читать! - в голове Нион билось отчаяние.
      - Уже умеешь, - сообщило правое облако, - это тебе за беспокойство. И мужество. Прощай, храбрая!
      И оба облака исчезли, внезапно и вдруг. Хлопнула дверь. Эйра только взвизгнула коротко и вскинула щит. Глэдис резко спросила:
      - Что происходит?!!
      Анна заворковала низко до хрипоты, ласково до дрожи:
      - Брось нож, милая... Спокойно, дорогая, спокойно, всё хорошо, но нож брось...
      Луковка медленно развернулась. На горящем лице холодные глаза. Не её. Улыбнулась.
      - Это были друзья, - сообщила она, - А вы - вы думать не смейте, что я Немайн повредить способна. Если я беспокою, если не нужна - могу себя убить. Её семья вы, вы её защищайте дальше.
      Развернула нож к себе. Примерилась ударить под левую грудь, меж рёбер.
      - Не смей! - рявкнула Глэдис, - Нож выбрось!
      - Я нужна?
      Нион разжала пальцы. Нож выпал, глухо стукнул о деревянный пол.
      - Мама, ты зря дала нож полубузумной. Хорошо, она не зарезала ни сестру, ни себя...
      - Нет, Эйлет, тут что-то не так... Луковка Вахан, ты почему ножом машешь? Отвечай!
      - Я - это она. Приходили боги. Двое. В сияющем облике. Кто - не узнала. Немайн дала силу, я встала против - но это были друзья! А я на них чуть не напала... Едва не убила, глупая! А они книгу принесли, и письмо... А Немайн сильная. Даже сейчас. И хорошо с ней рядом.
      Нион села на свою растрёпанную постель. Снова Луковка-недотёпа.
      - Я недоспала своё, - сообщила, отрубаясь, - сейчас ещё немного вздремну. Хорошо?
      Книга оказалась доступна только Нион и Анне - обе знали ирландский, обе умели читать. Зато желающих послушать перевод - множество. Ради такого случая и друидов пригласили - ирландский у них родной, да и буквы знали. На уровне - высечь что-нибудь на камне. То есть разобрать текст могли, но делали это медленно и натужно.
      Епископ с удовольствием занялся бы этой загадкой, которая попахивала настоящим чудом, но - дела. От необходимости заседать в Совете Мудрых его никто не избавил, так что оставалось ему отчёты викария да рассказы патриарха внимательно выслушивать, и советы ценные давать. Действительно ценные. Именно он заметил главное противоречие. Книга описывала сидху как существо плотоядное, которой и обычные христианские посты-то заказаны. Ни дня без плоти! Рыба, правда, подходит не хуже мяса. Но сама-то Немайн говорила, что ей нужно питаться зеленью, и это обычная пища в холмах. Что, судя по байкам местных жителей, похоже на правду. Книга лжёт? Или Немайн не знала, что ей есть полагается?
      Если книга неверна, то сверкающие облака - силы зла, невзирая на благообразный облик. Люцифер, в конце концов, тоже светоносец.
      Если книга верна, то понятно, от чего свалилась сидха - да и в главном, в "лечении" - не расходилась ни с её словами, ни с заключениями медиков. Вопрос о кознях нечистой силы и происках врагов почти отпал, когда мэтр Амвросий констатировал, что книга не советует ничего из того, что уже бы не делалось. То есть вреда нет. Только укрепление духа врачующих.
      Как она могла не знать?
      Разве если очень сильно переменилась... Дионисию было грустно - приходилось соблюдать легенду. Не говорить же во всеуслышание, что Немайн - не холмовая жительница, а потому ей и правда нужно мясо. Болезнь же и книга безусловно несли мистический характер, и над этим было нужно ещё немало размышлять.
      Вслух епископ заметил, что неизвестно, как меняет сидхов крещение. Эта версия была признана возможной всеми - но в этой версии книга в результате оказывалась подарком свыше. А облака - обликом ангелов или святых. Скажем, святой Бригиты и святой Бранвен - последняя и вовсе приходилась Немайн двоюродной правнучкой... Образ сияющих облаков для сидхов был доступен, если верить друидам, и до крещения, и до святости. Следовательно, это могли быть не друзья, а враги... А в книге - неправильные способы лечения не этой, а других болезней.
      Анна по ведьминскому опыту знала - крещение на требуемую больному диету не влияет. Зато перемена звериного облика - ещё как. Так что, поговорив с друидами, убедилась - заглядывали старшенькие сидхи. Родители? Ллуд и Дон?
      Друиды осторожненько намекнули на это христианским священникам. Дионисий подумал, да и решил - чудом больше, чудом меньше, а легенду поддерживать надо... и дал друиду себя убедить. Тем более, что Пирр очень уж энергично кивал... чуть голова не оторвалась. Зато, как только епископ признал версию, у него появилась возможность лицезреть работу истинно апостолького чина. По лику Пирра словно патока расплылась.
      - Из чего мы делаем вывод, что старшие из сидхов поддержали КРЕЩЁНУЮ дочь против брата-язычника. Возможно, они и сами уже крещены, а то и достигли святости - в другой стране, под иным именем. Скажу более - они явно крещены, потому как не вложили знания в головы, как умеют, но доставили книгу. Друидическая традиция писание книг отвергает...
      Дионисию оставалось только восхищаться внутренней силой, заключённой в старике-патриархе. Он увидел главное - возможность проповеди. И, не волнуя себя вопросом, какая Сила подбросила книги, принялся распространять веру. Спасать заблудшие души. Даже - погрязшие. Оставалось заключить - именно такие христиане и превращают сатану в силу, что хочет зла, а творит благо.