Между тем "тело" потрогало набухающую шишку, и поплелось к стойке. С Кейром разбираться. Тот, впрочем, бухнул на прилавок кружку угольного.
      - А не хами, - сказал, - у нас не принято. Нион Вахан при Немайн состоит, а значит, - не удержался, блеснул новым словом, - иллюстрия. Самое малое. А ты её этак. Вот и получил...
      - Неженки городские, - пробурчал побитый, - чуть что - в морду. Я ведь, правда, только поговорить хотел. Обиду высказать. А теперь на совете придётся.
      - И что у тебя за обида?
      - Да та же, что у короля.
      - Девка, что ли, замуж не идёт?
      - Ну. Хочет главной быть в семье, и точка. А всё Немайн! Как ткачи городские стали пряжу и ткань для римлян скупать, так бабы все, кто помастеровитее, на них работать стали. И ни пледа нового, ни штанов, ни рубахи. Разве из того, что в городе не приняли. Чего похуже, в общем. А сами на серебряные монетки смотрят-любуются, не на парней...
      Кейр хмыкнул. Значит, скоро невесты за женихами потянутся в Кер-Мирддин. И городским девицам придётся потруднее. Но уж никак не жёниным сестрёнкам!
 
      Пирр ничего этого не заметил. Спина его отказалась воспринимать происходящее. Да он ноги переставлял только от страха! На его глазах один варвар хладнокровно убил другого, имевшего несчастье вступиться за опального патриарха. В таких условиях он не умел предаваться размышлениям. Потом, потом - особенно когда он ближе познакомился с Луковкой - он придумает тысячу решений, одно другого изящнее, каждое из которых оставило бы решительную, но неспособную к размышлению девушку в дураках, и спасло его репутацию в глазах тайного агента, а значит, и патрикия Григория. Лучшей из теней несбывшегося станет идея отдать Луковке кусочек воска. Мол, помял пальцами. Взяла бы... И стала бы посмешищем. Правда, Луковка бы взяла, а не Нион Вахан времён тех скорбных мечтаний.
      Сейчас же он бездумно торопился к дверям разведчика-торговца. Заперто!
      Охрана у Эмилия была. Он её сам отослал, для пущей секретности. А дверь отворил. Мало ли, хозяин выкроил-таки время для переговоров. С утра только бросил коротко, мол, беспокоиться нечего, клан слово держит, а подробности завтра. Один день погоды не сделает. Будь дромон менее повреждён, Эмилий - центенарий даже мысленно себя так называл, личина-то на годы - велел бы кораблю отправляться в обратный путь, нести известия силясь обогнать сезон штормов. А сейчас немореходный корабль и при спокойном море неминуемо должен был отправиться на дно. Да, если плавания в океане, станут регулярными, придётся корабелам ломать головы, мореходный корабль изобретать.
      Но искалеченный корабль не может сразу выйти в море - а навигация уже завершена. Так что дромону придётся зимовать в Камбрии. Существенные расходы - на Средиземном он бы полдесятка торговых рейсов сделать успел, и вполне окупил содержание. Ну да расходы - это не главное. Главное - доставить информацию. Только как? Гонца через саксонское побережье? Оно закроется нескоро, да и капитан, желающий рискнуть за деньги и пересечь узкий пролив всегда найдется. Уж один день доброй погоды в любом месяце может случиться...
      Вот мыслил о нужном завтра - а получил Нион Вахан сегодня... Полуженщина-полуребёнок, та, что неотложно сидит при предполагаемой августе. Совсем не выглядит ни глупой, ни несерьёзной. Скорее - слишком сфокусированной.
      - Верни им слепок, Эмилий...
      На Пирра было неприятно смотреть. Нет, это не тайный агент. И даже не понимающий любитель...
      - Чем могу служить? - разведчик-купец слегка поклонился.
      - Отдай.
      Требовательно протянутая ладонь. Потянуть бы время... Косой взгляд на песочные часы. Скорее почти, чем уже. Если форму вынимать сейчас, слишком мягкий слепок деформируется достаточно, что нельзя будет сказать, служил ли формой для гипсовой копии оригинал или искусная подделка. И ведь совсем чуть не хватило!
      Эмилий мысленно попросил прощения у Господа за ложь и ахинею, которую сейчас начнёт нести. Ведь исключительно ради царства христиан, единственного в мире, идёт он на обман... И ради малой толики песка что не просыпалась еще в нижнюю колбу песочных часов.
      - Что отдать? - два месяца на корабле не дали Эмилию совершенного знания валлийского. Но он запомнил немало слов. Простых.
      - Знаешь. Отдай, - уже по-валлийски.
      - А ты кто, чтобы требовать?
      - Я - это она, - провозгласила не по росту одетая девица, - На мне её одежды. Потому - отдай. Или возьму сама.
      Нион было больно. Чужеземец не понимал. И очевидно, очевидно не желал ничего дурного. В нём виделось любопытство, желание награды, желание врать и тянуть время - но злобы и намерения причинять вред не было. В первом, в христианском друиде, была какая-то неприятная радость... Но он не соглашался отдать то, что украл.
      Вот так. Расслабился патриарх. А тут хоть плохонькая, но контрразведывательная служба. А статус этой девочки... Августа применила незаметную постороннему глазу, но высокую регалию. Вспомнил имя. Патриарх называл. Нион. И тогда Эмилий решился. Уж больно заманчивый кусок уплывал из-под носа.
      - Светлейшая Нион, прости, но - ты служишь императрице или самозванке? Если императрице, то...
      - Не понимаю. Отдай. Быстро.
      - Я отдам. Но объясню. Зачем взял. Хорошо?
      Эмилий достал гипсовую форму со слепком.
      - Возми. Могу ли я просить тебя взять вместе? Мне не нужен сам... - он ткнул пальцем, - воск.
      - Тебе нужна печать. Ты хочешь печать как у Неметоны? Нельзя, - она вынула слепок из формы. Гипс ещё не застыл. Хотя - если бы и застыл, какая разница? Мгновение спустя форма хрустнула под пяткой, - Подобий - нельзя.
      - Я не хочу... Подобий, - простые слова. Как их не хватает, - Я хочу знать, то ли...
      Обвёл указательным пальцем левой руки вокруг среднего правой.
      - Отдал. Хорошо. Остальное потом. Когда Неметона будет здорова. Харальд, пошли.
      Эмилий подождал, пока стихнут шаги. Потом повернулся к Пирру.
      - Экзарх Григорий велел оказывать тебе помощь. Если что-то будет нужно - только скажи. Но, ради всего святого, больше не пытайся помогать мне.
      Пирр молчал. Игра чужими костями не удалась. Что ж, давно он не совершал таких ошибок. Можно надеяться, что и повторит не скоро. Итак, сменим кости на свои? Например, можно снова навестить друидов...
 
      Дэффид явился домой только к вечеру. Дел было невпроворот. Но - от первых же вестей настроение стало хорошее. Дочь будет жить. Останется здоровой и красивой. И король ни в чём не виноват. И клан принял нужное решение.... От прошлых беспокойств осталась маленькая червоточинка. На фоне зиявшей с утра пропасти. Младшей дочери - болеть и мучиться неизвестно сколько. А вместе с ней - и всей семье. А клан... Клан не понял Дэффида. Не захотел. Но уболтать старейшин удалось.
      - Сидха стоит многих воинов. Наше влияние на Совете возрастёт.
      И весь сказ, на разные голоса. Вождь клана, казначей, начальник над ополчением, все трое легатов. Даже писарь. Что девочку нужно попросту поберечь - в голову не пришло никому. Великая сидха, как же. Сама она скорее согласится с кланом. Деловитая. И воинственная, да. Если сомнения и были - парад развеял. Дух Немайн хочет драки - а её тело - отдыха. И Дэффид был склонен поддержать тело.
      - Так, да не так. Ну, посчитают мою дочурку за сотню воинов... Даже за тысячу! И что? А больше - не согласятся. Ну, будет у нас больше всех голосов. Ну, восьмая часть от всего, а не десятая.
      - Бегать придётся поменьше.
      - Ну, разве что. А вот представьте, что сидха, кроме клана, никому и ничем не обязана. Это ведь не мы будем бегать. Это за нами будут!
      Вот только после такого разговора Дэффид и пошёл к королю. Договариваться. После того, что произошло, вариантов было два - или добрая ссора, или не менее добрый мир. Когда окончательно выяснилось, что сидху никто не травил, получалось - Дэффид должен королю за почёт и долготерпение. А король Дэффиду - за нераздувание скандала, когда к тому был повод. И не договориться теперь было бы жутким взаимным оскорблением. Которое, пожалуй, смоет только кровь. Узнав о визите Дэффида, король пригласил его разделить ужин - совершенно неофициальный, но отттого не менее почётный.
      Однако, необходимость договориться никак не отменяла желания поторговаться. И прекрасно зная, чего хочет король, Дэффид занял прямо противоположную позицию. Для начала, выложил перед собой двадцать золотых кружочков. Двадцать солидов.
      - Вот, - объявил он, - штраф. За то, что моя дочь не пойдёт на эту войну, мой король! Даже если кланы сдуру и приговорят.
      - Она болеет. А недужную я призывать на службу бы и не стал, - король был настроен неплохо. Пока Дэффид ругался с родичами, он принял епископа и нескольких римлян. Или египтян. Те бежали от арабов, и просили дозволения поселиться на мирной земле Диведа. Точнее - в городе, поскольку все были ремесленниками. Более того - они просили о подданстве. Гулидиен разрешил.
      - Недуг недугом, но она ведь и выздороветь может. И в драку полезть. А у неё дитё малое. Не всякий младенец переживёт поход. Так что позора в том не будет. А остальное - моя отцовская воля. Пусть просто поживёт. Без войны...
      И ждал отповеди. К его удивлению, Гулидиен махнул рукой и согласился. Но деньги не взял.
      - Кого-то надо и на хозяйстве оставить, - улыбнулся он отчего-то мечтательно, - пусть так и будет. Но это не значит, что твоя дочь усидит без дела. Просто не сможет. Сам её знаешь.
      - Ничего, - Дэффид слегка растерялся, - у неё есть ребёнок, две ученицы, новая плавильня... Да и домашней работы прибавится. Многие же уйдут воевать.
      Король, и без того пребывавший в добром расположении духа, хлопнул ладонью по столу. Заметил - если поначалу Дэффид говорил о войне с Уэссексом как о возможном деле, которое ему не нравится, то теперь - как о штуке довольно неприятной, но совершенно решённой.
      - Прибавится, - согласился Гулидиен, и хозяин заезжего дома вдруг понял, что ломился в открытую дверь, и теперь ему лететь незнамо куда со всех ног. И хорошо, если сзади скорости не добавят, - ой, и прибавится. Мы ведь с Гвином из-за неё поссорились.
      - И что? - насторожился Дэффид.
      - То, что раньше в морских злодеях хоть какой-то страх оставался. А теперь - гола дорога. Приплывай, когда хочешь, грабь, кого хочешь...
      Король замолчал и принялся ковырять гусиную ногу вилкой. Захотелось спросить - у него что, руки грязные? Вилка хороша, когда едят из общего котла. Это что, намёк? Почётный намёк! Тарелки разные, но всё равно, как одна... Но произнёс Дэффид иное:
      - Ты разрешил осаду, мой король.
      - Разумеется, - Гулидиен прожевал кусок, запил пивом, вытер короткие усы, - Я разрешил осаду, сидх взяла моя армия. Он теперь мой. Только пуст, гол, и заброшен. И никто из моих рыцарей не возьмётся править сидхом, не прикроет речную дорогу. Приплывай, когда хочешь, грабь, кого хочешь...
      - Печально, - Дэффид отхлебнул пива. Его несло потоком, и было интересно, что дальше.
      - Разумеется. Я предлагал земли в лен твоей дочери, она отказалась. Я размышлял над этим, - король прервался и принялся смотреть, как Дэффид гложет гусиную шею. Тому подумалось - Гулидиен прав, есть вилкой изящнее, да и позволяет подчеркнуть общность трапезы. Нужно и в "Голове" завести обычай - подавать вилки на приятельские пирушки, - и решил, что дружба стократ ценнее долга. А потому дарю ей сидховкий холм. И все, что вокруг него на две римских мили вверх по правому берегу Туи.
      - А служба?
      Гулидиен рассмеялся.
      - Никакой. Я дарю ей эти земли. Совсем. Без условий. Кроме, пожалуй, согласия признать меня королём Британии. Вот и всё. А вопросы внешней войны пусть решает Совет Мудрых. Что до пиратов... Полагаю, первое время одна репутация победительницы Гвина будет кого угодно отпугивать. А там она какую-нибудь машину соберёт.
      Дэффиду и сказать оказалось нечего, кроме как поблагодарить за милость. Устье Туи! Вон, у Риса ап Ноуи восточный берег, пологий - так как сыр в масле катается. И западный, высокий, наверное, не хуже. Гулидиен проявил истинно королевскую щедрость и договорился на своих условиях. Дэффид и тени сомнения не имел - благодарность Немайн будет крепче любой вассальной клятвы. Она это поймёт, разозлится... И не только на короля - но и на приёмного родителя. Но отказаться от такого подарка не сможет. В конце концов, ей гвинов холм с самого начала приглянулся. Гнев - быстро пройдёт, в хлопотах-то. А благодарность останется. Не только по отношению к королю.
      После этого Дэффид прогулялся в окрестности ипподрома, рядом с которым складывали лес под немногим меньшее сооружение. Здание, в котором будет заседать Совет Мудрых - как называли совет всех кланов в западной половине южной Камбрии. Тут тоже всё было не слава Богу - изначальный проект, "как при предках", Дэффид отверг. Сооружение, достойное благородных дикарей, вроде ирландцев, но никак не цивилизованного народа. Это несложно - навбивать в землю брёвен, чтобы получился очень высокий частокол. Потом перекрыть, проконопатить щели мхом. Но выглядеть это будет большой хижиной. Горцы в неё, может, и полезли бы - у них ещё и в таком убожестве живут, - да ещё и посмеялись бы. Мол, как строить что серьёзное, так вся городская наука бесполезна. Так что хочешь, не хочешь, а здание совета нужно строить по-свойски.
      А такого большого деревянного строения валлийцам возводить двести лет не доводилось. Было бы время, стоило бы плюнуть на расходы и поставить хоромину в камне - тогда можно было бы скопировать римские ухватки. И так за образец, насколько смогли, взяли римские постройки - баню и амфитеатр.
      Так что вопрсов пока было меньше, чем ответов, а каждый взмах лопаты, каждый удар топора порождали всё новые и новые. И так - до ночи. Дэффид понял - до окончания Совета Мудрых, который ему же и вести, настоящим Хозяином заезжего дома будет Кейр, а пока Глэдис занята Немайн, большая часть хозяйственных хлопот ляжет на Туллу. Что ж, хорошая практика...
      Дома, затемно, ждал другой сюрприз. Римлянин, знакомый по множеству ярмарок, встретил у дверей. При этом гарцевал на месте, как пришпоренный.
      - Я просил - завтра, - устало отмахнулся Дэффид.
      - Это переговоры завтра! - не отставал Михаил, - А заказ твоей дочери - сегодня. Только с дромона принесли. Вот.
      Мешок. Обычный мешок. Дэффид развязал. Внутри оказалось зерно. Странное.
      - Это посевное зерно. Болгарский хлеб. Твоя дочь просила привезти. Вот.
      - И что с ним делать?
      Купец пожал плечами.
      - Вероятно, посеять. Весной...
      Дэффид хмыкнул и велел схоронить мешок до весны. Или до выздоровления дочери. В тёмном прохладном месте. А с утра поймал странно настороженного Сикамба, который только выслушал очередную ориентировку от своего младшего - по торговле - товарища и предложил обсудить будущие поставки. Засели в специально для того выделенной гостевой комнате - с греческой, а не староваллийской, обстановкой. Эйлет устроилась за писаря. Присутствовали оба африканца - но полномочия, подписанные экзархом и скреплённые его печатью, предъявил товарищ купца.
      - Начнём с того, что вам нужно, а потом поторгуемся о цене, - Эмилий кивнул, и Дэффид, взъерошив тронутые сединой короткие волосы, начал, - Мы говорили на ярмарке о нескольких тысячах комплектов пехотного вооружения. Отлично! Но сколько именно тысяч солдат вы хотели бы экипировать?
      - Пять тысяч - и это будут люди, набранные в городах. Но оружия мы хотели бы заказать немного больше. Помимо новобранцев, мы собираемся вооружить в качестве лёгкой пехоты около тысячи наёмников из осёдлых бедуинских племён. Многие из них не могут принести пользу только потому, что у них нет толкового оружия. Которое само по себе будет служить неплохой платой этим воинственным людям.
      - Хорошо. Шесть тысяч, и одна из них - для варваров. Тогда... Пойми - мы, всё-таки, не империя. У нас мало железной руды, а ту, что есть, привозят издалека. А потому, ради того, чтобы железа хватило на главное, уменьшим его количество в остальном.
      Дэффид подошёл к ларю, достал оттуда шлем.
      - Взгляни. В таком моя дочь ходила на недавнюю войну, на Кричащий холм. Это - не римская работа! Мы переняли такой шлем у саксов. Железное кольцо вокруг головы. Две полосы, крест-накрест, защищают череп. Остальное - кожа. Нащёчников и назатыльника нет. Просто, и чаще всего - достаточно. Мы можем сделать некоторое количество шлемов римского образца. Но простым воинам должно быть довольно и этих.
      - Согласен. И - лучшие шлемы начальники пусть заказывают себе сами. Мы же берём шесть тысяч таких варварских шапок - пусть берберы тоже получат шлемы. Это им понравится.
      - Щиты. Я так понимаю, ты предпочтёшь большие? Плетёная ива, обтянутая кожей. Умбон - толстое вязкое дерево. Два, три пальца ивы или липы. Никакой оковки. Кожа и дерево. Шесть тысяч.
      - Пять, - поправил Эмилий, - берберам лучше малые щиты. Они сражаются, рассыпавшись, и полагаются на ловкость. Отчего предпочтут малый щит, который вернее удержит стрелу или удар, чем большой, которым легче прикрыться, но менее прочный. Оковка необязательна. Большие же щиты пусть будут вытянутые, и равно круглые со всех сторон. Как у вашей стражи, собственно.
      - И тысяча маленьких щитов из липы толщиной в два пальца, - продиктовал Дэффид, - Да, мы это сделаем. Теперь об остальной защите. Я размышлял над этим. Металла нам не хватит. А потому я предлагаю стёганый доспех. И мы не будем шить его сами. Просто поставим ткань. С учётом морской перевозки, которая часто портит шерсть - это будет льняная ткань. На пять тысяч тысяч стёганок.
      - На двенадцать тысяч, - предложил Эмилий, - Стёганка не лорика. Прослужит меньше. А берберы сами предпочитают именно этот доспех. Прибавь ещё столько же пар сапог. Нас вполне устроит сарматский тип.
      Это означало - работы хватит всем ткачихам. На всю зиму. А также - что кожа поднимется в цене. Поначалу горные пастухи будут довольны. А потом заметят, что жёны, дочери и невесты всё равно зарабатывают больше. Не больше мужей - но больше, чем раньше. Впрочем, военная добыча поможет горцам сохранять иллюзии, что всё снова стало по старому. До весны.
      - Сделаем и это. Но часть, менее половины, возможно, окажется из шерсти. Тогда при перевозке штуки шерсти лучше везти внутри льна, который примет сырость в себя. Записала?
      Эйлет кивнула.
      - Теперь о сложном. О наступательном вооружении. Нужны ли вам луки? Это простое оружие из вяза, не очень сильное. Тетивы - изо льна и шёлка, не будут бояться сырости.
      - Разве вместе с лучниками, - римлянин приуныл. По хорошему в каждой византийской пехотной фаланге непременно были ряды лучников. Три из семи, а лучше - четыре из восьми. Но за полгода их не натренировать.
      Дэффид развёл руками.
      - Немного, в запас, и для наёмников, - решил, наконец, Эмилий, - около пяти сотен. Зато нам нужны стрелы. И много. Без ограничения. Сколько сможете сделать. Для тех стрелков, что уже есть...
      А потому вопрос о стрелах - точнее, о древках и наконечниках раздельно - пришлось отложить. До тех пор, пока не выяснится, сколько же металла останется после оснащения армии прочим наступательным оружием.
      С которым оказалось сложнее всего. Византия традиционно делала ставку на копья, как греки - и тут особых проблем не возникло. Листовидный наконечник кельтского типа и ясеневые древки римлянина устроили, и он заказал их - пять и шесть тысяч. Но Византия не забыла и короткий пехотный меч. Знаменитый римский гладий.
      - Пять сотен. Больше никак. И руда есть - кузнецов не хватит.
      Дэффид предложил топоры и булавы.
      Булавы - тысячу железных, залитых свинцом, Эмилий охотно взял - для лёгкой пехоты. Это было едва не любимое оружие берберов, и отказываться от него они точно не станут. Но...
      - Топоры? Римской пехоте? Не насмехайся. Не варвар, знаешь - у нас всё обучение поставлено на колющий удар.
      Решение искали долго. Пока Эмилий не вспомнил, что "Стратегикон" Маврикия допускает вооружение пехоты секирами - у которых на один конец надето железко, а на другой - острый наконечник. Как у дротика.
      Дэффид подумал.
      - Выглядеть будет гадко, - заявил он, - но и железко топора, и наконечник копья можно получить литьём. И очень недолгой проковкой. Это мы сможем. Четыре с половиной тысячи, а?
      - Вы умеете лить железо? - у римлянина глаза на лоб полезли, - как бронзу и свинец?
      - Можно и так сказать. Только никакого "мы". Этому научила Немайн. Как раз теперь мы строим большую печь, в которой можно будет делать разом много плавок и отливок...
      Вот тут Эмилий начал изображать недоверие и беспокойство - и подписал договор только после того, как его пообещали пригласить на первую плавку и всё подробно показать. Разведчик внутри купца прыгал от восторга. Фиаско с печатью было перекрыто - с лихвой.
      После этого Дэффид направился собирать воинов своего клана - а заодно и дружественных Тармонов и Монтови. С последними прежде бывали трения - но брак Кейра с Туллой и новое владение Немайн на самой границе с этим кланом открывали возможности, которыми холмовой клан не замедлил воспользоваться. Небольшая армия направилась в порт и принялась ожидать, наблюдая, как из приподнятых над промокшими трюмами хранилищ выгружают задаток. Шёлк. На тридцать шесть тысяч номисм. По обычаю, вполне совпадающему с имперским законом, сделка считалась заключённой именно после передачи задатка.
 
      Вокруг цепи, рычаги и тросы. А ещё вокруг сон - Клирик это сознавал очень чётко. Сверху доносилась музыка. Та самая. Да и стоящий рядом человек знаком. Пусть и шапочно. "Старый мёртвый итальянец". Клирик попробовал пошевелить ушами. Не получилось. Голову оттяшивало назад что-то высокое, тяжёлое и страшно неудобное. Лицо слегка щекотала маска. Поднятые к глазам руки оказались руками Немайн. Рубин на месте, темно поблёскивает углами камеи.
      - Кинжал не забыла? Ну, соберись.
      Клирик ответить не успел. Раздались раскаты грома, маскирующие лязг подъёмного механизма. Только в эти секунды до Клирика дошло: петь придётся ему. И уже другие знатоки в зале будут строго разбирать исполнение. А пробравшийся в чью-нибудь ложу призрак печально согласится: не то. Опять и снова. А потом он почувствовал взгляды зрителей. Сердце закаменело...
      Клирик не был бы самим собой, если бы не умел преодолевать подобные останавливающие эффекты. Проблема была одна - от застенчивости он становился разом наглым и неловким. На первых тактах вступления, вместо того, чтоб собраться с дыханием и принять подобающую позу, он успел: споткнуться. Запнуться о собственный подол. Поразиться, насколько одежда тёмных веков удобнее барочных пыточных нарядов. Сорвать с головы помесь головного убора индейского вождя с медвежьей шапкой наполеоновского гвардейца. С наслаждением провернуть пару раз вырвавшиеся на свободу уши, встряхнуть обеими руками успевшую достигнуть плечей красную гриву. Поймать глазами актрису, к которой полагается обращаться при исполнении арии. "Дочь" оказалась молоденькой, естественно растерянной от такого явления - но на две головы выше "матери" ростом, черноволосая, классический римской нос с сердито разутыми ноздрями... Клирику стало смешно.
      Вот с таким настроением он и начал петь.
      Звук плясал в горле, и изначальное веселье скоро вытеснила хрустальная радость пения. Звуки лились сквозь горло - чужие, бессмысленные. Клирик в тот момент совершенно забыл немецкий. Он вообще всё на свете забыл. А содержание арии вспомнил, когда обрушились аплодисменты. Которые длились ровно столько времени, сколько прикладывал ладонь к ладони рослый человек в белом мундире, сидящий по центру средней ложи. Когда он разнял руки - скоро, очень скоро - наступила шелестящая тишина. Тут богатырь в белом достал платок и утёр скопившуюся в уголке глаза слезу. И зал взорвался снова.
      Клирика отпустили только после третьего бисирования. Тут зал волшебным образом опустел. Заметив знакомую фигуру в зияющем пустыми креслами партере, Клирик спрыгнул со сцены. Бочком, в обход оркестровой ямы пробрался. И пристроился напротив - на спинку кресла. На сиденье не пустили фижмы. Не влезли между подлокотников.
      - Да, - сказал призрак итальянца, по-русски, - да.
      - Настолько ужасно?
      Италоавстриец замахал руками:
      - Да что вы! Император отлично разбирается в музыке. Просто не выносит вещей, длящихся более двух часов. Так что ему всё понравилось. Видели, как растрогался? И эта поза при вручении кинжала... Где вы её откопали?
      - У Карела Чапека, - Клирик всё равно пригорюнился. Потому как вспомнил, как должен был спеть на самом деле. Ушки свесил, уронил подбородок на сцепленные руки.
      - Богемец? Художник?
      - Писатель. Пьеса была трагедией. В общем-то, - Клирик держался. Даже губу прикусил - разрыдаться хотелось невыносимо. Так, чтобы белугой, в четыре ручья, на выплакивание глаз. Но лучше - алая струйка на подбородок. Оттуда, каплями - на платье. Красное на чёрном... Почему у эльфов такие острые зубы?
      - Заметно. Оголтелый классицизм... А теперь поговорим всерьёз. Сказать, что вы пели плохо, не могу. И не делайте кислую физиономию. И губами дрожать не смейте. А вместо того извольте слушать, и радоваться, потому как окажись вы бездарью, я б с удовольствием довёл вас до слёз... Итак. Классическое исполнение - то, что мы с вами некогда определили как "очень хорошо, но чего-то не хватает" - обычно оставляет ощущение восторга. Вы вызвали умиление. Несмотря на текст. Вы с такой искренней, детской радостью предвкушали месть и желали смерти, что император пустил крупную слезу. Крокодилью. Это так по-австрийски!
      - Всё так плохо?
      - Ну почему? Голос у вас бесподобный, почтения к авторитетам никакого. Я начинаю верить, что со временем у вас получится даже воплотить несбыточное. Но - придётся для этого слушать старого мёртвого композитора. И терпеть его выходки. Учить котят плавать - моё любимое занятие. Так что, если решитесь принять услуги учителя-призрака, считайте, что поступили в консерваторию заново.
      - Я в ней и не училась.
      - Да? Тогда вы очень наглая. И я не буду тратить на вас свои силы. Пока не дозреете, разумеется. Вот после - милости прошу. А до тех пор - извольте учиться у господ попроще.
      - Откуда я их возьму? Знаете, где я сейчас живу?
      - Неужто в Сибирии? Неважно. Меня же вы где-то взяли? Ну и консерваторию присните... Что с вами?
      Голос его стал неразличимо далёким. Исчезло всё - кроме горя и обиды. И тогда Клирик всё-таки разревелся.
 
      Когда Немайн запела, рядом оказались Бриана и Луковка. Начинающая целительница испугалась, хотела убежать - заткнуть больной рот не позволяла клятва Гиппократа.
      - Успокойся, - сказала Нион, - Она поет не нам. Тому, кто ей снится. И вообще - если бы Неметона пела так, что своим достаётся, кто её на войну бы брал? Кто бы ей о победе молился? Не бойся. Лучше посиди, послушай.
      И сама стала слушать. Пела сидха едва слышно, невнятно, на незнакомом языке, немного напоминающем лающую речь саксонских послов. Голос то звучал нормально, по человечески, то взмывал ввысь, тут же ломаясь в больном горле... Наконец, замолчала.
      - А я её песню второй раз слышала, - похвасталась Нион, - а впервые, когда она на Гвиновом холме пела.
      - Все говорят - молилась, - буркнула Бриана, - И вообще, мне Немайн нравится. Но сейчас петь ей вредно.
      - Когда молилась - пела задушевно... - Нион говорила о своем, о слышанном. Как о настоящем.
      - Я думала, у неё голос низкий, волнующий, мягкий. А это не голос, это нож, - Брианна поправила одеяло.
      - Ну да, нож на врагов... Ой!
      Немайн всхлипнула и прикусила губу. Кровотечения к этому времени прекратились, так что особой беды в том не было. Потом на глаза сидхи навернулись слёзы. А потом она начала плакать. Плакать, плакать и плакать. Просто слёзы, стекающие из-под сомкнутых ресниц. Без конца, и сколько же их!
      - Это не может быть просто так, - заявила Бриана, - это вообще не похоже на болезнь.
      - Позови Анну, - предложила Нион, - остальным пока не говори. Вдруг испугаются, а это только дурной сон. О несбыточном или минувшем.
      Когда Бриана вышла, Нион тяжело вздохнула. Остановила накапливающуюся на губах богини кровь. Этого Бриана не поняла, а Анна не должна была увидеть. Всё-таки маленькая пророчица часто и помногу слушала разговоры мудрых людей. Если богиня поёт во сне, прикусила губу, заплакала - по отдельности это ничего не значит. Но раз всё вместе - будет война. Не маленькая. Не лёгкая. Не победоносная.Если не помешают. Старая формула пророчеств. А кто мешать будет?
 
      Это стоило ему очень дорого. Или - очень дёшево - как посмотреть. Пришлось рассказать много секретов - и ещё больше обещать раскрыть потом, убедившись, что печь, созданная по словам богини, работает. Но устоять друид-кузнец не мог. Вперёд толкали страсть к знаниям, любовь к огню и металлу, и к тайне, конечно. Вот и пришлось менять много маленьких тайн на одну большую. Одну - ибо лучше установить суть той, у кого отец - бог всех ремёсел, никак нельзя. Это человека узнают, взглянув в лицо. Богов определяют по делам. А потому друид менял тайну на тайну - и преуспел. Удалось пронять большинство валлийских мастеров. В рот смотрели! Кроме одного. Лучшего. Который против присутствия ирландского мастера тоже не возражал.
      - Немайн всё равно разнесёт, - заметил он, - это не секрет гильдии. Это подарок сидхи кузнецам. Вообще всем. Но первую плавку проведём без чужих глаз. А то - неловко. Вдруг получится не сразу?
      Оставалось согласиться с его мудростью и смотреть, что покажут. Оно и верно - Немайн наверняка рассказала бы всё и ирландскому кузнецу, если б не болела. На секреты мастерства она щедра всегда. Придумала колесницу - не оставила для себя, все ездят. У кого хватает денег, конечно. Придумала арфу - не стала держать в секрете. Теперь вот слегка улучшила свои старые творения. А ковать железо или пахать землю она ирландцев не учила. Этим другие боги занимались. Валлийцы уверяли - младшие братья Немайн. Друид помнил - не братья. В дети годятся. И родня - если по мужской прямой линии считать - так в шестом колене. А если всякое родство учитывать - так и не разберёшь. У богов и инцест в порядке вещей, а уж брак во втором или третьем колене родства - дело обычное. А потому кто кому и кем приходится, ох и нелегко разобрать.