Нион покраснела.
      - Я сейчас не смогу, наверное. Тогда-то я была тобой. А теперь - теперь у меня даже и настойки нет.
      - А тогда была? Учись без... Брови нахмурь. Вспомни - ты - это я...
      Нион решилась попробовать. Ну как можно отказать самой себе, да ещё больной в такой малости? Ну, смешно получится. Так пусть развеселится.
      - Я - это ты, - начала Луковка. Получалось несерьёзно, спохватилась, нахмурилась, представила растерянно-обеспокоенные лица там, в церкви. Даже глаза прикрыла, - Я - это она.
      И ещё раз, более уверенно, чувствуя, что тоненькая струйка силы от богини всё-таки просачивается в душу:
      - Я - это она. А вы - ступайте, и берегите моего сына. Как зеницу ока!
      И распахнула веки. Из её глаз снова смотрела Неметона.
      - Как кривой зеницу последнего ока! Ясно вам?!!
      Она ещё несколько мгновений стояла в величии и силе, наслаждаясь единством с богиней. Потом сила ушла, оставляя радость. Получилось. Даже без настойки. Собственным желанием. Такое, говорят, умели пророки в эпоху героев. Это была уже не вторая ступень посвящения.
      Нион чуть в ладоши не захлопала - кончилась влась друидов! Будь хорошей девочкой! Веди себя как говорят! Скромнее! Послушнее! Тише! Ещё тише! А вот теперь! Богиня всё равно главнее, но теперь и Нион на первой ступени. И никто ей не указ!
      Но тут взгляд упал вниз - и восторг как корова слизала. Снова красное. Уже не капля - полоска. Изо рта, из уголка глаза. Но Неметона даже привстать пытается. Рука красит простыню красным... Красный - цвет богов, и кровь у них тоже красная...
      - Можешь... Я... любовалась.
      - Тебе хуже? Ты слишком много сил отдала мне! Не надо! - Нион осторожно помогла больной улечься снова, - Я лучше буду твоей Луковкой. Горем Луковым, неумёхой, только и годной настойку хлебать... Чем тебе мучиться.
      - Я - не страдаю. Но... Позови. Мать, сестёр... Бриану... Кто есть... Пусть сыночка принесут... Заразы нет. Значит можно... Ну!
      Нион ещё не дослушала, а уже голосила в дверях. Звонким и грозным голосом. Очень надеясь, что Эйлет и Глэдис прибегут быстро. Потому что на этот крик явно уходили силы богини.
      Володеньку принесли. Эйлет, и правда, приладившуюся всплакнуть на груди у очнувшейся сестры, Глэдис отослала за епископом. А Бриана сама метнулась за отцом. Чтобы тот расспросил больную о самочувствии.
 
      В отличие от Пирра, друиды наблюдали процессию лишь до забора заезжего дома. Один, позёвывая, предложил зайти к христианскому епископу - отметиться. Правило было ирландское - если друид выезжает за границы туата, ему необходимо по прибытии в другой туат навестить монастырь, и сообщить аббату о своём прибытии, обещать не вести языческую проповедь и соблюдать закон.
      Здесь монастыря не было, и друиды сунулись к епископу, отложив поселение в трактире на потом. Епископ Дионисий из формальной процедуры учинил форменный допрос - но тут, по счастью, к нему явился прибывший на корабле единоверец, и римлянину стало не до друидов.
      А уж в трактире им и места не нашлось. Широкоплечий парень за стойкой, едва разглядев белые балахоны и серпы на поясах, сделал знак охране.
      - Выметайтесь.
      Один из друидов только посох поудобнее перехватил. По хвату и повадке стало ясно - подраться вовсе не дурак, и в руках сила пока имеется. Другой запустил руку в седую бороду.
      - Не по обычаю из заезжего дома гостей выгонять, которые никому не чинят обиды.
      - А меня метлой и не выметешь, - заметил третий, - тяжеловат.
      И правда был кряжист. Волосы тёмные, руки едва не до колен...
      Чтобы человек за стойкой заезжего дома нарушил все священные правила, безосновательно отказал путникам в гостеприимстве - такого доселе не бывало. Но случилось.
      - Вам здесь не место. Вы поклоняетесь старым богам. Возможно, не Гвину, он наша боль, но уж Мабону - точно. Вы его Энгусом зовёте. Он пытался убить мою сестру.
      Седой пожал плечами.
      - Мы поклоняемся всем старым богам. Немайн тоже.
      - Это её ты зовёшь сестрой? - уточнил темноволосый.
      - Зову. Она говорит - она сидха. Крещёная. И она - сестра моей жены, если точно. И ей вы не поклоняетесь. Она выпала из вашей военной триады.
      - Но это не мешает нам почитать её.
      - Как и Мабона. Я не могу рисковать, пустив в дом врага.
      - Зачем же врага? - седой поднял бровь, - Мы несём хорошие известия - твоя сестра останется жива. И полностью оправится.
      - Откуда вам знать.
      Вопроса в этих словах не было.   - Мы многое знаем о богах. А вот вы, кажется, уже ничего... А ведь даже римляне кое-что помнят, - друид запустил руку в бороду. Главное - разговор начался, теперь пора сделать маленький подарок, - Вот ты на нас гневаешься. А ведь мы принесли добрые вести. Не умрёт ваша сидха. Что то же самое, что и богиня, на самом деле. У сидхов божественность- скорее положение, чем состояние. Сидх-бог от сидха не бога отличается деяниями и обязанностями, и только. Как король или хозяин заезжего дома - от крестьянина. А Немайн, та, скорее - как кузнец или ведьма от свинопаса. Злая или добрая, в хлопотах или забавах, почитаемая или изгнанная - всегда останется при своей силе...
      Люди начали подходить поближе. Ирландский знали многие. А про сидху было интересно. Кейр - а за стойкой-то был он - заколебался, когда в ту дверь пиршественного зала, что со стороны города, вошёл епископ. За его спиной маячили фигуры викария и ещё одного священника, постарше.
      - Мы явились, дабы соборовать болящую, - Дионисий огляделся, - где она? Семи пресвитеров у нас сейчас нет, но три - тоже число хорошее.
      Камбрийцы дружно закивали. Они втайне подозревали, что число три лучше. По крайней мере, тут, в Британии. Три священника, соборующие богиню - это можно вставить в легенды и байки. А если их будет семь - придётся четверых забывать... Потому что в легендах их всё равно будет трое!
      - Что делать?
      - Лечить. Словом Господним и освящённым елеем, - объяснил епископ.
      - Вот эту помощь мы примем. Эйра! Проводи святых отцов в дом, где устроили Немайн. Это - не пустые слова. Недаром сидха в нашу веру перешла.
      Друидам предложить оказалось нечего. Точнее, нечего, что было бы можно упомянуть при христианских священнослужителях. И вообще в людном зале. Кряжистый потоптался, и направился к двери.
      - Раз тут не уважают обычая, то тут и не заезжий дом вовсе, - возгласил по дороге, - а потому и нам тут делать нечего!
      Седой поднял бровь. Ожидал, что парень за стойкой одумается. Не тут-то было. Кейр закусил удила. Позже он получит за это от Дэффида и нагоняй, и благодарность. Первый - за то, что старые обычаи нарушить вздумал. Вторую - за то, что выдержал. Сохранил лицо, не мотался, как щепка в ручье или тряпка в стиральной машине. Воля, она поважнее традиции. Которую спас незнакомый пожилой священник. Шёл последним, не успел выйти вслед за Эйрой. Но успел сказать:
      - Сын мой, эти люди принесли обещание еископу Дионисию не вредить ни христианам, ни вере. Сами, без принуждения. А потому - не отказывай им в приюте. Если же опасаешься чего от тех, кто иудин грех не почитает и за постыдный поступок - вели присматривать хорошенько.
      Кейр вздохнул с облегчением.
      - На сколько дней вам нужно жильё? Больше одной комнаты предложить не могу - много постояльцев. А скоро будет ещё больше.
      Бровь седого друида вернулась на место.
      - Одной комнаты нам и хватит.
      - Мы наверняка найдём другой ночлег! - стукнул посохом об пол тот, что собирался драться, - Я вот, например, кузнец. И в городе найдутся люди моего ремесла.
      - И не только, - раздался голос из-за уставленного пивными кружками столика в углу, - В городе найдется и общинный дом клана Плант-Инир. Который всегда откроется для тех, кого неправедно гонят Кэдманы. В любом случае не рекомендую здесь останавливаться. Наверняка ограбят. Да так, что и заметишь, только когда окажешься на улице с пустым кошелём...
      - А чего тогда ты тут делаешь, Варрел? - ухмыльнулся Кейр, - Или ты пьёшь тут пиво потому, что доверяешь МНЕ?
      - Ты хотя б горец. Я не доверю тебе спину на ночлеге, но яд в пиво или мелочный обсчёт... Для этого ты ещё недостаточно городской!
      Говоривший вылез из-за столика, и в пиршественном зале сразу стало малость тесновато.
      - Совет у нас будет. Большой. Три века не было такого, - объявил он, - и нескоро повторится, видать. Но теперь мы припомним городским да приречным все обиды! Дело идёт к войне. К большой войне! И Гулидиену понадобятся не торгаши, а воины. А настоящие воины растут только в горах. То-то король велит вернуть нам всё, что вы у нас захапали. За четыре-то века. А то мы воевать не пойдём!
      - Прошлый раз Совет Мудрых созывался двести двадцать четыре года назад, - уточнил Кейр. Спроси его кто об этом месяц назад - нипочём бы не сказал. Но как узнал, что придётся помогать тестю в организации такого важного события, поинтересовался историей Совета Мудрых у королевского филида, - Тогда утвердили нынешнюю династию. С тех пор как-то обходились...
      - Я и говорю - четыре века.
      - Как с вами, Инирами, на войну идти прикажете? Разведку всяко не поручишь! Двести двавадцать четыре года - это два века. И ещё двадцать четыре сотые доли века.
      Варрел захохотал. Потом принялся с подозрением расссматривать свою кружку, точно мог сквозь синеватую глазурь и слой спекшейся глины определить, есть ли внутри отрава.
      - Ты окэдманился, Кейр. Пожалуй, я не буду допивать эту пинту. Ты считаешь века столетиями, учитываешь сотые доли... Для воина деньги - куски металла или мычащие четвероногие, а века - человеческие жизни. Ты стал даже не горожанином - римлянином.
      - А я всегда был римлянином, - заявил Кейр, - мы, Плант-Монтови, и произошли от тех солдат, кто некогда остался в прибрежных фортах и на заставах. Потому у нас и клановая крепость не одна большая, а много маленьких. Мы так привыкли. Ну и потому, что лучшие воины в Диведе - это всё-таки мы.
      - Нет, мы!
      Кейр мысленно сощурился. Как сидха. Заметил - мелкие пакости выходят много легче, когда представишь на себе её лукавый прищур
      - Хорошо, Варрел, будь при своём мнении. Могу даже приказать подать тебе долю героя. Бесплатно и без отравы, хочешь?
      - Ты серьёзно?
      - Вполне. Выбирай - тебе говяжий окорок, свиной, молочного поросёнка?
      Горец потёр руки. Доля героя, официально поднесённая не на сельской пирушке - в заезжем доме Дэхейбарта! Получалось, что его только что признали самым что ни на есть героем - самым сильным, храбрым и жестоким воином в западной половине южной Камбрии. Таким можно гордиться...
      Не обратил он внимания - в трактире собрались представители многих кланов. Ещё не всех. Но долинные были все - хотя бы потому, что население Кер-Мирддина из этих трёх кланов и складывалось. Были местные ирландцы, которые считались младшей ветвью Мак-Дэсси. Явились на совет представители трёх кланов из Глиусинга - пришли морем, с ветром повезло, вот и прибыли раньше прочих. А ведь на совет собрались люди непростые. И глава, скажем, кланового ополчения пропустит вперёд какого-то овцепаса? Да если такое случится - прощай, репутация. А в скором времени - и положение.
      Так что едва Варрел выбрал, и провозгласил, что требует себе долю героя, и хорошо бы это был свиной окорок, как на него обрушился возмущенный хор. Пожалуй, ни один мужчина не усидел на месте - пусть Плант-Инир высок да плечист, так гуртом ведь любого героя стоптать можно. Особенно хорошо это знали Монтови. Кейр улыбнулся, вспоминая семейные легенды. В том числе рассказ о римской высадке на остров Мэн. Это было лет пятьсот назад, но прапрадед запретил менять в истории хоть слово. Потому как хотел, чтобы потомки узнали вполне достойную правду. Описание последней, самой отчаянной атаки заканчивалось словами: "Мы, римляне, от страха обосрались. Но они разбились о наш строй, как волна о скалу. И вот тогда мы пошли вперёд, и сполна расквитались за перепачканные штаны." Да, британские легионы уже тогда ходили в штанах. Погоды не те - ляжками светиться.
      Дополнительное веселье вызвал растерянный вид Варрела. Веселье - и заботу. Затопчут его не сразу, будут поломки мебели. Да и ежели гостя изувечат - не дело, а ведь под горячую руку и прибить могут, даром, что оружие на входе сдали. А кулаки? А сапоги? А мебель та же?
      - Благородные воины желают драки? - поинтересовался Кейр громогласно, -Так прошу - во дворе, да на кулачках. И вам забава, и чинно выйдет. За распорядителя будет Тулла. А врача и тем более священника, надеюсь, не понадобится. В крайнем случае неподалёку есть Бриана.
      - А мэтр Амвросий? - спросили.
      - Отсыпается.
      - За лекаря и я могу, - предложил седой друид, - да не смущайтесь, я ничем не страшнее обычной клановой ведьмы...
      Старший из друидов остался наблюдать за поединком - второго не понадобилось. Варрел довольно быстро признал поражение, не ожидая, пока сильный да опытный противник не расквасит ему чего-нибудь в кровь. Втравливать клан в новые распри ему не хотелось, да и честь ушла - победить всех посетителей "Головы Грифона" по очереди он не надеялся. Потому - получил пару-другую тумаков, сам нанёс неплохой удар, да запросил пощады. Драка на пиру - не дуэль, отрезанная голова в финале не требуется. Победитель место "царя горы" занимать не стал, вместо того пощупал кошель и предложил по кружке "угольного пива" каждому зрителю. И даже Варрелу, у которого таки появился в списке небольшой подвиг. "Воин, которому предлагали долю героя четверти Камбрии." Вес поднял - не удержал. Бывает. Но перспектива, выходит, есть.
      Двое же свободных друидов сочли за благо договориться с Кейром о комнате. Предложение Иниров забыли. Темноволосый ещё заметил, что Кэдманам с такими врагами и друзей не нужно.
      - Нужно, - уверенно возразил Кейр, - из-за того, мы дружим со всеми сильными кланами, врагами получились кто похуже.
      - То, что осталось, а?
      - Вот именно.
      Теперь его речь звучала - почти намёком. С учётом предыдущей сцены оставалось заключить - намёк и есть. И потому, не дожидаясь первого среди равных, двое друидов начали тихонько обсуждать - что же такое можно предложить хозяину заезжего дома, чтоб он допустил их посмотреть на болящую богиню. А то и побеседовать с нею...
      Лечение, между прочим, оказалось первейшим вариантом. Исцелить Немайн - если это действительно Немайн, а всё шло к тому, друиды не могли. А вот облегчить страдания - вполне. Что дело серёзно - было понятно. Но - успех-то гарантирован. Если там богиня. А если нет, и отравленная просто зажилась маленько? Бывают и медленные яды. А ведь, случись что, виноватыми окажутся друиды, и ни один служитель старых богов более не ступит на землю Диведа. А, скорей всего, всей Камбрии.
      Потому первым вспомнили самый надёжный и самый одиозный метод - жертву. И с ужасом поняли, что приходится оценивать не способ проведения запрещённого на христианских землях обряда - но его действенность. Смысл жертвы - замена. Подставить судьбе вместо одного человека другого. Если сила, которую умиротворяют, не дюже разумна или подслеповата, появляется шанс подсунуть ей что-то не совсем равноценное. Петуха за свинью. Корову за человека. Раба - за свободного. Воина - за короля...
      Чем опытнее друид, тем больше выбор, тем мельче жертва. Но если при смерти богиня - что можно предложить мировому равновесию взамен? Человека мало. Даже друида.
      - Бога бы поймать, - заметил кряжистый, - Гвина того же... Нашим, кто ещё остался, было бы не обидно.
      Друид-кузнец поскрёб густое темя. Кряжистый с завистью последил - у самого блестела плешь, не хуже епископской тонзуры. Правда, совершенно естественная. А если учесть, что лоб приходилось подбривать, сущая глупость получалась. И неблагообразие.
      - Где ж его возьмёшь, - сказал, - Да и не хорошо. Как-то же обходились раньше цыплятами и овцами... Ты - вообще коров резал. Может, взять много скотины? Целое стадо?
      Обсудили. Выходило - без толку. Богиню не подделать...
      Вернулся седой. Выслушал. Поочерёдно поднимал то одну бровь, то другую, то обе разом. Временами чуть прижмуривал морщинки вокруг глаз.
      - А зачем? - спросил наконец, - Самозванке, если человек, и корова сойдёт. Управимся. А сидха выживет сама. Наше дело только облегчить. А это - травы, отвары. Спину помять, конечности, чтоб не застаивалась кровь. В общем, завтра предлагаем помощь Дэффиду ап Ллиувеллину - так хозяина зовут. А для начала попросимся хоть одним глазком на сидху посмотреть - чтобы установить, какие именно зелья варить придётся.
      - Мне проще, - сообщил кряжистый, - я руками лечу и языком. Только вот от отравлений обычно не помогаю. Ну, а эллилов прострел или одержимость - всегда пожалуйста.
 
      Родичи собрались, чтоб не отнимать воздуха, в соседних комнатах. При Немайн осталась только мать и целители. К тому времени, когда Дионисий со свитой вошёл к болящей, мэтр Амвросий уже заканчивал допрашивать сидху.
      - Пульс бешеный, - констатировал врач, - Немайн взрывается изнутри, как мех с перебродившим вином. Но это ненадолго. Хотя бы потому, что сердце долго такого не выдержит.
      - Не надо долго, - сидха едва говорила, - надо достаточно. Это... испытания. Как новой колесницы... Органы... Как механизмы... По очереди... Сейчас сосуды. Потом другое... Я скоро забудусь опять. Надолго... Не навсегда... Надо только ухаживать. Знаете лучше... чем я.
      Немайн замолчала в чуткой тишине. И епископ, понявший главное, спросил.
      - Сколько у нас времени, мэтр?
      - Не знаю...
      - Хорошо, начнём. Возможно, успеем...
      Пирр до рези в глазах всматривался в багровое от болезни пятно лица. Глаза - серые. Рыжая. Волосы коротко отрезаны - да, про это сообщали... Спокойна. Молчит. Не узнаёт? Не подаёт вида? Или измучена болью? Скорее последнее.
      Начали читать обычную заутреню - самый короткий вариант.
      - Что вы делаете?
      Луковку Пирр видел впервые. Дионисий - нет. Решил - проще и быстрее объяснить.
      - Лечим твою подругу. Соборование есть таинство, исцеляющее тело и душу через молитву и прощение грехов. Не мешай - она едва в сознании, а для покаяния сознание необходимо...
      Нион пошатнулась. Происходившее было странным - и почему-то знакомым. Может быть потому, что происходило обращение к силам, превосходящим человека? Превосходящим и Неметону! К той силе, которую признала богиня, рассорившись со старыми божествами. Но доверить этим людям делать с Неметоной это таинственное страшно...
      - Тогда сделайте это и со мной! - выскочило само собой, как и должно, - Я - она. Не вся. Но - часть. Вот. Я объяснить-то не могу!
      Епископу перевели.
      - Можно, - согласился Дионисий, - а ты крещена, дочь моя?
      - Я это она. Раз Неметона крещена, значит, и я.
      - Нельзя так. Ты это ты, ибо пред Господом каждый станет на месте своем... А ты человек, и душа у тебя своя есть.
      - Раз она крещена, значит, должна и я! - речь странно напомнила Дионисию ту, которая сейчас лежала на болезненном одре, - Такого же быть не может, не положено... Ну или крестите меня отдельно.
      - Ты понимаешь, чего просишь?
      Нион кивнула.
      - Единения.
      Дионисий тяжко вздохнул.
      С постели больной снова раздались слова.
      - Крестите её.
      - Она ведь не понимает, - заметил викарий, - видно же... Так нельзя.
      Больная кашлянула. Перевела дух.
      - Сакс, приходящий в церковь потому, что это делает король, понимает больше?.. Даже если вызубрил нужные слова... Она искреннее ребёнка, который не понимает совсем ничего. И мудрее меня... У неё нет земной учёности, зато есть сердце, чувствующее правду...
      Старому священнику, видимо, стало трудно стоять. Но от поддержки викария он отказался.
      - Разве этого мало?.. А наставить в вере - найдётся кому. И - она это я. Поверьте. Она была моей жрицей... И если души у нас разные, то грехи... общие... Грех, совершенный двумя, и тому, и другому вменён. И если у меня есть надежда на спасение, прошу не отказывайте в ней и той, что шла по моим стопам.
      У сидхи пошла носом кровь. Бриана приложила влажный платок и принялась укоризненно смотреть на священство. Тогда заговорил Пирр - Дионисий успел заметить, как тот отреагировал на речь больной.
      - Юная язычница говорила о единении с человеком, вызывающим восхищение... О единении, а не преклонении! А чувство общности и верность не есть сотворение кумира. Она меня даже немного удивила. Сколько христианок творит себе кумиров - из мужей и любимых, а иной раз из святых людей - а чаще людей, представляющих себя святыми. Полагаю, крестить её можно. Но если прямо сейчас, то больная не может быть восприемницей.
      - Ох, - сказала Глэдис обречённо, представив реакцию мужа на обретение ещё одной родственницы, хоть и не кровной, - я...
      - Её крёстной матерью буду я, - отрезала Анна, - возражения есть?
      Не нашлось.
      - Тогда - сначала соборуем Немайн, пока она в сознании, затем крестим её жрицу, - подвёл итог епископ Дионисий.
      И снова зазвучали стихи покаянной утренней службы...
 
      Крещение там, не крещение, а звали все Луковкой, никто слово не коверкал. Похожа. До слёз! За эти дни Глэдис попривыкла к нескладной девчушке, что неотлучно сидит при дочери, разве иногда до ветру бегает. Привыкла - молчит, делает всё, что ни скажет мать сидхи. Заговариваясь, зовёт её именем Дон. Иногда говорит голосом дочери. Сильным и решительным. Но сейчас - сейчас просит от себя. Запинаясь и глядя в пол.
      - Я снова не слышу Неметону... А настойка помогает...
      - А тебе не надо слышать, - отрезала Глэдис, - надо губы смочить, пить дать, на бочок перевернуть, пузырь со снегом ко лбу приложить, где жар. Или грелку, если холодной будет. А пьяную сиделку до своей дочери я не допущу. Выбирай.
      - Я должна быть рядом. Я - это она.
      - Не для меня.
      - Для меня. И для неё. Одежду свою дала. В кровати своей ночь спать позволила. Имя дала.
      - Имя тебе Анна дала. Но верно, настояла на твоём крещении моя дочь. Так что она тебе и правда, кто-то вроде крёстной матери, хотя двух и не положено, - решила Глэдис, - Ну, так тем более настойку нельзя. Ты же теперь христианка. А прорицать пьяной - это самое язычество. И раз уж та, что должна тебя наставить в вере, пластом лежит, а вторая вокруг хлопочет... Читать умеешь?
      - Нет. Мы в Анноне всё наизусть учили.
      - И правда, горе луковое... Ладно. Погодим немного. Одну я тебя с дочерью всё равно не оставлю... Делай, что скажут, помогай. А если Немайн захочет, чтобы ты её расслышала - ты её, наверное, услышишь.
      Луковка робко улыбнулась.
      - Ты думаешь, она захочет?
      - Сама говорила - признала, имя дала, одежду, кров, крестила. Ты Немайн нужна, наверное, - и вдруг вывернула, - А она тебе?
      - Я - это она. Меня без неё нет, - голос Луковки дрогнул, - А можно мне здесь что-нибудь для сна поставить? Чтобы всегда рядом.
      Когда Глэдис вышла, Нион повернулась к Немайн. Та дышала ровно, спала, проходя одну из немногих спокойных стадий странной болезни. Потеряв сознание вскоре после соборования, в себя уже не приходила. Мэтр Амвросий сказал - более странного недуга видеть не доводилось. У Неметоны отказывали по очереди все органы - не до конца. Потом отказавшая часть тела начинала работать нормально, зато немедля отказывала следующая. Что ж - когда нибудь это закончится. Одна беда - уж больно у человека внутри много разной требухи. А у сидхи наверняка ещё больше.
      Нион начала говорить. Ведь Неметона обещала слушать.
      - Вот как бывает. Ты знаешь. Вообще-то, христианские друиды правы - я человек. Как все. Только вот быть как все - не умею. И вообще ничегошеньки про это не знаю. Меня ведь держали - как вещь. Как платье. Хорошее, нарядное, для церемоний. Пылинки сдувать - и хранить в резном сундуке, когда не нужно. А когда нужно, надевают. А мне, когда нужно, всегда настойку давали. Мне ведь много не надо, за то и выбрали... Ватесса была, второй уровень посвящения возгласили - а и не учили ничему. Ну, кроме как сидеть тихо, мышонком. Ходить правильно. Дышать. Говорить не учили, говорила ты - а без дыхания говорить трудно. А остальное, что я знаю, я подслушала. И правда, никогда я не сотворю из тебя кумира! Идолы, они деревянные, или каменные. Мёртвые. А ты живая.
      И, пока на смену Глэдис не явилась Анна, девушка торопливо прижалась щекой к руке богини. Теперь она стеснялась своего поклонения, и на людях старалась никак его не проявлять. Однако - с рукой что-то было не так. Под щекой, там, где на руке Неметоны быть кольцу, вместо мягкого и маслянистого Нион ощутила твёрдое и гладкое. Отстранилась. Рассмотрела. Зажала рот рукой, подавив вскрик. Прежде закрытый воском, на пальце сидхи тускло сверкал камень цвета открытой раны...
 
      Пирр сумел. А потому и шёл - не к себе в комнату, а в соседнюю, где обретался человек, рекомендованный ему патрикием Григорием. Приказчик купеческий, как же! Порода, сила, обходительная увёртливость в разговоре... Чиновник дворцового ведомства, не менее. А чем занимаются некоторые из них - давно известно. Так что - принимай подарок, почтенный Эмилий, или как тебя там сегодня зовут. Хороший подарочек, о таком ты мечтаешь. Потому, что тебе тоже нужно определить политику и написать отчёт -и старик Пирр тебе в этом поможет! В обмен нужна сущая мелочь. Отметить, насколько он тебе помог. А что ты не уточнишь - чем, оно ведь к лучшему. Пусть Григорий думает, что глаза и память, а не ловкие руки и язык. При соборовании возжигаются свечи. И главное - каждый пресвитер производит помазание каждого члена болящего. Каждого. То есть - и руки. Правой руки. Никто не заметил лишнего движения, даже сама соборуемая. А в результате в ладони Пирра оказался восковой слепок. Закрывавший регалию.
      Эмилий обрадовался. И немедленно залил добычу гипсом, чтобы получить точную копию. А Пирра осенило.
      - Сделай ещё одну - мне, - попросил он.
      - Нет, - заявил Эмилий, - не рискну. Если она потеряется, а потом всплывёт в ненужных руках, под вопросом окажется моя верность экзарху Африки. Но я могу провести анализ слепка при тебе. И отпечаток слепком сделать, и при тебе сравнить с образцами. А сейчас пусть схватится.
      И перевернул песочные часы.
      Пирр согласился. Не было у него другого выхода. Взялся за работу тайного агента, так изволь слушать более сведущего в сем ремесле человека. А потому спустился Патриарх в пиршественный зал - и застал там давешних друидов, вкушающих пищу земную. Такой случай упустить не мог - и немедленно дополнил собой компанию.
      Вскоре он уже вёл привычный теологический диспут. Время в подобных беседах течёт незаметно, а польза несомненна! Ирландский акцент у собеседников только веселил, а среди концепций, которым приходилось противостоять, нашлись несколько до боли знакомых. Друиды и сами не осознавали, насколько глубокими отметинами наградило их веру христианство.
      Но главное - он начал понемногу узнавать этих людей. Кузнец вовсе оказался открытой книгой. Не скрывал - его больше прочего волнует мудрость, связанная с огненным ремеслом. Когда дочь бога всех ремёсел приходит жить к людям - это наверняка означает щедрые новшества. И главное для него - именно эти знания, а прочие мудрствования он оставляет товарищам. Двое других казались искренними в своих заблуждениях, но ни одна душа не гладка, как галька на берегу - найдётся за что ухватиться. Дай только срок.
      Но на сей раз ни срока, ни отдыха не досталось. Распахнулась дверь, ведущая во внутренний двор заезжего дома. И сразу с порога прозвучала пара хлёстких приказов. Тон, голос августы. Недовольной августы. Валлийских слов Пирр не разобрал. Но - обернулся. Новокрещёная Нион. Девушка, одетая девочкой. Как у человека может быть чужой голос? Зато приказы понял здоровый бородатый варвар, привалившийся к стойке.
      - Харальд! Встань рядом!
      Норманн неторопливо прошествовал к ней, занял место за левым плечом, как телохранитель. Нион стремительно подошла к Пирру.
      - Отдай.
      Это было греческое слово. Пирр поперхнулся на полуслове. А та протянула ладошку:
      - Отдай, - и снова, нетерпеливым звоном, - Отдай.
      Патриарху константинопольскому всегда плохо думалось в присутствии крупных ребят с мечами. Иначе, возможно, он сидел бы сейчас в столице. Или в ссылке, более близкой к берегам Босфора, чем эта перевёрнутая страна. Но время он потянуть попытался
      - Ты о чём, дочь моя?
      Неслышащий взгляд.
      - Ты взял часть богини. Нарушил целостность. Отдай. Иначе... - решительный кивок за плечо. Пирр понял только "Отдай". И жест.
      - Не обижай святого отца, - вступился было человек в пледе одного из горных кланов, - а к твоей богине у нас и вовсе неудовольствие имеется...
      - Решим потом, - отмахнулась подбородком, и раскалённым добела голосом - Пирру, - Отдай!
      - Нет, соплюшка, ты выслушаешь сей...
      Спокойно брошенное за плечо:
      - Убей.
      Нион не успела произнести второе слово. Горец, как любой посетитель трактира, оружие отдал на входе. А потому удара мечом не ожидал. Инстинктивно закрылся руками... И рухнул на пол.
      Нион - уж точно не Луковка - снова повернулась к Пирру.
      - Мешал. Отдай.
      - Верну, - поспешно обещал Пирр, глядя на бездыханное тело перед собой, - с собой нет. Схожу принесу.
      - Мы идём с тобой, - это уже варвар. Койне. Понять можно. Особенно, если очень хочется жить.
      Он уже всходил вверх по лестнице, и не видел, как друиды склонились над телом. Пожали плечами.
      - А ловко, - заметил кузнец, - и крови нет.
      - А ведь она пророчица, - заметил седой, - а говорят, что друидов в Камбрии не осталось...
      "Тело", постанывая, поднялось на ноги. Харальд, как разумный человек, меч показал. Но ударил кулаком, с левой. Крови, и верно, не было. Как и претензий за нее.
      На деле норманн переаккуратничал. Знал бы, что к крови от удара в Камбрии отношение совсем не то, что в Норвегии - непременно ударил бы именно мечом. Плашмя. Чтоб рожу в кровь... Но побоялся нарушить местный обычай. А на родине за такое бы убил. И был бы вправе - хульное слово хуже пущенной крови. Но для избежания кровной мести убил бы на поединке. Хольмганг. И уж никак не половинил бы злоязычного на месте.