Дромон по гречески - "гонщик". Быстрый корабль. Очень быстрый. Самый быстрый в мире. Но тот дромон, что вползал в устье реки Туи днём двадцать второго сентября 1399 года от основания Города, явно вознамерился опровергнуть название и репутацию. Он еле полз. Ветер дул ему в спину - и почти ничем не помогал. Вместо гордой мачты торчал обломок, к которому моряки исхитрились присоединить рей и треугольный парус. Вёсел осталось мало, не больше четверти от полного набора. За борт непрерывно выплёскивали воду. Ведро за ведром.
      Несмотря на тяжёлый поход, настроение на борту царило отличное. Все живы, берег - и дружественный берег, больше того - тот, к которому стремились - вот он. Только что с юркой кожаной лодки на борт поднялся местный лоцман, деловито сунул в кошель предложенную монету.
      - А вы осели, - сообщил безразлично, - так что придётся чуток попетлять. Глубина у нас тут того... Извилистая. Но завтра вечером будем в столице. Если не изволите задержаться.
      Он говорил на дурной смеси латыни и греческого, добавляя в неё общеморяцкие словечки и жесты. Но и очевидный смысл, и столь же очевидную шутку все поняли. Кому придёт в голову задерживаться, когда доски обшивки разошлись - ещё в проклятом Бискайском заливе. Свежую воду и провизию корабль, конечно, возьмёт - на тот самый день пути - прямо с лодок, которые уже отчаливают с пологого восточного берега. На крутом западном, возвышается холм, который местные жители всегда почитали за убежище старинного демона. Ходят слухи, что тот иногда губит корабли, нагоняя страх на команды и заставляя их выбрасываться на пологий восточный берег. В старые времена, когда чудовище почитали как божество, народ вдоль берегов реки жил убийствами и грабежом "законной" добычи, выброшенной морем и демоном. Но последние годы нравы изменились. Теперь потерпевший крушение купец мог рассчитывать на спасение и починку - в обмен на треть груза. В противном случае корабль так и оставался гнить на отмели.
      - Нет вознаграждения, нет и труда, - так объяснила жена местного властителя особо жадному купчине. И напомнила, какой приём его бы ждал ещё несколько лет назад.
      Михаил Сикамб вздрогнул, припомнив вдруг, что в августе-сентябре чудовище, бриттская Сцилла, просыпается и особенно опасно. Рука поднялась для крёстного знамения... да так и застыла.
      Возле холма, за полуразобранным частоколом, являющим знакомое - слишком, увы, знакомое зрелище заброшенного военного лагеря, стояла осадная машина. Очевидно сломанная, очевидно покосившаяся - но до чего же большая.
      - Локтей двадцать пять, - оценил её размеры его новый спутник, Эмилий из Тапса. Точнее, тот, кто велел называть себя Эмилием из Тапса, позабыв совсем другое имя. Тихий гром Бизацены...
      Незаметный чиновник судебного ведомства, вхожий, впрочем, к экзарху, вдруг впал в опалу и ради прожития согласился принять место приказчика у далёких северных полуварваров... Такова легенда. Истина же... Центенарий. Офицер имперской разведки, верный теперь только экзарху Григорию. Чиновнику легко изобразить чиновника, и потому легенда идеальна. А ещё - непосредственный куратор Михаила. И многих других агентов. Недаром на дромоне множество переселенцев. Ради чего пришлось пожертвовать метательными машинами и - даже! - частью абордажной команды. Так или иначе, население Кер-Мирддина вскоре должно умножиться почти на сорок человек - беженцев из Египта, не пожелавших затормозить в Карфагене, и остаться там нищими. Беженцев, добежавших аж до Оловянных островов. Заполучив по пути за свою боязливость немного подъёмных, отчеканенных отнюдь не из олова.
      - Надо бы пристать.
      Капитан помнил инструкцию - к купцам прислушиваться. Но...
      - Мы еле держимся на плаву, - заявил он, - если угодно прогуляться на берег - вокруг полно лодок. Но ждать не будем.
      Сикамб оглянулся. Его приказчик изображал полнейшее безразличие ко всему.
      - Вас просили проявить к нам внимание, - Михаил вздохнул, ибо в глубине души был согласен с капитаном, а не с коллегой навыворот: шпионо-торговцем, не торговце-шпионом, - напомнить, кто?
      Капитан выругался. Потом попробовал зайти с другой стороны.
      - Это может быть ловушка. Жители побережий иногда заманивают корабли...
      - Жителей этого побережья вы знаете хорошо. Этим они не промышляют года три.
      - Будь по вашему... Лоцман уверяет, что тут есть хорошее место, где мы можем бросить якорь, не сев на мель.
      Причина чудесной предупредительности лоцмана выяснилась быстро. На берегу выбирающихся из лодки африканцев - а прогуляться пожелали многие, в том числе два офицера с дромона и сопровождающий переселенцев священник - уже ждал плен. Дружественный, но алчный.
      - Благородные чужестранцы интересуются? - раздался весёлый голос, - я так и знал!
      Он говорил на смеси плохонькой, но не особо вульгарной латыни и "койне", языка средиземноморских портов.
      - А я могу многое рассказать. Я один догадался! Можно продавать на корабли сладкую воду, можно продавать свежий хлеб и добрый эль, и мясо только с огня - но всё это требует затрат. А у меня ни кола, ни двора, зато уйма соображения, и вот я подумал - а почему бы не продать историю. Я не могу запретить вам самим осмотреть великую машину, низвергнувшую языческого бога. Но за восьмую долю серебряной монеты я расскажу вам историю очевидца... Ах, да - медь я беру тоже!
      - Хорошо, мы заплатим, - встрял Эмилий.
      - Вам какую - покрасивее, пострашнее, поинтереснее? Я не бард, но байки рассказывать люблю.
      - Поправдивее, да поскучнее.
      - Можно и так, деньги-то ваши. Ну так слушайте - работал я над этой машиной на принеси-подай. Но видел многое. Вон тут бревно видите? Это - лапа. Она была привязана к раме. И метала камни. Много-много людей трудилось, и фэйри. Те всё молиться за них просили, чтобы Господь души им даровал... Метали землю и камни - Немайн, и здешний правитель, принц Рис. Вон в ту дыру. Орало - оттуда. Страшно так. Но - прекратило. Тогда великолепная взошла наверх и окончательно изгнала нечисть молитвой.
      Греки переглянулись. "Великолепная". Титул первого класса, но не императорский.
      - И сама очень сердилась, и хотела забрать обе машины с собой в город, но её убедили не делать этого, - продолжал проводник, - Тогда она велела вырвать железные крюки и отвязать все верёвки, и машины распались. Крюки и верёвки она увезла с собой. Крюки были вот тут.
      И показал дырку в торце лапы.
      - Ты говоришь о двух машинах. А где вторая?
      - А вот, видите домик? Его из второй машины собрали. Наш клан решил последить, не вернётся ли нечисть снова. А потому поселить смотрителя. Ну и проверить заодно, придётся ли овцам и козам по вкусу трава с Гвиновой цитадели... Мы, Вилис-Тармоны, люди предприимчивые. Всё-таки произошли от Брута из Трои! Лучше, конечно, подошёл бы священник или монах, да и часовенку над местом победы над злом поставить бы надобно. Но сейчас в Диведе плохо с монахами...
      Проводник горестно вздохнул. Предложил осмотреть пещеру - разрушенное логово Гвина ап Ллуда.
      Офицеры обсуждали увиденное.
      - Странная машина, - заметил комес баллистариев, - даже если верёвки сняты, непонятно, где крепились мотки. Оси вращения нет, высокая балка явно ограничитель. Очень хлипкий. Может, просто пугали?
      - Бритт уверяет, что осаждающие победили, - заметил Эмилий, - кроме того, снаряды метали в пещеру, которую мы идём смотреть. Да, чудовище - моряцкие сказки-пугалки?
      - Не байки, - отрезал Михаил, - я сам в молодости слыхал вопль. По счастью, наш кормчий удержал руль, на мель не сели. Половина экипажа наложила в штаны - а кто был без штанов, те прямо на палубу. Ох, и драили потом...
      - Эта машина действует, - тихо проговорил священник.
      - Святой отец, ну что вы понимаете в осадных машинах! - воскликнул баллистарий.
      - Достаточно, сын мой - я видел их в действии. Почти такие же, только поменьше. Такими камнемётами авары снесли Длинные стены, когда штурмовали Константинополь. Спасла город только Богородица...
      На вершине было ветрено, тихо. Скалы торчали, как иглы тернового венца. Жерло пещеры оказалось закрыто деревянным щитом, с врубленным проходом. Внутри - земля, редкие камни. Большие камни. Человеку не поднять.
      - Многие говорят, остатки одёжки попадались, - продолжал проводник, - И я так говорил, пока последний кусок не продал.
      - Ну и дурак. Мог бы и сам кусочков дерюги нарезать, да в земле измазать... А ещё - хорошую одёжку запачкать слегка и продать втридорога. А на деле это была не одежда?
      Разведчик улыбался. Михаил не понял, зачем он искушает бритта на ложь и мошенничество, решил спросить позже. Вдруг ответит.
      - Нет, это куски мешков были. Землю ведь без мешка не забросишь. Рассыплется. Внизу, наверное, ещё остались - да копать глубоко. Опять же, там и настоящее что может попасться. Нехорошее.
      - Такой снаряд нельзя метнуть из катапульты, - осмотрев камень, объявил баллистарий, - Их, наверное, просто руками сюда натаскали. Когда прибили чудище.
      Центенарий улыбался. Но купец научился читать лицо своего начальника. Тому явно хотелось закусить губу до крови. Разговор замолк, и римляне, думая о своём, повернули к лодке - как раз вовремя, чтобы увидеть, как кучка ирландцев вытаскивает на берег кораблик, обшитый кожей. Почти такой же, как в "Записках о галльской войне" Цезаря. Говорливый валлиец немедленно направился к новым гостям. Михаил расслышал:
      - О, я могу поведать вам многое! Я остался здесь ради того, чтобы заработать честный хлеб добрым трудом, который лучше выполнил бы филид - но у нас в Камбрии их осталось немного. Потому приходится мне. Если желаете, можете совершенно бесплатно осмотреть машину богини Неметоны, решившую исход битвы трёх богов! Вторую, построенную великим героем принцем Рисом, мы разобрали. Но за восьмую долю серебряной монеты я расскажу вам историю очевидца... Ах, да - медь я беру тоже. Если угодно - в домике у меня есть обрывки одежды убитых фэйри, самих-то их похоронили, а несколько вещичек я из-под камней откопал. Могу продать.
      Улыбка на лице центенария на мгновение стала искренней. Сработало.
      В крохотной каюте, впрочем, она погасла мгновенно.
      - Подыграть мне не мог? - тихо проворчал разведчик-купец, - Ты, конечно, ничего не понимал - но помочь-то мог?
      - Забыл, - повинился купец-разведчик, - о перспективах задумался. О торговых. Очень уж славно получается, если устье Туи будет безопасным и в августе. Лишний месяц торговли - это хорошо. Глядишь, в Кер-Мирддине станет больше товара.
      - Его у тебя и так немало. Если они в состоянии сделать, что обещали в письме.
      - Ну, я ведь купец. Мне сколько ни дай - всё мало. Скажи, зачем эта штука с поддельной одеждой?
      - Не веришь, что я решил дать человеку приработок? И прав. Всё просто - вслед за нами появятся другие, и я хочу, чтобы они получили больше баек, и меньше правды. Это всегда хорошо.
      - Священник прав? Это аварская машина?
      - Эта машина похожа на аварские.
      Псевдо-Эмилий замолчал. Вспоминал схемы, которые в него давно, лет пятнадцать назад вбивал тогдашний куратор северо-западного направления. Подчинённому это знать незачем, недотёпе-проводнику тем более напоминать не стоило: у машины не было крепления под мускульный привод, простой и мощный - если к машине есть сотни славян-союзников, чтобы дружно дёрнуть за верёвки. Зато была система взвода, как в катапульте. Неясно, что за сила метала снаряды - но то, что монстр не был ни чисто греческим, ни чисто аварским по происхождению, стало ясно. Помесь. Мул. Если римский онагр взять за осла, а аварский камнемёт - за кобылу. И это наводило на мысли. Неприятные, а главное - преждевременные. Сначала нужно добраться до места, определиться с заказом, развернуть сеть, собрать информацию. И уж потом изобретать версии.
      К причалу подошли ближе к вечеру. И тут же заметили странность - над одной из угловых башен вился жёлтый вымпел. Что это значило - никто и предположить не смог. И не рискнул, не желая попасть под перун капитанского гнева - тот глядел грозовой тучей. Собственно, прекрасно знал, зачем, и безошибочно догадывался - кто сопровождает купца. И рад был, что больше ни один капитан не рискнул бы идти океаном на осень глядя - а то ещё неизвестно, который дромон входил бы в устье Туи. А у него - не было выбора. Или поход в стиле Помпея Великого, на осторожное "Не совался бы ты в бурю. Потонешь." ляпнувшего достойное мрамора: "Плыть нужно. Жить - необязательно". Или интернирование в собственной стране - до весны. Увы, капитан прекрасно знал, кто обещал военные поставки, необходимые Африке как воздух. Тем позорнее было подползать к порту на искалеченном корабле. Особенно после того, как ввиду всех кто был на пристани перед носом имперского корабля прошмыгнул кожаный ирландец. И им занялись в первую очередь. Капитан злорадно отметил - неласково занялись. Оцепили вытащенный на сушу кораблик вместе с командой, пропустили для разговора только двоих, и тех с хорошо вооружённым сопровождением.
      Но вот, наконец, дромон встал на место. Замер, забросил швартовочные концы. Спустил сходни. И сразу рядом образовались стражники. Стало ясно - римлянам приём будет такой же, как и ирландцам.
      - Мне нужно говорить с начальником порта, - прокричал с борта капитан, - по поводу предоставления обычных услуг - и ремонта.
      - Хорошо. Сколько человек будет говорить?
      - Я, двое моих людей. И священник. Не то, чтоб он был нужен на переговорах, но он пожилой человек, и плохо переносит жизнь на воде.
      - Хорошо. Я вызову для вас сопровождение.
      Волей-неволей приходилось признать - комендант и гарнизон в Кер-Мирддине толковые. Вторую крупную банду разбили. Кричащий холм расковыряли. Службу несут, аж тошно...
      Шагая к бревенчатому то ли дому, то ли укреплению, в котором обычно обретался начальник над портом, капитан отметил - гражданское население словно смыло. Зато волна перемен принесла множество воинов. Копья, щиты, топоры, иногда - мечи и луки. Всё это разномастно, но движется и действует слаженно и согласованно. Дверь, порожек. И - в лоб:
      - Не могли приплыть завтра?
      - Не могли. Мы, вообще-то, тонем.
      - До утра продержитесь. У пирса мелко, - как ни странно, шуткой это не прозвучало, - если и сядете на грунт, палуба и каюты останутся над водой. Свежую пищу, воду - обеспечим. Остальное - утром. Надеюсь, хоть что-то станет известно!
      - О чём?
      - О том. Ворота закрыты, - валлиец кивнул на стену, за которой стоял город. - Даже для нас. То, что травит стража со стен - байки, не мне вам объяснять. Что там творится на самом деле, мне сообщить не удосужились. А если б и поставили в известность - так не моё дело слухи делать. Моё дело - порядок в порту. Потому - утром.
      Грекам ситуация была знакома. Поняли.
      - Хорошо. Личная просьба. Ты меня знаешь, я несколько лет сюда хожу... Пусти в предместье священника. Совсем морская болезнь старика измотала. "Голова"-то хоть в порядке? Одного человека смогут пристроить?
      - Заезжий дом совсем не в порядке... Но одного... Ладно. Если Дэффид меня потом не пришибёт - ты мне должен. Эй, - бритт обернулся и махнул рукой молодому воину. - Проводишь старика...
      - Согласен, - капитан перешёл на обычный греческий, который священник понимал, - Вот и всё. Святой отец, я договорился - тебя пустят на берег и проводят на постоялый двор...
      - Мне нужно к епископу.
      - Завтра попробую договориться. А пока - отдохни немного. Дорога была трудной...
      И ещё какой! Но в его жизни бывали дороги и погаже. Что значит гнев морских волн, грозящий погубить тело, в сравнении с ударами валов отчаяния, зыбью неспокойной совести? Но пока и правда, стоило переночевать.
 
      В "Голове Грифона" людно и суматошно. Праздничек. За стойкой Гвен - храпунья Гвен, повариха Гвен. Тулла честь передоверила, занявшись иным - выселила работников из домика возле пивоварни. Можно было и в самом трактире комнату для больной приготовить - но хмурая Эйлет, поставленная отцом во главу кланового пикета на воротах, ясно сказала - если сидха умрёт, дом, в котором это случится, придётся сжечь. А заодно - что утром Немайн, если будет ещё жива, перенесут за город. То есть в предместье, домой. Значит, следовало торопиться. Вот Тулла и торопилась. Неспешно и по-хозяйски. Сама Глэдис не справилась бы лучше.
      Гвен не жаловалась. Старшая сестра взяла не себя самое важное - сохранение трактира. А ей осталась отцовская работа - и она не справлялась. Вместо порядка и спокойного веселья, как при Дэффиде, в пиршественном зале повисло тягостное и нервное молчание. Казалось, все предместья очертя голову ринулись сюда - вызнать, что происходит, из первых рук. А какие они первые? Дэффид сказал Эйлет, Эйлет - Тулле, Тулла - Гвен... Очень хотелось спрятаться под стойку. И пусть Сиан болтает. Она маленькая, её слова ничего не весят.
      Так что римскому священнику Гвен даже обрадовалась. Уж он-то не будет расспрашивать, как там младшая сестра, и что намерены делать клан, отец и король! Он спросит комнату, и спросит ужин, и спросит новости - но начать можно будет с новостей старых и попроще. А главное, забота о святом отце - достойное занятие для Хозяина заезжего дома. Даже если он сейчас - молоденькая девчушка, и даже не сидха. Гвен припомнила, как хорошо со стойкой справлялась Майни. На глаза опять навернулась влага.
      - Здравствуй, дитя моё, - латынь. Этот язык Гвен немного знала.
      В другое время она бы обиделась на "дитя", но теперь только шмыгнула носом.
      - Я пожелал бы тебе доброго дня, но боюсь, он сейчас совсем не добрый, а до ночи не успеет исправиться. Потому желаю, чтобы утро было для тебя лучше вечера.
      - Спасибо... Но всё не настолько плохо, чтобы в "Голове Грифона" усталому путнику не предложили уютный ночлег и вкусный ужин.
      - Рад это слышать дитя моё. Выходит, неприятности не очень велики?
      - Ой. Для меня велики, святой отец. Когда с сестрой случилось что-то страшное, она лежит при смерти, городские ворота закрыты, и ничегошеньки не ясно, разве этого мало?
      Как-то вышло, что скоро римский священник знал больше, чем Гвен. Но и та не ударила в грязь лицом - между словами да всхлипами гость получил просторную комнату со свежей постелью и видом на цитадель, и там же, подальше от суеты и тревоги пиршественного зала, сервированный ужин. Действительно великолепный, даже на вкус столицы мира. То, что изначально трапеза предназначалась епископу Дионисию, но из-за последних событий так к нему на стол и не попала, приезжий священник так и не узнал.
      Закончив с едой, он встал, подошёл к высокому окну и, задумчиво разглядывая непонятный жёлтый флаг над башней, пробормотал под нос:
      - Самозванка. Наверняка. И всё-таки жалко. Получается, я плыл сюда зря?..
      Как ни мучайся от морской болезни, как ни мечтай о сладком сне, а старческая дрёма - хрупкая штука. Встать пришлось с первыми рассветными лучами. Предместье бурлило и волновалось, и этого неспокойствия оказалось достаточно, чтобы священник проснулся. Не мог он спать под шум толпы, а с некоторых пор этот шум будил не только тело. В открытое окно видно было: перед воротами сгустилась толпа, исчез жёлтый флаг над башней. Вот створки поползли в стороны. Обрадованный народ устремился было в город, с надвратной башни зычно крикнули, толпа брызнула в стороны. Из ворот высунулась змея пешей воинской колонны. Первые шаги она так и шла - широким монолитом. Потом сузилась, высунулось более узкое рыло, внутри зазияло пустым. Воины шли вперёд, те, кто оставался позади, поворачивались к толпе, ставили копья горизонтально - не остриями против людей, барьером. Звучали лающие слова команд. Знакомых. Латинских. А те, кто не занял пока своего места в оцеплении, продолжали продвигаться - к самому заезжему дому. Число воинов священник оценил в две сотни. Вооружены единообразно, хотя и довольно легко. Щит, копьё, топор. У некоторых мечи и луки. Начало возрастать беспокойство - для чьей безопасности такие усилия? Король, судя по рассказам капитана, хаживал по улицам запросто, всего с тремя рыцарями, которые и нужны были скорее для престижа, чем для охраны. Дивед - королевство мирное, спокойное. Сонное даже. Было.
      Между рядами оцепления, по удивлённо молчащим камням мостовой шла боевая колесница, подобная описанным Цезарем. Впрочем, не совсем подобная. Обычно кельты богато украшали свои колесницы, на этой же - ни следа золота или серебра. Льняной тент от дождя и Солнца, мешающий рассмотреть, кто там внутри. Беленые известью щиты по бокам. И четыре рыжие лошади. Квадрига, подобранная в масть. Хотя одна из лошадок работает не в полную силу - несмотря на то, что каждую из них под уздцы ведет человек. Колёса не сверкают железной оковкой, и причиной тому не ржавчина от простоя. Ободья колёс замотаны тряпьём. Священник начал догадываться, кто внутри. И мельком удивился странному покачиванию повозки.
      Больная. За неполных четыре месяца успела стать из никого - заметной в бриттском обществе фигурой. Перед колесницей несли жёлтое полотнище. Цвет, видимо, означал царское золото. Рядом с колесницей плотной группой шли несколько мужчин и женщин, многие - в том числе и женщины - с оружием. Впрочем, и у временной хозяйки за стойкой на поясе висит топорик. Такие места, такой народ.
      Колесница подъехала к самому крыльцу, навстречу вышла молодая женщина. Короткий разговор. Колесница двинулась дальше - узкого оконца не видно было, куда. Священник вздохнул и споро засобирался. Первым делом нужно было навестить епископа Пемброукского.
      Дионисий визита ждал - но не такого. И правильная улыбка скользнула на его лицо мгновением позже, чем обычно.
      - Чем скромные служители Господа, влачащие свой крест на краю Земли, заслужили внимание столь великой персоны?
      - Узнал? - священник с кряхтением огляделся, - А вот у меня глаза не те, не те. Книжный прах, морская соль, слёзы горького бытия, дым ладана... А попросту - годы. И вот - вместо знакомых лиц я вижу розовые пятна. Милые мне книги возвращает хитрое стекло - но не рассматривать же собеседника в лупу. - он вздохнул. - Да и что в неё увидишь? Прыщи? На голоса у меня память плохая - но кто ещё нарядится епископом в этих местах? Дионисий Сиракузский, это ты?
      - Я. Хотя и не столь одинок, как тебе, святейший Пирр, кажется. Не далее, как два месяца назад я познакомился с прелатом-ирландцем. Епископ Теодор оказался весьма интересным человеком, кажется, он единственный из ирландцев видит пользу в белом духовенстве... Но я невежлив. Прошу тебя, владыка, присядь и расскажи - чем я могу быть тебе полезен?