У самого трактира отец Адриан откланялся, соскочил с лошади - те по-прежнему не допускались в цитадель - и направился к воротам. Не терпелось обсудить сложившуюся ситуацию с владыкой Дионисием. А ситуацию он находил довольно противоречивой. Немайн вела себя очень жёстко. Не как простая прихожанка. Скорее как власть имущий, не смеющий рассчитывать на должную строгость со стороны окружающих, и потому обращающийся с собою гораздо суровее, чем положено даже по узаконениям церкви. Взять хотя бы добивание раненого. Это не волшба, это три года покаяния по меньшей мере. И что? Августа - а кто ж она ещё? - сама, без пастырского напоминания, наложила на себя пост. Более строгий, чем полагалось. Осторожные намёки ничего не изменили. Смиренная гордыня сидхи всё чаще напоминала отцов церкви. И великих ересиархов, вроде Ария.
      - А у неё учитель был неплохой, - заметил Дионисий, выслушав отчёт, - Я его знаю. Умный человек. А как ещё себя должна вести правящая августа? Достойного прелата рядом может не оказаться... А принять отпущение грехов от недостойного она полагает недостаточным.
      Викарий удивился.
      - Но, преосвященный, это же пелагианский хаос! Отрицать право на совершение таинства за недостойными священниками, тем не менее должным образом рукоположенными. Тогда никто не может утверждать, что достоин - ибо мы не можем знать, на ком сияет благодать Господня!
      - Нет, это учение валлийской церкви, а она вполне православная. С точки зрения совершения таинства, личность отпустившего грехи и верно, значения не имеет. А вот в глазах мира - имеет, и ещё какое. Каков поп, таков и приход. Потому приход смеет требовать для себя истинного пастыря, а не подделку. Пусть даже канонически безупречного. Это создало страну святых, не забывай. Да и нас сюда привело. Так вот, если такое правило не бесполезно для простых мирян и хорошо для церкви, поскольку сдерживает искушения клира, то для нобиля, вокруг которого искушений предостаточно, оно жизненно необходимо. И некоторая жёсткость по отношению к себе в таких условиях допустима и оправдана.
      - Она же в гроб себя загонит, - помрачнел викарий, - лица нет, одни глазищи. И вокруг круги фиолетовые. Но ты уверен, что это именно строгость к себе, а не совесть?
      - Уверен. По твоим словам, пост Немайн начала только после окончания строительства лагеря и метательной машины. Когда от неё не требовалось более физических усилий. Это решение рационального аскета, а не раскаявшегося грешника. Похоже, она считает, что сама себе церковь и духовник.
      Викарий не задал больше вопросов. А кто из мирян ещё может домыслиться до такого, если не та, чей официальный титул - "святая и вечная"? Именно та, которая помазана вести христианский мир сквозь кровь и боль несовершенного творения - к Царству Божию? Та, которой дозволена кесарева доля - и в злате, и в крови?
      Молчанием он себя выдал. Епископ улыбнулся.
      - Адриан, похоже, не я один знаю, кто она.
      Викарий пожал плечами.
      - Я догадываюсь, как её зовут. Но сказать, что знаю, кто она, не смею. Для этого нужно читать её душу. А душа у неё...
      - Странная. Сильная. Большая, - перечислил епископ, - Для духовника - головная боль и вечная забота. И слава, если ему удастся хоть немного облегчить ей путь к Богу. Как ты смотришь на то, чтобы принять этот труд на свои плечи?
 
      На этот раз сначала были не обнимашки. Сначала был очень недовольный Дэффид.
      - Явилась, - буркнул вместо приветствия, - Вот посылай девок воевать. На месяцок отлучилась - уже в подоле принесла. Как это понимать прикажешь?
      - Можешь меня выпороть и запереть, - голос Немайн был тусклым и безразличным, - только завтра, хорошо? А сейчас твоему внуку нужна тёплая вода... Или ты не озаботился встретить внука? Кто-то меня уверял, что родных и приёмных детей в Камбрии не различают.
      - Не различают, - уверенно откликнулась Глэдис, - вот уж не ждала, что бабушкой меня сделает младшенькая. И не слушай моего ворчуна. Всё сделано, всё готово - и без его участия...
      Вот тогда из-за материной спины и полезли сёстры. Немайн хотелось плакать, смеяться, в душе пела гордость за сына - и рычало желание отогнать всех этих назойливых существ от своей прелести. Разум рвало на части. И всё, что она смогла сделать - это обнять покрепче драгоценный свёрток, и сообщить не слышанную ещё семьёй радость.
      - Он мой. Совсем мой, понимаете?
      Её виноватая улыбка оставила Дэффида в одиночестве. Он оглянулся на Кейра - тот гладил Туллу по не начавшему ещё расти животу. Его отпрыск будет вторым внуком Дэффида ап Ллиувеллина. Или первой внучкой. Внуком или внучкой - вот тут неясно, вот тут разница. А уж каким по счёту - в Камбрии подобных глупостей не различают!
      К ужину и глава семьи немного отмяк. Особенно как посмотрел, как несчастная дочь ложкой мешает в тарелке овощи.
      - Ладно хоть парень, - переменил гнев на милость, - но чтобы больше такого не было.
      - Пока этот не вырастет, не будет, - порадовала Немайн, - тут в чём штука. У нас, у сидхов, детей мало рождается. И редко. Ну, раз в сто лет, скажем. В таких условиях каждый ребёнок - это даже не сокровище. Это вопрос, будет род жить или нет. У тилвит тег так же. Собственно, мы ведь и есть тилвит тег. Только самые-самые. Оттого мимо бесхозного или дурно присмотренного младенца пройти не можем. Если собственных нет. А человеческие младенцы от наших малоотличимы. Второго не возьму - у нас близнецов не бывает, дети родятся редко. Так что на ближайшие лет пятнадцать можешь быть спокоен.
      - Эк загнула - пятнадцать лет, - возмутился Дэффид, - вот выйдешь замуж, будешь рожать по ребёночку в год. Мы, Вилис-Кэдманы, не какие-то сидхи, мы плодовиты. Изволь не нарушать традицию.
      - Значит, эти пятнадцать лет не буду замуж выходить.
      - А кто тебя спросит? Несколько годиков подождать придётся, конечно - пока старшеньких не распихаю. А как Сиан под венец отправим - ей-ей, шести годков не пройдёт - тут и твоя очередь. И не смотри, что уже с дитём - моей дочери жених всяко найдётся.
      - После Сиан, так после, - Клирика такой вариант вполне устраивал. Тем более, что вполне мог обернуться и двумя десятками лет - сестрички демонстрировали стремительно нарастающую переборчивость. Кейр с Туллой успел, а остальные решительно не желали смотреть на простых благородных воинов. А как же? Одно дело - всего навсего богатые невесты. Другое - сёстры богини и дочери самого важного человека в нескольких королевствах. Так вдруг оказалось. Тоже не без участия Немайн.
      Когда в город влетел первый гонец от армии - порадовались избавлению от разбойников, да забеспокоились, не случится ли война. Случилась. Тогда над Диведом словно туча повисла. Война есть война - да и слишком долго не знали бритты настоящих побед. Чтобы враг не просто, умывшись кровью, уходил восвояси - а чтоб земля супостата стонала под поступью британского войска, и качались в петлях на воротах собственных городов и погостов те, кто отдавал приказы резать "полухристиан" до последнего человека. Только Артур да Кадуаллон и вспоминались. А таких, после которых области, реки и города возвращают полузабытые имена, и в бывших владениях варваров снова звучат валлийский и латынь - и вовсе не случалось. Разве в седых легендах.
      Эта стала первой. И пусть враг был тот же, что в песнях - старый и усталый, а не молодой и жадный. Какая разница? Диведцы затаили надежду, узнав, что холм супостата обложен осадой, и не смеет огрызнуться. В этот самый момент и явилось посольство короля Пенды Мерсийского. Чужие воины, закалённые десятками битв, с уважением и трепетом рассказывали о громадных машинах, дрожащей земле и неприятеле, не смеющем высунуть нос из норы - целом языческом боге. И явились они не с пустыми руками. Явились - склонить головы перед величием Диведа и просить помощи. Предлагая поддержать своим весомым голосом претензию короля Гулидиена на престол Британии.
      Вот тогда и выяснилось: Дэффид из клана Вилис-Кэдманов человек, не менее важный, чем король. Он один имел право созвать совет кланов королевств юго-западной Камбрии. А только этот совет давал право королям поднять ополчение для похода за границы. Это означало большие расходы, большую честь и ещё большую власть - и все это разом свалилось на Хозяина заезжего дома Дэхейбарта. А неосторожные языки болтали, что пусть король Гулидиен и молодец, но причиной внезапного предложения мерсийцев-язычников стала младшая дочь Дэффида. Богиня войны. Которая сама по себе стоит армии.
      Как зашёл разговор о сёстрах, те похвастались. Мол, не у одной тебя теперь рабыня есть. У нас тоже.
      - Это кто? - Клирик испугался. Он понимал, что в нынешнем Уэльсе нет крепостных да холопов не из высокоморальных соображений. Но искренне надеялся, что не послужит причиной возрождения позорного и вредного института рабства, - И Нарин не рабыня, а кормилица. Моего сына рабыня кормить не может.
      Пусть хоть мода будет на свободных слуг. Статус. Мол, у тебя рабы - ты не крут. Задумались.
      - В общем, на нас теперь речка Туи работает! Муку мелет, тесто месит. Даже стирает. Правда, плохо...
      - Кузнец сказал, с мехами и лошади управляются, а стоит конный привод дешевле, так и пустил четырёх по кругу вместо двух, - объяснил Дэффид, - и с углём у него всё получилось... Но это сам пусть тебе рассказывает. А мне вот захотелось работника, которого кормить не нужно. Так что водяное колесо поставил я. А ты заработала подзатыльник. Почему не показала эту штуку мне, а понесла чужому человеку? Хорошему. Нужному. Но не нашего клана! Иди сюда, подставь головку...
      Похоже, на радостях выпил пива лишку. Забыл об уговоре. Поссориться или поиграть? Думать сил уж нет, а надо. Другой родни в этом мире нет.
      - Не надо мне подзатыльник. Я умной не вырасту...
      - А ты ещё не выросла? Вон, дитём обзавелась.
      - Ну раз я младше Сиан - не выросла. А с дитём - разное бывает.
      Глэдис торопливо пошептала мужу на ухо. Напомнила - если Немайн не маленькая, тогда - великая. И не её мужу богине подзатыльники давать. А ещё вежливая. И держащаяся избранного места...
      Тогда Дэффид принялся бурно хвалить зятя. Кейр действительно здорово отличился - изобрёл первую стиральную машину. Ради жены. Потому как над жерновами да тестом - самый тяжёлый труд - хозяйка с дочерьми сами не гнулись. На то работницы имелись. А вот обстирывать своих мужчин считали семейным долгом. После речки приходилось ещё много полоскать - но работа стала полегче. А когда в ту же стиральную бочку вместо золы или щелока песочку забросили, да ржавую кольчугу чуть не римских времён заложили - вышла сверкающая, как ни один оруженосец не надраит. Получилась услуга - чистка доспехов.
      Семейка явно собиралась засидеться допоздна, обсуждая политику да женихов. Эйлет вон на посла, графа Роксетерского глаз положила. Однако Немайн объявила, что маленькому пора спать. А она не может пока отдельно. Ушла в свою комнату. Почти не поменявшуюся. Только вот колыбелька прибавилась. Уложила маленького. Проверила засов. Хитро посмотрела на сына.
      - Ты хоть и Вовка, но камбриец, - объявила, - Одна беда - валлийских колыбельных я не знаю. Зато знаю одну шотландскую. Скрипки с оркестром у меня не найдётся, извини. А вот волынщика научу, дай срок, и будет он тебе играть... А пока слушай так...
      Утро - а ночью было пять или шесть детских тревог - Клирик начал, тоскливо следя, как Немайн целует спящего младенчика. Очень хотелось отвернуться от телячьих нежностей или зажмуриться. Увы. Со стороны-то наверняка смотрелось мило и трогательно. В том числе и ручонки, тянущиеся к ушам...
      - Хороши нашёл игрушки - мамины ушки, - приторно пищала сидха, - ох ты и сорванец, не соскучусь я с тобой. Ну, пошли кушать. Сегодня тебе без меня, а мне без тебя прожить как-то надо полдня. Справимся? А справимся! Ты же вон какой нахал-уходранец, так и я не хуже...
      Потом - в церковь. По дороге - косой дождь в морду, волосы хоть выжимай, на лице глухая тоска по дитятку мешается с радостью побыть хоть немного полностью собой. Знакомая форма тренажёра. Непривычно потяжелевшее тело. Неужели растолстела за поход? Не может быть!
      И, снова и опять - владыка Дионисий. Никак, бедняга, не доберётся до своей резиденции в Пемброуке - всё дела, всё политика. Ну и души прихожан. Особенно сидхи.
      - Дочь моя, я хотел бы поговорить об убитом тобой рыцаре.
      - Фха? - удалось придать выдоху вопросительную интонацию.
      - Тебе не совестно?
      Клирик разогнулся. Поклоны давались очень тяжело. Немного отдышался, приводя в порядок мысли. Не отвечать же с бухты-барахты. Прислушался к себе.
      - Мне стыдно. Совесть не причём. Хотя... вру. Совесть и стыд. Да. Могла попытаться спасти - только попытаться! - не взялась. А сидеть и молиться - воспитание не позволило. Опять вру! Да что со мной такое? Отчасти - гордыня, отчасти - жалость. Он правда мучился. И душой больше, чем телом. Ждать - страшно.
      - А жить страшно? - спросил епископ, - Вся наша жизнь - ожидание завершения. Уж к какому придём. Так почему ты сочла возможным оборвать последние минуты, которые Господь даровал этому человеку? Чтобы он успел подумать, сказать или даже сделать что-то очень важное.
      - Потому, что трусиха... Потому, что эти минуты были последними из-за меня. Потому, что я не смогла смотреть, как уходит человек, которого я отказалась спасти. И не выдержала.
      - Ты понимаешь свою ошибку?
      - Да. Надо было рисковать и делать операцию. И пусть бы говорили, что зарезала!
      - Я не про то, хотя здесь ты права. Наверное, надо было. Я не врач. Это обсудишь с мэтром Амвросием.
      - Обязательно! Может он сможет делать такие операции. Придумает, как...
      - Я про то, что ты убила человека.
      - Это была его... Вру. Да что это со мной сегодня! Это была моя воля. Понимаемая мною как благо. Теперь я вижу в ней изъяны. Но тогда нужно было решать быстро. Ошибка. Жаль.
      - Ты убила человека.
      - Третьего за день. Может, и больше. А ещё многих раненых мною добили. Не спрашивая, знаешь ли.
      - Это грех.
      - Я уже говорила, что грешна! - Клирик начал уставать от разговора, - Владыка, мне тяжело продолжать этот разговор. Я обещаю вернуться к нему позже. Тем более, что он смыкается с проблемой противления злу силой. Но теперь мне необходимо обратиться к моему покаянию...
      Епископ Дионисий удалился - так, чтоб его не видно было, и шумно выдохнул. Характер у августы, однако. И воззрения. Но главное - вспомнив о свободе воли, не стала переваливать вину на раненого, не сделала его самоубийцей. А значит - именно такова, как он сказал викарию. Воительница за веру. В море греха, именуемого войной, хранящая в сердце главное - любовь к людям. Хотя бы к друзьям. А что до врагов - тут было довольно истории с ребёнком. И разговор с ней будет суровый, но и молитва за неё горячая. А покаяния за этот поход никакого, ибо рисковала спасением души из любви к ближнему. А это высший подвиг, какой может быть. Если осознан. А вот как раз этого августа и не понимает! И радуется пойманной на золотой крючок плотвичке...
      Снова холодная вода в лицо. А чего ты хотела, роднуша? Сентябрь в Уэльсе - больше чем сентябрь. Это не только довольно холодно, но и очень сыро. Тем более, в конце малого ледникового периода. Так что - домой, домой скорее. И - не забыть нарисовать зонтик. Самый простой. Дома - бочка с горячей водой, по-походному. Или по-старинному. Судя по друидической тонзуре епископа Теодора, тому, как пророчица на пяточках восседала, и мелочам вроде бочки с водой - до пришествия римлян бритты до изумления напоминали японцев. Так что ничего придумывать и объяснять не пришлось - сидха уважает старые обычаи. Клирик зашёл - сына проведать. Внутри - маленький, кормилица, довольный Дэффид. И совсем другая обстановка. Когда только сменить успели?
      - Ну как? Нравится?
      И что на это сказать? Стулья лучше? А человек старался. Хоть и был сердит - за то, что размножилась. Совершенно, кстати, справедливо. Пусть без греха, так и без родительского дозволения. Так что, пусть считает - угодил. Да и удобно. И выглядит - интересно. Из комнаты вынесли стулья, заменили тонкими подушками. Кровать оставили как есть - и хорошо. Столику ножки укоротили, чтобы можно было за ним на пятках сидеть. Вместо шкафов - сундуки. Оставалось - отвесить комплимент:
      - Точно как во времена Пуйла... Это для меня?
      - Возвращаются героические времена. Пусть вернётся и героическая обстановка. Так что я везде поменяю. Скажу - как у моей младшей. Кто откажется?
      Никто. И всякий - когда задницу отморозит. Климат - переменчивая штука. При героях было теплее.
      - Так можно только на верхних этажах. Внизу пол холодный. Или отапливать придётся не только камин.
      - Скажешь как. Сделаем. Хозяева не могут жить хуже гостей.
      - Уголь дорог.
      - Это плачется самая богатая девушка в восьми королевствах Камбрии? Кто-то ещё говорил, что она сидха-транжира! Кстати, что за история с Кэррадоком? Он посмел решить, что моя дочь может принадлежать ему после одного пустякового желания? Почему ты его не вызвала на поединок? Голову долой - и всё мирно, всё по обычаю. А теперь слухи ходят...
      - Мы же были на одной стороне. Своих убивать нехорошо. А ещё - он всё-таки меня любит... Просто дурак.
      - А ты? Тебе он нравится?
      - Нет, - отрезала Немайн.
      Дэффид понял - иногда сидхи лгут. Если они женщины, и когда им это положено по их женской природе. И при этом, в отличие от людей, считают, что говорят правду...
      Потом планы поломались. Увы, за утро слух о том, что Немайн вернулась - расползся. И если солдаты гарнизона честно ждали вечера - Клирик подумал, что о наплыве клиентов Дэффида нужно предупредить - то остальные горожане наперебой рвались поздравить с победой да посмотреть на приёмыша и кормилицу, что осталась без души. Как раз с этим у них не выгорело - но ни они, ни Клирик того ещё не знали.
      Анна с утра распотрошила свои запасы - зверобой ей хотелось иметь под рукой. Нарин очень просила ложечку концентрата.
      - Кормить закончишь - дам, - жестоко объявила ведьма, - Опять же, если выснится, что у тебя точно нет души - прогоним. Я уже и замену тебе присмотрела...
      Та сразу и присмирела. А у ученицы сидхи настроение стало преславное и всепогодное. Потому сразу направилась проведать "Пантеру". Колесница чувствовала себя отлично, торсионы легко выдержали двухдневный переход. Осталось озаботить ипподромных служителей поиском новой лошади для упряжки - чтоб не лайдачила, и не пыталась тянуть за четверых, а работала наравне с остальными четырьмя.
      - В масть? - обреченно спросили её.
      - Нет, - подумав, ответила Анна, - не обязательно. Пристяжных убивают первыми.
      Вернулась в "Голову" - как раз вовремя, чтобы понаблюдать, как норманны держат позицию у сидховых дверей.
      - Нельзя. Сосна реки колеса битвы склонилась от дитя заботы...
      - Богиня устала. И вы бы притомились, бросай камни целый месяц...
      - Медведица ж снегов метала зубы фьордов! А, губка знаний. Проходи. Тебе можно.
      Но Анна остановилась. Спросила:
      - Ты почему не рифмуешь стихи?
      - То есть как не рифмую? - удивился Харальд, - Ещё как рифмую. Хотя это и не обязательно, главное - размер и смысл, но я начитаю каждую строку с одного звука. А если получится - то с двух или трёх одинаковых. Потом - но это у меня не всегда получается - я стараюсь вставить одинаковые звуки и в середине строки, на равно удалённых от начала строки слогах. Или на конце строк. Это тоже здорово! А ваши, валлийские поэты, обычно поступают наоборот - рифмуют сначала концы строк, а потом, если получится, середину и начало. И размеры у вас другие...
      - Ясно. Интересно.
      - Слушай, а что ты за ведьма, если поэзии не знаешь? Хульного нида сложить не можешь?
      Анна сначала хотела сказать гадость. Но настроение оставалось солнечным, несмотря на дождь, отчаянно барабанящий по крыше.
      - Была - травная. А теперь - и вовсе не ведьма. Ведьму отец Дионисий не одобрит, а я добрая христианка. Как Немайн. А по ремеслу - сама не знаю. Сидху спрашивала, та в ответ своими холмовыми словами сыплет, и латинскими. Но лекаркой осталась.
      - Эй, расступитесь! Нечего тут толкаться! - молоденький рыцарь, пурпурной плед аж реет за спиной от быстрого шага. Вот нахал. Простые солдаты - и те повежливее. Вечера ждут.
      - А ты кто такой? Кроме родичей велено пускать только короля. Не родичей короля, а родичей сидхи. Жди до вечера, сэр.
      - А я и есть от короля. С его словом.
      - Передай через нас. У нас память хорошая, перескажем точно, сэр, - предложил Эгиль. Харальд закатил глаза. Видимо, вдохновился и искал рифму.
      Рыцарь оглянулся, ища помощи позади. Спереди было глухо - бородатые язычники выглядели точно на кеннинг "скалы фиордов". И пусть он уложил троих таких их лука - тут, нос к носу, рыцарь вовсе не чувствовал себя сильнее. И начал понимать: выйти в ближний бой против такого - подвиг. Ему, мужчине и рыцарю короля. А крохотная сидха не побоялась. И богиней её звать преосвященный Дионисий не велит. Но король велел - передать лично... Взгляд зацепился за ведьму. Бывшую, по её словам. Может, выручит? Раз сидха теперь добрая христианка...
      - Леди Анна... - неуверенно начал рыцарь, - Ты ученица Немайн, тебя пропустят... Скажи ей, что я прошу меня пропустить, чтобы я мог передать слово короля.
      Леди Анна. А раньше была - "Эй, ведьма!". Сколько ни лечи. Даже, если усы не отросли и молоко не обсохло. Даже видя, как вождь клана с этой ведьмой при встрече кланяется. Почему-то когда человек становится рыцарем, он начинает вести себя совсем не так, как воины клана. И часто снова становится вежливым, выйдя на покой. Положено им ведьм презирать - а то и бороться с ними. А ученица сидхи... сиятельная.
      - Сиятельная Анна.
      - Что?
      - Меня правильно называть нужно - сиятельная Анна. А мою наставницу... - тут пришлось задуматься, вспоминая, как Немайн титуловал отец Адриан. Или, точнее, батюшка Адриан.
      Рыцарь терпеливо - и такое бывает! - ждал. В голове прыгали похожие, очень похожие, но неправильные слова. Не то, не то... А вот и оно!
      - Великолепная! Великолепная Немайн. А "леди" мы для тех, кому господа - для слуг да младших родственников. Ну и для остальных, пожалуй - если разговор не по делу, а о погоде или вроде того. Запомнил? Повтори.
      - Запомнил. Великолепная Немайн.
      - Отлично. Если наставница согласится тебя выслушать - позову.
      И проплыла в приоткрытую норманном дверь.
      - У меня утро доброе, а у тебя? - спросила с ходу. Прежде чем осознала, что вошла куда-то не туда. Точнее, в крепко переменившееся туда. Огляделась. И села на один из установленных вдоль стены ларей.
      Немайн сидела рядом с колыбелькой, за столиком. Чертила, на треть сложившись, став ещё меньше и беззащитней. Точным рукам не требовались линейка и циркуль. Увидела ученицу - перо дрогнуло. Наставница зашипела, как змея, которой на хвост наступили. Ну, да, теперь смывать кляксу.
      - Ты неожиданно.
      - Зато за дверью полно ожиданных, твоя гвардия еле сдерживает...
      - Ой.
      И потянулась за новым пером.
      - И среди ожиданного - посланец от короля, - порадовала ученица, - К тебе. Позвать?
      - Зови...
      Рыцарь оказался тот самый, что получил вторую охранную грамоту. Как это было давно... Но краснеть за два месяца не разучился.
      - Великолепная Немайн, я несу тебе послание от моего короля. Гулидиен, король всего Диведа, просит благородную деву Немайн ап Дэффид ап Ллиувеллин навестить его для разговора в его доме до заката. Это собственные слова короля, и я их точно передал.
      - Благодарю тебя, добрый сэр, и не задерживаю.
      Анна слегка улыбнулась, хотя хотелось, как девчонке, хихикать в кулак. Сидха продолжила её линию ненавязчивого хамства. По обычаю полагалось бы поговорить ласково, да предложить стол и кров. Пусть человек и три шага сделал - он гонец короля да целый рыцарь при исполнении.
      Впрочем, тот и рад был ноги унести. Хотя бы потому, что иначе пришлось бы ему из вежества присесть на пятки, как древнему герою. Анна пробовала - неудобно. Видимо, у людей, привыкших к скамьям и стульям, кости, жилы да суставы другие. Немайн-то ничего.
      Позвал король одну Немайн - одна и отправилась. Ученица не в счёт, она для того и существует, чтобы находиться рядом с наставницей и всё примечать. Приняли - ласково, уважительно. С поклонами провели в маленький кабинет - пара стульев, столик - вместо бумаг корзинка с яблоками, одно надкусано, стены уютно обтянуты льняным полотном. Король - стоит. Тоже почти один. За спиной у него маячит филид-архивариус. Вместо протоколиста. Искусство быстрой записи в Камбрии от римлян не сохранилось. Потому нужен человек, который точно запомнит беседу. Заодно и на пергамент не нужно тратиться.
      - Поздравляю с победой, - сел Гулидиен лишь после того, как сидха поклонилась, поздоровалась и устроилась на предложенном приглашающим жестом стуле. Переговорном - почётном, со спинкой, но жёстком и неудобном, - Ты вовремя вернулась из похода - погода установилась мерзейшая.
      - Когда ты дома, дождь - отличная погода, - вид промокшей Немайн не вязался со словами, - под него хорошо отдыхается. Да и работа, та, которая совершается пером - идёт ходче. И дети крепче спят.
      Король уловил нежность в голосе сидхи. Постарался перевести разговор на приятное.
      - Да, я уже наслышан о твоём сыне... Странное имя ты ему дала.
      - Твоим предкам, мой король, и имя Дэффида показалось бы странным.
      Само собой, как язычникам.
      - Верно, - Гулидиен улыбнулся, - Ты разговаривала с послом Октой? Мерсийцы проезжали через осадный лагерь по дороге сюда, и до сих пор под впечатлением. Я тоже - хотя слышал только рассказы. Сэр Эдгар, безусловно, справился хорошо - но без твоей помощи у него ничего бы не получилось... Полагаю, тебя заинтересует возможность провести ещё одну кампанию в этом году - на сей раз в качестве командующего?
      Король лучился радостью и возможностью поделиться ею. Он дарил подарок. Но уши Немайн обвисли к плечам.
      - Совсем не заинтересует, мой король. Я семь недель была на службе, пять в походе! Даже чуть больше. Весь август. Больше половины сентября. В этом году мой долг исполнен.
      - Но следующий год начинается уже с ноября, - недоумённо напомнил король. Чувствовал он себя как человек, который протянул ребёнку пряник, а тот не берёт. А уши сидхи прижались к голове.
      - Шесть недель, - отчеканила она, - На своей территории. Как простая воительница. Если клан решит меня выставить в составе ополчения на границу, а не оставит охранять что-нибудь. А я, мой король, имею право попросить меня оставить. И за такое мне никто в глаза не плюнет. У меня ребёнок грудной, знаешь ли.
      Гулидиен пожал плечами. Он начал догадываться, что происходит. Немайн совсем не транжира. А согласиться выполнить трудную службу без достойной платы - это именно транжирство. Если не долг, конечно. Что ж. Немайн только что показала - не долг. Тогда поговорим об оплате. Тем более, жадничать сейчас, когда решается собственное счастье - попросту глупо!
      - Ты живёшь в гостевой комнате в доме отца, - напомнил король, - а у тебя теперь своя семья есть - сын, ученица. Не пора обзаводиться собственным?
      - Дом Дэффида - лучший в городе. И мне нравится моя родня.
      - И всё-таки - свой дом надёжнее, - король цапнул из корзины недоеденное яблоко, - я вот тоже братьев и сестёр люблю. Мы совсем не держимся порознь, но у каждого теперь свой дом, и это только помогает нам жить дружно - мы не изводим друг друга бытовыми мелочами, но вместе веселимся и вместе делаем всё действительно важное. Так у многих из нас домены далеко друг от друга. А тебе я бы предложил в лен земли в одном дне пути от столицы. Большие. Скажем, правый берег Туи на день пути вниз от Кармартена. Ты ведь поладила с моим младшим братом? Соседями будете.
      - Принц Рис - замечательный сосед, - согласилась сидха, - и земли вдоль Туи хороши. Но меня устраивает комната на втором этаже заезжего дома. И замужняя сестра в качестве соседки. Так что забудь про мою службу. У тебя ещё есть ко мне дела?
      Встала. Повернулась к двери.
      - Есть, - сказал король, - Не уходи. Видишь ли, война будет всё равно. Если бы она была нужна Британии... я бы десять раз ещё подумал. Тем более, что ты не хочешь. Но война нужна мне. Лично мне. Пенда подловил меня - и сам не понимает, как крепко! Он обещает корону Британии. Да гори она огнём! Но в приложение к венцу идёт моя любовь. Кейндрих, принцесса и будущая королева Брихейниога. Она не верит в мою любовь, когда я предлагаю равный брак! Но если я буду королём Британии... Да её собственные подданные уговорят. Как мне сейчас добрые диведцы не дают пойти к ней в подчинение.
      - Я тут причём?
      А в кресло всё-таки вернулась. Смотрит сердито.
      - Сделай мне зелье, которое приворотит Кейндрих вернее короны Британии, и я отправлю мерсийского посла с его предложениями холмом да торфяником, как ты говоришь.
      - Не умею, - сказала сидха, - вот не умею я такого. А могла б - прости, не сделала бы. Грех девушку воли лишать. Хотя...
      - Говори, - Гулидиен воспрял.
      - Есть способы сделать тебя привлекательнее для Кейндрих, не причинив ей ничего дурного. Например, воспитать в тебе качества, наиболее приятные очаровываемой особе. Тогда выбор будет сделан её собственной волей - и в желаемом нам направлении. Пошли прознатчиков. И ей самой в открытую напиши. Мол - чего нравится, чего любишь. А потом мы это всё организуем. С тобой, мой король, и с твоим королевством... С послами же и войной - решай как хочешь. Только без меня. А вот в походе за сердцем любимой я тебе могу помочь. Надумаешь - пришли весточку, посчитаю, что, как, какие расходы... Ещё дела остались? Тороплюсь я. У меня там маленький один.
      - С кормилицей и кучей твоих сестёр? - как он когда-то на это надеялся! Новая Немайн несёт любовь и счастье. И не хочет больше битв. Как раз тогда, когда для него, Гулидиена, именно битвы означают любовь и счастье! Воистину следует бояться исполнения своих желаний!
      - Без меня, значит один.
      - Есть ещё дело. Маленькое и приятное. Скоро армия подойдёт. Будет шествие - вроде триумфа. Выедешь за город и проедешь на колеснице вместе с ними, хорошо? И вид, пожалуйста, прими повоинственнее. Послы будут смотреть, опять же.