Достала нож, примерилась к левому большому пальцу.
      - Нет, - буркнула по нос, - внушительно, конечно - но перед церковным судом - не стоит. Знаем, кто любит подписи кровью.
      И взялась за чернильницу. Невыливашка сопротивлялась отчаянно - но от квалифицированного вандала защиты не изобрели и в двадцать первом веке. Заквыристое движение руки - и на оставшейся чистой части листа расплылась здоровенная клякса. Сидха вдавила в неё правый указательный палец. Для верности поставила отпечаток рядом. Проштемпелевала и векселя.
      - Готово, - сообщила. И правда - отпечаток пальца не подделаешь. По крайней мере, трудно.
      Рыцарь рассматривал бумагу.
      - До ярмарки я не вернусь, - заметил он, - а обязательно платить за хранение?
      - Иначе грешно, - объяснила сидха. Сложила ручки замочком, чуть сжала плечики, подбородок вздернут вверх, глаза - сама чистота, - иначе получается рост. В евангелии от Луки сказано - давать в долг и ждать от этого прибыль - грех. А если не заплатить за хранение, так оно и выйдет. Получится, что ты взял процент в размере платы за хранение.
      Когда недоумевающий, но довольный - получил, чего хотел, и со сдачей - сэр ушел, Немайн ловко подбросила монету, поймала. Сунула в кошель.
      - А почему не в кассу? - поинтересовался Лорн ап Данхэм.
      - По другой статье проходит. Это заемные средства.
      - Я верно понял, что он дал тебе в долг, и он же заплатит за хранение?
      - Именно, - сидха просто лучилась.
      - И ты считаешь это честным?
      - Безусловно.
      - Но сама ты на таких условиях в долг не дашь?
      - А почему нет? Вполне богоугодное дело! Тебе сколько?
      - Милиарисий, скажем.
      - Подожди, я схожу за топором, разрубим солид. Или...
      Клирик отрезал еще один кусочек пергамента.
      - Надо будет брать еще за пергамент и за услуги писца, - сообщил доверительно, - но для тебя, Лорн, всё это в счет закуски к пиву...
      И выдал точно такую же расписку, как и рыцарю. Только без подписи. И кредитором значился кузнец.
      - Подписывай, - пальцы Немайн уже извлекли из кошеля серебряную монету, - Эту мне сэр Кэррадок принес. Забыла совсем.
      - И какая тебе в этом выгода? - Лорн сгреб монету.
      - Выгоды никакой, зато удобство несомненное. В городе тебя знают, расписку в оплату примут охотно. А на ярмарку приедет всякий сброд, начнут шарить по кошелям. Серебро - их привычная добыча. А бумага - нет. Так что до августа я её скину с рук безо всякого убытка. И ворам никакой поживы. А серебро тебе нужно для торга с иноземцами?
      - Нет. Захотел проверить, как работает твоя идея.
      - А просто: ты ждёшь, пока распиской тебе заплатят за работу. Тогда монета твоя. Если нет, и потребуют монету - то после ярмарки ты берёшь себе плату за хранение. В это твоя выгода: у тебя ценность, которая не горит, за хранение которой - а это работа - ты получаешь честную плату. А мне на иголки и расписка сойдет. Твоя. Зато меня не обокрадут, да и весит бумага меньше. В этом моя выгода...
 
      Перед ярмаркой "клуб" опустел. Кто махал топором на строительстве торговых рядов, кто ушел в патрули, чтобы оградить от лихих людей спускающиеся в долину грузы своих кланов.
      Из купцов раньше всех прибыли византийцы. Ясная погода и попутный ветер на всем протяжении долгого по меркам неспокойного времени переселения народов пути - и вот гордый дромон с шиком, характерным для старых морских наций, с хода ткнулся бортом в речной причал, встав на место с точностью до сантиметра.
      Немайн за стойкой трактира этого не видела, и видеть не могла: некогда ей было смотреть в высокие узкие окна. На ней висела главная обязанность Дэффида - следить, чтобы в заведении было не слишком тоскливо, но и не слишком весело. Впрочем, сейчас вся торговля шла на вынос. С абсолютной памятью сидха уже знала половину города. Прекрасную. Женщинам в эти дни готовить было некогда, так что "Голова" и полдюжины заведений попроще, большая часть которых была открыта специально перед торгами, отдувались за всех. В одном из них изображали присутствие семьи Кейр, Тулла и Эйра, другое взяли под крылышко Глэдис и Эйлет. А Немайн оставалось поприветствовать клиенток по имени, да пожелать всего хорошего, да черкнуть, кто, чего и сколько заказал. Для сложных случаев поблизости имелся Дэффид, для лёгких - Сиан.
      К приезду иноземцев Клирик решил озаботиться сокрытием нечеловеческих черт. И после нескольких неудачных опытов научился привязывать уши к голове спрятанным в волосах шнурком. Ощущение получалось - как в неиграющих наушниках. А припомнив знакомство с врачом, добавил к этому шарф на шею и перчатки. Так что, когда "Голову грифона" почтили вниманием византийцы, отличить Немайн от человека можно было, лишь зная, какие и где искать различия.
      Восточных римлян было трое. Остальные направились к заведениям попроще (филиалам, открытым специально ради ярмарки) или остались на корабле. В "Голову Грифона" завернули солидный господин с обильной сединой в черных волосах с курчавинкой, в жестких, футляровидных одеждах, вероятно, купец, его молодой товарищ, одетый точно так же, и военный, в расшитой золотом синей рубахе навыпуск, синих же шароварах и сапогах с высокими голенищами, в коротком алом плаще, сколотом на плече массивной фибулой - явный офицер с дромона. Кавалерийский наряд на офицере, служащем на галере, был нормальным явлением во все эпохи весельных флотов. Купец громко объяснял своим попутчикам по-гречески, что, ходя в Британию не первый год, опытным путем установил: нигде лучше не позаботятся об усталых путниках, чем в "Голове Грифона", где всегда ждут довольно приличная, особенно после корабельной, кухня, достойная императора постель, и деловые собеседники. Двое других внимали.
      - Латынь они понимают неплохо, - рассказывал купец, облокотясь на отшлифованный тысячами рукавов дуб, - так что совсем варварами камбрийцев назвать нельзя. Но о греческом речи не идет, философов тут отродясь не водилось, и не каждый священник умеет читать. Вернее всего это можно сравнить с обычной имперской глубинкой! Но сразу предостерегаю: обычная имперская провинция пала бы перед варварами, как только оттуда вывели бы армии. Эти - стоят, и стоят уже больше двух столетий. И, между прочим, считают римлянами именно себя!
      - Лично я намерен попросту отоспаться, - зевнул товарищ купца, - морские путешествия и сон для меня вещи несовместные. Полагаю, здешние полуварвары не сочтут мою манеру валяться до полудня слишком изнеженной? А, Валентин?
      - А я к морю привык, - откликнулся офицер, - так что мне нужен отдых иного рода, поактивнее. В конце концов, постель достойную императора, можно использовать с большим толком, нежели просто сопя в подушку! Надеюсь, эту услугу заведение тоже оказывает? Мне, например, нравится рыженькая за стойкой! Как ты думаете, она согласится?
      Молодой и сонный обозначил пожатие плеч. Пожилой поспешно откликнулся.
      - Разумеется, нет! Скажу больше, если ты сделаешь ей грязное предложение, тебя ожидают крупные неприятности с хозяином заведения. Который убил больше людей, чем состоит у нас в экипаже. Деньги и учёт он чужому человеку не доверит, так что девочка из его клана. Удивительно, что не одна из дочерей, - купец перешел на вульгарную латынь, - Не подскажешь ли, дитя моё, где мой добрый друг Дэффид ап Ллиувеллин? Не случилось ли с ним чего? Десять лет я заставал его на месте, где стоишь ты.
      И чуть рот не раскрыл, когда ответ прозвучал не на вульгарной латыни крестьян и моряков, а на классическом языке сенаторов, епископов и юристов. Да ещё без булькающего валлийского акцента.
      - Мой отец немного занят, но если уважаемый гость назовет своё имя, то я пошлю за ним. Дэффид ап Ллиувеллин всегда рад встрече с друзьями! В том же, что касается услуг, можешь полностью рассчитывать на меня. И если у тебя или кого-то из твоих спутников выдастся свободный час, я охотно узнаю новости из Империи. Которые нас минуют. Увы, мы зажаты между варварами-саксами, варварами-франками, варварами-готами. Недавно приплывали и такие, каких мы пока не встречали - их корабль стоит вблизи от вашего, и, верно, будет выставлен на продажу. Королевская кавалерия показала себя великолепно! Тьма не опустится на наш край. Но новостей из империи мы не слышим по году.
      - Перемен немало, - вздохнул купец, - быстро и не перескажешь. Зовут меня Михаилом Сикамбом. Если мой друг занят важным делом, можешь его не отвлекать, пусть придет, когда освободится. И скажи - откуда у него за год взялась ещё одна взрослая дочь?
      - Я приёмыш, - улыбнулась рыжая, - И вернемся к услугам... Я вижу, одного из ваших спутников больше волнует постель?
      - Именно, - влез "кавалерист".
      Немайн его не заметила.
      - Какие вам нужны помещения? Троих благородных людей я вижу, но сколько у вас слуг?
      Купец спокойно всё описал, и уронил на стойку три золотых монеты.
      - Этого слишком много! А у меня нет серебра и долей! Возможно, ты возьмешь расписку Дэффида на двадцать пятую долю серебряной марки?
      Руки Немайн вертели монету, притворяясь, что оценивают вес и мягкость металла. Лицо царя анфас, греческие буквы... Ираклий. Про такого императора Клирик ничего не знал. По правде, по именам он помнил только Юстиниана, который правил полтораста лет назад, да Никифора Фоку, которому воевать со Святославом триста лет тому вперед.
      Доска стукнула. На месте исчезнувшего в кассе золотого оказалась серебряная монета.
      - Что тебе угодно, достойный?
      - Не покажешь ли комнату уставшему путнику, красавица?
      Если б не подслушанный разговор на греческом, Клирик вполне бы мог поверить, что господин офицер и правда желает удостовериться в просторности комнат, чистоте постельного белья и отсутствии клопов с тараканами. Поставил б Эйлет на минутку за себя. А потом был бы межнациональный конфликт... Или всё-таки монета оказалась бы достаточным намёком?
      - Прошу прощения, господин Сикамб. Я взяла с вас лишку. Я ошиблась, предположив, что имею дело с тремя благородными людьми... Скажите мне, как давно на флот Империи берут дураков, которые путают честных девиц с непотребными девками? Или, может быть, сопровождающий вас молодой человек только что выслужился из гребцов, и ещё не приобрел навыков обхождения в приличном обществе?
      - Это себя ты считаешь приличным обществом? - удивился офицер, - Приемная дочь трактирщика! Хм. Не хочешь - не надо, а язвить-то зачем?
      - Да за вышибалу работать неохота, а он занят: на ярмарочных рядах топором машет, - язык Немайн резко изменился, пропала половина окончаний, да и слова переменились на грубые и приземленные, теперь это была именно вульгарная латынь, - вот и мелю языком, проверяю - ты дурной или наглый. Обломать тебя надо или поучить.
      - Да кто... - Сикамб положил руку на плечо моряка. И тихо сказал по-гречески:
      - Кроме отца, за ней клан. Ты ведь не хотел бы, чтобы тебя "поучила" какая-нибудь из ипподромных партий Константинополя? А ведь местные будут повнушительнее.
      - И что мне делать?
      - Просить прощения. Ты чужеземец, и этого хватит.
      - Перед этой? Много чести! Целому комиту извиняться перед пропахшей луком недотрогой? Но ты оказался прав! А потому объясни мне, как опытный человек: как здесь найти подружку на несколько ночей?
      - Что ж, могу и подсказать: обратись за советом к местным мужчинам. Возможно, ты приобретешь славу глуповатого сластолюбца. Но ты будешь в безопасности. Если ты продолжишь приставать к женщинам, пользуясь привычными аналогиями, тебе придется плохо.
      - Ты же сам говорил, что камбрийцы - варвары только наполовину. С другой стороны - где ты видел здесь женщину, похожую на благородную даму? Варварские наряды, варварские манеры не могут означать высокие нравы! И если вон та, белоголовая, хотя бы таскает на поясе кинжал...
      Немайн стоило большого труда сохранять бесстрастное, непонимающее лицо. Ромеям хватило, зато обеспокоенная сестра немедленно оказались рядом.
      - Что случилось?
      - Ничего. Я гостей понимаю, а они не знают об этом.
      - Забавно! - согласилась Сиан, - из этого можно сделать интересную каверзу!
      - И доходную. Нужно сообщить отцу - подытожила Немайн, - Похоже, на это он и рассчитывал. Поставить за стойку полиглотью. В конце концов, где латынь, там и греческий, а которая болтает с норманнами на их родном и саксонском, та и в речи гота или франка чего-нибудь разберёт. Я не могу оставить стойку. Так что... Сиан, речь о деле - а значит, рассказывать тебе, как старшей. Справишься?
      - Конечно-конечно, - русая коса мелькнула в сторону кухни.
      К сумеркам в зале собралась половина города. Но и гости никуда не подевались. Точнее, гость: из давешней троицы один искал приключений, другой спал. А пожилой купец предавался чревоугодию, с удовольствием уничтожая вторую подряд порцию мясных шариков. И как-то упустил момент, когда все вокруг перестали жевать и беседовать. Тишина - что может быть лучше? И всё-таки - оглянулся, реагируя на изменение, среди чужого народа игнорировать такие вещи небезопасно.
      Дочь-приёмыш трактирщика стояла спиной к огню. Лица было не рассмотреть - только фигуру со склоненной головой. Она роняла к ногам неуклюжие, пофыркивающие слова. Медленные, значительные, они летели понизу и странно царапали душу. Язык был несомненно валлийским - но Михаил Сикамб не понимал и трети. Другая - знакомая по прежним путешествиям, восхитительно светленькая - склонилась над пергаментом, старательно записывая эту странную речь. Купец обвел взглядом лица камбрийцев, мельком замечая знакомых. Они сидели, как изваяния, разве только дышали. И то - осторожно. У Михаила заныло под ложечкой. Творилось странное, непонятное, а объяснения он спросить боялся. И тоже принял каменный вид, и, чуть дыша, ждал, когда закончится наваждение. А под носом у него стыли мясные шарики, и щекочущий аромат превращал настороженное сидение в сущую пытку.
      При сидении на иголках чувства обостряются. Тонкий, незаметный обычно скрип двери не уловила даже Немайн. Впрочем, Сикамб не догадался, кто застыл в дверном проёме. Епископ Теодор выглядел скорее странствующим воином, нежели священнослужителем. В дороге так удобней и безопасней. Немайн его присутствие определила по нечаянному стуку пастырской булавы о дверной косяк. И даже скосить взгляд, проверить, не ошиблась ли, не могла - невместно было башкой вертеть. Взгляд в пол, уши привязаны... Последние на день страницы ощущала себя слепоглухочитающей.
      - Ты всё-таки решилась начать своё служение, дочь моя?
      - Это не служение пока, а службишка.
      - Чтение Библии совсем не службишка. Тем более - приохотить к слушанию священных текстов всех этих людей.
      - Мне бы их к чтению приохотить! И самой глотку рвать не надо, и на книги будет спрос.
      - Хочешь организовать скрипторий?
      - Пока не знаю. Кстати, я под церковным судом.
      Клирик и правда, пока не знал. Что книгопечатание создать необходимо - ясно. Аксиома прогрессорства. Проблемы были чисто технические. От ткани он уже отказался, бумага должна была получиться слишком дорогой: чтобы делать из тряпья, нужно сначала развить текстильную промышленность. Уронить цены, завалить людей дешёвой одеждой, подождать, пока они её сносят - и только тогда начинать собирать вторсырьё.
      Из дерева - сложно. Хотя... Чем плохо само дерево. Скажем, тонкая доска. Сделать можно? Да. Водяная лесопилка - это несложно. Привод - простая механика. Пилы - дорого, но реально заказать тому же Лорну. С принципом он знаком, ручные пилы уже существуют. По крайней мере, хирургические, у мэтра Амвросия впечатляющая коллекция. Страницы деревянной книги будут толщиной, допустим, в полсантиметра. Тяжеленькое получится Евангелие, метровой толщины. Хорошо это или плохо? Скорее, хорошо. Никаких переплетов, переворачивающихся страниц: оклад, похожий на ящик, при чтении вынимаются отдельные страницы, у страниц на торцах номера. Вещь выйдет монументальная, но удобная. Из предмета индивидуальной роскоши превратится в общедоступную... мебель. И шкафов не нужно - если размеры с самого начала стандартизировать. Ставь себе ящики друг на друга.
      - Слышал сказки. Которые добежали до побережья. Впрочем, у тебя рука на перевязи - значит, город стоит милостью Божьей и твоей? - испытующий прищур.
      - Что ты. Моя доля славы - только вот это заведение.
      - И то неплохо...
      Михаил Сикамб был заинтригован. Происходящее выглядело опасным. И даже, что суровый воин с геркулесовой палицей на боку - епископ, знакомый по десятку ярмарок, ласково беседовал с рыжей, а всё событие оказалось всего лишь чтением Евангелия, достойным занятием вечернего времени для верующих христиан, не могли его успокоить до конца. А что, если тут рождается ересь? Купец, пользующийся казённым кораблём - не просто купец, но глаза и уши императора. Или, скорее, экзарха Африки. Очень ненадёжные глаза на второстепенном направлении. Но разобраться и доложить - стоило.
      А потому с утра, нанося визиты знакомым, купец невзначай ронял вопросы, к которым после ответа немедленно терял интерес, но толком понять так ничего не сумел. Непонятно было даже, считают ли горожане рыжую девицу человеком или нет. Ходили слухи о волшбе и оборотничестве. Михаил был виноват сам - в ответ на прямой вопрос ему навалили бы ворох историй, пусть и не слишком правдивых. А так он крутил в уме головоломку - кусочки из десятка разных былин, не слишком подходящие друг другу. Так было до тех пор, пока мастер-золотоплавильщик, обычно продававший Сикамбу черный жемчуг, в ответ на небрежное упоминание Немайн, не хлопнул себя по лбу, да не расправил на столе лист пергамента. Зарисовку изображений, украшавших некий перстень. Ехидно улыбнулся.
      - Я думаю, это стоит гораздо дороже, чем металл и работа.
      Первый же взгляд на пергамент заставил Михаила нервно сглотнуть.
      - Я угадал? Тогда позволь ещё одну догадку. Большой камень - разумеется, рубин?
      - Это может быть подделка.
      - Если такие вещи подделывают, то - не продают. А кто продаёт, ты ведь понял?
      Сикамб понял. И отчего у младшей дочери трактирщика коротко отрезаны волосы - тоже. И всё-таки это была только догадка! А когда он решился побеседовать с Дэффидом и его новой дочерью напрямую, та из-за стойки исчезла. Вернувшийся на прежнее место Дэффид отмалчивался. Говорил только, что его девочки всегда очень серьезно готовятся к ярмарке. А Немайн так и вовсе собирается за эти несколько дней собрать себе приданое.
 
 

4. Год 1399 от основания Города. Июль. Ярмарка!