Про уши кер-мирддинец переводить не стал. Священнику. Хотя греха и не видел. Они же это... овечьи. А овечьи - хоть в уксусе, хоть в вине. Хоть хранить, хоть в зелье пустить. Да хоть вовсе с кашей да под пиво! Но греки - они же ненормальные. Вдруг не понравится что.
      Зато перевёл столпившимся вокруг пленным. Ещё и прибавил:
      - И ведите себя тихо. Вся ваша надежда теперь на Гвина. Потому как вам теперь не два пути - наверх или вниз, а один. Кто помрёт - будет просто гнить. И больше ничего.
      Вот тут настал вой. Ирландцы, уверившись, что их вождь потерял душу, взвыли. Многие - валились на колени, просили у Анны - глоток зелья, провериться. Надеялись.
      А надеялись оттого, что про Гвина только один человек и говорил... Ведь это со стороны Бога жестоко: за глупую - пусть жестокую и доходную шутку над соседями - совсем лишать души.
      - А нет больше, - разводила та руками, - всё, что с собой взяла, баран ваш выпил. Это ж не просто так. Это я всю ночь в июне траву собирала, потом мяла, растирала, в глиняном тигле выпаривала... Одной травы ушло двенадцать марок веса. Я думала, мне экстракта месяца на три хватит. Да и зачем вам зря мучиться, скотинки?
      Шок был слишком велик. Некоторые требовали, чтобы их повесили! Поскольку они-де лгали о работе на Гвина.
      - Мы не можем точно этого знать, а потому не примем грех на душу, - твёрдо отвечал викарий, - вдруг вы лжёте, а король фэйри вас выкупит? Вы слышали приговор. Подождите немного. Опять же, я уже отправил с гонцом письмо в столицу, и очень надеюсь, что преосвященный Дионисий даст мне добрый совет, что с вами делать. Если бы вы просто добровольно отреклись от Христа, тут было б ясно. Но вы и от семени адамова отрешиться ухитрились, Гвин там или не Гвин! Впрочем, молиться за вас не грешно - вне церкви, конечно. Просите христиан молиться за вас - это за любую тварь делать не возбраняется.
      - И повесить вас можно, - обрадовала Анна, - без исповеди и причастия, конечно.
      - А он не солжёт? - заволновался викарий насчёт Гвина, - смотри, сиятельная Анна...
      - Да какая я сиятельная?
      - Ты ученица великолепной. Ты просто не можешь быть ниже, - объяснил викарий, - Но если Гвин ложно не признает этих не-людей...
      - Будем их называть "фэйри". Животными слишком, а настоящие Добрые Соседи на эту кличку обижаются.
      - Хорошо. Этих фэйри не признает - мы их повесим. А если они правы, и вешать их необязательно? Выкупить их жизни могла бы и Церковь. Конечно, очень недорого. В надежде, что некогда бывшие христианами существа смогут вновь обрести душу. Хотя бы для Ада. Ибо даже это лучше, чем никакого посмертия вовсе...
      - А сидхи не лгут. Даже те, которые склоняются к службе Аду. Ну, наша не испорченная, как её бывший братик. Но пример хороший. Её бывает, не поймёшь, это да. Но неправду не сказала пока ни разу.
      - А где у нас ближайшая крепость Гвина?
      - Кричащий Холм. Съездим. Людей он чарами отгоняет, но Немайн, пусть крещёную, да сидху, наверняка послушают. А пленных... Я бы их под конвоем - в город отправила. Поживут пока близ предместья. Если они фэйри - пусть бы жилит до первой большой вины... Но сэр Эдгар вздумал их повесить у Гвина на виду...
      Викарий понял - августу бросят в пасть к демону! С другой стороны, ни одно житие, где поминается Гвин, не оборвалось мученичеством во славу Господню.
      - К Гвину пойду я, - вид у викария стал отчаянный, и немного лихой, - он любит насмехаться над священниками. Но ни одного не убил, потому рисковать я не буду. Насколько легче принимать решение, когда оно не грозит ничем, кроме словесных поношений.
      - Почему нет, - хмыкнула Анна, - только не забудь это сэру Эдгару сказать, а то он и знать не будет...
 
      Как они летели к подножию сидха, где должен быть расположен вход во внутреннюю часть холма! Вились конские гривы и хвосты, крыльями расправились за спинами всадников плащи и пледы. "Пантера" скромно плелась позади, как и положено прикрытию, глотала пыль. То, что у сидхи на плече ребёнок, никого особо не волновало - обычное дело для воительницы. Дитя в валлийской подвеске ни копьём колоть, ни из лука стрелять не мешает.
      Наконец, у подошвы холма остановились.
      - В качестве посла отправится отец Адриан, - объявил сэр Эдгар.
      Немайн не возражала. Но - священник повернул с половины пути.
      - Не по силам мне, - признал, - Страшно. Знаю, что вера сильнее, а вот...
      И его стошнило.
      Так что спустя полчаса - сидха бодро шагала наверх. Даже напевать под нос начала, пробуя новый голос. Да, сопрано, и превысокое. И сильное - приходится сдерживаться, чтобы внизу не услышали. И всё-таки - расстояние дальше, голос громче. Негромко, не в полную силу. Но застольная песня из "Травиаты"... раньше Клирик её пел, как один из гостей - низкому баритону в Альфредах делать нечего. Впрочем, для друзей сходило. Теперь - Виолетта, безусловно. Потом - Аиду. "Ritorno Vincitor!" Голосу очень хотелось вырваться на свободу окончательно, заполнить всё. Но - пока было нельзя. Хотя Клирик и предполагал, что, прогнав с вершины холма "барабашку", попеть можно будет в открытую. Прогоняя нечисть. Вопрос - что?
      Ближе к вершине приятные размышления сменились практическими мыслями. Клирик поочередно припоминал кандидатов на роль пугалочки. Из описаний - утробное ворчание "самой земли", белесые фигуры сидхов на гребне, производящие первое осеннее камлание, дрожащая земля - он вывел, что поработали две родственные силы: текущей воды и пенного пива. Подземный ручей, например, вполне мог прорыть себе в теле холма русло, и журчать. Мог стучать, шевелясь от малейшего дуновения, сильно выветренный камень... В любом случае, искать следовало звук, а потому Немайн прекратила петь и насторожила ушки. Оставайся Клирик человеком - намучился бы с поисками. Но длинные стоячие уши хорошо различали и сами звуки, и направление, с которого они доносятся - если точно на них навести. Хорошо кошкам - ушки на макушке. А у сидхи они хоть и вращаются ничуть не хуже - и да, каждое по отдельности! - но, вот беда, торчат горизонтально. То есть поворотом можно легко определить вертикальный угол, с которого доносится звук. А направление в горизонтальной плоскости... Предстояло покрутить головой - как при игре в "холодно"-"горячо". А если источник звука скрыт под землёй - и походить. Пройтись в одну сторону. Прислушаться, есть ли звук, и не переменился ли? Ослаб, усилился, стал ниже или выше? Звук хорошо расскажет, какие породы и пустоты внизу - а значит, что нужно делать, чтобы его укротить.
      И тут взревело! Земля ушла из-под ног, на голове поднялись волосы, по коже пробежала морозная волна. Желудок взлетел к горлу, дыхание остановилось, а сердце застучало с частотой процессора. А над гребнем, обращенным в сторону залива, закачались бледные высокие тени. Ноги у сидхи подкосились, и она кубарем покатилась вниз, пересчитывая ребрами корни и булыжники. Соображения хватило только прикрыть голову руками. И остро пожалеть, что Анна вчера сняла лубки...
      Немайн повезло. Затормозила она не о булыжник. И не об ствол дерева. На её долю достался куст чертополоха. Вот тут пригодилась и длинная ряса, и фехтовально-рабочие перчатки, и высокие сапоги. Лицо спасли руки. Пара-тройка заноз не в счет.
      Некоторое время - лежала неподвижно. Потом - заплакала. И, наконец, сквозь рыдания пробился смех. Не истерический - веселый. Клирик смеялся над собой.
      - Какой я дурак, - приговаривал он под нос, выдирая из волос репьи, - Даже не дурак. Дура. Шестая блондинка в семье Дэффида! Ну как, как можно было поверить, что такие солидные, уравновешенные, мужественные люди, как Лорн и Дэффид, Гулидиен и сэр Эдгар, как лучшая ведьма округи, умница и сорвиголова Анна, будут бояться безобидного барабашки? А викарий, искренне верующий человек, решившийся на подвиг, испугался глухого шума подземной воды и повернул, не доходя до вершины?
      Немайн, выходя на ловлю привидений, вела себя беспечно. Может быть, оттого, что суметь оставить дитя - хоть и на время - было оглушающей, сияющей победой над собой? На фоне которой сумрачного настроения провожающих Клирик попросту не заметил. Как и того, что викарий перекрестил Немайн в спину. А Эгиль тайком утёр скупую мужскую слезу. Вели они себя точно техники, провожающие летчика в бой. Мол, помочь ничем больше не можем. Но - постарайся вернуться назад. И если бы Немайн не скатилась на другую сторону холма, к морю, во второй раз никуда не отпустили.
      Викинги, кстати, собирались пойти с богиней - но тут она им сообщила, что физическая сила будет бесполезна. И оставила в лагере....
      Клирик продолжал рассуждать, толку не было. Зато изнутри угрызало. Принялся копаться в себе. Оказалось: стыд. За трусость, за девичью плаксивость. И за то, что оставила ребёночка! Пусть с Анной и с родной матерью - но мало ли что... И если второе можно было пропустить по части женской физиологии, третье - сидховской, то первое попросту не имело объяснения. Особенно после боя с викингами. Тогда он полез против топора - а это страшно. По описаниям и по обморочным видениям. Наяву же было совершенно безразлично. Присутствовало теоретическое ощущение, что могут при неудаче и убить. И, наверное, убьют. Чего не хотелось. Тоже теоретически - шансы-то не считались и даже не чувствовались.
      Теперь же от короткого взгляда в сторону вершины живот прихватывало. Немайн скрипнула зубами. Подобрала рясу повыше. И начала восхождение.
      В конце концов, её прихватили врасплох. Второй раз - не выйдет! А если и получится точно так же, наблюдения будут не заполошными, а рациональными. Может, удастся понять, что там происходит, наверху. А заодно восстановить самоуважение.
      На этот раз сидху накрыло на первых шагах. У самой подошвы. Ноги подкосились, но руки судорожно вцепились в желто-зеленый летний дерн. По глазам полоснуло темными пятнами. По печенкам-селезенкам пробежал холодок. Но уже через минуту сердце Немайн стучало ровно. Животный ужас отступил.
      - Это - малый сабантуй, - сообщила "барабашке" Немайн, - это даже разочаровывает. Посмотрим, на что ты ещё способен, "братец".
      Встала. Вытерла перепачканные в коричневой влажной земле перчатки о рясу. Вырвала длинную метелку какого-то полевого злака, сунула в уголок рта. И, не торопясь, словно на прогулке, пошла наверх.
      Она проделала больше половины пути, когда душу сжало великанским кулаком. Вершину холма заволокло смертельно холодным туманом, трава под ногами стала седой. Немайн била дрожь. Но на этот раз она даже не упала. А спустя несколько секунд, когда трава снова позеленела, а туман растаял, сделала шаг вперед. Потом ещё. Потом ещё. Хотелось бежать к вершине, скорей, скорей, пока не накатило снова. Но - было нельзя. Бег - штука динамическая, неустойчивая. И если непонятное навалится до вершины, тогда - катиться вниз, как в первый раз. А в то, что его хватит еще на одну попытку восхождения, Клирик не верил.
      Когда перед глазами встали черно-зелёные скалы вершины, похожие на остатки сгнившего зуба, холм закричал снова. Прямо перед глазами встали ряды фигур в белом, дневные тени тянули бесконечные руки к Немайн.
      Сидха не побежала - но упала. И в землю вцепилась, будто на отвесной круче.
      - Выживу, - бурчала под нос Немайн, - наплюю на всё, начну учиться вышивке. Гладью, крестиком и всяко. И вообще, немецкие три "к" - правильная штука: кухня, церковь, детская!
      И поползла вперёд. На вершине было голо. Черные и бурые скалы, как гнилые зубы, торчали из вереска. Никого и ничего.
      - Я ещё тут? - удивилась Немайн, отнимая от ушей дрожащие руки, - Как странно. Но раз так... Господи, не дай попасть под это на вершине! Ну... встала. И пошла!
      Клирик был зол. По инерции - на себя. И всё повторял себе и повторял, что если не решит задачу с холмом - вернувшись в город станет обычной девчонкой. Насколько вообще позволят. А, видимо, позволят, смирятся. Выйдет замуж, будет доить коров, как озёрные... Кстати, интересное прочтение девиза: "негоже лилиям прясть". А гоже лилиям карабкаться по палеозойским отложениям? Юрской складчатости, кайнозойского подъёма? Но что же это за дрянь? Ктулху, как и первой уэльской ночью, не фтхагн. Но тогда: что это было? Неясно. Но понятно, что без плана действий и гипотез, лезть наверх больше не стоит. Для Эдгара с компанией это - магия. А с нормальной, естественной точки зрения - феномен. Скорее всего - природный... А, вот ты где. Ну, здравствуй, "братик". Как же тебе сделать прощай?
      Случайный казус выветривания - и вершина холма запела неслышимую людьми песнь. Вроде той, которая доносится от гребней морских волн. И в которой главное - совсем не басовитые стоны, которые в состоянии расслышать человеческое ухо. Эти породили название. А табу и суеверия произошли от звуков с так называемой частотой страха от семи до семнадцати колебаний в секунду. Вызывающих инстинктивный ужас и расстройства зрения.
      Вот она - дыра. Полтора на полтора метра. Внутри пещера. Объём можно посчитать - приблизительно, исходя из формул для резонатора Гельмгольца. Но - внизу! А потом - засыпать эту дрянь! Стереть! Уничтожить! Но - снизу...
      И сидха, очертя голову, бросилась бежать к подножию.
 
      Сэр Эдгар был прост и категоричен.
      - Нападение на посла есть начало войны, - сухо объявил он, - Сразу предупреждаю вопросы: это уже не зависит ни от короля, ни от собрания кланов. Этой армией всё ещё командую я. И я не позволю такого обращения с подчинёнными мне людьми, греками, сидхами, или кем-нибудь ещё. Посему вопрос - леди Немайн, ты сумеешь ещё раз дойти до вершины? И спеть? Понимаю, что неприятно, но другие просто не смогут.
      - Дойти смогу. Находиться там достаточно долго - вряд ли. Успеть выкурить Гвина, - сидха зло дёрнула ушами. Злилась на бывшего брата, не иначе, - нет. Но его можно заткнуть и снизу.
      - Как?
      - Засыпав вход в тулмен. Точнее, забросав с расстояния.
      - Но... Метательная машина?
      - Точно. Большая метательная машина. Очень большая.
      - Сделаем. Расскажешь, что нужно. Теперь - фэйри. Гвин их не выкупил. Типичная шутка сидха - не солгал. Просто не стал разговаривать.
      - Их выкуплю я, - предложил викарий, - На постройке машины всё равно нужны рабочие. Эти обойдутся дёшево. И добрых чувств к предавшему их испытывать не будут.
      - Они разбойники, а не плотники.
      - Чёрная работа неизбежна, - заметил викарий, - к тому же я немного представляю себе машину, о которой идёт речь. Взводить и спускать её - опасное занятие. Вдруг что сломается? Пусть лучше этих убъёт.
      Командующий задумался.
      - Тогда тебе не стоит их выкупать. Эти фэйри - захвачены нами, и, как существа бездушные, являются скотом короля. И мы можем их использовать на всех работах, которые потребуются, кроме тех, где нужны мастера. Но надо шельмовать, чтоб издали видно было - опасный народ, без душ...
      - Шельмовать обычно? Опаление волос?
      - Волосы отрастают...
      - Можно уши отрезать. Один такой уже есть, - встрял викарий. Для византийца наказание такого рода было делом обыденным.
      Вот так и получились "диведские фэйри". Как ни странно, многие из них к этому времени судьбу свою приняли, и едва не удовольствие получали, оказавшись мифологическими персонажами. Пусть и отрицательными, вроде Вечного Жида. Все исправно просили каждого прохожего христианина молиться за них, вели себя тихо и покорно, работали усердно.
      С наймом плотников возникла проблема. Не потому, что не было желающих получить половину воинской платы. Были. У сэра Эдгара не оказалось денег. Каких-то десяти золотых, как заметила сидха. Это её очень удивило. Но - сразу полезла в широкий пояс, и предложила заём. Сэр Эдгар согласился, и ожидал увидеть монеты - но увидел листки пергамента. Типичная уже годовая расписка Немайн - на этот раз на ползолотого, и безо всякого серебряного паритета - мастеровых вполне устроила. А вот командующему пришлось читать мелкий шрифт. Пусть и чертёжный, чёткий. Почитал, покряхтел, убедился, что убыток со временем капает в сторону сидхи - но король обязуется вернуть указанные суммы в течение трёх дней после возвращения в город. Подписал. И ещё раз убедился, какие же сидхи язвы. Немайн поинтересовалась:
      - А у короля в казне десять золотых есть? Я туда не заглядывала.
      - Чем-нибудь отдаст, - буркнул командующий.
      Ушастая немедленно хитро сощурилась. Видимо, начала придумывать, чем.
      Но дело закипело. Пока собирали людей, пока заготавливали лес - сидха сказала сколько - шли дни. Клирик с интересом обнаружил, что ухитряется жить, будучи практически прикованным к грудному ребёнку. Который, между прочим, не только хнычет, но и орёт. Что для треугольных ушей - почище колоколов громкого боя. Когда спал больше двух часов подряд - забыл. Зато ухитрялся дремать в любую свободную минутку. Сны, разумеется, ушли. Какие тут картинки прошлого? Просто смыкаешь глаза, и подпрыгиваешь от тревоги, которая для тебя - тело тут не переспорить - куда значимее боевой. И откладывались в сознании афоризмы:
      - Дети - это война.
      Люди, которым довелось повоевать всерьёз - а не а-ля-кокосы, дистанционно и при гарантированном снабжении мороженым - говаривали, что организм приспосабливается примерно так же. Вот только радости той нет.
      Анна между тем продолжала решать поставленную сидхой задачу про ворон. Итак, Гвин. Перед боем про Гвина сидха знала. Иначе зачем обозначила для смерти сэра Кэррадока? А так все успешные удары красных курток пришлись бы на него. Остальных должны были прикрыть венки. От смертей бы не спасло - а им и не грозило, но раненых не было б вовсе. Были б венки не нужны - велела бы снять языческие глупости. Сама совершила проклинающий объезд. Этого хватило, петь не понадобилось, и хорошо. Ночной бой и так оказался беспорядочным, а под песни Немайн... Что произошло не по плану? Мабон сорвал смерть сэра Кэррадока. Могло это помочь людям Гвина? Могло, если б Немайн не явилась к месту боя лично. Многие бы бежали в темноте. А ещё это привело к ссоре Немайн и сэра Эдгара, чуть не закончившейся усобицей. Как говорит сидха - ошибку вдвое трудно сделать хуже. А Немайн именно вдвое ошиблась. Думала, противник только один. Оказалось двое. А спас священник. Только он, только его не посчитали. Вот и вышло - не один на один, как думала сидха, не двое на одну, как решили старые боги. А двое на двое. То есть они тоже ошиблись в два раза. Потому и обошлось.
      План у них был чёткий, который очень ослабил бы королевство... Дивед в результате влип бы в войну не с Гвином, а с Немайн. Которая, как выясняется, сильнее и опаснее. Вот для чего король Аннона соскрёб силы, набрал наёмников, и оставил в лагере, на чужой территории. Порядка не навёл. Их он подставил под удар нарочно! А что со священником говорить не стал - так со злости от неудачи. С сестрой - тем более, тут не он, тут над ним бы насмехались...
      Но что это вдруг на него нашло? Столетиями гадил по мелочи, а тут вылез, и поставил свой холм на бросок костей!
      Анна задумалась.
      - Наставница, - окликнула, - с чего нужно начинать анализ неприятности?
      - Источник - люди или вещи?
      Ну вот и ответь.
      - Эээ... люди.
      - Ищи, кому выгодно. И истина будет где-то рядом, - Немайн непонятно хихикнула.
      Выгодно. Вот выгоды Анна тут не видела. Какая выгода старым богам ссорить Дивед с Немайн, ослаблять их? Да ещё рисковать. Что Немайн отберёт у Гвина холм - не сомневалась. А раз так, то как раз Гвин больше всех и теряет! Или нет?
      Стоп. Войны Гвин мог и не хотеть. С Немайн. Они с Мабоном добивались того, чтобы Немайн из Диведа ушла. Сами диведцы ничего тому же Кричащему холму без сидхи сделать бы не смогли. Это было видно: один фундамент для боевой машины потрясал воображение - шире столичной крепостной стены, из массивных сосновых брёвен, он пока лишь намекал на грядущую мощь. На месте холма Анна постаралась бы отрастить ноги и убежать куда-нибудь в Ирландию. Не ожидая, пока начнётся.
      Так кто же был целью? Дивед? Немайн? Или оба? Вместе! Диведцы приняли Немайн! Именно это единение стало угрозой. И даже не холму. Что холм? Тогда... Аннону?
      Анна испугалась ответа и, отбросив опасную тему, задумалась о другом. Ворона была предупреждением. А она, Анна, не успела... Хуже - забыла вовремя передать послание сидхе. Про Гвина Немайн выяснила. Возможно - у озёрной, между слов. А про Мабона - нет, и он ей чуть всё не сорвал. Но хорошо, что рассказала вообще. Теперь Немайн знает - среди старых богов у неё ещё остались друзья. Или хотя бы сочувствующие. Интересно, кто?
 
      Из метательных машин Клирик решил остановиться на баробаллисте. Ему настолько надоели перетяжки ве,0рёвок, что не смутило даже отсутствие чертежей у классиков. Гравитационные машины были детищем высокого средневековья. Как раз той эпохи, когда сильно сдавшие за тёмные века катапульты перестали справляться со стенами замков. А верёвки были неизбежны: с упругим мотком из бычьих шкур капапульта получилась бы золотой. Да и не описана толком у Вегеция работа со шкурами.
      Ещё можно было сделать эспрингаль - но Клирик решил не ломать черепушку над непонятным рисунком. Память подсказывала, что эту машину отлично начертил Леонардо да Винчи. Но - свитки Вегеция, вот они, а до чертежей Леонардо немногим ближе, чем до каучука...
      Баробаллиста же казалась механизмом до отвращения простым, а устройство общих со скорпионом и торсионной баллистой узлов Клирик намеревался содрать с римского трактата. Да и мощность у баробаллисты повыше. Когда орудие стреляет раз в час, большая разница - сорок килограммов земли она закинет в зев пещеры, или полтораста.
      С самого начала стройки стало ясно: простота баробаллисты - или, как её назвали придумавшие монстра французы, мангонеля - либо иллюзорна, либо гениальна. Недаром он появился только в средние века, и удивительно, как не дождался Ньютона. Расчёт-то прост - но нужно же и собрать механизм размером в трёхэтажный дом без гвоздя, только из брёвен и верёвок.
      К счастью, специалист по подобного рода работам имелся.
      - Похоже на подвижный рей, поставленный боком - вынес вердикт Эгиль, - сделаем.
      Рыцари с удивительным энтузиазмом взялись за топоры вместе с нанятыми рабочими. Видимо, очень уж не терпелось рассчитаться с холмовыми обидчиками. Окрестные же ополченцы разошлись по домам - ещё не весь урожай собран. Хлеб хорошо, яблоки отлично - а кто солить поздние овощи будет?
      Чем дальше шла работа, тем больше Клирик поражался собственной наглости - собрать такую махину впервые - с листа в полный размер, без модели. А потому старался контролировать каждый шаг. И по три раза проверял каждый узел и каждый блок. Проблемы возникали на каждом шагу - но их удавалось разрешать.
      Главной заботой оказалась не точность, а прочность. Зная соотношение весов и длин устройства, рассчитать дальность и траекторию оказалось делом муторным, но возможным. А вот надёжность... Эгиль мучиться не стал - припомнил опыт строительства снаккаров, и заявил, что небольшой избыток прочности ещё ничему не вредил. А потому прикинул на глазок, да взял с тройным запасом. Заставив Клирика хлопать по лбу и вспоминать военную кафедру.
      И поговорки, запущенные в оборот ещё генералом Карбышевым.
      Первой, разумеется - шуточную. "Один сапёр, один топор, один день, один пень". Когда сапёра Клирик заменил на норманна и озвучил - заодно с другими, более полезными, строительными поговорками, Эгиль коротко посмеялся. И согласился - да, способ хороший. И руны хорошо, и стихи хорошо. Главное - уметь сделать вещь. Харальд немедленно начал сочинять висы об устройстве метательных машин.
      А скоро рядом с первым мангонелем начал расти второй.
      Дело было так.
      Над проторенной к римской дороге грунтовкой поднялось облако пыли. Три дня без дождя в Уэльсе событие - и событие довольно неприятное для тех, кто в дороге. Лагерь отреагировал уставно: вопли фанфар, работы прекращены, все вооружаются и спешат на стены. Никакой суматохи или толчеи - улицы прямоугольные, в римской традиции, и каждый знает своё место за прочным частоколом. А вот рва ещё не откопали, но сэр Эдгар собирается. Всё равно для фэйри пока мало работы, а даром кормить каторжников - слова "рабы" Клирик пытался избегать - не в его натуре.
      Когда из облака пыли показались вымпелы над копьями, гарнизон разразился приветственными криками.
      - Кто пожаловал? - поинтересовалась Немайн.
      - Брат короля. Самый младший, - объясняли ей, - Отличный рыцарь! Но сэр Эдгар с ним наплачется. Видишь, как скис?
      Клирику стало даже жалко командующего. Мало ему бывшей богини в подчинении - извольте ещё и короля заполучить. Точнее, подкороля... Принца. Ворота открыли, однако, только когда затормозившее у них облако осело, и удалось рассмотреть всадников - серых от пыли, но весёлых.
      - Открывай, Эдгар, - раздался рокочущий бас, никак не вяжущийся с обликом невысокого юноши, который изволил им разговаривать, - пришла подмога. Рис ап Ноуи явился на помощь брату! Со мной десять рыцарей... и десять дам. Каждая из которых стоит двух рыцарей. Но мило уступает право набить морду Гвина мужчинам.
      - Да, это он, - печально объявил сэр Эдгар, - открывайте... Добро пожаловать, мой принц.
      - И принцесса! - медведю - медведица. Такая же щуплая. Но голос... И где он помещается?
      - Простите, прекрасная Гваллен, я не сумел вас разглядеть за поднятой пылью.
      - Да, мы с Рисом любим быструю скачку! Но теперь нам нужно по бочке горячей воды на нос и по две на носик!
      - Но почему именно так?
      - Потому, что вторая понадобится вечером, за день мужчины успеют перепачкаться... Ого! Что это вы тут строите такое? Кот?
      Котом валлийцы называли почти любое осадное сооружение. Самые маленькие называли крысами.
      - Ну, это скорее лев, Валли. Или росомаха! Это ведь сидха строит, да? Можно на неё посмотреть?
      Бас дрогнул. И только тут Клирик сообразил, насколько молод его обладатель. Хорошо, если семнадцать исполнилось! И вот этот мальчишка отправляется на войну - с женой, друзьями и подругами. Кстати о жене - Гваллен выглядела взрослее мужа. Возможно, из-за дорожной пыли.
      Только ворота сомкнулись за его отрядом, только отвели тяжело дышащую лошадь, как принц бросился к недостроенному мангонелю. И налетел на монашку с ребёнком. Ну а какая девушка ещё в рясе ходить будет? Образ портил только шлем, лихо сдвинутый на затылок...
      - Извини, сестра... - и сунулся было вперёд. И был ухвачен сзади за рубаху.
      - Стоять! Не лезь, убъёт.
      - Кто убъёт? - спросил недоумённо принц, - Кого?
      Но - остановился.
      - Видишь вон того типа с топором?
      - Вижу. Высоко как...
      - Видишь, какое здоровое бревно он обтёсывает? Что-то оно не лезет в паз...
      - Толстое, да...
      - Вот. Во-первых, если что-то пойдёт не так, бревно упадёт вниз. И если на тебя, Гваллен плакать будет, так?
      - Не буду, - сообщила подошедшая принцесса, - кто так умрёт, тот не достоин моих слёз. Я просто буду сидеть, как собака, на могиле... А во-вторых, если мой муж не будет тебя слушаться около твоей машины, его убьёшь ты, Неметона. Я права?
      - Не-а. Это сделает вот тот бородач. Стройкой руководит он, я только советую. Так получилось.
      - Это Неметона?? - удивился принц Рис, - А уши где?
      - Под шлемом. А глаза снаружи, муж мой! А ещё у неё под рясой шитое платье и шёлковая рубашка. У меня тоже такая есть! А это у тебя кто?
      - Сын. Мой.
      И попыталась заслонить от внимания.
      - А у него тоже уши острые?
      - Нет. У него обычные уши... Леди Гваллен, пожалуйста, не беспокой моего сына. И не проявляй к нему излишнего внимания. Мне это очень неприятно. Увы, все сидхи так устроены...
      - Да? Вы так любите детей?
      - Ршшрр, - сидха рычала игрушечно и комично, но намёка хватило.
      - А что нужно сделать, чтобы осмотреть кота?
      - Это не кот, это мангонель. Машину придумали франки, оттого и название. А нужно поговорить с одним бородатым типом.
      - Тем самым, который убъёт?
      - Именно. Он расскажет, как себя вести. И заставит одеть шлем. Раз появишься на стройке без шлема или учудишь что - больше не пустит. И не посмотрит, что брат короля. Ему на это наплевать...
      - Большой зануда, - подвёл итог Рис, - но ничего, уговоримся. Я умею быть хорошим. Жена подтвердит.
      - Достаточно того, что я его жена.
      - Вот именно. Сама меня выбрала, кстати.
      - Ерунда. Выбирает всегда мужчина.
      - Но я-то выбирал из тебя одной!
      - Тогда ты счастливый человек, - подвела итог Немайн, - который сперва отдохнёт с дороги, устроит своё счастье поудобнее, пройдёт инструктаж по технике безопасности у Эгиля или Харальда, а потом уже полезет под брёвна. А жена счастливого человека за этим проследит, не так ли? Что ещё?
      - Уши покажи, пожалуйста, - попросил Рис.
      Немайн вздохнула и сняла шлем. Уши расправились. Встали торчком. Легли, как перед атакой. Свисли к плечам. Снова поднялись. Дёрнулись. Ищуще пошевелились.
      - Ну как? Понравились?
      Парочка молчала, глядя во все глаза. Онемели. Немайн ждала. Первой дар речи обрела Гваллен.
      - Дай потрогать, а?
      Немайн свесила уши к плечам.
      - Ну пожалуйста, ну хоть погладить...
      И гладила. Почти полчаса! Но, правда, очень осторожно. Как царапучую кошку. Пока не согрелась вода в бочках. Клирик ринулся "домой" - в палатку. Откинул полог - внутри девушка. По меркам двадцать первого века - девочка. Сидит по-японски, на пятках. И именно как японка - привычно и ловко. Нормальный европеец, конечно, и не так может свернуться. Но удобно - не будет. А эта естественна. Клирику представилось: сейчас она снимет гуттаперчевую маску. И представится: полковник Хидзиката, токийская военная полиция! Достанет из воздуха катану - и хрясь напополам! Стало весело, дальше незваную гостью рассматривал, улыбаясь. Для верности обошёл кругом. Одёжек только две - по валлийским меркам, нищета. Верхняя, синяя, чуть коротковата для приличной дамы - так бритты поступают, когда нет денег на два разных платья - для работы и для представительства. А вот грязной каёмки по краю нет. Так что - не работала она в этом платье, и даже ходила недалеко. Рукава узковаты, да ещё и перехвачены красной тесьмой на запястьях. Рубашка - краешек торчит, по подолу вышита, и довольно тонко. Кажется, льном. Вот и всё. Кто бы ты ни была, милочка, а опыта тайной службы у тебя нет, и прокол детский - бедное платье поверх богатой рубахи. Тоже чистой, а ведь вся грязь липнет на тот подол, что длиннее, в этом Клирик уже убедился. В волосах - простые роговые гребни, без резьбы. Никакого намёка на клан нет.