Перебежчица из другого мира, она была обречена. Ее слова не были выслушаны - она, только она одна виновата, что привела в Семитронье чужака, человека, одно присутствие которого могло разрушить все то, что с таким трудом воздвигалось годами. Он не был Дингардом, теперь она поняла это - и, значит, она нарушила обет и обречена на изгнание. Имельда выбежала через раскрытые ворота замка, оттолкнула заступившего ей дорогу стражника, выкрикивающего чье-то незнакомое имя, и устремилась к подъемному мосту. За спиной она слышала нарастающий шум погони и вдруг поняла, что ей не суждено спастись. Лес, казавшийся прибежищем, был полон диких зверей - и их рев доносился отовсюду. Она обернулась и последний раз кинула взгляд на башни Семитронья.
      - Нет! - закричал Олег, но было уже поздно. Визг тормозов, тупой удар, лужа крови. Он замер посреди тротуара и в этот момент запыхавшаяся Зара Александровна тронула его за плечо:
      - Где она?
      Олег покачал головой и вдруг вспомнил парня, выходящего из квартиры. Как она сказала? Принц Дингард? Что это значило? Может быть, Юлик Горский смог бы ответить на этот вопрос, да, разве что Горский.
      - Где Мила, Олег? - еще раз спросила Зара Александровна, и в этот момент он услышал, как плачет подошедший Станислав Петрович, который уже понял, что случилось.
      Петр Степанович не любил таких ситуаций. Все с самого начала пошло наперекосяк: сначала у "скорой" забарахлил мотор, и они застряли по дороге на срочный вызов. Пока толкали - прошло десять минут, так что когда он прибыл в недавно приватизированный Дом Политпросвета, было уже поздно. Он пощупал пульс, послушал сердце, для солидности попробовал искусственное дыхание и массаж сердца - но с первого взгляда было ясно, что рыжеволосая девушка с неподвижным опухшим лицом мертва. Он констатировал смерть, и тут же прибыла милиция. Молоденький лейтенант с плохо скрываемым раздражением осмотрел расставленную на столе серебряную посуду, плюнул в тарелку, буркнул "Буржуи, блин" и собрался писать протокол. В этот момент хозяин отозвал их обоих в сторону.
      - Я должен сказать вам правду, - сказал он, - это была передозировка наркотика.
      Лейтенант уже открыл было рот, чтобы сказать, что наркотики - это уголовное дело, но Петр Степанович с сомнением покачал головой. Можно подумать, уголовное дело воскресило хотя бы одного человека.
      - Можно считать, что это сердечный приступ, - сказал он, и хозяин тут же перебил его:
      - Вот и хорошо, пусть будет сердечный приступ. В любом случае я не хочу никаких дополнительных расследований. Давайте закроем это дело, подпишем все бумаги и разойдемся с миром, - и он вынул из кармана джинсов бумажник.
      Петр Степанович не любил подобных ситуаций: ему предлагали взятку, и от этого сразу казалось, что здесь произошло преступление, следы которого пытаются замести. Он еще раз оглянулся на окружавших покойницу людей: кто-то рыдал, кто-то стоял с белым и потрясенным лицом, не было похоже, что эти люди только что отравили свою подругу и теперь пытаются скрыть это. Лейтенант тут же забыл о наркотиках.
      - Поймите нас, мы ж тоже люди, - сказал хозяин, - не хочется, чтобы женькино имя трепали попусту. Вы ж понимаете... - и он открыл бумажник.
      Лейтенант сглотнул.
      - А если это убийство? - сказал он.
      - Поверьте, - твердо сказал хозяин, - это не убийство. Шесть человек видели, как она сама, добровольно, приняла эту гадость.
      - А что это было? - спросил Петр Степанович.
      - А я почем знаю? - сказал хозяин, вынимая из бумажника стодоллоровые купюры.
      - Так надо выяснить, как этот наркотик к ней попал... - начал было лейтенант, но собеседник, видимо, устав играть в кошки-мышки, спросил напрямую:
      - Сколько?
      Петр Степанович замялся: в 1994 году было трудно угадать, какую сумму денег считает большой твой собеседник. А маленькую называть не хотелось. Хозяин тем временем не спеша отсчитывал стодоллоровые купюры.
      - Пожалуй, хватит, - сказал он и, глянув на Петра Степановича, добавил еще несколько, - значит, договорились? - и, разделив пачку надвое, вручил деньги своим собеседникам.
      - Подписано - и с плеч долой, - сказал лейтенант, пряча доллары в карман.
      Когда уехали скорая и милиция, все тут же бросились собирать вещи. Но еще до этого Альперович поймал Антона на лестнице и спросил:
      - Покурить нету?
      Антон покачал головой. Ожидая появления милиции, он спустил в унитаз всю траву - вдруг бы стали обыскивать? - и теперь жалел об этом. Пара хапок ему бы не повредила, а так приходилось утешаться фантазией о белой конопле, вырастающей на дне канализации из семян марихуаны, пустивших корни. Эта белая (из-за отсутствия солнечного света) конопля была настоящей легендой все слышали о ней, но никто не пробовал сам. Слухи о ее силе тоже ходили разные: одни говорили, что это полный улет, другие - что это даже хуже подмосковной травы, совершенно безмазовая вещь.
      - Жалко, - сказал Андрей и пошел к себе. - Я бы сейчас раскурился.
      Он еще вечером учуял запах травы, когда Антон тянул в саду свой косяк. Андрей прогуливался с Лерой, та рассказывала об Англии, где провела последние несколько лет, а он все больше слушал, явно думая о своем. На одной из полян парка, окружавшего дом, они наткнулись на Антона, безмятежно смотревшего в чернеющее на глазах небо, куда уплывал горький дымок.
      - Ага, - сказал Андрей, - узнаю запах. Трава?
      Антон протянул косяк, Андрей покачал головой, а Лера сделала одну затяжку.
      - Я с Англии не курила ни разу, - сказала она скорее Андрею, чем Антону.
      - Как там в Англии? - спросил Антон, - в Sabresonic была?
      Sabresonic было название модного лондонского клуба, о котором он несколько месяцев назад прочел в прошлогоднем номере журнала The Face.
      - Ага, - сказала Лера, - и в Sabresonic, и в The Ministry of Sound. Но самое крутое в Лондоне - это андеграундные партиз.
      - А это что такое? - Антон сделал затяжку и протянул ей.
      - Ну, хаус-вечеринки не в клубах. Оупен эйры и не только. Три года назад их проводили за городом, за M25 Orbital motorway. Ты знаешь -Orbital от того и Orbital, да?
      - Ты любишь Orbital? - с уважением сказал Антон.
      Он был потрясен. Меньше всего он ожидал найти здесь человека, разбирающегося в современном техно и английской рэйв-культуре. Спросить тридцатилетнюю толстую тетку о Sabersonic было типичным травяным приколом. Ее ответ поверг Антона в шок. В какой-то момент он даже стал подозревать, что на самом деле Лера говорит о чем-то своем, а ему только по обкурке кажется, что они беседуют об эсид хаусе и, как она это называла, клаббинге. Беседа, впрочем, увлекла его, и он даже не заметил, как куда-то исчез Андрей, а они с Лерой переместились в его комнату.
      Сейчас, глядя на Леру, трудно было поверить, что что-то произошло между ними этой ночью. Она просто не обращала на него внимания, точно так же, как и все остальные. Может быть, это и есть тот самый феминизм, о котором они тоже говорили вчера - трахнуться и забыть?
      Через полчаса все уже снова толпились в холле, вокруг стола, на котором еще недавно лежало увезенное в морг тело. Антон заглянул в комнату, где ночевала Женя, - ее вещи уже были собраны, и, помогая Роману вынести чемодан, он вдруг увидел валявшуюся под столом бумажку. Подняв ее, он увидел слова "Возвращайся, сделав круг", написанные сверху, а дальше какие-то алхимические символы, стрелочки и кружочки.
      Он как раз рассматривал ее, когда в комнату вошел Леня. Антон сразу заметил его покрасневшие глаза, будто он только что плакал.
      - Вот, смотрите, - сказал он и протянул ему бумажку. Леня глянул, словно не видя, скомкал ее и бросил в угол, пробормотав: "Чушь какая-то". Антон хотел было поднять ее, но услышал, что Владимир зовет всех в зал.
      - Друзья, я попрошу минутку внимания.
      Он стоял посреди комнаты, двумя руками опираясь на круглый стол и нависая над ним как над кафедрой. На секунду Антону показалось, что сейчас он скажет надгробное слово, словно священник в церкви. Но Владимир сказал:
      - Вот мент, подписывая бумаги, сказал что-то вроде "подписано - и с плеч долой". Но для меня это не так. Мы все помним, что Женя сказала перед смертью: она получила эту отраву здесь. И, значит, кто-то из нас привез это сюда. Я не хочу милиции, следствия и разборок, но хочу знать, по чьей вине она погибла. Кто дал ей эту дрянь, как бы она ни называлась.
      - Это была кислота, - подала голос Лера, - ЛСД по-научному. Видимо, это индивидуальная непереносимость...
      - Мне насрать, как оно называлось, - внезапно заорал Владимир, - я просто предлагаю сознаться тому, кто привез сюда эту гадость. Ему ничего не будет - просто я не хочу его больше видеть. Никаких личных связей, никаких деловых контактов, ничего - пусть валит отсюда. А лучше - из России вовсе. Все мы люди не бедные, так что кто бы это ни сделал - он найдет, на что жить там, где я его никогда не увижу.
      - Мы его не увидим, - сказал Роман.
      Андрей согласно кивнул, а Поручик громко и отчетливо сказал, словно повторяя слова Владимира:
      - Никаких деловых сношений с этим пидором.
      - Да, - сказал Леня, - пусть уезжает.
      Лера пожала полными плечами и заметила:
      - О чем мы говорим? Ведь никто так и не сознался.
      Антон еще успел подумать, что не спросили только его, и тут Леня истерически расхохотался, словно эхо повторив:
      - Никто не сознался!
      - Ну, тем хуже, - сказал Владимир, - я тогда сам найду его. И он еще пожалеет о том шансе, который у него был. А теперь - поехали.
      На секунду его взгляд задержался на Антоне, и тот поежился.
      - Пошли, - сказал Владимир, - мне надо с тобой еще расплатиться.
      Антон подхватил рюкзак и пошел к выходу. Тайный смысл происходящего, внятный всего несколько часов тому назад, снова был утерян. Надо вечером заехать к Юлику Горскому, подумал Антон, рассказать ему обо всем. Может, хотя бы Горский разберется, что к чему.
      Юлик Горский сидел в своем инвалидном кресле и пытался читать недавно принесенную ему английскую книгу Станислава Грофа. Ему было скучно; он бы с большим удовольствием послушал какую-нибудь музыку: стоявший в стереосистеме компакт FSOL надоел за последние сутки, но он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы выполнить требуемые сложные манипуляции с музыкальным центром. Хотя руки еще слушались, любые мелкие движения теперь давались ему мучительно.
      Горский часто думал, что во всем есть свои плюсы: после того, как в октябре прошлого года, он оказался прикован к инвалидному креслу, у него появилось куда больше времени для размышлений, медитаций и самосовершенствования. Когда американский благотворительный фонд оплатил покупку необходимого инвалидного оборудования, Горский почувствовал себя почти независимым от окружающего мира. Часами он сидел в своей квартире, слушая музыку и читая книги. Раз в сутки приходила женщина - приготовить еду, да еще вечером регулярно заходили гости.
      Он опустил глаза. Вот уже полсотни страниц Гроф объяснял про голографический характер истины, которая может быть познана в каждом своем отдельном проявлении. Мысль эта была безусловно верной, но в то же время слишком очевидной для Горского. С тоской он посмотрел в окно: книги все меньше занимали его последнее время, а музыка - все больше.
      Выбор музыки, которую слушал Горский, казался странным даже многим его друзьям. Как можно слушать хаус в инвалидном кресле? Как можно любить техно, оставаясь неподвижным? Но Горский, полюбивший этот саунд еще с Гагарин-Пати, считал, что танцевать надо головой, и просил приносить ему все новинки. Неподвижный танец стал для него чем-то вроде хлопка одной ладони. Впрочем, когда он уставал от подобных дзенских упражнений, он просил поставить ему амбиент, который он любил еще с тех времен, когда еще и слова-то такого не было, а был только Брайан Ино. С каким удовольствием он заменил бы сейчас тех же Future Sound of London на Питера Намлука или на второй том Aphex Twin, недавно принесенный Никитой. Может быть, все-таки попробовать сделать это самому?
      Горский вздохнул - и в этот момент на стене запищал домофон, разрешив все его сомнения. Чудесное устройство, тоже поставленное на американские деньги, позволяло Горскому открывать дверь квартиры, не выходя в прихожую одним нажатием клавиши. Точно так же, как в богатых домах открывали дверь подъезда.
      - Кто там? - спросил он.
      - Это Алена, - раздался искаженный голос.
      - Заходи, - сказал Горский и нажал кнопку, установленную на высоте подлокотника. Несмотря на импортные лекарства, состояние Горского ухудшалось, и он все чаще думал, что если не сделать операцию, то через год его ждет полная неподвижность. Он даже знал, где и какую операцию нужно сделать - но денег не было ни на саму операцию, ни даже на то, чтобы добраться туда, куда не ходят поезда.
      Алена повесила плащ на вешалку и вошла в комнату. Она кинула сумку на диван и спросила:
      - Есть хочешь?
      - Пока нет, - ответил Горский.
      - Я тогда чай поставлю, - сказала Алена и пошла на кухню.
      - Курить будешь? - спросила она, вернувшись через минуту.
      - Да, - кивнул Горский, - только поставь сначала музыку...
      Алена подошла к стойке CD:
      - Давай Adventures Beyond The Ultraworld? Под нее хорошо идет.
      - Давай, - неохотно согласился Горский. В принципе он не имел ничего против, хотя идея уже второй год курить под один и тот же диск казалась ему идиотской. Но, что поделать, таковы были минусы совместного курения травы. Иногда он предпочел бы обойтись без подобной синхронизации.
      Пока Алена трудилась над положенным на низкий столик листком бумажки, превращая беломорину и сигарету LM в пригодный к употреблению косяк, вскипел чайник. Заслышав с кухни свистящий звук, Алена отложила недобитую гильзу и через несколько минут вернулась с подносом. Поставив его на пол, она продолжила прерванное занятие.
      - Как тебе работа? - спросил ее Горский.
      - Мне нравится, - сказала Алена, - у нас работают чудесные люди, очень душевные.
      Трудилась она в каком-то совместном торговом предприятии. Должность ее называлась секретарь-референт, но в глубине души Горский подозревал, что это был красивый термин, позволявший получить за одну зарплату секретаршу и переводчицу одновременно. Чем больше он узнавал про ее работу, тем больше он сомневался, что в такой конторе могут быть не то что чудесные, а просто приличные люди. Тем не менее, он вежливо слушал аленин щебет о ежедневных разговорах в курилке и совместных посещениях "Рози О'Грэдис" по пятницам, пытаясь понять, что заставляет эту вроде абсолютно нормальную девушку вот уже год каждый день ходить на работу, переводить никому не нужные факсы и разливать по чашечкам кофе. Он не совсем понимал, сколько денег ей за это платят (двести долларов? триста?), но в любом случае это было явно мало, чтобы променять свою свободу на совместную жизнь с десятком незнакомых и социально чуждых людей.
      Алена закрутила кончик и облизала папиросу, чтобы бумага не выгорела раньше времени.
      - У меня всю последнюю неделю чудесный роман по факсу, - сказала она, доставая из сумочки зажигалку. - Совершенно замечательный американец из Бостона.
      Она закурила и, втянув дым, передала косяк Горскому. С трудом удерживая его в пальцах, он сделал одну затяжку. Его сразу вставило и, закрыв глаза, он сказал:
      - Мощная трава.
      - Это васина, - ответила Алена, затягиваясь. После паузы она добавила: - ему кто-то принес целый рюкзак, так что он теперь всех раскуривает направо и налево.
      Вася, известный всей Москве как Вася-Селезень или - иногда Вася-Растаман, был аленин брат. В отличие от Алены, уже год снимавшей квартиру где-то в Выхино, он жил с родителями, нигде толком не работал, слушал Боба Марли с Питером Тошем и, разумеется, постоянно курил.
      - А ты куришь на работе? - спросил Горский, делая еще одну затяжку.
      - Нет. Я попробовала один раз в обед покурить, так потом застремалась, что с работы попрут.
      Она подвинула свой стул поближе к Горскому, чтобы не слишком тянуться за косяком, откинулась на спинку и начала рассказывать.
      - Я тогда только начала и дико напрягалась. Димка мне тогда сказал: ты, типа, дунь в обед, сразу станет легче. Ну, он принес травы, я набила дома косяк, положила в пачку к сигаретам, а когда обедала - зашла в скверик, быстренько пыхнула и вернулась. Причем мне показалось, что меня совсем не вставило... просто ни капельки... только идти до офиса было дольше, чем обычно.
      Горский кивнул - мол, знамо дело, совсем не вставило, как же, как же и тут же закашлялся. Алена протянула ему пятку и он слабо качнул головой добивай сама, мне хватит. Она сделала последнюю затяжку, растерла окурок в пепельнице и продолжила:
      - Ну, я вернулась, а Виталик говорит, что пришел факс и надо его срочно перевести. Я сажусь и тут вижу, что факс-то - на итальянском, а я его не знаю. Ну, я хочу уже Виталику об этом сказать, как понимаю, что села на измену. Факс наверняка на английском, просто я обкурилась и ничего не соображаю. Я дико перепугалась. Думаю, ну все, сейчас меня попрут отсюда в два счета. Думаю, надо потянуть время, чтобы трава выветрилась, - Алена довольно улыбнулась, - хорошая идея, да? Трава же никогда не выветривается, правда?
      - Ну да, она... это самое... вымывается. Примерно за 3-4 дня. Период полувыведения у тетрагидроканнабиола такой, - внезапно Горский сообразил, что совершенно неясно, к чему он это сказал. - Но обычно часа за два все проходит. Или за четыре.
      - Или за шесть.
      Их разобрал смех, и минуту они смеялись, гладя друг на друга. Стоило одному перестать, второй тут же затихал - но только для того, чтобы через несколько секунд снова взорваться приступом беспричинного веселья.
      - На ха-ха пробило, - сказал Горский.
      - Не, - сказала Алена, - я на измену села. Просто дико села. И тут открывается дверь и появляется человек... ну, как тебе его описать? Собственно, он выглядел как Будда.
      - А как выглядит Будда? - заинтересовался Горский
      - Не знаю, - задумалась Алена, - ну, в зависимости от перерождения, наверное. По-разному.
      - А на этот раз?
      - Ну, на этот раз он выглядел обычно. Невысокий, в очень дорогом пиджаке, в золотых очках, кажется... короче, он входит в приемную, а я стою с чашкой кофе посредине... как столб. Я кофе хотела попить, чтобы в себя прийти, - пояснила она. - И он как посмотрел на меня, я сразу поняла: вот человек, который меня понимает. Который меня, так сказать, спасет. Потому что было сразу видно: он во все врубается.
      Горский кивнул. Такие истории были обычным делом, хотя мало кого с травы пробивало на столь сильные переживания. Среди его знакомых были люди, находившиеся в сложных эзотерических отношениях с известными артистами, городскими птицами и даже предметами мебели, попавшимися им на глаза в подходящем состоянии. Для себя Горский затруднялся объяснением этого феномена, но склонялся к тому, что в любом объекте можно обнаружить признаки Божественного, а психоделики на то и психоделики, что помогают в этом. Ну, а кто что в чем находит, вероятно, зависит от личной кармы. Или - Пути, которым ты должен идти. Или - просто случайно. На самом деле, ответ на этот вопрос был непринципиален.
      - И кто это был?
      - Некто Андрей Альперович. Какой-то крутой коммерсант. Он со своим партнером пришел на переговоры к Виталику.
      - А что твой факс?
      - В тот день до него руки не дошли, слава, как выражается мой брат, Джа.
      - Так он действительно был на итальянском?
      Алена наморщила лоб.
      - Не помню. Сейчас мне кажется, что да, но, может, потом выяснится, что на английском. Когда трава... это самое... рассосется.
      Она снова хихикнула, но на этот раз Горский не поддержал. Он задумчиво рассматривал висевшую перед ним на стене картинку с изображением разноцветной мандалы. Пары тибетских божеств белого, красного, желтого и зеленого цвета танцевали по ее краям, а в радужном центре лотосовый владыка танца обнимал свою красную дакини. Вырванная из какого-то журнала копия тибетский тангхи иногда вызывала у Горского странные смещения сознания - но, видимо, трава была хоть и сильная, но спринтерская... полчаса - и как не бывало.
      Ему нравилось курить с Аленой. Во-первых - не грузила, во-вторых подтверждала теорию Горского об изменении отношения к наркотикам. Если десять лет назад вещества были достоянием волосатых и, может быть, блатных, то теперь они все больше распространялись в обществе. Курить траву, есть кислоту, колоться калипсолом уже не означало порвать со всем обществом - это был просто такой способ жизни, точно такой же, как ходить в церковь или, скажем, в синагогу: важный для того, кто следует этому пути, но не мешающий его социальной жизни. Только ради этого и следовало отменить совок несколько лет назад.
      Алена начала разливать чай, когда снова запищал домофон.
      - Кто там? - спросила она.
      - Это Антон, - раздался искаженный до неузнаваемости голос.
      - Открывай, - кивнул Горский.
      Скинув в прихожей рюкзак, Антон повесил на вешалку джинсовую куртку и снял кроссовки. Кроссовки были битые, и он уже давно хотел купить себе вместо них правильные ботинки типа армейских. Dr.Martens, ставший спустя несколько лет униформой рейверов, тогда еще толком не появился в Москве, и те кто хотели выебнуться, заказывали их в Лондоне или пытались найти что-то похожее. В любом случае, оставшись без работы, Антон оставил и мечту о ботинках.
      Он прошел в комнату. Посреди, как всегда, восседал на своем кресле Горский, а у журнального столика примостилась худощавая брюнетка в юбке и белой кофте.
      - Привет, - кивнул он ей, - я Антон.
      Она неуверенно улыбнулась и сказала "Алена". Даже не глядя на пепельницу, Антон понял, что они уже успели раскуриться. Он бы тоже с удовольствием пыхнул, но посчитал неудобным начать прямо с этого.
      Он налил себе чаю и сел на диван.
      - Ты бы знал, Горский, как я вляпался, - сказал он.
      - А что? - вежливо, хотя и без особого интереса, спросил Юлик
      - Вчера вечером на даче тетка от овердоза кинулась... ну, жена одного из этих коммерсантов.
      - Что, героин с кокаином мешала? - поинтересовался Горский.
      - Нет, маркой траванулась.
      - А разве такое бывает? - спросила девушка.
      - Своими глазами видел, - повернулся к ней Антон, - съела и через пять минут уже все... ну, или почти все. Вся опухла, словно собиралась лопнуть, глазки стали как щелочки, щеки на поллица, горло, видимо, перекрыло - и пиздец.
      - Ужасная история, - сказала Алена, - я и не знала, что от кислоты можно кинуться. Может, оно и к лучшему, что не знала. Я тебе не рассказывала, как я принимала кислоту? - спросила она Горского.
      Тот, явно думая о чем-то своем, покачал головой.
      - Я пришла к Димке в гости, у него еще приятель его сидел... не помню, как звали. Ну, мы покурили, и я говорю им, что никогда кислоты не пробовала. Они пошептались и достали марку: вот, говорят, пробуй, если хочешь. А я тогда думала, что кислота должна быть в таблетках или там, в ампулах и решила, что они меня разыгрывают. Я им говорю, будто поверила: "Что я буду одна эту бумажку жевать, давайте вы тогда тоже". Ну, Дима еще одну марку достает, режет на три части, а я думаю все - когда им надоест-то? Говорят, клади под язык и соси. Я говорю, ладно, постебались и хватит, чего я дура всякую бумагу жевать? Ну, типа как хочешь, сама просила. Съели свою дозу, я тоже свою как бы съела и думаю: "Когда же им это надоест?" А они сидят, гонят что-то и изредка спрашивают: мол, как, тебя уже вставило? А меня еще раньше от травы вставило, причем сильно, и я сижу, на картинки там смотрю, музыку слушаю и только изредка говорю: "Да ладно уже, надоели с вашей кислотой, хватит уже. А вот трава у вас классная". И вдруг смотрю на часы и понимаю, что нет такой травы, чтобы вставляла на шесть часов с такой силой. И я как заору: "Так это действительно ЛСД?!"
      - Поищи-ка на полке папочку с надписью "My Problem Child" , - вдруг попросил Горский.
      - Зачем? - спросил Антон.
      - Да так, одну вещь проверить, - сказал Горский
      Антон подошел к полке и стал просматривать папки одну за другой.
      - Вроде нет такой, - сказал он.
      - Ну, не важно, - ответил Горский, - просто никто никогда не умирал от ЛСД. Грохнули эту твою подругу, вот что.
      Иногда Горский любил дешевые внешние эффекты.
      - Они все одноклассники, - продолжал Антон подробно пересказывать сцену смерти Жени. - Лет им, я думаю, по тридцать, и у них совместный бизнес. У всех, кроме Леры - она последние три года провела в Англии.
      - А что она там делала? - спросила Алена.
      - Вроде получила грант от Британского совета на какие-то женские исследования... феминизм и все такое. А сейчас она вернулась, позвонила Поручику и...
      - Поручику? - переспросил Горский.
      - Это прозвище Бориса... не помню фамилии... еврейская какая-то. Не знаю, почему его так называют... наверное, в честь поручика Ржевского. Он выглядит как типичный крутой - золотая цепь, сотовый телефон, все дела.
      - Бандит? - спросил Горский.
      - Нннет, не похож. Крутой, но не до такой степени .
      - Ага, - сказала Алена, - как мой начальник.
      - Ну вот, они близкие друзья с Владимиром, хозяином дачи. Такая контрастная пара: Поручик - душа компании, а Владимир, наоборот, серьезный, жесткий и мрачный. Он, например, собрал всех перед отъездом и предложил сознаться, кто дал Жене кислоту. Они договорились, что не будут передавать дело ментам, а виновный просто уйдет - из бизнеса и из тусовки.
      - То есть он знал, что это убийство? - спросил Горский.
      - Не думаю... - запнулся Антон, - он, кажется, просто не любит наркотиков... ну, ты знаешь этих тридцатилетних алкоголиков.
      - Да, - подключилась Алена, - вот у меня был случай...
      - Подожди, - прервал ее Горский, - пусть Антон доскажет. Значит, убийца должен уйти из бизнеса? А какой у них бизнес?
      - Не знаю, - сказал Антон, - что-то со строительством, кажется... или с инвестиционными фондами.
      Горский кивнул:
      - А кто там еще был?
      - Еще был женин муж, Роман. Такой неприятный молчаливый мужик... Я с ним и двумя словами не перекинулся. И, кажется, позавчера вечером они с Женей поссорились... во всяком случае, вчера с утра они не разговаривали. Сейчас я вспоминаю, что она была весь день какая-то возбужденная...
      - Амфетамины? - спросила Алена.
      - Не до такой степени, - ответил Антон, - просто такая экзальтированная по жизни девушка. И вообще, мне показалось, что если кто-то в этой компании и понимает толк в наркотиках, так это Лера и Альперович. Я курил в субботу вечером, и они присоединились.
      - Как ты сказал? Альперович? - переспросила Алена.
      - Да, а что, ты его знаешь?
      - Я просто только что рассказывала Горскому про него. Помнишь, человек, который пришел в офис, когда я на измену села?
      Горский кивнул и засмеялся.
      - Да, реинкарнация Будды, помню.
      - Что это еще за реинкарнация Будды? - спросил Антон.
      - Потом, - сказал Горский, - расскажи лучше про седьмого, а Алена пока еще забьет.
      - Седьмого зовут Леня. Маленького роста, в очках... персонаж из мультика, в школе, наверное, профессором звали. Но, в общем, ничего примечательного. Пойми, они же все для меня как бы на одно лицо. Так что с меня показания снимать - еще тот труд.
      - Хорошо, - кивнул Горский, - давай попробуем по-другому. Сыграем в... как оно? - китайскую рулетку. Типа в ассоциации. Кто из этих семи человек с каким наркотиком у тебя ассоциируется?
      - Ну, Поручик - с водкой... водка ведь тоже наркотик, да?
      - Так себе наркотик, - сказала Алена, выдувая табак из беломорины.
      - Ну и Поручик так себе, - ответил Антон. - Кто там дальше? Лера, наверное, что-нибудь восточное... медленное и тягучее. Гашиш, скажем, или опиум... хотя нет, опиум - это Роман. Он все время как будто полусонный - и без малейшего проблеска просветления. Тогда Женя, наверное, кокаин...
      - Да, - сказала Алена, - у них, выходит, был не брак, а сноубол.
      - Неудивительно, что они ссорились...
      - Видишь, - сказал Горский, - какая хорошая методика. Кто там остался: Владимир?
      - Ой, не знаю. Что-то такое агрессивное... может быть, амфетамины, хотя для них он слишком сдержан. Думаю, какие-нибудь смеси... немножко одного, немножко другого... водка с кокаином... нет, не берусь сказать.
      - А Леня?
      - Думаю, этот вообще ни с какими наркотиками не ассоциируется... разве что с табаком.
      - Безмазовый мужик, одним словом, - засмеялась Алена, с ладошки засыпая смесь в гильзу.
      - Или нет... помнишь, Горский, ты рассказывал про smart drugs - вот оно и есть! Профессор, одно слово.
      - А Альперович?
      - Андрей... не знаю. Наверное, грибы. Потому что по нему видно, что он самый продвинутый.
      - Тогда пусть кислота будет, - предложила Алена.
      - Нет, не до такой степени все-таки... грибы - в самый раз. К тому же сегодня кислота как-то мрачно звучит. Кстати, Горский, ты уверен насчет того, что от ЛСД никто не умирал?
      - Абсолютно. Я вот хотел тебе у Хофманна показать в My Problem Child.
      - А чего он пишет-то?
      - Насколько я помню, пишет, что был только один смертельный случай - у слона, когда ему вкатили 0,3 грамма.
      - А зачем понадобилось давать слону кислоту? - спросила Алена, закручивая кончик косяка.
      - Просто после того, как Альберт Хофманн в 1948 году синтезировал ЛСД и обнаружил его психоактивные свойства, в течение лет пятнадцати в лабораториях "Сандоз" его серьезно изучали... давали добровольцам, на животных тоже пробовали, дозы варьировали. Возлагали большие надежды - в психиатрии и так далее. В шестидесятые уже много народу над этим работало. Вот Джон Лилли, - Горский кивнул в сторону книжной полки, - укладывался в изотермическую ванну и закидывался. Говорил, что так убираются случайные шумы, и ЛСД действительно становится эффективным инструментом для путешествия, так сказать, вглубь себя. Ну, а потом кислота попала на улицы, ее стали принимать все подряд - и власти быстро прикрыли все эти исследования. Хотя мне как-то показывали советскую упаковку от таблеток с надписью "Диэтиламид лизергиновой кислоты 25".