— Все просто, — сказал он после паузы. — Папа собрался на дачу — проверить, как там наш дом после зимы… Он работает продавцом в спортмагазине на Котовского, и у него образовалось несколько отгулов. Мы взяли с собой бабушку, она сама захотела, а у меня каникулы, да и папе могла понадобиться мужская помощь. А мама не поехала — не смогла.
      — Когда это было? — спросил я.
      — Недели полторы назад… Или две, — ответил он, уставясь перед собой. — Несколько дней все было в порядке, мы прибирались, сушили дом, выгнали мышиное семейство. Там был совсем маленький, черный, мне понравился — но не оставлять же… На участке прибрались, крышу подлата… папа подлатал, я помогал. Потом папе позвонила на мобильный мама, но связь была очень плохая, папа бегал по участку и кричал: «Что? Не понимаю! Что?!» Когда связь прервалась вовсе, папа пошел в дом, к бабушке, они о чем-то говорили. Папа вышел, сказал мне: «Сынок, я поехал за мамой. Мы вернемся вечером… ну, максимум завтра с утра». Сел в машину и уехал. Мы с бабушкой остались. Папа с мамой не приехали ни в тот день, ни на следующий, ни через день, ни через два. Однажды раненько утречком я поднялся, оделся потеплее, набрал в холодильнике продуктов — тех, что не тяжелые, да и пошел себе в город. Повезло: три остановки ехал на электричке. На одной из станций какие-то люди с оружием стали выгонять пассажиров. Я спрятался под лавочкой в углу, меня не заметили. Потом осторожно вылез, дождался, пока вооруженные люди построят и уведут пассажиров, вышел, подлез под вагоном — и бежать…
      — Долго добирался? — спросил я.
      — Долго, — сказал он. — Устал очень, замерз. Но не останавливался даже поесть, хотя хотелось. Думал, приду домой, отдохну, наемся… Страшно было одному. У Холодных озер вдруг две тетки за мной погнались — такие, в черном, как по телевизору показывают, знаете? Ну, им, понятно, за мной не угнаться, но бежали долго, путались в одежде, падали — и что-то кричали не по-нашему…
      — Что дома-то? — спросил я.
      — А нет дома, — сказал он. — Вовсе. Подзорвали. Те тетки, наверное, и подзорвали. Ни спасателей, ни пожарников, ни жильцов… Никого.
      — А дом твой где, на той стороне? — не тот ли, подумал я, мимо которого я шел в первую ночь.
      — Да нет. Здесь, неподалеку, на Симоняна. По пути в Нижний город. Я уж и к папе на работу сходил, в «Спорттовары». Магазин тоже… К бабушке домой родители не поехали, я там был, а сама бабушка на даче осталась… Так и брожу днем, а ночью — по чердакам. В подвалах страшно, везде крысы. Спать почти не могу, все прислушиваюсь: не взорвут ли дом подо мной? Артем Александрович… где мне их искать?
      И он заплакал — тоненько и горько.
      Я пересел поближе, обнял мальчика и прижал его голову к груди. Он обхватил меня руками и заплакал еще горше, с подвыванием.
      — Все с ними в порядке, не переживай. Просто вы разминулись. Давай, Митя, договоримся. До утра ты тут пересидишь, а как рассветет, пойдешь по адресу, который я тебе дам. Там живет одна хорошая женщина. Скажешь ей, что я просил тебя подождать меня у нее. Она тебя покормит, ты отдохнешь… А там и я подойду. Станем твоих родителей искать вместе.
      Он поднял заплаканное лицо.
      — Не обманете?
      — Нет, — сказал я. Но он все не верил.
      — А та женщина, она вам кто?
      — Мама.
      — Она меня не прогонит?
      — Мить. У меня сын — чуть помладше тебя. Твой тезка. Ее, между прочим, внук. Сама она много лет проработала врачом в детской поликлинике. Почему она должна тебя прогнать? И потом, ты же пароль ей скажешь…
      — Какой пароль?
      — Дядя Артем передает пламенный привет Розе Карапетовне. Запомнишь?
 
      Полчаса спустя, кое-как успокоив мальчика, уложив его на продавленной, предназначенной на выброс софе, неизвестно кем, как и зачем затащенной на чердак, укрыв его же курткой, я осторожно приподнял крышку люка, выходящего в самый дальний подъезд — через три от того, которым я попал сюда. Крысы, конечно, твари умные и хитрые, особенно такие здоровые (мутация наверняка сказалась не только на размерах), но вряд ли у них достанет ума обложить сбежавшую потенциальную жертву и поджидать ее появления сразу в нескольких местах.
      На последнем этаже, в лифтовом холле, было темно и тихо. Зато с улицы неслись звуки оживленной перестрелки, там палили, пожалуй, из всех видов огнестрельного оружия, кроме тяжелых. Впрочем, это вопрос времени. Стреляли по всей округе, и сейчас, выйдя из дома, я окажусь в эпицентре боев… Но как будто у меня есть выбор.
      Спустившись на первый этаж, я выглянул из подъезда.
      Обе набережные в пределах видимости — по ту сторону Серебрянки и по эту — озарены светом трассирующих пуль, световых и осколочных гранат, мечущимся светом фонарей. Грохот стоит невыносимый; вопли живых и раненых; множество людей, разбитых на группы: одни наступают, другие отходят. Понять, кто есть кто, не представляется возможным: и среди нападающих, и среди отступающих есть люди в военной, милицейской и гражданской одежде.
      Интересно, а сами-то они понимают, что происходит и за что они гибнут?
      Надо всем этим дьявольским спектаклем в воздухе носятся три вертолета, освещая мощными прожекторами поле боя, не поддерживая ни одну из сражающихся сторон, а внося еще большую сумятицу и неразбериху.
      Моста, которым я добрался на эту сторону Серебрянки, не было; лишь два уродливых осколка на том и на этом берегу. Задержись я у Васи Бухло на пару часов — и пройти бы не сумел. Только бы Алибабаич не затягивал с отправкой журналиста в Москву! Кажется, Мочильский прав: еще пара дней, и спасать станет некого.
      То, что я видел, напомнило мне эпизоды из фильма Копполы о войне во Вьетнаме с Марлоном Брандо. Кажется, он назывался «Апокалипсис сегодня». Но там действие происходило в джунглях, а здесь почти то же самое — в городе, и не в Грозном в 1996 году, а в тихом спокойном российском городишке в начале XXI века! Так и хочется закричать в мегафон: «Снято! Всем спасибо!» Не закричишь, потому что это не кино.
      Прижимаясь к стене дома, стараясь, чтобы не заметили, я добрался до угла, обогнул его и бросился бежать — подальше от этого ада, оглохший от взрывов и воплей, ослепший от световых гранат и массовой смерти.
      Пробежал по улице Симоняна, боковым зрением зафиксировав дом, о котором мне говорил Митя: страшный черный остов, родной брат того, мимо которого я проходил в первую ночь. Останавливаться не стал. Какой смысл? Путь мой лежал в Нижний город, и пройти оставалось совсем немного.
      Вспомнилось, что я так и не выполнил поручение Сотникова, не проверил, вернулись ли его жена и дети… Ничего, это подождет.
      Один из южных районов города расположен в низине, поэтому среди жителей именовался Нижним городом. Испокон этот район считался неблагополучным: небольшую часть жителей (и самую безобидную) составляли работяги; а в основном это были пьяницы, цыгане, как нигде в городе было много бомжей, находили тут пристанище подозрительные личности, укрывались преступники, промышляли проститутки, наркоманы и драг-дилеры. Каждый милицейский рейд в Нижний город выявлял массу криминала; но было очень много того, что выявить не удалось. Уровень преступности здесь был самым высоким в области, но регулярно сменяемых руководителей РОВД, какими бы неподкупными и осторожными они ни были до назначения, в Нижнем городе ждал один из двух исходов: его либо покупали, либо убивали. И поделать с этим на протяжении десятилетий было ничего нельзя. Нижний город — постоянная головная боль городской и областной администрации. Я слышал, что каждое заседание местного руководства начинается с вопроса об очередном — большом или малом — ЧП, произошедшем в Нижнем городе.
      Бывать здесь за тридцать с небольшим лет жизни мне приходилось нечасто, но ничего более мрачного, темного, лагерно-барачногопо настроению я не видел. Это был город призраков. Здесь даже в жаркий солнечный день, казалось, было сумрачно и знобко, а в воздухе висела опасность. Одна школа, где катастрофически не хватало учителей, одна больница — сколько помню, всегда закрытая на ремонт. Увеселительных заведений (официальных) — два: кафе и ресторан. Оба похожи на столовые советских времен. Насколько я знал, все, кто там работал, имели огнестрельное оружие: от дамского «вальтера» до помповика тридцать восьмого калибра. Я не представлял, что в Нижнем городе могут жить обычные, нормальные люди. Нет, наверное, они там живут, но это какие-то особые люди, находящиеся под божьей защитой. Ибо все, кто смог, давно перебрались подальше от Нижнего города и свою прежнюю жизнь в этом «гетто», «лепрозории» вспоминали с содроганием.
      Последний раз я приезжал сюда около года назад с поручением от Сотникова: нужно было отыскать одного человечка… Со мной было еще четверо сотрудников Службы безопасности банка, мы были вооружены, в бронежилетах, и имели полномочия при угрозе жизни применять оружие на поражение.
      Был поздний вечер, что-то около десяти. Я помню, как поразила меня тогда, несмотря на середину мая, мрачность ихолодность этого района, грязные серо-черные тона… и сумасшедшее чувство опасности, исходящей отовсюду.Оружие было постоянно под рукой, машину мы старались останавливать как можно ближе к объектам, которые посещали в поисках нужного человека, никто из нас ни на минуту не оставался один… Не знаю, как другие, а я ощущал бешеные выбросы адреналина в кровь. За нами словно кто-то наблюдал и прикидывал: имеет ли смысл напасть или дать им закончить дело и отпустить с миром…
      То поручение мы выполнили только наполовину: человека нашли, но он был мертв. Но одним из результатов я считаю тот факт, что нам самим удалось уйти живыми.
      Сейчас Нижний город раскинулся передо мной. Я стоял на холме, на самой его окраине, и не узнавал. Туда ли я пришел? Тот ли это Нижний город, где я побывал год назад?
      Район был расцвечен огнями ярких уличных фонарей, меняющихся и переливающихся вывесок и реклам, прожекторов, направленных вверх; он был оживлен и шумен; он раздался вширь и даже немного подрос вверх — тех двух башен в прошлом году не было. Передо мной был не мрачный бандитский райончик, а веселый городок процветающей европейской страны, который никогда не спит и не работает, а только веселится. На то место, где я стоял, доносились музыка и грохот — но это были не выстрелы, а петарды; они со свистом взлетали в небо и там взрывались всеми цветами радуги, весело грохоча и пробуждая ото сна само небо.
      То была самая странная и невозможная метаморфоза из всех, которым я стал свидетелем в последние дни.
      Ну что ж, пора познакомиться с тобой поближе, Независимая Административная Единица, которая НАЕ всех…
      Я стал решительно спускаться в Нижний город.
      Здесь, внизу, все было еще более странно и непривычно. На улицах — полно людей, гуляющих по ярко освещенным улицам, под разноцветными, совершенно западными рекламами; аниматоры в огромных костюмах клоунов, собак и пришельцев зазывают на дискотеки, в бары и кинотеатры. На площади бесплатно раздают воздушные шары и катают на пони; сверкает и переливается огромная вывеска ПАРК АТТРАКЦИОНОВ(никогда его здесь не было!). На каждом углу — дегустация нескольких сортов пива по музыку из бум-бокса («Дюна», Трофим, Серега со своим «Черным бумером»)… И везде радость, веселье, детский смех… Гульба глубокой ночью, как днем. Пир во время чумы. Нижний город совершенно преобразился. Права была Харонова бабка — таких чудес больше нигде не встретишь…
      Что ж, следуя извращенной логике этого страшного, нелогичного города, так и должно быть.
      Какой там адрес? Равиковича, семь, квартира шестнадцать? Собственно, я уже на этой улице.
      — Заходите! Заходите к нам! — ко мне кинулся огромный розовый кролик, потрясая ушами. — Сегодня, только сегодня — все самое интересное! Новая программа!
      Он схватил меня за руку и чуть не силком потащил к дверям заведения с яркой вывеской СТРАУС ЭМУ. Стриптиз-бар. Все виды услуг на самый взыскательный вкус!
      — Зайду… милейший. — Я вежливо, но твердо высвободился. — Обязательно, чуть позже…
      — Да здравствует НАЕ! — закричал он мне вслед.
      — Зиг хайль, — ответил я.
      У дома семь, на скамейке, совершенно по-домашнему, сидели три старушки и что-то оживленно обсуждали, склонившись головами.
      — Извините, пожалуйста, — сказал я. Они выпрямились как по команде и уставились на меня, причем одна из них неотрывно смотрела на автомат, висящий на плече. Я осторожно передвинул его за спину. — Я ищу одного человека… Его зовут Харон, он живет в шестнадцатой квартире. Вы случайно не знаете, дома ли он?
      Некоторое время они молчали, потом одна сказала:
      — Тут такой не живет.
      — Мы не знаем никакого Харона, — добавила вторая.
      — А с оружием вообще нельзя, — заключила третья.
      Все происходящее было похоже на сценку из плохого спектакля, на фарс — но только не на реальность.
      Я вошел в подъезд, чувствуя спиной, как они смотрят мне вслед.
      Квартира была на четвертом этаже. Дверь незаперта, внутри — разгром. Ни одной целой вещи; здесь, похоже, побывала рота вандалов. Под облитым кислотой, нестерпимо воняющим диваном я нашел сломанное пополам, покрытое золотой краской деревянное кресло с выбитой надписью: «Харону — победителю соревнования спасателей. 2003 год».
      Ну что за дурацкое имя? И как фамилия? Харон Харон? Может, попробовать поискать документы?
      Я ползал по полу и методично перебирал бумаги, в изобилии разбросанные по всей квартире, когда зазвонил телефон. Снимая трубку, я уже знал, чей голос услышу.
      — Задания своего командира нужно выполнять, — сказали на том конце.
      — Доброй ночи, Человек Равновесия. Не желаете увидеться?
      — Возможно. Но только на завершающем этапе, и то, если вы до него доберетесь, в чем я весьма сомневаюсь… Впрочем, если бы вы явились домой к Сотникову, наша встреча состоялась бы гораздо раньше.
      — Для одного из нас она могла плохо закончиться. У меня к вам серьезные претензии.
      — Я бы удивился, если бы их не было. Но до Нижнего города вы все-таки дошли…
      — Как вы понимаете… — У меня вдруг возникла шальная мысль, — Мне даже хватило ума не пойти к Сотникову, чтобы не угодить в западню.
      Мой выстрел наугад попал в десятку.
      — Вы сообразительнее, чем кажетесь… Итак, вы у Харона. Порадуйте меня.
      — Будто сами не знаете. Квартира разгромлена, хозяина нет. Дайте наводку, где искать.
      — Ну, не разочаровывайте меня! Думаю, моя помощь будет излишней. И потом — она поможет избежать препятствий, а мне интересно, как вы сможете их преодолеть.
      — А что происходит здесь, в Нижнем городе? Я ничего не могу понять.
      — Мир сошел с ума, и это коснулось абсолютно всех. Вы же видели побоище на набережной, войну без цели и конкретного врага. Нечто подобное случилось и в Нижнем городе, только с обратной полярностью. Но еще неизвестно, что страшнее. Люди празднуют обретение независимости, неподдельно радуются. Присоединитесь к ним — и, возможно, вашим поискам будет сопутствовать удача.
      — А вы?
      — А я над схваткой, над радостью, над горем — над всем.
      — Вы бог?
      — Я Человек Равновесия.
      Это была его последняя фраза. Раздался щелчок, и в трубке зазвучал длинный гудок.
      Я вышел на улицу, совершенно не представляя, что делать дальше, где искать Харона. Старушки у подъезда снова мгновенно прервали общение и посмотрели на меня.
      — Граждане несознательные пенсионерки! — воззвал я. — В то время как весь народ, в едином порыве… Короче, чего людям голову дурите? — Я медленно передвинул автомат вперед и положил палец на спусковой крючок. Старушенции напряглись и даже привстали. Это я знал, что в обойме «узи» — ни единого патрона; им-то, надеюсь, это неизвестно (вряд ли они приходятся родней вездесущему Человеку Равновесия, любителю звонить по неработающим телефонам). — А ну, старые чекистки, марш по матрешкам… по этим… по халупам! Затычки в уши — и дрыхнуть до утра! Приду проверю!
      Старухи взвизгнули и, как престарелые голубицы, упорхнули в подъезд.
      Так… Прогнал бабушек, одержал маленькую, совершенно ненужную победу… Что дальше-то делать будешь?
      — Дальше? — сказал я вслух. — А не посетить ли нам одно заведение, а именно «Страус Эму», на предмет ознакомления с новейшим стрип-шоу? Час-полтора ничего не решит. Если Харон мертв, то я все равно опоздал… С другой стороны, если бы он был мертв, Человек Равновесия обязательно бы намекнул, не упустил случая поиздеваться… А если жив — немного продержится. Будем считать — помощь идет. Кажется мне, где-то здесь он, в Нижнем городе. Найдем. Нужно только перекусить и выпить кружечку пиваса…
      Рассудив так, я двинулся по улице и был перехвачен кроликом-переростком.
      — Добрый вечер!
      — Виделись, — сказал я. — Не закрылась пока еще ваша тщедушная забегаловка?
      Он слегка опешил от подобного хамства.
      — Мы работаем всю ночь, перерыв с шести утра до двух часов дня…
      — Не части. Небось цены ломовые?
      — Ну что вы! — Радостный кролик вновь обрел голос. — Сегодня скидки на все! Такого еще не было!
      — А на пиво и пожрать?
      — На это — особенно!
      — Обманешь, — сказал я, — отстрелю на жаркое. Очень уважаю жаркое из крольчатины…
      И, хлопнув его плечу, я вошел внутрь.
      Небольшая лестница вела в круглый уютный зал со столиками и круглой же сценой посреди, на которой имелось четыре внушительных блестящих шеста. Сам зальчик был освещен довольно скудно, зато сцена — великолепно. На ней вокруг шестов под музыку группы BWO (которую мой сын упорно называл БМВ) извивались три великолепные девицы — блондинка, брюнетка и рыжая. Из одежды на них не было ничего; вся их амуниция была сложена в аккуратный бугорок у края сцены.
      Я стоял столбом и пялился на танцовщиц — такоезрелище было для меня сильно внове. В животе урчало — все-таки последний раз я ел довольно давно, у мамы — но я почти не обращал на это внимания. Они так гипнотизировали своими движениями, что хотелось кинуться на сцену, на ходу срывая с себя одежду…
      Подошла миловидная официантка в переднике, надетом на голое тело, и закрыла собой весь обзор. Пришлось отвлечься на нее.
      — Доброй ночи, добро пожаловать. Желаете чего-нибудь?.. — Она сделала выразительную паузу.
      Я люблю свою жену и вообще примерный семьянин, чуть не брякнул я.
      — Поужинать и пива, — сказал я, чувствуя себя Семен Семенычем Горбунковым в отеле «Атлантик» в гостях у Анны Сергеевны. — Есть у вас окорочка-гриль?
      Она профессионально улыбнулась:
      — Конечно. Прошу за столик.
      Она проводила меня к столу. Отсюда было великолепно видно сцену.
      — Вы можете сдать ваше оружие в гардероб, если делаете…
      Это что еще за бред?!
      — Нет, — сказал я и вцепился в автомат. — Не желаю.
      — А верхнюю одежду?
      — Я вообще-то ненадолго… Куртку положу рядом. Не подсаживайте ко мне никого, пожалуйста.
      — Хорошо. Что-нибудь еще? Меню посмотрите?
      Я вспомнил старый анекдот и засмеялся:
      — Спасибо, тебюя посмотрю как-нибудь в другой раз.
      Она даже бровью не повела.
      — Ваш заказ будет готов через десять минут.
      И ушла, поигрывая аппетитными ягодичками.
      Автомат я положил на стул рядом, прикрыл его курткой. Кобура с «Макаровым» была надета поверх свитера, но с ней я расстаться не решился.
      Я сидел и осматривался. На стенах зала, полу сцены, столах — везде были изображения страусов: жующих, бегущих, дерущихся, спрятавших голову… Таким образом здесь оправдывалось название клуба. Посетители были большей частью трезвые, никто не клевал носом, все очень живо реагировали на происходящее на сцене.
      Пластика у танцующих девиц, надо признать, была отменная. Одна музыкальная композиция сменилась другой, более энергичной, и девушки сразу поменяли ритм — он стал немного рваный, но восхитительно завораживающий…
      Музыка стихла. В зале раздались аплодисменты. Высокая, бритая наголо красотка в купальнике, едва заметном на смуглом теле, вынырнула откуда-то из-за сцены с хрустальным подносом в руках и, не снимая улыбки с лица, пошла по залу. Деньги на поднос бросали щедро. На меня бритая взглянула мельком и подходить не стала.
      Трио девиц, изящно подхватив одежду, смылось в неприметную дверку следом за бритой, уносящей полный поднос — в основном рубли, как я успел заметить, но были и долларовые купюры. Что происходит? Откуда у местных работяг, пусть и объявивших себя независимыми, столько щедрых чаевых стриптизершам? У них что, от внезапно произошедшей независимости сильно прибавилось денег? Или они наведались через реку и поучаствовали в разграблении банка?..
      Официант, на этот раз парень, но одетый абсолютно так же, как его коллега-девица (тьфу, извращенцы!), принес и расставил на столе великолепный ужин: запотевшую кружку пива с белоснежной шапкой пены, вазочку с салатом, хлеб в плетеной корзиночке, тарелку с двумя ароматными, с поджаристой корочкой, окорочками гриль, любовно обложенными зеленью и половинками долек лимона, соусницу. Мое чувство голода мгновенно усилилось.
      Официант разложил приборы и чуть наклонился ко мне:
      — Что-нибудь еще?
      — Спасибо, — сказал я, махом отъедая от потрясающе приготовленного окорочка, — вы сделали все, что могли.
      Официант пошел по залу, а я отвернулся, чтобы не видеть его… спину.

Глава пятая