О чем это я? Что делать? Искать Человека Равновесия — малореальное предприятие, да что там; оно невозможно вообще. Добраться до дома, засесть там и ждать развязки… Или голодной смерти?
А ведь у бабки Харона не вызвал удивления тот факт, что я ищу ее внука. То есть
она знала, что он знает то, что нужно мне.Голова пухнет… Вот он, главный вопрос, который не дает мне покоя с первого дня, как я оказался в этом двинутом мире:
почему все вокруг знают всё и всё понимают в происходящем, а я не знаю и не понимаю ничего?!Больше того. Они все убеждены, что так и должно быть. Что вся эта глобальная аномалия — нормальный ход событий! Ну, может, не столь категорично… Скажем так: людей, понимающих абсурдность происходящего,
запредельнуюабсурдность — ничтожно мало. В основном я сталкиваюсь с теми, кто существует в этом… комфортно (впервые меня это поразило в банке!) и такое ощущение, что довольно давно.
И этот странный конферансье… Дюкин. Я не смог вспомнить, где видел его, хотя вчера пытался сделать это целый день — кажется, даже во сне. И фамилия его определенно мне знакома… Что он выдал?
«Вы посредине».Боже, если
это —середина, то что в конце? Ад с чертями и сковородками? Ни на что другое у меня не хватает фантазии…
Вернемся к тому, с чего начали. Каракурт считает, что нужен мне. Значит, он знает ответы. Значит, он, а не Харон и даже не Человек Равновесия — цель моих блужданий по городу вторую неделю? Значит, через два часа я буду знать всё. ВСЁ. И как в конце фильма «Игра» с Майклом Дугласом: конфетти, хлопушки, шампанское… Мы просто хотели тебя расшевелить! Все это подстроено! Нет никаких крыс; Лева, Антон и Михалыч не погибли в супермаркете; Васю Бухло не взорвали на трассе; у мальчика Мити живы родители… И все они сейчас наблюдают за тобой в дырочку и укатываются со смеху!
Кстати! Дошел ли Митя до моей мамы?!
Я прилег на край кровати, свернулся в позе эмбриона. Десять минут, сказал я себе. Десять минут — и можно выходить к завтраку.
Мне показалось, что прошло не десять, а минуты две. В дверь забарабанили.
— Артем! Шеф ждет!
Я быстро оделся и, зевая во весь рот, пошел вниз. Настроение было отвратительное.
В большой столовой за прямоугольным столом, накрытым свежайшей скатертью, собрался весь цвет Диких Байкеров — человек восемь, во главе с Каракуртом. Они чинно сидели, опустив глаза; никаких локтей на столе, скабрезных шуточек, сморканий в скатерть и почесываний в разных местах. Не бандиты, а выпускники воскресной школы.
Еда, правда, была плебейской: горячая вареная картошка с тушенкой, нарезанный кольцами репчатый лук, квашеная капуста… И три бутылки водки. Я еще подумал, что на таких лосей полтора литра — не доза. Но, вообще, водка с утра… Пусть только светает, но все равно…
— Доброе утро, господа бандиты, — сказал я. Восемь пар глаз уставились на меня. — А где мухи?
— Ка…кие мухи? — спросил с запинкой худосочный байкер, которого, если не ошибаюсь, звали Землекоп.
— Ну как же! В соответствии с бессмертным учением Корнея Ивановича Чуковского, пауки — если только они настоящие пауки! — питаются исключительно мухами. Это, так сказать, их национальная пища, основная. Я ожидал, что на столе будут представлены все кулинарные изыски: мухи в собственном поту, мухи под шубой, мухи в различных соусах… Не пристало истинным боевым паукам питаться, как обычным людям.
В продолжение моей издевательской тирады сидящие за столом медленно, один за другим, переводили полные ужаса взгляды на Каракурта, ожидая взрыва, самума, урагана, призванного смести меня — а заодно и их,
услышавшихкрамольные речи чужака…
Но Каракурт молчал. Хмурился — и молчал. Потом спросил:
— У тебя всё?
И вдруг оказалось, что дурак и клоун в этой компании я. Еще неизвестно, где бы я был, если б не байкеры, превратившие несколько часов назад грозное и неприступное здание полиции Нижнего города в дуршлаг китайского производства.
— Если всё, — сказал Каракурт, — тогда садись. Будем завтракать.
И он указал на стул рядом с собой. Я подошел и сел.
— Ему не надо бы здесь, босс, — робко сказала Вязальщица. — Он проявил неуважение. Он оскорбил нас, тебя… и даже память Птицеяда.
Все посмотрели на ту девушку, которая дольше всех прощалась с Птицеядом у крыльца здания полиции. Она молчала.
— Парень просто не
догоняетнекоторых вещей, — сказал Каракурт. — Кроме того… Ему досталось, и он стал немножко фаталистом с извращенной фантазией. Иногда он намеренно ищет неприятностей, вызывает огонь на себя. Так, Артем? А огня все нет. И это расхолаживает. Землекоп, ты чего замер? Разливай!
Они выпили. К своей рюмке я не притронулся; впрочем, никто и не настаивал. Байкеры начали быстро и шумно есть: образа выпускников воскресной школы как не бывало. У меня аппетита не было, я вяло ковырялся вилкой в тарелке и смотрел в окно. Во дворе несколько байкеров сколачивали из досок высокую и широкую конструкцию, переругивались, но работа шла споро.
Каракурт проследил за моим взглядом.
— Помнишь фильм «Троя»? — спросил он. — Там Ахиллес так хоронил своего брата, Патрокла.
— Но ты не Ахиллес, — хмуро сказал я. У меня вдруг появилось плохое предчувствие. — А Птицеяд — не Патрокл.
Каракурт наконец взорвался:
— А что ты вообще понимаешь?! Мы сняли твою задницу с вертела, когда под ней уже разожгли огонь! Между прочим, именно Птицеяд разработал план нападения на полицию! Ты не погиб, когда нас попытались расстрелять на дороге…
— Я не просил тащить меня сюда, — сказал я. — Я хотел идти домой.
— Думаешь, ты бы дошел?
— Странно, что тебя это заботит.
— Заботит! Если просит такой человек, как…
Он осекся. Я вскинул голову:
— Кто?!
— Не важно… — сказал Каракурт. — Если просит один важный и нужный человек, я просто не могу отказать!
Я почти не сомневался в том, что
знаю,кого он имеет в виду. Но мне необходимо было услышать… А Каракурт, конечно, не скажет.
— А теперь ты, — продолжал он, — сидишь с нами за одним столом, нас же поливаешь грязью… Ты — человек низшей расы! Мозги твоих предков в некоторых странах считаются деликатесом, там люди жрут мозги живых обезьян! Попробовали бы они проделать нечто подобное с пауками!
— Пожалуй, — согласился я. — И насчет «низшей расы» я уже слышал. И даже помню, чем кончил тот
проповедник… Он определенно прав в одном, думал я. Не только приключения находят меня; я сам нахожу их «на свои вторые девяносто». Вызываю огонь. Что стоит ему сейчас метнуть в меня ту страшную игрушку — отомстить за все нанесенные мной оскорбления… Никто из присутствующих даже не удивится; просто оттащат меня во двор, чтобы Матвей своим чавканьем не портил им аппетит…
Каракурт молчал. Он налил себе водки, хмуро выпил и налил снова. Окружающие были в ступоре. Ясно, что ни одному из них он не позволил бы сказать и десятой доли того, что услышал от меня… Так почему я еще жив?
— Каракурт, Семеновых нужно отпустить, — сказала Вязальщица. — Старикам совсем плохо. Ночью, когда мы уезжали за тобой, у деда был приступ.
— Выживет — отпустим, — сказал Каракурт.
Вот это да! Значит, они удерживают заложников?!
— Сколько же вы за них запросили? — поинтересовался я. — Или не успели?
— Хватит, Артем. Мне надоело. Я хочу услышать твою предысторию. Что произошло с тобой до того, как мы встретились в камере полицейского управления.
— Зачем? — рассказывать мне не хотелось.
— Это мое дело.
Я неохотно стал рассказывать, увлекся. Они слушали с интересом, переглядывались; Каракурт ухмылялся. Когда я дошел до визита на Холодные озера и встречи с бабкой Харона, он перебил:
— Какое впечатление она на тебя произвела?
Что за странный вопрос, подумал я, но сказал:
— Пожилой одинокий человек. Переживает за внука.
— Сумасшедшая старая ведьма, — отрезал Каракурт. — Дальше.
После эпизода убийства Вельзевула он вдруг захохотал — раскатисто, до слез, выкрикивая:
— Ай да Артем! Ай да калика перехожая!
Завалить такого зубра! — Я не мог понять, всерьез он, или насмехается, отыгрываясь за мои издевки в начале застолья. Кроме него, больше никто не смеялся, все настороженно переглядывались. — Повеселил, братишка!.. Слушай, а в «Страусе» ты точно видел мертвого Харона?
— Точнее не бывает, — мрачно ответил я.
— Ну-ну… Досказывай.
Окончание одиссеи уместилось в нескольких фразах. Каракурт не мог успокоиться и все похохатывал.
На пороге возник один из байкеров.
— Босс… Лазутчика взяли. Влез на территорию, минировал дом охраны на въезде.
Каракурт посерьезнел:
— Вы его не сильно отделали?
— Челюсть не сломана, — хмыкнул байкер, — говорить может.
— Давайте его сюда. Но сначала с тобой. — Он повернулся ко мне и вновь расплылся в улыбке. — Момент истины. Сейчас поймешь, зачем ты здесь. Надеюсь, потом даже поблагодаришь. Поднимайся на третий этаж, комната прямо напротив лестницы.
Сердце мое упало, перед глазами все поплыло. Неужели… у него мои жена и сын?
— Чего ты смотришь на меня глазами беременной верблюдицы? — удивился он. — Там Харон. Ты же хотел с ним встретиться?..
Глава третья
Конечно, это был не Харон. Не настоящий Харон. Не тот, которого я видел в «Страусе». Меня опять обманывают или…
— Как вас зовут? — спросил я.
— Харон, — доброжелательно сказал он. — Друзья называют меня Харик. Вы тоже можете.
— Могу… что?
— Так меня называть. Хариком. Хотите кофе?
Не дожидаясь ответа, он начал колдовать над чашками и сахарницей.
— Правда, кофе растворимый, но все лучше, чем никакого… Да вы садитесь… Артем?
Я кивнул:
— Артем.
— Вот и познакомились.
Итак, думал я с холодной яростью, кто теперь решил меня разыграть? Каракурт с подачи Человека Равновесия?! Этот человек в халате на голое тело, бледными волосатыми ногами и манерами преподавателя института просто не может быть лодочником с Холодных озер!
— Вы… настоящий Харон?
Он пожал плечами.
— Каждый из нас — настоящий и вымышленный одновременно. Сами для себя мы настоящие, но окружающие во многом нас придумывают…
— И вы можете показать Выход?
Электрический чайник Vitek («Витёк», как называет его мой сын Димка) пошумел и отключился. Человек разлил кипяток по чашкам; в комнате сразу запахло кофе.
— Нет, — сказал он.
— Я так и знал! — вырвалось у меня.
Он поморщился, как от зубной боли.
— Показать не могу. Но могу объяснить, как его найти. Кстати, некоторое время назад вы были рядом с ним. В двух шагах.
«В двух шагах от „Рая“, называлась повесть о разведчиках во время войны, которую я читал еще в школе, в журнале „Искатель“. Память моментально начала отщелкивать события назад, выискивая:
где?В здании полиции? В «Страусе»? На чердаке дома, где мы встретились с Митькой (дошел ли он до мамы?!)? На озерах? Где? Где?!
У меня все было написано на лице. Протягивая чашку с огненным кофе ручкой ко мне (держал за раскаленные бока и даже не покривился), человек располагающе улыбнулся:
— Не надо так себя мучить. Все равно вы не знали, что стоит подойти,
шагнуть— и вы вернетесь назад. Это был взорванный дом, у которого вы нашли куклу.
Да, конечно. Все правильно. Сергей тогда предложил меня подвезти, но что-то толкнуло — и я отказался. Пошел пешком. Посчитал, что нужно осмотреться, подумать… Был дом, вернее, то, что от него осталось. И была поплавленная кукла с бесстыдно раздвинутыми ногами. Она еще сказала мне «Ма-ма» голосом певицы Глюкозы. А в этом доме…
— В этом доме, — сказал человек, сидящий напротив и, без сомнения, читающий мысли, — был Выход.
Я осторожно отхлебнул из чашки.
— Вы Харон? Вы действительно Харон? — спросил я.
— Харон Ованесович Оганесян — к вашим услугам. Мой отец был историком, специалистом по Древней Греции. Именем я обязан ему.
— Жутковатое наследство, — сказал я, чувствуя пустоту в душе. — Но армян-лодочников не бывает, так же, как нет евреев-строителей и дворников.
— Ну, во-первых, армянин я только наполовину; мама была русской, царствие ей небесное… А что до имени… Многие не знают, с чем оно связано. Можно же абстрагироваться…
— А вы — абстрагируетесь, когда топите на озерах людей? К тому же, если не ошибаюсь, это был брат по крови…
Он помрачнел:
— Почему люди помнят один плохой факт и забывают сто хороших? Трагическая случайность, не более…
Я смотрел на него. Ничего общего с описанием моей мамы. Невысокий, без бороды, утонченные черты лица. Над уголками губ, справа и слева — щегольские капельки усов, будто прилипли две половинки кожуры от семечек. Седые баки. Волосы с проседью собраны сзади в аккуратный небольшой хвост, перетянутый кожаным шнурком. Лицо породистое, но никакой благообразности; скорее — порок.
— Мне вас описывали по-другому, — сказал я. — Тот, в «Страусе», был ближе к образу. И звали его так же. Что за мистификации, можете объяснить?
В это время с улицы послышался зычный голос Каракурта. Харон поднялся с кресла, подошел к окну и позвал меня:
— Не желаете взглянуть?
Я приблизился к окну.
Занимался пасмурный рассвет — новый день в этом проклятом мире. Во дворе собрались все, или почти все, Дикие Байкеры. Они стояли вокруг высокой деревянной конструкции, на вершине которой лежали тела Птицеяда и второго байкера, завернутые в серые покрывала.
Каракурт и еще четыре бандита держали в руках горящие факелы. Главарь с пафосом вещал о потере, мести, памяти, законах паучьей стаи; его голос то почти утихал — и тогда стоящие в отдалении подавались к нему, чтобы расслышать, то гремел во всю мощь — и люди отступали. Так они колыхались некоторое время. Потом большой босс на мгновение умолк, вскинул вверх факел и заревел. Его примеру последовали четыре бандита, а все остальные орали с поднятыми вверх руками. Звук был столь мощный, что задребезжали стекла, а я отшагнул от окна, успев заметить, как пять человек внизу, во дворе, не переставая орать, синхронно опускают факелы и подносят огонь к основанию деревянного сооружения.
Харон, не отрываясь от зрелища, допил кофе и пробормотал:
— Ритуал…
— Да бросьте вы! — сказал я с раздражением. — Насмотрелись голливудщины… Начнем с того, что Патрокл был обезглавлен, а Птицеяда расстреляли…
— Знаю, — сказал Харон. — Читал Гомера.
Мы вновь уселись друг напротив друга. С улицы доносился треск гигантского костра, в небо поднимались клубы черного дыма.
— Так что насчет внешности и двойников? — спросил я. — Или тот, в стриптиз-клубе, тоже был настоящим Хароном? Вас, Харонов, вообще можно строить поротно и отправлять на защиту города от всякой нечисти…
— Знаете, Артем, в этом мире много странного… Если я вам скажу, что того человека в «Страусе» не было — вы ведь не поверите?
— Как это — не было?! — взвился я.
— Вот видите… Точно так же не поверите в то, что он такой же настоящий Харон… виноват,
былнастоящим Хароном, работал на лодочной станции Холодных озер… Только родственников у него нет, а у меня есть — бабушка; он был наркоманом, а я — нет; и он не знал, где Выход и кто такой Человек Равновесия, хотя слышал и про то, и про другое. А я знаю.
— А кто утопил мужа Розы Карапетовны? — спросил я, переставая понимать
вообще что-либо. —Вы? Или он? Или оба вместе?
— Я, — сказал Харон, улыбаясь. Подумал и добавил: — Или он. Но только не оба вместе.
— Вы издеваетесь?
— И не думал.
— А как вы оказались здесь, на Золотых дачах?
— Очень просто. Четверо суток назад, ночью, ко мне в квартиру в Нижнем городе вломились полицейские во главе с господином Топорковым. Перевернули все вверх дном — что искали, не имею понятия. Зачем-то потащили меня с собой, не дав толком собраться. На выезде из Нижнего города меня отбили байкеры, доставили сюда. Каракурт потом по глупости попался, не знаю точно где.
— Они держат здесь заложников?
— Да, кое-кому из хозяев особняков или их родственников не повезло…
— И вы называете это невезением?! — Я заставил себя успокоиться, закрыл глаза и сосчитал до десяти. — Я искал вас. Долго. Мне про вас сказал…
— …Лесик. Я знаю.
— Я искал вас… Напрасно?
— Это решать вам. Расскажу, что знаю. Сможете понять, нет ли… Приготовьтесь слушать.
Настройтесь.
Окружающее пространство преобразилось. Все посторонние звуки и запахи ушли, изображения окружающих предметов и картины за окном будто смазались. Были только я и он.
Да. Кажется, я
настроился…
— Представьте себе мир, внешне очень похожий на обычный: с теми же зданиями, улицами, людьми, тем же
духомзнакомого вам с детства города. Но вместе с тем неуловимо измененный, когда вы не знаете, сколько на самом деле этажей в супермаркете, или откуда взялись те или иные «лишние» постройки. Мир одной большой беды, раскладывающейся на какое угодно количество каких угодно составляющих. Это может быть бойня в супермаркете, после которой не остается трупов врагов, но она реальна, потому что вы находите гибнущих или погибших людей, которых вы знаете и которые вам дороги. Это может быть нападение обкуренных вооруженных парней на одинокую машину… Взорванный дом… Осада банка… Крысы-мутанты, пожирающие людей… Правоохранительные органы, устраивающие информационную блокаду и не дающие расследовать то, что происходит, специалистам из федерального центра… Бессмысленные бои на улицах — или, наоборот, отсутствие людей: целые вымершие кварталы. «Пир во время чумы» в Нижнем городе. Байкеры-бандиты, которые считают себя хозяевами… Достаточно? Но беда и ее составляющие — лишь одна часть картины. Другая: нередкое отсутствие логики в событиях, рассказах людей; отсутствие логики в течении самого времени! Вспомните: то, что говорил вам водитель «Оки» Сергей, а позже — ваша бывшая учительница, поразило вас своей алогичностью! Когда начались странные события? За три дня до супермаркета? За шесть? Но для вас они начались
в деньвашей поездки в супермаркет! И вы знали, что не отправляли семью в Москву, а все, даже ваша мама, утверждают обратное! Сколько времени вы провалялись в убежище Лесика, жалеючи себя? Два дня? Неделю? Как такое могло быть?
— Вам многое известно… — сказал я, завороженный. — Вы бог?
— Ни в коем случае. Я даже не Человек Равновесия — по крайней мере у меня нет его страсти к дешевым эффектам типа звонков по неработающим телефонам. Я Харон. Вы искали меня, чтобы получить ответы. Через многое прошли. Кое-какие ответы я дам… Итак, вот вкратце картина мира, в котором вы оказались. Никакой помощи извне! Она пресечена жесточайшим образом. Никакой связи с внешним миром. Мир беды, отсутствия логики. Черный мир парадоксов. Мир, где плюшевая игрушка паука по желанию ее хозяина превращается в живую тварь и сжирает человека. Мир, где зачастую нельзя верить никому и ничему, даже собственным глазам и ушам; а можно верить только оружию и собственным рукам и стрелковому таланту. Мир страха и постоянного напряжения. Мир, где нет киношных ужасов, типа ходячих мертвецов, дьявола, меняющего облик, или гигантской трехголовой змеи, но есть то, что гораздо страшнее, потому что реально. Вот вам мир реального на фоне ирреального — или наоборот, как вам больше нравится. Все смерти, которые вы видели, — это действительно смерти. Но что-то другое — не обязательно именно так, как предстало вашим глазам. Вот вам мир, который нельзя проанализировать; в котором нельзя спрогнозировать поступки — ни свои, ни чужие. Мир, в котором все знают всё про всех, — я вздрогнул, — а вы не знаете ничего ни про кого. Он
есть,и вы в нем… уже две недели или около того.
Каждая его фраза падала огромным тяжелым камнем на мою душу. Я был завален этими камнями и не мог пошевелиться.
— Зачем? — спросил я, не видя его; кажется, слезы мешали мне видеть. — Зачем я здесь нужен?
— У каждого, кто находится здесь, есть свое предназначение. У вас — в первую очередь, ибо вам дано право (и боль!) постоянно осознавать кошмар и нелогичность происходящего вокруг. Самое сложное и самое ответственное предназначение, поскольку вы до сих пор живы.
— Какое?
— Оно откроется вам, когда вы будете у Выхода. Этот мир, при всей его черноте, имеет одно светлое пятнышко: из него можно выйти. Вернуться в нормальный, обычный, ваш мир, в котором вы жили до злосчастной поездки в супермаркет. Выход мобилен, он перемещается. Сейчас его нет на прежнем месте, во взорванном доме.
— А где? Где Выход?
Он не мигая смотрел на меня.
— Я скажу. Но прежде я обязан проинформировать вас о другом варианте развития событий. Вы можете уйти, вернуться… а можете попытаться найти Человека Равновесия и вместе с ним спасти
этот мир.Выбирать вам. Возможно, стоит подумать о людях, которые против желания оказались здесь: в заложниках у байкеров-бандитов, в жилых домах… запасы продуктов не вечны! Они слабы, эти люди. У них нет и сотой доли храбрости и упорства, которые есть у вас. Ваша мама, ваша учительница… Еще многие, ваши друзья и знакомые, те, кто не успел вовремя уехать. Вы
уйдете,а они останутся. Кто-то должен
помочь им!Не в этом ли ваше предназначение? Найти Человека Равновесия я помогу. Во всяком случае, направлю. Но… решать вам.
Он умолк.
А я…
Я сделал свой выбор давно, и покоился он на простом и ясном постулате:
Я НЕ ГЕРОЙ.Пусть этот мир спасает тот, кто знает, или хотя бы догадывается, как это вообще делается. Я здесь по ошибке. Нет у меня никакого предназначения. И быть не может.
Я хочу уйти.
— Я помогу найти Человека Равновесия! — напомнил Харон. Все мои мысли он прекрасно читал по лицу.
— Вы ведь могли слукавить, — сказал я.
— Что?
— Могли рассказать только про
одинвариант: поиск Человека Равновесия и спасение мира.
Он помотал головой:
— Нет. Не мог.
— Я хочу уйти, — сказал я тихо.
Он подался вперед:
— Не расслышал… Что?
— Я хочу уйти! — сказал я громко и отчетливо.
— Подумайте! — Его голос звучал почти угрожающе. — Нет ли ошибки в том, что вы…
Я метнулся к нему, схватил за затрещавшие отвороты халата на груди и вздернул вверх:
—
Я хочу уйти,твою мать, понял, ты, чухня нерусская?! — заорал я ему в лицо, брызжа слюной. — Хватит с меня ваших фокусов: реально-нереально, бывает-не бывает, умер-жив! Вот вы где у меня, б…ди, все — скопом! Сгинут люди — и пусть сгинут! Всех жаль — и мать, и учительницу, и остальных… Но даже если их не будет в том, нормальном мире, куда я вернусь, а все они останутся здесь…
Я хочу уйти!!!
— Отпустите меня, — сказал он спокойно.
Ярость схлынула, как морская волна, разбившаяся о волнорез. Я отпустил его и вернулся на свой стул. Звуки и краски постепенно возвращались.
— Вы не боец, — сказал он.
— Наверное. Впрочем, если бы я совсем не был бойцом, мы бы, возможно, и не встретились. Просто я не герой. Выбор пал не на того. Лимит неприкосновенности израсходован вхолостую. В другой раз тщательнее подбирайте кандидатов на роль спасителя.
— Я еще раз призываю вас подум…
— Ответ окончательный.
— Хорошо, — деловито сказал он. — У вас есть ко мне вопросы?
— Да, — сказал я. — Кто такой Дюкин?
— Конферансье в «Страусе», обычный маленький человечек… Вы так его напугали — он наверняка захочет уволиться… Уйдет на пенсию, переедет на дачу, подальше от этого сумасшедшего города. Станет выращивать картошку и продавать на базаре — если, конечно, «черные» хозяева базара дадут ему такую возможность.
Я терпеливо выслушал всю эту ересь и сказал:
— Харон, я не услышал ответа на вопрос, который задал. Кто такой Дюкин, откуда я его знаю, и почему он сказал: «Вы посредине»?
Харон помолчал, его губы с щегольскими капельками усов сложились в извинительную улыбку:
— Артем, я могу соврать… Но ложь вряд ли вас устроит. Вы узнаете, кто он, но не теперь. Что же до фразы… Он, наверное, увидел в вас героя, способного ввязаться в бой за спасение этого мира. Если бы он знал, что вы
уходите,сказал бы нечто иное.
— Понятно. — Я кивнул. — И второе… Кто был тот, другой Харон, которого я нашел в «Страусе»? На тот момент я был убежден, что он — настоящий лодочник с Холодных озер, именно его я искал…
— Все не дает вам покоя? Послушайте, какая разница? Тот наркоман — просто очередной шаг ко мне, обманка… Вы готовы выслушать, где находится Выход? — Он достал из ящика комода лист бумаги и ручку и подошел к столу. — Присоединяйтесь…
Я встал рядом с ним.
— Знаете, Артем, мне интересно… Вы не боитесь, что я обману вас? Отправлю в ловушку, из которой вы никогда не сможете выбраться? Оправдаю свое имя в очередной раз?
Я посмотрел ему в глаза.
— А вы хотите отправить меня в ловушку?
— Честно говоря, очень.
— Рисуйте, — сказал я. — Я все равно не буду знать, ловушка это или нет, пока не приду на место.
Он начал быстро набрасывать чертеж и рассказывать. И я понял, что это никакая не ловушка, а самый логичный эпизод самой нелогичной истории. Круг замкнулся.
Мы почти закончили, когда совсем рядом несколько раз бабахнуло; в доме задребезжали стекла. Я выпрямился.
— Что это?
— Не отвлекайтесь, — пробормотал Харон.
Во дворе закричали и забегали люди. Послышались выстрелы.
Дверь в комнату распахнулась. На пороге стоял Землекоп.
— Мужики, поздравляю… У нас гости.
Глава четвертая
Харон оделся со скоростью, которой я никак не ожидал от этой рафинированной полукровки, провидца, прикрывающегося скромной должностью спасателя на водах.
Подгоняемые Землекопом, мы скатились вниз. Листок с планом лежал в кармане моих брюк.
На первом этаже вовсю кипела работа по организации обороны; она напомнила мне картины гражданской войны (но с поправкой на современность), которую я знал, естественно, по кинофильмам: никто не шел строем в шапках с красными лентами, зато пробегали во всех направлениях бравые парни в кожаной «униформе» с цинковыми ящиками в руках, снайперы с винтовками, автоматчики — словом, массовка. Со мной случилось краткое
дежа-вю:мне показалось, я в родном банке во время его осады.
А вот и одно из главных действующих лиц — Каракурт. Покрикивает на своих людей:
— Шевелитесь! Снайпер — на чердак! Докладывать по рации!
Ни дать ни взять — красный командир.
— Кто посмел? — спросил я. — Полиция? Топорков?
Неподалеку засвистело, грохнуло. Похоже, работает установка «Град». Каракурт невозмутимо посмотрел мимо меня на Харона:
— Вы закончили? Хозяину можно дать отмашку?
— Он уходит, — сказал Харон.
— Мудро!
Я не поверил своим ушам. Это что же получается: Человек Равновесия — хозяин Паука Разумного?!
— Ни полиция, ни Топорков со своими отморозками в погонах сюда никогда не сунутся, — сказал Каракурт, обращаясь ко мне. — Это чеченцы. «Воины Ислама». Получили информацию, что у нас здесь большой склад оружия и богатые заложники… Землекоп, к мониторам! Камеры расставлены в секретах по всему периметру, — сказал он нам. — Отслеживаем передвижение каждой группы.
— Как же они… получили информацию? — спросил я, сбитый с толку. Очень уж уверенным в себе выглядел Каракурт.
Он посмотрел на меня непроницаемым взглядом и оскалил зубы, что должно было означать улыбку.
— Я ее отправил. Через проверенных людей. Я хотел заманить их — и они пришли. Правда, чуть раньше, чем ожидалось…
— Каракурт, — подал голос Харон из-за моей спины, — может, не стоит рассказывать всего?
— Почему? Чем он помешает? Я давно хотел уничтожить Масуда, Ильяса, Багиру и их людей. Двум паучьим стаям в этом мире не место. Они низшие изначально, потому что
люди.Значит, останемся мы.
— Разве «Воины Ислама» — люди? — спросил я, хотя прекрасно понимал, что он имеет в виду.
Харон дернул меня за рукав и повлек в глубь дома, под парадную лестницу. Отсюда стрельба была слышна приглушенно, а взрывы гранат напоминали удары в большой барабан.
— Я не успел сказать кое-чего, Артем… Думаю, тебе это важно. Тот мальчик, Митя, которому ты дал адрес твоей мамы…
— Что с ним?!
— Он не дождался утра, ушел с чердака ночью и… Попал к педофилам. Есть тут уроды, их человек десять. Снимают порнокино с участием детей. Иногда убивают в кадре, но это — если есть заказ от особого клиента.
— Он… жив?
— Пока. Съемка будет сегодня. Но что с того?
— Я вытащу его, — сказал я, — и заберу с собой.
— Ты не можешь! — быстро возразил Харон. — Выход рассчитан на одного!
— Тогда доведу его до мамы…
— Я говорил: ты должен успеть к Выходу до конца сегодняшних суток. Потом Выход начнет перемещаться, и ты опять не будешь знать, где его найти.
— Я успею.
— А если нет?
— Я вытащу его, — сказал я упрямо. — Где их база, знаешь?
— Пансионат «Лесная быль».
— Это совсем недалеко… Я окажусь там быстро. Но мне нужно оружие…
— Подожди пару минут, — сказал Харон.
Он убежал. Я задумался. Успею ли я добраться до Выхода, если займусь Митькой? Но оставить его я не мог. Страшнее предательства не придумаешь…
Вернулся Харон в сопровождении обвешанных оружием байкеров — Вязальщицы и молодого парня, совсем мальчика, одетого в кожаную «униформу» с изображениями крестов на куртке и брюках.
— Я Крестовик, — представился паренек. — Мы с Вязальщицей идем с тобой.
— Зачем? — Я посмотрел на Харона. — Мне не нужна помощь, я прекрасно справлюсь один!
— Откуда такая уверенность? — Что-то в голосе Харона заставило меня заткнуться.
— А ты? — спросил я. — Ты разве не идешь с нами?
Он помотал головой: