Глава первая

В первый выходной после суточной смены объявили стрельбы. И хотя предыдущий день выдался беспокойным, и я порядком устал, на стрельбах в тире был на высоте: с реакцией, глазомером, выдержкой – всем тем, что называется «стрелковым талантом», по-прежнему все обстояло отлично.

С удовольствием отметил, что показатели мои были выше, чем у многих коллег из инкассации. Когда объявляли результаты, поймал несколько обращенных в мою сторону не самых доброжелательных взглядов. Пусть их! Как говорит наш дорогой шеф, просто делай свою работу и старайся делать ее хорошо.

Во время чистки оружия подошел шефов зам, Михалыч (он всегда сопровождал сотрудников на стрельбы), и некоторое время стоял рядом, наблюдая за моими действиями.

– Ловко, – пробурчал он в усы. – Молодых подучишь... Какие планы?

Я помолчал, быстро собирая пистолет. Странный вопрос. Впрочем, Михалыч никогда ничего не говорит и не делает без цели.

– Вообще-то у меня выходной, первый после суток. Да и потом, вчера с этим советом директоров меня порядком замотали. Сдам оружие, а потом поеду домой отсыпаться. – Я защелкнул затвор, поставил пистолет на предохранитель и убрал его в кобуру.

– А какой сегодня день, помнишь?

Он так это спросил, что я тут же вспомнил. Ну конечно! День рождения Папы, то бишь начальника Службы безопасности нашего банка, ВВС – Виктора Владимировича Сотникова! Как я мог забыть?.. Хотя какое мне дело... Я обычный сотрудник Службы, пусть даже старший смены, и если Папин день рождения пришелся на мой законный выходной, да еще первый после суток, то я поеду отсыпаться, а поздравлю его в следующую смену. В нашей смене найдется с десяток человек, которые обязательно останутся сегодня после сдачи оружия в банке – славословить и лизоблюдствовать. Но я не из таких. Не люблю. Несмотря на некоторые нюансы.

– Вижу, что помнишь, – сказал проницательный Михалыч, не сводивший с меня взгляда. – Это хорошо. Шеф просил, чтобы ты помог ему с подготовкой застолья. А день он тебе вернет.

Если честно, мне не хотелось, и я вяло мотнул хвостом:

– А что, кроме меня некому?

Михалыч прищурил один глаз, и это само по себе выглядело достаточно угрожающе. Он мог ничего не говорить, но все-таки повторил, потому что знал, насколько между мной и Папой доверительные отношения (они сложились сразу, хотя я совершенно не понимал, почему именно я их удостоился):

– Шеф просил, чтобы именно ты помог ему с застольем. Или ты так устал, что не доедешь до супермаркета на машине с двумя помощниками?

Я скорчил самую добрую улыбку, какую только мог. Дескать, после работы и стрельб плохо соображаю, не сердитесь на блаженного.

– Садись в автобус. – Михалыч от души хлопнул меня по плечу.

Поднявшись в салон автобуса, я увидел некоторых из тех, кого ожидал: любителей отметиться на днях рождения начальства. Они с самого первого дня работы знают все необходимые даты дней рождения и именин, причем не только любимого руководства, но и их родителей, жен и детей; они больше всего мельтешат именно в такие дни, а в обычные рабочие их часто приходится поправлять или понукать. Удивительно, но именно за счет своего знания и умения подлезть они и добиваются повышения по службе и зарплате. Эти уж точно не поедут отдыхать после суточной смены.

Я сел отдельно и сам не заметил, как задремал, а потом и всерьез заснул. Проснулся только один раз от толчка – автобус резко остановился на перекрестке напротив клиники, где мы каждый год проходим медицинское обследование за счет банка: правление заботится о здоровье своих сотрудников. Похоже, на этом перекрестке мы попали в добрую долгостоячую пробку; я заснул снова. Привиделся какой-то сюрреалистический хоррор, похожий на сюжеты картин Брайана Юзны[1], ужастики которого в период тотального потребления видеопродукции из-за бугра смотрел с удовольствием и даже трепетом, хотя ничего более глупого и примитивного в американской киноиндустрия категории «С» не существует. Дескать, я на диспансеризации, два очкарика в белых халатах усаживают меня в кресло – гибрид зубного с гинекологическим (как я представляю его себе по фильмам и рассказам жены), быстро облепляют голову датчиками. Я устраиваюсь поудобнее, они терпеливо ждут. Я затихаю, откидываю голову, и тогда один из псевдомедиков (в очках с толстыми стеклами, делающими зрачки похожими на небольших плавающих медуз, и улыбкой, состоящей из редко посаженных, выдающихся вперед зубов) подносит к моему лицу маску, напоминающую те, что носят летчики во время сверхзвуковых полетов и говорит:

«Вдохните...»

Вот на этом я проснулся, резко подался вперед и даже издал нечто вроде «Бр-р-р...» Привидится же такая ерунда после бессонной ночи и оглушающих стрельб в тире...

Я посмотрел в окно. Автобус подъезжал к банку.

– Разрешите?

Виктор Владимирович сидел за столом и что-то быстро писал. Это высокий, почти двухметрового роста, подтянутый мужчина сорока шести исполнившихся сегодня лет, породисто – неброско и благородно – красивый, всегда аккуратно и дорого одетый и подстриженный, гладко выбритый. Человек без изъянов и комплексов. Полковник СВР в отставке. Жена – переводчик с испанского, работает в Мадриде по контракту. Двое детей, сын и дочь, учатся там же. Все трое должны приехать в Россию на каникулы через месяц. По семье очень скучает. Связи на стороне исключены, хотя лично я не раз был свидетелем того, как на общебанковских сабантуях ведет себя с дамами как заправский Дон Жуан, ловит в свою паутину, а когда выпускает, они долго с обидой недоумевают: где же продолжение?.. А никакого продолжения быть не может не только на работе (кто ж на работе заводит флирт?! Хотя нет... его предшественник, Коломиец, как я слышал, крутил роман с начальницей юридической службы, крутил так, что об этом знал весь банк... ну, их потом обоих и погнали!), но и где-либо еще. Такой человек.

Почему он два года назад выделил меня из числа вновь принятых на работу в банк бывших ментов – бог весть. В принципе такого произойти не должно было: всем известно, что сотрудники КГБ– ФСБ и менты – злейшие враги, даже если они в отставке. Сейчас мы общаемся почти по-свойски, но с наличием некоей, едва уловимой грани, не позволяющей нашим отношениям перетечь в панибратство. Я никогда ничего у него не просил: должность старшего смены и небольшую прибавку в жалованье он дал мне сам три месяца назад. Несколько раз ездили на его внедорожнике на охоту и рыбалку, вместе пили, но ту невидимую грань никогда не пересекали ни с одной, ни с другой стороны. И это, на мой взгляд, самые лучшие отношения между коллегами по работе (начальником и подчиненным, прошу заметить!) и товарищами вне ее, какие только могут быть.

Иногда – под настроение – любит подшутить, подколоть, поставить в тупик, но делает это с таким невозмутимым, каменным выражением лица, что в жизни не угадаешь: шутит или серьезно. А он поставит в глупое положение – и наслаждается реакцией. Сотрудники банка, особенно новички, попадаются в его ловушки часто, я реже, поскольку довольно быстро научился распознавать его хитрости.

Он даже с женой и детьми по международной связи общается с этим каменным лицом, и только в голосе... еле уловимые теплые нотки. Школа ФСБ.

ВВС повернул голову в мою сторону, отложил ручку и перевернул листок, на котором писал. В его глазах было вежливое равнодушие.

– Что-то забыл? Да ты заходи, не стой в дверях.

Я опешил. Дурацкая ситуация. Одно из двух: либо Михалыч обманул, либо Папа опять насмешничает.

Я прошел в кабинет, пожал шефу руку, поздравил. Он поблагодарил, улыбнулся уголками губ, взгляд оставался безразличным. Похоже, я оторвал его отдел.

– Присаживайся, – сказал он. – Если не ошибаюсь, у тебя сегодня выходной, Артем? Или ты поменялся сменами?

Я сел напротив его стола, и тут зазвонил телефон. Папа некоторое время не отрываясь смотрел на меня, потом бесцельным движением переложил бумаги на столе и только после этого снял трубку.

– Слушаю. Я. Хорошо. Через пятнадцать минут. – Он положил трубку и зачем-то объяснил: – Правление собралось. Хотят поздравить, наверное... А дата-то не круглая! – и он вдруг улыбнулся по-настоящему, всем лицом.

Меня же не покидало ощущение нереальности происходящего. Шеф вел себя странно, за два года работы в банке я его таким не видел.

– Так чего ты хотел? – Выражение его лица вновь стало почти безразличным.

Если он играет, не будем показывать виду, решил я.

– Михалыч меня попросил... Сказал, вам нужна помощь в подготовке застолья. Мол, вы просили, чтобы именно я помог. Буду рад.

Он некоторое время смотрел на меня не мигая, взглядом удава Каа из «Маугли».

– В общем, все правильно, – вдруг быстро сказал шеф, меняя позу и отворачиваясь. – Поступаешь в его распоряжение. С вами поедут еще двое из молодых. Их задача – сумки оттаскивать. У вас с Михалычем будут списки и деньги. Народу ожидается прилично, мои бывшие коллеги хотят подъехать поздравить. В супермаркет я позвонил, вас там встретят, помогут быстро закупить все необходимое... Сэкономите время.

Еще бы не помогли! Супермаркет «Центральный» был клиентом нашего банка. Кроме того, как мне было известно, ВВС несколько раз разруливал щекотливые ситуации – проблемы с гастролерами, пытавшимися прощупать слабые места торговых точек города и незнакомыми с расстановкой сил. Учитывая это, буду удивлен, если нас не встретят с оркестром и огромной корзиной подарков дорогому и любимому Виктору Владимировичу.

– Все понятно? Найдешь Михалыча – и поезжайте.

Я поднялся.

– Артем.

– Да?

– Еще минуту. Сядь-ка.

Я снова сел.

Он опустил голову, делая вид, что уткнулся в свои бумаги, и оттуда, не поднимая глаз, спросил:

– Какие планы?

Дежа-вю, подумал я: этот вопрос мне за сегодняшнее утро задают уже второй раз.

– То есть? – сделал вид, что не понял, хотя глубоко в себе догадывался, о чем спрашивает шеф – наверное, потому, что подспудно давно ждал этого вопроса; в то же время я ясно видел: шеф не хочет, чтобы мне было понятно, о чем речь. – Садимся в машину, едем за продуктами...

– Я не про сегодня, – перебил он меня, все так же не поднимая головы. – Я вообще. О жизни.

Значит, моя догадка была верна.

– Какие могут быть планы? Работать, набираться опыта...

– Уходить не думал?

– Нет. Меня все устраивает.

– Хорошо... А то, понимаешь ты, руководство ставит задачу омолаживания коллектива сотрудников. Не передо мной лично, конечно, в первую очередь это касается Управления по работе с персоналом... Стариков в банке много, засиделись пенсионеры. Пора на заслуженный отдых. К Службе безопасности такая установка тоже имеет отношение. – Он поднял голову и в упор посмотрел на меня. – Понимаешь, о чем я?

Я кивнул.

– Тебе который год?

– Тридцать пятый.

– Самое то. Еще год-два, и можно говорить о серьезном карьерном росте. Есть такие люди, которые все схватывают на лету, а решения принимают... иногда по наитию, но, как правило, единственно верные. Насколько я успел тебя узнать, ты из них. Таким людям нередко уступают в работе более опытные, много повидавшие... – ВВС помолчал. – Думаю, не нужно предупреждать, что этот разговор...

– Не нужно.

– И соображаешь ты так же хорошо, как стреляешь. Или наоборот. – Шеф хохотнул. – Свободен. Спасибо за поздравление. Жду с покупками.

Что ж, подумал я, выходя, есть над чем подумать.

Михалыча я нашел на улице у главного входа. Он курил, зорко поглядывая по сторонам.

– Сколько можно ждать? – проворчал он, когда я подошел. – Получил цэ-у?

Я кивнул. Михалыча я недолюбливал, и в этом в Службе безопасности был не одинок. Он был старше Папы лет на восемь, а то и все десять, гораздо опытнее – поработал перед приходом сюда в нескольких банках, и везде на околоруководящих должностях в Безопасности. Он должен был занять место руководителя Службы после увольнения Коломийца, но проворонил одну хитроумную фирму, получившую в банке приличный кредит. С этой фирмой – теми из ее руководства, кого удалось с большим трудом найти, – мы судимся до сих пор. В банке Михалыча оставили: опыт, знаете ли, «сын ошибок трудных», информация о банке опять же, все-таки четыре года работы... Но назначили замом к «молодому» бывшему разведчику, и Михалыч считал себя обиженным.

– Списки и деньги? – деловито спросил я.

– У меня, где ж им быть?.. Пойдем, ребята уже у машины...

Он все делал с неохотой, ленцой, по поводу и без, тонко подчеркивая свой профессионализм перед легким дилетантизмом шефа. Но руководство банка, да и мы, грешные, знали, кто чего стоит, хотя иногда сочувственно выслушивали его и, бывало, поддакивали.

Парни, занявшие заднее сиденье Папиного джипа, были не из моей смены, но я знал обоих, поскольку принимал участие в тестировании. Лева и Антон, 22 и 23 лет соответственно, после армии и краем – после милиции, в которой не задержались. Ребята нормальные, адекватные; в нашей службе иные не работали. Не знаю, как для остальных подразделений, а у нас испытательный срок, пусть даже двухмесячный, многое показывал. За это время так или иначе вылезало все (многое), что было в человеке негативного, или же, напротив, становилось ясно – наш. Сработаемся.

Я сел впереди, Михалыч – за руль. Мы выехали со двора на проспект. Михалыч спросил:

– Артем, ты пушку скинул?

– Нет. Сдам, когда вернемся.

– Зачем она тебе там? Только мешать будет.

– Михалыч, мне оружие не мешает никогда ни при каких обстоятельствах.

– Даже с женой? – нарочито громко спросил он, рассчитывая на реакцию сзади, и первый хрипло рассмеялся. Ни Лева, ни Антон его не поддержали.

– Даже, – ответил я.

Я и сам не знал, зачем мне сейчас оружие. Возможно, имело место принятие того самого единственно верного решения, о котором десять минут назад говорил шеф.

Выйдя от него, я сначала позвонил домой – сказать, что задерживаюсь на работе (никто не подошел к телефону, и я оставил сообщение на автоответчике), обещал сразу сообщить, как освобожусь. Потом заглянул в оружейку и предупредил, что пока остаюсь в банке, выполняю поручение начальника, поэтому оружие не сдаю. Если соберусь домой (а именно это я хотел сделать после супермаркета – не хватало пополнить армию лизоблюдов на дне рождения ВВС), приду и сдам. Смена в оружейке внимательно все выслушала, тут же сделала в журнале все необходимые отметки и отпустила меня с богом.

Михалыч долго не мог угомониться. В CD-проигрыватель он поставил диск своего любимого тюремного барда Ивана Кучина и некоторое время мычал вместе с голосом, доносившимся из динамиков. Потом ему захотелось общаться. Он почему-то подумал, что в нашем лице нашел идеальную аудиторию, и начал сыпать сально-скабрезными анекдотами, сам же похохатывал над ними, или вдруг принимался подначивать молодых, сидящих сзади – то одного, то другого – и ждал, что остальные, в том числе и я, его обязательно поддержат: похихикают, продолжат тему... Он совершенно искренне недоумевал, когда этого не происходило. Я слушал и жалел его с его ментовско-армейскими замашками.

В конце концов мне так это надоело, что, прикинув, сколько еще ехать и наплевав на вероятные последствия своих слов, я сказал:

– Михалыч, можно тебя попросить?

– Давай, сынок, не стесняйся.

Я дождался, пока мы остановились на очередном светофоре, наклонился к самому его уху и сказал – так, чтобы не было слышно сидящим сзади:

– Следи за дорогой и заткнись, – и тут же отодвинулся.

Он зыркнул на меня из-под кустистых бровей, засопел, но ничего не сказал. Оставшийся путь мы ехали молча под хрипловатые завывания Ивана Кучина.

Какая-то мысль беспокоила меня; я все время оглядывался по сторонам, словно в окружающих предметах, зданиях или улицах, по которым мы проезжали, мог ее обнаружить. Все было тщетно. Я успокоился в надежде, что мысль в конце концов всплывет сама.

Супермаркет «Центральный» располагался на Площади Строителей и вид имел совершенно модерновый, изначально ставивший целью привлечение всех и всяческих покупателей. Однако вышло наоборот. Трехэтажное здание, похожее на огромную космическую станцию из киноэпопеи «Звездные войны», сооруженное из новомодных материалов с использованием таковых же технологий; с прилегающими наземной и подземной автостоянками; имеющее внутри, помимо торговых залов, детский мини-городок с аниматорами, несколько закусочных, камеру хранения и видеопрокат, – это самое здание только отпугивало жителей города, причем даже близлежащих районов. Они предпочитали отовариваться где угодно, только не здесь.

Цены, вознесенные после открытия на недосягаемую высоту, очень быстро упали до уровня других торговых точек (а в некоторых случаях – даже чуть ниже), продукты всегда были свежие, высшего качества, к товарам и услугам нельзя было придраться... На радиостанциях и местном телевидении не прекращалась реклама, причем в профессионально снятых и озвученных роликах мелькали лица и голоса теле– и кинозвезд из Москвы и Питера...

Ничего не помогало. Ну не привык наш народ к этим роскошествам. Боялись даже подходить, не то, что отовариваться.

Зато собирались толпами вокруг, если поступала информация о заложенном в одном из залов взрывном устройстве (такое случалось не реже одного раза в несколько месяцев). Могли часами стоять даже в непогоду и с мстительным удовольствием глазеть на снующих спасателей, кинологов с собаками и немногочисленных бледных покупателей, спешно эвакуируемых с места предполагаемого теракта. И удивлялись, и расстраивались: вот черт, опять не взорвали! Лишили шоу! И оживленно обсуждали, что бы рухнуло и сколько бы погибло, если бы все-таки взорвали...

Если в таких случаях я проезжал неподалеку, очень хотелось остановиться и начать палить в воздух, орать на это стадо: что ж не хотите принять ничего позитивного, предпочитаете питаться страхом и бедой?! Вы же не люди – бараны!..

Но это так, к слову...

Постепенно руководство «Центрального» начало сдавать кое-какие площади небольшим фирмочкам и конторкам, привлекая относительно невысокими ценами за аренду. А закупались в нем мы, сотрудники банка, руководство крупных фирм и предприятий города и – иногда – области... Да и то немногочисленное число жителей, которое, раз попав сюда, уже не желало возвращаться в ублюдство загаженных оптовых рынков – вотчину «черных», или в магазины, где никогда не будешь до конца уверен за качество продуктов и подлинность срока хранения.

И всем нам здесь были рады.

Как только мы миновали шлагбаум, закрывающий въезд на территорию супермаркета, и вырулили на площадку перед входом, автоматические двери распахнулись, и целая делегация из семи человек, возглавляемая заместителем директора Николаем Николаевичем, вышла нас встречать.

Михалыч заулыбался, остановил машину и распахнул дверцу.

– Добро пожаловать! – громко сказала девушка в униформе – менеджер одного из торговых залов. – Вы наши самые желанные гости!..

– Кто бы сомневался... – пробухтел Михалыч и повернулся ко мне. – Артем, и вы, парни, выходите. Я поставлю машину на стоянку и присоединюсь к вам.

Мы покинули салон и, ожидая Михалыча, обменивались со встречающими рукопожатиями и улыбками. После чего, сопровождаемые восторженным эскортом, вошли в прохладное нутро «космической станции».

Я бывал здесь не раз, но всегда испытывал удовольствие, приезжая снова. Если взять все лучшее от внутреннего устройства таких московских титанов, как «Рамстор», «Седьмой континент» и других (подошла бы даже IKEA, если бы в ее торговом ассортименте имели место продукты), добавить изящество линий и элегантность в расположении торговых залов, помножить на большую, чем в столицах, приветливость персонала, присовокупить некий, едва уловимый провинциальный уют и комфорт, ощущаемый даже в этих стенах, спроектированных и построенных по западному образцу, уставленных на треть западными же товарами... Если сложить все эти компоненты в разумных долях и накрыть сверху аурой ощущения маленького праздника оттого, что пришел сюда – получится супермаркет «Центральный». Приезжайте и убедитесь сами.

– Прошу в мой кабинет, – пригласил Николай Николаевич.

– Мы идем, – сказал Михалыч. – А эти двое останутся. – Он кивнул на Леву и Антона. – Найдите место, где они могут подождать, пока все будет готово...

Я обернулся и поймал взгляд Антона. В нем читались растерянность и обида.

Это был последний раз, когда я видел его живым.

Леву и Антона увела девушка-менеджер, а мы с Михалычем и Николаем Николаевичем поднялись на лифте на третий этаж, в административное крыло.

Секретарь зама, веснушчатая рыжая девица, вскочила, когда мы вошли.

– Кофе, – сказал зам и повернулся к нам, – и?..

– Бутерброд с сыром, – добавил Михалыч. – Тебе, Артем?

– Ничего, спасибо, – сказал я.

Мы вошли в кабинет и расселись в удобных креслах за столом заседаний. Выражение лица зама было сама приветливость и предупредительность.

– Выпить не предлагаю, – сказал он, – понимаю: на работе. Или...

– А что у вас есть? – спросил Михалыч.

– Все, – мне понравилось, как это прозвучало.

– Тогда мне коньяку французского, граммов тридцать. А коллеге...

Я отрицательно покачал головой.

Ровно и красиво вошла секретарь, поставила на стол поднос с тремя чашечками кофе, сахаром, нарезанными ломтиками лимона и тарелкой с бутербродами с сыром и семгой.

– Приятного аппетита, – и так же ровно и красиво покинула кабинет, прикрыв за собой дверь.

– Школа... – выдохнул Михалыч, глядя ей вслед, и пригубил налитый замом коньяк.

Кофе был отменный.

Михалыч в три захода выцедил коньяк (зам пить не стал), зажмурился от удовольствия и не спеша принялся за бутерброды.

– Мы очень рады вас видеть, – говорил между тем Николай Николаевич, – но, право же, не стоило себя так утруждать. Вам достаточно было позвонить и продиктовать список – мы привезли бы все необходимое сами, помогли накрыть столы, и несколько наших менеджеров, имеющих соответствующий опыт, остались бы в банке – ухаживать за гостями во время застолья. И обошлось бы это гораздо дешевле, по сравнению с приглашением официантов из ресторана... Да что там... практически даром! – Мы с Михалычем переглянулись. – Если вы побудете нашими гостями еще... двадцать минут, я отдам необходимые распоряжения, и наши менеджеры все оперативно подготовят.

– Сладкоречивый вы наш... – Михалыч запустил руку во внутренний карман пиджака и извлек два листка с логотипом банка, исписанные аккуратным ровным почерком Папы. Придвинул их Николаю Николаевичу. – Можете приступать.

Зам забрал списки, поднялся и резво метнулся в приемную.

– Н-н... что ж, организация мне нравится. – Михалыч дожевывал последний бутерброд.

Через некоторое время Николай Николаевич вернулся в кабинет и сел за свой стол.

– Отдыхайте, – сказал он. – Люди уже работают. Все будет по высшему разряду. Включить телевизор? Вам, – он посмотрел на Михалыча, – еще коньячку?..

Тот отодвинул пустую тарелку из-под бутербродов (все сметелил, надо же, молодец!..) и вздохнул:

– Нет, спасибо... Мне бы... того... Где тут у вас – ну?..

Зам приподнялся.

– Здесь, на третьем, в конце коридора. Проводить?

– Найду. – Михалыч вразвалочку пошел к двери.

Помолчали. Николай Николаевич пошелестел бумагами на столе, что-то почитал, нажал кнопку на селекторе:

– Анна, что у ребят?

– Еще пять-семь минут, – послышалось из динамика.

– Подарок готов?

– Да, Николай Николаевич.

– Отлично. И передай: пусть поторопятся. Мы задерживаем наших гостей. – Он отключился и любезно улыбнулся мне. – Вы совсем не поели...

Я не успел ответить, потому что тут все и началось.

Дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял охранник, взъерошенный и запыхавшийся. За его могучим плечом мелькнуло бледное, встревоженное лицо Ани.

– Я прошу прощения... – переводя дух, сказал охранник. – Там вашему сотруднику...

Я вскочил.

– Что? Кому?

– Тут, в туалете, на третьем... Плохо, что ли... Может, с сердцем...

– Вызывайте «Скорую»! – Я рванулся из кабинета. Охранник, пропустив меня, выскочил следом. – Куда?!

Он махнул рукой. Я побежал по коридору.

За дверьми стоял обычный гул позднего утра рабочего дня. Именно здесь, на третьем этаже супермаркета, арендовали помещения небольшие организации.

Двумя шагами позади пыхтел Николай Николаевич. Я слышал его все время, пока бежал по коридору, но в туалет я ворвался один.

В стерильном помещении царил прохладный полумрак. Я огляделся. На полу никого не было. Где же он?

– Михалыч! – рыкнул я. – Ты где?! Тебе плохо?!

Никто не отозвался.

Я глубоко вдохнул, заставился себя успокоиться (или хотя бы попытаться), несколько секунд подумал, шагнул к ближайшей кабинке, ухватился за верх дверцы и потянул на себя.

Сзади возникло движение.

Отпустив дверцу, я начал поворачиваться, одновременно доставая табельное оружие. Мелькнуло: «Развели. Как молокосо...»

Последовал сильный и профессиональный удар.

Перед глазами разлился ослепительный свет, и тут же все погрузилось в темноту.

Глава вторая

Сознание возвращалось медленно.

Из темных глубин всплывали на его поверхность, как разрозненные паззлы, образы, обрывки разговоров, элементы окружающего мира. Все это никак не удавалось сложить воедино; я в тот момент, наверное, должен был ощущать себя десятилетним мальчиком, впервые – и без помощи взрослых – бьющимся над составлением огромной картины из множества маленьких составляющих.

Но в том-то и беда: я никак себя не ощущал.

Только эти бесконечные элементы мира, силившиеся помочь моему сознанию начать работать.

Оно не хотело. Отказывалось. Так ему комфортнее.

В таком состоянии я пробыл некоторое время. Сколько, я не знал. Наверное, довольно долго.

Потом кто-то – скорее всего Бог, кто же еще? – решил, что хватит прохлаждаться. Слишком много дел впереди. Паззлы понеслись быстрее, вдруг начали довольно логично складываться, одна полноценная картина являлась за другой... И я их видел! Если бы кто-то – опять Бог – наблюдал за мной со стороны, он увидел бы, как быстро движутся зрачки моих глаз под плотно сомкнутыми веками... Именно так показывали в некогда обожаемых мной американских ужастиках.

Следующий этап рано или поздно должен был наступить. И он наступил. Я открыл глаза.

К этому моменту я помнил все, что со мной произошло с утра этого дня. Все, вплоть до деталей.

Я открыл глаза и сразу уперся взглядом в потолок надо мной – аккуратный, нежно-голубого цвета. Крошечные светильники располагались на нем в два ровных ряда. Их свет был ярким, но не резал глаза.

Я лежал, смотрел на них и привыкал, что снова вижу.

Прежде ничего подобного со мной не бывало. Обмороки, наркозы, солнечные удары, сотрясения мозга, ушибы головы – все это благополучно прошло мимо меня, за что я всегда был благодарен судьбе. Я вообще рос крепким парнем, аккуратным и осмотрительным. Что ж, когда-то это должно было случиться. Хорошо, если все пройдет без последствий...

Очень болела голова, и это мешало соображать. Пробита? Сколько крови я потерял?

И что вообще произошло? Цель? Ограбление? Оружие?

Я прижал левую руку к телу и почувствовал под мышкой кобуру и в ней табельное оружие: ПМ 1988 года выпуска, серийный номер... Его я вспомнить не смог. Значит, еще не настолько хорошо пришел в себя.

Костюм измял... А то и испачкал. Валяюсь тут на полу... Жена расстроится: хороший английский костюм, куплен несколько недель назад... Она говорила, он очень мне идет...

О чем это я?! Надо понять, что произошло. А лучше сперва попытаться встать.

Хотя я приложил к осуществлению этой затеи массу усилий, сначала результата не добился. Тело затекло, отдавалось резкой болью; я шевелился, как выброшенный на берег кит, но и только. Потом удалось перевернуться на живот. Я елозил им по полу, мысленно все время прося прощения у жены за костюм, хотя пол здесь был почти такой же идеально чистый, как и все остальное.

Когда дрожь и боль в руках прошла, я уперся ими в пол и начал медленно поднимать тело. С третьей попытки получилось: я оказался сидящим на коленях на полу, обзорная перспектива изменилась. Закружилась голова, меня повело назад, но я подставил руки и не упал.

Голова болела, но не равномерно, а как-то толчками. Я огляделся. Крови вокруг не было. Уже хорошо: значит, голова не пробита.

Очень осторожно ощупал голову и обнаружил довольно крупную гематому в районе темени. Прикосновение отозвалось такой болью, что потемнело в глазах. Ладно, с этим разберемся потом. Пока нужно выбираться отсюда...

Вытащил пистолет, проверил обойму. Все на месте. Убрал назад в кобуру. Интересно, а что со связью?

Телефон, извлеченный из внутреннего кармана пиджака, оказался безнадежно разбит. Я положил его на пол и толкнул в сторону двери; он поехал по скользким плиткам и негромко ударился о дверь.

Из коридора не доносилось никаких звуков, и это мне не нравилось. Совсем не нравилось...