Дни боевые

      В маленьком зале, заполненном до отказа, за столом президиума командующий армией генерал-лейтенант Шарохин, члены Военного совета генерал-майоры Шабанов и Сосновиков. Настроение у всех праздничное.
      Ровно в 12 часов дня командарм открывает совещание. В краткой вступительной речи Шарохин отмечает стратегическое и военно-политическое значение Ясско-Кишиневской операции, в ходе которой советские войска окружили и уничтожили 22 немецкие дивизии. Это - поистине еще один Сталинград.
      - Мы с вами, товарищи, - говорит Шарохин, - свой воинский долг в этой операции выполнили с честью. Наша армия действовала на главном направлении фронта и нанесла огромный ущерб врагу. Только в плен она взяла свыше тридцати восьми тысяч немецких солдат и офицеров. Захвачены большие трофеи, сотни танков и бронетранспортеров, сотни орудий и минометов, сотни исправных автомашин, тысячи лошадей, много пехотного оружия. Отличные действия армии в операции отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего. Тысячи отличившихся в боях солдат, сержантов, офицеров и генералов удостоены правительственных наград.
      После вступительной речи Шарохин вручил группе старших офицеров и генералов ордена. В числе их были наши командиры дивизий и начальники политорганов. Награжденных от души поздравляли, обнимали.
      После вручения орденов Шарохин ознакомил нас с новыми задачами, которые поставил перед армией Военный совет фронта.
      Армии предстояло переправиться, на правый берег Дуная, совершить 200-километровый марш по Румынской Добрудже и выйти к границам Болгарии.
      - Надо повысить организованность и дисциплину в войсках, - сказал Шарохин, - не допускать беспечности, не терять управления, как потерял его полковник Матвеев в боях за Галбеницу. Дрался он рядом с Даниленко. Даниленко захватил в плен двух немецких генералов, а Матвеев, потеряв управление, сам мог угодить в плен.
      При упоминании фамилии наши комдивы, как полагается в таких случаях, встали, и взоры всех невольно обратились к ним, Матвеев стоял потупившись. Зато Даниленко так и расплылся от похвалы.
      Командарм жестом разрешил им сесть и продолжал:
      - Нельзя допускать отставания артиллерии от боевых порядков; все передвижения надо производить с мерами охранения. Впереди - Балканы. Заранее готовьте войска к действиям в горных условиях.
      После командующего выступил член Военного совета генерал Шабанов.
      - За эти десять дней произошло крупное политическое событие, - сказал он. - В результате победоносного наступления советских войск освобождена от фашистской оккупации Советская Молдавия и выведена из войны союзница Германии - Румыния. Гитлеровская Германия лишилась своего сателлита, располагавшего значительной армией, крупными продовольственными и сырьевыми ресурсами, особенно нефтью. Теперь военные и экономические возможности фашистской Германии резко сократились. Еще несколько таких ударов, и она останется в одиночестве. И чем скорее последуют эти удары, тем ближе будет победа.
      Очередная наша задача - вывести из вражеского блока прогитлеровскую Болгарию.
      Путь к болгарским границам пролегает через Румынию. Через два - три дня войска армии вступят на территорию Румынии. Мы не собираемся менять ни общественного, ни экономического строя в Румынии, это дело самих румын, мы только хотим, чтобы ее политический строй содействовал Советской Армии в разгроме фашизма. Мы вступаем на территорию Румынии как высоко организованная, культурная вооруженная сила, несущая освобождение народам Европы от немецкого фашизма.
      Шабанов призвал всех к бдительности, полной боеготовности.
      Второй член Военного совета генерал Сосновиков говорил о материальном обеспечении войск. Необходимо, учитывая горные условия Балкан, часть артиллерии оставить на конной тяге, в каждой дивизии сформировать дополнительно по одной роте подвоза из сорока парных повозок. Сосновиков потребовал от командиров соединений и начальников политорганов бережного расходования материальных ресурсов.
      Таким образом, мы получили указания по всем вопросам сразу: военным, политическим, хозяйственным. Это было для участников совещания новым, непривычным, мало похожим на подготовку к прошлым боям.
      Возвращались мы с совещания уже в новый район, За день наши части передвинулись к югу и вышли на границу Молдавской АССР с Измаильской областью.
      Со мной в машине ехал начальник политотдела.
      - Все замечательно, только Матвеев немного подвел, - посмеиваясь, сказал Пащенко. - Командующий все-таки не стерпел и уколол его.
      - Не только его, а и нас с вами. И по заслугам! Обходить и замазывать промахи не следует. Вспомни, как мы переволновались в ту ночь! А разве командующий не переволновался? Что произошло, если бы гитлеровцы прорвались на Чимишлию и выскочили на наши штабы и тылы? Чем бы мы закрыли прорыв?
      - Да, это верно, - согласился Пащенко...
      Остаток дня и последнюю ночь в освобожденной Молдавии штаб корпуса провел в большом торговом селе. Это село оказалось в стороне от грозных событий войны, сохранилось целехоцьким и утопало в зелени садов.
      На другой день с раннего утра корпус уже находился на марше. Походные колонны спешили к берегам Дуная. В голове шла гвардейская дивизия Матвеева. После ночного отдыха гвардейцы шли размашисто, по-походному. Над колонной звенела строевая песня.
      От Матвеева я вместе с подошедшей оперативной группой штаба выехал в Измаил, к месту корпусной переправы.
      Переправа предстояла сложная, через оба русла Дуная. Сначала войска должны были переправиться через Северный Килийский рукав на большой остров, а затем, сделав по острову пятнадцатикилометровый переход, выйти к южному рукаву и переправиться в Тульчу.
      Из Измаила в Тульчу можно попасть и водным путем, обогнув западный берег острова, но на это требуется и больше времени и больше переправочных средств.
      Измаил встретил нас тишиной. Беленькие одноэтажные и двухэтажные домики и пышная южная растительность напоминали маленькие курортные городки довоенных лет.
      В речном порту было безлюдно. У причалов стояли старые негодные баржи.
      Войска подходили, а переправу для них предстояло еще оборудовать. Подготовку ее я поручил своему штабу.
      Меня неудержимо потянуло в другой, древний Измаил - старую турецкую крепость, расположенную вблизи города.
      И вот я уже на заросшем бурьяном, когда-то грозном крепостном валу, приткнувшемся к крутому берегу Дуная. Много веков пережила эта крепость, которую победоносно штурмовали в 1790 году суворовские чудо-богатыри. Теперь от нее сохранились лишь руины.
      Я стоял на крутом восточном фасе крепости и с благоговением смотрел на голубую водную гладь Дуная, на зеленый остров, где когда-то находились суворовские батареи, на обвалившийся и заросший травой крепостной вал и ров. В этом месте крепость штурмовала колонна Кутузова. "Он был на левом фланге моей правой рукой", - с восхищением отзывался Суворов о Кутузове и в знак особого уважения и доверия к нему назначил его комендантом крепости.
      А теперь над залитыми солнечным светом руинами царила тишина...
      За ночь были произведены все подготовительные работы, и утром 3 сентября переправа началась. Из города лился поток людей, машин, артиллерийских запряжек, повозок. Все это погружалось на баржи и тянулось буксирами на противоположный берег. Через несколько часов оживление перекинулось к южному руслу Дуная под Тульчей. Между этими двумя переправами, связывая их в единое целое, протянулась через остров нескончаемая живая лента.
      Вскоре победоносные войска 3-го Украинского фронта заполнили Румынскую Добруджу. По основной магистрали от Тульчи на Бабадаг, Констанцу и далее к болгарской границе, расстегнув воротники выцветших за лето гимнастерок, шагали пехотинцы, а в промежутках между пехотными колоннами следовали артиллерия и танки. Веселый говор, шутки, смех и песни не умолкали на дорогах ни днем ни ночью.
      5 сентября Советское правительство направило профашистскому правительству Болгарии ноту, в которой объявило о состоянии войны между Советским Союзом и Болгарией.
      Спустя два дня, вечером 7 сентября, колонны корпуса, совершив за пять дней 200-километровый марш, подошли вплотную к болгарской границе, а утром 8 сентября по приказу Советского правительства вместе с другими войсками пересекли румыно-болгарскую границу и вступили на территорию Болгарии.
      9 сентября в Болгарии произошло народное восстание. Болгарские трудящиеся под руководством Болгарской коммунистической партии свергли реакционную власть и создали правительство Отечественного фронта.
      День 9 сентября стал для болгарского народа всенародным праздником днем рождения новой Болгарии, которая порвала отношения с гитлеровской Германией и объявила ей войну.
      Нет слов, чтобы передать ликование болгарского народа, освобожденного Советской Армией от фашистского ига. Трудящиеся Болгарии встречали наши войска и хлебом и солью, и всюду слышалось дружеское приветствие: "Добре дошли!" - "Добро пожаловать!"
      Политическое управление 3-го Украинского фронта выпустило в эти дни специальную листовку. В ней, в частности, говорилось:
      "...Имя Советского Союза, имя России - для болгар и повсюду - великое, священное имя. Звание воина Красной Армии - высокое, почетное звание. Ты окружен любовью и уважением народа как воин-освободитель.
      Высоко неси это почетное звание советского воина! Помни, что, кроме миллионов друзей, кругом есть и враги, которые используют каждую твою ошибку, каждый неправильный поступок во вред нашей Родине и Красной Армии, во вред тебе.
      Храни военную тайну! Будь везде дисциплинирован, культурен, подтянут!..
      Пусть везде, где пройдет Красная Армия, уничтожая врагов человечества - гитлеровцев и освобождая порабощенные ими народы, навсегда останется в сердцах миллионов людей глубокая благодарность, любовь и уважение к тебе товарищ боец, сержант и офицер!"
      И советский воин с честью пронес по Болгарии знамя своей армии армии-освободительницы.
      К 25 сентября соединения корпуса перевалили через восточные отроги Балканского хребта и сосредоточились в новых районах южнее железнодорожной линии Сливeн - Бургас.
      Па корпус было возложено наблюдение за безопасностью юго-восточной границы Болгарии.
      К этому же времени войска фронта полностью очистили болгарскую территорию от немецко-фашистских войск.
      Командование фронта, оставив в юго-восточной Болгарии в качестве прикрытия армию генерала Шарохина, свои главные силы сосредоточило в северо-западной части Болгарии и готовилось к освободительному походу в Югославию.
      В подчинение комфронта вошли и болгарские войска, которые развернулись на болгарско-югославской границе южнее советских войск,
      Пока части корпуса устраивались на лагерных стоянках, приводили в порядок материальную часть и приступали к боевой подготовке, я занимался рекогносцировкой болгаро-турецкой границы.
      Хорошо запомнились мне долина реки Тунджи и дорога к границе, а от границы - к турецкому городу Эдирне (Адрианополю), когда-то сильнейшей крепости.
      Как-то я вместе с болгарским поручиком пограничных войск взобрался на холм вблизи границы. Адрианополь четко выделялся на горизонте своими высокими минаретами. Равнина скрадывала расстояние, и он казался гораздо ближе, чем был на самом деле.
      - Знаете, за последнее время на границе стало совсем тихо. Все замерло, - сказал поручик.
      - Почему? - спросил я.
      - Потому, что вы пришли. Если бы вы знали, как перепугались турки! Граница опустела.
      - Значит, помнят русских!
      - О-о! Еще как! - восторженно засмеялся офицер. Поручик свободно, почти без акцента, говорил по-русски. - У нас подавляющее число офицеров знают русский язык, - сказал он мне. - Все мы много читаем русскую и советскую литературу, знаем Толстого, Тургенева, Горького, Шолохова. Понимаем буквально все, мало было только разговорной практики. Ну, ничего! Теперь и практика будет, - улыбнулся он.
      После ознакомления с сухопутной болгаро-турецкой границей я перебрался на морскую. Начал я с севера, с Варны.
      Варна - крупнейший порт и превосходный курорт - болгарская жемчужина Черного моря. От моря и пляжа его отделяет вытянувшийся вдоль берега Приморский парк с тенистыми аллеями и яркими цветочными клумбами.
      К концу сентября, когда сопротивление профашистской реакции в стране было сломлено и новая народная власть Отечественного фронта уже твердо стала на ноги, трудовая жизнь города вошла в строгое и по-военному суровое русло. Все было подчинено напряженной борьбе с заклятым врагом - немецким фашизмом.
      На лесистом побережье севернее Варны располагалась бригада морской пехоты. Она была десантирована кораблями Черноморского флота и вступила в город вместе с передовыми частями сухопутных войск.
      Военный совет армии сначала поручил мне войти с ней в связь и наладить взаимодействие, затем подчинил ее мне и, наконец, приказал расформировать. Имевшуюся в бригаде небольшую прослойку морских специалистов я направил на флот, а остальной состав обратил на доукомплектование частей корпуса.
      Второй морской порт Болгарии-Бургас, опрятный, красивый городок. Он расположен южнее Варны, на низком берегу Бургасского залива, самого крупного на всем черноморском побережье Болгарии. С Варной он связывается хорошим шоссе, пересекающим восточные отроги Балкан, а с центром страны -железной и шоссейной дорогами.
      На южном берегу Бургасского залива располагалась гвардейская дивизия Матвеева. Ее войсковые части построили шалаши и навесы и, защитив себя от дождей и солнца, принялись за боевую и политическую подготовку. Но людей не радовали ни южное солнце, ни тишина, ни чудесный вид на взморье.
      - Неудобно как-то, товарищ генерал, - говорили мне бойцы. - Другие воюют, а мы словно на курорт приехали. Непривычны мы к этому,
      Но время и новые задачи брали свое. С утра и до вечера люди лазали по предгорью, перебегали, стреляли, а в промежутках между занятиями занимались спортом. Дни загружались до отказа. Ведь в любую минуту соединение могли поднять по тревоге и снова отправить на фронт.
      В Карнобате, маленьком тихом городке, кроме управления корпуса, размещались корпусные части: связисты, саперы, артиллеристы.
      Отношение местного населения к советским воинам всюду было самое радушное, дружеское.
      * * *
      Шипка! Это символ освобождения болгарского народа от турецкого ига, это вместе с тем вeличайший памятник русской доблести и славы.
      Каждому из нас, конечно, хотелось побывать на Шипке и посмотреть на все своими глазами. Поэтому мы организовали туда несколько экскурсий.
      Высота Шипки - 1329 метров. На голой каменистой вершине, носившей ранее имя святого Николая (теперь ей присвоено имя командира болгарских дружин русского генерала Столетова), болгарский народ воздвиг величественный памятник. Видимая издалека со всех сторон, стоит четырехугольная, чуть-чуть суживающаяся кверху 34-метровая каменная башня с открытой наверху площадкой. На ее фасаде огромный лев - эмблема освобожденной Болгарии, сбоку крупная надпись "Шипка".
      Рядом с башней, обратив свои жерла в сторону южных скатов, откуда атаковали турки, стоят пушки и митральезы. Чуть пониже, на восточных склонах, еще несколько памятников-обелисков.
      С верхней площадки открывается чудесный вид. На восток, на запад и на север идут складки гор, а на юге цветистым ковром стелется Казанлыкская долина - долина роз, фруктовых садов и виноградников.
      У самого подножия хребта, откуда начинает виться дорога на перевал, раскинулось селение Шипка. Здесь в тенистом парке воздвигнут еще один памятник воинам, павшим в боях за Шипку. Это красивейший, многоглавый с позолоченными куполами храм, сооруженный на пожертвования, собранные в России.
      На Шипку я впервые поднялся в половине октября. вскоре после прибытия советских войск в Болгарию. В этот день состоялась торжественная церемония установления мраморной мемориальной доски на одном из памятников-обелисков. Эту торжественную церемонию от имени Военного совета 3-го Украинского фронта проводил Военный совет нашей армии.
      На Шипку прибыли лучшие воины армии, офицеры армейского управления, командиры корпусов. На восточном склоне горы, фронтом к памятнику, неподвижно замерли строгие ряды почетного караула. На правом фланге колышутся боевые знамена, сверкают трубы оркестра.
      День выдался пасмурный и ветреный. Погода подчеркивала суровость скалистых гор, еще больше оттеняла торжественность церемонии.
      Под звуки Гимна Советского Союза к монументу подошли генералы и старшие офицеры и, открыв затянутую полотнищем мемориальную доску, прикрепленную к памятнику, возложили венки.
      Командующий армией Шарохин произнес речь. Он говорил о немеркнущей славе героических предков и о доблести потомков, умноживших эту славу.
      Горное эхо далеко разнесло громовой пятикратный салют. Стоявшие у монумента обнажили головы и преклонили колена.
      На мраморной доске, увенчанной пятиконечной звездой, высечена фигура советского воина с винтовкой у ноги и отливает позолотой надпись: "1877-1944, сентябрь
      Героям Шипки
      От имени частей 3-го Украинского фронта победоносной Красной Армии
      Вдали от русской матери-земли
      Здесь пали вы за честь Отчизны милой.
      Вы клятву верности России принесли
      И сохранили верность до могилы.
      Стояли вы незыблемей скалы.
      Без страха шли на бой святой и правый.
      Спокойно спите, русские орлы,
      Потомки чтут и множат вашу славу!
      Отчизна нам безмерно дорога,
      И мы прошли по дедовскому следу,
      Чтоб уничтожить лютого врага
      И утвердить достойную победу!"
      Торжественным маршем прошла перед памятником колонна почетного караула. И еще раз прославленная навеки Шипка огласилась победоносным русским "ура".
      Незабываемые, волнующие минуты! Они и сейчас свежи в моей памяти, словно это было вчера.
      30 октября мне пришлось побывать на Шипке вторично. Произошло это неожиданно в связи с тем, что Михаил Николаевич Шарохин был назначен командующим другой армией, которая вела бои на правом крыле фронта, у южных границ Венгрии.
      Известие об уходе командарма очень расстроило меня. Опечалило оно всех, кто прослужил с ним вместе долгое время и сумел оценить его и как талантливого военачальника, и как старшего боевого товарища.
      Провожали командарма его ближайшие соратники: члены Военного совета армии, начальник штаба, начальник политотдела, начальники родов войск и служб, командиры корпусов.
      На Шипкинском перевале, как того пожелал командарм, и состоялось наше расставание. На этот раз день был чудесный: яркий, тихий. Оставив машины на площадке перевала, мы поднялись на вершину горы, к памятнику-башне, а затем и на саму башню. Стояли молча, любуясь видом, открывшимся с высоты.
      - Вы провожать меня прибыли или на похороны? - шутливо спросил Шарохин, прерывая молчание.
      - Мы из уважения к начальству, - в тон ему шутит Шабанов.
      На восточном скате на зеленой лужайке был организован завтрак.
      Со смехом и шутками уселись мы вокруг белой скатерти.
      - Свыше года пробыл среди нас Михаил Николаевич. Большой боевой путь прошли мы вместе, - сказал на прощание Шабанов. - Пришло время расставаться. Но не будем грустить! Лучше пожелаем ему новых боевых успехов. Итак, за здоровье нашего старого, боевого друга и замечательного командующего!
      Шарохин в ответ поблагодарил всех за верность долгу и боевую дружбу, а затем, растроганный до слез, расцеловался с каждым.
      ...Вскоре с полей Венгрии к нам в Болгарию долетели радостные вести. Наши добрые пожелания своему командующему сбылись. Новая армия, которой он теперь командовал, отличилась в боях у озера Балатон. За успешные боевые действия Советское правительство присвоило М. Н. Шарохину звание Героя Советского Союза и воинское звание генерал-полковника. От всей души мы поздравили его с этой заслуженной наградой.
      * * *
      В конце ноября части корпуса, не прерывая плановой учебы, перешли на казарменное положение. Жить в легких землянках и шалашах поздней осенью стало несносно: сначала заливали дожди, потом начались заморозки.
      Местные болгарские власти пошли нам навстречу, и мы вскоре оказались в обжитых казармах. Правда, было тесновато, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.
      92-я гвардейская дивизия Матвеева перебралась с берега моря в Бургас, 28-я гвардейская Чурмаева - в Ямбол, а управление корпуса, корпусные части и 188-я стрелковая Даниленко - в Сливен. Армейское управление из Сливена переехало в Софию.
      Сливен славился своими горячими лечебными источниками, расположенными в трех - четырех километрах от города. Местные власти забронировали для наших войск на водах несколько постоянных номеров. Туда посылали мы на недельный отдых в качестве поощрения своих лучших воинов - отличников боевой и политической подготовки.
      Ямбол расположен в 20 километрах юго-восточпее Сливеиа. Оба города связаны хорошей шоссейной дорогой. Дислокация корпуса очень удачна.
      С наступлением зимы внимание командования соединений и частей еще в большей мере, чем осенью, сосредоточилось на качестве боевой и политической подготовки.
      На первое место среди воинских частей к началу нового года вышел 282-й гвардейский полк полковника В. Е. Студеникина, на второе - 86-й гвардейский полк подполковника Н. Ф. Кравченко.
      Зима пролетела незаметно, а весной фашистская Германия капитулировала. Эта радостная весть застала меня в Софии, где я вместе со своим заместителем по тылу полковником Варкалном находился на армейском совещании. Здесь подводились итоги зимнего периода, разбирались вопросы о подготовке частей к выходу в лагеря.
      Не трудно представить, с каким чувством мы уезжали с совещания. Наконец-то свершилось то, к чему мы все так долго стремились и о чем так долго мечтали! Сколько пережито горя и мучений, сколько пролито слез и крови за долгие годы войны! И вот фашистская гидра задушена. Война в Европе закончилась.
      Не спала в эту ночь София. Ее парки и улицы заполнили ликующие толпы народа. Не утихало радио. Взявшись за руки и напевая, люди шли на площадь в центр города.
      Не спали озаренные ночными огнями и другие города Болгарии, через которые мы проезжали.
      - Что ж, товарищ генерал, позади у нас с вами еще одна война, - после длительного молчания сказал мне Роберт Фрицевич.
      - Да. У меня по счету третья. А у вас?
      - Третья и у меня,
      - Пережить три войны - не шутка! Тяжеловато досталось нашему поколению. Половина времени, что мы сознательно живем с вами, ушла на войны.
      Открытая машина плавно катилась по шоссе, над головой мерцали звезды, легкий ветерок обдувал наши лица.
      В Сливен мы приехали ранним утром.
      Обычно жизнь в каждом болгарском городе начинается рано: в четыре пять часов на ногах половина жителей города. А в это утро на ногах был уже весь город. Никто не ложился спать прошлую ночь. У дверей и подъездов вывешивались государственные флаги, поперек улиц натягивались кумачовые полотнища со здравицами в честь Советской Армии и в честь болгарского правительства Отечественного фронта. На улицах и площадях собиралось население со знаменами и плакатами для участия в городской демонстрации, посвященной Дню Победы.
      Всюду объятия, поцелуи, возгласы: "Братушки!", "Дружба!", "Мир!", "Победа!"
      Царило оживление и у нас в штабе. Готовились митинги по всем нашим дивизиям и корпусным частям.
      Незабываемый День Победы! Мне в этот день пришлось побывать во всех гарнизонах, на многих городских митингах и праздничных вечерах, заглянуть по пути в Бургас и Ямбол и в некоторые болгарские села. К вечеру я совершенно выбился из сил и устал не менее, чем уставал бывало в напряженном бою. Но усталость эта была другая - приятная, радостная.
      Лето стояло жаркое. Жара выгнала войска на берег моря и в горы. Во второй половине мая дивизии вышли в лагеря: гвардейская Матвеева - на свое старое место, на южный берег Бургасского залива, гвардейская Чурмаева и стрелковая Анциферова (вместо полковника Данилeнко, который недавно уехал учиться в военную академию, дивизией командовал теперь генерал-майор Иван Иванович Анциферов) - на Балканы.
      Корпусные части разместились лагерем неподалеку от Сливена. Лагерная жизнь текла своим чередом.
      92-я гвардейская дивизия торжественно отметила присвоение своему командиру Митрофану Ильичу Матвееву генеральского звания.
      Хорошо шли дела в 188-й стрелковой дивизии. Генерал Анциферов, переживший многое на своем веку, оказался опытным и знающим дело командиром.
      И вдруг в конце июля - срочный вызов в Софию. В штабе армии меня принял новый командарм - генерал-полковник С. С. Бирюзов.
      - По распоряжению маршала Толбухина ваш корпус выходит из состава армии и убывает в Румынию, - сказал он мне.
      Через полтора суток войска корпуса шагали уже по Балканам, пересекли их вторично, теперь уже с юга на север, и следовали в Румынскую Добруджу. На правом фланге, ближе к Черноморскому побережью, шла своим прежним маршрутом дивизия генерала Матвеева, впереди - полк Студеникина. Гвардейцы покидали дружественную Болгарию и спешили ближе к границам родной страны, по которой они сильно истосковались. Свои горячие чувства к Родине они вкладывали в песню:
      Хороша страна Болгария,
      А Россия лучше всех!
      Отчий дом манил к себе неудержимо.
      Вторым маршрутом двигалась гвардейская дивизия Чурмаева и стрелковая Анциферова. Они пересекали Балканы западнее.
      Хорошо запомнилась мне последняя ночь, которую я провел в маленькой болгарской деревушке у подножия гор, где располагался в то время наш штаб.
      Весь день и вечер я пробыл на маршрутах, пропускал части и устраивал их на ночлег. Побывал во всех дивизиях и возвратился к себе в штаб во втором часу ночи. Для сна оставалось четыре часа: в шесть утра войска выступали. Придя в дом, отведенный для меня, я попросил у ординарца умыться.
      Каково же было мое удивление, когда на мой голос из другой половины хаты вышел сам хозяин с кувшином воды и кружкой, за хозяином шла хозяйка с чистым полотенцем, из дверей выглядывали двое малышей.
      Поздоровавшись, я спросил, почему они не спят в такое позднее время.
      - Успеем, выспимся. Нам спешить некуда, мы в поход не идем, - ответил хозяин и стал поливать мне на руки. Это был крепкий мужчина лет тридцати пяти с загорелым лицом. Одет он был в белую праздничную рубаху с широким красным кушаком и широченные, суживающиеся книзу и обтягивающие голень брюки. На хозяйке, совсем молодой еще женщине, тоже была новая цветастая рубаха, широкая домотканая юбка и передник.
      После того как я умылся, хозяин предложил мне чаю. Разбудили меня в половине шестого. На столе уже все было приготовлено к завтраку, из пороге, опять с водой для умывания, стоял хозяин. Не спала вся семья.
      - Зачем вы так рано поднялись? - спросил я у хозяина,
      - А мы и не ложились, - усмехнулся он.
      - Как не ложились? - удивился я.
      - Другарю генерал, - ответил он, - да разве могли мы спать в эту ночь? Тогда бы нас поубивать надо, если бы мы заснули хотя на одну минуту. Разве мы не знаем, что сделала для нас русская армия? Она дважды освободила нас.
      Он говорил волнуясь. Хозяйка одобрительно кивала головой. А eе муж продолжал:
      - В эту ночь у нас в деревне остановились русские войска. Они у нас никогда еще не останавливались. А в нашем доме ночует русский генерал. Не у кого-нибудь, а у нас! Да разве мы можем спать?
      Я крепко обнял болгарина и низко поклонился хозяйке.
      ...Несмотря на ранний час, провожала штаб вся деревня. Болгары махали нам платками и шапками и долго смотрели вслед колонне, пока она не скрылась за перевалом.
      Прекрасная страна! Прекрасен и ее народ! Воспоминания о Болгарии я свято храню в своем сердце.
      На румыно-болгарскую границу прибыл член Военного совета генерал Шабанов, чтобы еще раз пожелать корпусу счастливого пути.
      Здесь я навсегда простился не только с гостеприимной страной, но и со славной боевой армией, в составе которой корпус находился два года.
      * * *
      Корпус переподчинялся новой армии, расположенной в Румынии. Ему было приказано временно дислоцироваться в Южной Добрудже. Отведенный район не удовлетворял меня. Безлесный и маловодный, с редкими, разбросанными на плоской голой равнине населенными пунктами, он никак не мог обеспечить нормальной жизни войск. Бич здешних мест - страшная жара и засуха. На многие километры - ни пруда, ни речушки. Колодцы в населенных пунктах глубокие, и вода в них с сильным привкусом соли.
      До штаба новой армии было далеко, он находился за Дунаем, а обстоятельства требовали немедленного пересмотра решения. Гораздо ближе от нас, в Констанце, располагался штаб группы войск, поэтому я решил обратиться непосредственно к маршалу Толбухину.
      Штаб группы войск помещался на площади в большом каменном доме с широкой во весь фасад лестницей.
      - Здравствуйте, здравствуйте! - приветливо встретил меня Толбухин и пригласил присесть. - Давненько мы не виделись.
      - Целый год, товарищ маршал.
      - Да! Целый год!
      Маршал стал расспрашивать меня о жизни в Болгарии, о переходе через Балканы, о новых условиях, в которых оказался корпус. Он был таким же чутким и обаятельным, как и раньше.
      Я обо всем подробно доложил и попросил передвинуть корпус в лесистый район Северной Добруджи, поближе к Дунаю.
      Толбухин согласился и пообещал позвонить командарму и дать ему соответствующие указания.
      - Придется вновь строить лагеря, - сказал он. - Иначе жить негде. Палаток-то у вас нет?
      - Нет, товарищ маршал.
      - С лесом туговато будет, - предупредил он.
      - Долго ли нам придется простоять в Добрудже? Не попросят ли передвинуться еще куда-либо? - спросил я.
      - Трудно сказать, - пожал маршал плечами. - Зимовать тут вряд ли придется. Негде, да и нужды в том нет.
      Взглянув на часы, Толбухин заторопился.
      - Кстати, вы не обедали? Сейчас я распоряжусь, - сказал он.