Михаил Кузмин
      Нездешние вечера
      Стихи 1914-1920
      381
      О, нездешние
      Вечера!
      Злато-вешняя
      Зорь пора!
      В бездорожьи
      Звезды Божьи,
      Ах, утешнее,
      Чем вчера.
      Все кончается,
      Позабудь!
      Уж качается
      Сонно муть.
      Ропот спора
      Скоро, скоро
      Увенчается
      Розой грудь,
      Сладко просится
      В сердце боль
      В небо броситься
      Нам дозволь!
      Легким шагом
      По оврагам
      Благоносица
      Божьих воль.
      Божья клироса
      Дрогнет зверь.
      Все открылося,
      Друг, поверь.
      Вдруг узнали
      (Ты ли, я ли):
      Не закрылася
      Счастья дверь.
      1919
      I. ЛОДКА В НЕБЕ
      382
      Я встречу с легким удивленьем
      Нежданной старости зарю.
      Ужель чужим огнем горю?
      Волнуюсь я чужим волненьем?
      Стою на тихом берегу,
      Далек от радостного бою,
      Следя лишь за одним тобою,
      Твой мир и славу берегу.
      Теперь и пенного Россини
      По-новому впиваю вновь
      И вижу только чрез любовь,
      Что небеса так детски сини.
      Бывало, плача и шутя,
      Я знал любовь слепой резвушкой,
      Теперь же в чепчике, старушкой,
      Она лишь пестует дитя.
      1915
      383
      Весны я никак не встретил,
      А ждал, что она придет.
      Я даже не заметил,
      Как вскрылся лед.
      Комендантский катер с флагом
      Разрежет свежую гладь,
      Пойдут разнеженным шагом
      В сады желать.
      Стало сразу светло и пусто,
      Как в поминальный день.
      Наползает сонно и густо
      Тревожная лень.
      Мне с каждым утром противней
      Заученный, мертвый стих...
      Дождусь ли весенних ливней
      Из глаз твоих!?
      1915
      384
      Как месяц молодой повис
      Над освещенными домами!
      Как явственно стекает вниз
      Прозрачность теплыми волнами!
      Какой пример, какой урок
      (Весной залога сердце просит)
      Твой золотисто-нежный рог
      С небес зеленых нам приносит?
      Я трепетному языку
      Учусь апрельскою порою.
      Разноречивую тоску,
      Клянусь, о, месяц, в сердце скрою!
      Прозрачным быть, гореть, манить
      И обещать, не обещая,
      Вести расчисленную нить,
      На бледных пажитях мерцая!
      1915
      385
      М. Бамдасу
      Ведь это из Гейне что-то,
      А Гейне я не люблю.
      Твой шепот, полудремота
      Весенняя, я ловлю.
      Во Франкфурте, что на Майне,
      Серенький, теплый денек,
      Обречен я сладкой тайне
      И свято ее сберег.
      Зовут Вас фрейлейн Ревекка,
      А может быть, фрау Рахиль.
      Про Вас говорили от века
      Песни, картина ль, стихи ль.
      Увижу ль хоть край одежды?
      Откроется ль новый мир?
      Поэту так мало надежды:
      Отец Ваш - важный банкир.
      На крыши надменных зданий,
      Дождик, слезы пролей!
      Из всех прощенных страданий
      Страданья любви - светлей.
      [1916]
      386
      Разбукетилось небо к вечеру,
      Замерзло окно...
      Не надо весеннего ветра,
      Мне и так хорошо.
      Может быть, все разрушилось,
      Не будет никогда ничего...
      Треск фитиля слушай,
      Еще не темно...
      Не навеки душа замуравлена
      Разве зима - смерть?
      Алым ударит в ставни
      Страстной четверг!
      1917
      387
      Листья, цвет и ветка
      Все заключено в одной почке.
      Круги за кругами сеткой
      Суживаются до маленькой точки.
      Крутящийся книзу голубь
      Знает, где ему опуститься.
      Когда сердце делается совершенно голым,
      Видно, из-за чего ему стоит биться.
      Любовь большими кругами
      До последнего дна доходит,
      И близорукими, как у вышивальщиц, глазами
      В сердце сердца лишь Вас находит.
      Через Вас, для Вас, о Вас
      Дышу я, живу и вижу,
      И каждую неделю, день и час
      Делаюсь все ближе и ближе.
      Время, как корабельная чайка,
      Безразлично всякую подачку глотает,
      Но мне больней всего, что, когда вы меня
      называете "Майкель",
      Эта секунда через терцию пропадает.
      Разве звуки могут исчезнуть
      Или как теплая капля испариться?
      В какой же небесной бездне
      Голос Ваш должен отразиться?
      Может быть, и радуга стоит на небе
      Оттого, что Вы меня во сне видали!
      Может быть, в простом ежедневном хлебе
      Я узнаю, что Вы меня целовали.
      Когда душа становится полноводной,
      Она вся трепещет, чуть ее тронь.
      И жизнь мне кажется светлой и свободной,
      Когда я чувствую в своей ладони Вашу ладонь.
      1916
      388
      У всех одинаково бьется,
      Но разно у всех живет.
      Сердце, сердце, придется
      Вести тебе с небом счет.
      Что значит: "сердечные муки"?
      Что значит: "любви восторг"?
      Звуки, звуки, звуки
      Из воздуха воздух исторг.
      Какой же гений налепит
      На слово точный ярлык?
      Только слух наш в слове "трепет"
      Какой-то трепет ловить привык.
      Любовь сама вырастает,
      Как дитя, как милый цветок,
      И часто забывает
      Про маленький, мутный исток.
      Не следил ее перемены
      И вдруг... о, Боже мой,
      Совсем другие стены,
      Когда я пришел домой!
      Где бег коня без уздечки?
      Капризных бровей залом?
      Как от милой, детской печки
      Веет родным теплом.
      Широки и спокойны струи,
      Как судоходный Дунай!
      Про те, про те поцелуи
      Лучше не вспоминай.
      Я солнце предпочитаю
      Зайчику мерклых зеркал,
      Как Саул, я нашел и знаю
      Царство, что не искал!
      Спокойно ль? Ну да, спокойно.
      Тепло ли? Ну да, тепло.
      Мудрое сердце достойно,
      Верное сердце светло.
      Зачем же я весь холодею,
      Когда Вас увижу вдруг,
      И то, что выразить смею,
      Лишь рожденный воздухом звук?
      1917
      389. НОВОЛУНЬЕ
      Мы плакали, когда луна рождалась,
      Слезами серебристый лик омыли,
      И сердце горестно и смутно сжалось.
      И в самом деле, милый друг, не мы ли
      Читали в старом соннике приметы
      И с детства суеверий не забыли?
      Мы наблюдаем вещие предметы,
      А серебро пророчит всем печали,
      Всем говорит, что песни счастья спеты.
      Не лучше ли, поплакавши вначале,
      Принять, как добрый знак, что милой ссорой
      Мы месяц молодой с тобой встречали?
      То с неба послан светлый дождь, который
      Наперекор пророческой шептунье
      Твердит, что месяц будет легкий, спорый,
      Когда луна омылась в новолунье.
      1916
      390
      Успокоительной прохладой
      Уж веют быстрые года.
      Теперь, душа, чего нам надо?
      Зачем же бьешься, как всегда?
      Куда летят твои желанья?
      Что знаешь, что забыла ты?
      Зовут тебя воспоминанья
      Иль новые влекут мечты?
      На зелень пажитей небесных
      Смотрю сквозь льдистое стекло.
      Нечаянностей нет прелестных,
      К которым некогда влекло.
      О солнце, ты ведь не устало...
      Подольше свет на землю лей.
      Как пламя прежде клокотало!
      Теперь ровнее и теплей.
      Тепло волнами подымаясь,
      Так радостно крылит мне грудь
      Что, благодарно удивляясь,
      Боюсь на грудь свою взглянуть.
      Все кажется, что вот наружу
      Воочию зардеет ток,
      Как рдеет в утреннюю стужу
      Зимою русскою восток.
      Еще волна, еще румянец...
      Раскройся, грудь! Сияй, сияй!
      О, теплых роз святой багрянец,
      Спокойный и тревожный рай!
      1916
      391
      По-прежнему воздух душист и прост,
      По-прежнему в небе повешен мост,
      Когда же кончится постылый пост?
      Когда же по-прежнему пойдем домой,
      Когда успокоимся, милый мой?
      Как жались мы тесно жалкой зимой!
      Как стыла и ныла покорная кровь!
      Как удивленно хмурилась бровь!
      И теплилась только наша любовь.
      Только и есть теперь одни мечты,
      Только и есть теперь Бог, да ты,
      Да маленький месяц с желтой высоты.
      Месяц квадратит книги да пол,
      Ты улыбнешься, опершись на стол...
      Какую сладкую пустыню я нашел!
      1920
      392
      Это все про настоящее, дружок,
      Про теперешнее время говорю.
      С неба свесился охотничий рожок,
      У окна я, что на угольях, горю,
      Посмотреть бы на китайскую зарю,
      Выйти вместе на росистый на лужок,
      Чтобы ветер свежий щеки нам обжег!
      Медью блещет океанский пароход.
      Край далекий, новых путников встречай!
      Муравейником черно кишит народ,
      В фонарях пестрит диковинный Шанхай.
      Янтареет в завитках душистых чай...
      Розу неба чертит ласточек полет,
      Хрусталем дрожит дорожный table d'hote {*}.
      Тучкой перистою плавятся мечты,
      Неподвижные, воздушны и легки,
      В тонком золоте дрожащей высоты,
      Словно заводи болотистой реки.
      Теплота святой, невидимой руки
      Из приснившейся ведет нас пустоты
      К странным пристаням, где живы я да ты.
      1920
      {* Табльдот; стол, накрываемый в ресторане для общей еды (фр.). - Ред.}
      393. СМЕРТЬ
      В крещенски-голубую прорубь
      Мелькнул души молочный голубь.
      Взволненный, долгий сердца вздох,
      Его поймать успел ли Бог?
      Испуганною трясогузкой
      Прорыв перелетаю узкий.
      Своей шарахнусь черноты...
      Верчу глазами: где же ты?
      Зовет бывалое влеченье,
      Труда тяжеле облегченье.
      В летучем, без теней, огне
      Пустынно и привольно мне!
      1917
      394
      Унылый дух, отыди!
      Ты, праздность, улетай!
      И в здешней Фиваиде
      Найдем утешный край.
      "Вы - дети не изгнанья!"
      Проклинал Параклит
      И радостное зданье
      Построить нам велит,
      Пологие ступени
      К прозрачным воротам.
      Внизу что значат тени,
      Узнаешь зорко "там".
      И зори, и зарницы
      Предвосхищенья слав,
      Зачем же сумрак снится,
      Сиянье отослав?
      Легчи мне душу, Отче,
      И окрыли персты:
      Ведь я же - Божий зодчий,
      Как приказал мне Ты.
      1916
      II. ФУЗИЙ В БЛЮДЕЧКЕ
      395. ФУЗИЙ В БЛЮДЕЧКЕ
      Сквозь чайный пар я вижу гору Фузий,
      На желтом небе золотой вулкан.
      Как блюдечко природу странно узит!
      Но новый трепет мелкой рябью дан.
      Как облаков продольных паутинки
      Пронзает солнце с муравьиный глаз,
      А птицы-рыбы, черные чаинки,
      Чертят лазури зыблемый топаз!
      Весенний мир вместится в малом мире:
      Запахнут миндали, затрубит рог,
      И весь залив, хоть будь он вдвое шире,
      фарфоровый обнимет ободок.
      Но ветка неожиданной мимозы,
      Рассекши небеса, легла на них,
      Так на страницах философской прозы
      Порою заблестит влюбленный стих.
      1917
      396
      Далеки от родного шума
      Песчинки на башмаках.
      Фиалки в петлице у грума
      Пахнут о дальних лугах.
      И в стриженой пыльной аллее,
      Вспоминая о вольном дне,
      Все предсмертнее, все нежнее
      Лиловеют на синем сукне.
      1914
      397
      Тени косыми углами
      Побежали на острова,
      Пахнет плохими духами
      Скошенная трава.
      Жар был с утра неистов,
      День, отдуваясь, лег.
      Компания лицеистов,
      Две дамы и котелок.
      Мелкая оспа пота
      В шею нельзя целовать.
      Кому же кого охота
      В жаркую звать кровать?
      Тенор, толст и печален,
      Вздыхает: "Я ждать устал!"
      Над крышей дырявых купален
      Простенький месяц встал.
      1914
      398
      Расцвели на зонтиках розы,
      А пахнут они "fol arome"...
      В такой день стихов от прозы
      Мы, право, не разберем.
      Синий, как хвост павлина,
      Шелковый медлит жакет,
      И с мостика вся долина
      Королевски-сельский паркет.
      Удивленно обижены пчелы,
      Щегленок и чиж пристыжен,
      И вторят рулады фонолы
      Флиртовому поветрию жен.
      На теннисе лишь рубашки
      Мелко белеют вскачь,
      Будто лилии и ромашки
      Невидный бросают мяч.
      1914
      399
      Всю тину вод приподнял сад,
      Как логовище бегемота,
      И летаргический каскад
      Чуть каплет в глохлые болота.
      Расставя лапы в небо, ель
      Картонно ветра ждет, но даром!
      Закатно-розовый кисель
      Ползет по торфяным угарам.
      Лягушке лень профлейтить "квак",
      Лишь грузно шлепается в лужу,
      И не представить мне никак
      Вот тут рождественскую стужу.
      Не наше небо... нет. Иду
      Сквозь сетку липких паутинок...
      Всю эту мертвую страду
      И солнце, как жерло в аду,
      Индус в буддическом бреду
      Придумал, а не русский инок!
      1914
      400. ПЕЙЗАЖ ГОГЕНА
      (второй)
      Тягостен вечер в июле,
      Млеет морская медь...
      Красное дно кастрюли,
      Полно тебе блестеть!
      Спряталась паучиха.
      Облако складки мнет.
      Песок золотится тихо,
      Словно застывший мед.
      Винно-лиловые грозди
      Спустит с небес лоза.
      В выси мохнатые гвозди
      Нам просверлят глаза.
      Густо алеют губы,
      Целуют, что овода.
      Хриплы пастушьи трубы,
      Блеют вразброд стада.
      Скатилась звезда лилово...
      В траве стрекозиный гром.
      Все для любви готово,
      Грузно качнулся паром.
      1916
      401. АНТИЧНАЯ ПЕЧАЛЬ
      Смолистый запах загородью тесен,
      В заливе сгинул зеленистый рог,
      И так задумчиво тяжеловесен
      В морские норы нереид нырок!
      Назойливо сладелая фиалка
      Свой запах тычет, как слепец костыль,
      И волны полые лениво-валко
      Переливают в пустоту бутыль.
      Чернильных рощ в лакричном небе ровно
      Ряды унылые во сне задумались.
      Сова в дупле протяжно воет, словно
      Взгрустнулось грекам о чухонском Юмале.
      1917
      402. МОРЕХОД НА СУШЕ
      Курятся, крутят рощ отроги,
      Синеются в сияньи дня,
      И стрелы летнего огня
      Так упоительно не строги!
      Прозрачно розовеют пятки
      Проворных нимф на небесах.
      В курчавых скрытые лесах
      Кукушки заиграли в прятки.
      И только снится иногда
      Шатанье накрененных палуб:
      Ведь путевых не надо жалоб,
      Коль суша под ногой тверда.
      1917
      403. БЕЛАЯ НОЧЬ
      Загоризонтное светило
      И звуков звучное отсутствие
      Зеркальной зеленью пронзило
      Остекленелое предчувствие.
      И дремлет медленная воля
      Секунды навсегда отстукала,
      Небесно-палевое поле
      Подземного приемник купола.
      Глядит, невидящее око,
      В стоячем и прозрачном мреяньи.
      И только за небом, высоко,
      Дрожит эфирной жизни веянье.
      1917
      404. ПЕРСИДСКИЙ ВЕЧЕР
      Смотрю на зимние горы я:
      Как простые столы, они просты.
      Разостлались ало-золотоперые
      По небу заревые хвосты.
      Взлетыш стада фазаньего,
      Хорасанских, шахских охот!
      Бог дает - примем же дань Его,
      Как принимаем и день забот.
      Не плачь о тленном величии,
      Ширь глаза на шелковый блеск.
      Все трещотки и трубы птичьи
      Перецокает соловьиный треск!
      1917
      405. ХОДОВЕЦКИЙ
      Наверно, нежный Ходовецкий
      Гравировал мои мечты:
      И этот сад полунемецкий,
      И сельский дом, немного детский,
      И барбарисные кусты.
      Пролился дождь; воздушны мысли.
      Из окон рокот ровных гамм.
      Душа стремится (вдаль ли? ввысь ли?),
      А капли на листах повисли,
      И по карнизу птичий гам.
      Гроза стихает за холмами,
      Ей отвечает в роще рог,
      И дядя с круглыми очками
      Уж наклоняет над цветами
      В цветах невиданных шлафрок.
      И радуга, и мост, и всадник,
      Все видится мне без конца:
      Как блещет мокрый палисадник,
      Как ловит на лугу лошадник
      Отбившегося жеребца.
      Кто приезжает? кто отбудет?
      Но мальчик вышел на крыльцо.
      Об ужине он позабудет,
      А теплый ветер долго будет
      Ласкать открытое лицо.
      1916
      III. ДНИ И ЛИЦА
      406. ПУШКИН
      Он жив! у всех душа нетленна,
      Но он особенно живет!
      Благоговейно и блаженно
      Вкушаем вечной жизни мед.
      Пленительны и полнозвучны,
      Текут родимые слова...
      Как наши выдумки докучны,
      И новизна как не нова!
      Но в совершенства хладный камень
      Его черты нельзя замкнуть:
      Бежит, горя, летучий пламень,
      Взволнованно вздымая грудь.
      Он - жрец, и он веселый малый,
      Пророк и страстный человек,
      Но в смене чувства небывалой
      К одной черте направлен бег.
      Москва и лик Петра победный,
      Деревня, Моцарт и Жуан,
      И мрачный Герман, Всадник Медный
      И наше солнце, наш туман!
      Романтик, классик, старый, новый?
      Он - Пушкин, и бессмертен он!
      К чему же школьные оковы
      Тому, кто сам себе закон?
      Из стран, откуда нет возврата,
      Через года он бросил мост,
      И если в нем признаем брата,
      Он не обидится: он - прост
      И он живой. Живая шутка
      Живит арапские уста,
      И смех, и звон, и прибаутка
      Влекут в бывалые места.
      Так полон голос милой жизни,
      Такою прелестью живим,
      Что слышим мы в печальной тризне
      Дыханье светлых именин.
      1921
      407. ГЕТЕ
      Я не брошу метафоре:
      "Ты - выдумка дикаря-патагонца",
      Когда на памяти, в придворном шлафоре
      По Веймару разгуливало солнце.
      Лучи свои спрятало в лысину
      И негромко назвалось Geheimrath'ом {*},
      Но ведь из сердца не выкинуть,
      Что он был лучезарным и великим братом.
      Кому же и быть тайным советником,
      Как не старому Вольфгангу Гете?
      Спрятавшись за орешником,
      На него почтительно указывают дети.
      Конечно, слабость: старческий розариум,
      Под семидесятилетним плащом Лизетта,
      Но все настоящее в немецкой жизни
      лишь комментариум,
      Может быть, к одной только строке поэта.
      1916
      {* Тайным советником (нем.). - Ред.}
      408. ЛЕРМОНТОВУ
      С одной мечтой в упрямом взоре,
      На Божьем свете не жилец,
      Ты сам - и Демон, и Печорин,
      И беглый, горестный чернец.
      Ты с малых лет стоял у двери,
      Твердя: "Нет, нет, я ухожу",
      Стремясь и к первобытной вере,
      И к романтичному ножу.
      К земле и людям равнодушен,
      Привязан к выбранной судьбе,
      Одной тоске своей послушен,
      Ты миру чужд, и мир - тебе.
      Ты страсть мечтал необычайной,
      Но, ах, как прост о ней рассказ!
      Пленился ты Кавказа тайной,
      Могилой стал тебе Кавказ.
      И Божьи радости мелькнули,
      Как сон, как снежная мятель...
      Ты выбираешь - что? две пули
      Да пошловатую дуэль.
      Поклонник демонского жара,
      Ты детский вызов слал Творцу.
      Россия, милая Тамара,
      Не верь печальному певцу.
      В лазури бледной он узнает,
      Что был лишь начат долгий путь.
      Ведь часто и дитя кусает
      Кормящую его же грудь.
      1916
      409. САПУНОВУ
      Храня так весело, так вольно
      Закон святого ремесла,
      Ты плыл бездумно, плыл безбольно,
      Куда судьба тебя несла.
      Не знал, другая цель нужна ли,
      Как ярче сделать завиток,
      Но за тебя другие знали,
      Как скромный жребий твой высок.
      Всегда веселое горенье
      И строгость праздного мазка,
      То в пестроте уединенья,
      То в грусти шумной кабака.
      Всегда готов, под мышки ящик,
      Дворец раскрасить иль подвал,
      Пока иной, без слов, заказчик
      От нас тебя не отозвал.
      Наверно, знал ты, не гадая,
      Какой отмечен ты судьбой,
      Что нестерпимо голубая
      Кулиса красилась тобой.
      Сказал: "Я не умею плавать",
      И вот отплыл, плохой пловец,
      Туда, где уж сплетала слава
      Тебе лазоревый венец.
      1914
      410. Т. П. КАРСАВИНОЙ
      Полнеба в улице далекой
      Болото зорь заволокло,
      Лишь конькобежец одинокий
      Чертит озерное стекло.
      Капризны беглые зигзаги:
      Еще полет, один, другой...
      Как острием алмазной шпаги,
      Прорезан вензель дорогой.
      В холодном зареве не так ли
      И Вы ведете свой узор,
      Когда в блистательном спектакле
      У Ваших ног - малейший взор?
      Вы - Коломбина, Саломея,
      Вы каждый раз уже не та,
      Но, все яснее пламенея,
      Златится слово "красота".
      1914
      411. "ШВЕДСКИЕ ПЕРЧАТКИ"
      Юр. Юркуну
      Картины, лица - бегло-кратки,
      Влюбленный вздох, не страстный крик,
      Лишь запах замшевой перчатки
      Да на футбольной на площадке
      Полудитя, полустарик.
      Как запах городских акаций
      Напомнит странно дальний луг,
      Так между пыльных декораций
      Мелькнет нам дядя Бонифаций,
      Как неизменный, детский друг.
      Пусть веет пудрой по уборным
      (О дядя мудрый, не покинь!),
      Но с послушаньем непокорным
      Ты улыбнешься самым вздорным
      Из кукольнейших героинь.
      И надо всем, как ветер Вильны,
      Лукавства вешнего полет.
      Протрелит смех не слишком сильно,
      И на реснице вдруг умильно
      Слеза веселая блеснет.
      1914
      IV. СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ
      412. СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ
      (кантата)
      А. М. Кожебаткину
      Пеной
      Персеев конь
      у плоских приморий
      белеет, взмылясь...
      Георгий!
      Слепя, взлетает
      облаком снежным,
      окрылив Гермесов петаз
      и медяные ноги
      Георгий!
      Гаргарийских гор эхо
      Адонийски вторит
      серебра ударам,
      чешуи победитель,
      Георгий!
      Мыться ли вышла царева дочь?
      мыть ли белье, портомоя странная?
      В небе янтарном вздыбилась ночь.
      Загородь с моря плывет туманная.
      Как же окованной мыть порты?
      Цепи тягчат твое тело нежное...
      В гулком безлюдьи морской черноты
      плачет царевна, что чайка снежная.
      - Прощай, отец родимый,
      прощай, родная мать!
      По зелени любимой
      мне не дано гулять!
      И облака на небе
      не буду я следить:
      мне выпал горький жребий
      за город смерть вкусить.
      Девичьего укора
      не слышать никогда.
      Вкушу, вторая Кора,
      гранатова плода.
      Рожденью Прозерпины
      весною дан возврат,
      а я, не знав кончины,
      схожу в печальный ад!
      Боги, во сне ли?
      Мерзкий
      выползок бездны на плоской мели,
      мирней
      свернувшейся рыбы
      блестит в полумраке чешуйчатой глыбой
      змей
      Сонная слюна
      медленным ядом
      синеет меж редких зубов.
      Мягким, сетчатым задом
      подымая бескостный хребет,
      ползет,
      словно оставаясь на месте,
      к обреченной невесте.
      Руки прикрыть не могут стыд,
      стоит,
      не в силах охать...
      По гаду похоть,
      не спеша, как обруч,
      проталкивается от головы к хвосту.
      Золотой разметался волос,
      испуганный голос
      по-девьи звенит в темноту:
      - Ты думаешь: я - Пасифая,
      любовница чудищ?
      Я - простая
      девушка, не знавшая мужьего ложа,
      почти без имени,
      даже не Андромеда!
      Ну что же!
      Жри меня
      жалкая в том победа!
      Смерть разжалобить трудно,
      царевна, даже Орфею,
      а слова непонятны и чудны
      змею,
      как саранче паруса,
      Напрасно твоя коса
      золотом мреет,
      розою щеки млеют,
      и забыла гвоздика свои лепестки
      на выгибе девьих уст,
      гибель,
      костный хруст,
      пакостной мякоти чавканье
      (ненавистный, думаешь, брак?),
      сопенье, хрип и храп,
      пенной вонь слюны,
      зубов щелк,
      и гибель, гибель, гибель
      волочет тебе враг!
      Вислое брюхо сосцато
      поднялось...
      - Ослепите, ослепите,
      боги, меня!
      Обратно возьмите
      ужасный разум!
      Где вы? где вы?
      где ты, Персей?
      Спите?
      Не слышите бедной девы?!
      Нагая, одна,
      скована...
      Разите разом,
      топором,
      как овна.
      Скорей,
      Зевс,
      гром!!!
      Пепели, пепели!
      Как Семела,
      пускай пылаю,
      но не так,
      подло,
      беззащитно,
      одиноко,
      как скот,
      дохну!!!
      Мягко на грудь вскочила жаба,
      лягушечьи-нежная гада лапа...
      Пасти вихрь свистный
      близкой спицей
      колет ухо...
      Молчит, нос отвернув
      дальше от брюха.
      - В вечернем небе широкая птица
      реет, - верно, орел.
      Между ног бесстыдно и склизко
      пополз к спине хвост...
      - О-о-о!!!
      Богов нет!
      Богинь нет!
      (Камнем эхо - "нет!").
      Кто-нибудь, кто-нибудь!
      Небо, море,
      хлыньте, прикройте!
      Горе!
      Не дайте зверю!
      Гад, гад, гад!
      Проснитесь!
      Слушай, орел,
      свидетель единственный,
      я верю (гибель - залогом),
      верю:
      спустится витязь
      таинственный,
      он же меня спасет.
      Молюсь тебе, неведомый,
      зову тебя, незнаемый,
      спаси меня, трисолнечный,
      моря белого белый конник!!!
      Аллилуйя, аллилуйя,
      помилуй мя.
      Глаза завела,
      замерла
      предсмертно и горько.
      Жилы - что струны.
      Вдруг
      остановился ползучий холод
      - откраснела за мысом зорька
      Смерть?
      Снова алеет твердь...
      (Сердце, как молот,
      кузнечным мехом:
      тук!)
      разгорается свет
      сверху, не с горизонта,
      сильней, скоро брызнет
      смехом.
      Свету навстречу встает другая пена понта...
      Жизни...
      отлетавшей жизни вестник?
      Герой моленый?
      Змей, деву оставив, пыхает на небо...
      Смотрят оба,
      как из мокрого гроба.
      Серебряной тучей
      трубчатый хвост
      закрывает янтарное небо
      (золотые павлины!),
      наверху раскинулись задние ноги,
      внизу копья длинная искра...
      быстро,
      кометой,
      пущенной с небесной горы,
      алмазной лавиной...
      шесть ног,
      грива,
      хвост, шлем,
      отрочий лик,
      одежды складки
      с шумом голубино-сладким
      прядают, прядают!..
      Четыре копыта прямо врылись в песок.
      Всадник встал в стременах, юн и высок.
      На месте пустом,
      на небесное глядя тело
      (веря, не верит,
      не веря, верит),
      пророчески руки раскинув крестом,
      онемела.
      Ржанье - бою труба!
      Золотой облак
      закрывает глаза,
      иногда разверзаясь молнией,
      уши наполнены
      свистом, хрипом,
      сопеньем диким,
      ржаньем, бряцаньем,
      лязгом.
      Тр_о_мбово, тр_о_мбово
      тарабанит копытом конь
      Тра-р_а_
      комкает, комкает
      узорной узды узел...
      Тра-р_а_!
      Стрел
      лет
      глаз
      взгляд.
      Радугой реет радостный рай.
      Трубит ангел в рожок тра-рай!
      И вот,
      словно вдребезги разбили
      все цепочки, подвески, звезды,
      стеклянные, золотые, медные,
      на рясном кадиле,
      последний треск,
      треснула бездна,
      лопнуло небо,
      и ящер
      отвалился, шатаясь,
      и набок лег спокойно,
      как мирно почивший пращур.
      - Не светлый ли облак тебя принес?
      - Меня прислал Господь Христос.
      Послал Христос, тебя любя.
      - Неужели Христос прекрасней тебя?
      - Всего на свете прекрасней Христос,
      И Божий цвет - душистее роз.
      - Там я - твоя Гайя, где ты - мой Гай,
      В твой сокровенный пойду я рай!
      - Там ты - моя Гайя, где я - твой Гай,
      В мой сокровенный вниди рай!
      - Глаза твои, милый, - солнца мечи,
      Святой науке меня учи!
      - Верной вере откройся, ухо,
      Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
      - Верной вере открыто ухо
      Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
      - Чистые души - Господу дань.
      Царевна сладчайшая, невестой встань!
      - Бедная дева верой слаба,
      Вечно буду тебе раба!
      Светлое трисолнечного света зерцало,
      Ты, в котором благодать промерцала,
      Белый Георгий!
      Чудищ морских вечный победитель,
      Пленников бедных освободитель,
      Белый Георгий!
      Сладчайший Георгий,
      Победительнейший Георгий,
      Краснейший Георгий,
      Слава тебе!
      Троице Святой слава,
      Богородице Непорочной слава,
      Святому Георгию слава
      И царевне присновспоминаемой слава!
      1917
      V. СОФИЯ
      Гностические стихотворения
      (1917-1918)
      413. СОФИЯ
      В золоченой утлой лодке
      По зеленому пространству,
      По лазури изумрудной
      Я ждала желанных странствий.
      И шафранно-алый парус
      Я поставила по ветру,
      У кормы я прикрепила
      Вешний пух пушистой вербы.
      На расплавленном просторе
      Благостно и светозарно,
      Но одна я в легкой лодке:
      Сестры, братья - все попарно.
      На престоле семистолбном
      Я, как яхонт, пламенела
      И хотеньем бесхотенным
      О Тебе, Христос, хотела!
      Говорила: "Беззаконно
      Заковать законом душу,
      Самовольно ли, невольно ль,
      А запрет любви нарушу!"
      Расковались, оборвались
      Златокованны цепочки...
      Неужель, Отец, не вспомнишь
      О своей любимой дочке?
      Солнце вверх летит, что мячик...
      Сердцем быстрым холодею...
      Ниже, ниже... видны горы...
      Тяжелею, тяжелею...
      Прорасту теперь травою,
      Запою водой нагорной,
      И немеркнущее тело
      Омрачу землею черной.
      Вот, дышу, жених, и помню
      Про селения благие,
      Я, распятая невеста,
      А зовут меня - София!
      [1917]
      414. БАЗИЛИД
      Даже лошади стали мне слонов огромней!
      Чепраки ассирийские давят
      Вспененных боков ущелья,
      Ужасен зубов оскал!...
      И ливийских солдат веселье,
      Что трубой и горлами вождя славят,
      Тяжело мне,
      Как груз сплющенных скал.
      Я знаю, что был Гомер,
      Елена и павшая Троя.
      Герои
      Жрали и дрались,
      И по радуге боги спускались...
      Муза, музища
      Плоской ступней шагала,
      Говоря во все горло...
      Милая Музенька
      Пальчиком стерла
      Допотопные начала.
      Солнце, ты не гори:
      Это ужасно грубо,
      - Только зари, зари,
      Шепчут пересохшие губы,
      Осенней зари полоской узенькой!
      Сегодня странный день.
      Конечно, я чужд суеверий,
      Но эта лиловая тень,
      Эти запертые двери!
      Куда деваться от зноя?
      Я бы себя утопил...
      (Смерть Антиноя!)
      Но ужасно далеко Нил.
      Здесь в саду
      Вырыть прудок!
      Будет не очень глубок,
      Но я к нему приду.
      Загородиться ото всего стеною!
      Жизнь, как легкий из ноздрей дымок,
      Голубок,
      Вдали мелькнувший.
      Неужели так и скажут: "Умер"?
      Я никогда не думал,
      Что улыбку променяю на смех и плач.
      Мне противны даже дети,
      Что слишком шумно бросают мяч.
      Я не боролся,
      Был слаб,
      Мои руки - плети,
      Как неграмотный раб,
      Слушал набор напыщенных междометий.
      И вдруг,
      Мимо воли, мимо желаний,
      разверзся невиданных зданий
      Светозарный ряд,
      Из бледности пламя исторг.
      Глашатаем стал бородатый бродяга,
      И знание выше знаний,
      Чище любви любовь,
      Сила силы сильнейшая,
      Восторг,
      Как шар,
      Кругло, круто,
      Кричаще, кипяще
      Кудесно меня наполнили.
      Эон, Эон, Плэрома,
      Плэрома - Полнота,
      До домного до дома,
      До тронного до трона,
      До звона, громозвона,
      Ширяй, души душа!
      Сила! Сила! Сила!
      Напряженные мышцы плети!
      Громче кричите, дети,
      Красный бросая мяч!
      Узнал я и смех и плач!
      Что Гомер?
      Сильней лошадей, солдат, солнца, смерти
      и Нила,
      Семинебесных сфер
      Кристальная гармония меня оглушила,
      Тимпан, воркуй!
      Труба, играй!
      Вой, бей!
      Вихрь голубей!
      Орлов клекот!
      Стон лебедей!
      Дух, рей,
      Вей, вей,
      Дверей
      Райских рай!
      Рай, рай!
      В руке у меня был полированный камень,
      Из него струился кровавый пламень,
      И грубо было нацарапано слово: '
      [1917]
      ?всбобт
      415. ФАУСТИНА
      Серебристым рыба махнула хвостом,
      Звезда зажелтела в небе пустом,
      О, Фаустина!
      Все ближе маяк, темен и горд,
      Все тише вода плещет об борт
      Тянется тина...
      Отбившийся сел на руль мотылек...
      Как день свиданья от нас далек!
      Тень Палатина!
      Ветром запах резеды принесло.
      В розовых брызгах мое весло.
      О, Фаустина!
      [1917]
      416. УЧИТЕЛЬ
      Разве по ристалищам бродят учители?
      Разве не живут они в безмятежной обители?
      (Голубой, голубой хитон!)
      Хотите ли воскресить меня, хотите ли
      Убить, уста, что покой похитили?
      (И никто не знает, откуда он).
      Мало ли прошло дней, много ли
      С того, как его пальцы мои трогали?
      (Голубой, голубой хитон!)
      С каких пор мудрецы причесываются как щеголи?
      В желтом сияньи передо мной не дорога ли?
      (И никто не знает, откуда он).
      Полированные приравняю ногти к ониксу,
      Ах, с жемчужною этот ворот пронизью...
      (Голубой, голубой хитон!)
      Казалось, весь цирк сверху донизу
      Навстречу новому вздрогнул Адонису.
      (И никто не знает, откуда он).
      Из Вифинии донеслось дыхание,
      Ангельские прошелестели лобзания,
      Разве теперь весеннее солнцестояние?
      [1917]
      417. ШАГИ
      Твои шаги в затворенном саду
      И голос горлицы загорной: "Я приду!"
      Прямые гряды гиацинтов сладки!
      Но новый рой уж ищет новой матки,
      И режет свежую пастух дуду.
      В пророческом кружится дух бреду
      Кадилами священной лихорадки,
      И шелестят в воздушном вихре схватки
      Твои шаги.
      Так верится в томительном аду,
      Что на пороге прах пустынь найду!
      Полы порфирные зеркально гладки...
      Несут все радуги и все разгадки
      Созревшему, прозрачному плоду
      Твои шаги.
      [1917]
      418. МУЧЕНИК
      Сумеречный, подозрительный час...
      Двусмысленны все слова,
      Круги плывут по воде!
      Не святой ли это рассказ?
      Отчего же так горит голова,
      Чуя "быть беде!"
      Варварское и нежное имя
      Я не слыхал такого...
      Оно пахнет медом и хлебом...
      В великом Риме
      Не видали такого святого
      Под апостольским небом!
      [1918]
      419. РЫБА
      Умильно сидеть возле
      Учительной руки!
      - Рыбачат на плоском озере
      Еврейские рыбаки.
      Ползут облака сн_е_гово.
      - Хлеба-то взяли? Эй!
      Над заштопанным неводом
      Наклонился Андрей.
      Читаем в затворенной комнате,
      Сердце ждет чудес.
      Вспомни, сынок, вспомни
      Мелкий, песчаный лес.
      Золотые полотнища спущены
      (В сердце, в воде, в камыше?).
      Чем рассудку темней и гуще,
      Тем легче легкой душе.
      Отчего в доме ветрено?
      Отчего в ароматах соль?
      Отчего, будто в час смертный,
      Такая сладелая боль?
      Ползут облака снегово...
      По полотнищу вверх глянь
      Играет серебряным неводом
      Голый Отрок, глаза - лань.
      Наклоняется, подымается, бегает,
      Круглится отрочески бедро.
      Рядом - солнце, от жара белое,
      Златодонное звонкое ведро.
      Поймай, поймай! Благовестия
      Самой немой из рыб.
      Брошусь сам в твои сети я,
      Воду веретеном взрыв!
      Белое, снеговое сияние
      Обвевает важно и шутя.
      Ты мне брат, возлюбленный и няня,
      Божественное Дитя.
      Спадает с глаз короста,
      Метелкой ее отмести.
      Неужели так детски просто
      Душу свою спасти?
      Все то же отцовское зало,
      - Во сне ли, или грежу я?
      Мне на волосы с неба упала
      Золотая, рыбья чешуя.
      [1918]
      420. ГЕРМЕС
      Водителем душ, Гермесом,
      Ты перестал мне казаться.
      Распростились с болотистым адом,
      И стал ты юношей милым.
      Сядем
      Над желтым, вечерним Нилом.
      Ныряет двурогий месяц
      В сетке акаций.
      Твои щеки нежно пушисты,
      Не нагладиться вдосталь!
      - Чистым - все чисто,
      Помнишь, сказал Апостол?
      В лугах заливных все темней.
      Твой рот - вишня, я - воробей.
      В твоих губах не эхо ли
      На каждый поцелуй?
      Все лодочки уехали,
      Мой милый, не тоскуй.
      Все лодочки уехали
      Туда, далеко, вдаль!
      Одежда нам помеха ли?
      Ужаль, ужаль, ужаль!
      Но отчего этот синий свет?
      Отчего этот знак на лбу?
      Маленькие у ног трещоткой раскрылись крылья.
      Где ты? здесь ли? нет?
      Ужаса
      Связал меня узел,
      Напало бессилье...
      Снова дремлю в гробу...
      Снова бледная лужица
      (Выведи, выведи, водитель мой!),
      Чахлый и томный лес...
      (Ветер все лодки гонит домой)
      Гермес, Гермес, Гермес!
      [1918]
      VI. СТИХИ ОБ ИТАЛИИ
      Т. М. Персиц
      421. ПЯТЬ
      Веслом по-прежнему причаль!
      Не в Остии ли фонари?
      Какая чахлая печаль
      В разливах розовой зари!
      А память сердцу все: "Гори!"
      Что ты, кормщик, смотришь с вышки?
      Берег близок уж совсем.
      Мы без карт и без систем
      Все плывем без передышки.
      Лишь предательские мышки
      С обреченных прочь трирем.
      Горит душа; горя, дрожит...
      И ждет, что стукнет кто-то в дверь
      И луч зеленый побежит,
      Как и теперь, как и теперь...
      А память шепчет: "Друг, поверь".
      Лунный столб в воде дробится,
      Пусто шарит по кустам...
      Кто запекшимся устам
      Из криницы даст напиться?
      Пролетает грузно птица...
      Мы увидимся лишь там!..
      Я верю: день благословен!
      Налей мне масла из лампад!
      Какой молочный, сладкий плен!
      О, мед несбывшихся услад!
      А память мне: "Господень сад!"
      Как болотисты равнины!
      Вьется пенье вдалеке...
      В вечной памяти реке
      То поминки иль крестины?
      Слышу руку Фаустины
      В помертвелой я руке...
      Господень сад, великий Рим,
      К тебе вернусь опять!
      К тебе мы, странники, горим,
      Горим себя распять!..
      А эхо шепчет: "Пять!"
      [1920]
      422. ОЗЕРО НЕМИ
      Занереидил ирис Неми,
      Смарагдным градом прянет рай,
      Но о надежде, не измене,
      Зелено-серый серп, играй.
      И словно лунный луч лукавы
      (Твой петел, Петр, еще не стих!),
      Плывут гадательные славы
      В пленительных полях твоих.
      Сребристый стелет лен Селена
      По влажным, топистым лугам...
      Светло-болотистого плена
      Тяжелый кружит фимиам.
      Под кипарисами бездомно
      Белеют мрамором гроба.
      "Италия!" - темно и томно
      Поет далекая труба.
      [1919]
      423. СНЫ
      - Спишь ли? - Сплю; а ты? - Молчи!
      - Что там видно с каланчи?
      - Византийская парча
      Ниспадает со плеча.
      - Слышишь? - Сквозь густую лень
      Звонко белый ржет олень.
      И зелена, и вольна,
      Мнет волокна льна волна!
      - Видишь? - Вижу: вымпела
      Нам мадонна привела.
      Корабли, корабли
      Из далекой из земли!
      На высокое крыльцо
      Покажи свое лицо.
      Чтоб сподобиться венца,
      Удостоиться конца,
      Золотое брось кольцо.
      [1920]
      424. СВ МАРКО
      Морское марево,
      Золотое зарево,
      Крась жарко
      Узор глыб!
      Святой Марко,
      Святой Марко,
      Пошли рыб!
      [1919]
      425. ТРАЗИМЕНСКИЕ ТРОСТНИКИ
      Затрепещут тразименские тростники, затрепещут,
      Как изменники,
      Что болтливую болтовню разболтали
      У реки
      О гибели прекрасной богини,
      Не о смешной Мидасовых ушей тайне.
      В стоячей тине
      Они не знали,
      Что румяная спит Фетида,
      Не мертва, но покоится дремотно,
      Ожидая золотого востока.
      Мужественная дева воспрянет,
      Протрет лавандовые очи,
      Удивленно и зорко глянет
      Сивиллой великого Буонаротта
      (Не напрасны были поруки!),
      И озеро багряных поражений
      Римскую медь воротит,
      И трепетуны-тростники болтушки
      Умолкнут
      При возврате родимого солнца.
      [1919 или 1920]
      426. ВЕНЕЦИЯ
      Обезьяна распростерла
      Побрякушку над Ридотто,
      Кристалличной сонатиной
      Стонет дьявол из Казотта.
      Синьорина, что случилось?
      Отчего вы так надуты?
      Рассмешитесь: словно гуси,
      Выступают две бауты.
      Надушенные сонеты,
      Мадригалы, триолеты,
      Как из рога изобилья
      Упадут к ногам Нинеты.
      А Нинета в треуголке,
      С вырезным, лимонным лифом,
      Обещая и лукавя,
      Смотрит выдуманным мифом.
      Словно Тьеполо расплавил
      Теплым облаком атласы...
      На террасе Клеопатры
      Золотеют ананасы.
      Кофей стынет, тонкий месяц
      В небе лодочкой ныряет,
      Под стрекозьи серенады
      Сердце легкое зевает.
      Треск цехинов, смех проезжих,
      Трепет свечки нагоревшей.
      Не бренча стряхает полночь
      Блестки с шали надоевшей.
      Молоточки бьют часочки...
      Нина - розочка, не роза...
      И секретно, и любовно
      Тараторит Чимароза.
      [1920]
      427. ЭНЕЙ
      Нагая юность с зеркалом в руке
      Зеленые заливы отражает,
      Недвижной пикой змея поражает
      Золотокудрый рыцарь вдалеке.
      И медью пышут римские законы
      В дымах прощальных пламенной Дидоны.
      Какие пристани, Эней, Эней,
      Найдешь ты взором пристально-прилежным?
      С каким товарищем, бродягой нежным,
      Взмутишь голубизну седых морей?
      Забудешь ты пылающую Трою
      И скажешь: "Город на крови построю".
      Всегда ограда - кровь, свобода - зверь.
      Ты - властелин, так запасись уздою,
      Железною ведешься ты звездою,
      Но до конца звезде своей поверь.
      Смотри, как просты и квадратны лица,
      Вскормила их в горах твоя волчица.
      И, обречен неколебимой доле,
      Мечта бездомников - домашний гусь
      (Когда, о родичи, я к вам вернусь?),
      Хранит новорожденный Капитолий.
      Пожатье загрубелых в битве рук
      Сильней пурпурных с подписью порук.
      Спинной хребет согнулся и ослаб
      Над грудой чужеземного богатства,
      Воспоминание мужского братства
      В глазах тиранов, юношей и пап.
      И в распыленном золоте тумана
      Звучит трубой лучистой: "Pax Romana".
      [1920]
      428. АМУР И НЕВИННОСТЬ
      (Аллегория со свадебного сундука)
      Невинность:
      Не учи в ручей подругу
      Ловить радуги дугу!
      По зеленому по лугу
      Я бегу, бегу, бегу!
      Амур:
      Охотник, метко целю в дичь,
      Стрелок крылатый я.
      Откуда ты, куда бежишь,
      Ты все равно - моя.
      Невинность:
      Ты ль меня предашь испугу?
      Не поддамся хвастуну.
      Ты - стрелок, а я кольчугу
      Свои косы протяну.
      Амур:
      Бесцельно убегаешь стрел.
      Плетешь по-детски речь.
      Никто не мог, никто не смел
      От стрел себя сберечь.
      Невинность:
      Свой букварь забросил школьник,
      Мух пугает по лесам.
      Ах, как страшно, ах, как больно!
      Не бежать ли вздумал сам?
      Амур:
      Пряма стрела, натянут лук,
      Кручена тетива.
      Не убежишь желанных рук,
      Помнется мурава.
      Невинность:
      Мой младенец просит соски?
      Подбородок не колюч.
      Сундучка красивы доски,
      Но прибрать - задача - ключ.
      Амур:
      Замкнешь - я отомкну замок,
      Бежишь - я нагоню,
      Ведь снег противиться не мог
      Весеннему огню.
      Невинность:
      Оступилась, ах, упала!
      Закружился луг пестро...
      Сладко радугу поймала
      В золоченое ведро.
      [1920]
      429. АССИЗИ
      Месяц молочный спустился так низко,
      Словно рукой его можно достать.
      Цветики милые братца Франциска,
      Где же вам иначе расцветать?
      Умбрия, матерь задумчивых далей,
      Ангелы лучшей страны не видали.
      В говоре птичьем - высокие вести,
      В небе разводы павлинья пера.
      Верится вновь вечеровой невесте
      Тень Благовещенья в те вечера.
      Лепет легчайший - Господне веленье
      Льется в разнеженном благоволеньи.
      На ночь ларьки запирают торговцы,
      Сонно трубит с холма пастух,
      Блея, бредут запыленные овцы,
      Розовый час, золотея, потух.
      Тонко и редко поет колокольня:
      "В небе привольнее, в небе безбольней".
      Сестры сребристые, быстрые реки,
      В лодке зеленой сестрица луна,
      Кто вас узнал, не забудет вовеки,
      Вечным томленьем душа полна.
      Сердцу приснилось преддверие рая
      Родина всем умиленным вторая!
      [1920]
      430. РАВЕННА
      Меж сосен сонная Равенна,
      О, черный, золоченый сон!
      Ты и блаженна, и нетленна,
      Как византийский небосклон.
      С вечерних гор далекий звон
      Благовестит: "Благословенна!"
      Зарница отшумевшей мощи,
      Еле колеблемая медь,
      Ты бережешь святые мощи,
      Чтоб дольше, дольше не мертветь,
      И ветер медлит прошуметь
      В раздолиях прибрежной рощи.
      Изгнанница, открыла двери,
      Дала изгнанникам приют,
      И строфы Данте Алигьери
      О славном времени поют,
      Когда вились поверх кают
      Аллегорические звери.
      Восторженного патриота
      Загробная вернет ли тень?
      Забыта пестрая забота,
      Лениво проплывает день,
      На побледневшую ступень
      Легла прозрачная дремота.
      Не умерли, но жить устали,
      И ждет умолкнувший амвон,
      Что пробудившихся Италии
      Завеет вещий аквилон,
      И строго ступят из икон
      Аполлинарий и Виталий.
      Мою любовь, мои томленья
      В тебе мне легче вспоминать,
      Пусть глубже, глуше, что ни день я
      В пучине должен утопать,
      К тебе, о золотая мать,
      Прильну в минуту воскресенья!
      [1920]
      431. ИТАЛИЯ
      Ворожея зыбей зеленых,
      О первозданная краса,
      В какую сеть твоя коса
      Паломников влечет спасенных,
      Вновь умиленных,
      Вновь влюбленных
      В твои былые чудеса?
      Твой рокот заревой, сирена,
      В янтарной рощи Гесперид
      Вновь мореходам говорит:
      "Забудьте, друга, косность тлена.
      Вдали от плена
      Лепечет пена
      И золото богов горит".
      Ладья безвольная пристала
      К костру неопалимых слав.
      И пениться, струя, устав,
      У ног богини замолчала.
      Легко и ало
      Вонзилось жало
      Твоих пленительных отрав.
      Ежеминутно умирая,
      Увижу ль, беглый Арион,
      Твой важный и воздушный сон,
      Италия, о мать вторая?
      Внемлю я, тая,
      Любовь святая,
      Далеким зовам влажных лон.
      Сомнамбулически застыли
      Полуоткрытые глаза...
      - Гудит подземная гроза
      И крылья сердца глухо взвыли,
      И вдруг: не ты ли?
      В лазурной пыли
      Отяжеленная лоза.
      [1920]
      VII. СНЫ
      432. АДАМ
      Я. Н. Блоху
      В осеннем кабинете
      Так пусто и бедно,
      И, радужно на свете
      Дробясь, горит окно.
      Под колпаком стеклянным
      Игрушка там видна:
      За огражденьем странным
      Мужчина и жена.
      У них есть ручки, ножки,
      Сосочки на груди,
      Вокруг летают мошки,
      Дубочек посреди.
      Выводит свет, уводит
      Пигмейская заря,
      И голый франтик ходит
      С осанкою царя.
      Жена льняные косы,
      Что куколка, плетет,
      А бабочки и осы
      Танцуют хоровод.
      Из-за опушки козы
      Подходят, не страшась,
      И маленькие розы
      Румяно вяжут вязь.
      Тут, опершись на кочку,
      Устало муж прилег,
      А на стволе дубочка
      Пред дамой - червячок.
      Их разговор не слышен,
      Но жар у ней в глазах,
      Вдруг золотист и пышен
      Круглится плод в руках.
      Готова на уступки...
      Как любопытен вкус!
      Блеснули мелко зубки...
      О, кожицы надкус!
      Колебля звонко колбу,
      Как пузырек рекой,
      Адам ударил по лбу
      Малюсенькой рукой!
      - Ах, Ева, Ева, Ева!
      О, искуситель змей!
      Страшись Иеговы гнева,
      Из фиги фартук шей!
      Шипящим тут зигзагом
      Вдруг фосфор взлиловел...
      И расчертился магом
      Очерченный предел.
      Сине плывут осколки,
      Корежится листва...
      От дыма книги, полки
      Ты различишь едва...
      Стеклом хрусталят стоны,
      Как стон, хрустит стекло...
      Все - небо, эмбрионы
      Канавкой утекло.
      По-прежнему червонцем
      Играет край багет,
      Пылится острым солнцем
      Осенний кабинет.
      Духами нежно веет
      Невысохший флакон...
      Вдали хрустально реет
      Протяжный, тонкий стон.
      О, маленькие душки!
      А мы, а мы, а мы?!
      Летучие игрушки
      Непробужденной тьмы.
      [1920]
      433. ОЗЕРО
      Е. И. Блох
      В душе журавлино просто,
      Чаша налита молоком сверх меры...
      Вдоль плоских полотнищ реки
      Ломко стоят тростники
      Выше лошадиного роста,
      Шурша, как из бус портьеры.
      Месяц (всегда этот месяц!) повис
      Рожками вниз,
      Как таинственный мага брелок...
      Все кажется, где-то караулит, - лежит
      (В траве, за стволами ракит?)
      Стрелок.
      Подхожу к самой воде...
      Это - длинное озеро, не река.
      Розовые, голубые лужицы.
      Ястреб медленно кружится,
      И лоб трет рука:
      "Где, где?"
      Лодка, привязанная слабо,
      Тихонько скрипит уключинами.
      Птицы улетели в гнезда.
      Одиноко свирелит жаба.
      Милыми глазами замученными
      Лиловеют звезды.
      Кажется, никогда не пропоет почтовый рожок,
      Никогда не поднимется пыль,
      Мимо никакой не лежит дороги.
      И болотный лужок
      Ничьи не топтали ноги.
      Прозрачный, фиалковый сон,
      Жидкого фосфора мреянье,
      Веянье
      Невечернего света
      Топит зарей небосклон,
      Тростник все реже,
      Все ниже.
      Где же, где же
      Я все это видел?
      Журавлино в сердце просто,
      Мысли так покорно кротки,
      Предо мной стоит подросток
      В голубой косоворотке.
      Высоко застегнут ворот,
      И худые ноги босы...
      Сон мой сладостно распорот
      Взглядом глаз его раскосых.
      За покатыми плечами
      Золоченый самострел,
      Неуместными речами
      Дух смущаться не посмел.
      Молча на него смотрел,
      А закат едва горел
      За озерными холмами.
      Наконец,
      Будто не он,
      А воздух
      Звонким альтом
      Колеблясь побежал:
      "Червонный чернец
      Ответа ждал
      О том,
      Где венец,
      Где отдых?
      Я - встречный отрок,
      Меня не минуешь,
      Но не здесь, а там
      Все узнаешь
      О чуде,
      О том, где обетный край".
      Я молчал,
      Все молчало
      При лиловой звезде,
      Но сердце дрожало:
      "Где?"
      Косил, косил
      Неподвижно зеленым глазом...
      - Там живут блаженные люди!
      И указал
      (Вдруг такою желанною,
      Что только бы ее целовать,
      Целовать и плакать)
      Рукою
      На еле освещенный зарею
      На далеком холме
      Красный, кирпичный сарай.
      1920
      434. ПЕЩНОЙ ОТРОК
      Дай вспомнить, Боже! научи
      Узреть нетленными очами,
      Как отрок в огненной печи
      Цветет аврорными лучами.
      Эфир дрожащий, что роса,
      Повис воронкою воздушной,
      И ангельские голоса
      В душе свиваются послушной.
      Пади, Ваал! пади, Ваал!
      Расплавленною медью тресни!
      Лугов прохладных я искал,
      Но жгучий луг - еще прелестней.
      Огонь мой пламенную печь
      В озерную остудит влагу.
      На уголья велишь мне лечь
      На розы росные возлягу.
      Чем гуще дымы - легче дух,
      Оковы - призрачны и лживы.
      И рухнет идол, слеп и глух,
      А отроки пещные живы.
      1921
      435. РОЖДЕНИЕ ЭРОСА
      О. Н. Арбениной
      Пурпуровые паруса
      Курчаво стали в сизых тучах,
      И бирюзово полоса
      Тускнеет на зеленых кручах,
      В тяжелых островах пловучих
      Зеркально млеют небеса.
      Предлунная в траве роса
      Туманит струи вод текучих.
      Поет таинственно звезда
      Над влажным следом каравана,
      Ложится важно борода
      На сумеречный блеск кафтана,
      Дыханье дальнего Ливана
      Несет угасшая вода,
      Полумерцая иногда
      Восточным сотом Полистана.
      Кофейноокий эфиоп
      В дуге дикарской самострела,
      Склонив к кормилу плоский лоб,
      К безвестному ведет пределу.
      Крестом искривленное тело,
      Стройней гигантских антилоп,
      Заране видя тщетным гроб,
      Пророчески окаменело.
      Загадочно в витом браслете
      Смуглеет тусклый амулет.
      (Кто этот юноша, кто третий?)
      Шестнадцать ли жасминных лет
      Оставили весенний след
      В полете медленных столетий?
      Предмет влюбленных междометий,
      Смущенный выслушай привет.
      Какая спутница, какая,
      Тяжелый ладан рассекая,
      Лазурно-острыми лучами,
      Как бы нездешними мечами,
      Из запредельных сонных стран
      Ведет пловучий караван?
      Линцей, Линцей!
      Глаза - цепи!
      Не в ту сто
      рону цель
      взор.
      Пусто...
      Синие степи...
      Корабель
      щики всей
      шири,
      четыре
      стороны горизонта
      соединяет понта
      простор!
      Остри зренье,
      жмурь, жмурь
      веки!
      (Зрачок - лгун)
      ни бурь,
      ни лагун,
      ни зарева
      (виденье, виденье,
      зачем тебе реки?)
      не надо видеть,
      все - марево!
      Чу, - пенье!
      Медвяный сирен глас!
      Круги пошли в сердце...
      Смотри,
      слухом прозревший!
      Настал час...
      Тише, тише
      Чудо рожденье!
      Медвяный сирен глас:
      Чудо рожденье! заря розовеет,
      В хаосе близко дыханье Творца,
      Жидкий янтарь, золотея, густеет,
      Смирной прохладною благостно веет
      Роза венца!
      Эрос!
      Слезы стекают священного воска,
      Чадно курится святой фитиль,
      Затрепетала от ветра березка,
      Падает храмина плавно и плоско,
      Вспенилась пыль.
      Эрос!
      Лоно зеленое пламенно взрыто,
      Вихрем спускается на море рай,
      Радужной влагой рожденье повито,
      О белоногая, о Афродита,
      Сладостно тай!
      Эрос!
      Скок высокий, Эрос, Эрос!
      Пляс стеклянный, райский скок!
      Отрок вечный, Эрос, Эрос,
      Лет божественный высок!
      В розе, в радуге рожденье,
      В пене брызг плескучий рай,
      В вещий час уединенья,
      Гость весенний, заиграй.
      По сердцам, едва касаясь,
      Ты летишь, летишь, летишь!
      И, свиваясь, развиваясь,
      Голубую взрежешь тишь.
      Все наяды, ореады
      И дриады вслед тебе,
      Не обманчивы отрады,
      Розы брошены судьбе.
      Танец водит караваны,
      Хороводит хор планет.
      Как цветут святые раны!
      Смерть от бога - слаще нет!
      Эрос, всех богов юнейший
      И старейший всех богов,
      Эрос, ты - коваль нежнейший,
      Раскователь всех оков.
      Отрок, прежде века рожденный,
      ныне рождается!
      Отрок, прежде хаоса зачатый,
      зачинается!
      Все, что конченным снилось до века,
      ввек не кончается!
      1920
      ПРИМЕЧАНИЯ
      Поэтическое наследие М.А. Кузмина велико, и данный сборник представляет его не полно. Оно состоит из 11 стихотворных книг, обладающих внутренней целостностью, и значительного количества стихотворений, в них не включенных. Нередко в составе поэтического наследия Кузмина числят еще три его книги: вокально-инструментальный цикл "Куранты любви" (опубликован с нотами - М., 1910), пьесу "Вторник Мэри" (Пг., 1921) и вокально-инструментальный цикл "Лесок" (поэтический текст опубликован отдельно - Пг., 1922; планировавшееся издание нот не состоялось), а также целый ряд текстов к музыке, отчасти опубликованных с нотами. В настоящий сборник они не включены, прежде всего из соображений экономии места, как и довольно многочисленные переводы Кузмина, в том числе цельная книга А. де Ренье "Семь любовных портретов" (Пг., 1921).
      В нашем издании полностью воспроизводятся все отдельно опубликованные сборники стихотворений Кузмина, а также некоторое количество стихотворений, в эти сборники не входивших. Такой подход к составлению тома представляется наиболее оправданным, т. к. попытка составить книгу избранных стихотворений привела бы к разрушению целостных циклов и стихотворных книг. Известно несколько попыток Кузмина составить книгу избранных стихотворений, однако ни одна из них не является собственно авторским замыслом: единственный сборник, доведенный до рукописи (Изборник {Список условных сокращений, принятых в примечаниях, см. на с. 686-688}), отчетливо показывает, что на его составе и композиции сказались как требования издательства М. и С. Сабашниковых, планировавшего его опубликовать, так и русского книжного рынка того времени, а потому не может служить образцом. В еще большей степени сказались эти обстоятельства на нескольких планах различных книг "избранного", следуя которым попытался построить сборник стихов Кузмина "Арена" (СПб., 1994) А.Г. Тимофеев (см. рец. Г.А.Морева // НЛО. 1995. Э 11).
      Следует иметь в виду, что для самого Кузмина сборники не выглядели однородными по качеству. 10 октября 1931 г. он записал в Дневнике: "Перечитывал свои стихи. Откровенно говоря, как в период 1908-1916 года много каких попало, вялых и небрежных стихов. Теперь - другое дело. М б, самообман. По-моему, оценивая по пятибальной системе все сборники, получится: "Сети" (все-таки 5), "Ос Озера" - 3. "Глиняные голубки" 2, "Эхо" - 2, "Нездешние Вечера" - 4. "Вожатый" - 4, "Нов Гуль" - 3, "Параболы" - 4, "Форель" - 5. Баллы не абсолютны и в сфере моих возможностей, конечно" (НЛО. 1994. Э 7. С. 177).
      Довольно значительное количество стихотворных произведений Кузмина осталось в рукописях, хранящихся в различных государственных и частных архивах. Наиболее значительная часть их сосредоточена в РГАЛИ, важные дополнения имеются в различных фондах ИРЛИ (описаны в двух статьях А.Г.Тимофеева: Материалы М.А.Кузмина в Рукописном отделе Пушкинского Дома // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. СПб., 1993; Материалы М.А.Кузмина в Рукописном отделе Пушкинского Дома (Некоторые дополнения) // Ежегодник... на 1991 год. СПб., 1994), ИМЛИ, РНБ, ГАМ, РГБ, ГРМ, Музея А.А.Ахматовой в Фонтанном Доме (С.-Петербург), а также в ряде личных собраний, доступных нам лишь частично. Полное выявление автографов Кузмина является делом будущего, и настоящий сборник не может претендовать на исчерпывающую полноту как подбора текстов (по условиям издания тексты, не включенные в авторские сборники, представлены весьма выборочно), так и учета их вариантов. В соответствии с принципами "Библиотеки поэта" ссылки на архивные материалы даются сокращенно: в случаях, если автограф хранится в личном фонде Кузмина (РГАЛИ, Ф. 232; РНБ, Ф. 400; ИМЛИ, Ф. 192; ГЛМ, Ф. 111), указывается лишь название архива; в остальных случаях указывается название архива и фамилия фондообразователя или название фонда.
      На протяжении многих лет, с 1929 и до середины 1970-х годов, ни поэзия, ни проза Кузмина не издавались ни в СССР, ни на Западе, если не считать появившихся в начале 1970-х годов репринтных воспроизведений прижизненных книг (ныне они довольно многочисленны и нами не учитываются), .а также небольших подборок в разного рода хрестоматиях или антологиях и отдельных публикаций единичных стихотворений, ранее не печатавшихся.
      В 1977 г. в Мюнхене было издано "Собрание стихов" Кузмина под редакцией Дж.Малмстада и В.Маркова, где первые два тома представляют собою фотомеханическое воспроизведение прижизненных поэтических сборников (в том числе "Курантов любви", "Вторника Мэри" и "Леска"; "Занавешенные картинки" воспроизведены без эротических иллюстраций В.А.Милашевского), а третий (ССт) состоит из чрезвычайно содержательных статей редакторов, большой подборки стихотворений, не входивших в прижизненные книги (в том числе текстов к музыке, стихов из прозаических произведений, переводов и коллективного), пьесы "Смерть Нерона" и театрально-музыкальной сюиты "Прогулки Гуля" (с музыкой А.И.Канкаровича под названием "Че-пу-ха (Прогулки Гуля)" была исполнена в 1929 г. в Ленинградской Академической капелле. См.: "Рабочий и театр". 1929. Э 14/15), а также примечаний ко всем трем томам (дополнения и исправления замеченных ошибок были изданы отдельным приложением подзагл. "Addenda et errata", перечень необходимых исправлений вошел также в Венский сборник).
      Названное издание является, бесспорно, наиболее ценным из осуществленных в мире до настоящего времени как по количеству включенных в него произведении, так и по качеству комментариев, раскрывающих многие подтексты стихов Кузмина. Однако оно не лишено и отдельных недостатков, вызванных обстоятельствами, в которых оно готовилось: составители не имели возможности обращаться к материалам советских государственных архивов, бывшие в их распоряжении копии ряда неизданных стихотворений являлись дефектными, по техническим причинам оказалось невозможным внести необходимую правку непосредственно в текст стихотворений и т.п. Ряд стихотворений остался составителям недоступным.
      Из изданий, вышедших на родине Кузмина до 1994 г. включительно, серьезный научный интерес имеют прежде всего "Избранные произведения" (Л., 1990) под редакцией А.В.Лаврова и Р.Д.Тименчика, представляющие творчество Кузмина далеко не полно, но оснащенные в высшей степени ценным комментарием; в частности, особый интерес вызывают обзоры критических откликов на появление книг поэта, которые из соображении экономии места в предлагаемом томе не могут быть представлены. Добросовестно откомментирован уже упоминавшийся нами сборник "Арена" под редакцией А.Г.Тимофеева, хотя его композиция не может быть, с нашей точки зрения, принята в качестве удовлетворительной. Книги, вышедшие под редакцией С.С.Куняева (Ярославль, 1989; иной вариант М., 1990) и Е.В.Ермиловой (М., 1989), научной ценностью не обладают (см. рецензию Л.Селезнева // "Вопросы литературы". 1990. Э 6).
      Настоящее издание состоит из двух больших частей. В первую, условно называемую "Основным собранием", вошли прижизненные поэтические сборники Кузмина, с полным сохранением их состава и композиции, графического оформления текстов, датировок и прочих особенностей, о чем подробно сказано в преамбулах к соответствующим разделам. Во вторую часть включены избранные стихотворения, не входившие в авторские сборники. При составлении этого раздела отдавалось предпочтение стихотворениям завершенным и представляющим определенные этапы творчества Кузмина. Более полно представлено послеоктябрьское творчество поэта.
      Обращение к рукописям Кузмина показывает, что для его творческой практики была характерна минимальная работа над рукописями: в черновых автографах правка незначительна, а последний ее слой практически совпадает с печатными редакциями. Это дает возможность отказаться от традиционного для "Библиотеки поэта" раздела "Другие редакции и варианты" и учесть их непосредственно в примечаниях. При этом варианты фиксируются лишь в тех случаях, когда они представляют значительный объем текста (как правило, 4 строки и более), или намечают возможность решительного изменения хода поэтической мысли, или могут свидетельствовать о возможных дефектах основного текста. Следует отметить, что далеко не всегда функция автографа беловой или черновой - очевидна. В тех случаях, которые невозможно разрешить однозначно, мы пользуемся просто словом "автограф".
      В тексте основного собрания сохранена датировка стихотворений, принадлежащая самому Кузмину, со всеми ее особенностями, прежде всего часто применяемыми поэтом общими датировками для целого ряда стихотворений, а также заведомо неверными датами, которые могут обладать каким-либо особым смыслом (как правило, в списках своих стихотворений Кузмин обозначает даты весьма точно, что говорит о его внимании к этому элементу текста). Исправления и дополнения к авторским датировкам вынесены в примечания. Лишь в нескольких случаях в текст внесены датировки, намеренно опущенные самим автором (чаще всего - при включении в книгу стихотворений, написанных задолго до ее издания); такие даты заключаются в квадратные скобки. В разделе "Стихотворения, не вошедшие в прижизненные сборники", произведения датировались на основании: 1) дат, проставленных самим автором в печатных изданиях или автографах; 2) различных авторских списков произведений; 3) археографических признаков или разного рода косвенных свидетельств; 4) первых публикаций. В двух последних случаях даты заключаются в ломаные скобки; во всех случаях, кроме первого, обоснование датировки приводится в примечаниях. Даты, между которыми стоит тире, означают время, не раньше и не позже которого писалось стихотворение или цикл.
      Орфография текстов безоговорочно приведена к современной, за исключением тех немногих случаев, когда исправление могло войти в противоречие со звучанием или смыслом стиха. Кузмин постоянно писал названия месяцев с прописных букв - нами они заменены на строчные. В то же время в текстах поздних книг Кузмина слова "Бог", "Господь" и др., печатавшиеся по цензурным (а нередко и автоцензурным, т. к. такое написание встречается и в рукописях) соображениям со строчной буквы, печатаются с прописной, как во всех прочих текстах. Пунктуация Кузмина не была устоявшейся, она сбивчива и противоречива. Поэтому мы сочли необходимым в основном привести ее к современным нормам, оставив без изменения в тех местах, где можно было подозревать определенно выраженную авторскую волю, или там, где однозначно толковать тот или иной знак препинания невозможно.
      Примечания содержат следующие сведения: указывается первая публикация (в единичных случаях, когда стихотворение практически одновременно печаталось в нескольких изданиях, - через двойной дефис указываются эти публикации; если впервые стихотворение было опубликовано в книге, воспроизводимой в данном разделе, ее название не повторяется). В тех случаях, когда стихотворение печатается не по источнику, указанному в преамбуле к сборнику, или не по опубликованному тексту, употребляется формула: "Печ. по ...". Далее приводятся существенные варианты печатных изданий и автографов, дается реальный комментарий (ввиду очень большого количества реалий разного рода, встречающихся в текстах, не комментируются слова и имена, которые могут быть отысканы читателем в "Большом (Советском) энциклопедическом словаре" и в "Мифологическом словаре", М., 1990), а также излагаются сведения, позволяющие полнее понять творческую историю стихотворения и его смысловую структуру. При этом особое внимание уделено информации, восходящей к до сих пор не опубликованным дневникам Кузмина и его переписке с Г.В.Чичериным, тоже лишь в незначительной степени введенной в научный оборот. При этом даже опубликованные в различных изданиях отрывки из этих материалов цитируются по автографам или по текстам, подготовленным к печати, дабы не загромождать комментарий излишними отсылками. Для библиографической полноты следует указать, что отрывки из дневника Кузмина печатались Ж.Шероном (WSA. Bd. 17), К.Н.Суворовой (ЛН. Т. 92. Кн. 2) и С.В.Шумихиным (Кузмин и русская культура. С. 146-155). Текст дневника 1921 года опубликован Н.А.Богомоловым и С.В.Шумихиным (Минувшее: Исторический альманах. [Paris, 1991]. Вып. 12; М., 1993. Вып. 13), текст дневника 1931 года - С.В.Шумихиным (НЛО. 1994. Э 7), дневник 1934 года - Г.А.Моревым (М.Кузмин. Дневник 1934 года. СПб., 1998). Обширные извлечения из писем Кузмина к Чичерину приводятся в биографии Кузмина (Богомолов Н.А., Малмстад Дж.Э. Михаил Кузмин: Искусство, жизнь, эпоха. М., 1996). Две подборки писем опубликованы А.Г.Тимофеевым ("Итальянское путешествие" Михаила Кузмина // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1992. М., 1993; "Совсем другое, новое солнце...": Михаил Кузмин в Ревеле // "Звезда". 1997. Э 2), фрагменты двусторонней переписки опубликованы С.Чимишкян ("Cahiers du Monde Russe et sovietique". 1974. T. XV. Э 1/2).
      Особую сложность представляло выявление историко-культурных и литературных подтекстов стихотворений Кузмина. Как показывает исследовательская практика, в ряде случаев они не могут быть трактованы однозначно и оказываются возможными различные вполне убедительные интерпретации одного и того же текста, основанные на обращении к реальным и потенциальным его источникам. Большая работа, проделанная составителями-редакторами ССт и Избр. произв., не может быть признана исчерпывающей. В данном издании, в связи с ограниченностью общего объема книги и, соответственно/комментария, указаны лишь те трактовки ассоциативных ходов Кузмина, которые представлялись безусловно убедительными; тем самым неминуемо оставлен без прояснения ряд "темных" мест. По мнению комментатора, дальнейшая интерпретация различных текстов Кузмина, особенно относящихся к 1920-м годам, может быть осуществлена только коллективными, усилиями ученых.
      При составлении примечаний нами учтены опубликованные комментарии А.В.Лаврова, Дж.Малмстада, В.Ф.Маркова, Р.Д.Тименчика и А.Г.Тимофеева. В тех случаях, когда использовались комментарии других авторов или же опубликованные в других изданиях разыскания уже названных комментаторов, это оговаривается особо.
      Редакция серии приносит благодарность А.М.Луценко за предоставление им ряда уникальных материалов (автографов и надписей Кузмина на книгах), использованных в данном издании. Редакция благодарит также Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме за помощь, оказанную при иллюстрировании настоящего издания впервые публикуемыми материалами из фонда Музея и его библиотеки.
      Составитель приносит свою глубокую благодарность людям, способствовавшим ему в поиске и предоставившим возможность получить материалы для издания: С.И.Богатыревой, Г.М.Гавриловой, Н.В.Котрелеву, А.В.Лаврову, Е.Ю.Литвин, Г.А.Мореву, М.М.Павловой, А.Е.Парнису, В.Н.Сажину, М.В.Толмачеву, Л.М.Турчинскому. Особая благодарность - АТ.Тимофееву, рецензировавшему рукопись книги и высказавшему ряд важных замечаний.
      Список условных сокращений
      А - журн. "Аполлон" (С.-Петерб.-Петроград).
      Абр. - альм. "Абраксас". Вып. 1 и 2 - 1922. Вып. 3 - 1923 (Петроград).
      АЛ - собр. А.М.Луценко (С. - Петерб.).
      Арена - Кузмин М. Арена: Избранные стихотворения / Вст. ст., сост., подг. текста и комм. А.Г.Тимофеева. СПб.: "СевероЗапад", 1994.
      Ахматова и Кузмин - Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Ахматова и Кузмин // "Russian Literature". 1978. Vol. VI. Э 3.
      Бессонов - Бессонов П.А. Калеки перехожие: Сборник стихов и исследование. М., 1861. Вып. 1-3 (с общей нумерацией страниц).
      В - журн. "Весы" (Москва).
      Венский сборник - Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin / Ed. by John E.Malmstad. Wien, 1989 (WSA. Sonderband 24).
      ГГ-1 - Кузмин М. Глиняные голубки: Третья книга стихов / Обл. работы А.Божерянова. СПб.: Изд. М.И.Семенова, 1914.
      ГГ-2 - Кузмин М. Глиняные голубки: Третья книга стихов. Изд. 2-е / Обл. работы Н.И.Альтмана. [Берлин]: "Петрополис", 1923.
      ГЛМ - Рукописный отдел Гос. Литературного музея (Москва).
      ГРМ - Сектор рукописей Гос. Русского музея (С. - Петерб.).
      Дневник - Дневник М.А.Кузмина // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 51-67а. Дневники 1921 и 1931 гг. цитируются по названным в преамбуле публикациям, за остальные годы - по тексту, подготовленному Н.А.Богомоловым и С.В.Шумихиным к изданию с указанием дат записи.
      ЖИ - газ. (впоследствии еженедельный журн.) "Жизнь искусства" (Петроград - Ленинград).
      Журнал ТЛХО - "Журнал театра Литературно-художественного общества" (С. - Петерб.).
      ЗР - журн. "Золотое руно" (Москва).
      Изборник - Кузмин М. Стихи (1907-1917), избранные из сборников "Сети", "Осенние озера", "Глиняные голубки" и из готовящейся к печати книги "Гонцы" // ИМЛИ. Ф. 192. Оп. 1. Ед. хр. 4.
      Избр. произв. - Кузмин М. Избранные произведения / Сост., подг. текста, вст. ст. и комм. А.В.Лаврова и Р.Д.Тименчика. Л.: "Худож. лит.", 1990.
      ИМЛИ - Рукописный отдел Института мировой литературы РАН.
      ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН.
      Кузмин и русская культура - Михаил Кузмин и русская культура XX века: Тезисы и материалы конференции 157 мая 1990 г. Л., 1990.
      Лесман - Книги и рукописи в собрании М.С.Лесмана: Аннотированный каталог. Публикации. М.: "Книга", 1989.
      Лит. прил. - "Русская мысль" (Париж): Лит. прил. Э 11 к Э 3852 от 2 ноября 1990.
      ЛН - Лит. наследство (с указанием тома).
      Лук. - журн. "Лукоморье" (С.-Петерб. - Петроград).
      Майринк - Густав Майринк. Ангел западного окна: Роман. СПб., 1992.
      НЛО - журн. "Новое литературное обозрение" (Москва).
      П - Кузмин М. Параболы: Стихотворения 1921 -1922. Пб.; Берлин: "Петрополис", 1923.
      Пример - Кузмин М., Князев Всеволод. Пример влюбленным: Стихи для немногих / Украшения С.Судейкина // РГБ. Ф. 622. Карт. 3. Ед. хр. 15 (часть рукописи, содержащая стихотворения Кузмина [без украшений, которые, очевидно, и не были выполнены], предназначавшейся для изд-ва "Альциона"; часть рукописи со стихами Князева - РГАЛИ, арх. Г.И.Чулкова).
      Ратгауз - Ратгауз М.Г. Кузмин - кинозритель // Киноведческие записки. 1992. Э 13.
      РГАЛИ - Российский гос. архив литературы и искусства.
      РГБ - Отдел рукописей Российской гос. библиотеки (бывш. Гос. Библиотеки СССР им. В.И.Ленина).
      РНБ - Отдел рукописей и редких книг Российской Национальной библиотеки (бывш. Гос. Публичной библиотеки им. М.Е.Салтыкова-Щедрина).
      РМ - журн. "Русская мысль" (Москва).
      РТ-1 - Рабочая тетрадь М.Кузмина 1907-1910 гг. // ИРЛИ. Ф. 172. Оп. 1. Ед. хр. 321.
      РТ-2 - Рабочая тетрадь М.Кузмина 1920-1928 гг. // ИРЛИ. Ф. 172. Оп. 1. Ед. хр. 319.
      Рук. 1911 - Кузмин М. Осенние озера, вторая книга стихов. 1911 // ИМЛИ. Ф. 192. Оп. 1. Ед. хр. 5-7 (рукопись).
      С-1 - Кузмин М. Сети: Первая книга стихов / Обл. работы Н.феофилактова. М.: "Скорпион", 1908.
      С-2 - Кузмин М. Сети: Первая книга стихов. Изд. 2-е / Обл. работы А.Божерянова. Пг.: Изд. М.И.Семенова, 1915 (Кузмин М. Собр. соч. Т. 1).
      С-3 - Кузмин М. Сети: Первая книга стихов. Изд. 3-е / Обл. работы Н.И.Альтмана. Пб.; Берлин: "Петрополис", 1923.
      СевЗ - журн. "Северные записки" (С.-Петерб.-Петроград).
      СиМ - Богомолов Н.А. Михаил Кузмин: Статьи и материалы. М., 1995.
      Списки РГАЛИ - несколько вариантов списков произведений Кузмина за 1896-1924 гг. // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 43.
      Список РТ - Список произведений Кузмина за 1920 - 1928 гг.//РТ-2
      ССт - Кузмин Михаил. Собрание стихов / Вст. статьи, сост., подг. текста и комм. Дж.Малмстада и В.Маркова. Munchen: W.Fink Verlag, 1977. Bd. III.
      ст. - стих.
      ст-ние - стихотворение.
      Стихи-19 - Рукописная книжка "Стихотворения Михаила Кузмина, им же переписанные в 1919 году" // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 6.
      Театр - М. Кузмин. Театр: В 4 т. (в 2-х книгах) / Сост. А.Г. Тимофеев. Под ред. В. Маткова и Ж. Шерона. Berkly Slavic Specialties, [1994].
      ЦГАЛИ С.-Петербурга - Центральный гос. архив литературы и искусства С.-Петербурга (бывш. ЛГАЛИ).
      WSA - Wiener slawistischer Almanach (Wien; с указанием тома).
      НЕЗДЕШНИЕ ВЕЧЕРА
      Стихи 1914-1920
      Печ. по первому изд. (Пб.: "Петрополис", 1921), вышедшему в свет в июне 1921 г. с обл. и маркой М.В.Добужинского. Выпущенное в 1923 г. берлинским изд-вом "Слово" второе издание, по всей видимости, авторизовано не было и потому как источник не учитывается.
      381. "Творчество" (Харьков). 1919. Э 4. В этой публикации (в оглавл. журнала каждая строфа отмечена как отдельное ст-ние) ст. 1-2 напечатаны в одну строку, ст. 21-22 - в обратном порядке, ст. 30 - без скобок. Беловой автограф - РГАЛИ.
      I. ЛОДКА В НЕБЕ
      382. Лук. 1915. Э 23.
      383. "Огонек". 1915. Э 22. Черновой автограф - РНБ, арх. А.И.Тинякова, с посвящ. Ю.И.Юркуну и датой: 13 апр 1914.
      384. "Огонек". 1915. Э 38.
      385. Беловой автограф с датой: 16 апреля 1916 записан в дневнике М.М.Бамдаса (архив Т.М.Корзинкиной). Черновой автограф с датой: апрель , без посвящ. - РГАЛИ. Бамдас Моисей Маркович (1896-1959) - поэт, впоследствии журналист, переводчик. Кузмин написал предисловие к первой книге стихов Бамдаса "Предрассветный ветер" (Пг., 1917) и посвятил ему рассказ "Слава в плюшевой рамке". Гейне я не люблю - см. в письме В.В.Руслову от 15 ноября 1907: "Я не люблю Шиллера, Гейне, Ибсена и большинство новых немцев" (СиМ. С. 203). В ст-нии речь идет не о творчестве, а о жизни Гейне. Во Франкфурте, что на Майне Гейне в 1815 г. некоторое время обучался банковскому делу у банкира Риндкопфа. Фрейлейн Ревекка - возможно, Ребекка Мендельсон (1809-1858), младшая сестра композитора Ф.Мендельсона-Бартольди. Фрау Рахиль - Рахиль Фарнгаген фон Энзе (177 1 -1833), жена известного литератора Карла Августа Фарнгагена фон Энзе, покровительница Гейне в берлинские годы. Отец Ваш - важный банкир. Имеется в виду Амалия Гейне, двоюродная сестра поэта, в которую тот был влюблен; ее отец, дядя Гейне, был гамбургским банкиром. Впрочем, следует отметить, что и отец Ребекки Мендельсон также был банкиром.
      386. "Москва". 1919. Э 2 с разночтением в ст. 1: "Забукетилось небо к вечеру". Черновой автограф с датой: 30 декабря - РГАЛИ.
      387. СевЗ. 1916. Э 12. Беловой автограф - Изборник. В нем ст. 5-8 следуют после ст. 24. Черновой автограф с датой: 7 н - РГАЛИ. Когда вы меня называете "Майкель". См.: "Юрочка всегда называл Кузмина по-английски" (Милашевский В.А. Вчера, позавчера: Воспоминания художника / Изд. 2-е. М., 1989. С. 164).
      388. "Дракон". Пг., 1921 (вся книга перепечатана под загл.: Цех поэтов: Альманах 1. Берлин, 1923). Беловой автограф - Изборник. Черновой автограф с датой: февраль 1917 - РГАЛИ. Как Саул, я нашел и знаю Царство, что не искал. См.: 1-я Царств. гл. 9-10.
      389. Беловой автограф без загл. - Изборник. Черновой автограф, без загл., с датой: 26 сентября 1916 - РГАЛИ.
      390. Лук. 1916. Э 49, с пропуском ст. 3 и со значительным количеством мелких разночтений. В строфе 3 1-е и 2-е двустишия следуют в обратном порядке. Беловой автограф - Изборник. Черновой автограф с датой: 27 - РГАЛИ.
      391. Черновой автограф с датой: июнь 1920 - РТ-2. В списке РТ-2 дата 7 июня 1920.
      392. Черновой автограф с датой: 8 июня 1920 - РТ-2. В списке РТ-2 дата - 9 июня.
      393. "Аргус". 1917. Э 11/12. Беловой автограф - Изборник. Черновой автограф с датой: май 1917 - РГАЛИ.
      394. Беловой автограф с датой: 1914 - Изборник. Черновой автограф с датой: 7 ноября 1916 - РГАЛИ. В списке РГАЛИ - под 1916 г. Ст. 1-2 - ср. великопостную молитву Ефрема Сирина: "Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми". Словами этой молитвы завершается рассказ Кузмина "Высокое искусство" (см. также: Морев Г. Заметки о прозе Кузмина: "Высокое искусство" // Лит. прил. С. V). Фиваида византийское название области древних Фив, пришедшей в упадок; место пребывания многих отшельников. Параклит (Параклет) - "утешитель", "заступник". Несколько раз упоминаемое в Евангелии от Иоанна и в 1-м послании Иоанна имя, под которым подразумевается то Христос, то Святой Дух. У гностиков Параклит понимался то как Божий посланник, то как зон (см. примеч. 414). По Л.П.Карсавину - "зон, порожденный четою Человек - Церковь и сочетанный с эоном Верою" (Карсавин Л.П. Св. Отцы и Учители Церкви. Париж, [б.г.]. С. 39). См. также в статье о древнерусской системе записи церковного пения, которую Кузмин профессионально знал: "Символом святого духа в древнерусской знаменной нотации является ее первый знак - параклит" (Владышевская Т.Ф. Богодухновенное, ангелогласное пение в системе средневековой музыкальной культуры (эволюция идеи) // Механизмы культуры. М., 1990. С. 130).
      II. ФУЗИЙ В БЛЮДЕЧКЕ
      Специально об этом разделе см.: Цивьян Т.В. К анализу цикла Кузмина "Фузий в блюдечке" // Кузмин и русская культура. С. 43-46.
      395. "Аргус". 1917. Э 7. Черновой автограф, без загл., с датой: 27 января - РГАЛИ.
      396. "Вершины". 1914. Э 3. Черновой автограф с датой: 9 июня РГАЛИ.
      397. Стрелец: Сборник первый. Пг., 1915, как первое ст-ние в цикле "Летние стихи". Черновой автограф с датой: 22 июня - РГАЛИ.
      398. Там же, как второе ст-ние цикла "Летние стихи". Черновой автограф с датой: 29 июня 1914 - РГАЛИ. Fol arome (в альманахе неверно: "Folle arome") - сорт духов. Фонола. См. в хронике: "На выставке новейших изобретений, в киоске музыкальной фирмы К.И.Бернгарда экспонируется весьма музыкальное изобретение, фонола, дающая возможность всякому, не имеющему даже понятия о музыке, исполнять на рояли или пианино любую пьесу. При помощи фонолы, приставляющейся к любому инструменту, можно придать исполнению все нужные оттенки и нюансы. Рояль с вделанной фонолой почти ничем не отличается от обыкновенного рояля, и издали нельзя отличить играет ли сидящий за роялью обыкновенным способом или при помощи фонолы. Кроме того, в таком рояле - фонола может служить партнером для игры в четыре руки" (Обозрение театров. 1909. 29 мая. Э 743. С. 6).
      399. Альманахи стихов, выходящие в Петрограде. Пг., 1915. Вып. I, под загл. "Жара". Беловой автограф первопечатного текста - РГАЛИ, арх. Д. М. Цензора. Вырезка из альманаха - Изборник. Черновой автограф - РГАЛИ.
      400. "Новый журнал для всех". 1916. Э 2/3, как первое ст-ние цикла "Два пейзажа Гогена" (см. ст-ние 4 цикла 346351), с общей датой: январь 1916, с разночтениями в ст. 4: "Полно тебе гореть!" и ст. 14: "Жалят, что овода". Ст. 10 исправлен по журнальному тексту (в книге: "Спустит небес лоза"). Верстка журнального текста с авторской правкой - РГАЛИ.
      401. Черновой автограф - РГАЛИ (по расположению в тетради датируется: апрель - до 4 мая 1917). Юмала - общее название божества у финнов-язычников.
      402. "Аргус". 1918. Э 1. Черновой автограф с датой: 4 мая РГАЛИ.
      403. Беловой автограф - Изборник. Черновой автограф с датой: май - РГАЛИ.
      404. Беловые автографы - Изборник; РНБ, арх. А.А.Дернова. Черновые автографы - ГЛМ; РГАЛИ, с датой: 23 мая . Хорасан - область в Иране, прославленная производством ковров.
      405. "Москва". 1919. Э 2, без загл. Беловой автограф - собрание М.С.Лесмана (см.: Лесман. С. 302). Черновой автограф без строфы 4 - ГЛМ. Ходовецкий Даниэль Николаус (1726-1801) - немецкий рисовальщик, один из любимых художников Кузмина. Параллели к ст-нию см. в рассказах "Смертельная роза", "Записки Тивуртия Пенцля" и в книге "Лесок".
      III. ДНИ И ЛИЦА
      406. "Вестник литературы". 1921. Э 3, с примеч.: "Прочитано на торжественном собрании в Доме Литераторов 11 февраля 1921 г." - Пушкин. Достоевский. Пг., 1921. Черновой автограф, без загл., с датой: февр РТ-2. Собрание в Доме литераторов неоднократно описывалось в дневниках и мемуарах (Вл. Ходасевич, К.И.Чуковский, Е.П.Казанович, М.А.Бекетова и др.), однако чтение Кузмина практически не упоминалось: оно осталось в тени речи Блока "О назначении поэта", произнесенной на том же вечере. Оценки ст-ния см.: "Стишки М.Кузмина, прошепелявленные не без ужимки, - стихи на случай очень обыкновенные" (Чуковский К. Дневник 1901-1929. М., 1991. С. 158); "Открываю дальше: Пушкин - мой Пушкин, то, что всегда говорю о нем - я" (Цветаева Марина. Соч.: В 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 117). Анализ ст-ния см.: Hughes R. Pushkin in Petrograd: February 1921 // Cultural Mythologies of Russian Modernism. Berkeley e.a., 1992. P. 204-207.
      407. Беловой автограф с датой: 1917 - Изборник. Черновой автограф с датой: 9 ноября - РГАЛИ. В списке РГАЛИ - 1916. Geheimrath - тайный советник. Гете был тайным советником при дворе веймарских герцогов с 1776 г. Под семидесятилетним плащом Лизетта. Очевидно, имеется в виду вдохновительница "Мариенбадской элегии" Ульрика фон Левецов.
      408. "Биржевые ведомости". 15 (28) июля 1916, утр. вып. - "Северный луч". 1916. Э 2. В обоих публикациях - под загл. "Лермонтов" и с довольно многочисленными разночтениями. Беловой автограф - Изборник. Черновой автограф с датой: июль 1916 - РГАЛИ. Так как текст этого автографа практически совпадает с книжным, то, очевидно, при первой публикации было осуществлено редакторское вмешательство. Еще одно ст-ние Кузмина, посвященное Лермонтову и также датированное июлем 1916г., см.: ССт. С. 464 (по черновому автографу РГАЛИ).
      409. Н.Сапунов: Стихи, воспоминания, характеристики. М., 1916, под загл. "Памяти Н.Н.Сапунова", с перестановкой двустиший в строфе 3. Беловой автограф - Изборник. Черновой автограф - РГАЛИ. Сапунов Николай Николаевич (18801912) - художник, друг Кузмина. Об их взаимоотношениях см. воспоминания Кузмина, опубликованные в том же сборнике, что и ст-ние. См. также: "Я очень дружен, очень люблю Ник. Ник., но совсем не влюблен в него, конечно..." (Дневник, 14 января 1907). О круге общих художественных интересов см. письмо Сапунова Кузмину от 18 августа 1907 г.: "Дорогой мой Михаил Алексеевич, это очень хорошая мысль - поставить Вашу "Евдокию" в духе XVIII-го века, хотя, я думаю, лучше было бы держаться XVII-го столетия; по-моему, это острее, и в этом духе можно было бы сделать нечто поразительное из этой постановки. Вот где можно было бы применить цветные парики и огненные краски! Восемнадцатый век слишком использован и стал уже надоедать. Кому это пришла мысль пригласить Бенуа? Он все испортит и сделает из этой постановки виньетку, меню или черт знает что. Неужели Вы, дорогой мой, не понимаете, что все эти Бенуа, Баксты и прочие "типы Мира Искусства" - люди отжившие, это художники вчерашнего дня. Как Вам не стыдно связываться с этими Петербургскими старичками, из которых, кажется, уже песок сыпется. Ужасно грустно то, что такое все-таки живое и симпатичное предприятие, как театр Коммиссаржевской, начинают уже пакостить такие пошляки и аферисты "товарищи", как Анисфельд и Гржебин, или Чулков со своим мистическим анархизмом. Черт бы их побрал! В конце концов, право, нам следовало бы устроить им оппозицию и всеми правдами и неправдами захватить театр в свои руки; мы имеем большее право на это. Не так ли?" (РНБ; другие письма опубликованы Дж. Малмстадом в Венском сборнике с незначительными неточностями, исправленными в ст.: Тимофеев А.Г. Некоторые поправки и добавления к венскому Кузминскому сборнику // Лит. прил. С. IV). Непосредственный повод для создания ст-ния - воспоминания о гибели Сапунова: "Поехали в "Собаку", где был Пронин и Цыбульская. На вокзале дождались Яковлеву и Бебутову. Поехали. В Териоках сыро и мрачно. Решили поехать кататься. Насилу достали лодку. Было не плохо, но когда я менялся местами с княжною , она свалилась, я за нею, и все в воду. Погружаясь, я думал: неужели это смерть? Выплыли со стонами. Кричать начали не тотчас. Сапунов говорит: "Я плавать-то не умею", уцепился за Яковлеву, стянул ее, и опять лодка перевернулась, тут Сапунов потонул, лодка кувыркалась раз 6. Крик, отчаяние от смерти Сапунова, крики принцессы и Яковлевой - ужас, ужас" (Дневник, 14 июня 1912). Закон святого ремесла. Ср.: "Мое святое ремесло!" (К.К.Павлова, "Ты, уцелевший в сердце нищем...").
      410. Тамаре Платоновне Карсавиной - "Бродячая собака". [СПб., 1914]. Сборник выпущен к вечеру танцев Карсавиной в "Бродячей собаке" 26 марта 1914 г. и состоит из факсимильно воспроизведенных автографов ст-ний различных поэтов, а также статей и нот. Подробнее см.: Парнис А.Е., Тименчик Р.Д. Программы "Бродячей Собаки". С. 231-232 См. также: "Писал стихи Карсавиной" (Дневник, 19 марта 1914). Черновой автограф - РГАЛИ. Коломбина, Саломея роли Карсавиной в балете М.М.Фокина "Карнавал" на музыку Шумана (1910) и в балете Б.Г.Романова на музыку Ф.Шмитта "Трагедия о Саломее" (1913).
      411. Черновой автограф с датами: 8 и 9 мая - РГАЛИ. "Шведские перчатки" - повесть Ю.И.Юркуна, вышедшая в 1914 г. с предисловием Кузмина. Многие реалии ст-ния связаны с персонажами и предметным миром повести. Ср. инскрипт Кузмина на ГГ-1, обращенный к Юркуну: "Единственному Юрочке любимому первый экземпляр книги, радуясь, что она выйдет вместе с его "Шведскими перчатками", любящий его М.Кузмин. 1914" (АЛ).
      IV. СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ
      412. Беловой автограф до ст. 180 - РНБ, без посвящ. Еще два беловых автографа - Изборник; РГАЛИ. Черновой автограф с датой: 13 июня 1917 РГАЛИ. Ст-ние было положено Кузминым на музыку. Подробный анализ ст-ния.: Нагег К. Michail Kuzmin: Studien zur Poetik der friihen uud mittleren Schaffensperiode. Munchen, 1993. S. 90-168. Кожебаткин Александр Мелетьевич (1884-1942) - секретарь изд-ва "Мусагет", владелец изд-ва "Альциона" (подробнее о нем см.: Книговедение: Энциклопедический словарь. М., 1981). Состоял в переписке с Кузминым. В основе сюжета ст-ния - отождествление змееборца св. Георгия с другим змееборцем - Персеем (подробнее см.: Аверинцев С.С. Георгий // Мифы народов мира, 1980. Т.1; в статье анализируется и ст-ние Кузмина). Петаз - древнегреч. головной убор. У бога Гермеса он изображен с крыльями. Гаргарийских гор эхо. Гаргария - область на северном побережье Мраморного моря. Адонийски - как на адониях, где оплакивали бога Адониса, частого персонажа ст-ний Кузмина. Прощай, отец родимый и т.д. Очевидно, связано с мелодией т.н. "жестокого романса". Кора одно из имен богини Персефоны (греч. миф.), которой в римской миф. соответствует Прозерпина. Пасифая (греч. миф.) была не только матерью Федры (что важно для Кузмина), но и любовницей чудищ, точнее - быка, от которого родила получеловека-полубыка Минотавра. Семела (греч. миф.) - фиванская царевна, мать Диониса, возлюбленная Зевса, которой он однажды по ее требованию явился во всем своем величии и испепелил ее. Там я - твоя Гайя, где ты - мой Гай. Часть римской свадебной формулы.
      V. СОФИЯ
      Гностические стихотворения
      Все ст-ния данного раздела, кроме ст-ния 418, - Петербургский альманах. Пб.; Берлин, 1922. Автограф этих же ст-ний с надписью неизвестного лица: "Принять для 1-го альм. И.С." - РНБ. Беловой автограф в виде рукописной книги, переписанной в 1920 г., - собрание Л.М.Турчинского.
      413. Черновой автограф с датой: 25 ноября 1917 - РГАЛИ. В основе сюжета ст-ния лежит гностическая легенда о Софии-Премудрости, своею мыслью породившей низший, природный мир. Подробнее см.:Трофимова М.К. Из истории ключевой темы гностических текстов // Палеобалканистика и античность. М., 1989. На престоле семистолбном. См.: "Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его" (Притчи. 9, 1).
      414. В "Петербургском альманахе" ст. 52 - в скобках, ст. 51 и 52, 62 и 63 слиты в одну строку, последнее слово ст-ния выделено в отдельную строку. В беловом автографе РНБ ст. 81-83 расположены в другом порядке: 82, 83, 81. Черновой автограф с датой: 27 декабря - РГАЛИ. Базилид (Василид) гностик, учивший в Александрии между 120 и 140 г. Его идеи известны только по изложению Отцов церкви. Смерть Антиноя - см. примеч. 80-86 (7). Зон, В миропонимании гностиков - основание гармонии вселенной, ее части, обладающие внутренней замкнутостью и в то же время связанные между собой. Плэрома, т.е. полнота, - вся совокупность эонов, целостность мира. Семинебесных сфер. Согласно учению Базилида, небо состояло из семи планетных сфер: Арра-Сас неоднократно в различных контекстах встречающееся магическое слово. См. рассуждения Кузмина: "Происхождение слова Абраксас темно и недостаточно исследовано. Значение его отнюдь не смысловое или мифологическое, а звуковое и числовое. На гностических амулетах оно писалось различно, но в подавляющем большинстве случаев именно Абраксас. Изображения, иногда сопровождавшие его, тоже не были одинаковы: солнце, человек, стоящий на быке, и т.п. (Montfaucon: Antiquite expliquee, t. 2). Числовое значение его по пифагорейской или каббалистической системе - 365, полнота творческих мировых сил. Так как важна сумма цифр (1+2+100+1+60+1+200), то перестановка букв не имеет значения". И далее, делая отсылку к литературному сборнику "Абраксас": "Вероятно, мистическое значение этого слова, а также точки соприкосновения поэзии и вообще словесного искусства с звуковой магией натолкнули редакцию сборника на это название" (Кузмин М. Письмо в редакцию . См.: Тимофеев А.Г. Вокруг альманаха "Абраксас" // Русская литература. 1997. Э 4. С. 191). Ср. также: "Слово абракадабра давно известно в Европе и Азии. Еврейские магики вместо абракадабра принимали слово авракалан. Одни производили его от имени сирийского идола, другие от персидского Авраксакс, означающего бога солнца, митру. Некоторые составляли из этого числа 1, 2, 100, 1, 60, 1, 200 - которые, вместе сложенные, составляют сумму 365, или число дней солнечного года" (Сказания русского народа, собранные И.П.Сахаровым. М., 1989. С.94). Согласно Базилиду, Плэрома состоит из 365 эонов.
      415. Черновой автограф, без загл., с датой: 27 декабря - РГАЛИ. Фаустина - жена римского императора Антонина Пия, в честь которой он воздвиг храм на Форуме, напротив Палатйнского холма. То же имя встречается среди имен христианских мучениц на стенах катакомб. Можно отметить, что роман Э. де Гонкура, в русском переводе называющийся "Актриса" или "Актриса Фостэн", по-французски называется "La Faustin". См. в связи с этим примеч. 258-269 (1).
      416. Черновой автограф с датой: 29 декабря - РГАЛИ. Вифиния область в Малой Азии, родина Антиноя. Ср. ст-ния 578-585.
      417. Черновой автограф с датой: 30 декабря - РГАЛИ.
      418. Беловой автограф - РГБ, арх. С.А.Абрамова. Черновой автограф РГАЛИ.
      419. Черновой автограф с датой: 5 марта - РГАЛИ. Рыба - один из символов христианства, особенно раннего. Первоначально - символ самого Христа, т.к. греческое слово "рыба" расшифровывалось как сокращенное именование Христа: "Иисус Христос, Божий сын, Спаситель". Рыбачат на плоском озере Еврейские рыбаки. См.: "Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев, Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море; ибо они были рыболовы; И говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков" (Мф. 4, 18-19; Лк. 5, 1-11). Играет серебряным неводом. См.: "Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода, Который, когда наполнился, вытащили на берег и, севши, хорошее собрали в сосуды, а худое выбросили вон" (Мф. 13, 47-48).
      420. Черновой автограф с датой: 15 марта - РГАЛИ. Гермес (греч. миф.) нередко выступает в роли сопроводителя душ в ад и из ада. Не исключено, что здесь с ним отождествлен Антиной, который мог изображаться в виде Гермеса. Чистым - все чисто! См.: Посл. к Титу. 1,15. Маленькие у ног крылья - один из атрибутов Гермеса.
      VI. СТИХИ ОБ ИТАЛИИ
      Беловой автограф всех ст-ний - в рукописной книжке "Стихи об Италии" (Пг., 1920; РГАЛИ, арх. рукописных книг московской лавки писателей). Подробнее см.: Богомолов Н.А., Шумихин C.B. Книжная лавка писателей и автографические издания 1919-1922 гг. // Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 96-97. Персии, (Кобеко) Тамара Михайловна (ум. 1955) - богатая дама, владелица изд-ва "Странствующий энтузиаст", позже находилась в эмиграции.
      421. Черновой автограф с датой: 20 июня - РТ-2. Остия - римский порт. Фаустина - см. примеч. 415. По мнению комментаторов ССт, в системе христианской символики могут быть дешифрованы масло (Благодать Господня), мед (Христос), молоко с медом (рай), трирема (церковь). Пять - см.:
      Вы, люди оные,
      Рабы поученые,
      Над школами выбраны!
      Поведайте, что есть Пять?
      "Пять ран без вины Господь терпел" (Бессонов. С. 383).
      422. Черновой автограф с датой: 27 ноября 1919 - РГАЛИ. Неми озеро недалеко от Рима. По римскому обычаю (подробнейшим образом исследованному в книге Дж. Фрэзера "Золотая ветвь"), жрец храма Дианы (Селены), расположенного на этом озере, в любой момент мог быть убит желающим занять его место (см. также балладу Вяч. Иванова "Жрец озера Неми"). Смарагдный - изумрудный. Твой петел, Петр, еще не стих! См.: "И вдруг запел петух. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И вышедвон, плакал горько" (Мф. 26, 74-75). Гадательные славы. По предположению комментаторов ССт, может относиться к гипотетической интерпретации мифа в прославленной книге Фрэзера.
      423. Черновой автограф без загл. - РГАЛИ. Согласно списку РГАЛИ, написано в 1920. Каланча - Кампаниле в Венеции. Парча Ниспадает со плеча. Очевидно, имеются в виду богатые одежды венецианских дожей. Вольна Мнет волокна льна. Ср.: "Ты, волна моя, волна! Ты гульлива и вольна" (А.С.Пушкин. "Сказка о царе Салтане..."). Золотое брось кольцо. В 1177 г. в честь победы над пиратами венецианский дож Орсеоло обручился с морем, бросив в него кольцо.
      424. Черновой автограф без загл. - РГАЛИ. В автографе ст-ния на экземпляре "Вожатого", подаренном Кузминым Б.С.Мосолову, была дата: ноябрь 1919 (ССт. С. 671). Святой Марко (Марк), покровитель Венеции, был также и покровителем рыбаков.
      425. Черновой автограф без загл. (до ст. 12 включительно) - РГАЛИ. Около Тразименского озера (почему оно названо "озеро багряных поражений") в 217 г. до н.э. Ганнибал нанес поражение войскам римлян. Тростники, затрепещут, Как изменники. Имеется в виду легенда о царе Мидасе и его ослиных ушах, о существовании которых узнали из шелеста тростника. Фетида нереида, мать Ахиллеса. Буонаротт - Микельанджело Буонарроти. В росписи Сикстинской капеллы им изображены пять сивилл.
      426. Черновой автограф без загл., в котором каждые два стиха одного текста составляют одну строку, с датой: 27 май 1920 - РТ-2 (по списку РТ-2 28 мая). Ридотто - два венецианских игорных дома. Дьявол из Казотта персонаж романа Ж.Казотта "Влюбленный дьявол". Баута - венецианская маска. На террасе Клеопатры. Имеется в виду роспись Дж. Б. Тьеполо "Пир Клеопатры", где Клеопатра изображена с обнаженной грудью (ананасы). Цехин - золотая венецианская монета. Молоточки бьют часочки. Имеются в виду куранты на пл. св. Марка. И секретно, и любовно. Подразумевается наиболее известная опера умершего в Венеции Д.Чимарозы "Тайный брак".
      427. Беловой автограф с датой: 27 мая 1920 - РНБ. Черновой автограф, без загл. и с зачеркнутой первой строкой - РТ-2. По списку РТ-2 дата - 28 мая. Очевидные подтексты ст-ния - "Энеида" Вергилия и сказания о начале Рима. "Город на крови построю". Речь идет об убийстве Рема Ромулом. Квадратны лица. Рим нередко именовался Roma quadrata. О мифологических коннотациях этого названия см.: Топоров В.Н. Заметки по реконструкции текстов. IV. Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. М., 1987. С. 130-132. Волчица - та, которая вскормила Ромула и Рема. Домашний гусь - очевидно, один из спасших, по преданию, Рим, разбудив гоготанием спавшую стражу. Пурпурных с подписью порук. Пергамент для важных договоров мог окрашиваться в пурпур. "Pax Romana" - Рим со всеми покоренными провинциями. Ср. начало романа Кузмина "Златое небо" (Абр. Вып. III).
      428. Черновой автограф с датой: 11 июня 1920 - РТ-2. Ср.: "Ему нравились итальянские примитивы, робкие, но такие поэтичные художники раннего расцвета искусства в Италии. Нравились безвестные изготовители "свадебных ларцов"..." (Милашевский В. Побеги тополя // "Волга". 1970. Э 11. С. 185).
      429. Дом искусств. Пб., 1921. Кн. 1. Черновой автограф с датой: И июня - РТ-2. В списке РТ-2 - под. загл. "Умбрия". Ассизи - родина св. Франциска Ассизского, которым Кузмин очень интересовался (см.: Шмаков Г. Блок и Кузмин. С. 344-345; Вишневецкий И.Г. Михаил Кузмин и св. Франциск: Заметки к теме // Кузмин и русская культура. С. 25-27). Цветики милые. Имеется в виду книга "Цветочки святого Франциска Ассизского" (рус. пер. А.П.Печковского - М., 1913; репринтное воспроизведение - М., 1990).
      430. Черновой автограф, без загл., с датой: 30 июня - РТ-2. Многочисленные параллели - в ст-нии А.Блока "Равенна". Строфы Данте Алигьери. По предположению комментаторов ССт, имеется в виду "Рай", песнь IV, 61-63 и далее. Данте жил в Равенне с 1317г. Восторженного патриота. Имеется в виду Гарибальди (жил в Равенне в 1849). Аполлинарий и Виталий первый равеннский епископ и святой покровитель Равенны.
      431. Черновой автограф с датой: июнь - РТ-2. Согласно списку РТ-2, написано 16 июня 1920.
      VII. СНЫ
      432. Черновой автограф, без загл. и посвящ., с датой: июль 19 PT-2. По списку РТ-2 - 14 июля 1920. В черновике между ст. 12 и 13 незаконченное четверостишие:
      Другое солнце светит,
      Другая бьет вода,
      . . . . . . . . . .
      . . . . . . иногда.
      Блох Яков Ноевич (1892-1968) - издатель, владелец изд-ва "Петрополис" (подробнее об этом предприятии см.: Лозинский Г.Л. Petropolis // Временник Общества друзей русской книги. Париж, 1928. Кн. II). См. в его устных воспоминаниях: "Из кооператива родилась мысль об издательстве, была создана литературная комиссия, в которую вошли проф. Д.К.Петров, Г.Л.Лозинский, А.Каган, М.Кузмин и я. М.А.Кузмин очень быстро привязался ко мне и к моей жене, каждый вечер появлялся он в нашей семье, и мы усаживались играть с увлечением в "короли" - времяпрепровождение, очень мало, казалось бы, соответствующее облику Кузмина как эротического поэта" (Офросимов Ю. О Гумилеве, Кузмине, Мандельштаме... Встреча с издателем // "Новое русское слово". 1953, 13 декабря. Цит. по пред. Дж. Малмстада к письму Кузмина к Блоху // Венский сборник. С. 173). "Петрополис" издал много книг Кузмина как в России, так и позже, в Берлине. Подробнее см.: Тимофеев А.Г. Михаил Кузмин и издательство "Петрополис": Новые материалы по истории "русского Берлина" // "Русская литература". 1991. Э 1. Под колпаком стеклянным и т.д. Сюжет ст-ния заимствован из рукописи XVIII в. "О философических человечках, - что они суть в самом деле и как их рождать?" (Пыпин А.Н. Русское масонство: XVIII и первая четверть XIX в. Пг., 1916. С. 495-497). Подробнее см.: СиМ. С. 151 - 158. Ср. также ст-ние 440 и примеч. к нему.
      433. Черновой автограф, без загл. и посвящ., с датой: июль РТ-2. По списку РТ-2 - 21 июля 1920. Блох Елена Исааковна - жена Я.Н.Блоха (см. о нем примеч. 432). Подросток В голубой косоворотке - Амур.
      434. В списке РТ-2 дата - 9 декабря 1920. Рассказ о пещных отроках см.: Дан. 3, 1-30.
      435. Черновой автограф, без загл. и посвящ., с датой: август 1920. В списке РТ-2 дата - 15 августа 1920. В РТ-2 также имеется вариант начала ст-ния под загл. "Рождение любви":
      Разбег широких теплых волн расходится
      До [плоских] берегов пополненного озера,
      Кругами отразясь на сердце зеркальном
      Периною гора в груди.
      Ст. 85: "Лоно земное пламенно взрыто", что, возможно, является подлинным текстом. Ст. 108: "Хороводит ход планет". Ср. "Я не считаю себя пупом земли, но внешняя жизнь такова, что отсекает разные земные пристрастия. Сначала половые, направляя все на еду. А теперь и еду. Я думал сначала, что это импотенция, но нет. Просто поставлено на десятое место. Конечно, большевики тут ни причем, и все равно прокляты и осуждены, но подневольный режим делает свое дело. Жестокое, но, м б, благодетельное" (Дневник, 27 мая 1920). Арбенина-Гильдебрандт Ольга Николаевна (1897-1980) - актриса и художница, многолетняя спутница Ю.Юркуна. Их роман начался в самом конце 1920 г. (см. примеч. 468), так что посвящение явно добавлено позднее. Подробнее о ней см.: Художники группы "Тринадцать": Из истории художественной жизни 1920-1930-х годов. М., 1986. С. 152-156; Кузмин и русская культура. С. 244-256; ее воспоминания "М.А.Кузмин" см.: Лица: Биогр. альманах. М.; СПб., 1992. Вып. 1 (публ. М.В.Толмачева, пред, и комм. Г.А.Морева). Ливан (в значении "ладан") и звезда - явная отсылка к легенде о поклонении волхвов. См. в записи Кузмина: "Когда я говор Юр о стих. "Рождение Любви" и о волхвах, он словно испугался ереси, но мне чувствуется, что это напрасные опасения". Гюлистан - сборник ст-ний персидского поэта Сзади. Линцей - рулевой на "Арго" в легенде об аргонавтах, но одновременно и дозорный Фауста во второй части поэмы Гете. В хаосе близко дыханье творца. См. об Эросе в романе "Златое небо": "Многие считают его древнейшим разделителем хаоса, отцом гармонии и творческой силы" (Абр. Вып. III. С. 10). Всех богов юнейший И старейший всех богов. В этих словах слиты два облика Эроса: традиционный мальчик с луком - и один из древнейших (по Гесиоду) или самый древний (по Пармениду) из богов.