Шурка, услышав про Синеморск, сразу прилип к окну, но, кроме зелёной горы, которая собой всё заслонила, ничего не увидел. Тем не менее папа и мама засуетились, похватали вещи и выскочили в тамбур. Так в тамбуре и стояли, пока поезд не остановился. А когда остановился, выскочили на перрон и — замерли!
      Совсем недалеко, рукой подать, за пёстрыми городскими крышами, за густыми садами и парками, дышало и улыбалось настоящее Синее море.
      Но оно было — золотым!
      В него медленно опускалось оранжевое солнце.
      По нему далеко и весело бежали белые паруса и многотрубные пароходы.
      Папа постоял, папа посмотрел, папа ухватил чемодан, крикнул: «За мной, ребята!» — и припустил напрямки к морю.
      Двое «ребят» — мама и Шурка с глобусом — понеслись вдогонку.
      — Подождите! Подождите! — сипел Яша Капитан, но «ребят» и громовой голос не остановил бы.
      Папа перелетал через канавы, папа прошмыгивал в дырки оград, папа нырял в калитки, пересекал незнакомые дворы и сады, Шурка с мамой едва поспевали за ним.
      Они бежали через удивительный город, но ни на что не смотрели, ничего не замечали, они летели вперёд, вперёд, вперёд.
      Только вскочив на попутный трамвай, Яша Капитан смог их настичь, да и то у самого Синего моря.
      Там папа трахнул чемоданище на песок и, не снимая ни колпака, ни пиджака, зашлёпал прямо по воде.
      — Да ты что, — ухватил папу за рукав Капитан, — пешком через море собрался, что ли? Смотри, потонешь!
      — Ого-го! — размахивал папа колпаком. — Ого-го! И пойду! И не потону! И ничего со мной не будет!
      Мама швырнула босоножки, Шурка сдёрнул кеды: «Ого-го! Ничегошеньки с нами не будет!» — и тоже зашлёпали босиком по тёплой морской воде.
      Они бежали всё дальше, всё глубже.
      Сначала вода была им по щиколотки, потом до колен, затем выше колен, потом по пояс.
      Тут Яша Капитан не выдержал и, прыгая на одной ножке, стал разуваться.
      — Сумасброды! Пойдут ко дну и даже «спасите» не крикнут.
      А навстречу катилась волна.
      Сначала, издалека, она была похожа на те волны из васильков, что колыхались у красного домика. Через минуту она стала гораздо больше. А через другую минуту поднялась выше папы, ударила его, и огорошенный папа, едва успев ухватить трубкув кулак, полетел кувырком.
      Взлетели вверх тормашками и мама с Шуркой.
      Волна подняла их, понесла к берегу и шлёпнула на песок.
      — С приездом! — сказал Яша Капитан.
      — Спасибо! — радостно сказала мама. — Вот как мы с морем поздоровались! — И вдруг захохотала, подпрыгнула, и у неё из мокрого рукава вылетел пёстрый окунёк. Вылетел, заскакал пружинкой и юркнул обратно в море.
      Шурка быстро-быстро обшлёпал себя по мокрым штанам, по рубашке и даже заглянул в обвисший колпак:
      — Может, и на меня какая рыбина клюнула?
      А папа крикнул:
      — Эх, братцы! Ничего вы не понимаете! Это не мы с морем поздоровались, а море с нами. Где глобус?
      Он схватил глобус, крутнул, остановил и поставил красным карандашом на зелёном боку небольшую точку:
      — Вот примерно здесь находится Цветочное море!
      Потом провёл по глобусу коротенькую линию:
      — А вот так мы ехали к Синему морю!
      Потом поставил ещё одну точку, большую, жирную, и сказал:
      — А вот примерно тут Синее море с нами поздоровалось, и примерно отсюда мы пойдём в плавание.
      Вдруг, задрав бородку, он уставился на Капитана:
      — Яша, друг! А где «Медуза»? Я что-то её не вижу.
      С папиной бородки капало, с пиджака текло, мокрая трубка булькала, а Яша давным-давно сердился.
      — Не видиш-шь! Ты вообще ничего не видишь. Ты просился на «Медузу», а приехал — о ней и не вспомнил. Конечно, она стоит не здесь, не на этом песчаном пляже, а у морских причалов! Но ты так летел, что и причалов-то не заметил.
      — Мы не заметили, Яша, не заметили! Нас будто вилливауз подхватил, — сказала мама. — Но мы готовы пойти на «Медузу» хоть сейчас. Прости, мы исправимся.
      — Ладно, не сержусь, но сейчас уже поздно. Мальчики на «Медузе» спят.
      И тут Яша заглянул в карман, а потом закружился на месте.
      — Что такое? — спросили папа, мама и Шурка.
      — Черепаха пропала, вот что, — забегал Яша Капитан туда-сюда. — Вот тут я скинул один ботинок, он здесь, но черепахи нет! Вот тут я снял другой ботинок, он тоже здесь, но черепахи не видно…
      — След! — крикнул Шурка. — Черепаший след! — И на четвереньках пополз на песчаный холмик, за которым блестели трамвайные рельсы, убегающие в город.
      Все полезли за Шуркой и наверху, нос к носу, столкнулись с черепахой.
      Черепаха, как ни в чём не бывало, возвращалась назад. Она была жива-здорова, а во рту несла цветочный лепесток невиданной красоты!
      Шурка, мама и папа как стояли на четвереньках, так и остановились. Мама даже «вилливауз» не смогла сказать: у всех от неожиданности отнялись языки. Только Яша спросил:
      — Откуда у тебя это?
      Черепаха качнула головой, все кинулись по черепашьему следу дальше.
      И вот на той стороне холмика увидели целый куст необыкновенных цветов. Да, да! Тех самых цветов, семена которых улетели из Даль-городка: папа, мама и Шурка сразу об этом догадались.
      Цветы были золотистыми, светились даже в сумерках, и каждый цветок напоминал взлетевшую в воздух рыбку. Ну, знаете, такую, какие живут в аквариумах: плавники, словно крылья, хвост, как флаг.
      — Вот вы где! — закричала мама и прямо руками стала подрывать землю вокруг цветочных корней.
      — Да разве так можно? Цветы повянут! — испугался Капитан.
      — Не повянут! — ответила мама. — Мы вместе с землёй поставим их вот сюда, — она сдёрнула с головы колпак. — Будем поливать и привезём домой в целости. Не так ли? — спросила она папу.
      Но разговаривать с папой было сейчас бесполезно. Папа, как сумасшедший, бегал вокруг куста и бормотал:
      — Ой, ущипните меня! Ой, ущипните меня! Я боюсь, что сплю и вижу сон.
      А потом он забежал на вершину холмика и огляделся.
      Позади мигали яркие огни города Синеморска. Рядом, почти у самых ног, шумело настоящее Синее море. Солнце скрылось, но над морем кружились чайки, к берегу всё катились и катились белые гребешки волн.
      И тут папа, смирный, скромный папа, заорал с холма, как заправский пират:
      — Клянусь бородой, клянусь недымящей трубкой, клянусь школьным глобусом, Синее море похоже на Цветочное! И пусть меня трижды трахнет волной, если я ошибаюсь!
      Шурка выбежал на холм и тоже закричал неизвестно кому:
      — А завтра мы пойдём в плавание на «Медузе» и сделаемся Самыми Настоящими Моряками!
      — Сделаетесь, сделаетесь. А пока забирайте глобус, цветы, чемодан и поедем ко мне домой ночевать. Боюсь, как бы от купания да от радости у вас не началась лихорадка, — сказал Яша Капитан.
      На этот раз Капитана послушались, и все пошли к трамваю.

      Наступило утро.
      Над городом летели перистые облака, дул свежий ветерок.
      Будущие моряки пересадили цветы из колпака в кастрюлю, оставили их под присмотром черепахи, а сами пошагали с Капитаном к набережной.
      Они по-прежнему рвались вперёд, вперёд, вперёд. Они бы опять помчались вприпрыжку, но Яша Капитан, очень уважаемый в городе человек, бежать не разрешил. И правильно сделал. Сегодня папа, мама и Шурка наконец-то разглядели, в какой удивительный город им посчастливилось приехать.
      Здесь всё было по-морскому.
      Окна в домах круглые, как на пароходах. Над крышами — антенны в виде корабельных мачт. Балконы — словно капитанские мостики, а на уличных перекрёстках вместо светофоров стояли небольшие маяки.
      По тротуарам туда и сюда спешили синеморцы, и сразу было видно, что они приморские жители. На горожанах — высокие рыбацкие сапоги с раструбом; на горожанках — полосатые свитеры, похожие на тельняшки; все девочки — в матросках, все мальчики — в брюках клёш.
      Даже старушки, и те щеголяли в моряцких бескозырках, правда без надписей на ленточках.
      А над дверями булочных спасательными кругами висели огромные калачи.
      Тут путешественники увидели киоск с прохладительными напитками.
      Папа сказал:
      — Я волнуюсь, мне надо выпить холодной воды.
      Все подошли к прилавку, и продавец в старой морской фуражке наполнил не стаканы, а крохотные бочоночки. На бочоночках было написано «Пресная вода».
      Папа держал под мышкой глобус, опрокидывал в рот один бочоночек за другим, нахваливал:
      — Пресная вода успокаивает. Я, пожалуй, выпью ещё на пятачок.
      А Шурка больше одного бочоночка выпить не успел. В уличной толпе он увидел Мику с Никой.
      На шеях у братцев, словно лотки с эскимо, висели самодельные ящики. Братцы опасливо посматривали на постового милиционера и вполголоса покрикивали:
      — А вот галечные крабики!
      — А вот крабы!
      — По копейке штука!
      — Налетай, ну-ка!
      Но покупатели что-то не налетали, рожицы у Мики с Никой были скучные. К ним подошёл только мальчишка с рогаткой, да и тот сказал:
      — Дохлого воробья за оба ящика дам, если желаете!
      Шурка удивился, подскочил поближе, заглянул в ящики. Камешки на самом деле только и годились, что из рогатки стрелять. На крабов они даже издалека не были похожи.
      Но разговаривать с братьями-лоточниками было некогда. Папа, мама и Капитан зашагали дальше, Шурка пустился их догонять.
      И вот перед путешественниками распахнулась широкая набережная.
      Над бесконечными причалами стоял шум, грохот, галдёж. Там грузились и разгружались океанские пароходы. Там орали сотни чаек, надрывались гудки портовых кранов и перекликались боцманские свистки. Над причалами пахло нефтью, краской, селёдкой, индийскими бананами, африканскими апельсинами.
      С пароходов летели запахи самых дальних стран, но па-па, мама и Шурка увидели «Медузу» и смотрели только на неё.
      Она стояла в дальнем конце причалов. Она пришвартовалась в тихом закоулке, и мелкая зыбь шлёпала в её просмолённые борта. На тонких мачтах паруса были свёрнуты, сходни опущены, ни один человек на палубе не показывался, корабль словно дремал.
      А Яша Капитан вдруг начал покашливать, покрякивать и выговаривать звук «о».
      — О-о, — тянул он, как певец перед выходом на сцену. — О-о! О-о-о! О-о-о-о!
      Сначала «о» получалось негромкое, сиплое, потом погромче, а под конец совсем отчётливое.
      — У Яши снова прорезывается капитанский голос, — шепнула мама. — Сейчас крикнет — и нас выбегут встречать матросы.
      Но Капитан кричать не стал, он взглянул на ручные часы:
      — Экипаж завтракает!
      — Булябезом? — спросил Шурка.
      — Нет, обыкновенным киселём да кашей. А вас попрошу вот о чём… Вы тут минутку постойте, а я поднимусь на корабль, приготовлю экипаж к встрече почётных гостей.
      — Ну что ты, Яша! — взволновался папа. — Какие мы почётные гости? Лучше как-нибудь так, потихоньку пройти на корабль…
      — Теперь я тебе не Яша, теперь я тебе корабельное начальство! Стой, не возражай, жди моих дальнейших распоряжений! — сказал Яша таким голосом, что не только папа, но и мама возражать не посмела.
      Яшин голос был ещё не очень громок, но звучал он уже совсем по-капитански.
      — Ждите здесь, да подтянитесь! — повторил Капитан и направился к «Медузе».
      По пути он поклонился дряхлым старичкам и маленьким ребятишкам, которые сидели на причальных тумбах и на ступеньках набережной. Старички кутались в чёрные матросские бушлаты, делали вид, что приглядывают за внучатами-карапузиками, но на самом деле смотрели во все глаза на корабль.
      Смотрели, вспоминали свою матросскую молодость и немножко грустно улыбались Капитану.
      Капитан ступил на трап, доски трапа прогнулись и загудели.
      Шурка глянул на макушки мачт: не дрогнут ли?
      Мачты не дрогнули, «Медуза» могла принять и сотню таких тяжеловесов, как Яша.
      А тот поднялся на капитанский мостик, вынул серебряный свисток-дудку, пронзительно засвистел.
      И тотчас из люков, из дверей, из корабельных надстроек посыпались мальчишки, мальчишки, мальчишки, мальчишки!..
      Мальчишки в тельняшках, мальчишки в морских брюках!
      — Капитан вернулся! Капитан! — загалдели они.
      — Смирно! Поднять вымпел! — отчеканил Капитан. Над грот-мачтой взвился вымпел.
      — Салют в честь гостей! — приказал Капитан.
      Три медные пушки бабахнули с борта настоящим холостым залпом. Три — потому что гостей было трое.
      — Прошу на борт! — махнул Капитан гостям и придирчиво окинул их взглядом: подтянулись ли?
      Гости подтянулись.
      Папа обнял покрепче глобус, все трое поправили колпаки и взошли на палубу морской походочкой.
      Капитан одобрительно кивнул, а мальчишки зашептались:
      — У нас на борту китобои! Бывалые, учёные… Смотрите, у них глобус.
      «Китобои» отдали честь матросам и чинно поднялись на мостик.
      — Отчаливаем? — спросил Капитан. — Отчаливаем! — сказал папа.
      Капитан глянул на перистые облака, предупредил:
      — Но ветерок нынче с посвистом, как бы нас не качнуло.
      — Чепуха! Выстоим! — заявила мама.
      И Шурка повторил:
      — Чепуха!
      Кто-кто, а он-то готов был отправиться в самую страшную бурю.
      Тут Капитан расправил усы, в глазах у него запрыгали весёлые точечки. Он наклонился к папе и шепотком, так, чтобы мама не услышала, сказал:
      — Может, примешь командование кораблём, а?
      Шурка навострил уши, закивал, заморгал папе:
      — Давай, мол, давай, соглашайся!
      Но папа вдруг затоптался, покраснел и ответил:
      — Благодарю, Яша… То есть благодарю, Капитан! Лучше командуй ты, а я стану отмечать наш путь карандашиком на глобусе.
      — Ух, зря мы тренировались, что ли! — возмутился Шурка и только хотел напроситься в капитаны сам, как Яша подал такую оглушительную команду, что у Шурки в ушах звякнуло.
      Капитанский голос вернулся к Яше полностью.
      — Поднять фор-стеньга-стаксель! — грянуло над кораблём.
      — Что это такое? — раскрыл рот Шурка. — Я таких слов от папы и не слыхивал!
      — Поставить бом-кливер, грот-марсель и фок! — словно взорвалось и пошло греметь на капитанском мостике.
      «Мамочки, как же это мальчишки-матросы не путаются?» — совсем опешил Шурка, а непонятные команды всё гремели и гремели, и мальчишки их понимали.
      Они, как шустрые белки, взлетали по верёвочным лестницам вверх, бегали под самым небом по реям-перекладинам, ловко распускали полотняные паруса.
      Корабль ожил, стал медленно разворачиваться.
      — И нас возьмите! — нестройно закричали с набережной старички — бывшие матросы.
      — И нас прокатите! — зашумели внучата-карапузики. Капитан широко развёл руками: извините, мол, не могу!
      Одни из вас очень старенькие, другие маленькие, брать таких пассажиров на борт не разрешается.
      — Охо-хо, — вздыхали печальные старички. — Где ты, наша буйная молодость?
      — Оё-ёй, — говорили внучата. — Уж скорей бы немножко состариться, что ли…
      А красавица «Медуза», огромными лепестками выгнув паруса и чуть накренив мачты, стремительно шла догонять убегающий горизонт.

      Свежий ветерок посвистывал в канатах-снастях. Над мачтами летело солнце. За кормой кружились чайки.
      Ошалелые от счастья папа, мама и Шурка грянули песню:
 
Мы кито-кито-бои!
Отчаянный народ!
Над бездной штормовою
Тим-тим-летим вперёд!
Пусть волны брызжут пеной —
Они нам не страшны!
Нам море по колено,
А волны — хоть бы хны!
 
      Капитан захохотал:
      — Ну, насчёт китобоев вы, братцы, перестарались! Наш клипер китов не добывает, он ходит за морской капустой. А что касается погоды, так это верно. Нас начинает изрядно покачивать.
      Палуба и на самом деле ходила ходуном. Она то вставала на дыбы, то уходила из-под ног отвесной горою.
      — Не дрогнем! — опять начала храбриться мама и даже попробовала протереть парусом забрызганные очки.
      — Нам хоть бы хны! — крикнул Шурка и кулаком вытер нос.
      А папа сказал:
      — Мы уже в мировом океане, пора отметить наше местонахождение на глобусе.
      Но едва папа вынул карандаш, как «Медуза» опять накренилась, глобус выскользнул из папиных рук и, словно мяч, поскакал по капитанскому мостику. Потом запрыгал по лестнице, потом по мокрой палубе — и подкатился к раскрытому люку.
      Папа кинулся за глобусом, мама — за папой, Шурка — следом.
      Капитан ничего этого не заметил, он смотрел вперёд.
      А глобус подпрыгнул, перескочил высокий порог и полетел в корабельный трюм.
      Папа хотел ухватить глобус за подставку, мама поймала папу за ногу, Шурка вцепился в мамино платье, но все не удержались и полетели вслед за глобусом.
      Хорошо, что на дне трюма лежала мягкая, как мочало, морская капуста, а то бы все трое сломали себе шеи. Но врезались в капусту всё-таки глубоко, а когда выпутались, обнаружили вокруг себя темноту. Лишь высоко над головами светился квадратный люк.
      Шурка помазал слюнями ободранное колено, сказал:
      — Ого! Мы словно в животе у кашалота!
      Мама пошарила вокруг, спросила:
      — Где мои очки?
      Папа лазил в темноте по капусте, искал мамины очки и помалкивал. Он один был во всём виноват и очень хорошо это понимал.
      Спустя минуту он осмелился и заговорил:
      — Вот если бы в моей трубке был табак, а в кармане — спички, мы бы сразу отсюда выбрались. Здесь валяется какой-то ящик, мы бы сели на него, я бы поднакурил, как тогда в комнате, и нас бы вынесло наверх.
      — Перестань фантазировать! — сказала мама. — Тут и без табаку не продохнёшь. У меня кружится голова, я вот-вот упаду в обморок.
      А наверху началась паника. Яша Капитан обнаружил, что гостей рядом нет, и гаркнул:
      — Свёртывай паруса! Спускай шлюпку! Гости за бортом!
      Мальчишки-матросы кинулись исполнять команду, а Яша Капитан схватил подзорную трубу, но, кроме волн, вокруг ничего не было видно.
      — Потонули! — ёкнуло Яшино сердце. — С ручками, с ножками потонули!
      Он побежал с мостика на корму и тут нечаянно заглянул в трюм. Там, в темноте, копошились горе-утопленники.
      — Отставить шлюпки, приготовить кран-балку! — скомандовал Капитан.
      Матросы развернули над люком кран-балку, спустили в трюм большую корзину, и вот над палубой всплыли три всклоченные головы.
      — Китобои несчастные! — забранился Яша и тут же принялся «несчастных» обнимать и осматривать: — Хоть кости-то целы ли? Ну и напугали вы меня!
      — Простите, мы больше не будем, — пролепетала мама. Её очки были залеплены морской капустой. В них треснуло и второе стёклышко.
      Мама почти ничего не видела.
      — Мы нечаянно, — сказал папа и принялся ощупывать продавленный глобус.
      — Ну, что там нечаянно, — сказал Капитан, снимая капусту с папиной бороды. — Это я виноват, не распорядился захлопнуть крышку. Всё думал, как бы капуста не прокисла.
      В эту печальную минуту один Шурка держался мужественно. Ему синяки и царапины были привычны. Он сказал:
      — Подумаешь! Сейчас умоемся — и можно плыть дальше.
      — Ох, вряд ли, — простонала мама. — У меня подкашиваются ноги.
      — Мне тоже что-то не по себе, — проговорил папа. Он чуть не обронил глобус обратно в трюм.
      — А ну, покажите языки! — приказал Капитан. — Больше, больше… Вот так! Ну, ясно: с перепугу вы захворали морской болезнью. Придётся поворачивать назад. Жаль, да ничего не поделаешь.
      И тут Капитан дал команду поворачивать назад, и «Медуза», едва не черпнув бортом воды, направилась к берегу.
      На пристань больных сводили под руки.
      Шурка всхлипывал. От досады.
      Папа бубнил:
      — Крах! Позор!
      Мама вытирала слёзы:
      — Крах! Позор!
      Поражение! А ещё хотели стать настоящими моряками! Да, выходит, мы и наполовину-то не вытянули.
      А тут ещё старички-морячки принялись жалеть папу. Увидев его бородку, они решили, что папа тоже старичок, и зашамкали:
      — Охо-хо! Видно, и у вас прошла буйная молодость. Видно, и вам теперь сидеть, смотреть за внучатами.
      Капитан потихоньку подмигивал старичкам: не надо, мол, не расстраивайте человека. Да куда там! Старички, знай, всё наговаривали и наговаривали папе об ушедшей молодости.
      И Шурке пришлось не легче. Его обступили малыши, они жаловались:
      — Ты-то вот сходил в море! Ты-то хоть и свалился в трюм, но сходил. А нас не беру-у-ут! Нас не пускают! Нас никуда не пускают. Даже по газонам, по травушке-муравушке побегать нельзя-а-а-а!
      До Яшиной квартиры едва добрались.
      Там все легли, кто на койку, кто на раскладушку, кто на диван, стали горевать.
      Горевали весь день.
      Яша Капитан сбегал на базар, купил семь сортов рыбы, накормил гостей булябезом. Гости вычистили тарелки, но с горя так и не поняли, вкусно было или нет.
      Мама ворчала:
      — Дался тебе этот глобус! Если бы не глобус, мы бы стали моряками.
      — Может, и стали бы, — смирно отвечал папа. — Но и без глобуса тоже нельзя. Когда мы вернёмся, как я расскажу школьникам о нашем путешествии? Никак! Без глобуса они могут и не поверить. А тут, пожалуйста, весь наш путь отмечен красным карандашом, а на месте катастрофы вмятина.
      И вот, когда в круглое окно заглянула большая синеморская луна, папа поднялся с раскладушки, подумал, подумал и сказал:
      — Яша, друг, дай-ка мне в трубочку табачку.
      Мама насторожилась. Капитан протянул папе коробочку с табаком.
      — А теперь, Яша, дай мне огонька.
      Яша набил свою трубку, чиркнул спичкой, дал прикурить папе и прикурил сам. У мамы с Шуркой сделались глаза по чайному блюдечку. А Капитан с папой сели верхом на стулья друг против друга и давай дымить.
      Капитан выпустил облако — и папа облако.
      Капитан пустил колечко — и папа колечко.
      Капитан — завитушку, а папа — колечко, завитушку да ещё завитушку, а над ней опять облако.
      Мама соскочила с кровати, распахнула окно, а папа прямо на глазах начал веселеть. У него даже лысина засияла. И вдруг он трахнул по стулу кулаком.
      — Всё! Придумал! Как закурил, так сразу придумал! С позором отсюда мы не уедем. — Он схватил кастрюлю с необыкновенными цветами: — Вот наше спасение!
      — Но сейчас ночь!
      — Пусть ночь! Мы всё равно не уснём. Вперёд! — Всегда вперёд!
      Из-под кровати выглянула черепаха. Она одобрительно закивала головой. Она хоть и маленькая, но тоже понимала, что при любом крахе лежать и вздыхать — самое распоследнее дело.

      На причальных тумбах набережной по-прежнему сидели морячки-старички. Только без внучат. Внучата-карапузики давным-давно разошлись по домам и спали в кроватках. А старички всё смотрели на залитый лунным светом морской простор, всё зябко ёжились, прятали руки в тёплые рукава.
      — Так и есть! — сказал папа. — У них бессонница. Это прекрасно.
      Он подошёл к старичкам, начал с ними шептаться. Со стороны, при луне, они были похожи на заговорщиков. Папа размахивал руками, старички согласно кивали носами, оглядывались и вдруг начали скидывать бушлаты.
      — Эге, — произнёс Капитан, — здесь что-то будет.
      — Здесь будут цветочные волны! — сказал папа, осматривая широкую набережную.
      — Такие, как в нашем саду. Понял?
      — Понял и приступаю к делу.
      Яша Капитан моментально закатал рукава, мама осмотрела свой сарафан, сказала:
      — Жаль, что нет фартука. Ну да ладно.
      А Шурка спросил:
      — Где взять лопаты? Где взять синие и белые цветы? У нас только необыкновенные, да и тех — кустик.
      Но лопаты нашлись у старых моряков, они сходили за ними домой, а синих и белых цветов было полно на городских клумбах. Эти цветы нужно было только пересадить так, как придумал папа.
      И вот работа закипела.
      Если бы синеморцы в эту ночь не спали, им бы показалось, что в их городе высадились пираты-кладоискатели. По всей набережной глухо стучали торопливые шаги, раздавалось кряхтенье и пыхтение, звенели острые лопаты, пахло разрытой землёй.
      Луна испугалась, поползла за тучку.
      Но делу не помешала и темнота. У одного старичка нашёлся фонарик, и Шурка светил папе узеньким электрическим лучом. Папа завершал самое главное: он рассаживал по волнам цветочных рыбок. Он говорил:
      — Пусть необыкновенные цветы остаются здесь, раз они сюда прилетели. Верно, Шурка?
      Шурка ответил:
      — Верно!
      А Яша Капитан и мама подумали, что бы им сделать такое замечательное, и выбрали среди газона-лужайки два развесистых дерева. Из-под деревьев они убрали сердитые надписи:
 
По газонам не ходить!
На газонах не сорить!
 
      И написали новые:
 
Здесь по траве, по мураве
Ходите хоть на голове!
 
      А потом повесили качели.
      Мама сказала:
      — Вот! А то бедным карапузикам тут и заняться нечем. На корабли их не пускают, в городе по траве бегать не разрешают.
      Яша Капитан сказал:
      — А теперь пусть бегают, пусть качаются-закаляются. Кто на качелях триста раз качнётся, тот никогда не захворает морской болезнью.
      В общем, все трудились, все так старались, что не заметили, как промелькнула ночь.
      А когда наступило утро, город Синеморск ахнул! И первыми ахнули дворничихи.
      Они проснулись раньше всех. Они пришли подметать набережную, но застыли в изумлении.
      И пороняли мётлы, пороняли совки.
      Потом сделали «налево кругом!» и помчались нажимать на звонки, стучать в двери, будить горожан.
      Перепуганные горожане скидывали одеяла, совали босые ноги кто во что, одевались кое-как — и бежали на улицу, словно произошло землетрясение.
      Бежали малыши в трусах, но без маек.
      Скакали булочники в белых чепчиках, но фартуки задом наперёд.
      Неслись мальчишки в брюках клёш, но босиком. Припрыгали здоровенные дяденьки-рыбаки: на ком один левый сапог, на ком правый.
      И только бравые моряки все до единого были одеты по форме. Фуражки на них сидели по всем правилам, ноги обуты как полагается, а чёрные кители застёгнуты на каждую пуговку. Моряков никакое событие врасплох застать не могло.
      Моряки мчались первыми, за ними валили валом горожане, а навстречу им катило свои волны новое море.
      Только тут горожане опомнились.
      — Ура! Теперь у нас целых два моря! Синее да Цветочное. Кто это придумал?
      — Вот кто! — с гордостью показал Яша Капитан на своих друзей. А те стояли среди цветочных волн и старались глядеть совсем в другую сторону. Из скромности. Гости из Даль-городка отряхивали колени от налипшей глины, синеморские старички разглаживали усы испачканными в земле ладошками.
      — Мо-лод-цы! — грохнули горожане враз. Помолчали, набрали побольше воздуха и грянули ещё раз:
      — Мо-лод-цы!
 
За труды, за море-сад
Вам и слава, и виват!
За старанья ваши все
И почёт вам, и — гузе!
 
      — Что такое «гузе»? — посмотрел Шурка на Капитана. — То жесамое, что «ура». Только по-морскому, по-старинному.
      А вокруг началось такое столпотворение, что ни в сказке сказать, ни пером описать и даже нарочно не выдумать. На синеморской набережной начался необыкновенный праздник.

      — Трах! — взвилась над берегом Цветочного моря жёлтая ракета.
      — Бах! — взлетела над берегом Синего моря красная ракета.
      — Трам-тарарам! Трам-тарарам! — заиграл на «Медузе» мальчишечий оркестр, и весь город пустился в пляс меж двух морей.
      Мальчишки, босые пятки, пошли вприсядку.
      Булочники, белые чепчики, — вприскочку.
      Дяденьки, сапоги на одной ноге, заплясали с притопом, с вывертом, а блистательные моряки отбивали каблуками чечётку-яблочко. Словом, кто во что горазд!
      Один толстый гражданин снял шляпу и стал на цыпочках подкрадываться к самому яркому цветку-рыбке. И — бац! — накрыл цветок шляпой. Ему показалось, что рыбка вот-вот уплывёт.
      Все захохотали, а матросские внучата-карапузики разбежались, как цыплята, по зелёной лужайке, облепили качели.
 
Вверх —
Вниз!
Вверх —
Вниз!
Был
Писк!
Был
Визг!
 
      Тётеньки-дворники, и те попробовали, качнулись. Качнулись, одобрили:
      — Гоже! Для такого хорошего дела одной лужайки и двух деревьев нам не жаль.
      Шурка тоже накачался всласть. А когда малыши зашумели: «Хватит! Хватит! Слезай!» — побежал разыскивать в толпе своих. Но сразу не нашёл, а столкнулся с Микой и Никой.
      Они плелись к Синему морю со своими лотками-ящиками.
      — Что, братцы-дельцы, много наторговали?
      Мика с Никой печально повесили головы:
      — Да какая теперь торговля! Глаза бы не смотрели… Вот пойдём и утопим все камешки. Зря мы их тащили из Даль-городка.
      — А вот и не зря! Хотите, докажу, что не зря?
      — Пхе! Как ты докажешь? Теперь-то известно, что камешки никуда не годятся.
      — А вот и годятся! Смотрите-ка — Шурка принялся раскладывать камешки вдоль Цветочного берега. Он раскладывал их то цепочкой, то вразбежку, то маленькими кучками по два, по три, а то и по пять штук сразу.
      Шурку окружил народ.
      — Гляньте! Гляньте! У Цветочного моря и волны как настоящие, а берег стал как взаправдашний — в гладких камешках. Откуда они взялись? Недавно их не было.
      — Это мы принесли! Вот, в ящиках, на собственных шеях! — похвастались Мика с Никой и просияли.