Сначала, когда все уселись, кроме закрытой двери, ничего не было видно и, кроме скрипа стульев, ничего не было слышно.
      Потом стукнула калитка и на садовой дорожке так захрустел гравий, словно по нему шагал слон в железных башмаках. Потом затрещали ступеньки крыльца. Потом загудели половицы в коридоре.
      У мамы от любопытства поднялись очки на лоб; папа выставил бородку; Шуркин вихор поднялся дыбом; а Ладушкин даже привстал на цыпочки.
      И вот дверь отворилась, и в неё не вошёл, а вдвинулся боком удивительный человечище — широкий, словно комод, рыжий, как пожар.
      Усы у человека — рыжие; на щеках веснушки — рыжие: волосы на макушке, наверное, тоже рыжие, но их разглядеть нельзя, потому что…
      Потому что там сияла золотом морская фуражка! А на фуражке якорь! А из-под усов человека торчала трубка, длиннее папиной на два пальца! И трубка дымила!
      — Волк! — ахнул Шурка. — Морской волк!
      — Капитан! — подскочила мама. — Настоящий капитан! А папа вытаращил глаза и уставился на пришельца. Тот уставился на папу.
      И вот они смотрели, смотрели, и вот они молчали, молчали, вдруг папа как закричит:
      — Яша! Яша Медный! Морская душа! Да откуда ты? — и бросился гостя обнимать.
      Гость сгрёб щуплого папу в охапку, приподнял и давай с ним кружиться по комнате.
      Тут весь домик заходил ходуном. Книжные шкафы заскрипели, посудные полки зазвенели, часы затикали громче, лампа загорелась ярче, а почтальон заприговаривал:
      — Вот и школьные друзья встретились! Ну до чего здорово — совсем как в журнале…
      Яша опустил папу на стул и осторожно потрогал оттопыренный карман своего кителя, будто проверил, не сломалось ли там что-то. Затем обернулся к маме с Шуркой и взял под козырёк. «Сейчас грянет океанский бас!» — подумал Шурка и на всякий случай зажмурился.
      Но, странное дело, в комнате не бас раздался, а как будто зашипел сырой картофель на горячей сковороде:
      — Пш-пш… Пш-шалста, извините: я не могу громко разговаривать. Но рекомендуюсь: меня зовут Яша Капитан. Не Яша Медный, а Яша Капитан. Это в детстве меня дразнили Медным, а теперь я, как видите, вырос.
      — Хорошо, хорошо, — улыбнулась мама, — но что у вас с голосом?
      Яша досадливо махнул рукой, зашептал:
      — Пш-пш… ш-шторм! Сорвал во время шторма. Был у нас недавно такой шторм, да с таким громом, что я стою, командую, как всегда, с мостика, а матросы меня не слышат. Тогда я стал командовать громче, а они меня из-за бури всё равно не слышат. Я ещё громче, а они опять не слышат… Ну, я и гаркнул как следует! И — сорвал…
      — А как дальше? — раскрыл рот Шурка. — Что «дальше»?
      — Как дальше командовали без голоса? Ведь плыть-то надо, а гром-то гремит.
      — Почему гремит? Гром притих как миленький. После того, как я гаркнул, и матросы меня услышали, и гром притих, и буря присмирела. Дальше я командовал шёпотом. А сейчас вот лечиться ездил, на курорт. Скоро ещё громче гаркнуть смогу, — подмигнул Капитан Шурке.
      А папа опять засуетился:
      — Да скажи хоть, откуда ты взялся? С неба свалился, что ли? И почему так нежданно-негаданно?
      — Что значит негаданно? Я по сигналу.
      — По какому сигналу?
      — По сигналу бедствия: эс-о-эс! Спасите наши души!
      — Что-о? — вскричали все хором. — Мы сигнал бедствия не подавали!
      — Это я подал, я, — смущённо сказал почтальон Ладушкин и поднял над головой сумку. На чёрной сумке было написано мелом: SOS!
      — Я соображал, соображал, — начал объяснять Ладушкин, — соображал, соображал и вот сообразил: надо написать эти буквы и показать их пассажирам всех проходящих поездов. Ведь в каждом поезде может оказаться моряк, а какой моряк не откликнется на сигнал бедствия?
      — Ты дежурил у всех поездов? — ужаснулась мама.
      — У всех. У дневных, утренних, вечерних и даже ночных.
      — А как же письма? Когда ты их разносил?
      — В промежутках.
      — Ну, Ладушкин! Ну, Ладушкин! Да ведь за такое дело и нам, и тебе могут всыпать. Ведь мы моряки только наполовину, и пользоваться морскими сигналами у нас нет прав.
      — Почему нет прав? — спросил Яша Капитан. — Ладушкин… пш… пш… молодец! Я очень доволен, что сошёл с поезда. Я увидел родной городок и посмотрел на ваше море. Оно чудесное. Я шёл мимо и всё любовался. Правда, по морю прокатился изрядный шторм, но ведь и в настоящих морях грохочут бури.
      Яша Капитан лукаво посмотрел на маму, она покраснела, а папа вздохнул:
      — Ты, Яша, добрый. Ты нас утешаешь.
      — Кто, я утешаю? — чуть не крикнул Яша, но вспомнил, что кричать ему нельзя, и поправил на шее тёплый шарф. — Фу! Чуть опять не сорвал голос… Это я-то утешаю? — повторил он тихо, но сердито. — Ну, если так, то завтра же утром собирайте чемоданы. Я приглашаю вас в Синеморск. Сами смотрите на Синее море, сами сравнивайте его с Цветочным, а моё дело — сторона. Вот так!
      Папа с мамой вздрогнули, уставились друг на друга, Ладушкин закивал: «Соглашайтесь!» — а Шурка перестал дышать. И не дышал, пока не услышал мамин ответ:
      — Да, мы поедем! Мы придумаем, как сделать, чтобы цветы без нас не повяли, и — поедем!
      — Но… — сказал папа. — Никаких «но»! Иди в свою комнату, садись в кресло и думай, думай, думай! Да не забывай, что сел думать уже в седьмой раз!
      Папа отправился думать, а Шурка сделал вдох-выдох и выскочил на крыльцо. Он не мог ни сидеть, ни стоять, он мог только прыгать и скакать на одной ножке.

      Шурка прыгал, как дикарь, вокруг домика, выкрикивал во все горло:
 
Ура! Ура!
Дождаться бы утра!
Нам счастья привалила
Целая Гора!
Немедленно,
Сейчас же,
Хватайте чемодан!
Мы едем
К дяде Яше,
На море-океан!
 
      Ликовал Шурка до тех пор, пока не вышла мама и не сказала:
      — Хватит шуметь, иди помогай думать. У папы что-то ничего не получается. Боюсь, как бы он снова не задымил трубкой.
      У папы и правда ничего не получалось. Он и в кресле сидел удобно, он и лысину тёр крепко, и трубка у него посвистывала, а в голову ничего не приходило.
      В голове крутилась одна-единственная мысль: «Вот если бы мне, как Яше Капитану, трубку зажечь да пустить дым до потолка, так я сразу что-нибудь и придумал бы… А так, без дыма, я не могу. Я ведь и цветочные-то волны изобрёл, когда трубка дымила».
      Но, конечно, вслух он этого не говорил, он только поделился с Шуркой:
      — Ничего, брат Шурка, у меня не выходит! Видно, ехать нам не придётся.
      — Что ты! — перепугался Шурка. — Попроси поухаживать за цветами Ладушкина, вот и всё!
      — Я бы попросил, — да как-то неудобно. Если бы у нас был водопровод, тогда другое дело. Тогда поливать цветы было бы просто. А тут надо воду вёдрами таскать.
      При слове «водопровод» у Шурки в голове словно яркая лампочка вспыхнула.
      — Придумал! Придумал! Не надо вёдрами таскать, надо за верёвочки дёргать! — закричал Шурка и выскочил в комнату, где сидели Капитан с Ладушкиным.
      — Дядя Ладушкин! — подлетел Шурка к почтальону. — Дядя Ладушкин! Вы подёргаете за верёвочки?
      — За какие верёвочки?
      — За водопроводные! Мы поставим на крыше вёдра с водой и протянем от них верёвочки. Утром вы дёрнете за одну верёвочку, ведро опрокинется — и вода побежит по водосточной трубе. А потом она побежит по канавкам, а потом по бороздам — и цветы в одну минуту будут политы! А на другой день вы дёрнете за вторую верёвочку, вода опять побежит… В это время и журналы можно перелистывать!
      Ладушкин даже руки потёр.
      — С большим удовольствием подёргаю. Всякую технику я страсть как люблю. Каждое утро буду прибегать и дёргать.
      А папа вышел из своей комнаты и смущённо сказал: — Ну, Шурка, теперь ты самый Главный Конструктор! Поливалка придумана здорово.
      — Настолько здорово, что, будь Шурка побольше ростом, я взял бы его на свой парусник, — просипел Яша Капитан.
      Обитатели красного домика сразу насторожились.
      — Что ты говоришь? Неужели ты командуешь парусником?
      — Командую, да ещё каким! Мой парусник — трёхмачтовый клипер, а экипаж на нём — всё смекалистые мальчики, вот вроде Шурки. Ну, правда, годика на три постарше.
      Шурку сразу бросило в жар.
      — А как называется корабль? — спросил он.
      — «Медуза»! — гордо поднял голову Яша Капитан.
      — Ой как интересно! — воскликнули папа с мамой и дрожащими, просящими голосами добавили: — А взрослых туда пускают?
      — Вообще-то взрослые плавают на теплоходах. Но раз вы наполовину моряки, на «Медузе» я вас прокачу обязательно.
      — Ура!!! Да здравствует «Медуза»! — Шурка прошёлся колесом по комнате.
      — Ура!!! Да здравствуют белые паруса! Вот оно, то золотое времечко, когда из Моряков Наполовину мы сделаемся Настоящими Бывалыми Моряками! — кинулись обнимать Яшу папа с мамой.
      Но Яша Капитан попятился:
      — Осторожнее, осторожнее. — И опять заглянул в карман.
      — Да что вы всё в карман смотрите? — не вытерпела мама. — Сидит там кто, что ли?
      — Вот именно сидит.
      — Неужели мышь? — вспомнила мама недавние ужасы и приготовилась бежать.
      — Нет, нет, не бегите, — сказал Капитан и вытащил… Ну, кого, думаете, он вытащил?
      Че… ре… Точно! Че-ре-паху! Маленькую коричневую черепаху, которая шевелила короткими лапами, покачивала головой, будто кланялась.
      Тогда мама сказала:
      — Ну, черепахи-то мне нравятся, — и протянула ей кусочек булки, Черепаха отщипнула от кусочка едва заметную крошку и ещё быстрее закланялась.
      — Вот какой у меня вежливый друг, — похвастался Капитан.
      — Друг? — удивился Шурка. — Да разве с черепахами можно дружить?
      — Можно! Когда я совсем не разговаривал и маялся на курорте, она мне очень помогла. Сижу я, бывало, в палате, помалкиваю — и она помалкивает. Вздохну я с горя, головой покачаю — и она покачает. И тут мне кажется, что мы приятно беседуем, и мне становится легче.
      — Так ведь она и сейчас молчит.
      — Ну и что? Зато все понимает. Скажи, ты все понимаешь? — спросил Яша Капитан черепаху.
      Та закрыла и опять открыла глазки.
      — Вот видите, она понимает!
      — Хе! — не поверил Шурка, но тут мама позвала всех пить чай.
      Стол пришлось выдвинуть на середину комнаты, потому что Яше Капитану было тесно. Кроме того, Яша попросил вместо стула табуретку.
      — А то как бы стул не треснул, — сказал он и посадил черепаху к себе на колени.
      Чай Капитан пил из стакана. От удовольствия жмурился, шевелил усами, покрякивал, и, глядя на него, Шурка думал: «Наверное, у него в стакане чай куда вкуснее, чем у меня».
      А почтальон Ладушкин посматривал на черепаху, прихлебывая чай с блюдечка.
      — Вот в одной загранице, — говорил он, утираясь махровым полотенцем, — вот в одной загранице живут очень толковые ослики. Они умеют рисовать хвостом. А в другой стране появились очень способные мартышки. Они ловко пляшут под скрипочку.
      Капитан, как только услышал про мартышек, снял со стены балалайку, сказал папе:
      — А ну, сыграй! — и спустил черепаху на пол.
      Папа заиграл, черепаха поползла по крашеному полу кругами, замахала то одной лапкой, то другой, закачала чуточным хвостиком. Яша Капитан тихонько приговаривал:
      — Гоп-ля-ля! Гоп-ля-ля! Вот вам и черепаший танец! Все очень смеялись. Всем было весело.
      А черепаха вдруг поползла под книжный шкаф. Там она чем-то пошуршала, вылезла с пыльной конфетой во рту и положила ее рядом с Шуркой.
      — Ого! — сказал Шурка. — Вот с кем надо разыскивать на лужайке пропавшие семечки.
      — Если бы знать, где находится та лужайка, — вздохнул папа.
      Но папин вздох никто не слышал, потому что Ладушкин засобирался домой.
      — Пора на боковую, — сказал он, закрывая за собой дверь. — Приятного вам сна и хорошего настроения.
      И тут все легли спать, и у всех даже во сне было хорошее настроение.

      Наутро, едва рассвело, принялись налаживать поливальную технику.
      По краю крыши, как придумал Главный Конструктор, наставили банок, жестянок, бидонов и пустых вёдер. Наставили столько, сколько нашлось их в домике. Затем натаскали из колодца воды и все банки, жестянки, бидоны наполнили.
      Подавал тяжёлые вёдра наверх Яша Капитан. Ему такая работа была в самый раз. Он не то что вёдра, а столитровую бочку с водой мог бы поднять одним пальцем.
      А когда привязали верёвочки, мама сказала:
      — Испытывать технику буду я!
      — Нет я! — сказал Шурка. — Проводить испытания полагается Главному Конструктору.
      — А почему не я? — возмутился папа.
      Но тут вмешался Яша Капитан, он сказал сиплым голосом: «Спокойней, спокойней!» — и стал нашёптывать морскую считалочку:
 
Аты-баты!
Вот так раз!
В море плавает матрас!
На матрасе Кашалоты
Отдыхают в тихий час.
Аты-баты!
На пружинах!
Аты-баты!
Под зонтом!
Аты-баты!
Все на спинах,
Кверху тёплым животом.
А на зонтике записка:
«Великанов не будить!
Кто хихикнет или пискнет,
Тот отправится водить!»
 
      Хихикнуть постаралась мама, и начинать испытания досталось ей. Она села на скамейку под окном, выбрала верёвочку, привязанную к самому большому ведру, приготовилась.
      Шурка скомандовал:
      — Внимание! Три… Два… Один… Старт!
      Мама дёрнула за верёвочку, ведро опрокинулось, вода побежала в трубу, в сад, всё пошло как надо, а ведро покатилось дальше, дальше — трах-тах-тах! — и грохнулось маме на голову. Вверх дном!
      — О-у! — раздался из-под ведра мамин голос, и оттуда выпали очки.
      Папа ойкнул, подбежал к маме, начал осторожно снимать ведро.
      А когда снял и спросил: «Ну, как?» — мама ответила:
      — Вот так! Ехать можно! — и подняла большой палец. — Только придётся над скамейкой поставить зонтик, как над кашалотами в считалке. Иначе Ладушкину придётся туго. Ведь это хорошо, что я была в колпаке.
      Тут она подумала и строго добавила:
      — Вы с Шуркой тоже наденете в дорогу колпаки. А то мало ли что может случиться! И не спорьте, пожалуйста.
      — Не спорим, не спорим, — сказал папа. — Когда тут спорить? Надо собираться.
      Поставили над скамейкой зонтик и побежали собираться.
      Первым делом папа ухватил глобус.
      — Куда тебе глобус? — удивился Яша Капитан. — У меня на «Медузе» полно морских карт. Когда пойдём в плавание, будем прокладывать маршрут по карте.
      — Нет! — сказал папа. — По морской карте я не привык. Морских карт у нас в школе не имеется, но зато глобус я изучил до точки. С глобусом в руках я обойду хоть вокруг земного шара и нигде не заблужусь. Пых! Пых! — попыхтел он пустой трубкой, чтобы показать, как смело прошагал бы по земному шару.
      И вот наступил тот великий, долгожданный, волшебный час, когда обитатели красного домика отправились на вокзал к синеморскому поезду.
      Шурка, намытый, начищенный так, что на него и пылинки боялись падать, выступал впереди всех. Помпон на его новеньком колпачке подпрыгивал, новенькие кеды пружинили, а в руках сиял папин жёлто-зелёно-голубой глобус.
      Чуть позади вышагивал Яша Капитан с черепахой в кармане. Доски тротуара под Капитаном скрипели, трещали, прогибались.
      Замыкали шествие папа с мамой. Мама держала, как хрустальный кубок-приз, бутыль со знаменитым дальгородковским молоком.
      Папа нёс на плече сверкающий заклёпками чемодан и то забегал вперёд, то останавливался. Большой колпак сползал ему на глаза.
      Из дверей мастерских высовывались чумазые сапожники, на всю улицу насмешничали:
      — Эй! Куда это вы? В Синеморск, что ли? Смотрите не потоните!
      — Да не спутайте живых чаек с цветочными! Живые-то клюются! — вторили румяные молочницы.
      Но не все жители городка посмеивались. Те соседи, которые любили заглядывать в калитку домика, жалели отъезжающих. Они говорили:
      — Если поедете да узнаете, что Цветочное море хуже настоящего, шибко-то не расстраивайтесь. Побыстрее возвращайтесь домой, и мы вас научим ставить подмётки на башмаки. Это тоже интересно.
      А на заборах сидели мальчишки, сидели девчонки. Они не насмешничали, не говорили жалостных слов, они орали на весь Даль-городок:
      — Шурка в Синеморск поехал! Шурка в Синеморск поехал! Смотрите, он шагает рядом с Капитаном! — и спрыгивали прямо в пыль, и пристраивались к Шурке и к Яше Капитану.
      Мальчишечья и девчоночья толпа грохотала босыми пятками по деревянному тротуару, шлёпала по пыльной мостовой, скакала по зелёным обочинам канав. Чем дальше, тем больше и больше становилось провожатых.
      На углу Сапожной улицы толпу догнал почтальон Ладушкин. Он чуть не опоздал, потому что разносил письма. Он подбежал и с налёта хотел забрать у папы чемодан.
      — Лучше поправь колпак у меня на голове, — сказал папа, — а то я ничего не вижу.
      Ладушкин поправил папе колпак, догнал Яшу Капитана и зашагал рядом — одна нога на тротуаре, другая на обочине. Вид у Ладушкина — словно он сам поехал в Синеморск.
      — Синеморск! Синеморск! Синеморск! — звенело на всех улицах, во всех закоулках и дворах.
      И ничто не могло убавить радости, даже внезапное появление Розовой Дамы с Микой и Никой. Они, как видно было по всему, тоже собрались в дорогу. Но их никто не провожал, кроме хозяйки-молочницы.
      Молочница улыбалась, она была рада-радёшенька. Мика с Никой, пунцовые от натуги, волокли увесистые рюкзаки.
      Когда братья прислонялись к заборам отдохнуть, в рюкзаках что-то постукивало.
      — Неужели столько галечных крабов набрали? — удивился Шурка и поглядел на братьев: — Вернули хоть стекло-то хозяйке?
      Мика с Никой поспешно закивали: вернули, вернули, давно, мол, вернули.
      А Дама вышагивала в новых сапожках и смотрела не столько на дорогу, сколько на свою обнову. Сапожки ей очень нравились.
      Но когда две процессии, большая и маленькая, оказались рядом, Дама напустилась на маму:
      — Сыночек-то ваш… Полюбуйтесь, что сделал с моими ребятками!
      Мама испуганно посмотрела на Нику, который всё ещё нет-нет да и трогал шишку на лбу, но Дама показала на рюкзаки:
      — Были у меня дети как дети, а теперь, по вашей милости, булыжники таскают, вот-вот надорвутся! Эх вы!
      Тут Дама опять глянула на свои сапожки, запнулась и отстала.
      А почтальон Ладушкин засмеялся:
      — Ничего, ничего! Собирать камушки куда полезнее, чем есть конфеты! — и подмигнул молочнице. Та заулыбалась ещё радостнее.
      Мама догнала Шурку и сказала:
      — А всё-таки Ника с Микой — ребятишки ничего. Про ложку-то мамаше они не наябедничали.

      Не успел поезд тронуться, папа с мамой немножко поссорились.
      Папа вошёл в купе и любезно сказал:
      — Ты у нас — женщина, Шурка — ребёнок, поэтому устраивайтесь на нижних полках и спокойненько поезжайте. А мы с Яшей, так и быть, залезем на верхние.
      — Привет! — сказала мама. — Я хоть и женщина, и в очках, но зато в китобойском колпаке! Нечего тебе хитрить — на нижней полке сиди сам. А верхние наши с Шуркой.
      — Правильно, — согласился Яша Капитан. — Я и сам не полезу на верхнюю полку. Представляете, что будет, если она подо мной обломится?
      Папа пробубнил:
      — Ну и пожалуйста!
      Он отвернулся к окну.
      Но долго сердиться да глядеть в окно он не мог, не такое сейчас было время. Надо было готовиться к встрече с морем и к плаванию на «Медузе». Когда Капитан набил свою трубку табаком и вышел в коридор подымить, папа сказал:
      — Давай, Шурка, тренироваться. Сделаем Яше сюрприз, а то он, наверное, думает, что мы на корабле только мешать станем.
      И тут папа стал припоминать все морские команды, какие знал. А Шурка принялся их исполнять.
      — Свистать всех наверх! — командовал папа молодецким голосом, и Шурка карабкался на верхнюю полку.
      — Полундра! В трюме течь! — делал папа страшные глаза, и Шурка скатывался вниз, заглядывал под нижнюю полку. Под полкой звякала бутыль с молоком, Шурка проверял, хорошо ли она заткнута.
      Мама тоже пробовала карабкаться то вверх, то вниз, но так быстро, как у Шурки, у неё не получалось.
      — Да тебе и необязательно. На корабле ты можешь работать коком, — сказали папа с Шуркой, а сами до того разошлись, что решили заодно поучиться и морской походочке. Той самой, которой ходят моряки по палубам.
      — Я знаю, — сказал Шурка, — моряки ходят вразвалочку.
      — Ничего подобного! — заспорил папа. — Не вразвалочку, а враскачку.
      Он посмотрел на дверь: не подглядывает ли Капитан? — и стал показывать, как ходят заправские моряки.
      В купе было тесно, пол подрагивал на ходу, но папа три шага всё-таки сделал.
      — Вот как ходят мореплаватели! Учись.
      Дверь отодвинулась, в неё протиснулся Яша Капитан и засмеялся:
      — Вот так парад! Я вижу, на моём корабле будет отличное пополнение.
      Папа застеснялся, а Капитан сказал:
      — Ничего, не смущайся. По крайней мере, у нас тут весело, не то что в соседнем купе. Я заглянул туда, и мне даже грустно сделалось.
      — А кто там? — спросил Шурка.
      — Пойди посмотри. Может, приятелей увидишь, — усмехнулся Капитан. Он ещё со вчерашнего вечера знал про все Шуркины приключения.
      Шурка потихоньку вышел в коридор, одним глазком заглянул в распахнутую дверь соседнего купе.
      Там внизу дремала Розовая Дама. Под головой у неё лежали новые сапожки. А наверху шелестели пакетами, что-то дожёвывали Ника с Микой. Они шёпотом спорили о том, куда станут девать денежки, когда продадут галечных крабов. Мика шептал:
      — Этакую кучу деньжищ на шоколаде не проесть, надо купить собаку. Охотничью. Ну, знаешь, такую, у которой хвост крючком. И научить её по нюху собирать камни. Собака станет собирать, а мы продавать, Мы продавать, а она бегать и собирать.
      — Нет, — не соглашался Ника. — Маманя выставит из дому и нас и собаку! Будем сами, как собаки, жить на лестнице.
      — Нет, не выставит!
      — Нет, выставит!
      Братья дали друг другу по затрещине, успокоились, начали жалеть, что рано уехали из Даль-городка.
      — Цветочное чудо так и не доделали. А ведь сколько труда положили, а?
      — Доделаешь с нашей маманей! Не успела новые сапоги натянуть, как ей загорелось ехать обратно.
      — Похвастаться захотелось.
      — Конечно, похвастаться.
      Шурка тихонько задвинул дверь, махнул рукой, пошёл в своё купе.
      А там шёл пир горой.
      Бутыль с молоком наполовину опустела; у папы на зубах похрустывали свежие огурчики; мама макала в соль красные помидоры; а Яша Капитан тюкал об столик варёное яйцо.
      Шурка навалился на всё подряд.
      Он не подозревал, что в дороге развивается такой аппетит.
      Теперь в чём, в чём, а в этом-то он Мику с Никой понял прекрасно.
      Капитан резал яйцо перочинным ножиком, подкладывал черепахе тонкие ломтики и говорил:
      — Это что! Это всё вкусно, да не так… Вот приедем в Синеморск, я накормлю вас булябезом.
      — Чем, чему — спросила мама и перестала жевать.
      Шурка тоже перестал.
      — Бу-ля-бе-зом! Это такой морской суп.
      — Какое красивое слово! Почти как «вилливауз».
      — Ну, что вы, — сказал Капитан. — Вилливауз — это совсем не то.
      — Пусть не то, но всё равно это слово морское, красивое.
      — Не спорю, но оно не такое вкусное, как булябез. Чтобы приготовить булябез, надо иметь семь сортов рыбы, шесть крупных луковиц, пять долек чеснока, четыре спелые помидорины, три кисточки укропа, два лавровых листика и один апельсин.
      — Ух, — сказала мама. — Дайте карандаш, я запишу.
      — Запиши, — сказал папа. — Когда вернёмся, угостим булябезом Ладушкина.
      А Шурка только что-то проурчал, словно булябеза уже наелся, хотя во рту у него была всего-навсего помидорина.