Глава XXX

ПАСКЕВИЧ РАССУЖДАЕТ О СУЩНОСТИ МОРАЛИ

Алексей задерживался. Прошла третья неделя, как он вылетел с группой в тридцать человек, взяв с собой большой запас горючего и десяток аккумуляторов.

– Если найдем транспорт, то часть отряда вернется на нем, – пояснил он, когда его спросили зачем он грузит в вертолеты аккумуляторы.

Первую неделю он регулярно присылал сообщения о ходе экспедиции, но потом связь внезапно прервалась Такое случалось и раньше. Наши рации постоянно выходили из строя. Специалистов по радиоэлектронике у нас вначале не было вообще и только после того, как к нам из «Армии Возрождения» перебежало несколько человек, знающих радиодело, появилась возможность ремонтировать рации. Но не хватало радиодеталей.

За время отсутствия Алексея к нам перебежало еще несколько человек. Они подтвердили сообщение, полученное недавно от радиста, который заменил Мишу, что командование армии ведет усиленную мобилизацию населения. Ужесточился внутренний режим. Бежать можно было только во время мобилизационных экспедиций. Но командование теперь постоянно меняло состав групп и договориться о совместном побеге было очень трудно.

Наша экспедиция вернулась только к концу четвертой недели. Заканчивался июнь. Сначала прибыли пять вездеходов с грузами, среди которых были так ожидаемые Паскевичом комплекты польской военной формы. Вертолеты прилетели на следующий день, но только два. Третий, на котором был Николай, отсутствовал.

– А где Коля? – первым делом спросил я Алексея.

– Разве он не вернулся? Я отослал его с сообщением три недели назад! М-да…

– Надо срочно организовывать поиски.

– Трасса его полета мне известна, если он, конечно, никуда не отклонился. Вертолет не иголка, думаю, найдем.

– С ним кто-то еще был?

– Нет. Да ты не волнуйся! Сегодня сделаем профилактику вертолетам, а завтра утром пошлем на поиски.

– Ладно, – согласился я, с трудом справляясь с волнением. – С чем ты вернулся?

– Привез много интересного. Дай только умоюсь и перекушу. Со вчерашнего вечера не ел. Кончились запасы.

– Тогда ждем на Совете.

Через час Алексей докладывал о результатах экспедиции.

– В первую очередь – о причинах задержки.

Он вытащил карту и положил на стол.

– Здесь кружками обозначены очаги сохранившегося жилья. Зеленым – до пяти человек. Синим – до двадцати и красным – свыше двадцати. Как видите, больше всего синих. Расстояние между ними – по сорок-шестьдесят километров. Связи они не поддерживают. Отчасти это объясняется страхом перед собаками. Должен сказать, что их еще очень много. Каждый очаг жилья – это своего рода крепость, обнесенная забором и колючей проволокой.

– Как же живут люди? – удивилась Вера.

– Ну, во-первых, все имеют оружие. Думаю, что выжили те, кто имел оружие. Это – исключительно сельские жители. Боюсь, что население городов погибло полностью. Вначале к нам относились с большим недоверием. Вообще, у меня создалось впечатление, что вступать в контакт с другими людьми поселенцы не имеют желания. Хозяйство ведут примитивное. У некоторых есть лошади, большинство занимается огородами, кое-где – небольшие участки зерновых посевов. В трех хозяйствах есть еще не вышедшая из строя техника. Были мы и в городах. Впечатление, скажу, тягостное. Они разрушаются. Когда пролетали над пригородами Варшавы, заметили пять грузовиков и возле них людей. Снизиться не удалось. Нас сразу же обстреляли. Это единственный случай, когда мы видели большую группу людей. Одним словом, Польша понесла ужасные потери. Катастрофа там была, по-видимому, очень сильной. Мы пересекли всю ее территорию и вклинились в Германию. Вот в этом районе, – он очертил карандашом на карте небольшой круг, – как видите, зеленых кружков меньше, но больше красных. Однако они реже. Впечатление, что населения сохранилось не больше, чем на польской территории, но здесь созданы более крупные изоляты. Кстати, – он оживился, – в одной из них мне сообщили, что где-то к юго-западу существует большая колония, вроде нашей. Каков ее характер – не знаю, но могу точно сказать, что не банда!

– Из чего это следует? – спросил Паскевич.

Алексей пожал плечами.

– Люди, которые мне о ней говорили, по-видимому, бывали там. А банды есть и в Польше, и в Германии. Мы встречали полуистлевших повешенных, обугленные скелеты, привязанные к столбам проволокой, и…

– Может, без подробностей? – запротестовала Оксана.

– Можно, – согласился Алексей.

– А как там с соотношением? Много мужчин?

– Да так же, как и у нас. Где больше, где меньше. Вот одно только, – он замялся, вопросительно поглядел на меня, как бы спрашивая разрешения.

– Что еще?

– Мы вынуждены были из-за поломки одной из машин пробыть четыре дня в такой изоляте.

– Ну и что?

– В общем-то, ничего, но… Словом, там, как бы сказать… Мужчины и женщины не делятся на семьи. Живут все вместе.

– Ты что, подглядывал? – съязвил Паскевич.

– Тут и подглядывать не надо. Самое интересное то, что их женщины спали с моими ребятами, а мужчины – хоть бы что.

– Может, просто побоялись с вами связываться. Сколько их было?

– Трое и восемь женщин. Да нет! Не в этом дело. Это сразу чувствуется.

– А как они между собой?

– Как? Довольно мирно. Вначале мы подумали, что они братья или близкие родственники.

Паскевич весело рассмеялся:

– Есть анекдот.

– Новый? – насмешливо спросил Алексей.

– Старый, с бородой, но для тебя самый новый, – огрызнулся Александр Иванович.

– Про чукчу? – подал из своего угла голос Юрий.

– Про француза. Так вы будете слушать или нет?

– Ну давай, давай! – поморщилась Оксана.

– Это, собственно, не анекдот, а достоверная история. Во Франции, как известно, во время царствования этих самых Людовиков, браконьерство строго каралось…

– Саша, о каком Людовике идет речь? – перебил его Алексей.

– Какая разница? Их там была целая куча. Выбирай любого. Так вот. Поймали раз в лесу браконьера, молодого парня. Веревку на шею и – пишите письма. Да, но тогда во Франции перед смертью спрашивали у осужденного – нет ли причин, по которым его нельзя повесить. Ясно, что причина должна быть уважительной. Его, значит, и спрашивают об этом. Парень, конечно, отвечает, что нельзя. «Почему?» – удивился судья. «А я, – говорит, – родственник нашему королю! А по закону родственников короля вешать нельзя. Как-никак, а королевская кровь». «Чем ты это докажешь?» – спрашивает судья. А тот в ответ «Ведите меня к королю, он сам признает во мне родственника». Повезли, значит, его в Париж и докладывают королю: «Так и так, Ваше Величество, объявился у Вас родственник, только вот, его чуть не повесили». Королю интересно стало, что за такой родственник? «Давай его сюда», – говорит он своим маркизам.

Привели парня. Король посмотрел на него – вроде бы ладный из себя, да только уж бедно одет. Спрашивает «В каком таком родстве мы с тобой состоим?» – А парень и отвечает: «Во втором, Ваше Величество! Только дайте я Вам это один на один расскажу. Не признаете во мне родственника, то пусть вешают меня». Король отпустил придворных и говорит парню: «Ну, рассказывай!» А тот ему: «Вы, Ваше Величество, спали с маркизой М?» Король почесал затылок, но все-таки вспомнил. «Точно, – говорит, – спал и не один раз». «А муж маркизы, сам маркиз М, живет с дочкой лесничего» «Ну и что?». «А то, что когда маркиза нет, то с ней сплю я. Так что, выходит, Ваше Величество, мы с Вами вроде двоюродных братьев». «Э, да так я со всей Францией в родстве буду!» – рассмеялся король. «Точно так, Ваше Величество! Поэтому мы все Вас так и любим», – нашелся парень. Позвал король придворных и говорит: «Отпустите парня, он, действительно, мой дальний родственник!»

Оксана насупилась и строго посмотрела на Паскевича.

– К чему ты это все ведешь?

– А к тому, что все люди братья по женской линии.

– Очень остроумно!

В последнее время между Оксаной и Паскевичом происходили постоянные стычки. Их «семейное счастье» почему-то дало трещину. Паскевич снял, как обычно, очки и стал протирать стекла. Это был явный признак, что сейчас «последует наказание». Я, поглощенный думами о Николае, не очень следил за развитием дискуссии.

– Ты что-нибудь о Дарвине слышала?

– Только от третьих лиц, – язвительно ответила Оксана. – Я слишком молода, чтобы быть с ним знакома, не то, что некоторые.

– Надеюсь, ты меня не считаешь современником Дарвина?

Оксана пренебрежительно пожала плечами:

– Почем я знаю?!

Сашка покраснел.

– Не обращай на нее внимания, Саша, – примирительно проговорил Алексей. – Что там ты хотел сказать про Дарвина?

– Дарвин, как вам всем хорошо известно, утверждал, что человек происходит от обезьяны. Во время своего пребывания в Африке и у папуасов.

– Саша, у папуасов был Миклухо-Маклай.

– Маклай был позже, – безапелляционно бросил Сашка, – а сначала туда заехал Дарвин. Ну, не важно, кто был раньше. Важно, кому пришла идея. Так вот, к чему я веду все это? А к тому, что мы, люди, как были грязными обезьянами, так и остались.

– Я в этом не сомневаюсь, – ввернула Оксана. Паскевич демонстративно повернулся к ней спиной и продолжал:

– Я прошу уважаемый Совет обратить внимание на такие факты. Как организована семья у аистов, лебедей? Типичный моногамный брак. Как она организована у оленей, зубров, кабанов и многих травоядных? Полигамия. И было это всегда. Обратите внимание, всегда. Вне зависимости, где живут эти виды и какие внешние погодные условия. Не так ли?

– Так, – согласился Алексей. – Что же из этого?

– Не спеши. Если вы, уважаемые, читали «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса, то вы, может быть, помните, что в человеческом обществе присутствовали все виды браков. В самом начале – групповой, потом – полигамия, парный и, наконец, моногамия.

– И что?

– Как, что? У всех форма брачных отношений не меняется и всегда одна и та же, а у человека меняется. О чем это говорит?

– Скорее всего, – подал голос Юрий, – что брак формируется в зависимости от социальных условий!

Паскевич поднял указательный палец:

– Умница! – похвалил он Юрия, – совершенно верно: под влиянием социальных условий. У остальных же видов, лишенных так называемой социальности, устанавливаются постоянные брачные отношения, которые можно назвать первородными или естественными отношениями.

– Допустим! – кивнул головой Алексей, – но причем тут обезьяны?

– А то, что, если человек происходит от обезьяны, то его первородные отношения должны быть такими же, как и у обезьян. А для них как раз характерен групповой брак.

– Ты хочешь сказать, что дезорганизация человеческого общества и разрушение социальных основ способствуют установлению этих самых первородных брачных отношений?

– Совершенно верно! – Паскевич торжествующим взором окинул присутствующих.

– В таком случае, можешь ли ты объяснить причины установления первородных брачных отношений?

– Проще простого. Все исходит из интересов семьи и популяции. Для травоядных, которым не приходится в поте лица своего добывать пищу, выгодно иметь потомство от наиболее сильного самца. Отсюда и известные вам турниры оленей, зубров, кабанов и прочих. Побеждает сильный и дает наиболее полноценное потомство.

– Почему же у хищников это не распространено? Разве им не нужно полноценное потомство?

– У хищников тоже происходит сражение за самку. Но труд хищника тяжел и прокормить многочисленное потомство от разных самок он не может. Поэтому он живут, обычно, парами.

– Ну, а обезьяны? Почему они такие распущенные?

– А здесь тоже прослеживается рациональность. Обезьяны, как вам известно, живут на деревьях. Прыгают они с одного дерева на другое, переселяются с места на место в поисках пищи. Вдруг летит вниз зазевавшийся малыш. Что бы делала несознательная обезьяна, если бы жила в парном браке? Посмотрел самец вниз, видит – не его, ну и думает: «Хрен с тобой, пусть о тебе собственный папа заботится». А так что получается: сорвался детеныш и каждый самец думает: «А не мой ли это сыночек?». И шурух – вниз за ним! Спас, принес мамаше. Вот и вывод – что для выживания популяции обезьян необходим групповой брак. Я популярно объяснил? А теперь с разрешения многоуважаемой аудитории, – Паскевич сдержанно поклонился, снял очки и прошелся по комнате, – я перейду к создавшейся ситуации в человеческом обществе. Что произошло? Обрушившаяся на нас катастрофа привела к дезорганизации общества и отмене всех действующих социальных ограничений на насилие. В этих условиях единственная возможность выжить – формирование изолят, безопасность членов которой может быть обеспечена только коллективной защитой и только в тех случаях, если изолята достаточно многочисленна (если здесь вообще можно говорить о многочисленности), чтобы противостоять нападению. В этом отношении конфликты внутри изоляты чрезвычайно опасны. Людям есть куда уйти в случае конфликта с сотоварищами. А это – распад изоляты, в сохранении которой особенно заинтересованы женщины.

– Это почему же? – спросила Оксана.

– Да потому, милая моя, что в период социального шока и после него женщина является главным объектом насилия. Затем, ты не будешь этого отрицать, женщина обладает более выраженным инстинктом заботы о потомстве. А безопасность потомству может дать только общество, пусть малочисленное и такое примитивное, как изолята, но все-таки общество, в котором существует ограничение насилия. Надеюсь, ты с этим согласна? – Оксана кивнула. – Благодарю! – Паскевич церемонно поклонился ей, надел очки и стал ее рассматривать, как будто впервые в жизни видел. – В таком случае, я продолжаю. Исходя из вышесказанного, женщина «кровно» заинтересована в сохранении изоляты и избежании конфликтов. Именно она будет инициатором перехода к наиболее адаптивной форме в этих условиях брачных отношений, а именно к групповому браку.

– Не могу с этим согласиться! – вскочила Оксана. – Почему ты приписываешь все это женщине? А мужчины? Я…

– Погоди! Слушай дальше. При групповом браке забота о потомстве ложится на всю изоляту. При разрушении изоляты – только на женщину. Следовательно, в условиях изоляты и группового брака вероятность выживания потомства увеличивается по сравнению с условиями изолированной семьи. Женщина рассуждает так: «В любом случае потомство мое. Главное – чтобы оно выжило, а кто является отцом – это уже второстепенное дело».

– Ты всегда приписывал женщинам самые… самые низменные чувства! – Оксана задыхалась от возмущения.

– Вот тебе раз! Ты ничегошеньки не поняла. Я хочу сказать, что женщина всегда является творцом морали. Что такое мораль? Разве это застывшее понятие? Мораль можно определить как некое оптимальное поведение в данной социальной среде. Следовательно, моральные нормы и правила – это вытекающие из адаптации к среде и условиям существования формы поведения. Если среда меняется, то должна меняться и мораль. Правила морали должны быть целесообразны. А цель, в данном случае, одна – выживание! Речь идет не о падении нравов, а об изменении морали, приспособлении ее к новым условиям.

– В таком случае ответь, почему в наших условиях мы не скатились до этого уровня?

– Напомню, что едва не скатились. Если помнишь предложение Светки установить матриархат. А не скатились потому, что мы достаточно большая изолята. Я мог бы сказать, что у нас вполне могли бы сохраниться прежние брачные отношения при более благоприятном соотношении полов.

– Как раз тебя это соотношение больше всего устраивает! – съязвила Оксана.

– Не спорю. Я мужчина и ничто мужское мне не чуждо. Если бы было другое соотношение, то оно устраивало бы тебя.

– Ну это уж слишком!

– Вполне с тобой согласен. То было бы слишком!

– Я не то хотела сказать!

– Перестаньте ссориться, – примирительно произнес Алексей, – ты, Саша, по-видимому, в чем-то прав.

– Не в чем-то, а – абсолютно!

– Ну, не будь столь категоричен. Я с тобою почти согласен, хотя обидно ощущать в себе, человеке, проявление обезьяньего начала.

– А оно никогда не угасало.

– Не понял?

– А то, что это обезьянье начало и групповой брак существовали в скрытой форме всегда! Если бы этого не было, то не было бы венерических болезней, не было бы СПИДа. Природа морали лежит не только в социальных условиях жизни человека, но и в его биологической сущности. При этом социальные условия для достижения внутренней совместимости общества вводят известные ограничения в проявления биологической сущности. Но эти ограничения не всегда эффективны. Можно сказать, что в любой социальной среде и при любом уровне ее развития биологическая сущность всегда выходила из рамок социальных ограничений. А там, где ограничений нет, а именно – в уголовном мире или в мире властителей, там уже преобладает только биологическая сущность. Как в обезьяньем стаде, где сильный самец содержит гарем, предоставляя остальным малопривлекательные, с его точки зрения, остатки. Царь Соломон, Святой Владимир – это те же обезьяны-самцы! Да мало ли таких примеров в нашей истории?

– Пожалуй, есть и самки!

– Конечно! Клеопатра, Екатерина Вторая, Елизавета. Их объединяет то, что социальные ограничения морали, в силу их положения, на них не распространялись. Так что, – заключил Паскевич, – «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива!»

Оксана сидела подавленная.

– Ну, а любовь? – прошептала она.

– Любовь? Разве тот же Соломон, киевский князь Владимир, арабские халифы и турецкие султаны, Клеопатра и Екатерина – начисто были лишены возможности любить? Я не берусь утверждать точно, мадам, но уверен, что царь Соломон испытывал к какой-нибудь из своих жен или наложниц не менее пылкие чувства, чем Ромео к Джульетте. Литература, искусство и философия не только отражали действительность, но больше, кажется, занимались воспитанием общества, часто выдавая желательное за действительное. Не спорю, это сыграло некоторую положительную роль, но, с другой стороны, создавало иллюзию благополучия.

– Так что, не надо было воспитывать?

– Я знаю? Но, если судить по конечным результатам… Вот, пожалуйста, сколько лет воспитывали, а все-таки появились банды, вроде той, что мы ликвидировали в прошлом году. Вот вам эффективность воспитания!

– Тут ты немного противоречишь фактам.

– Интересно каким?

– А мы сами?

– Что ж! Человек многообразен в самопроявлении. Истинная его сущность всегда проявляется в экстремальных условиях.

– Это вы очень верно сказали, – заметил майор. Он сидел до сих пор тихо, не вмешиваясь в спор.

– Хорошо известно, что дружба, возникшая на фронте, в боях, всегда была самой крепкой. Ее так и называли «фронтовая дружба». Я что хочу этим сказать? Там, в боях, под пулями, сразу же становится ясным, кто есть кто. Я понимаю вашу цель. Вы хотите сохранить моральные и духовные ценности. Конечно, те, которые можно сохранить в этих ужасных условиях.

– Не все! Нам придется кое-что переоценить. Но дело не только в моральных ценностях, – мне пришла в голову мысль и я решил ею поделиться с товарищами. – Я хочу сказать о сохранении генетических возможностей человека. Что может нанести нам вред? Как раз то, о чем только что говорили. Малые изоляты и групповой брак. Здесь неизбежны родственные связи. По сравнению с первобытным человеком, наш генофонд значительно поврежден вековым, даже тысячелетним отсутствием естественного отбора. Родственные браки приведут к быстрому внешнему, фенотипическому проявлению генетического отягощения. Поэтому в ближайшем будущем встанет вопрос о росте численности нашей изоляты. Этот рост должен смягчить проявление генетического отягощения. Поэтому, как только окрепнем, мы должны начать процесс объединения разрозненных изолят. Но только на основе добровольности. В другом случае, мы опять скатимся к диктатуре, тоталитаризму социальной деградации. На этом примере мы видим тесную связь социальных и биологических факторов о которой только что говорил Александр Иванович. Ошибка многих мыслителей заключалась в том, что это не учитывалось. Часто социальное рассматривалось отдельно от биологического, а иногда противопоставлялось ему самым вульгарным образом. В своем развитии мы не должны повторять этих ошибок. Мы не будем идеализировать человека, как это делали социалисты-утописты, но и не будем его принижать. Нас ждет много неожиданностей. Но, если мы будем воспринимать реальность как реальность, не ослепляя себя надуманными догмами, то мы всегда сможем вовремя внести поправки в планы нашего развития. Это единственное, что я хочу возвести в догму! Давайте условимся, что насилие над человеком оправдано только в одном-единственном случае, как средство против насилия. При этом антинасилие может не стесняться в средствах его осуществления. Все остальное: вопросы брака, нравственности, организации хозяйства, – все это должно решаться без всякого давления. Я согласен с Сашей, что мораль, по сути дела, – проявление адаптации общества к создавшимся условиям. Следовательно, будем сначала создавать условия более благоприятной жизни, большей безопасности и большего проявления человеческих способностей, тогда мораль сама будет принимать более соответственные формы. Насильственное же насаждение морали, как правило, приводит к отрицательным результатам.

– Но, если обратиться к истории, – возразил майор, – то вся наша цивилизация построена на принуждении и насилии!

– Может быть поэтому она и погибла? – предположил Алексей.

– Может быть. Видишь ли, если присмотреться к нашей истории, то можно заметить, что человечество в течение веков мучительно искало выход из этого порочного круга, созданного насилием. Возьми мировые религии: христианство, буддизм, ислам, социальные утопии и учения. Все они – ни что иное, как попытки человека найти выход из создавшегося положения. Человечество предчувствовало катастрофу. Отсюда идеи Апокалипсиса, конца света, катастрофы. Это срабатывала интуиция, предчувствие неблагоприятного исхода в результате порочной основы цивилизации – насилия. В чем здесь порочная связь? Для развития человечеству требовалось создание концентрации средств, т е. неравномерность распределения материальных богатств, создание своего рода градиента. Это общий закон. Движение требует градиента и неравновесия. Но создать такой градиент можно было только изъятием средств у большинства и концентрации их в распоряжении меньшинства. Добавь к этому биологическую сущность человека, его агрессивность и получишь исходные предпосылки создания и развития цивилизации. К сожалению, ни одно общество не избежало этой схемы. Если человеческое общество после случившейся катастрофы изберет в своем развитии эту старую схему, то неизбежен тот же финал. Во всяком случае, он наиболее вероятен.

– В таком случае я поставлю вопрос, – снова возразил майор, – возможен ли вообще другой вариант, без применения этой схемы?

– Откровенно говоря, не знаю. Но надо попробовать найти такой вариант развития, при котором объединение людей возможно было бы без насилия, на добровольных началах. Сейчас это относительно легко, потому что объединение происходит в целях безопасности. Но потом, когда внешняя опасность исчезнет или сгладится, необходимо такое устройство общества, при котором оно будет удерживаться в своем объединении не насильственно, а добровольно. Для этого надо, чтобы выгоды жизни в этом обществе или государстве, значительно превышали затраты на содержание самого государства или системы управления этим обществом.

– Вы хотите сказать, что такое государство должно взимать малые налоги? Но возможно ли тогда само существование государства?

– Возможно.

Я подошел к большой классной доске и взял мел. Эту доску мы повесили давно и часто возле нее разгорались самые интересные споры. Мы чертили схемы, поясняющие наши идеи, спорили над ними. Так было нагляднее.

– Вот посмотрите. Простейшая схема обратной отрицательной связи: А+ =В— . Еще в 1936 году итальянский математик Вольтерра вывел свои знаменитые правила. Плюс элемент (А) он называл поедаемым видом, а минус элемент (В) – поедающим. Эти названия сложились в процессе создания модели обратной связи во взаимоотношениях хищник – жертва. Однако эту схему можно применить к соотношению государство – население. Естественно, государство существует за счет присвоения труда и доходов населения, так же как хищник – за счет поедания травоядных. Одно из правил Вольтерра гласит: «Увеличение степени защиты поедаемых элементов приводит к увеличению количества элементов обоих видов». Это правило справедливо для любой системы с обратной связью, в том числе и для взаимоотношений государства и населения. В этом случае прослеживается явная тенденция между снижением степени обложения налогами населения и общим доходом государства. При больших налогах хозяйственная деятельность населения подавляется и, в конечном итоге, государство терпит ущерб. Возьмите такой пример. В середине восьмидесятых годов разрешили индивидуальную трудовую деятельность. Однако силы, которые противились этому, смогли провести в закон об индивидуальной трудовой деятельности большие налоги. Что из этого вышло? Только после снижения налогов хозяйственная активность населения возросла. Потом то же самое произошло с самофинансированием предприятий. Отчисления от прибыли по разным каналам достигали 60, а то и 90 процентов. Из этого тоже ничего не вышло, пока не снизили отчисления до более разумных пределов. Фактически, большой налог – это то же рабство, так как, в данном случае, человек работает не на себя, а на работодателя. Какая разница для него, кто является работодателем и на что идет его труд, на капиталиста или бюрократа? В этом случае полностью исчезает заинтересованность в труде, и средства, поступающие в распоряжение государства, с каждым годом уменьшаются. Не может быть богатым государство при нищем населении. Нищий человек лишен достоинства, так как нищета – это оскорбление, которому подвергается человек со стороны общества и государства. Лишенного достоинства легче грабить, легче принудить, но невозможно побуждать. Побуждать к творчеству, к хозяйственной инициативе. Такой подданный выгоден не государству, а его верхушке, если она преследует целью свои выгоды, а не выгоды общества.

В истории России сначала Рюриковичи, а потом Романовы рассматривали Россию и ее население не как государство, которому они служат, а как свою вотчину и своих рабов. Поэтому вся история России – это история ограбления ее народа правителями. В этом они преуспели. Крепостное право и самодержавие продержались в нашей стране так долго потому, что население было нищим, ограбленным и тем самым лишенным своего достоинства. Только необъятные просторы страны, да национальная гордость народа спасли нашу державу от различных завоевателей.

Следовательно, если хотим избежать повторения трагедии, мы должны в первую очередь закрепить в нашем обществе основное право человека – право на собственное достоинство. А самое основное – оградить население на будущее от вторичной нищеты!

– Что такое вторичная нищета? Этот термин я слышу впервые, – спросил майор.

– Мне он только что пришел в голову. Первичная нищета – это нищета от низкой производительности труда, вторичная – от ограбления населения властью. Впрочем, вторичная нищета неизбежно приводит к первичной, так как население перестает трудиться. Тогда уже некого грабить. Это своего рода пассивное сопротивление населения, которое может оказаться весьма эффективным. В этом случае, если государство не изменит в корне свою политику, оно неизбежно погибнет.

Глава XXXI

К НАМ ЕДЕТ РЕВИЗОР

Вертолет опустился на площадку в точно указанном месте. Дверца кабины открылась и из нее по очереди выпрыгнули шесть автоматчиков в голубых беретах воздушно-десантных войск. Они построились и застыли на месте. Затем из кабины появилась фуражка с большой тульей, а за ней и ее владелец в мундире с погонами полковника.

Алексей, который с Юрием вышел встречать гостя, обратил внимание на то, что вся грудь офицера была увешана орденскими планками.

Полковник мельком глянул на построенный «почетный караул» и направился к Алексею.

– Полковник Голубев, начштаба Комитета Возрождения! – представился он, беря под козырек.

– С благополучным прибытием! – приветствовал его Алексей, протягивая руку для пожатия. – Как долетели?

– Спасибо! Мне поручено передать вашему руководству личное послание председателя Военного Совета Комитета Возрождения генерал-лейтенанта Покровского, – он протянул небольшой пакет.