– Добрый вечер, святой отец, – приветствовал Сергей кардинала, входя в бункер.
      – Добрый вечер, сын мой, – ответил на приветствие кардинал, вставая с кресла. – Может быть, вы объясните мне, что это все значит?
      – Это значит, что вы в плену у меня, и ваша судьба зависит от Бога, но заранее предупреждаю вас, отец мой, что она будет ужасной.
      – Вы, мирянин, способны совершить насилие над слугою церкви? Берегитесь кары Господней!
      – Ох, отец мой, – Сергей печально покачал головой. – Слуги церкви в своей истории совершили столько насилий над мирянами, что Господь Бог простит грешного мирянина, если он причинит ущерб его не совсем достойному слуге.
      – Что вы от меня хотите? Кто вы? Если вам нужны деньги, то я вам предоставлю их, в разумном, конечно, количестве.
      – Что вы! Что вы! – в ужасе замахал руками Сергей. – Чтобы я покусился на достояние святой церкви? Да за кого вы меня принимаете?
      – Так что же вы, наконец, хотите от меня? – повысил голос кардинал.
      – Не горячитесь, святой отец. Я буду вам задавать вопросы, а вы можете отвечать на них или нет, как вам заблагорассудится, только прошу вас пересесть в это кресло.
      Он дал знак, и двое дюжих бойцов, подхватив кардинала, усадили его в кресло, которое походило на зубоврачебное. Через минуту ноги и руки кардинала были прочно фиксированы стальными обручами, на его обнаженную голову надвинули шлем с идущими от него проводами к большому ящику с экраном.
      – Вы меня хотите пытать! – в страхе завизжал кардинал.
      – Успокоитесь! Вам никто не сделает больно. Только вот на этом экране будут отражаться ваши воспоминания, которые одновременно мы запишем на видеопленку. Поэтому я и говорю вам, что вы можете не отвечать на мои вопросы.
      Кардинал глотал воздух, не в силах произнести ни слова.
      – Итак, вспомните свою последнюю встречу. с Каупони и какой разговор происходил между вами.
      – Это точно? – раздался в комнате голос Каупони.
      – Что СС сама себя заблокировала? – переспросил голос кардинала.
      На экране появилось изображение роскошно обставленного кабинета, в кресле сидел Каупони. Самого кардинала не было видно. Очевидно, он в данный момент не синтезировал в памяти себя и фиксировал только образ собеседника.
      Кардинал сделал над собой усилие, и на экране замелькали женские фигуры в безудержном канкане.
      – О, кардинал! – иронически воскликнул Сергей, – если можно, мы вернемся к этой части воспоминаний потом. Я хочу узнать, откуда вам стало известно о блокаде СС?
      На экране появилось лицо, при виде которого Сергей удивленно присвистнул: – Ну и ну! Вы и не представляете, какую ценную информацию вы мне сейчас выдали. Спасибо, ваше преосвященство! А теперь, если вам не трудно, уточните время переворота, ориентировочно, конечно, я понимаю, что еще не все вопросы, связанные с ним, решены. Так, спасибо. Перейдем теперь к более существенному. Вам, должно быть, известно расположение баз и подпольных заводов. Я знаю, в это не посвящен даже Каупони. Итак, кардинал, напрягите память. Нет, не надо, богослужение мы с удовольствием посмотрим потом. Что вы знаете о базах на Тибете?
      "Беседа" затянулась далеко за полночь.
      – Так, спасибо, кардинал. Вы скоро отдохнете. Благодарю вас за чрезвычайно ценные сведения. И еще один вопрос. Что вы хотели сделать с Папой? Он, я понимаю, не в курсе ваших дел с Каупони. Ну-ну, спасибо, я так и предполагал. Яд? Ах, нет? Тогда что? Причем тут розы? Так, понимаю, столбнячный токсин? Каким образом? Ах, вот как? Не токсин, а культура столбнячной палочки. Что ж, очень, скажу, остроумно! Ни одна судебная экспертиза не придерется. Бедный Папа! Уколол пальчик шипом розы. Что ж, всякое бывает. Я думаю, Папе будет любопытно посмотреть эти кадры. Вы не находите, святой отец? А вот это уже лишнее, кардинал! Я понимаю, что вы не питаете ко мне добрых чувств, но зачем так пугать, посылая на экран мое изображение, да еще в таком виде, прикованным к столбу и на костре инквизиции?
      – Вы дьявол! Оборотень! – не в силах сдерживать себя, с ненавистью выкрикнул кардинал. Он дернулся, но стальные зажимы крепко держали его в кресле.
      – Насчет дьявола вы не правы, ваше преосвященство! А вот "оборотень" – это ближе. Я действительно оборотень, если судить о тех превращениях, которые мне пришлось пережить. Я был космонавтом, затем мирно жил на прекрасном острове с женой и двумя очаровательными крошками, потом попал в концлагерь на одной. Бог знает где находящейся в необъятном космосе, планете; стал одним из вождей прекрасного племени, состарился и умер, затем вернулся на свой остров молодым и здоровым, снова сражался, на этот раз уже с вашими приятелями, где впервые услышал имя Каупони. Теперь бой продолжается здесь, на Земле, и не кончится до тех пор, пока я, оборотень, как вы изволили выразиться, не отправлю в преисподнюю всех вас вместе с вашим Каупони.
      – Так это вы? – догадался кардинал.
      – Да, ваш покорный слуга.
      – И это ваших рук дело: зверски убитые люди, способом, который больше достоин древнего ассирийца, чем цивилизованного человека.
      – Ах, вы об этом? Да. Это не мною придумано. Так, кажется, расправлялись восточные деспоты со своими соперниками. Только вместо верблюда использовали деревянный ящик.
      – А потопленные суда с командами? Кто вам дал право решать и карать?! Вы сами поставили себя вне закона! Есть правосудие, которое решает и определяет степень виновности. Вы же караете всех, без разбора, не определив степени вины каждого!
      – Совершенно верно, ваше преосвященство. Я беру этот грех на душу. И скажу вам почему. С вашей мафией можно бороться методами самой мафии и даже более жестокими, иначе вас не победить. В течение трех столетий вы несли смерть и ужас людям. Теперь наш черед! И пусть ужас и страх смерти будет теперь вашим уделом! Поймете ли вы, ваше преосвященство, вы, главный пособник убийц детей и еще не родившихся поколений, пособник торговцев белой смертью? Вы должны понять, что у человечества нет иного способа борьбы с вами. Оно долго терпело. Но теперь пришел конец его терпению, и оно вас уничтожит, уничтожит, как кровососущего паразита, как патогенный микроб, без малейшего колебания и жалости. Вот истина, которую вы должны усвоить.
      – А вам не кажется, что вы ошибаетесь? – кардинал взял себя в руки и заговорил спокойно. – Вы надеетесь победить зло, внося в мир еще большую жестокость. Но разве весь опыт человечества не противоречит вам? Нельзя творить добро при помощи зла, ибо добро тогда само становится злом.
      – Ну, это философия. Хотя должен вам возразить. Есть такое понятие, как необходимая оборона. Согласно этому юридическому понятию, жертва нападения может применить против нападающего еще более сильное оружие, чем сам нападающий. В борьбе с тем злом, которое вы несете людям, они вправе применить к вам еще более жестокие методы. Это говорит юриспруденция, то есть наука о справедливости, если пользоваться точным переводом этого слова. А справедливость не является угрозой миру, ваше преосвященство.
      Что же касается вас, то после детального обследования картин, запечатленных в вашей памяти, вы и копии мнемозаписей будут переданы церкви, которую вы предали.
      – Не приписывайте мне того, чего я не совершал! Я не предавал церковь! Напротив, я стремился к восстановлению ее величия!
      – Вы предали саму идею церкви, идею милосердия. Таким образом, вы, в сущности, стали ее заклятым врагом, врагом церкви и самого Господа Бога, имя которого – "любовь", как учит мировая церковь. Любовь, воплощенная в милосердии церкви. Ибо Бог, как вы учите, имеет земное воплощение в самой церкви. Как же вы можете, извращая лик Божий, считать себя его служителем? Вы – антихрист, ваше преосвященство!
      – Легко хулить человека, тем более закованного по рукам и ногам.
      – Вот здесь я согласен с вами, но что делать? Таковы обстоятельства, и с ними надо считаться.
      Сергей подозвал помощника.
      – Продолжи разговор с кардиналом, затем отбери самую интересную информацию, продублируй несколько раз и позаботься, чтобы после окончания главной операции записи отослали в Ватикан Папе, в Совет церквей, во Всемирный Совет и в самые крупные телестудии с объяснениями и комментариями. Самого же кардинала отправьте потом в Ватикан.
      – Прощайте, ваше преосвященство. Мы уже, наверное, с вами больше не свидимся…
      Выйдя из бункера, он прошел по коридору в медицинский отсек.
      – Рудольф, – обратился он к старшему врачу медицинской службы, – сразу же после окончания допроса кардинала поместить в анабиозную ванну. Надо, чтобы он дожил до передачи его в Ватикан и церковного суда. Это гарантия, что он не наложит на себя руки. Старый греховодник прекрасно понимает, что его ждет после суда. Церковь жестоко карает неудачных вероотступников…
 

      Бэксон позвонил Эльге из Майами и предупредил, что вечером будет у себя дома. Он попросил, если Эльга найдет возможным, зайти к нему после восьми.
      – Лучше вы приходите ко мне, – предложила Эльга. – Я что-то неважно себя чувствую в последнее время, – пожаловалась она.
      – Что с тобой? – в телефонной трубке голос Бэксона звучал с неподдельным беспокойством.
      – Думаю, что ничего серьезного. Просто устала… И переживания, и дорога… В общем, обычная женская слабость.
      – Может быть, привести врача?
      – Не стоит. Приходите, я буду вас ждать. Приготовлю ваш любимый пирог с яблоками, – пообещала Эльга и повесила трубку.
      – Боже, как я рада, что вы приехали! – приветствовала она Бэксона, когда тот пришел.
      – Я тоже рад, моя девочка, – расплылся в улыбке Бэксон, целуя ее в подставленную щеку. – Посмотри, что я тебе привез, – сказал он, проходя в холл и усаживаясь в кресло, которое ему подвинула Эльга. Он вынул из кармана небольшой замшевый футлярчик.
      – Какая прелесть! – воскликнула Эльга, раскрывая футляр. Она достала из него пару золотых сережек с крупными изумрудами и сейчас же примерила их возле зеркала.
      – Спасибо! Но вы меня балуете, дядя Бэксон! К чему бы это? – она лукаво рассмеялась и шутливо погрозила пальцем.
      – Не называй меня дядей, Эльга, – слегка поморщился Бэксон. – Не напоминай о моем возрасте.
      – А вам хочется все время быть молодым?
      Бэксон развел руками.
      – Это я по привычке. Больше не буду. Вы действительно еще не выглядите так, чтобы вас называть дядей. – Она немного повертелась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон, потом сняла сережки, положила их в футляр и протянула Бэксону.
      – Это слишком дорогой подарок, милый Бэксон, чтобы я могла его принять.
      – Пустяки, Эльга. Ты мне как дочь и потом я чувствую себя в неоплатном долгу перед моим другом.
      На глазах у Эльги показались слезы. Она закусила губу. Бэксон это заметил и поспешил исправить невольно нанесенный ей удар воспоминанием о погибшем отце.
      – Прости меня, девочка. Я старый болтливый дурак.
      – Ничего, сейчас пройдет. – Эльга смахнула слезинку.
      – Ну, вот и хорошо, – Бэксон поднялся и обнял ее за плечи. – А сережки возьми. Ну сделай мне приятное. Прошу тебя!
      – Давайте есть пирог, – предложила Эльга. – Я сейчас. – Она стала хлопотать у стола, принесла из кухни чашки, чайник и прекрасно запеченный большой яблочный пирог.
      – О, мой любимый! – Бэксон с удовольствием потер руки и снова сел за стол.
      Когда половина пирога была съедена, Бэксон откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел Эльге в лицо.
      – Что, будет разговор? – спросила Эльга.
      – Да, я хотел бы с тобой поговорить, если ты не возражаешь.
      – Я слушаю вас.
      – Понимаешь, Эльга, – он помолчал, как бы собираясь с мыслями, и продолжил после небольшой паузы, – ты выросла у меня на глазах. Я тебя нянчил, когда ты была вот такая, – он протянул руку над полом, показывая, какой была тогда Эльга. – Мы часто виделись и я привязался к тебе как к собственной дочери. Даже больше… Прости, что опять напоминаю об отце. Но после его безвременной кончины у тебя нет более близкого человека, чем я. – Он вопросительно взглянул на нее. Эльга молчала.
      – Ты, – продолжал Бэксон, – красивая девушка. Даже очень. Если бы я был моложе, эдак лет на пятнадцать, – он засмеялся. Эльга тоже улыбнулась, – я бы попытался! Черт меня подери, но я когда-то был довольно симпатичным парнем, и если уж что задумывал, то добивался! – он рассмеялся и подмигнул правым глазом.
      Эльга прыснула от смеха.
      – Насколько я поняла, вы не делаете мне предложение? Жаль! А то бы я подумала.
      – Спасибо, Эльга, Мне очень приятно слышать. Я знаю, что это неправда, но все равно приятно. Но давай будем серьезными.
      Эльга сделала напряженно-серьезное лицо, но не выдержала и снова прыснула от смеха.
      – Ну вот, ты не даешь мне говорить.
      – Нет! Я внимательно слушаю! – лицо Эльги снова приняло обычное выражение.
      – Тебе уже двадцать два года.
      – Фи, Бэксон! Напоминать женщине о возрасте!
      – Оставь, Эльга! Это тот самый возраст, когда надо всерьез подумать о замужестве. Я был бы более спокоен за твою судьбу, если бы знал, что рядом с тобой находится верный друг. Мы не вечны. Я тебе не говорил, но ты, наверное, догадываешься сама, что работа у меня сопряжена с опасностями. Если со мною что-то случится, ты останешься совершенно одна. Это меня больше всего беспокоит.
      Эльга положила локти на стол и, подперев подбородок руками, сжатыми в кулаки, весело взглянула в лицо Бэксона.
      – Понимаю! Вы нашли мне жениха?!
      – Нет, не нашел, но хотел бы вместе с тобой обсудить такой вариант.
      Эльга встала, прошлась по комнате и, остановившись у зеркала, вновь оглядела себя со всех сторон.
      – Дело в том, что у меня уже есть жених.
      – Кто-о? Наверное, один из этих молодых хлюстов, увивающихся за красивыми и богатыми невестами?
      – Нет, он не молод, хотя выглядит значительно моложе своих лет. Впрочем, я еще не решила. Есть одно "но", которое, признаться, меня отпугивает.
      – Что же это?
      – Ну… он сильно отличается от всех моих знакомых… очень сильно…
      – Что?! Неужели негр?! Этого еще не хватало! Да ты что, Эльга? Опомнись! Да я его..:
      – Успокойтесь, он такой же белый, как и мы все. Дело не в этом. Он не совсем человек. Боже, я не то говорю…
      – Эльга! Ты меня пугаешь! Как это понять "не совсем человек"?
      – Ну, в общем, он был когда-то человеком, потом погиб, и его память записали на клонинг…
      "Какая удача! Просто невероятно! Это значительно упрощает дело", – Бэксон постарался справиться с охватившим его волнением. Он уже догадался, о ком идет речь, но сделал вид, что не понимает.
      – Словом, – продолжала Эльга, – мы с ним познакомились в институте СС, я была его личным врачом. Он, кажется, влюбился в меня. Должна сказать, что он очень симпатичен мне, но, как подумаю, что он клонинг… Я боюсь, что потом… вдруг он вызовет у меня отвращение?
      – Глупости, Эльга. Я догадался, о ком идет речь. Он настоящий человек и, я бы сказал, в биологическом отношении более совершенен, чем обычный, рожденный в муках… Это, несомненно, выдающаяся личность, и я бы полностью одобрил твое решение выйти за него замуж.
      – Правда? – обрадовалась Эльга.
      – Истинная правда! К тому же он достаточно богат, умен и, я уверен, займет в нашем мире высокое общественное положение. Если он сделал тебе предложение, то искренне поздравляю. Ничего лучшего я, при всем моем желании, тебе не мог бы предложить.
      – Ну, если вы такого о нем мнения, то я, пожалуй, соглашусь на его предложение. Кстати, он недавно мне прислал письмо. Я сейчас его найду. – Она встала и поднялась на второй этаж.
      "Бэксон, ты – большая умница! – мысленно поздравил он себя. – Как хорошо, что я о ней вспомнил. Итак, второй по значимости пост государства будущего в моих руках. А это… В общем, там будет видно. Дурак Каупони еще вспомнит, как он тыкал мне в морду книгу! Всему свое время!"
      – К сожалению, не нашла письма, – недоуменно развела руками Эльга, спускаясь по лестнице. – Ума не приложу, куда я его задевала? Но это неважно. Он должен скоро позвонить мне и я, наверное, поеду к нему.
      – Поезжай непременно!
      – Вы советуете? Я спрашиваю вас, как самого близкого друга отца.
      – Конечно, моя девочка. Выходи замуж. Мы славно погуляем на твоей свадьбе, и я надеюсь еще понянчить твоих крошек. У тебя их сколько будет?
      – А ну вас, – отмахнулась Эльга.
      – Ладно, ладно, – засмеялся Бэксон, – не буду. Хотя, это дело житейское. Кстати, он сюда приезжал? – как бы невзначай спросил он.
      – Да, и довольно часто. Правда, он приезжал не надолго. У него вечно какие-то срочные дела.
      "Знаю, какие это дела, – зло подумал Бэксон. – И все же я страшный болван. Если бы я проследил за ней, то он был бы уже давно у меня в руках. А может быть, так лучше? Если бы я его сразу… то Каупони не предложил бы мне пост начальника полиции. Как говорится, спеши медленней".
      – О! – он взглянул на часы. – Уже одиннадцать. Я заболтался. Ты, наверное, хочешь спать? Я зайду как-нибудь к тебе, – пообещал он, беря в руки шляпу. – И вот еще. Прошу тебя, не обижай старика! Надень сережки и носи их постоянно. Я тебя очень прошу! Мне так приятно видеть их на тебе. – Он открыл лежащий на столе футляр и достал серьги. – Тебе они очень к лицу. Дай я сам их надену.
      – Ну, если вам так хочется, – сказала она, подставляя одно, потом другое ухо.
      Бэксон с удовольствием осмотрел ее со всех сторон.
      – Тебе они удивительно идут! В них ты еще больше понравишься своему Сергею. Видишь, я даже знаю, как его зовут. – Он весело расхохотался, довольный смущением Эльги, и, помахав на прощанье рукою, вышел.
 

***

 
      Бэксон в этот же вечер установил тщательное наблюдение за домом Эльги. Он привез с собой четырех, можно сказать, самых лучших своих агентов, которые, сменяясь, незаметно следили за каждым движением хозяйки маленькой виллы, стоящей поодаль от других, на тихой глухой улице небольшого городка.
      Кроме внешнего наблюдения, круглосуточно велась запись радиопередач миниатюрного подслушивающего устройства, вделанного в подаренные Эльге сережки.
      Пока все шло так, как и предполагал Бэксон. Эльга бегала по магазинам, покупая наряды, что было вполне естественно в поведении девушки, выходящей в ближайшее время замуж.
      Сергей звонил Эльге трижды и каждый раз из нового места. Первый звонок был из Вашингтона. Бэксон уже хотел кинуться туда с группой захвата, но решил подождать и играть наверняка, то есть, дождаться встречи его с Эльгой, с которой теперь не спускали глаз. Однако дня через два последовал звонок из Боготы. У Бэксона шевельнулось что-то под ложечкой. Не подбирается ли этот неуловимый противник к его базе? Однако разговор с Эльгой не содержал ничего интересного. Обычная болтовня влюбленной пары. Еще через неделю – третий звонок. Сергей сообщил, что скоро вернется в Штаты и уже подыскал отличную виллу в горах. Он обещал вскоре позвонить и сообщить ей адрес.
      Все шло хорошо. Даже слишком. Бэксон был опытным разведчиком и знал, что когда все идет гладко, то в ближайшее время жди подвоха. Нередко именно в такой тиши противник уже поймал тебя на крючок и водит, как рыбак водит крупную рыбу, перед тем как вытащить из воды. Бэксон невольно поежился. Он еще раз проанализировал события прошедших трех недель, но ничего подозрительного не обнаружил. Эльга ни с кем из посторонних не встречалась. По вечерам проводила время у экрана телевизора. Разговоры ее с Сергеем, записанные на пленку, тщательно анализировались, никаких признаков передачи кодированной информации не обнаружено. И все же чувство близкой опасности не покидало Бэксона. Вскоре его предчувствия оправдались.
      Поздно вечером на его виллу один из его агентов привел изможденного, еле передвигающего ноги человека. Бэксон с трудом узнал в нем толстяка Альтермана, врача своей базы на берегу Куари. Кожа на нем висела, как складки плохо сшитой одежды.
      – Что случилось? – ошарашено спросил Бэксон, когда узнал в нем лагерного врача.
      – Все! Кончено! – ответил он и повалился на стул. – Дай мне глоток коньяка. У меня нет сил.
      Бэксон налил полстакана. Альтерман осушил его одним глотком и уронил голову. Молчание затянулось.
      – Ну говори толком! Что случилось? Почему ты здесь? – с нетерпением и страхом потребовал Бэксон.
      – Базы больше не существует! Всех! Понимаешь, всех!
      – Что с базой?! И кого, всех?!
      – Нас обстреляли ночью ракетами, начиненными какой-то гадостью, которая действует сразу. Когда мы очнулись, то обнаружили себя связанными и сваленными в кучу на площадке возле причала. Понимаешь? Словно мы не люди, а дрова…
      – Ну а потом? Вас что, допрашивали?
      – В том-то и дело, что нет. Нас просто брали по двадцать пять человек, вели на причал и расстреливали, не говоря при этом ни слова.
      Всех шестьсот человек! Стреляли и в воду. И молчали… Они молчали! – Альтерман забился в истерике.
      – А завод, оружие?!
      – Откуда я знаю? Меня повели в третьей партии. Я уцелел чудом, потому что сообразил упасть на полсекунды раньше, чем раздалась очередь. Я погрузился в воду. К счастью, веревка, которой нам связали руки, была слабо затянута. Мне посчастливилось развязать ее. Спрятался под причалом так, что наружу из воды выступал только нос. Четыре часа я слышал выстрелы и плеск от падающих тел. Вся река была покрыта плавающими трупами. Это ужасно, Бэксон! Глубокой ночью я выбрался из своего убежища и поплыл по течению. Я плыл среди трупов, и вода была липкой от крови! – Альтерман затрясся и зарыдал.
      – Какая жестокость, Бэксон! Нечеловеческая жестокость!
      – А он и не человек, – выдохнул Бэксон.
      – Кто?
      – Их руководитель!
      – Так кто же он?
      – Оборотень! Это не первая база, Альтерман, но вы – первый свидетель. С других, разгромленных, очевидно, таким же образом, никто живой не ушел. Он уничтожает всех! Он из тех, кто вначале стреляет, а потом уже разговаривает. Хотя о чем я? Он не разговаривает вообще! Он только стреляет! Я не могу точно сказать, сколько уже баз уничтожено, так как сам не знаю их числа и расположения, но, наверное, другие подверглись такому же разгрому. Альтерман, это конец! Ты видел его там?
      – Я не знаю, о ком ты говоришь. Если об их начальнике, то, когда мы лежали, к нам подошел такой высокий, пожалуй, два метра ростом, русоволосый, лет на вид не больше тридцати, а то и двадцати восьми. Он посмотрел на нас и только махнул рукой остальным. Нас тут же стали выводить на причал.
      – А он?
      – Повернулся и не спеша пошел по направлению к заводу.
      – И ни слова не сказал?
      – Ни слова!
      – Как же ты все-таки выбрался? В Куари ведь невозможно плавать…
      – Страшно вспоминать! Я соорудил себе плот из трупов и плыл на нем до рассвета. Кругом кишели пираньи. Не думаю, чтобы хоть одно тело доплыло до ближайшего населенного пункта. Мой плот тоже подвергался нападению. Когда я причалил к берегу, половину трупов они уже обглодали. Страшно было смотреть на растрепанные куски мяса.
      – Хватит! Я не могу слушать больше! – истерично закричал Бэксон.
      Он налил себе и Альтерману по полному стакану коньяка и разом осушил свою порцию.
      – Ведь какие ребята были, – скрипнув зубами, сказал он минуту спустя. – Один к одному!
      Альтерман выпил свой коньяк.
      – Да, – произнес он. – Можно сказать, отборные представители рода человеческого. Все как на подбор: рослые, здоровые, красивые. Сколько в будущем было бы славных родов! Скажи мне, Бэксон, неужели все то, о чем мы, с тобою мечтали в тихие вечера там, на берегах притока Амазонки, все это погибло?
      – Не знаю. Но если с другими базами случилось то же, то да! У нас не будет реальных сил. Но ничего, – добавил он с яростью, – черт с ним, с Каупони, и с постом главы полиции. Теперь уже это, по-видимому, не имеет никакой ценности. Но до оборотня я доберусь! Ты его узнаешь?
      – А как же! Я его запомнил на всю жизнь!
      – Это хорошо. Скоро я предоставлю тебе возможность с ним встретиться, но уже при других, клянусь тебе моей незабвенной мамочкой, обстоятельствах! Вот что! Я тебя сейчас покормлю, а потом ты ляжешь спать. Утро, как говорят русские, вечера мудренее. -Он открыл холодильник и стал вытаскивать из него провизию.
      – Давай, ешь, старина, – пригласил он Альтермана. – Я тоже с тобой за компанию поужинаю.
      Но поесть им спокойно не удалось. Запыхавшись, к ним в комнату вбежал один из агентов.
      – Скорее, шеф! Кажется, началось!
      – Что, уже? А телефон?
      – Ничего! Возможно, забарахлил передатчик. Она только что села в машину и поехала по направлению к Майами.
      – Быстро одну машину за нею!
      – Уже отправлена!
      Бэксон кинул взгляд на Альтермана.
      – Все, дружище! Охота началась. Сейчас я тебе что-нибудь подберу переодеться. Мы с тобой одинакового роста и комплекции. Ты был толще, но теперь в самый раз. – Он кинулся в спальню и сейчас же вернулся, держа в руках серый костюм, рубашку и ботинки. – Быстро одевайся! – приказал он.
      В машине Бэксон натянул на голову парик и прицепил бороду. Затем одел темные очки с прикрепленным к ним пластиковым носом.
      – Лучше, чтобы она меня не узнала, – пояснил он. – Тебя она вообще никогда не видела, так что сойдет и без маскарада. Придется лететь одним рейсом.
      В аэропорту их встретил агент.
      – Взяла билет на утренний рейс в Сан-Франциско, доложил он тихо. – Сейчас сидит в зале ожидания и смотрит ночной фильм.
      – Кто с ней?
      – Дэвид и Джованни.
      – Отлично! Билеты?
      – Уже взяты. Вот ваши, – он протянул Бэксону два билета на утренний рейс в Сан-Франциско.
 

      Воздушный лайнер быстро набрал высоту и взял курс на Запад. Дождавшись начала горизонтального полета, Альтерман встал со своего кресла во втором салоне и прошел в первый. Спустя минуту он вернулся и, тронув Бэксона за рукав, тихо сообщил:
      – Слушай, шеф! Я видел Сюзанну! Еще в аэропорту мне показалось, что это она. Теперь я уверен, что это именно она.
      – Ты что?! – всполошился Бэксон. – Она же погибла!
      – Я тоже так думал, но она жива. Летит с нами в первом салоне.
      Бэксон внезапно затрясся мелкой дрожью от смеха.
      – Фу ты! Как меня напугал! Это не Сюзанна, а Эльга. Они, я забыл тебе сказать об этом, поразительно друг на друга похожи. Это и послужило причиной, как ты помнишь, эксцесса между Питером и Джонни. Питер принял Сюзанну за свою дочь и врезал Джонни в челюсть. Ну а потом ты сам знаешь – из-за нее он вообще свихнулся и решил бежать.
      – Неужто так похожа? – недоверчиво переспросил Альтерман. – Ты не путаешь?
      – Как две капли воды. Парадокс случайности. Да ты не беспокойся. Уже месяц с Эльги мои ребята не спускают глаз. Разве что не спят с ней и не провожают в туалет. Это Эльга, дочь Питера, можешь мне поверить, и она же… возлюбленная нашего Оборотня!