ЛАПИФЫ И КЕНТАВРЫ

– О Великая Мать Кибела! Спаси нас и не оставь своих детей лапифов заботой! Не дай нашему народу погибнуть от кровожадных кентавров! Прими нашу жертву и будь милостива! – Кеней – вождь селения поднялся с колен перед мраморной статуей богини и сделал знак воинам. Те привели связанных пленников. Их было четверо. Первого привязали к жертвенной доске, и ритуал начался. Двое жрецов надрезали пленнику все шесть конечностей и специальными крюками вытащили на поверхность жилы. Теперь они будут наматывать их на деревянные палочки. Толпа зрителей – воинов и женщин – пришла в возбуждение. Раздался рёв пытаемого пленника. Чем дольше будет пленник на жертвенной доске, тем больше мук он примет, тем довольнее будет Великая Мать Кибела и тем больше удачи пошлёт она племени.

Эти пленники были захвачены несколько дней назад. Две тысячи воинов пошли тогда в поход против заклятых врагов племени – кентавров. Это был поход мести за прошлогодний набег, когда кентавры сожгли их старое селение, перебили более пятисот мужчин и увели в плен много женщин. Кеней предводительствовал в этом походе и вначале ему сопутствовало счастье. Они внезапно обрушились на селение кентавров и перебили в нем всех живых, в том числе и детей. Второе селение удалось тоже сжечь дотла. Но в степи их настигла большая толпа врагов, и из двух тысяч воинов назад вернулась только половина.

Лапифы, как и кентавры, были бессмертны. Только смерть в бою или другой вид насильственной смерти мог пресечь нить жизни. Их женщины редко рожали детей, и рождение ребёнка было большим событием в племени. Племя пополнялось за счёт прихода «диких», как принято было называть посланцев Великой Матери. Дикие рождались уже взрослыми и, следуя внутреннему зову, шли к тому племени, к которому посылала их Великая Мать. Так думали лапифы. То же самое думали и их заклятые враги кентавры. Вражда между этими двумя народами длилась долгие тысячелетия. Кентавры похищали женщин у лапифов. Женщины эти редко выживали больше года, а чаще погибали в первый же месяц плена. Если они не умирали от насилия мужчин, то их убивали женщины-кентавры. В отличие от лапифов, кентавры не носили одежды. Тело их было покрыто рыжей короткой шерстью. Верхняя часть тела не отличалась от человеческого, разве что лица их были дики и уродливы, а нижняя покоилась на четырех ногах с копытами, как у степной антилопы Ту. Сзади, как и у Ту, у них был густой волосяной хвост. Их любимым оружием были длинные луки, в то время как лапифы в бою предпочитали копья.

Иногда между ними заключались перемирия, которые длились десятки лет. Время от времени вспыхивали затяжные войны. Вот и теперь война длится уже двадцатый год. Кентавры вытеснили лапифов с берегов реки, и они теперь обосновались в предгорье на берегу озера.

Жертвоприношение длилось долго, до самого вечера. Кибела должна быть довольна. Пленники долго мучились, прежде чем умереть. Тела их сложили на жертвенный камень и сожгли в костре на большом огне.

Кеней просил Великую Мать прислать в племя побольше «диких». «Мы вернёмся тогда, – думал он, – на берега плодородной реки, где так много растёт амброзии». Амброзия росла и здесь, но её было значительно меньше. Мало в предгорье было и дичи. Племя ещё не голодало, но уже не пользовалось тем изобилием, которое было у него там, на берегах реки.

Другие племена лапифов в этой войне тоже понесли большие потери и так же, как и племя Кенея, переселилось в предгорье.

Много тысячелетий назад сюда пришли со звёзд Титаны, а за ними Олимпийцы. Они искали амброзию. Пришельцы захватывали людей и увозили их к звёздам. Это было так давно, что Кеней почти все забыл. Он только помнил, что у пришельцев были молнии, которыми они разили на расстоянии, сжигая всех, кто оказывал им малейшее сопротивление. Пришельцы ловили самых красивых девушек и самых рослых мужчин и заставляли их служить себе. Он вспомнил, как пришельцы называли свою родину: «Уран». Они не были жестокими, как кентавры, и не убивали пленников, но заставляли их работать и, что самое страшное, рыть ямы. Это было у лапифов и у кентавров под строжайшим запретом. Нельзя ранить тело Великой Матери! Можно брать все, что есть на поверхности, но нельзя наносить раны телу Кибелы. Это был самый главный закон. И ему подчинялись все: и люди, и животные. Только в единственном случае можно было нарушить поверхность. Кибела разрешала спрятать в своём теле убитого. На месте захоронения вырастало дерево, и это дерево рождало диких. Там, где было старое поселение лапифов, росла целая роща таких деревьев. Никто не смел потревожить покой этой рощи и никто не видел, как рождается лапиф из священного дерева, но оттуда приходили они, и люди узнавали в них черты своих погибших соплеменников, хотя те уже почти ничего не помнили о своей прошлой жизни. Если же лапиф погибал и его нельзя было похоронить, то его кости растаскивали дикие звери и он уже никогда больше не мог возродиться. Поэтому тела погибших в бою всегда уносили с собой, а тела противников старались, если позволяли условия, уничтожить, сжечь или, разрубив на части, разбросать по степи. На этот раз лапифы поступили так со всеми убитыми кентаврами, захваченными в селениях, но потом, попав в засаду, спешно отступили, не успев подобрать павших. Это была большая потеря для племени. Лапифы жили на планете сотни тысячелетий, меняя места стоянок. Поэтому священные деревья росли изредка, в самых неожиданных местах – в лесах, в горах и по берегам рек. Если такое дерево находили кентавры, то они его срубали. Дерево снова вырастало из корней, но на это уходило много времени. Дерево вначале плодоносило часто, а затем все реже и реже – один раз в сто лет. Иногда дикие не находили своего племени. Тогда они оставались в лесу и жили там, прячась в ветках деревьев ночью и бродя по лесу в поисках пищи днём. Это были лесные нимфы и фавны. Их так спокон веков называли. Иногда они набредали в своих блуканиях на селение. В этом случае они либо оставались жить среди людей, либо уходили назад в лес. Время от времени воины отправлялись отрядами в леса в поисках таких людей и приводили их в племя. Те, кому не удалось найти себе подругу среди женщин племени, уходили в лес и находили её там. Но бывало и так, что воин не возвращался из лесу, погибая от руки дикого. Фавны и нимфы не знали одежд. Если их приводили в племя, то они долго не могли к ней привыкнуть и часто срывали её и разгуливали голыми. Проходило немало времени, прежде чем дикие осваивались и уже ничем не отличались от лапифов. Обычно нимфы и фавны жили там, где растёт амброзия. Поэтому воины, обнаружив заросли амброзии, устраивали там засады, которые, как правило, не оказывались безрезультатными.

Лапифы не знали ни старости, ни болезней, не знали они и тяжёлого труда. Они умели строить лёгкие дома, высекать из мягкого белого камня изображения Кибелы. Мужчины занимались охотой и войной. Женщины ласкали мужчин и собирали щедрые плоды Великой Матери.

Если женщина рожала ребёнка, это случалось крайне редко, её почитали как возлюбленную дочь Великой Матери и окружали заботой и почётом. Но это было крайне редко. Родившиеся дети быстро росли и когда взрослели, отличались от остальных более высоким ростом и силой. Их почитали, они становились предводителями воинов. Поэтому убить ребёнка врага считалось большой удачей. В недавнем походе лапифы убили пятерых таких детей кентавров: троих в первом селении и двоих во втором. Кеней обнаружил также священную рощу кентавров и приказал своим воинам вырубить все деревья под корень. Если бы он не боялся гнева Великой Матери, то приказал бы сжечь все пни деревьев. После этого дерево уже никогда не будет плодоносить. Но это было запрещено законами. Даже кентавры не решались на такие поступки. Кара была бы немедленной. Кибела могла послать на ослушников закона Пифона – своего стража. Тысячу лет назад она поступила так с одним из племён. Пифон сожрал всех жителей, улёгся посреди селения и спал целый месяц. Ни стрела, ни копьё не может пробить шкуру Пифона, даже если бы нашёлся такой герой-безумец, который бы поднял руку на стража Кибелы.

Из задумчивости Кенея вывел шорох. Он обернулся. Это была Ореада – его любимая младшая жена. Год назад Кеней подкараулил её в лесу у ручья, где росли деревья амброзии, и овладел ею тут же, на зеленом покрове травы. Ореада покорно пошла вслед за ним. Она имела тонкий стан и густые, доходящие до низа спины тёмные волосы. Это было редкостью, большинство женщин лапифов были светловолосые, и Кеней гордился своей добычей.

В руках Ореады была глиняная чаша с амброзией.

– Мой повелитель, – почтительно спросила она, – ты голоден?

Кеней привлёк к себе женщину. Та покорно прильнула к нему и закрыла глаза.

До ушей Кенея донёсся плач. Это жены погибших оплакивали своих мужей. До конца жертвоприношения оплакивание погибших запрещалось. Теперь селение наполнилось воем и причитанием.

Кеней болезненно поморщился.

– Много жён лишилось своих повелителей, – тихо произнесла Ореада.

– О них позаботятся оставшиеся в живых.

По законам племени вдовы переходили в дома оставшихся в живых воинов. Иногда женщин было больше, чем мужчин. Иногда напротив, в племени оставалось мало женщин. Особенно, если племя подвергалось набегу кентавров в отсутствие воинов, ушедших на охоту. В этих случаях кентавры забирали всех женщин. Их связывали верёвками в общую цепь и гнали в степь. Бывало, что вернувшиеся охотники настигали похитителей и отбивали у них своих жён, но чаще кентавры успевали скрыться в степи, где лапифы опасались их преследовать. Среди леса они могла успешно сражаться с подвижными кентаврами, но в степи те были неуязвимы. Из лука кентавры стреляли более метко, а попасть копьём в скачущего во весь опор по степи кентавра могли только редкие воины.

На этот раз отряд Кенея, попавший в засаду, спасло то, что они были уже недалеко от реки, где оставили свои лодки. Но и те пятьсот шагов, которые отделяли отряд от реки, стоили им половины воинов. Кентавры не умели делать лодки, но прекрасно плавали. И плывущий за лодкой кентавр представлял немалую опасность своим длинным луком. Уже находясь в лодках, лапифы потеряли тридцать человек. Но эти потери были не столь чувствительны, так как погибших можно было похоронить.

– Ты возьмёшь себе ещё жён? – спросила Ореада.

Кеней имел уже пять жён. Двое из них достались ему от убитых в бою соплеменников, а троих, как и Ореаду, он добыл сам, подкараулив в лесу. Кеней любил женщин. За восемь тысяч прожитых лет у него их было много. Он терял их во время набегов кентавров и приобретал новых. Он был храбрым воином и ему везло в бою. Только два раза он был ранен, хотя участвовал в сотнях сражений. В мире изобилия и в мире войн самую большую ценность для мужчины, кроме жизни, представляла женщина. Она давала радость, наслаждение, она была госпожой чувств и рабой тела.

Кеней сладко потянулся и призывно посмотрел на Ореаду. Та радостно улыбнулась ему и сбросила на пол одежду. Тело её вытянулось струной, затем обмякло и змеёю обвилось вокруг Кенея.

Из соседней комнаты послышались завистливые вздохи. Там находились сейчас его другие жены. Каждая из них с нетерпением и надеждой ждала, когда их повелителю заблагорассудится позвать её к себе. Так было всегда. И только тогда, когда кентавры уводили женщин в плен, каждая из них могла рассчитывать на собственного мужа, а то и двух сразу. Но это было редко. Мужчины гибли чаще и женщин всегда оставалось больше.

Кентавры напали перед рассветом. Кеней проснулся, когда уже по улицам раздавался цокот копыт. Вождь схватил копьё и, отбросив в сторону Ореаду, кинулся на улицу.

Селение уже горело. Едва он вышел, как ему в плечо впилась стрела. Он поднял копьё, но в это время удар тяжёлой дубины раскроил ему череп.

Громко гогоча, кентавры ворвались в дом вождя и накинулись на женщин. Их выхватывали из постелей и, быстро связав верёвками, вытаскивали наружу.

Вскоре все было кончено. Почва вокруг домов пропиталась кровью. Немногих уцелевших защитников согнали на центральную площадь возле жертвенника. Началась оргия расправы.

Ореада закрыла глаза от ужаса. Её руки были связаны за спиной, и она слышала душераздирающие крики людей, с которых жестокие победители сдирали живьём кожу. Это было в обычае. Так было всегда.

Возле жертвенника победители развели огромный костёр, стащив для этого в большую кучу сухие бревна разрушенных домов. Костёр долго не разгорался, но когда наконец занялся, поднялся огромным пламенем вверх. В костёр стали бросать трупы убитых и тех ещё живых лапифов, с которых только что была снята кожа. Радостно гогоча, кентавры сгрудились толпой вокруг жертвенника, забыв на время о связанных женщинах. Ореада попробовала ослабить узлы верёвки. Это ей удалось. Рядом с нею стояла подруга, старшая жена Кенея Пера. Ореада шепнула ей, чтобы та попробовала развязать узел зубами. Та её поняла и склонилась за её спиной. Однако это не укрылось от стоящего неподалёку сторожевого. Громко крича, он подскочил к обеим женщинам, схватил каждую за волосы и потащил к жертвеннику.

Вождь кентавров, которому сторожевой сообщил о попытках пленниц освободиться, отдал короткое приказание. Тотчас же несколько кентавров схватили провинившихся женщин и распяли их на жертвенной доске. Руки и ноги, широко раскинутые, были привязаны к кольям, вбитым в землю. Под спину каждой из них было подложено бревно, в результате чего тело выгибалось. Их ожидала страшная пытка.

Ни присутствующие на площади кентавры, увлечённые предстоящим зрелищем, ни поражённые ужасом женщины не заметили, как сквозь пролом в ограде на край площади вошли двое. Никто поначалу ничего не понял, увидя, как тело вождя распалось вдруг на две половины, бьющие в предсмертных судорогах копытами. И только тогда, когда смертельный луч ворвался в толпу кентавров, начав свою дикую пляску, кромсая на части обезумевших от страха недавних победителей, взоры женщин обратились к стоящим у стены странно одетым фигурам. Их яркая одежда сразу бросалась в глаза.

Десяток кентавров кинулись к пролому, пытаясь избежать участи своих собратьев. Владимир направил им вслед бластер и выругался с досадой.

– Кончились заряды, черт подери.

– У меня тоже, – отозвался Игорь.

– Вроде все? – Владимир оглядел площадь, усеянную телами кентавров.

– Если не считать десяток прорвавшихся, то все.

– Фу ты, дьявол, – выдохнул Игорь, подходя к груде рассечённых лучами бластера тел. – Я чувствую себя мясником. Чтобы их вывезти отсюда, нужен бульдозер.

Некоторые кентавры, у которых луч бластера отсек только часть тела, были ещё живы и подёргивались в конвульсиях.

– Меня сейчас стошнит, – Игорь отвернулся от груды тел и поискал глазами Владимира. Тот стоял, наклонившись, над привязанными к доскам женщинами, и резал их путы. Игорь вытащил нож и пошёл по направлению к толпе связанных пленниц. Те шарахнулись от него в сторону.

– Ну что вы, милые красавицы, – ласково стал убеждать их землянин. – Сейчас я вас освобожу.

– Пифон! Пифон! – закричали в ужасе женщины, вперив глаза в его одежду.

– Ах, вот в чем дело! Это легко поправить. Вас пугает мой плащ? – он сбросил плащ на землю.

– Пифонтер! Пифонтер! – раздались крики, но уже в них не было страха, а скорее слышались восхищение и восторг. Теперь они подпустили Игоря к себе и дали разрезать верёвки. Женщин было около двух тысяч. Освобождённые подбирали копья и их лезвиями резали верёвки на руках своих подруг. Прошло однако не меньше двух часов, пока все пленницы стали свободными.

Смрад горелого мяса заставил землян покинуть площадь. Вслед за ними пошли и женщины.

– Что же мы будем с ними делать? – тихо спросил Игорь.

– Возможно, поблизости есть другие племена людей, которые приютят несчастных. Я попробую объясниться с ними.

– Какие, однако, красавицы! И все такие молодые. Ни одна не старше двадцати лет! Удивительно!

Владимир поискал глазами освобождённую им от пут черноволосую пленницу. Та оказалась рядом с ним.

«Попробую методом Дука», – решил Владимир.

– Как тебя зовут, красавица? – мысленно обратился он к ней и сразу же услышал ответ. Вернее, понял. Речь молодой женщины была звучная и мелодичная, однако смысл её слов звучал где-то внутри его самого.

– Ореада, великий победитель Пифона.

– Ты уже не боишься моего плаща?

– Нет, когда увидела, что твой друг снял его.

– Как зовут ваше племя?

– Мы лапифы, дети Великой Матери Кибелы. Ты нас спас и теперь мы твои рабыни, о повелитель.

– Мой народ не знает рабства. Вы все свободны и можете идти куда захотите. Где-то есть ещё другие племена лапифов?

– Ты нас гонишь? Но мы не знаем, куда нам идти. Наши мужчины погибли. Ты должен взять нас к своему племени! Ты лапиф, повелитель.

– Не называй меня так. Меня зовут Владимир.

– Вла-ди-мир, – повторила по слогам Ореада. – Что значит это имя?

– Повелитель мира, – машинально ответил Владимир.

– Вот видишь! – обрадовалась Ореада. Я сразу тебя узнала, о мой повелитель, – она склонилась на колени и прижалась губами к его ноге.

– Ой! Что ты делаешь? – Владимир быстро нагнулся и поднял Ореаду. Та прильнула к нему.

– Ого! – раздалось рядом насмешливое восклицание Игоря. – Я вижу, вы уже обо всем договорились.

От смущения Владимир не нашёлся что ответить.

– Послушай, а почему они все голые?

Действительно, только на некоторых из женщин была одежда. Тем не менее никто из них не проявлял ни малейшего смущения перед незнакомыми мужчинами.

– А ведь действительно. Их, наверное, захватили во сне. Сейчас проверю.

Он снова обратился к Ореаде на языке Дука.

– Скажи своим подругам, чтобы оделись.

Ореада перевела его пожелание. Женщины стали вдруг смеяться, но постепенно разошлись по уцелевшим домам и появились снова в лёгких туниках.

– Спроси у своей знакомой, нет ли поблизости другого племени? Ведь надо пристроить этих красоток, у которых кентавры перебили всех мужиков.

– Я уже спрашивал, – ответил Владимир, но послушался друга и повторил вопрос.

– Мы не знаем, есть ли поблизости другие племена, – ответила Ореада и добавила: – Разве вы не возьмёте нас с собой к своему племени?

Владимир перевёл ответ девушки.

– А что? – оживился Игорь, – это идея! У нас как раз не хватает женщин! Здесь, правда, на всех не хватит, нас ведь около пяти тысяч, но мы с тобой по праву первопроходцев будем иметь по жене. А? Как ты думаешь?

– Я не против. Но не знаю, как на это посмотрит отец.

– Положительно. Поверь мне, что положительно.

– Не знаю, – все ещё сомневался Владимир, – имеем ли мы право? Надо поспрашивать у нашего раненого лапифа. Может быть, он знает, где находятся другие племена людей. Отправляйся к катеру и пригони его ближе сюда.

– До скорого свидания, красавицы! – весело крикнул Игорь и направился к пролому в стене.

Игорь вернулся через какие-то полчаса. Он был смертельно бледен.

– Скорее! – закричал он на бегу. – Надо уходить немедленно!

В ПЛЕНУ У ЗМЕЯ

Самка Пифона проснулась от предчувствия страшной беды. Все её десять сердец колотились в бешенном ритме, разгоняя кровь по длинному трехсотметровому телу. Оцепенение сна исчезло. Самка сползла с холма, на котором спала. Инстинкт гнал её к реке. Уже войдя в воду, она поняла, что стряслась беда. Вода несла в себе кровь её мужа. Это было невероятно. На планете не было ни одного живущего существа, которое могло бы причинить вред владыке всего живущего на её поверхности. Все живое в ужасе бежало, едва только почувствовав приближение Пифона. Бежало, но не могло спастись. Ни один зверь на планете не мог соперничать с Пифоном в скорости его стремительного броска, преодолевавшего в долю секунды до полукилометра. Когда его свёрнутое в кольца тело распрямлялось, он, несмотря на свой громадный вес, летел как стрела, настигая бегущую жертву. Удар головы, и жертва валилась в траву с переломанными костями. Даже быстроногие кентавры, излюбленное лакомство Пифона, не успевали скрыться от него в просторах своих степей. Только Великая Мать, единая повелительница всего живого, могла остановить его прыжок. В этих случаях Пифон покорно прекращал преследование и медленно уползал в другое место, где ему разрешалось охотиться. Только Великая Мать могла покарать его за непослушание.

Самка замерла и прислушалась. Великая Мать молчала. Самка поплыла дальше против течения. Проплыв километров пять, она снова замерла и стала ждать, не раздастся ли грозный и гневный голос Великой Матери, запрещающий ей плыть дальше.