- А солнышко? - сиротливо спросила Катя.
      - Вот теперь наше солнышко, - ласково указал Василий на выпирающий из-под клапана его рюкзака мощный фонарь.
      Литерный поезд оказался почти такой же электричкой, только полной народу. О том, чтобы не прозевать остановку "Метростроевский", напомнить было некому, кроме местной толстой тетки в болоньевой куртке, распираемой на груди.
      ...Дождь то припускал сильнее, то сходил почти на нет. Василий предложил срезать путь по тропинке через убранное поле, и они попробовали это сделать. Но тут же были вынуждены вернуться на асфальт. На тропинке ноги утопали в вязкой глинистой грязи.
      - А почему до Метростроевского нельзя на метро доехать, а? полюбопытствовал Саша, увидев синий дорожный указатель названия поселка. Откуда это название вообще взялось?
      - Оттуда, куда мы идем, - от пещер, - ответил знаток местной географии Василий.
      - Камень, что ли, брали?
      - Конечно. Все подмосковные пещеры - это бывшие каменоломни. Кисели, Сьяны, Силикаты. А эта - самая большая. Те, что поближе к Москве, еще со времен Дмитрия Донского разрабатывали. А эту позднее других начали. Но зато тут ходи, за десять лет всю не обойдешь. Мне вот один чувак знакомый схему Передней и немного дальше дал, так это...
      - Какой передней? - удивилась Катя. - А гостиная, спальня?
      - Схему системы штреков, которая называется
      Передняя. Тут еще есть системы Старая, Новая, Новейшая, Речная, Система Крота, Система Ада...
      - Жуть какая!
      - Да дотуда вовек не дойдешь. Нам-то и одной Передней хватит хоть год переждать. А дальше-то... Ну можно полазить из любопытства. Крот рассказывал, что тут три, а может, и больше ярусов есть. При Сталине вроде даже подземный завод был. Там зэки работали. А до Системы Ада только один Крот доходил.
      - А кто это Крот?
      - О, Крот - это человек-легенда. Знаменитый пещерник.
      - Спелеолог, что ли? - спросил Миша.
      - Спелеологи - это ученые, - пояснил Василий. - А Петя Крот себя называет пещерником. Он их все по Союзу облазил - Кунгур там, Афон, конечно, на Украине, в Крыму, на Алтае. В Европе вроде тоже где-то был... Но вообще он довольно странный тип. Порою поводит каких-нибудь новичков по пещере, но обычно ходит один. Сидим иногда в гроте где-нибудь - что в Киселях, что в Силикатах, что тут, - вдруг выползает рожа бородатая. Пожрать предложишь, не откажется. Выпить - никогда. Посидит, потреплется, байку какую-нибудь расскажет и уползает. Неделями в пещерах живет, а где в городе обитает - никто не знает. Знаком со всеми, а телефон никому не дает.
      - Шиз какой-то, - передернула плечами под лямками рюкзачка Катя.
      - Наверное, есть немного...
      - Ты помнишь, Вась, надпись? - спросил Равиль.
      - Да. В этой пещере, куда идем, мы с Равом надпись видели. Свечкой сделал Петя. "Хожу один, как дурак, третью неделю по-вашему. Крот".
      - А по его это сколько? - удивился Миша.
      - Не знаю. Но вообще-то в пещере время ощущается как-то иначе, - пожал плечами Вася..
      - Как это иначе?
      - Ну там же всегда ночь. Андестенд?
      - А, ну да, - кивнул Миша и с тоской посмотрел на сереющее, мокрое утреннее небо.
      - У пещерников и у космонавтов особые отношения со временем, глубокомысленно изрек Василий, точно назвал самые божественные профессии.
      Поселок был довольно большим, но каким-то вымершим. Выходной день и плохая погода загнали население под крыши. Да и много его там, населения-то, на середине Российской равнины в Тульской области?..
      Открылась ярко-зеленая дверь магазина. Вышли две женщины. Проехал мужик на мотоцикле. Прошуршал шинами "Москвич" с тульским номером. Пробежала пятнистая собачонка - хвост колечком. Из распахнутой форточки низкорослого домика громко пела Маша Распутина.
      Прошел милиционер в форменной курточке, в фуражечке, аккуратно закрытой целлофановым футляром. Этот футляр напоминал то, что надевают женщины, желающие принять душ, не замочив волос. Так что и этот милиционер мог принять душ, не снимая фуражки.
      - Здорово, Генк! - окликнул стража порядка поддатенький мужичок, не разбирая луж резиновыми сапогами, направлявшийся строго в магазин. Букву "Г" он произносил по-тульски мягко. Получился какой-то "Хенк".
      - Хеллоу, Хенк! Хау а ю? Уот ис зэ дэйт нау?
      Миша замедлил шаг. Они уже вступали на мост, как выяснилось, через реку Осетр. Из-за спины, словно на замедленной скорости магнитофона, словно сгущенные, донеслись слова:
      - Здорово, Генк!
      - Здорово, - промычал милиционер, точно в нем заканчивалсязавод.
      - А какое сёдни число, не знаешь?
      - Двадцать девятое октября.
      - А год?
      - Митяй... ты... блин, вчера спрашивал.
      - Да голова-то дурная, Генк.
      - Девяносто пятый.
      - Это же мы еще при Ельцине! - непонятно что выразил подобным восклицанием местный житель и продолжил путешествие в магазин.
      Навстречу ребятам по мосту шли двое парней с довольно грязными рюкзаками, но в относительно чистой одежде.
      - Пещерники? - спросил оживленный Саша хмурого Василия.
      - Конечно. Другие тут не ходят.
      - Вась, смотри, - обратил внимание друга Равиль, - тот, с ленинской бородкой... Мы его тогда в Киселях встретили?
      - Это Леха из МГУ.
      Они встретились на мосту, обменялись ничего не значащими рукопожатиями.
      - Как там? - спросил Василий.
      - Нормально. На Водокапе сильно капает. Левый переход в Новейшую завалило немного.
      - Народу много?
      - Нет. Две группы только встретили, и Крот, говорят, один ходит. Но мы его не видели.
      - А вы долго тут были?
      - Два дня. А это новенькие с тобой?
      -Ну.
      - Ладно.
      - Лады.
      Они было уже подняли руки в прощании, но тут Леха что-то вспомнил.
      - Вы в Передней рюкзаки не оставляйте. Останавливайтесь где-нибудь в Старой или Новейшей. А то местная шпана пошаливает, вещи попереть может. Глубоко они заползать не рискнут...
      - Хорошо.
      - Да, - сказал Лехин спутник, - вчера встретили в Передней двоих солдат молоденьких. Пожрать попросили и одежду гражданскую. Мудаки какие-то с одним фонарем и свечкой. Дезертиры, что ли?
      - Так что вы там поосторожнее.
      - Хорошо. Пока.
      Молча перешли реку, долго поднимались по дороге в гору на высокий берег. За береговым гребнем среди каменных валунов и облетевших кустиков обнаружился маленький овражек, точнее, яма с протоптанной тропинкой на дно. Василий спустился на пару шагов, с удовольствием скинул рюкзак и сел на валун.
      - Пришли.
      - Куда? - спросил Миша.
      - Куда и собирались. Вот вход.
      Он указал на груду камней, истоптанных подошвами в глине. Миша вытянул шею и обнаружил, что между камнями действительно есть какой-то, правда не очень презентабельный, лаз, но человеку и рюкзаку, кажется, протиснуться можно.
      - И это...
      - Ой, я не полезу, - напряглась Катя.
      - Там хорошо, - улыбнулся во всю ширину щек Равиль. - Не бойся. Там темно и тихо.
      - Как в утробе до рождения? - попытался уточнить Миша Шмидт.
      - Ну вроде того.
      Василий, подавая пример, принялся распаковывать рюкзак и доставать оттуда специальную одежду для пещер. Поскольку там, под землей, далеко не везде просторно, приходится и пригибаться, и ползать, то и одежда нужна соответствующая - крепкая и грязная. Да и обещанные Рябченко постоянные плюс десять градусов, это не плюс двадцать пять, а камни там холодные и сырые.
      Катя Зотова растерянно огляделась по сторонам в поисках пляжной кабинки.
      - Саш, помоги мне... переодеться. Вон там. Она подхватила свой рюкзачок и направилась к кустам погуще, не оглядываясь на Сашу. Тот, уже облачившийся в старый анорак, потоптался, пробормотал что-то невнятное и пошел следом за ней.
      - Вы там побыстрее, - напомнил Василий. - Дождь же, блин, все капит и капит, мать его.
      Прикрываясь от всего мира, друзей и вымершего поселка Метростроевский, который остался по ту сторону реки Осетр, трехветочным кустиком и Сашей, Катя принялась тщательно переодеваться, натягивать дополнительные колготки, старые джинсы. Она это делала неторопливо, зная, что Саша на нее смотрит, и это ей было приятно.
      - Ну вот, я готова.
      Eе глаза сияли соблазнительным блеском, как блесночки для щуренков.
      - Катя... - нерешительно проронил Саша.
      - Сашка! - она вдруг бросилась ему на шею, повисла, нетяжело притягивая к земле. - Сашка, господи, какую чушь мы задумали... Господи... Ведь не в турпоход, не за грибами собрались.
      - Все будет путем, - пролепетал он очень покорно, точно во сне.
      - Путем, не путем, Сашка... главное я с тобой... Какой дождик хороший, совсем не противный...Ты любишь меня?
      Трое стоявших перед входом были уже готовы. Лучше всех выглядел, конечно, Василий, как, впрочем, и подобает командиру. В прочнейшем, когда-то красном, брезентовом комбинезоне, в крепчайших ботинках-говнодавах, в красной шахтерской каске с аккумуляторным фонарем на лбу.
      Равиль выглядел поскромнее, но также по делу и по условиям. Он тоже был счастливым обладателем шахтерской каски, избавлявшей от необходимости таскать в руке фонарь.
      Миша, хоть и успел прикупить новенький, длинный и довольно мощный фонарик, все равно завидовал своим товарищам, потому что у них во лбу сияла надежная, проверенная всеми стахановскими поколе-ними энергия, а у него на изделии с Митинского рынка наверняка где-нибудь таилось клеймо "MADE IN CHINA", что означало - сломается в самый неподходящий момент.
      - А я-то надеялся, что в Метростроевской вход будет, как в метро, проговорил он, неодобрительно глядя на груду валунов, обозначающих двери в подземный мир.
      - Ага. Щас, - объяснил ему Вася. - Тут есть еще вход со стороны реки. Немного пошире будет. Там в штреке даже рельсы сохранились. Я видел, ребята туда даже байдарку затаскивали. Где-то, может, еще есть входы - не знаю... Кать, Саша, вы в порядке? Ну, с богом.
      Все были готовы, экипированы, с источниками света и при рюкзаках, а это главное. А не какое-нибудь там оружие - раз-два, лечь-встать - катись оно...
      Поначалу было тяжело и узко. Корячиться на полусогнутых, почти ползти зигзагом между валунами в узкий лаз и при этом волочить за собой тяжелый рюкзак. Василий двинулся первым, указывая путь и способ передвижения. За ним последовали Саша и Равиль со своими и Катиным рюкзаками. Катя оставалась налегке. Миша шел последним.
      Лаз все время шел на спуск. Земля-матушка, точно в воронку, засасывала их. Что-то внезапное заставило Мишу оглянуться, уже когда вот-вот должно было наступить погружение и время включать фонари. Какая-то вспышка раздвинула на несколько секунд сплошные скомканные серо-стальные облака. На несколько секунд выглянуло солнце зафиксировать - куда эти придурки лезут?
      ГЛАВА 2
      Потом стало попросторнее, пошире, еще шире. И вот можно было уже встать в полный рост. Они оказались внутри планеты Земля. Первое, что занесли в память рецепторы Михаила, был запах. Стойкий, господствующий, неизменный и скучный запах сырой земли.
      После этого нелегкого кросса ползком с тяжелыми рюкзаками все повалились, опираясь на свои вещи, и некоторое время тяжело дышали. Кто-то дернул ногой, поскреб пол.
      - Сигарету хочешь? - спросил Саша у Кати.
      -Не-а.
      Миша провел лучом фонаря по мрачным сводам иеровного камня: черноватое, коричневатое, желтоватое - других оттенков не наблюдалось. Впереди, в проходе, куда им, видимо, предстояло идти, молчала темнота. Она не пугала, не звала, надменно не обещала ни хорошего, ни плохого. Она просто была тут и была вечно. Все молчали, и до Михаила не сразу дошло, что теперь только он сам и его товарищи здесь единственные источники света и звука, что тут - не то, что там, в большом поднебесном мире. Тут, в толще Земли, он - маленькая вселенная на самообеспечении, даже в такой элементарной вещи, как звук. Это была страшная мысль, и задерживаться на ней не хотелось.
      Потом все разом заговорили. Командир Вася объявил, что пока будет довольно просторно и можно нести рюкзаки на спине, а это не в пример легче волочения.
      - Ну куда, Рав, в Старую пойдем, где тогда стояли? - спросил он.
      - Давай. Оттуда на родник ближе ходить.
      - А что тут есть родники? - поинтересовалась Катя.
      - В пещере в подземной речке вода так себе. Наверху родник, от входа метров сто.
      Конечно же, все, что внове, было страшно интересно и занимательно. Например, этот штрек, стены которого кое-где исписаны, изрисованы краской или копотью от свечи. Если бы только не эти рюкзаки! Снижавшийся потолок заставлял пригибаться, а порой и вовсе снимать их и снова волочить за собой. Так и шли, опасливо косясь на изредка встречавшиеся покосившиеся бревна крепи.
      - А они не... - указал Миша.
      - Ходили тут десять раз. Вроде не должны, - успокоил Василий. - Но вообще нехорошее место.
      Через какое-то время Рябченко, со значением подняв палец кверху, объявил, что они находятся в Старой системе, оставив позади Переднюю. Для новичков - что в одной системе, что в другой - пол, стены и потолки проходов не имели принципиальных различий. Правда, проследив за пальцем Василия-Вергилия, они убедились в его правоте, прочтя на потолке размашистую надпись свечной копотью "Добро пожаловать в Старую систему, мудаки". . - Спасибо, поблагодарила Катя и, проведя лучом фонарика, вздрогнула и рассмеялась. Луч уперся в телефон-автомат на стене. - Что это?
      - Можешь позвонить на работу, Кать, скажешь, что берешь отгулы, усмехнулся Равиль.
      Девушка подошла поближе и убедилась, что телефон искусно вырезан в известняковом выступе стены. Но рядом валялся вполне настоящий граммофон без трубы и без ручки. Чуть подальше обнаружилась настоящая мусорная куча. Но удивительно, что она не очень-то и воняла, несмотря на постоянную плюсовую температуру.
      - А мухи тут есть? - спросила Катя.
      - Ты что! - воскликнул Равиль - Тепло, светло, то есть темно, и мухи не кусают. Здесь из зверей могут быть только мыши летучие и такие, простые.
      - Ой.
      - Да ты не бойся.
      - Да-а? Не бойся. Легко сказать.
      - Ну ладно, вперед! - скомандовал Василий, и они пошли дальше.
      Бесконечные, неотличимые с виду проходы, стены, кое-где украшенные стрелками, надписями, еще не вызывали у новоприбывших чувства уныния. Василий вел довольно уверенно, но неторопливо, изредка сверяясь с картой.
      Они заглянули в один гротик, куда вел малозаметный ход.
      - Уютненько, - заявил Саша.
      - Нет, - отрезал Вася, - этот не пойдет.
      - Почему?
      - Нам надолго, а тут не видно вентиляции - второго хода. У нас же примус.
      - А-а, ну тогда...
      - Мы с Равкой однажды по пьяни горели в Киселях в таком гроте. Чуть не задохнулись. А если есть второй вход, хорошо. В пещере вообще-то тяга нормальная.
      Наконец новый дом был найден. Довольно просторный грот с явными следами пребывания современного человека в виде пустых бутылок и надписей.
      Ребята принялись распаковываться. Любопытная Катя прошлась вдоль стен, изучая настенную графику. "Это грот имени В..." - дальше, должно быть, не хватило фантазии или времени. "Группа "Гном" из Балашихи". "Серега Самородов и Люська Прокопенко - самая клевая в мире чувиха". "Ну и темнотища, ебит-ская сила!" - это уже радовало. "Берегите экологию пещеры! Не срите где попало!" это вдохновляло. "Где бог?" - это озадачивало...
      - Кать! - окликнул Савельев. Она подошла и спросила:
      - Саш, а где мы с тобой разместимся? Они расположили свои спальные мешки чуть в стороне от остальных, на довольно ровной плите. Саша, оглядываясь на более опытных друзей, соорудил из камней небольшое изголовье.
      Вскоре уже задумчиво гудел примус, в котелке нагревалась вода, а любовно приготовленные Василием к засыпке вермишель и тушенка возбуждали зверский аппетит.
      Командир поболтал над ухом канистрой с привезенной еще из дому водой.
      - Так. Это нам сегодня еще чай попить, посуду помыть, поужинать. Надо завтра за водой идти. Каждый день придется. Черт. Десятилитровая канистра мало, а двадцатилитровую неудобно таскать.
      - А отсюда долго идти до входа? - поинтересовался Миша.
      - Налегке-то? Минут десять, - ответил Василий.
      - Да? А так долго шли. А на сколько мы вообще отошли от входа?
      Василий на коленях развернул карту. Поводил по ней пальцем, словно отважный и малограмотный Генри Мортон Стэнли, подсвечивая фонариком в темноте погуще африканской.
      - Так... мы здесь... Новейшая туда... переход в Переднюю... Метров двести, я думаю.
      - Всего-то.
      - Да: Но это уже далеко. Местные сюда обычно не добираются.
      - А по вертикали? Сколько над нами земли?
      - Наверное, столько же. Тут берег высокий.
      - Ой... Начальник, а она не...
      Вертикаль почему-то всегда впечатляет приземистого человека сильнее горизонтали. И вылезать тяжелее и падать больнее. А если двести метров сами упадут? И одного-то хватило бы, а тут двести...
      Михаил почувствовал себя микроорганизмом, незаконно забравшимся в кишечник Земли.
      Обедали они торопливо и с аппетитом. Но как-то нервно. Катя подносила ложку ко рту и ложка дрожала, словно утренняя рюмка алкоголика. Ничего с этим нельзя было поделать. Она чувствовала себя, как на восемнадцатом этаже в ожидании десятибалльного толчка. Ну ладно бы на денек, на ночку забраться попутешествовать, но надолго, на неделю, на две...
      Объективная реальность представляла собой чудовищно разветвленную каменную и тихую яму, давящую со всех сторон своими неподвижными сводами и стенами.
      - Все-таки тут неуютно, - подернула плечами Катя, доскребая вермишель в своей миске,
      - Ну, это ничего, - успокоил ее Саша. Под землей он подрастерял свои обычные разговорчивость и -оптимизм. Его гитара притаилась в уголке и не нарушала благоговейной тишины.
      - А вот странно, - заметил Михаил, - первобытные люди ведь прятались в пещеры от невзгод и опасностей, которые ожидали их снаружи. Да? И в нас должна бы говорить эта самая генетическая память, убеждая, что пещеры - это хорошо. А у меня она ничего такого не говорит.
      - Ну, это с непривычки, - успокоил приятеля Василий.
      - Знаешь, вот побегаешь тут - даже какой-то азарт охватывает, - сказал Равиль. - Чем уже дырка, тем сильнее хочется в нее залезть.
      - Это что-то сексуальное, - гоготнул Саша, а Катя цыкнула на него.
      - Не, в пещере не соскучишься, - вдруг как-то излишне весело заявил Василий.
      Потом они отправились на экскурсию.
      - А может... остаться, - неуверенно сказала Катя, - кому-нибудь. Вдруг сопрут вещи.
      - Пещерники не сопрут, - уверенно заявил Василий. - А местные сюда не заползут, я табе гавару.
      Все вооружились фонарями, взяли с собой на всякий случай одну свечку.
      - Сходим на Водокап через Новую, потом к Вите
      Саратову, потом на Стикс. Да, Рав?
      - Давай.
      - Какой еще Стикс? - спросил Миша.
      - Подземная река. Самый натуральный Стикс. У меня карта, правда, про те места не очень точная... Но там наши с Равом стрелки должны быть. Не заблудимся.
      - По жопам дойдем. Ой, извини, Кать, - спохватился Равиль.
      - По каким жопам? - удивилась девушка.
      - Увидишь.
      Да, оказалось, что добровольцы-комсомольцы тридцатых годов с номерами комсомольских билетов на спинах, чтобы не разбежались, действительно потрудились на славу. Пещера была огромная. Пещера впечатляла.
      Идти было веселее, чем сидеть, и подземелье уже не давило, а засасывало. Только пугала возможность заблудиться.
      - Вот, смотрите, - остановился в одном месте командир и повернул голову с фонарем, осветившим стену, - наша с Равом стрела. На выход указывает.
      Уселись перекурить. Равиль подпалил зажигалкой свечку и копотью обновил большую черную стрелку, у основания пересеченную тремя полосками.
      - А вот обещанная кротовая жопа. Луч от лампы Рябченко упирался в другой копотной знак - круг и точка в его центре.
      - Это Крот ставил. Самый надежный ориентир. Всегда указывает на выход.
      Они увидели много интересного. Старые, точно каким-то чудовищем гнутые рельсы. "Колонный зал" - большущий грот, испещренный такими частыми ходами, что действительно потолок держался лишь на монолитных колоннах породы. Водокап там непрестанно капала вода с потолка.
      А самое интересное и жуткое обнаружилось, когда в одном гроте они наткнулись на мемориал.
      - Ой, господи, - тихо взвизгнула Катя. Аккуратно выложенное камнями полукружие. Засохшие живые цветы и цветы искусственные. Пустые стаканы. Целая пачка печенья. Полбутылки водки. Неначатые свечи. Целая банка сайры. И большая известняковая плита с выбитым на ней текстом: "Здесь покоится Витя Саратов". А за плитой светло-коричневая стена, на взгляд кажущаяся сырой и рыхлой.
      - Я не был с ним знаком, - после минутного молчания объяснил опытный Рябченко. - Суперпещерник, говорят, был. Тут не только известняк, песок тоже встречается. Некоторые энтузиасты ходят с лопатами. Готовых ходов им не хватает - новые роют. Впрочем, после Вити, кажется, не роют. Вот и Саратов рыл, рыл и дорылся - на него двадцать кубов песка рухнуло.
      - Какой кошмар, - вздохнула Катя.
      - Так и не смогли ребята тело откопать. Тут и лежит... Надо бы тоже чего-нибудь оставить для заблудившихся. Таежная традиция. Ну ладно, в следующий раз. Пошли.
      Они шли по широким штрекам в полный рост и ползли там, где можно было только ползти. На пути к подземной реке начался длинный, постоянно изгибающийся вправо, заваленный камнями ход, все время то под большим, то под меньшим наклоном. Сели покурить. Миша осветил фонариком свои часы. "3:35 pm",
      По этому, как он официально и глумливо именовался в местной картографии, "Подземному переходу" идти было довольно тяжело. В одном месте с потолка сорвался, слава богу - небольшой, камень и прямо Александру Савельеву, не имевшему каски, по башке. В другом Равиль неудачно споткнулся и ушиб голень. Боль пережидали вместе, сочувствуя и снова перекуривая.
      Стикс. Неширокая, медленная, холодная черная речка. Они стояли в просторном гроте на берегу, всего на полметра возвышающемся над потоком. Правее берега уже практически не было - отвесные стены вместе с потолком снижались над водой почти вплотную к ней. На байдарке не поплаваешь. Непохоже было, что и это - дело рук нумерованных комсомольцев. Наконец-то ребята встретили естественный подземный мир.
      Миша машинально взглянул на часы и испустил ругательное междометие. "3:40 pm". Они же шли по Подземному переходу не меньше получаса, перекуривали, рекой любовались. А часы показывают, что прощло всего пять минут. И двоеточие между часами и минутами исправно пульсировало. Миша сердито постучал по стеклу пальцем. "Себе постучи, придурок, - ответил хронометр. - Нормально иду, чего?.."
      - Равиль, сколько сейчас времени? - почему-то шепотом спросил Михаил.
      - А... Без двадцати четыре, - спокойно ответил товарищ.
      - Ой, пошли обратно, ребят, - предложила Катя.
      На обратном пути им встретилась странная картинка, вырезанная, очевидно, ножом в мягкой стене из песчаника. Человеческая фигурка без лица и без ножек. Рядом была выцарапана надпись на латыни:
      "HOMO - HUMUS".
      Здесь, в экстремальном подземелье, казалось - какую чушь ни выцарапай, все получится глубокомысленно. Рядом с надписью была выжжена кротовая жопа, никуда не указывающая, просто так.
      Немного поплутав, вернулись и, мысленно подгоняя примус, с остервенением набросились на гороховый суп из концентратов. День, конечно, выдался тяжелый и начался слишком рано. Когда, помыв с Катей посуду, Саша взялся за гитару, то оказалось, что не игралось и не пелось. Он пощипывал струны, то ли настраивая, то ли просто так. Вдруг в темноте главного входа в грот, освещенного из экономии всего одной свечой, мелькнул луч мощного фонаря. В проходе показалась лохматая голова и сказала:
      - Здорово.
      Следом появился весь человек - в добротном черном, должно быть, пожарном комбинезоне, с хорошим фонарем в руках. Вошедший был довольно высок и костляв, имел редкую клочковатую бороду.
      - Ой, какие люди! - воскликнул Василий. - Крот!
      - Здравствуйте, мы много о вас слышали, - торопливо проговорила Катя, но Крот даже не повернул к ней головы.
      Он присел рядом с Василием, и тот протянул руку знаменитому пещернику.
      - Здорово, Петь.
      - Ты же знаешь - я за руку не здороваюсь. Его выпуклые неподвижные глаза отражали свет свечи как-то замутненно. Хотелось взять мягкую фланельку и протереть эти окуляры.
      - Ты где стоишь? - спросил Василий.
      - А... там, - неопределенно махнул рукой Крот так, словно в его распоряжении был весь земной шар и расположиться на постой он мог где угодно. Поводил народ по достопримечательностям?
      - Конечно. На Водокапе были, в гроте у Саратова, на Стиксе... - ответил Василий.
      - Ниже не были?
      - Нет... В Систему Крота хотелось бы... Не сводишь?
      - Отчего не свести? Свожу. Вы тут, кажется, одни остались. Надолго залезли?
      - Не знаю. Может, на недельку...
      - Свожу - чего не сводить. Хоть в Систему Ада сведу, - добавил Крот как-то многообещающе.
      - Мы что, тут в самом деле одни? - вдруг осведомился Миша.
      - Одни, - хищно посмотрел на него Крот, и кротовые глаза вдруг заблестели, точно их обладатель прозрел. - Не считая двоих солдат в Передней. Придурки какие-то. Залезли на десять метров и ждут, что дальше будет. А чего там...
      - Крот, пожрать не хочешь? Суп, правда, .съели, но вот чай, печенье, паштет.
      - Давай.
      Пока Крот насыщался, Саша нашел, наконец, нужный строй и запел трагическую песенку "Ой-ё", сочинение "Чайфа". Но никто не подхватил, не поддержал. Катя сидела, уткнув нос в колени, и тихонько посапывала. Равиль тоже, кажется, уже видел сны. Михаил боролся с тяжестью век.
      - Хорошо играешь, - похвалил Сашу Крот. - А ты знаешь эту, как ее, "Атланты небо держат"? Недавно услышал песенку...
      - Недавно? - удивился Саша.
      Даже те, кто почти спал, удивились - как можно было только недавно услышать эту песенку Берков-ского, написанную лет тридцать назад.
      - Чего там наверху новенького? - спросил Крот.
      - Да чего там может быть новенького, - пожал плечами Василий. - Война в Чечне.
      - В чем?
      - В Чечне. Доллар растет по копейке в час. "Спартак" - чемпион. Черномырдин...
      Но Крот не стал интересоваться, чего там наверху Черномырдин.
      - Ладно. Смотрю - вы тут носом клюете. Завтра увидимся.
      - А ты где стоишь? - еще раз попытался узнать Вася.
      - Я вас найду.
      И Крот исчез.
      Мишин подозрительно исправный хронометр показывал шесть часов вечера. Но в сон клонило всех. Если не считать кратковременного и неглубокого отРуба в электричке, прерванного к тому же контролерами, то путешественники были на ногах почти двое суток. Поэтому, не сговариваясь, все расползлись по своим спальным мешкам.
      У Саши и Кати были мешки, сплетенные "молниями" в один, находившийся на вежливом удалении от остальных.
      Когда Василий задул свечу, сразу наступила темнота. Она была настолько всеобща, велика и непроницаема, что кряхтение, шебуршание и сопение укладывающихся ко сну казались каким-то странным шлейфом чужого мира, совершенно неуместным тут.
      Миша открыл глаза, закрыл, снова открыл - разницы не было никакой. Зрение ощутимее работало с сомкнутыми веками. Видимо, мозг, защищаясь от слепоты, вызывал для зрительного нерва из подсознания какие-то кружочки, искорки и прочий развлеканец. А для уха в полной тишине - звон.
      Но усталость брала свое. Засыпая, проваливаясь в мягкую бездонную яму, Миша бесцельно и беспредметно произнес про себя: "Система Ада - красиво и страшно". И услышал сдержанную возню и приглушенное хихиканье со стороны этих юных и довольных, вызывающих зависть.
      Катя доверчиво прижалась, переплелась руками и ногами со своим парнем.
      - Я думала, что замерзну, а с тобой ничего.
      - Васька же сказал, что тут постоянная температура и зимой и летом, прошептал ей Саша в ухо.
      - Постоянная, в отличие от тебя. С кем ты мне будешь тут изменять, подлец?
      - С летучими мышами.
      - Отлично, - шептала она ему в плечо, отодвинув губами край выреза футболки. - Хорошая парочка - ползучий гад и летучая мышь. Ой, ну что ты делаешь... Саш, ты же говорил, что спать хочешь... Руки не помыл... м-м... пониже... никакой гигиены.
      Она передернула ногами, сталкивая с себя шерстяные колготки вместе с трусиками. Ей было еще страшно, еще очень страшно в этой тоненькой скорлупке из спального мешка и его объятий.
      Нет, уже не так страшно. Саша был уверен в себе и настойчив. Это ее успокоило. Соски отозвались привычной и приятной истомой напряжения. Между ног стало так горячо, что эта энергия, уходя в окружающий воздух грота, грозила нарушить экологию среды. Но еще больше тепла входило в Катю. Александр был неутомим. Девушка сладострастно застонала и, уловив за хвост ускользающую мысль, что здесь, в абсолютной тишине, ее неприличные стоны будут подобны камнепаду и обвалу в шахте, заставила себя вжаться носом и губами ему в шею, в пахнувшие сыростью завитки волос.
      - Кончи в меня, Сашенька, кончи в меня... Я прошу тебя... Сашенька, любимый мой... да-а-а-а-а... та-а-а-а-а-к...
      Миша балансировал на грани сна. Его засасывало в омут бессознательного, где раззевалась невидимая бездонная глотка тьмы, чтобы проглотить никчемного жалкого человечишку, перемолоть его каменными жерновами каменных стен желудка Земли, но тут же легкомысленная возня и сопение неподалеку возвращали его в явь. Предательское воображение чертило ему в глухой бархатной тьме линии светящуюся плавную линию женского бедра, шеи, контур обнаженной руки. Боже!
      Он стиснул зубы и прикусил язык. В горле заклубились завистливые слова: "Эй, вы там, хорош баловаться! Дайте поспать". Он душил их в себе, сглатывал, точно борясь с подступающей тошнотой. Нет, он успокоится, успокоится, промолчит. Ну может быть, немного помастурбирует... Но лучше все же заснет.
      Они учились вместе четыре года. И Миша не замечал Катерину, принимал как само собой разумеющееся знакомство с ней. Но вдруг в последнем классе прозрел, увидел ее ярко загорающиеся при радости или удивлении карие глаза. Она и для него могла просто так, неосознанно разжечь их, просто так помучить, проходя мимо. А мимо - это, конечно, к Сашке Савельеву, в принципе другу, но с каждым днем все меньше и меньше.