А потом он услышал отрывистый голос полковника Рузвельта, перекрывший все другие голоса, и увидел самого полковника, высовывавшегося из кабины машиниста.
Спустя мгновение он уже вышел из кабины, остановился на ступеньках паровоза и поднял руки, требуя внимания.
– Лихие ковбои! – закричал он. – Я реквизировал этот состав. Он грязный, но он послужит нашему делу. На погрузку – марш!
«Лихие ковбои» яростно вскричали «ура!» и с энтузиазмом принялись грузиться.
Нейл бросил вещмешок на одну из черных от угля платформ и перелез через борт. При этом он потерял равновесие, и когда ему наконец удалось встать, он с ног до головы был покрыт угольной пылью.
Как ни странно, он оказался рядом с Билли Мак-Джинти, плотным низкорослым уроженцем юго-запада.
Из-за множества людей, забравшихся на платформу, Нейл оказался притиснут вплотную к Мак-Джинти, и коротышка ухмыльнулся, увидев его.
– Хэлло, лейтенант. Надо же, где встретились!
Нейл ответил ему такой же ухмылкой и потряс головой.
– Тут что-то с вагонами, Билли, – они как будто нарочно сталкивают нас.
Тот загоготал.
– Вроде того! Хотя я не уверен, что этот ящик для угля можно назвать вагоном. – Придвинувшись к Нейлу, Билли показал рукой, что хочет сказать ему кое-что на ухо, и Нейлу пришлось наклонить голову. – Я не хочу говорить ничего такого громко, чтобы не огорчать ребят, но вы случайно не заметили, лейтенант, что этот так называемый поезд вслед за паровозом пойдет вовсе не туда, куда надо? И как, по-вашему, Тэдди с этим управится?
Нейл, которого уже тошнило от усталости и раздражения, разразился не то смехом, не то мычанием, и стоявшие рядом с ним изумленно глянули на него и отодвинулись.
– Боже мой! Вы правы! – сказал он, разинув рот от удивления.
В этот момент поезд тронулся, и Мак-Джинти сразу получил ответ на свой вопрос – паровоз дал задний ход, вместо того чтобы двинуться вперед.
– Всемогущий Боже! – закричал Мак-Джинти. – Вот Тедди-то учудил! Заставил машиниста пройти весь путь Тампы задним ходом.
Именно так и поступил Рузвельт. Паровоз медленно толкал вереницу угольных платформ к Тампе, и наконец, проделав девять миль, «Лихие ковбои», черные от угля, но исполненные отваги, прибыли в порт.
Пристань уже была переполнена солдатами, ожидающими посадки на пароходы, и через каждые несколько минут прибывали новые части, пока настил пристани не начал стонать под их общей тяжестью.
Нейл насчитал тридцать транспортных пароходов, занятых погрузкой продуктов и снаряжения, но насколько он мог судить по разговорам, никто не знал, на какой именно пароход будет грузиться то или иное подразделение.
Нейл оглядел людей, стоящих вокруг. Вид у них был весьма комичный. Угольная пыль покрывала их лица, руки и одежду, и от этого они казались негритянской актерской труппой, изображавшей солдат. Но Нейлу было не до смеха: он слишком устал и был сердит. Во всем происходившем было что-то от фарса. Неужели вся война будет такой же?
Невдалеке, среди толпы, он заметил Прайса и Кейджа и с трудом пробрался к ним.
Прайс горестно покачал головой:
– Боже, мы еще ни на йоту не приблизились к Кубе, а я уже вымотался!
Нейл про себя улыбнулся. Наверное, так оно и есть, потому что на этот раз Прайс отказался от своей ужасной манеры подражать в разговоре выходцам с Запада.
– Все это смешно, – проворчал Кейдж. – Почему, черт возьми, мы стоим здесь? Почему не можем сесть на борт?
Прайс прорычал:
– Потому что не знаем, на какой именно пароход садиться! Они, как всегда, здорово напортачили. Насколько я понимаю, здесь никто ничего не знает.
В этот момент Нейл с высоты своего роста разглядел, что на краю пристани стоят Вуди и Рузвельт и о чем-то разговаривают. Потом они разошлись в разные стороны.
– Вот пожалуйста вам, – сказал Нейл. – Я только что видел полковников Вуди и Рузвельта, они совещались. Теперь они разошлись в разные стороны. Может быть, сейчас все наладится.
– Очень надеюсь на это, – брюзгливо сказал Прайс. – Я хочу есть, я устал и зол как черт. Я вступил в армию этого человека, чтобы воевать, а не плясать на какой-то треклятой пристани.
Прошел еще один томительный час; к уже переполненной пристани прибывали все новые и новые солдаты; и тут наконец Нейл, который оказался уже у самого края причала, увидел, как полковник Вуди прыгнул в моторную лодку. Лодка, взревев, умчалась по направлению к большому пароходу, как раз в это время входившему в гавань. Нейл рассмотрел его название – «Юкатан», – написанное на борту, и задался вопросом, что намеревается сделать полковник Вуди.
И тут он услышал знакомый голос полковника Рузвельта:
– «Лихие ковбои»! Слушай мою команду! Разберись по подразделениям! Быстрее, ребята!
Быстро, насколько позволяла переполненная пристань, «Лихие ковбои» выполнили приказ. Наконец, когда они были в полной готовности, полковник Рузвельт строем подвел их к краю пристани. Оказавшиеся у самого края с трудом удерживались, чтобы не упасть в воду.
Нейл, чья усталость совершенно прошла под воздействием всеобщего напряженного ожидания, следил за тяжеловесным «Юкатаном», входящим в порт. Пароход причалил, спустили трап, и полковник Рузвельт приказал своим «ковбоям» грузиться. Нейл с товарищами поспешил выполнить приказание. Когда все оказались на борту, Рузвельт велел поднять трап.
Нейла удивила эта поспешность, но он скоро получил ответ на этот вопрос: на причал ворвался какой-то офицер и закричал Рузвельту:
– Сэр, вы ошиблись! Этот пароход предназначен для Второго регулярного пехотного полка и Семьдесят второго полка нью-йоркских добровольцев.
Нейл видел, как Рузвельт ухмыльнулся и на лице его появилось победоносное выражение.
– Я страшно извиняюсь, старина, – прокричал он в ответ, – но ведь мы вроде как захватили его, не так ли?
Офицер на пристани в бессильной ярости потрясал кулаками, лицо его побагровело. Но очень скоро ему пришлось ретироваться вместе со своими солдатами, на которых градом посыпался уголь: «Лихие ковбои» брали его из бункеров «Юкатана».
Полковник Рузвельт повернулся к своим людям.
– Ну вот, «Лихие ковбои», у нас есть пароход, – заявил он.
Вокруг раздались одобрительные возгласы, и тут внимание Рузвельта привлекло что-то происходящее на пристани. Нейл подошел ближе к поручням посмотреть, что там случилось. На пристани среди солдат он увидел двоих людей в штатском, рядом с ними стояла огромная тренога и камера.
Рузвельт перегнулся через поручни:
– Ребята, что вы тут делаете?
Один из них, сложив ладони рупором, крикнул:
– Мы из компании «Витограф», полковник Рузвельт. Мы хотим отправиться на Кубу и снять фильм о войне.
Рузвельт махнул рукой:
– Тогда давайте оба сюда!
Снова спустили трап, и Нейл вместе с остальными «Лихими ковбоями» в изумлении наблюдал, как операторы волокли на борт свое оборудование.
Когда Рузвельт и вновь прибывшие проходили мимо, Нейл услышал, как полковник, усмехнувшись, сказал:
– С целой армией мне, наверное, не справиться, но еще с двумя как-нибудь управлюсь.
Кейдж, стоявший рядом с Нейлом, восхищенно покачал головой:
– Не знаю, каким командиром Тедди будет в бою, но как добиться популярности – в этом он понимает.
Полковник Рузвельт и операторы прошли дальше на палубу, и Нейл услышал клич полковника: – Вперед, ребята, на Кубу!
Очнувшись, Джессика ощутила сильную боль и увидела, что находится в незнакомой комнате. Сначала ей показалось, что это сон, и ее охватило то особенное чувство растерянности, которое всегда появляется у человека, внезапно проснувшегося в незнакомой обстановке.
Она сделала глубокий вдох и попыталась сесть, но тут же почувствовала сильнейшую боль в голове. Испустив громкий стон, она упала навзничь. Где она? Что она здесь делает? И как сюда попала? Странно, но никаких подробностей она не помнила.
Услышав громкий стон Джессики, какая-то молодая женщина с лампой в руках вошла в комнату. Джессика прикрыла глаза от света. Женщина была ей незнакома.
– Где я? – слабо спросила Джессика.
– Ш-ш-ш, не нужно разговаривать. – Незнакомка поставила лампу на туалетный столик, и Джессика увидела, что комната маленькая, но опрятная и приятно обставленная, и что молодая женщина хорошо одета и очень привлекательна.
Джессика опять заговорила:
– Как я сюда попала? Что со мной случилось? Молодая женщина присела на кровать рядом с Джессикой.
– А разве вы не помните? Вы ушиблись во время пожара. Сорвавшаяся с привязи лошадь сбила вас с ног и ударила по голове.
Джессика попыталась вспомнить. Пожар? Сорвавшаяся лошадь? Почему она ничего не помнит? Ей стало страшно.
Должно быть, смятение выразилось на ее лице, потому что молодая женщина взглянула на нее с тревогой.
– Вы совсем ничего не помните? – ласково спросила она.
Джессика осторожно кивнула.
– Но меня-то вы помните? Я – Мария Мендес. Мы познакомились на балу в отеле «Залив Тампа». По вине вашего спутника я пролила стакан пунша на ваше платье.
Джессика почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы, и попыталась сморгнуть их. Как только она пробовала что-либо вспомнить, ее мысли словно погружались в густой туман.
– Сейчас придет доктор, – сказала Мария. – Не бойтесь. Мы ваши друзья. Вы у нас в доме, в Айбор-Сити. Мой брат со своим другом привезли вас сюда, потому что мы живем неподалеку от того квартала, где был пожар. Из-за этого пожара электричество выключено во всем Айбор-Сити, и телефоны не работают. Но мы послали записку вашим родителям. Они, наверное, скоро будут здесь. – Девушка внимательно посмотрела на Джессику. – Вы ничего не помните о пожаре?
Джессика еще раз отрицательно покачала головой.
– А что вы
помните? – Я... я помню, кто я, я помню родителей. – Джессика отчаянно обшаривала свою память, стараясь вспомнить что-нибудь еще, что можно было бы использовать как зацепку, и, к своему ужасу, не могла вспомнить ничего.
Что она делала до того, как начался пожар? Что она делала за последние дни? Бал, о котором упомянула эта молодая женщина, – да, теперь она смутно припоминает тот бал и саму Марию. И что-то еще – красивого молодого офицера... Воспоминание мелькнуло и тут же исчезло.
Она медленно проговорила:
– Бал я помню. И вас я теперь вспомнила. Но я все-таки никак не могу вспомнить, что со мной произошло ночью, и вообще ничего из того, что было за последние дни. Что со мной случилось?
Джессика почувствовала, что предательские слезы опять навернулись на глаза, и, забыв о боли, быстро отвернулась. И опять ее пронзила боль – такая сильная, что девушка вскрикнула.
Наклонившись к ней, Мария, принялась вытирать ей лицо влажной салфеткой. Прикосновение прохладного полотна было приятно, но оно не прогнало страх, который нарастал в душе Джессики.
Дверь опять открылась, и вошли двое молодых людей. Один из них, стройный, темноволосый, смуглый красавец, был очень похож на Марию, и Джессика вспомнила, что она познакомилась с Рамоном, братом Марии, ночью на балу. Почему же, если она помнит такие отдаленные во времени вещи, она не помнит ничего из последних событий?
Второй вошедший был более плотного телосложения, чем Рамон, и, вероятно, немного старше. Он заговорил с Марией:
– Ну и как себя чувствует наша хорошенькая гринга? Доктор Веласкес скоро придет. Он был занят – помогал пострадавшим на пожаре.
Оба молодых человека стояли и смотрели на Джессику. Та смутилась: наверное, она представляет собой необычное зрелище.
– Она не помнит пожара, – проговорила Мария. – Она ничего не помнит о последних нескольких днях. И конечно, это ее огорчает; к тому же у нее болит голова.
Джессика, полежав мгновение с закрытыми глазами, вновь открыла их и взглянула на мужчин. Даже несмотря на боль и смущение, девушка не могла не заметить, что брат Марии очень хорош собой и что он смотрит на нее с нескрываемой тревогой.
– Спасибо вам, что вы принесли меня сюда и ухаживаете за мной, • сказала она. – Ваша сестра рассказала мне обо всем.
Рамон улыбнулся, глядя на нее сверху, и его лицо удивительно преобразилось. Казалось, что в глубине его глаз зажегся свет. Почему-то Джессике подумалось, что он не принадлежит к тем людям, которые часто улыбаются, и от этого его улыбка была еще обаятельнее.
– Это самое малое, что я мог сделать для вас после того, как вы вели себя столь героически.
– Я? – Джессика почувствовала, что страх опять нарастает в ее душе. Что он имеет в виду? Что она сделала?
– Вы не помните? – мягко спросил он. Она задумчиво покачала головой.
– Очень жаль, мисс Мэннинг, потому что вы держались отважно. Вы спасли маленького мальчика, которого придавило тяжелой балкой.
. Джессика недоверчиво посмотрела на Рамона. Как же она смогла поднять тяжелую балку?
– Ну, я немного помог вам с этой балкой. – И молодой человек махнул рукой, словно преуменьшая свои заслуги. – А потом, когда мальчик уже был в безопасности, нас сбила с ног испуганная лошадь. Довольно обескураживающий способ увенчать человека за героизм. Сказала ли вам Мария, что мы послали за вашим отцом?
Джессика слабо кивнула.
Мария отвела прядку волос со лба Джессики. Пальцы у нее были мягкие, прохладные и успокаивающие.
– А теперь вы оба ступайте. Пусть мисс Мэннинг отдохнет, пока не придут ее отец и врач.
Глава 12
Брилл Крогер, держа в одной руке полный стакан виски, а в другой – дымящуюся сигару, сидел, злобно уставясь в стену своего номера в отеле «Залив Тампа». Настроение у него было отвратительное, и насколько он мог судить, мало вероятно, что оно улучшится в ближайшее время.
Взять хотя бы приказ войскам отправляться на Кубу – это событие могло значительно притушить интерес к благотворительным балам; а теперь еще и пожар в Айбор-Сити вчера ночью.
Времена настали плохие, черт побери. В этом не приходится сомневаться. Пожар причинил серьезный ущерб и вызвал ухудшение отношений между испанцами и кубинцами, и среди этой суматохи никто даже не думает о приближающемся бале в Айбор-Сити. Да, наверное, все эти планы можно спасти, и все пройдет, как задумано, но часть денег, которые должны были поступить в кубинский фонд, теперь, судя по всему, пойдут на застройку кварталов, разрушенных огнем.
Крогер сделал большой глоток и скорчил гримасу – виски обожгло гортань и опалило желудок. Он не мог припомнить, когда еще его планы терпели бы такой крах, разве что лет десять назад во Флориде...
За всю свою карьеру афериста Крогер не часто терпел неудачи; в одной из таких неудачных операций он использовал женщину-сообщницу – и это был единственный случай в его практике.
Однако женщина была необходима для осуществления того плана. Речь шла о шантаже – одном из самых древних занятий жуликов, если не о самом древнем. Это случилось вскоре после преждевременной кончины Рэнди Сквайрза, когда вера Крогера в себя еще недостаточно окрепла, чтобы он мог рискнуть и взяться за более дерзкие, более сложные планы. При тщательном выборе жертвы, однако, и мастерском расчете шантаж тоже мог оказаться очень прибыльным делом.
Сообщницей Крогера была Рена Карсо, цыганка, которая промышляла предсказаниями судьбы. Она была молода, чувственна, с темными сверкающими глазами, черными волосами и с нравственными понятиями бездомной кошки. У нее был один недостаток – такой же взрывной темперамент, как и у Крогера.
Он ухаживал за ней, соблазнил и сделал своей сообщницей. Она пошла на это с готовностью, точнее говоря, даже с излишней готовностью. В интимные связи с их жертвами Рена частенько вступала слишком поспешно, настолько поспешно, что это в результате иногда нарушало их планы.
– Но мне нравится спать с мужчинами, Брилл, – говорила она, надув губы, – эта сторона дела почти так же хороша, как деньги, которые мы добываем. Кроме того, ты при этом не терпишь никаких убытков, милый, – у меня все равно останется время и для тебя. Тебе ведь не на что жаловаться, правда?
– Дело не в этом, – возражал Крогер сердито. – У нас с тобой деловое партнерство. Дело же для меня – главное.
– Вот этим мы и отличаемся друг от друга, милый, – сказала она, скользнув ближе к нему. На ней не было ничего, кроме прозрачного неглиже, и ее красивое, гибкое тело просвечивало сквозь тонкую ткань. – А я всегда могу заставить тебя забыть о деле на какое-то время, верно, Брилл?
Она подошла к нему совсем близко, так что кончики ее грудей прикасались к его груди, а потом прильнула нижней частью тела к его бедрам. Ее лицо расплылось в довольной самоуверенной улыбке.
– Вот видишь? – торжествующе проговорила она. – Я могу заставить тебя забыть о деле!
Конечно, она могла. Через мгновение они уже оказались на кровати. Это происходило в ее гостиничном номере; технология шантажа требовала, чтобы они занимали разные комнаты, хотя у Крогера был ключ от ее номера.
Но когда все закончилось, раздражение все же не совсем покинуло Крогера. По существу, Рена была обыкновенной потаскухой, женщина с такой наследственностью и не могла быть ничем иным, но позволять, чтобы ее постельные дела мешали делу – этого Крогер не мог потерпеть. Уйдя из ее номера, он решил, что разорвет с ней отношения в ту же минуту, как только задуманный шантаж благополучно завершится. И впредь он всегда будет работать в одиночку; он никогда в жизни больше не доверится женщине.
На этот раз они работали на восточном побережье Флориды; эти края начали процветать как курорты, на которые богатые люди убегали от суровых северных зим.
Сообщники наметили одного обувного фабриканта из Нью-Йорка, Денниса Хартмана, сказочно красивого молодого человека, унаследовавшего семейное дело. Ему, правда, удалось растратить большую часть семейного состояния; но дело все же процветало, и небольшое секретное расследование, предпринятое Крогером, показало, что Хартман не только по-прежнему богат, но еще и женат на тощей равнодушной женщине, которая проводила большую часть времени во Флориде, вращаясь в обществе и играя в карты. При этом она якобы потворствовала желаниям мужа. Красавец Хартман любил женщин и имел в прошлом множество любовных связей.
Все, что разузнал Крогер, указывало на то, что Деннис Хартман – идеальная жертва: имея деньги, он любил женщин, но вынужден был сходиться с ними тайком; узнай жена о его похождениях, скандал был бы неминуем.
Рене не составило труда сблизиться с Хартманом. Она разыгрывала роль заброшенной жены – ту же роль, которую она играла и раньше. Ее муж вечно отсутствовал, бросая ее одну, изголодавшуюся по любви.
Хартман тут же принялся домогаться Рены, с пылкостью ухаживая за ней в те редкие моменты, когда ему удавалось ускользнуть из-под жениного надзора. Несколько дней, согласно инструкции Крогера, Рена изображала скромницу, то соблазняя Хартмана, то отвергая его, дожидаясь, пока он не дойдет до высшей точки отчаяния.
Крогер пару раз встречался с Реной, и она докладывала ему о том, как идут дела с Хартманом. Наконец Крогер решил, что время подошло. Расставаясь с ней, он сказал:
– Дадим ему еще три дня.
За день до того, как намеченная цель должна была быть достигнута, Крогер попытался связаться с Реной, чтобы обговорить последние детали плана. Целый день ему не удавалось это сделать. Наконец, отчаявшись, поздно вечером он пошел в отель, где она остановилась. Не постучав, Брилл открыл дверь в ее номер своим ключом. Войдя потихоньку в комнату, он похолодел. Маленькая лампа горела у кровати, на которой лежали не один, а два человека. Эта парочка была так поглощена своим делом, что не заметила его появления, пока он не издал удивленный возглас.
Мужчина, взгромоздившийся на Рену, перестал двигаться и обернулся к нему с красным испуганным лицом. Это был Деннис Хартман.
Ярость охватила Крогера и чуть не задушила его. Потаскуха, глупая потаскуха! Не могла подождать!
Пытаясь спасти срывающуюся махинацию, Крогер ринулся к кровати, разыгрывая роль разъяренного мужа.
– Что здесь происходит? Я приезжаю домой и вдруг нахожу свою жену в постели с совершенно чужим типом!
И Крогер выхватил из кармана пистолет. Он не был заряжен – никогда нельзя предугадать, что может случиться во время такой стычки. Когда-то Рэнди Сквайрз поучал Брилла:
– Никогда не носи при себе заряженное оружие, парень. Лохи непредсказуемы. Кто-то может отнять у тебя пистолет – тут-то тебя и убьют. Или ты ненароком можешь убить лоха, и на тебя повесят убийство. Есть большая разница – попасться на убийстве или на мошенничестве. А незаряженное оружие может оказаться не менее действенным.
И вот теперь Крогер сделал шаг к кровати, угрожающе потрясая пистолетом.
– Выбирайте одно из двух, мистер. Или я расскажу вашей жене, что вы здесь делали, или вы заплатите мне за нанесенное оскорбление. Ведь вы наставили мне рога!
Скатившись с Рены, Хартман сел на кровати. Выглядел он на удивление спокойно.
– А откуда вам известно, что я женат?
Застигнутый врасплох Крогер проговорил, запинаясь:
– Ну... я... У таких, как вы, всегда есть жена.
Ему все больше становилось не по себе – он не владел ситуацией. Он украдкой бросил взгляд на Рену и увидел на ее губах легкую улыбку.
– Да, вы правы, – ответил Хартман, – я женат. И я позволяю вам рассказать моей супруге все что вам угодно.
– Если я расскажу ей об этом, она вас выгонит.
– Ну и пусть! Я все равно ухожу от нее. Видите ли, я и Рена – мы собираемся пожениться, как только я получу развод у Маргарет. – Хартман обнял Рену за плечи и привлек ее к себе.
– Что?! – Ярость снова разгорелась в Крогере, и он наставил на Хартмана пистолет, забыв, что в нем нет патронов. – Я убью тебя, ублюдок! Наставлять мне рога!
Хартман засмеялся:
– Только не из этого пистолета. Рена рассказала мне, что он никогда не бывает заряжен. И еще она рассказала, что вы силой втянули ее в преступную жизнь. Она хочет покончить с этой жизнью, и я сделаю ее честной женщиной.
Глядя во все глаза на Рену, Крогер обошел вокруг кровати.
– Потаскуха. Лживая сука!
– Потише, вы! – взревел Хартман. – Думайте, что говорите об этой очаровательной маленькой леди!
Крогер размахнулся пистолетом и сильным ударом сбоку раскроил Хартману череп. Хартман, застонав, тяжело осел, и Крогер нанес ему еще один удар по голове. Затем стащил незадачливого любовника с кровати, и тот рухнул на пол бесформенной грудой плоти.
Рена вскрикнула и съежилась, отпрянув к стене, а Крогер, став коленями на кровать, отбросил пистолет и схватил ее за горло. Ярость бушевала в нем, словно адская буря, и лицо Рены казалось ему каким-то расплывчатым пятном.
Он сдавил горло своей сообщницы и тряс ее, бормоча сквозь зубы ругательства. Глаза Рены выкатились из орбит, она вцепилась ногтями в его руки, сомкнувшиеся на ее горле. В это мгновение застонал лежавший на полу Хартман, и у Крогера мелькнула здравая мысль. Если он убьет Рену, придется прикончить и Хартмана, а в отеле знают о его знакомстве с Реной. Его, Брилла Крогера, будут искать как убийцу.
Он разжал руки, сдавливавшие горло женщины, и соскочил с кровати. Рена, с хрипом дыша, терла горло дрожащими ладонями и не сводила с Крогера глаз, полных ужаса.
Крогер вышел из номера, не сказав ни слова. Уже через час он, прихватив свои вещи, покинул город, и после этого случая уже никогда не брал с собой в дело женщин.
Крогер вспомнил об этом неприятном случае из своей жизни, и от этого настроение у него отнюдь не улучшилось.
Он потянулся к бутылке с виски и обнаружил, что она пуста. И опять разозлился. С таким же успехом, если судить по действию выпитого, он мог бы проглотить и бутылку воды. Проклятие, он не в силах даже напиться, чтобы забыть о всяких неприятностях!
Значит, ему осталось второе средство забыть о проблемах – женщины. Ими можно воспользоваться, вовсе им не доверяя!
Крогер облизнул губы, обдумывал свои возможности. Конечно, есть доступная Дульси, та на все готова. Для этого нужно всего лишь спуститься в вестибюль к телефону и позвонить ей домой. Он поиграл в голове этой идеей, но она не вызвала у него аппетита. Чары Дульси уже приелись. Она слишком уж легко достается. Черта с два он опять станет развлекаться с ней на открытом воздухе!
Крогер любил комфорт, и укладывать женщину на « одеяло, расстеленное на жесткой земле, было ему совсем не по вкусу. Нет, если он увидится с Дульси сегодня днем или вечером, он заставит ее прийти в его номер. В отеле полным-полно народу; если она будет осторожна, то не привлечет к себе ненужного внимания. Вдруг у него мелькнула мысль, что эта девица вовсе не думает о своей репутации.
Он со стуком поставил на столик пустой стакан. Нет, Дульси он действительно совсем не хочет. Он хочет чего-то другого. Чего-нибудь нового, чего-нибудь возбуждающего, чего-то такого, что потребует от него усилий.
Его воспаленное воображение сразу же устремилось к Марии Мендес. Воспоминания о ее смуглой, соблазнительной красоте заплясали у него в голове, и он мысленно прикоснулся к телу девушки своими похотливыми пальцами.
Крогер улыбнулся про себя, представляя, что он с ней сделает, как унизит ее. Этой перспективе он не мог противиться. В конце концов, не так уж много он потеряет, если рассорится с ее братьями и родителями. Кроме того, если эта девица – девственница, а он полагает, что так оно и есть, – разве она захочет, чтобы в ее семье узнали о том, что случилось?
Да, именно так! Он потирал руки. Это будет молодая кубинка! Но как все это устроить? Он уже дважды клеился к ней, когда она уходила из отеля после работы, – Крогер отказывался признать, что обе эти попытки провалились, – и приставать к ней где-то по дороге к ее дому не казалось ему удачной идеей. Но ведь она работает здесь, в отеле. Конечно, вот оно! Она работает в ресторане. Почему бы не заказать в номер что-нибудь из еды или питья и попросить, чтобы это сделала именно она? Превосходное решение.
А если она откажется, если будет сопротивляться – его возбуждение возрастало, когда он представлял себе эту восхитительную картину, – он возьмет ее силой. А если она закричит? Такое вряд ли возможно, поскольку совершенно ясно, что она не захочет запятнать свое доброе имя, а кто же ей поверит? Она простая девушка, наемная работница, а он состоятельный постоялец. Он просто скажет, что она разбила что-нибудь, или опрокинула тарелку, или грубо с ним разговаривала и выдумала всю эту историю с его приставаниями для самооправдания. Будь она белой женщиной, в его словах могли бы усомниться, но она не белая.
Улыбаясь жестокой улыбкой, почти вернув себе хорошее настроение, Крогер одернул пиджак, пригладил волосы и дернул за украшенную узором ленту звонка, чтобы вызвать коридорного.
– Это нужно отнести в номер 2-14. Отнеси, пока не остыло, Мария. – Миссис Нельсон указала на тележку с подносом, на котором стояли серебряные тарелки, накрытые крышками. Лицо начальницы, как всегда, казалось застывшей маской суровости.
Мария часто спрашивала себя: улыбается ли когда-нибудь эта женщина? И еще она спрашивала себя: почему именно ее посылают отнести заказ, ведь сегодня не ее очередь обслуживать номера? Однако распоряжения миссис Нельсон не подлежали обсуждению: их просто нужно было выполнять.
Мария послушно повезла тележку к нарядному лифту и поднялась на второй этаж. Она легко нашла нужный номер и, прежде чем постучать, оправила передник и чепчик. Миссис Нельсон очень следила за опрятностью и манерами, и горе было той женщине или тому мужчине, кто, находясь под ее началом, отнесся бы к ее требованиям пренебрежительно.
Дверь отворилась на стук, но обитатель номера, очевидно, стоял за дверью, потому что Мария никого не увидела.
Она осторожно вкатила тележку в комнату, подталкивая ее к столу. И будучи уже возле него, с удивлением услышала, что дверь у нее за спиной закрылась, а потом раздался щелчок задвижки – звук, который ни с чем нельзя было спутать.
Ей стало страшно, она повернулась и еще сильнее встревожилась, увидев Брилла Крогера, стоявшего у запертой двери. Он стоял там, скрестив руки на груди, и плотоядно улыбался.
Мария почувствовала, как лицо ее вспыхнуло, а горло перехватило от нарастающего ужаса. Выражение лица Крогера не оставляло ни малейшего сомнения в том, что у него на уме. Она уже знала, что это опасный человек, но ей казалось, что она сумеет с ним управиться. Теперь уверенность эта поколебалась.
Мысли одна за одной мелькали у нее в голове. Может, ей закричать? Но если она закричит и кто-нибудь появится, что она скажет? Поверят ли ей больше, чем постояльцу? К тому же, если родители узнают об этом случае, ей запретят работать в отеле.
Не попытаться ли уговорить его? Убедить не делать того, что он, судя по всему, задумал? Еще один взгляд на его лицо – и ответ стал ясен ей заранее. Его глаза горели похотливым огнем, выражение лица говорило о жестокости его обладателя. Марию, которая прежде никогда не испытывала страха перед мужчиной, теперь от ужаса охватила слабость. И все же нужно было попытаться что-то сделать. Может быть, ей удастся вести себя так, как обычно, и тогда он откажется от своих ужасных замыслов?
Пытаясь сдержать дрожь в руках, Мария накрыла стол льняной скатертью и принялась переставлять на него с подноса блюда с едой и бутылку вина.
Все это время Крогер стоял, не двигаясь, не говоря ни слова, но она ощущала позади себя его присутствие.
Окончив свое дело, она повернулась, оставив тележку между собой и Крогером. И проговорила с деланным оживлением:
– Кушать подано, сэр. Надеюсь, вам все понравится. Когда закончите, пожалуйста, позвоните коридорному, он отнесет тарелки на кухню. – Она подняла глаза на Крогера и увидела его злорадную, жестокую ухмылку.
Он сказал:
– О, я уверен, что мне все понравится, особенно десерт, потому что время от времени меня страшно тянет на сладкое, а ничто так не разжигает аппетит, как отсрочка. Да, именно так!
