В 1782 году Новый Орлеан можно было сравнить с кипящим котлом, в котором бурлила смесь рас, религий и ремесел. Сначала город наводнили французы. Новая волна переселенцев состояла из канадцев, немцев, испанцев, англичан, итальянцев, ирландцев и кучки американских колонистов — по большей части пограничных жителей, стремившихся укрыться от железного кулака короля Георга. Движимые не только тягой к перемене мест и жаждой приключений, но и желанием разбогатеть на торговле пушниной — эта отрасль коммерции недавно стала развиваться в бассейне реки Миссисипи, — стремились они в Новый Орлеан. Когда разразилась революция 1776 года, многие из них бежали с насиженных мест, спасая с трудом сколоченные состояния.
      В 1699 году два француза, братья Ле Муан, возглавили экспедицию к устью Миссисипи. Их целью было отыскать среди болот и топей, трясин и илистых речных рукавов кусок земли, пригодный для основания города — оплота королевской власти на этой великой реке. На расстоянии в сто семь миль от Мексиканского залива они обнаружили полоску леса на высоте нескольких футов над уровнем моря, окаймленную рекой. Именно здесь было положено начало тому, что впоследствии — всего через полстолетия — превратилось в оазис космополитического очарования капризного и скандального ребенка, имя которому — Америка.
      Город был назван Новым Орлеаном в честь царственного распутника и повесы Филиппа, графа Орлеанского, регента Франции в период несовершеннолетия будущего короля Людовика XV. Позднее многие пуритански настроенные жители Нового Орлеана заявляли, что причину крушения устоев нравственности в их погрязшем в грехе городе надо искать в его названии, полученном от столь одиозной фигуры.
      Однако только в 1718 году на берегу великой реки был заложен город. В феврале этого года младший из Ле Муанов, сэр де Бьенвиль, доставил сюда рабочую силу, в основном французских каторжников. План города включал в себя одиннадцать кварталов вдоль берега реки и шесть — в глубь лесного массива. Несмотря на многочисленные пожары и наводнения, горожане каждый раз восстанавливали Новый Орлеан в его первоначальном виде. Теперь эта часть города называется Французским кварталом.
      Новый Орлеан разрастался медленно, преодолевая множество трудностей, начиная с набегов индейцев и кончая бесконечными стихийными бедствиями. Его население в 1718 году составляло четыреста человек, которые ютились в грязных хижинах, в 1722 году, когда появились первые добротные жилые дома, оно возросло до восьми тысяч.
      Город постигла участь бедного родственника, он попадал под власть то одной, то другой европейской державы.
      Франция, посчитав трудоемким и невыгодным осуществлять патронаж над Новым Орлеаном, который находился на другом конце света, в 1762 году подарила его Испании вместе с Луизианой.
      Горожане пришли в ярость от такого пренебрежения к себе и несколько раз обращались с петицией к французскому правительству, требуя вернуть прежнее подданство.
      Но все было напрасно. Испания в 1766 году прислала в Луизиану первого губернатора, Антонио де Уллоа, которому вменялось в обязанность взять на себя формальное правление. Губернатор оказался астрономом-любителем, чопорным и надменным, не имевшим ни малейшего представления о том, как вести дела.
      Новый Орлеан захлестнула волна возмущения, граничившая с восстанием: горожане устраивали митинги, составляли петиции и вооружались. Новый губернатор, раздосадованный и встревоженный таким отношением местных жителей, вместе с семьей перебрался на борт испанского судна, стоявшего на якоре в порту. Однажды ночью швартовы оказались таинственным образом перерезаны, и корабль унесло течением вниз по реке.
      Больше никогда жители Нового Орлеана не видели дона Антонио де Уллоа.
      Луизиана вступила в пору безвластия, и местное население стало подумывать о том, чтобы взять бразды правления в свои руки. Таким образом в 1768 году Новый Орлеан на законных основаниях стал первой колонией в Новом Свете, добившейся независимости.
      Однако свобода оказалась недолговечной. Спустя десять месяцев ирландский наемник Александр О'Рейли пришел в Новый Орлеан во главе двухтысячного войска вольнонаемных солдат, которыми командовали две дюжины профессиональных военных, с тем чтобы снова установить здесь испанское владычество.
      Местные жители не могли противостоять такой силе, О'Рейли спустил французский флаг, который украшал здание муниципалитета, и водрузил вместо него испанский — первое, что должен был сделать при вступлении в должность губернатор Уллоа, затем он пообещал амнистию всем, кто ранее выступал против испанского правительства. Революционный пыл горожан постепенно угас, чему немало способствовали арест и публичный, расстрел на плас д'Арм зачинщиков восстания. Благодаря своему вероломству и жестокости О'Рейли получил прозвище Кровавый.
      Шон Фланаган был одним из тех искателей приключений, которых О'Рейли завербовал для того, чтобы установить в Новом Орлеане порядок, призвать его население к повиновению королю Испании, а затем осуществлять волю монарха на этой дикой, Богом забытой земле. Шон преуспел в военном искусстве, отличался завидной храбростью и умело обращался с разного рода оружием, он привык драться на стороне того, кто готов щедро оплатить его услуги. Его преданность можно было купить, но, как правило, ненадолго. Войну он считал работой и был неизменно глух к голосу совести. Для него не существовало представления о благородстве и чести, тем более когда речь шла о его хозяевах — лицемерных представителях враждующих стран. Шон признавал порядочность и верность только в дружбе, да и то, если дело не касалось его брюха, кошелька или женщин. За свою жизнь он сражался под многими флагами и всегда храбро, на совесть, за что привык получать соответствующую плату. В мирное время Шон занимался чем придется, не брезговал даже пиратским ремеслом.
      Репутация и профессионализм позволили Шону получить офицерскую должность в войске О'Рейли, несмотря на то что ему исполнился всего двадцать один год.
      Шона ждала блестящая карьера, но после публичного расстрела на площади шестерых мятежников в нем как будто что-то сломалось. Он не мог без отвращения вспоминать эту сцену и в конце концов решил уйти в отставку. О'Рейли попытался удержать его, предложив повышение и прибавку к жалованью, но Шон остался непреклонен. Они поссорились и едва не пристрелили друг друга.
      Когда началась американская революция, Шон стал подумывать о том, чтобы вступить в армию повстанцев, которые, по слухам, охотно брали людей. Однако что-то мешало ему вернуться к привычному занятию. Он был наемником с шестнадцати лет, и ему до смерти опротивело убивать.
      Тем не менее надо было как-то добывать средства к существованию.
      С тех пор как Шон покинул войско О'Рейли, прошло несколько лет. Пришлось признать, что жизнь в Новом Орлеане и его окрестностях изменилась к лучшему за то время, пока у власти стоял губернатор, которого поддерживал О'Рейли. С политической нестабильностью и экономическими махинациями французского правительства было покончено. Город быстро разрастался, превращаясь в процветающий центр торговли.
      Шон возвращался сюда каждую весну, чтобы провести лето, по обыкновению жаркое и душное, в этих краях. Он не знал другого такого места, где можно было бы удовлетворить свои самые прихотливые желания, где голова шла кругом от обилия разнообразных развлечений. Во-первых, в Новом Орлеане играли в самые немыслимые азартные игры, какие только существовали на свете; во-вторых, в публичных домах здесь можно было найти шлюху любого возраста, цвета кожи и степени моральной деградации. Шон очень любил играть и был поклонником слабого пола. Уже шесть лет он приезжал сюда весной с карманами, набитыми звонкой монетой, вырученной от продажи шкурок бобра, выдры и других зверьков, из которых европейские дамы с таким удовольствием шьют себе шубы.
      Поначалу Шон с трудом мирился с необходимостью по полгода проводить вдали от людей, сносить жару и холод, в одиночку противостоять опасностям охотничьей жизни. Он частенько подумывал о том, что, в сущности, ничем не отличается от тех зверей, на которых охотится.
      Однако, отказавшись от службы у О'Рейли, Шон был вынужден зарабатывать себе на кусок хлеба. Сначала он попробовал схватить за хвост фортуну за игорным столом, но профессиональный игрок должен обладать хладнокровием и расчетливостью, Шон от природы был лишен и того и другого. Он принадлежал к числу людей импульсивных, которые действуют наугад, радуются малому выигрышу и не замечают, как проигрывают по-крупному. Шон перепробовал много занятий, но одинаково безуспешно.
      Со временем он смирился с тем образом жизни, который избрал для себя, полюбил одиночество, вынужденную изоляцию от общества, привык рассчитывать только на свои силы в борьбе со стихиями, дикими индейцами и белыми бандитами.
      Торговать пушниной в Новом Орлеане стали недавно.
      Монополия в этой отрасли коммерции принадлежала филиалу «Гудзон бэй компани», основанной в 1670 году. На всем североамериканском континенте ей не нашлось бы достойного конкурента. Представители компании преследовали всех, кто охотился на пушных зверей частным образом. Шон довольно часто оказывался в ситуации, когда ему приходилось прятаться от людей, нанятых компанией, или вступать с ними в открытое противоборство. И то и другое ему удавалось превосходно.
      Мало того, что компания мешала частным лицам охотиться на пушных зверей, она препятствовала сбыту шкур другими компаниями, число которых было к тому же чрезвычайно невелико. Пользуясь отсутствием конкурентов на рынке, компания платила охотникам жалкие гроши за великолепную пушнину, и Шон с трудом сводил концы с концами до тех пор, пока не нашел частного торговца, готового платить больше.
      Стремление компании упрочить свои позиции было легко объяснимо. Всего через несколько лет торговля пушниной охватит всю приграничную область, но, разумеется, не раньше, чем война между англичанами и мятежным населением колоний прекратится. Вот почему компании было так важно прибрать к рукам частников, не дать им объединиться и открыть свое дело. Шон понимал, что со временем монополии придет конец: зверь в лесах Запада не переводился, рынок пушнины расширялся и притягивал крупный капитал. Он считал, что ему повезло оказаться у истоков такого перспективного дела, но когда охотники заполонят эти края и придется делить леса на частные угодья, он поищет себе другое занятие.
      Шону Фланагану исполнилось тридцать пять лет. Он был высок, красив и умел расположить к себе людей. На окружающий мир он смотрел с циничной усмешкой, которая редко исчезала с его лица. В молодости Шон часто шел в бой с улыбкой, а в минуты смертельной опасности иногда мог просто расхохотаться. На первый взгляд он казался хрупким, почти хилым, но быстрота, ловкость и пластика дикой кошки не раз спасали его в бою.
      Как правило, Шон покидал Новый Орлеан в середине сентября во главе небольшого каравана мулов, груженных провиантом и охотничьим снаряжением, так что он успевал добраться до нужного места и обосноваться на зимовку до того, как на землю ляжет снег. На этот раз он задержался в городе до начала октября. Скоро ожидались первые снежные бури. Но Шона держала в Новом Орлеане хорошенькая француженка, которую он довольно долго обхаживал.
      Он поежился при мысли о Седеете и постарался выкинуть ее из головы. С ней покончено, и слава Богу!
      Наконец он почувствовал, что готов двинуться в путь.
      Пожитки давно были упакованы, четыре мула, купленные им заблаговременно, терпеливо ждали в конюшне гостиницы. Был полдень, и Шон ждал вечера, чтобы отправиться в дорогу, когда спадет жара. По крайней мере в течение всей следующей недели ему придется ехать в сумерках и под покровом ночи.
      Шон снимал комнату в двухэтажной гостинице возле реки, впрочем, как и всегда, когда приезжал в Новый Орлеан. В дорожном сундуке у него хранилась одежда, которую он приберегал специально для города, чтобы выглядеть здесь как настоящий денди.
      На кровати лежал костюм, в который ему предстояло облачиться перед дорогой и носить в течение ближайших шести месяцев: новые штаны из оленьей кожи, прокопченные и смазанные жиром для большей водонепроницаемости. Охотничья куртка — так называемая модель Кентукки — была длинной и с бахромой по швам, чтобы дождевая вода стекала по ней, а не просачивалась внутрь.
      Мокасины Шон заказал себе по типу тех, которые носили равнинные индейцы, — с подошвой из сыромятной кожи и мехом внутри на случай суровых зимних холодов. Под куртку обычно надевалась хлопковая рубашка, а под кожаные штаны — короткие обтягивающие панталоны. Наряд охотника, как правило, довершала енотовая шапка. Шон любил украшения, поэтому его куртка была расшита бисером, а на шапке красовались разноцветные птичьи перья.
      Волосы у него давно отросли до плеч, но брился Шон настолько часто, насколько позволяли условия походной жизни. Разумеется, в течение холодной зимы охотникам редко удавалось помыться, но Шон на собственном опыте испытал, что после нескольких недель человек привыкает к запаху своего грязного тела и перестает обращать на это внимание.
      Шон нанял местную скво, чтобы та прокоптила и смазала жиром его кожаные штаны. Большинство охотников брали с собой на зимовку индианок, но Шон никогда не следовал их примеру. Дело было не в соображениях морали или расовой неприязни — он не раз спал с индианками в Новом Орлеане. Ему не нравилось то, что если местная женщина соглашалась отправиться на зимовку с белым мужчиной, то ее жестоко осуждали сородичи. Охотники редко интересовались дальнейшей судьбой своих сезонных избранниц, возвращая их весной в Новый Орлеан, чтобы осенью взять с собой новых. По большей части эти женщины, отвергнутые семьями, были обречены на нищенское, полуголодное существование. Их ждала страшная смерть. Шон не хотел брать грех на душу, становиться причиной гибели безвинного человека. С другой стороны, взять индианку в жены он тоже не мог — это означало бы навсегда стать изгоем. Таким образом, Шон предпочитал обходиться без женщины во время зимовки, зато с лихвой восполнял недостаток общения с прекрасным полом, приезжая в Новый Орлеан.
      Теперь Шон стоял у окна своего номера и в последний раз перед отъездом любовался красавицей Миссисипи, которая в это время года была не особенно полноводной. Бесчисленное множество судов под самыми разными флагами выстроилось в ряд вдоль грубо сколоченной деревянной пристани. Некоторые бросили якорь поодаль и терпеливо ждали очереди, чтобы подойти к причалу и разгрузиться.
      Внимание Шона привлек трехмачтовый фрегат, который медленно проходил мимо пристани, преодолевая течение реки. Ему показалось странным, что судно датского или, возможно, британского производства идет под испанским флагом. В то время в порт Нового Орлеана заходили корабли, принадлежавшие только Франции и Испании. Ни британские, ни колониальные суда не имели возможности пройти через устье Миссисипи.
      Шон удивился еще сильнее, когда увидел, что фрегат бросил якорь вдалеке от основного рейда и явно не собирался подходить к пристани для разгрузки. Хотя пристань была переполнена, место для швартовки при желании можно было отыскать.
      Заинтригованный в высшей степени, Шон достал подзорную трубу и навел ее на корабль, чтобы прочитать название. «Северная звезда». Очень странно! Торговое судно под испанским флагом и с британским названием! Шон решил, что капитан британского фрегата, наверное, дал щедрую взятку сторожевому посту в устье реки, чтобы пройти в Новый Орлеан, и для отвода глаз поднял испанский флаг.
      На борту «Северной звезды» царило оживление. На воду спустили шлюпку, и вскоре по спущенному трапу вереницей потянулись люди.
      Шон снова настроил подзорную трубу и даже присвистнул от удивления. В шлюпку спускались женщины! Кому и с какой целью понадобилось привозить в Новый Орлеан столько женщин?
      Он слышал рассказы о том, как в двадцатых годах в Новый Орлеан пришло несколько судов с проститутками для борделей. Следом привезли «девиц со шкатулками»: француженок, принадлежавших на родине к среднему классу и отчаявшихся там выйти замуж. Такое прозвище они получили благодаря тому, что «Миссисипи компани» выделила каждой из них по небольшому дорожному сундучку с приданым. Их бдительно охраняли и на ночь запирали под замок, а днем выводили перед потенциальными женихами — мужчинами, решившими создать семью и прочно обосноваться в Новом Орлеане. Очевидно, все француженки благополучно вышли замуж, поскольку Шон самолично читал в газете о том, что «эти торги быстро и успешно завершились». Более всего Шона позабавило, что поколение новоорлеанских жителей, появившееся на свет после «торгов», настаивало на своем происхождении от «девиц со шкатулками», как будто проститутки в это время детей не рожали.
      Однако те времена давно канули в прошлое, и сейчас привозить в город женщин не было никакой необходимости. Население, правда, состояло в основном из мужчин, но большинство из них вело бродячий образ жизни, как и Шон. В борделях же недостатка в шлюхах не было.
      Размышляя над увиденным, Шон подошел к постели и стал натягивать кожаные штаны. Какая-то загадка, черт возьми! Но решать ее у Шона не было времени. Его давно уже ждала дорога, так что приходилось отложить удовлетворение своего любопытства до следующей весны.
      Первое впечатление от Луизианы и устья великой реки, впадающей в море, оказалось для Сары угнетающим. Из порта открывался вид на болотистую низину, речная вода отливала глинистой рыжиной и казалась ржавой, по берегу были разбросаны кособокие деревянные домишки. Когда фрегат бросил якорь посреди реки и Сара выглянула в иллюминатор, лицо у нее вытянулось от изумления и разочарования. От поселения тянуло таким смрадом, что это чувствовалось даже на большом расстоянии. Саре это напомнило зловоние лондонских окраин.
      — Я думала, что Новый Орлеан — это город, — обескураженно вымолвила она. — Но он совсем не похож на Лондон!
      — Цивилизация недавно пришла в этот дикий край, — сухо отозвался Джеб. — Новый Орлеан, наверное, довольно крупный экономический центр в масштабе региона, но ждать от него пышности и великолепия европейской столицы все же не приходится.
      — А Нью-Йорк тоже такой?
      — Не совсем. Нью-Йорк старше, застроен более основательно и не так беспорядочно. Хотя, может быть, во время войны его и разрушили. Я слышал, новоорлеанцы постоянно страдают от стихийных бедствий — пожаров и наводнений. Каждый раз им приходится отстраивать город заново. Разумеется, никто не хочет вкладывать деньги в строительство дома, если заведомо известно, что долго ему не простоять… Слышите?
      Джеб замер и прислушался, напряженно вглядываясь в иллюминатор. На воду плюхнулась шлюпка. Затем сбросили трап, и с палубы донеслись женские голоса и веселый смех. Прошло несколько минут, и Сара увидела, как в шлюпку стали спускаться женщины. Среди них была Мэг Филдс, бледная и растерянная. Ноги плохо ее слушались, так что охраннику приходилось подталкивать ее в спину.
      — Брок не теряет времени даром, — сквозь зубы процедил Джеб. — Мы едва успели бросить якорь.
      Они с Сарой провели возле иллюминатора целых два часа, но за ними так никто и не пришел. Шлюпка сделала несколько рейсов на берег и перевезла всех женщин и команду «Северной звезды». Когда шлюпка направилась к берегу, взяв на борт последних матросов, уже стемнело, и фрегат погрузился в ночное безмолвие.
      — Как вы думаете, на судне есть кто-нибудь кроме нас? — шепотом спросила Сара.
      — Брок наверняка оставил несколько человек, чтобы стеречь нас.
      — А почему за нами не пришли?
      — Понятия не имею, но собираюсь как можно скорее это выяснить. Помнится, вы утверждали, что умеете громко кричать, не так ли, мадам? — Джеб насмешливо прищурился:
      — Не хотите ли с пользой употребить свой талант?
      Он быстро подошел к сундуку, открыл его и достал один из пистолетов, раздобытых Тимом.
      — Встаньте за занавеску и кричите как можно громче.
      Не жалейте сил, Сара. — Джеб встал к стене так, чтобы оказаться позади открывающейся двери, и одними губами произнес:
      — Начинайте!
      Сара бросилась за парусиновую ширму, сооруженную Джебом, схватила со столика стеклянную банку, разбила ее об пол и, давя осколки каблуками, истошно завопила:
      — Помогите! На помощь!
      В дверь постучали рукояткой пистолета, и раздался чей-то сварливый голос:
      — Эй! Что там у вас происходит?
      В ответ Сара закричала еще громче. Ключ повернулся в замке, и дверь отворилась. Охранник осторожно вошел в каюту, держа пистолет наготове. Джеб затаил дыхание за полуоткрытой дверью.
      Сара подергала ширму со своей стороны, чтобы показать, где она находится, набрала полную грудь воздуха и оглушительно завизжала.
      Охранник опустил пистолет и, подойдя ближе, сказал с коротким смешком:
      — Что, сучка, он на тебя взобрался? Может быть, нужна помощь, капитан Хоукинс? Я всегда готов протянуть руку помощи другу. Разумеется, я готов подождать, пока вы кончите.
      Джеб тем временем на цыпочках крался к охраннику, чтобы оглушить его рукояткой пистолета. Их разделяли всего несколько шагов, когда половица под ногой Джеба предательски скрипнула и охранник резко обернулся. Удар Джеба не достиг цели, рукоятка лишь задела голову охранника и ткнулась ему в плечо.
      Здоровенный детина с бычьей шеей и налитыми кровью глазами яростно взревел и поднял пистолет. Джеб ухитрился выбить оружие из рук противника, но тот бросился вперед и, обхватив Джеба, повалил навзничь. Мужчины сцепились и стали кататься по полу.
      Сара выглянула из-за ширмы, когда они оказались возле рабочего стола Джеба. Свеча, которую он всегда держал зажженной, чтобы прикуривать от нее, опрокинулась от удара и прокатилась по полу к койке, так и не погаснув.
      Внимание Сары было приковано к драке, поэтому она не заметила свечу. Забегая то с одной, то с другой стороны, Сара ломала голову над тем, как помочь Джебу. Она подняла с пола пистолет охранника и принялась вертеть его в руках в надежде догадаться, как из него стреляют.
      Наконец она решила, что будет правильнее использовать его в качестве дубинки, и стала пытаться ударить охранника по голове. Но схватка происходила так стремительно, что попасть в цель было практически невозможно.
      Поле битвы переместилось ближе к двери, В какой-то миг мужчины едва не выкатились в маленький коридорчик, ведущий на палубу. Сара бросилась следом за ними.
      Она боялась, что шум борьбы привлечет внимание других охранников. Вдруг в конце коридора показалась фигура Тима. В этот момент пистолет выпал из руки Джеба и откатился под лестницу. Тим, запыхавшись, подбежал к Саре.
      — Скорее, Тим! Ты можешь что-нибудь сделать? — Она бросилась к нему.
      Однако тут же стало понятно, что в помощи уже нет нужды. Джеб сидел верхом на своем противнике, не давая ему шевельнуться. Он схватил охранника за волосы и что было силы ударил затылком об пол. Тот крякнул и обмяк.
      Лицо Джеба искажала свирепая гримаса, когда он ударил своего обессилевшего врага еще раз. Раздался треск, похожий на тот, с каким раскалывается переспелая дыня. Джеб в третий раз приподнял голову охранника, когда Сара подскочила и тряхнула его за плечо:
      — Джеб! Вы убьете его!
      Он обернулся и посмотрел на нее с яростью.
      — Пожалуйста, Джеб, не надо! Остальные могут услышать и прийти к нему на помощь!
      Взгляд Джеба понемногу становился осмысленным. Он отпустил охранника, который так и остался лежать без движения, и с трудом поднялся на ноги. Тим присел на корточки возле верзилы.
      — Он мертв, капитан. — прошептал парнишка испуганно, приложив ухо к груди охранника.
      — Где остальные охранники, Тим?
      — Их осталось всего двое, сэр, — ответил юнга, вставая. — Брок оставил на судне троих. А где они находятся, я не знаю.
      Джеб забрал у Сары пистолет, который она так и держала рукояткой вперед.
      — Тим, пойди в каюту. Там в сундуке лежит второй пистолет. Он может нам понадобиться, — сказал Джеб и направился к лестнице, ведущей на верхнюю палубу.
      Внезапный крик мальчика заставил его остановиться и резко обернуться. Тим выбежал из каюты с перекошенным от страха лицом. Следом за ним сквозняком вынесло в коридор облако черного дыма.
      — Пожар, капитан! Вся каюта в огне!
      — О Господи! Только этого не хватало! — воскликнул Джеб. Для моряка не существовало большей опасности, чем пожар на борту. Поскольку корабли строили из дерева, стоило огню заняться как следует, и все надежды на спасение можно было оставить.
      Джеб, не теряя ни мгновения, распахнул дверь каюты и ворвался внутрь. В лицо ему ударила волна раскаленного воздуха, так что пришлось прикрыть глаза и рот рукой. В каюте было жарко, как в самом настоящем аду. Джеб понял, что молиться о спасении «Северной звезды» слишком поздно: судно было обречено.
      — Тим, на борту осталась шлюпка? — крикнул он с порога.
      — Да, сэр, одна.
      — Джеб! Скорее сюда! — раздался крик Сары.
      Джеб бросился к ней и увидел, как вниз по лестнице быстро спускаются двое охранников, вооруженных пистолетами.
      — Стой! — проревел Джеб, взяв их на прицел.
      Охранники замерли на месте от неожиданности, но когда увидели перед собой одного только Джеба, схватились за оружие.
      — У меня только одна пуля, это верно, — ледяным тоном вымолвил Джеб. — Но прежде чем вы успеете меня убить, я положу на месте одного из вас. Вам хочется рискнуть? Хорошо, кто из вас двоих готов умереть?