Утро следующего дня мы с Присциллой встретили в ее домике.
      Я проснулся раньше Присциллы и, лежа в четырех узких стенах, обдумывал внезапно возникшую идею – сюжет для клипа на лирическую песенку о любви. Действие происходит в маленьком домике вроде этого. Присцилла пьет чай, я захожу к ней в гости с букетом цветов. Мы сидим за столом, болтаем, смеемся, я пою ей под гитару ту самую песню, на которую клип. Потом она целует меня на прощание в щеку, я откланиваюсь и ухожу прочь. Последние кадры клипа: я выхожу из домика, камера поднимается все выше, пока с высоты птичьего полета зритель не видит весь город, точнее то, что от него осталось. Кроме нашего маленького домика нет ни одного целого здания: руины, руины, а в центре города – глубокая воронка.
      Присцилла потянулась, как кошка. Она жмурилась с вымученной улыбкой от ушка до ушка.
      – Доброе утро, кисонька!
      – Доброе... – зевнула Присцилла.
      – У меня все болит, милая, – пожаловался я. – Особенно спина. Ты так скребла меня ногтями...
      – У меня тоже все болит, – ответила Присцилла. – Мучитель! – Она притворно всхлипнула.
      – Какие-то претензии?
      Со знакомой трогательной улыбкой моя красавица отрицательно помотала головой.
      – Знаю по себе, выступление на публике сносит башню напрочь. Снесло у нас обоих, – проговорил я.
      – Ты был просто на высоте на сцене!
      – Поправка: мы были на высоте.
      Коктейль из грандиозного концерта и умопомрачительного секса с девушкой, по-настоящему любимой, – такого у меня не было никогда... И не могло быть, пока я был с Кристиной. Честно говоря, у Кристины фигура гораздо лучше; у моей принцессы тело рыхловато, с отчетливыми складками жирка, и возможно, именно поэтому Присцилла возбуждала меня гораздо сильнее. В этом и была ее изюминка.
      – Тебе хорошо со мной? – спросил я.
      Присцилла кивнула.
      – Хочешь, чтобы всегда было так?
      – Всегда?
      – Всегда, моя милая. Давай всегда будем вместе!
      Словно тень пробежала по лицу Присциллы, оно слегка потускнело.
      Я понял, что сказал что-то не то, и поспешил добавить:
      – Думаешь, я тебя обманываю? Ошибаешься. Ты очень мне нужна. Что я должен сделать, чтобы ты поверила?
      Неужели заговорит о законном браке? Впрочем, почему бы и нет, можно и такой вариант рассмотреть... Все равно это произойдет не раньше, чем я с учебой разделаюсь. То есть года два у меня еще есть!
      – Понимаешь, Рома... Мне от тебя ничего не нужно.
      – Ничего, кроме меня самого?
      – Нет, вообще ничего. Я не хочу, чтобы ты думал, будто мы с тобой друг другу что-то должны. И не хочу, чтобы ты ко мне привык.
      Хорошенькое дело! Я было встрепенулся, но тут же подумал: вдруг она меня проверяет, вдруг хочет услышать то, чего я раньше еще не говорил?
      – Знаешь, Присцилла, ты для меня особенная, и я к тебе отношусь по-особенному.
      Она оторвала от своего тела мои ладони, ползавшие по нему, как тарантулы, и воскликнула довольно громко и резко:
      – Ты ведь меня даже толком не знаешь!
      – Того, что знаю, вполне достаточно.
      – А с другими девушками у тебя было не так?
      – Абсолютно не так. Поверь!
      – А что во мне такого особенного? – В ее голосе зазвучал сарказм.
      – Все. Тебе нравится то же, что и мне. Ты такая же сумасшедшая, как я. По-моему, мы идеальная пара, Присцилла.
      – Вот, ты сам все сказал... – Девчонка загрустила. – Ты видишь во мне только чокнутую Присциллу, которая все может бросить ради какого-нибудь безумства вроде вчерашнего концерта, а на самом-то деле я пай-девочка Таня, тише воды, ниже травы, и работаю в цветочном магазине. И не говори ничего про любовь. Ты влюбился в Присциллу, а не в меня. А что будет, когда твоя влюбленность пройдет и ты увидишь меня настоящую?
      – Ты мне всякой понравишься! – возразил я. – На что спорим?
      Присцилла улыбнулась широко-широко, просияла как солнышко. «Все будет в норме», – решил я. От сердца отлегло.
      – Представляешь, милая: лет через десять мы с тобой точно так же, как сейчас, лежим в постели и смотрим друг на друга. Ты улыбаешься. И мы оба знаем, что еще через десять лет будет то же самое. Любовь и вечность – разве не здорово?
      – Здорово, Рома. Давай одеваться. Наши с тобой осенние каникулы закончились. Мне пора на работу, а тебе – на учебу.
      – О'кей.
      Пока мы одевались, я посмотрел новости по «Нефтехим-ТВ». Вчера на концерте съемочная группа «Новостей» появилась минут на десять, а сюжет о нашем выступлении был еще короче – не больше минуты. Все потому, что репортаж делала не Руслана, а кто-то другой. Секунд пять показывали ДК, секунд пятнадцать – нас на сцене, секунд тридцать – беснующихся зрителей. Комментарии убогие: концерт в «Звезде», выступила «Аденома», всем понравилось, ля-ля-ля, тра-та-та. Все же дельно Аня заметила: в телевизоре одна лажа. Но даже это не могло испортить моего впечатления от концерта. Я уже составил в голове большую статью для «Вечернего Нефтехимика».
      Что будет дальше с нашей группой, я пока не представлял, но твердо был уверен, что мы действительно нужны людям Обливиона. Будем совершенствоваться, благо есть куда, играть время от времени концертики, а там видно будет. Все равно однажды мы свалим из этой бетонной помойки!
      Мы с Присциллой вышли из домика и обалдели.
      – Ты это видишь? – прошептал я.
      Серьезная Присцилла еле заметно кивнула.
      Ночью выпал первый снег, присыпав тонким слоем белой крупы и пожухлую крапиву во дворе нашего домика, и крыши соседних развалюх, и горы битого кирпича, и грязь, и асфальт, и дерьмо. Не пройдет и дня, как этот ослепительно белый снежок станет тошнотворной серой кашей, а пока перед нами был незнакомый новый город.
      – С первым снегом! – Присцилла вдруг развеселилась, собрала с перил горстку свежего снега и швырнула в меня, прыснув. Я в долгу не остался и сделал то же самое – Присцилла взвизгнула.
      Я тут же подскочил к ней, схватил за воротник пальтишка, притянул к себе и почти силой вырвал поцелуй.
      – Бешеный! – смеялась девчонка, отбиваясь.
      – Сама-то! – воскликнул я. И, помолчав, спросил: – Все хорошо?
      Присцилла кивнула.
      – Вот и славно.
      Мы вместе дошли до калитки, вышли из одноэтажной улочки: здесь пунктирные линии наших следов на снегу разошлись в разные стороны.
      – Увидимся! – Я громко чмокнул милую в щеку.
      – Пока-пока!
      Я отправился в колледж.
      Олег стоял возле крыльца и выколачивал пепел из трубки. Нехотя поздоровался со мной, говорить ничего не стал. Спасибо, парень, ты растешь в моих глазах!
      Я вошел в тамбур с турникетом.
      – Привет, Тема!
      – Роман, задержись, – попросил атлет с широкой улыбкой.
      – А в чем дело?
      – Да братишка мой вчера был у вас на концерте... У вас там какие-то проблемы возникли?
      – Все в норме, Темыч.
      – Если что, обращайся ко мне! Только сам не нарывайся.
      – Как скажешь. Спасибо в любом случае. – Я пожал огромную, размером с добрый утюг ладонь.
      До начала лекции оставалось минут семь. Я искал Руслану. Она уже ждала меня возле окна: на плечах черная накидка, на шее цепочка с оловянным черепом. Теплотрассу уже засыпали, ее местонахождение указывала длинная проталина в ослепительно белом снегу.
      – Ромочка, приве-е-ет! – воскликнула наша сатанистка и затараторила: – Была вчера на вашем концерте! Классно! Ну прямо нечто не из этого мира! Мне так понравилось, Ромусик! Лучше, чем в старые времена! Я даже вас нарисовала. – Она расправила сложенный вчетверо лист ватмана, на котором были изображены члены «Аденомы» в виде монстров-нацистов с гитарами наперевес. – Прости, что не могла остаться до конца. Работа, знаешь, дела...
      – Руся, а ты откуда концерт смотрела? На скамьях сидела или прямо в зале парилась?
      – На скамейке. Не буду же я в самую толкучку прыгать. Я хрупкая, меня нельзя кантовать.
      – А не видала ли ты, любезная Руся, вот этого молодого человека?
      Я подсунул Руслане фотографию с длинноволосым парнем.
      – Отчего же, видала. Он там старше всех был, его многие заметили.
      – Знаешь о нем что-нибудь?
      – Может, и знаю. А почему он тебя интересует?
      Я снова рассказал, как этот человек, сам того не желая – или желая? – радикально изменил мою жизнь.
      Руслана закусила палец:
      – Гм, если это действительно то, о чем я подумала... Поздравляю тебя, Рома. Ангел коснулся тебя крылом.
      – Ты о чем, ведьма? – спросил я.
      – Тебе повезло: встретил Фантома.
      – Какого еще Фантома? – Не иначе сейчас услышу очередную городскую легенду, которую, к стыду своему, не знаю.
      – Фантом – призрак Нефтехимика.
      – А мне он показался вполне живым человеком! – хмыкнул я.
      – Он и есть живой человек; однако обладает способностью всегда появляться в нужном месте в нужное время. Он много кому жизнь спас – я этих людей знаю.
      – Вроде как Бэтмэн?
      Я представил картину: темная ночь, компания в дупелину пьяных уродов ловит случайного прохожего, сбивает с ног и уже собирается обрушить на его череп, спину и грудь град тяжелых ботинок... Как вдруг появляется Фантом, похожий на исполинского ворона-хищника: развеваются волосы, хлопают полы пальто, – и через минуту исчезает, словно его и не было, оставив на асфальте изуродованные тела налетчиков.
      – Не совсем, Ромочка. Он никого не месит руками и ногами. Тут все по-другому. Скажем, идешь ты поздно вечером домой, а он появляется откуда ни возьмись и заводит с тобой разговор: «Я нездешний, проводи меня до вокзала». Вы болтаете, а поскольку он обаятельный человек и отличный собеседник, ты и сам не замечаешь, как увлекаешься разговором и только минут через двадцать вспоминаешь, что пора бы уже и домой, и извиняешься: «Прости, мне надо идти, надеюсь, еще увидимся...» Приходишь домой и обнаруживаешь, что твоя квартира обращена в пыль взрывом бытового газа. А пришел бы ты пораньше минут на пятнадцать, гореть бы тебе заживо. Вот что делает Фантом.
      – Так он что же, предсказатель?
      – Предсказатель, телепат, медиум, экстрасенс. Называй его, как тебе угодно, смысл не меняется. И еще: он помогает не всем подряд, а выборочно.
      – А как он определяет, кто достоин помощи, а кто нет?
      – Неизвестно. Поэтому ты должен гордиться тем, что он выбрал тебя.
      – О'кей, о'кей...
      Со спутанными мыслями я двинулся в аудиторию. Там меня поджидала Кристина с гримаской, которая разжалобила бы и Шамиля Басаева. Она в очередной раз надругалась над волосами, ни к селу ни к городу сделав завивку и мелирование.
      – Нравится? – с легким придыханием спросила она.
      – Ты прекрасна, как горная хризантема на фоне снегов, – вяло соврал я, мельком бросив взгляд на ее волосы.
      Я размышлял о нашем сегодняшнем разговоре с Присциллой.
      Со мной такое уже бывало: очередная барышня, с которой я «ходил налево» от Кристинки, вдруг неназойливо намекала: мол, наигрались, пора и честь знать. Но то были девчонки не самого тяжелого поведения, я тратил на них время лишь для того, чтобы не так тошно было выносить Кристинкины истерики, а они на меня – чтобы поразвлекаться с приятным парнем и свалить подобру-поздорову, когда у него выйдут все деньги. А о такой, как Присцилла, я мог только мечтать. Ведь я был уверен, что она не шлюха. В чем же дело? Чем я ее не устраиваю? Не могла она во мне так быстро разочароваться, да я ее ничем и не обидел.
      Тут я заметил, что Кристина до сих пор стоит рядом со мной.
      – Ну что еще?
      – Рома, ты не хочешь со мной поговорить?
      – Давай попробуем, – пожал плечами я. – Излагай.
      – Можно не здесь?
      Мы выбрались в коридор к нашему любимому окну. Я был готов прогулять часть лекции, но расставить все точки над «ё».
      – Почему? – одними губами спросила Кристина.
      – Потому что, – отрезал я.
      – Дело во мне или в чем-то другом?
      – Именно в тебе.
      – А что я должна с собой сделать?.. Пластическую операцию? – Бедная Кристина принялась тереть веснушки на лице, будто хотела содрать их вместе с кожей.
      – При чем здесь внешность, Кристи? Неужели ты считаешь меня настолько примитивным? Думаешь, меня интересует только внешность?
      – Так в чем я перед тобой виновата? – Кристина героически сдерживала рыдания.
      – Только в том, что мы не подходим друг другу. – Согласен, это странно звучит теперь, после полутора лет, проведенных с Кристиной. О чем же я думал раньше? – В тебе, Кристи, нет ничего, что я люблю в девушках. Я понял это совсем недавно, – пояснил я.
      – Я видела тебя с твоей новой девкой. В ней же нет ничего хорошего!
      Она еще и следит за мной! Да это паранойя, Кристи!
      – Ты с ней даже не знакома. Как ты можешь о ней судить?
      – За что, Рома? Что я сделала?
      И только тут до меня начало доходить: бедная Кристина была уверена, что всю историю с «Аденомой» и Присциллой я затеял исключительно ради того, чтобы досадить лично ей, проучить за плохое обращение со мной.
      – Я люблю тебя, слышишь? – Кристина решительно предъявляла на меня права.
      – И что с того?
      – А та, твоя девка? Думаешь, она сможет дать тебе столько же любви, сколько я? Она от тебя отделается, как только ты ей надоешь.
      Самое обидное, что Кристина, возможно, была права. Я снова вспомнил утренний разговор с Присциллой и собрал все силы для обороны.
      – А может, я и не хочу, чтобы меня любили? Я хочу, чтобы меня понимали и ничего не требовали. Вот ты можешь похвастаться, что понимаешь меня? Ты столько раз говорила мне: люблю, люблю... А ты не думала, что чем чаще ты это слово произносишь, тем больше оно обесценивается?
      – Рома... Если ты меня бросишь, ведь я же умру!
      И это все твои доводы?
      – Не умрешь, – спокойно возразил я.
      – Но все равно, это буду уже не я!
      – That is your problem, – хладнокровно завершил я разговор, заколотив последний гвоздь в гроб нашего с Кристиной романа. – Не приставай ко мне больше, хорошо?
      Как только закончились занятия, я поехал на улицу Согласия. В цветочный магазин.

      Я выпрыгнул из маршрутки и понесся на полной скорости вдоль улицы.
      Без труда отыскав магазинчик, я вошел внутрь под пение дверных пружин. Ожидал увидеть такое же великолепие, что и в комнате Присциллы, но здесь, в центре города, для растений нет жизни. Цветы, собранные в тесной комнате, были чахлыми, пожухлыми, скучными, разве что кактусы выглядели бодряками.
      За прилавком торчала незнакомая мне грузная тетка.
      – Здравствуйте, – неприветливо буркнул я, предчувствуя неладное. – Где можно найти девочку по имени Татьяна?
      Тетка обратила ко мне непроницаемое лицо:
      – Она уволилась. – И веско добавила: – Да.
      Это был удар под дых.
      – Как – уволилась?
      – Уволилась. Да. Две недели назад. Да. Взяла расчет. Да.
      – Она здесь еще появится?
      – Нет.
      Должно быть, у меня было забавное выражение физиономии.
      – А с чего она уволилась-то?
      Тетка напыжилась и замолкла, пялясь мне прямо в глаза.
      – Конфиденциальная информация? – понял я. – Ну и ужритесь. Да. И идите в задницу. Да.
      Я выскочил на улицу как ошпаренный. Так-так... Присцилла меня обманула: она не брала отпуск, она уволилась! Я не понимал, что это значит.
      Через некоторое время я распахнул дряхлую калитку, прочавкал ботинками по раскисшей тропинке, взбежал на крыльцо, постучал – незапертая дверь отъехала назад.
      – Милая, я дома! – Не разуваясь, пробежал по кухне, толкнул дверь спальни. Раздался единственный звук – скрип. «Ветерки» не приветствовали меня перезвоном: их не было.
      Вот те на! И когда это она успела?
      В спальне не осталось никаких вещей Присциллы: ни цветов, ни книг, ни календаря с репродукциями Врубеля, ни кусочка неба, ни дряхлого телевизорчика. Пустой шкаф, диван без покрывала, голый стол – комната стала такой же, как и весь дом. Пустой, холодной, неуютной... И ни записки, ни прощального подарка для меня.
      Она решила поиграть со мной в прятки. А точнее, исчезнуть навсегда. Теперь я точно знал, что тот последний разговор был неслучаен. Она решила избавиться от меня, но не смогла послать подальше открытым текстом. И правильно, иначе я никуда бы не ушел. Но почему, кто мне объяснит? Почему?! Что я сделал не так?
      Я выскочил из домика и побежал, задыхаясь, по замызганной улице. Несся так, что налетел на Быструю Походку. Псих отскочил в сторону и пропустил меня вперед с учтивым поклоном.
      Присцилла, прелесть моя. Я ненавижу тебя!
      Я отправился к Ане. Она мой последний шанс...
      – Заходи, Плакса, – кивнула Аня, облаченная в свои обычные домашние обноски. – Тут вот какое дело... у меня к тебе разговор.
      – У меня к тебе тоже. Ладно, давай ты первая.
      В конце концов начинать надо с чего полегче, а я не думал, что Аня сможет меня чем-то огорошить.
      – Плакса, я больше не смогу играть в «Аденоме». Я уезжаю. Мне жаль.
      Во дела! Так-таки огорошила!
      – Уезжаешь? Куда?
      – Я на прошлой неделе получила по электронной почте письмо от друзей из Областного экологического центра. Мне работу предлагают в Филимоновском заповеднике... А мне ведь надо на учебу скопить на следующий год...
      – И ты решила отвалить?
      – А почему нет? Меня в этой гнойной дыре ничто не держит. А вы, я думаю, не пропадете. Представляешь, там такая природа!.. Просто мечта.
      – Когда уезжаешь?
      – Скоро, друг мой. Завтра утром.
      – А можешь для меня сделать последнее доброе дело?
      – Да хоть два, любезный Плакса.
      – Мне очень нужен домашний адрес Присциллы.
      Аня изобразила бровями вопросительные знаки.
      Я набросал для нее штрихами наше с Присциллой последнее утро.
      Аня нахмурилась:
      – Дело плохо. Хуже, чем ты думаешь. Помнишь, однажды ты меня просил узнать все про нее?
      – Ну?
      – Коня не запряг – так и не нукай. Я тебе тогда кое-чего не сказала... У Присциллы, точнее, у Тани, есть жених. Подчеркиваю: не бойфренд какой-нибудь там, а человек, с которым она в самое ближайшее время собирается связать свою судьбу и жить с ним в радостях и в горестях, пока смерть не разлучит... и прочая лабудистика.
      – Почему же ты это скрыла? – вскричал я.
      – А чего раньше времени пугать? В жизни столько всего происходит – твоя любимая фраза, не так ли? Может, она бы с ним рассталась ради тебя. Шанс всегда есть, хотя в данном случае он был равен даже не нулю, а отрицательной величине.
      – А почему? Кто ее жених?
      – Какой-то менеджер, что ли... Ему двадцать пять, работает в «Нефтехимэнерго», безумно занятой дядёк. Я в принципе, могу узнать адрес Татьяны... Но толку тебе будет от него! Если, как ты говоришь, Таня забрала свое барахлишко из домика, то скорее всего она переехала сам понимаешь к кому.
      Я схватил ее за локти:
      – Аня, хоть ты и не женщина, а бесполое не-пойми-чего, обращаюсь к тебе как к женщине. Что это значит? Ведь Присцилла действительно была от меня без ума!
      – Во-первых, она больше не Присцилла, а Татьяна, повторяю в последний раз! – резко поправила Аня, вырвав руки. – А во-вторых, скромник ты наш, с чего ты взял, что была без ума?
      – Она сто раз говорила, что без ума от меня и от того, что я делаю, что всегда мечтала гулять с рок-звездой...
      – Вот и погуляла... Влюбленность не есть любовь. Может, она от тебя и млела и млеет до сих пор, но это ровным счетом ничего не значит. Хочешь услышать мою версию – пожалуйста. У Татьяны впереди длинная полоса стабильности и размеренности, вот она и решила в последний раз пуститься во все тяжкие. Поиграть в детские игры. Немного пожить сумасшедшей жизнью.
      – Почему немного?
      – А ты думал, она смогла бы отказаться от такого завидного мужчины ради вот такого, как бы это, чтоб тебя не обидеть... растрепая! Ведь это только в волшебных сказках девушка отказывается от короля ради пастуха.
      – Ты же знаешь, Аня, я верю в сказки. Я думал, что и она тоже верит, что мы с ней будем идеальной парой. То, что было у нас с ней, и вправду было волшебством.
      – Понимаешь, Плакса... Еще не факт, что ты ей вскружил голову. Ты такой... Тебя нельзя назвать ни однозначно плохим, ни однозначно хорошим. Для меня ты романтик, прекрасный человек и мой друг. А для кого-то еще ты бесхребетный и пустопорожний балбес! – Ее голос вдруг посуровел. – Ты постоянно плаваешь в каком-то астрале. Уже рассказал Тане все свои небылицы? И про своего погибшего брата, которого у тебя на самом деле никогда не было? И про Матроса, которого ты якобы отравил бодяжной водкой, хотя он до сих пор жив-здоров? И про подземный город? И про... я уж не знаю, чего ты там еще сочинил! Зачем ты все время врешь? Зачем тебе это надо?
      – Я не вру, – отрезал я. – Я сочиняю сказки, Анюта!
      – Я-то знаю, что ты сочиняешь сказки. И сам веришь в то, о чем рассказываешь. – Аня слегка успокоилась. – А другим-то откуда знать?
      – Может, я вижу то, чего никто больше не замечает?
      – Зато ты в упор не видишь того, что для всех остальных – очевидный факт. Ты застрял в своих детских комплексах. К твоему сведению, есть и другой мир – мир взрослых, куда путь тебе пока заказан.
      Я промолчал.
      – Ты правда хороший, Плакса. В тебе есть что-то первозданное. Диковатость какая-то. Ты не похож ни на одного яйценосца. (Аня так величала всех без исключения мужчин.) Они все на принципах, на понтах. Гордые, постоянно кому-то что-то доказывают... А ты – ты такой, как есть, и не стремаешься. У тебя все будет нормально. Но не сейчас и не здесь. Может быть, – подчеркиваю, может быть, – Таня чувствует к тебе то же, что и ты к ней, и ей важно сохранить это волшебство. С ее избранником у нее все будет очень обычно и пошло. И ссориться будут по пустякам, и скандалить. А ты, Волшебный Мальчик, озарил ее жизнь на две недели и уехал обратно в свою волшебную страну. И она таким всегда будет тебя помнить и любить. Я для чего это говорю: не вздумай ее преследовать. Не вздумай! Займи себя чем-нибудь: пиши песни, играй в компьютерные игрушки, смотри телевизор до опупения, работай, учись, бейся башкой об стену. Если будешь бегать за ней и умолять вернуться, себе же сделаешь хуже. Разбередишь всю душу на фиг. Ну иди сюда!
      Она стиснула меня в объятиях. Я обнимал мою верную Аню обеими руками и горько плакал о погибшей мечте. Она гладила меня по голове.
      – Плачь сколько хочешь, Плакса, – серьезно говорила моя подруга. – Я тебя не прогоню. Только не лей в себя алкоголь и вены не режь...
      Внезапная мысль заставила меня вырваться от Ани, схватить ее руку и сорвать с запястья напульсник, который она еще ни разу не снимала при мне.
      Так и есть – под ним оказался темный рубец. Тот самый, который уничтожил мой любимый пушистый одуванчик и создал новую Аню – жесткую, угловатую, резкую, стриженную под мальчишку.
      – У тебя тоже была такая история? Поэтому ты так изменилась? Ты пила? Пыталась покончить с собой? Из-за этого тебя исключили?
      На все мои вопросы Аня только кивала.
      – Меня даже в психушку клали на целый месяц, – негромко проговорила она.
      Мы снова обнялись. Аня смотрела с искренней жалостью:
      – Так неохота с тобой расставаться... Я буду скучать.
      – Я тоже, Аня... Завидую я тебе. Как бы сейчас все бросил к едрене фене да поехал с тобой!
      На прощание я расцеловал Аню в щеки, соленые от моих же слез.
      Не один я рыдал в тот вечер. Дома меня встретили вопли и громкие всхлипы. Их издавал мой в стельку упитый папаша, уткнувшись лицом в крышку кухонного стола и сотрясаясь всем проспиртованным телом.
      – Ну чего опять, старый черт? – поинтересовался я.
      – Госссподи... – простонал родитель. – Мальчик... Что же это такое? Ведь он же не виноват, что таким родился... А?.. А они его... Побираться...
      Все понятно. Он опять вспомнил рассказик Бунина «Дурочка» – про то, как один семинарист отымел девочку-дауна, у них родился невероятно уродливый отпрыск. Потом вместе с мамочкой им пришлось жить милостыней.
      Как быть в такой ситуации? Урезонивать – особенно в жесткой форме – стоит того, кто орет и дебоширит, а так... и противно, и жалко.
      Через полчаса зазвонил телефон.
      – Хорек на проводе, – ядовито проскрипело из трубки. – Где тебя носит, я весь вечер названиваю!
      – Где носит, там и носит. Изложи суть дела.
      – Суть дела? Собирайся и приходи на мост.
      Вот ведь! Даже от этого бычкососа бывает польза.
      Мы повстречались с Хорьком на мосту.
      – Здорово, Ромыч! – Он хлопнул меня по лопатке.
      Эта его привычка уже достала меня.
      – Ты, грызун, еще раз до меня дотронешься, челюсть сломаю!
      Хорек только осклабился гнилыми зубами:
      – Да ладно тебе! Слыхал, чего в городе творится?
      – Чего?
      – «Доктора» озверели. Решили выцепить по одиночке всех, кто был на нашем концерте, человек восемь вчера уже в больницу отправили. Представляешь: нашему Фоме почки отбили! А Криттер со своими ребятами поломали пару «докторишек».
      Я не верил своим ушам:
      – Как так? Я думал, они на нас больше не полезут!
      Хорек окрысился:
      – Наивный ты, Ромка! Они на нас не полезут, только если все дружно в гробы лягут. Короче, тема такая: сегодня в двенадцать ночи будет грандиозная стрела, «доктора» против неформалов. Что скажешь? Нас же теперь вон сколько! Устроим красно-белым Варфоломеевскую ночь и утро стрелецкой казни!