- Отец был настоящим мастером, мне до него далеко, - признался Андреас.
      - Жизнь, выходит, выкидывала с тобой всякие коленца, и узлы вязала, как бы в подтверждение своих слов кивнул Николай Курвитс.
      - Было у меня по-всякому, хорошего больше, чем плохого. Я не жалуюсь.
      Старик стал растирать голень рукой.
      - А когда ты ныл и охал? Больно уж требователен к себе, если делаешь что, так уж от сердца, взваливаешь на себя ношу нескольких людей. Знаешь, неожиданно, кхекая, рассмеялся Курвитс, - Теодор-то, руйкве-реский пастор, пропил свой приход. Это твоя заслуга, Железноголовый. Да не пяль ты глаза. Ты подорвал его авторитет. После того как связал Мызаского Сасся пасторскими помочами, песенка Теодора спета была. Авторитет - тютю. Не должен был он давать тебе помочи. В глазах людей после этого он выглядел обыкновенным робким человеком, которого всякое слово покрепче пугает. Ведет проповедь с кафедры, а люди внизу смеются. Пить стал. Приходил ребенка крестить или овечку божью провожать в стадо господне - за версту водкой несло. Души набожные возмущались. Приходить-то следует с ясной головой, трезвым, а уходить - хоть на карачках уползай. Те, кто устраивает крестины или поминки, обязательно поднесут. Ради приличия слуга господень обязан противиться, а он сам просил и не стыдился с горлышка булькать. Последние два года читал проповеди в Пустой церкви, потом пропил церковные деньги, а когда третий год налог не внес, приход ликвидировали. И жена тягу дала. Говорят, живет сейчас Теодор на харчах у какой-то вязальщицы кофт из комбината "Уку", мужелюбивая дамочка, по слухам, жаловалась: мол, поет ее Теодор и впрямь чудесно, а вот в другом чем толку никакого. Петуха-то ведь ради одного кукаре-' канья не держат... Послушай, чтобы не забыть, Мы-заский Сассь вернулся.
      - Мызаский Сассь? Поджигатель и убийца? А ты не путаешь чего-нибудь?
      - Вернулся. Наша власть милостивая.
      - Слишком милостивая, - резко сказал Андреас- У него же руки в крови. По меньшей мере пять-шесть человек на совести.
      - Значит, доказать не смогли, сумел выкарабкаться. Ни ты, ни я своими глазами ничего не видели, - сказал Курвитс. - Привез из России молодку себе, бабенку румяную, через год вернулась она в свои края: не иначе как прослышала кое-что. Разумная была, говорят, женщина, уже по-нашему лопотала, за скотиной ходила. Сассь не в Руйквере поселился, боялся. Работал в Кязикуре по мелиоративной части, Кязикуре от нас сорок верст на север. Если бы не увидел его собственными глазами, посчитал бы разговоры пустой болтовней.
      Нервы у этого волка, правда, сдали. По ночам, говорят, ему чудилось, как огонь трещит и как дети кричат. Он ведь не щадил ни женщин, ни детей.
      - Я должен был его своими руками... - вырвалось у Андреаса.
      - Благодари небо, Железноголовый, что нет на твоей душе чужой крови, успокаивал его Курвитс. - Спасибо скажи. Мызаский Сассь сам себя судил, стрельнул в рот картечью.
      Андреас чувствовал, что кто-то следит за ними, глянул в сторону. Тынупярт не отвел глаз. "Пусть таращится", - решил Андреас.
      - Еще говорят, что и латыш вышел под чистую, и он подпал под амнистию. Вернулся в Латвию, живет в Даугавпилсе.
      - А новостей повеселее у тебя нет?
      - Есть. В нашу реку выпустили мальков форели. - Форель там не будет жить, форели холодная
      нужна вода, как родник чистая, - сказал Андревс. - А в Руйквере речка мутится, дожди намывают туда землю. Вдобавок еще из болота ржа сочится.
      - У почтарши Эды теперь трое детей, - сказал Кур-витс, уставившись в потолок. - Мужа порядочного, домоседливого заимела.
      Андреас рассмеялся:
      - Ну и пес же ты старый! А в партию-то хоть вступил?
      - Я бы вступил, да ты уехал, а другие парторги меня не жаловали. Сознания у меня недостаточно.
      -'Я напишу парторгу вашему.
      - Не пиши. Заварят старое дело. Я однажды ездил рыбу ловить на тракторе, - объяснил "царского имени колхозник", и по тону его Андреас понял, что это была очередная проделка Курвитса. - После ледохода щучий жор начался. У меня ноги в коленях вовсе уже не гнулись. Но душе покоя не было. А тут "Беларусь" во дворе, тогда я уже на тракторе не работал. Сводный брат Мызаского Сасся, тихий такой мужичонка, и мухи не обидит, поднабрался как следует, проезжал мимо нас, а трактор у него так и вихлял из стороны в сторону, ну, думаю, на шоссе, чего доброго, наедет на кого-нибудь. Остановил я его, сманил мужичка рябиновкой с трактора и спать уложил. Утром черт меня дернул. Сводный брат Сасся еще храпел, я и решил, что раньше десяти глаз он не продерет, забрался на трактор - и прямым ходом к реке. Но трактор понадобился, тракториста нашли у нас, и меня отыскали по следам. Уже два щуренка было в садке, да и они не спасли. В конторе сказали, что это кулацкий заговор, я брат серого барона, тракторист - сводный брат главаря лесных братьев, дело, что называется, было заведено. Тогда мне стало ясно, что за водкой на тракторе гонять можно, катай себе сколько влезет, но к реке - это уже саботаж. Так что, будь добр, не пиши.
      - А что сказала Мариета?
      - Что дураку и в церкви на орехи достается. Старуха у меня милосердной души человек. А твоя семья как?
      - С женой я развелся, - Андреас ничего не таил,
      - Тогда мне повезло больше твоего, - покачал головой старик. - Как выздоровеешь, приезжай, поглядишь на нас. Порыбачим. Уж не обезножею я. А если и обезножею, то колхоз должен "виллис" дать, на "Волге" к рыбным местам не подъедешь. Разве они посмеют отказать? Я же учредитель колхоза, железный фонд и оплот его, портрет мой висит на стене в главном здании, "Знак Почета" на груди и все прочее. Если раньше не выберешься, приезжай через четыре года, в семьдесят втором будет юбилей, колхозу "Кунгла" ровно двадцать пять лет исполнится. Видишь, имя, которое ты ему дал, до сих пор живет, хотя "Кунгла" было только одним из шести хозяйств, которые теперь объединились. "Сталины" переименовали, и нам в свое время предлагали "Сталина", ты отстаивал "Кунглу". Не влетело тебе за "Сталина"?
      - Да нет. Против "Сталина" у меня ничего не было, только колхоз для такого имени слишком немощным был. В сорок девятом году Сталин являлся для меня богом.
      - Недоброжелатели твои в анонимках тебе в вину ставили и то, что ты против имени этого возражал.
      Андреас заметил, что Тынупярт по-прежнему наблюдает за ними. В их сторону он больше не смотрел, глаза его уставились в потолок, но чувствовалось, что слушал он внимательно. Андреаса это не трогало. К Эдуарду он уже привык. Временами, правда, в душе подымалось что-то, но, к счастью, у старых дрожжей больше не было прежней закваски, чтобы неожиданно чему-нибудь прорваться.
      - Времена анонимок кончились, - заметил Андреас.
      - Не скажи. Может, столько не значат, как в свое время, но пишут все равно по-прежнему. Даже я высиживаю жалобу. Прямо министру сельского хозяйства, под своим именем - и никаких. На председателя. Чтоб не считал меня батраком. Я хочу быть хозяином, полноправным хозяином.
      - Если душа не дает покоя, сходи сам на прием к министру, вроде бы честнее будет, - подсказал Андреас.
      - Честнее, конечно. Приколю орден - и пошел.
      - А с председателем ты поговорил как мужчина с мужчиной?
      - Он не принимает меня.
      - Тогда выступи на общем собрании.
      - Думаешь мне, увечному старику, легко чесать язык на общем собрании? Что хуже всего - теряюсь я там, уже пробовал. Между собой болтаю сверх всякой меры, на собрании язык в узел вяжется.
      - Начни все-таки со своего колхоза.
      - Ты серьезно? Оно, конечно, будет честнее. Сперва побываю в сумасшедшем доме, потом видно будет.
      - Посылают на исследование в психоневрологическую больницу?
      - Говори так, как в народе говорят. Если Сээвальд, то Сээвальд. Ты, наверно, не знаешь, что вначале я лежал в этой палате. Отсюда перевели в хирургию: мол, ревматизма нет, сердце здоровое, можно резать. Хирурги уже ножи точили, но потом махнули рукой и теперь хотят сплавить меня в сумасшедший дом. Я даже пикнуть не смею своей старухе о Сээвальде, засмеялся старческим смехом Николай Курвитс. - Не то возьмет под опекунство. И председателю ни гугу - прикушу язык, нельзя давать ему в руки козырь. И старухе, и председателю вместо Сээвальда скажу невропатологическая или нейрохирургическая клиника. Если оперировать, то, конечно, будет нейрохирургическая, я узнавал. Сомневаются, что у меня вообще воспаление суставов, - все вдруг заговорили о нервах. Не о тех нервах, которые человека с ума сводят, а о других, от которых двигаются и руки и ноги. А может, у меня сразу два воспаления - и суставов, и нервов. Поди знай, Поживем - увидим.
      Николай Курвитс с трудом встал и, опираясь о спинки коек, полувыволок себя из палаты. Радовался, что все-таки встретил Железноголового. Конечно, больница не самое лучшее место для встречи. Совсем другое дело, если бы они повстречались на певческом празднике, туда Николай Курвитс всегда ходил со своей старухой, которая на предпоследнем певческом празднике пела еще в смешанном хоре. Вот там, или у речки, или в пивной. А встретились они в лазарете. По словам Эллы, даже доктора удивлялись, что Железноголовый вообще жив остался. Мужик он крепкий, а таких крепких как раз и валит разом. Но жить он не умел, постоять, за себя - самым страшным грехом считал. То в деревню, то на железную дорогу, то на автобазу, теперь На строительстве. Куда ни пошлют, идет безропотно, и всюду умеет как бы поддать людям жару. Или места не нашел он своего правильного? Есть же такие, кто все ищет да ищет, пока волосы не поседеют, пока горб не наживут и силенки не выдохнутся. Теперь, конечно, должен занятие полегче найти, где на нервах не играют и работа не мочалит. Если бы еще дома вздохнуть можно было. Мужик прочнее на ногах стоит, если дома понимающая супружница. А Железноголовый подкрепления душе у своей жены не находил. Не будь у него, "царского имени колхозника", такой верной и преданной Мариеты, давно бы черви уже съели его. Или завшивел бы вконец, или кто знает, в какой богадельне пребывал бы под чужим приглядом. Нет, Железноголовый не поддастся, головы не повесит. Такого человека домашнее горе не сломит, лишь бы полегче жилось ему.
      В эту ночь сон у Андреаса Яллака был опять беспокойный. Он несколько раз просыпался, к счастью, засыпал снова. Тынупярт вроде бы совсем не спал. Всю ночь лежал, уставившись в потолок. По крайней мере, Андре-асу показалось так. Утром Тынупярт жаловался на плохой сон. Когда все время находишься в помещении и лежишь, то какой там сон. Даже снотворное не помогает.
      Лембит Тынупярт полностью походил на отца. В молодости Эдуард выглядел точно так же. Может, был чуть плечистее и пониже, конечно, думал Андреас Яллак. Эдуард тогда рос быстрее его, Андреаса. В пятнадцать лет Этс сходил уже за взрослого мужчину, в школьные годы он завидовал росту Этса. Но в шестнадцать и сам начал вытягиваться, а спустя два года они Снова были одного роста, обоим до метра восьмидесяти не хватало одного сантиметра. У сына Тынупярта рост явно за метр восемьдесят. В этом отношении Тынупярты подтверждают истину, что в двадцатом веке сыновья вымахивают выше отцов. И Этс был выше своего отца. У них же, у Яллаков, это общепризнанное правило не действует, он, Андреас, правда, был выше отца, но сын Андрес ростом выдался ниже. И по обличию Андрес походил на мать, Лем*бит же Тынупярт внешне - копия своего отца. Такой же холодный взгляд, даже цвет глаз, темный, почти коричневый вокруг зрачков, а затем светлевший и обретавший зеленоватый оттенок, и тот совпадал. Смуглое лицо, чуть с горбинкой нос, крутой, выдававшийся вперед подбородок, прядка волос уголком на лбу, широкий тонкогубый рот. Большие руки, а также ноги, башмаки, как и у отца, наверное, сорок пятого размера. Этсу еще в последнем классе начальной школы покупали обувь со взрослых полок. Он гордился этим. Ни у кого из ребят с их улицы не было таких ножниц, как у Этса Тынупярта, у сына почтового служащего, отец которого в середине двадцатых годов сумел встать на ноги, купил, как говорили в свое время люди постарше, за сущий пустяк себе дом, "Он мне будто с неба свалился", - похвалялся старый Тынупярт. По слухам, он назанимал денег у всей родни, сам и половину цены не смог бы оплатить, хоть и был бережливый человек, и с царской поры всегда на постоянной службе. Прежний хозяин дома, перебравшийся еще до первой мировой войны из деревни в город, владелец дровяного склада, внезапно умер от воспаления легких; потерявшая голову вдова собралась к уехавшим в Бразилию детям. Продажа дома свершалась впопыхах. Так и сошелся со счастьем старый Тынупярт, он первым пронюхал о том, что вдова собирается уезжать. Они дружили семьями. Бабы сплетничали, что, мол, неспроста вдовушка предпочла Тынупярта, у мужа ее глаза были всегда залиты вином. И был он грубый и неопрятный. Тынупярт же всегда ходил в отглаженных брюках, при галстуке или в мундире, нежно и прочувствованно пел, когда собирались на дни рождения. Супруга владельца дровяного склада открыто сетовала, что почему ее Леопольд не такой вежливый и образованный, как Тынупярт, уж явно между ней и Тынупяртом что-то было. Окажись Тынупярт вдовцом, она бы не уехала в Бразилию, но супруга Тынупярта была в полном здравии и глаз с муженька своего не спускала. Тынупярт овдовел после того, как жена владельца дровяного склада уже несколько лет прожила в Южной Америке, ходил даже слух, что, не будь войны, она вернулась бы обратно, только это могло быть и чистой сплетней посадских кумушек, потому что Тынупярт к тому времени снова был неимущим человеком. Так же как вдруг и неожиданно стал домовладельцем, так же внезапно и лишился своего положения. Во время всеобщего кризиса, когда всем было туго, он остался без дома. Оказалось, что не успел расплатиться со всеми. Кредиторы потребовали свое, опротестовали векселя, и дом пошел с молотка. Что же до ног Этса, то он был твердо убежден, что станет самым известным в Юхкентале человеком, потому что по рогам и бык. Большие ноги были и у сестры Этса Каарин, - во всяком случае, так уверяли соученицы ее, хотя Андреасу ноги Каарин вовсе не казались большими. На его взгляд, у нее были красивые ноги, по правде сказать, он особо и не приглядывался к ним. Если бы у него спросили о глазах Каарин, он не раздумывая сказал бы, что таких красивых и глубоких глаз нет ни у одной другой девушки. У Каарин были большие темные глаза, сплошь коричневые, а не только вокруг зрачков, как у Этса. Он, Андреас, восторгался глазами Каарин, ее длинными, толстыми косами, позднее любовался ее пышной темноволосой мальчишеской прической, улыбкой и пушком на верхней губе. У Каарин была самая тонкая в классе талия, о чем соученицы ее не заговаривали. Чем старше, тем краше становилась сестра Этса. В глазах Андреаса Каарин затмевала всех других девушек, и в Юхкентале, и в школе.
      Внук Кулдар ни в отца, ни в деда не вышел, для Тынупяртов он выглядел слишком бледным - смуглолицего Этса в школе дразнили цыганом. Большие голубые с длинными ресницами глаза внука были бы к лицу и девочке; Андреас не смог как следует разглядеть глаза матери, но, судя по всему остальному, внук все же пошел больше в нее, чем в отца. Невестка Тынупярта была невысокой, хрупкой женщиной.
      Лембит Тынупярт вел себя уверенно, но и Эдуард Тынупярт запросто ни в каком положении головы не терял. Войдя в палату, Лембит поздоровался со всеми и улыбнулся также Элле, которая как раз ставила под койку отца вымытое судно. Жене своей он принес стул, сам уселся на край кровати. И внук не робел, с порога громко сказал всем "здравствуйте" и побежал к дедушке, который протянул ему руку. Мальчик изо всех сил жал дедушке руку, широкая Этсова ладонь никак не умещалась в его ручонке, однако он старался жать по-взрослому. По-взрослому же он спросил и о том, когда же дедушка вернется наконец домой, без дедушки дома скучно, отец запирается в своей комнате, мама приходит поздно, когда он уже спит, у бабушки без конца в гостях тети, ни у кого нет для него времени. Так что пускай дедушка скорей поправляется и приходит домой. В ответ на это мать объяснила Кулдару, что отец был бы рад поиграть и побыть с ним, но ему совершенно некогда, он заканчивает важную работу. А она задерживается допоздна потому, что сейчас у нее консультации. Скоро они кончатся, и тогда она будет приходить домой раньше. И папа скоро завершит свою большую и важную работу, и тогда они всегда будут вечером вместе.
      Андреас подумал, что с сыном и невесткой Эдуарду повезло, внук тоже, кажется, растет разумным парнем. Андреас взял с тумбочки свежий номер "Вопросов философии" и стал читать. Едва успел пробежать две-три страницы, как услышал:
      - Товарищ дядя, что вы читаете?
      - Журнал, - ответил Андреас.
      - Какой журнал? Научный? Мой папа читает только научные журналы. Сказки и художественную литературу он не читает, говорит, что романы бессодержательные. Я, конечно, читаю романы, сегодня читал "Кентавра", только что вышел. Ой, да это у вас на русском! И мой папа читает по-русски и еще по-английски. Дедушка читает по-немецки.
      - Не сердитесь, - повернулась к Андреасу невестка Эдуарда и упрекнула сына: - Не мешай дяде читать.
      - Ничего, - успокоил Андреас.
      Кулдар уставился в упор на Андреаса, радостно улыбнулся и торжествующе воскликнул:
      - А я знаю дядю!
      - Откуда? - удивились все.
      - Знаю, - заверил Кулдар.
      - Он вас с кем-то путает, - извинилась мать.
      - Не путаю. У тети Каарин есть дядина фотография. Две фотографии. На одной дядя молодой, совсем молодой, еще моложе папы. А на другой дядя такой же старый, как сейчас. - Кулдар подумал и уточнил: - Нет, моложе немного. На три года моложе.
      Тут вмешался глава семейства Тынупяртов.
      - Кулдар, возможно, прав. Извини, - обратился он к Андреасу, - что не представил тебя. Андреас Яллак, с которым мы выросли на одной улице. Мой сын Лембит, невестка Сирье и внук Кулдар.
      Сын и невестка встали и поклонились. Кулдар пожал ему руку, Андреас чувствовал, как малыш пытается как можно крепче пожать и его руку.
      - Ты здорово наблюдательный парень, - похвалил Андреас, - острый глаз у тебя. Если увидишь тетю Каарин, передай привет от меня. Не забудешь?
      - Не забуду, - серьезно, по-взрослому, пообещал самый младший Тынупярт. - Я только не знаю, когда снова увижу тетю Каарин. Она редко бывает у нас, мы всего два раза ходили к тете Каарин. Я и не знал, что есть тетя Каарин.
      - Когда вы... ходили туда? - спросил у сына Эдуард Тынупярт.
      - Они ходили с бабушкой, - ответил сын,
      - Да, мы ходили с бабушкой, - подтвердил Кулдар и снова обратился к Андреасу: - Вы были женихом тети Каарин?
      - Ой, Кулдар, ты опять говоришь глупости, - попыталась невестка спасти положение.
      - Воспитанный ребенок так не спрашивает, - поспешил на помощь жене отец Кулдара.
      - Если ничего нельзя спросить, то я не хочу быть воспитанным, - сказал Кулдар, он склонился к уху Андреаса и прошептал: - Были, да?
      - Любопытный, как старуха, - сказал теперь и дедушка.
      Кулдар как бы испугался.
      - Нет, не был, - спокойно сказал Андреас. Ему нравился не по летам смышленый мальчонка. - Хотел, правда, стать женихом тети Каарин, но тетя Каарин не захотела.
      - Тетя Каарин захотела дядю Яака?
      - Да, тетя Каарин вышла замуж за дядю Яака. Сколько тебе лет? - в свою очередь спросил Андреас, чтобы перевести неловкий разговор на другое.
      - Шесть, - ответил Кулдар, - На следующий год пойду в школу. Сразу во второй класс.
      - С чего это ты взял? - спросила мать, которую и эти слова, казалось, приводили в неловкость.
      - Бабушка сказала, - объяснил Кулдар. - Бабушка сказала, что в первом классе мне делать нечего, Я умею читать, писать и решать. У меня вся таблица умножения в голове.
      - Сколько будет дважды три? - спросил Андреас,
      - Шесть.
      - Четырежды пять?
      - Двадцать, - последовал Моментальный ответ.
      - Семью девять? Это спросил уже отец.
      - Шестьдесят три.
      - Это и для меня новость, - развел руками Лембит Тынупярт.
      - Разве ты не знал, что семью девять шестьдесят три? - удивился сын.
      Мать засмеялась. Улыбнулся и Андреас.
      - Испортите вы парня, - сказал старый Тынупярт сыну и его жене.
      - Вас зовут Андреас или Атс? - не отставал от Андреаса Кулдар.
      - Ты же слышал, что Андреас, дедушка сказал, когда знакомил нас, быстро произнесла мать, которая чувствовала, что снова может возникнуть неловкость.
      - На фотографии у тети Каарин написано "Атс", - защищался Кулдар. - Я сам читал. Там было написано: "Не забывай. Атс",
      - Извините, - обратилась к Андреасу невестка Тынупярта.
      - Мое настоящее имя Андреас, - ответил он малышу.
      - Дядю Андреаса мы звали Атсом. Я, и тетя Каарин, и другие. И дядя Яак тоже. Когда молодыми были. Еще моложе твоего отца. В твоем возрасте, - счел нужным объяснить старший Тынупярт.
      - Так что друзья детства, - произнес Лембит Тынупярт.
      - Одни юхкентальские парни, - сказал Тынупярт-старший.
      - В школьные годы действительно друзьями были, - заметил Андреас.
      - Потом шли разными дорогами, -добавил Эдуард.
      - Что такое юхкентальские парни? - заинтересовался Кулдар.
      - Юхкенталём называлась часть города вокруг юх-кентальских улиц. Примерно район между нынешним рынком и улицей Кингисеппа. Ребят, которые там жили, называли юхкентальскими парнями, - объяснил Андреас.
      - Папа, своди меня на Юхкентальскую улицу, - попросил Кулдар отца.
      - Юхкентальских улиц нет больше, - сказал Лембит Тынупярт.
      - А куда Юхкентальские улицы делись? - допытывался Кулдар. - Сгорели? Дедушкин дом сгорел.
      - Улицы остались, но им дали новые названия, - пояснил старший Тынупярт,
      - Почему?
      - Старые названия не подошли новому времени. - В голосе Эдуарда Тынупярта послышалась ирония.
      - Прежние названия не подходили и старому времени, - заметил Андреас, и в его голосе прозвучала ироническая нота. - Юхкентальские улицы перекрестили еще во времена покойного президента.
      Эдуард Тынупярт кольнул в ответ:
      - Покойный президент был чертовски дальновиден: Большая Юхкентальская носит имя Кингисеппа.
      - Преобразование и изменение - закон развития, - отметил Лембит Тынупярт. Андреас так до конца и не понял, сказал он это просто по ходу беседы или знал о чем-то большем и пытался снять возможную напряженность.
      Эдуард Тынупярт усмехнулся про себя.
      Самый младший Тынупярт потерял интерес к улицам, он взял в руки философский журнал и стал, запинаясь, читать русские буквы на обложке.
      - Судя по кислородному баллону, и у вас неладно с сердцем, - У невестки Тынупярта был мягкий, низкий голос.
      - Инфаркт, как и у меня, - заметил Эдуард Тынупярт. - Какие бы зигзаги не выкидывала с нами жизнь, в конце концов мы оказались рядом, на больничной койке.
      Андреасу показалось странным, что Эдуард заговорил о разных дорогах и зигзагах. То ли у него что-то на душе, или сына остерегает, или, может, решил позлословить над ним?
      - Надеюсь, что эти разные дороги и зигзаги не бросают тень на вашу детскую дружбу, - сказал Лембит Тынупярт.
      - Горбатого могила исправит. - Эти слова Эдуарда Тынупярта можно было снова толковать по-разному.
      - Сознание отдельной личности, конечно, консервативнее общественного сознания, - высказал Лембит Тынупярт, - в этом смысле годятся многие старые присловья. Но только в известной мере. Я не совсем представляю, отец, что ты имеешь в виду под разными дорогами, но догадываюсь. Теперь вы идете одной дорогой, несмотря на горб, который у вас у обоих на спине. Не следует забывать, что не только от конкретной личности зависит то, какую социальную роль ему приходится выполнять.
      - Социальная роль, системы стоимости, референтные группы, структура личности - придумывание новых терминов не приближает истину. - Эдуарду Тынупярту не понравились слова сына.
      Андреасу показалось, что Тынупярт и его сын по-разному смотрят на мир.
      - Что такое социальная роль? - Услышав новое понятие, Кулдар тут же потребовал объяснить его.
      - Социальная роль - как бы тебе это объясвить? - Средний Тынупярт встал в тупик перед младшим. - Социальная роль - это функция человека, нормативно установленный образ поведения. Я твой отец, моя социальная роль по отношению к тебе - быть хорошим отцом.
      - А социальная роль собаки - лаять? Все засмеялись.
      - Социальная роль есть только у людей, - сквозь смех объяснил отец.
      - И у меня тоже?
      - Твоя социальная роль - быть хорошим ребенком.
      - Ясно, - сказал Кулдар и поскакал к окну... 660
      - Шустрый у тебя внук, - снова похвалил Кулдара Андреас.
      Невестке это было приятно. Она сказала:
      - Моя мама всегда говорит, что Кулдар поразительно напоминает деда.
      Андреас вглядывался в Эдуарда и Кулдара, но ничего общего в них не находил.
      Невестка заметила это и, улыбаясь, добавила:
      - Моего отца. Своего другого деда. Кулдар не видел его. И я тоже. Я родилась после того, как отца мобилизовали. Он погиб на войне.
      Кулдар прискакал назад.
      - У меня глаза точно как у другого дедушки. Бабушка из Пелгулинна сказала. И тетя Сельма говорит.
      Кулдар повернулся к Андреасу, чтобы тот увидел его большие голубые глаза.
      - По фотографиям я тоже могу сказать, что у тебя глаза второго дедушки, - заверил Лембит Тынупярт.
      Тынупярт-старший перевел разговор на дела домашние:
      - Колодец хорошо дает воду?
      - Мастера сделали свою работу прилично, - ответил сын.
      - Вода приятного вкуса, - добавила невестка.
      - Бабушка боялась - вдруг будет соленая, но получилась не соленая, оказался тут как тут и внук.
      Андреас продолжал читать начатую статью.
      Он не успел еще сколько-нибудь углубиться в нее, как появилась гостья. Маргит.
      В белом халате она выглядела удивительно молодо.
      Маргит обратила на себя внимание, Тынупярты прервали разговор, Лембит поспешил принести Маргит стул. Она приветливым кивком поблагодарила его:
      - Вы очень любезны.
      Андреас не представил ее Тынупяртам. Она не поцеловала его.
      На этот раз у Маргит была с собой и вазочка. Она снова принесла гвоздики.
      - Я просто испугалась, когда не нашла тебя в седьмой палате, - сказал Маргит.
      Андреас усмехнулся:
      - Извини, виноват, конечно. Надеюсь, что не в морге меня искала.
      - Дорогой Андреас, этим не шутят... Ты выглядишь куда лучше.
      - Не обращай внимания на мои слова. От лежания свихнуться можно. Вот ты действительно хорошо выглядишь. Большое тебе спасибо, что выбралась ко мне. Читал в газете, что с Кавказа приезжали обмениваться опытом по внедрению новой техники. Тебя, конечно, тоже в покое не оставили? - говорил Андреас, о чем-то он ведь должен был говорить. Приход Маргит его особо не обрадовал, он даже не мог понять своего отношения к ней.
      Комплимент понравился Маргит. Она сказала: - Да, азербайджанцы взяли у меня три дня. Наверное, поеду с ответным визитом в Баку. Мне кажется, что там можно кое-чему поучиться. Я познакомилась с твоей дочерью, Андреас. Приятель твой, товарищ Том-сон, познакомил, он был вместе с Юлле на банкете. Ты можешь гордиться своей дочерью, девушка серьезная. Андреас постарался пропустить мимо ушей то, что она сказала. Томсон был вместе с Юлле на банкете. Таавет или кто другой - какое это имеет значение? Андреас заставил себя говорить, говорить без умолку, наконец представил Маргит Тынупяртам, беседа стала общей, поспорили о технократическом н гуманитарном подходе к жизни, один только Эдуард Тынупярт не принимал участия в разговоре.
      Гости Тынупярта ушли первыми. Кулдар в дверях крикнул Аядреасу, что не забудет передать тете Каарин привет, потом бегом вернулся назад к дедушке, уткнулся головой в грудь, поймал его взгляд и поспешил за родителями.
      Маргит осталась до конца времени посещения. За все время до вечера Андреас и Эдуард обменялись лишь двумя-тремя фразами.
      - Не поверил бы, что лежание так изматывает человека, - пожаловался Эдуард.
      - Мне стало крепить живот.
      Перед сном оба попросили по две таблетки снотворного.
      - Встретив тебя в своем полку, я удивился. Признаюсь, что рад был.
      Эти слова принадлежали Андреасу.
      Андреас Яллак н Эдуард Тынупярт негромко разговаривали между собой. Начал разговор на этот раз Эдуард. Посетовал, что можно ошалеть от лежания, что им не повезло с болезью. Инфаркт пригвождает к постели, ты не смеешь подняться, хотя и чувствуешь себя здоровым, ты становишься собственным узником, делаешься противным себе потому, что вдруг видишь себя таким, какой ты есть, без украшающего тряпья. Чахо-точник может пойти и налакаться в первом попавшемся кабаке, желудочник тоже - иди куда хочешь, только диету соблюдай, ревматикам труднее, ревматизм крючит и корежит человека, но у него есть все-таки известная свобода передвижения, он не остается собственным узником. Андреас не возражал, он и не хотел возражать. В словах Эдуарда была добрая доля истины. Они некоторое время кляли свою болезнь, затем Тынупярт стал вообще костить жизнь. Сперва поносил шоферский хлеб и погоню за длинным рублем, потом уже всем был недоволен. Хотел-де жить так, чтобы никогда не опускать перед собой глаза, и все же оказался обыкновенной тварью.
      Сегодня Эдуард был откровенен:
      - Я видел, что ты.. обрадовался. В первую минуту и я ощутил радость. Но не показал этого.
      Андреас сказал:
      - Подумал, что, если уж ты пошел на мобилизационный пункт, значит, решил для себя. В сорок первом легко было скрыться Почему ты не уклонился?
      Бывший друг детства молчал.
      - Не хочешь - не отвечай, - сказал Андреас, - я не настаиваю. Я считал, что рано или поздно у тебя откроются глаза. Это я в ту ночь сказал и Каарин. В ту ночь, когда ты назвал меня свиньей. Твоя сестра тогда была для меня всем. Я не просто крутил с ней.
      - Верю, - буркнул Эдуард. - Тогда не верил, а сейчас верю. Я по-скотски вел себя, когда говорил про сестру плохое. Разве легко мне признаваться в этом? Я ревновал, ревновал, понимаешь ты? Теперь, спустя годы, это выглядит идиотством, даже уродством, собственно, такая ревность и не может быть естественной. Ты, конечно, думал, что политика ослепила меня.