Наибольшего размаха промысел китов достиг в XX столетии. В начале века он распространился на антарктические воды и там развернулся в таком масштабе, что южный кит Eubalaena glacialis по существу был истреблен. Словом, наше столетие оказалось куда более губительным для китов, чем романтическая эпоха, описанная Германом Мелвиллом.
      Теперь китобойный промысел регулируется, все виды охраняются международными соглашениями в рамках Международной китобойной комиссии.
      УГРОЗА НЕ МИНОВАЛА
      Однако сам факт регулирования еще не означает, что киты спасены. Ограничения были введены слишком поздно.
      Истребление гладких китов уже в начале нашего столетия зашло так далеко, что они, по-видимому, вскоре вымрут, если их промысел не будет совершенно прекращен.
      Голубой кит, крупнейшее животное в истории нашей планеты тоже находится под угрозой. Сроки охоты ограничены, в некоторк районах промысел вовсе запрещен, однако специалисты говорят, что понадобится не меньше полувека такого строгого режима, чтобы отвести от голубого кита опасность вымирания.*
      И финвалы тоже, хотя их бьют не в таком количестве, как прежде, нуждаются в более строгой охране.
      В разные годы китобои делали упор на разные виды китов. Так, в 1964/65 году били в основном относительно менее крупного, активно мигрирующего сейвала. Промысловики добыли за сезон 24453 животных - вдвое больше, чем в предыдущем году.
      Горбачи долго числились в списке вымирающих видов. Этот кит меньше сейвала, но на беду для себя дает вдвое больше жира. Промысел горбачей велся так интенсивно, что его пришлось совсем запретить на два года. И понадобится не меньше полувека, чтобы этот вид оправился **.
      Для более эффективной охраны китообразных Международная китобойная комиссия несколько лет назад решила отказаться от старой системы квот, основанной на пресловутых "условных голубых китах"; вместо этого на каждый сезон устанавливают отдельные квоты для каждого вида.
      ПРОЗРЕЛ САМ - ПОМОГИ ДРУГИМ
      С китами та же история, что с кораллами и другими морскими организмами: как только мы начинаем их изучать и по-настоящему узнавать, сразу выясняется, что им грозит вымирание.
      Пожалуй, калипсяне ощущают это острее, чем кто-либо другой. Мы видели глаз кита. Мы любовались нежным дыхалом финвала и белыми ластами горбача. И мы прозрели. Теперь мы на стороне китов.
      Подобно всем новообращенным мы хотим обратить других. Удастся ли нам изменить общественное мнение? Повернуть развитие вспять, отстоять для китов место в земных океанах?
      Мы обязаны попытаться.
      Право же, киты могут дать нам нечто куда более важное, чем корм для собак, чем жир (его мы получаем сколько угодно из других источников), чем распорки для корсетов и зонтов. Мы можем поучиться у них поразительному умению нырять на большую глубину и подолгу задерживать дыхание. Из жертв человека китам пора стать его проводниками и наставниками в подводном мире, который только-только начинает открываться исследователям.
      Мы убедились, что млекопитающих связывают особые узы. Кто испытал это таинственное чувство общности и единства, сохранит его навсегда. Море для нас уже не то, что прежде. Отныне Жестокость или хотя бы безразличие к морским организмам будут Нуждаться огромным большинством людей.
      Нет сомнения, что люди повсеместно встревожены судьбой китов. Калифорнийцы, ежегодно наблюдающие с берега миграцию серых китов, искренне привязались к ним.
      ВЗАИМОПОНИМАНИЕ
      Симпатия человека к китам пока что носит несколько отвлеченный, абстрактный характер. Она основана скорее на здравом смысле, чем на подлинном понимании и чувстве. Но мы надеемся, что дело переменится к лучшему, особенно когда участятся встречи человека и кита под водой. Человек должен познать китообразных в их родной среде, тогда вопрос о существовании этих животных по-настоящему затронет его душу и сердце.
      Одно дело - наблюдать серого кита на поверхности, совсем другое видеть его под водой, видеть, как самка старательно заслоняет своего отпрыска от аквалангиста. Мы давно сожалели об истреблении горбачей в начале века, а после того, как нам довелось услышать речь горбача, увидеть, как он скользит в воде и маневрирует своими ластами, мы не просто сожалеем - мы стыдимся.
      А что в перспективе? Возможно ли, что когда-нибудь наступит подлинное взаимопонимание между человеком и китом?
      В наших встречах с великим морским млекопитающим нам с самого начала мешало то, что мы не знали, как отнесется кит к человеку. Постепенно мы кое-что узнали.. Искали подход, нащупывали, как говорится, почву. И когда убедились, что контакт возможен, стали действовать смелее. Калипсяне научились без страха подходить к этим исполинам. Научились, как вести себя, чтобы животное, чей вес в тысячу раз превосходит наш, терпело наше присутствие.
      Человек и под водой стремился диктовать свою волю, внедрять свои законы, подчинять животных себе. Во время экспедиций в Красном море мы убедились, что даже акуле можем если не навязать свою волю, то во всяком случае внушить к себе почтение.
      С китами все иначе. Для* страха причин больше нет, нас разделяют только масштабы - другими словами, в глазах кита человек настолько мал, что с ним можно вовсе не считаться, тогда как для обычной акулы он достаточно велик, чтобы заслужить ее внимание.
      Конечно, воспринимать и толковать можно по-разному, и все же калипсяне различали какие-то оттенки в отношении к ним кита. Так что наши исследования затрагивают область психологии, и прямое наблюдение призвано сыграть тут немалую роль.
      А ДАЛЬШЕ ЧТО?
      Вопрос немаловажный. Если нам удастся ограничить, даже совсем прекратить промысел китов, это правило придется распространить также и на дельфинов, гринд, косаток. Будем помещать всех животных в клетки ради их спасения? Загоним всю фауну в зоопарки и маринариумы?
      В Калифорнии биологи уже озабочены тем, как много китообразных содержатся в неволе и нередко они гибнут. Можно ли считать охоту на косаток "гуманной", отвечающей принципам морали и законности, спрашивает доктор Шеффер. Это не праздный вопрос. Начиная с 1965 года только в Сиэтле шесть косаток погибли при попытках изловить их. А сколько еще смертельно ранены гарпунами, пулями с усыпляющим веществом, сетями. Правда, доктор Шеффер полагает, что косатки, с их умом и высокоразвитой социальной организацией, научатся избегать опасных районов. Если так, у берегов Калифорнии исчезнут животные, к которым люди прониклись симпатией, которые стали общительными, потому что им здесь ничто не угрожало. Станет невозможно наблюдать и изучать этих замечательных млекопитающих на воле. Доктор
      Шеффер предлагает ввести лицензии на отлов косаток и выдавать их пореже, только для уважительных целей.
      Китам угрожают и другие опасности, вызванные современным развитием. Серый кит - самый древний из сохранившихся китов, живое ископаемое - с каждым годом все больше вытесняется из привычных областей обитания. Сейчас осталось лишь три-четыре залива, где он может зимовать.
      Для серого кита окаймленные манграми, глухие бухты Матанси-та и Скаммона - особый, чудом сохранившийся мирок. И это их последнее убежище. Воды Северной Калифорнии уже загрязнены. Матансита и Скаммон еще не поражены; в последнюю заходят лишь рыбаки, да и то не часто, и вода сохраняет первозданную чистоту, если не считать несколько заболоченных участков. Но малейшее загрязнение преградит серым китам доступ в райское царство, где происходит брачный ритуал и появляются на свет детеныши.
      Это еще не самое худшее. Хуже всего то, что в последнее время китами заинтересовались военные моряки. И это не чисто научный интерес. Китов намереваются призвать на действительную службу, сделать из них лазутчиков, разведчиков, связных. Обнаружив, что киты разумны, их немедленно решили впутать в свои глупости, свои потасовки и войны. Еще в 1963 году специалист по китообразным англичанин Л. Хэррисон Метьюз писал: "Как ни разумны эти животные, им не хватает ума отказаться от сотрудничества или ответить дрессировщикам щелканьями, выражающими в переводе на человеческую речь глубокое презрение".
      Быть может, настала пора составить моральный кодекс, определяющий наши взаимоотношения с крупными млекопитающими на море и на суше. Мы всем сердцем мечтаем, чтобы такой кодекс появился.
      Если нашей цивилизации суждено распространиться и в подводном царстве, пусть она придет туда под знаком уважения - уважения ко всем формам жизни.
      ПРИЛОЖЕНИЕ
      Фотографии
      Китобойный промысел
      Баски
      Эскимосы
      Заря современного китобойного промысла - XVIII век
      Золотой век
      Четырехлетние экспедиции Битва
      Страшное оружие
      Конец эпохи
      Контроль
      Конец избиения Жоржа Барского Франсуа Дорадо Фредерика Дюма Филиппа Кусто Андре Лабана доктора Клода Милле Ива Омера Жака Ренуара Людвига Сильнера Альбера Фалько Рона Черча
      КИТОБОЙНЫЙ ПРОМЫСЕЛ
      Китобойный промысел зародился в стародавние времена. Для людей в деревянных лодчонках, вооруженных только примитивными гарпунами, кит, конечно же, был грозным врагом. Но если вспомнить, как в палеолите человек выходил на мамонта с кремневым оружием, то нет ничего удивительного в том, что его потомки отважились схватиться с крупными китообразными. И еще можно напомнить: как бы способы промысла со временем ни менялись и ни совершенствовались (об этом - дальше), главное оружие, с которым человек выходил на кита, из века в век по сути оставалось неизменным - ручной гарпун или копье.
      БАСКИ
      Первые достоверные сведения о способах и размахе китобойного промысла относятся к средним векам. Впрочем, если верить написанной в V веке "Истории" Оросиуса, где, в частности, приводятся сведения об арктических плаваниях норманнского вождя Оттара, норвежцы били китов еще во времена Римской империи.
      Во всяком случае, известно, что баски вели китобойный промысел ранее XII века, по некоторым данным - уже в девятом. Чтобы пустить в ход копья и гарпуны, им, как и всяким китобоям, надо было возможно ближе подходить к добыче. Правда, у них было одно преимущество: каждый год мимо их берегов проходили мигрирующие южные киты Eubalaena glacialis (баски называли их Sardako Balaena), а этот вид представлял собой идеальную добычу. Гладкие киты считаются более робкими, слабыми, медлительными, чем другие семейства, на них было относительно безопасно охотиться с примитивным оружием той поры и на легких суденышках. И еще одна особенность - убитый гладкий кит не тонет. Это позволяло баскам буксировать добычу на мелководье, а то и к самому берегу.
      Гладкий кит принес баскам богатство. Мясо шло в пищу, жир переплавляли и сбывали в странах Европы как основное горючее для светильников.
      Отвага баскских китобоев была так велика, и охотились они так искусно, что вскоре в Бискайском заливе почти совсем перевелись киты. (В наши дни их там вовсе не осталось.) Тогда стали строить суда побольше и выходить за добычей в Атлантику. Китобои забирались все дальше на север, сквозь штормы и мимо грозных айсбергов пробивались в чужие страны - Исландию и Гренландию. Они доходили даже до нынешнего Ньюфаундленда, открыв берега Северной Америки раньше Колумба. (На Ньюфаундленде найден могильный камень с баскской надписью, датируемой концом XIV века.)
      В XVI веке в гренладских водах промысел велся так рьяно, что через 100 лет и там не осталось гладких китов.
      Китовый жир побуждал басков идти на утлых судах навстречу неведомым опасностям Северной Атлантики, и они же разработали технику разделки туш и выварки жира на борту. Большая заслуга тут, очевидно, принадлежит моряку Сопите из Сен-Жан-де-Люса: он сконструировал необходимую для этого процесса печь. До тех пор переработка добычи происходила на берегу, а голландцы продолжали до конца XVII века доставлять в порт непереработанный жир в бочках.
      ЭСКИМОСЫ
      О других народах, которые наряду с басками могут считаться зачинателями китобойного промысла, нам мало известно. Во всяком случае, баски были не одни: в Скандинавии пользовались табуретками из китовых позвонков, а в Гренландии недавно обнаружены древние эскимосские поселения с жилищами из костей кита. Конечно, кости могли принадлежать китам, которые погибли, застряв на мели. И все же нет сомнения, что древние эскимосы занимались охотой на кита. Подходя к животному вплотную на каяках из шкур, они поражали его копьями, причем метили в легкие. А чтобы раненый зверь не нырнул и не утонул, они привязывали к копьям поплавки - бурдюки из тюленьей кожи.
      ЗАРЯ СОВРЕМЕННОГО КИТОБОЙНОГО ПРОМЫСЛА - XVIII ВЕК
      В начале XVIII века англичане, голландцы, датчане с участием басков снаряжали китобойные суда, которые вели обширный промысел у Шпицбергена. Об ограниченности природных ресурсов у них было столь же мало понятия, как у первобытного человека. Или как у китобоев XIX и XX веков. Они охотились со знанием дела, охотились беспощадно, помышляя лишь об одном: забить возможно больше китов, чтобы поскорее нажиться. Их ничуть не волновало, что это неизбежно отразится на приросте стада, а то и вовсе его остановит, что через несколько лет богатые угодья у Шпицбергена могут опустеть. В итоге история повторилась: киты и здесь исчезли.
      Французы, а еще больше норвежцы тоже занимались в это время китобойным промыслом, но не так усердно. В конце столетия, при Луи XVI, у Франции было всего 40 китобойных судов.
      У японцев было то же преимущество, что и у басков, - мигрирующие киты проходили у берегов Японии. К концу XVII века японцы разработали новый способ охоты, они ловили китов сетью - огромной сетью с поплавками из пустых бочек.
      Для этого требовалось одновременно три десятка лодок: одни окружали животное, другие заводили сеть. Пойманного кита добивали копьями и гарпунами, пока не представлялась возможность без опасности для жизни забраться на голову жертвы и прикрепить конец для буксировки.
      Не менее кипучую деятельность развили голландцы. В XVIII веке на промысел ходило 400 голландских судов, 20 тысяч моряков. Они работали преимущественно в проливе Девиса между Гренландией и Баффиновой Землей. Их примеру последовали англичане: в 1750 году в этом районе промышляло 20 английских судов, в 1788 году - 252. И снова та же история: киты перевелись.
      ЗОЛОТОЙ ВЕК
      В это время мореплаватели Новой Англии обнаружили, что у восточных берегов Северной Америки видимо-невидимо китов. После гражданской войны Соединенные Штаты обзавелись китобойными судами, и этот флот развил промысел кашалотов, который вписал в историю американской экономики главу легендарную, главу яркую, но и скорбную.
      Стадо гладких китов в американских водах быстро поредело, тогда американцы стали бороздить моря, охотясь за кашалотами. Огромный, сильный кашалот был куда более грозным противником; о его дьявольской свирепости и сообразительности, о незадачливых китобоях, ставших его жертвами, рассказывали страшные истории.
      Гарпун, копье, секач и другое снаряжение
      До XVIII века китобои не решались помериться силами с этим грозным чудовищем. Но Америке требовалось все больше китового жира; возросший спрос если не оправдывал, то во всяком случае поощрял риск. Содержащийся в огромной голове кашалота спермацет ценился высоко, а каждый кит давал до тонны этого товара, который лег в основу не одного из великих состояний Америки.
      Китобои выходили из Нантакета, из Нью-Бедфорда, из Мистика. Промысел велся круглый год, не щадили ни взрослых, ни молодых китов. Это было подлинное избиение, правда не без драматических эпизодов. В 1778 году Томас Джефферсон писал французскому послу: "Открытый жителями Нантакета кашалот агрессивный и свирепый зверь, так что от охотников требуется и сметка и отвага". Кашалота стали называть "бойцом".
      Котлы для варки китового жира. Из книги Дю Реста
      ЧЕТЫРЕХЛЕТНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ
      В далекой Антарктике китобои обнаружили еще одну жертву - южного кита Balaena australis. С 1804 по 1817 год было убито 190 тысяч представителей этого вида; южный кит начал становиться редкостью.
      Поневоле пришлось китобоям опять заняться грозным кашалотом. Китобойный флот Нантакета неуклонно рос с 20-х годов прошлого столетия. Все меньше становилось небольших парусников с одной-двумя лодками (гарпунерами часто были индейцы), которым было под силу доставить в порт каких-нибудь 5 - 6 китов. На смену приходили трехмачтовые суда в 500 тонн, с пятью, шестью, семью лодками и командой в 40 человек. Пожалуй, в истории парусного флота не было судов прочнее, чем эти "южане", как их называли.
      В золотой век парусного китобойного промысла только долгие экспедиции оправдывали себя, только они позволяли найти и убить достаточно китов, чтобы оправдались расходы на корабль. И "южане" часто уходили в дальнее плавание на три-четыре года, чтобы уж возвратиться с полным грузом китового жира.
      Строители промысловых судов меньше всего думали об удобствах и санитарии. Команды, как правило, составлялись не из профессиональных моряков. Профессор Поль Будкер рассказывает: "В 1860 году рядовому матросу на американском китобойце платили 20 центов в день, тогда как неквалифицированный рабочий на берегу получал 90 центов. Другими словами, в Соединенных Штатах самая низкая категория работающих на суше получала в два-три раза больше, чем матрос на китобойце".
      Особое положение занимали гарпунеры. Они спали не на юте, с простыми матросами, а вместе с офицерами.
      Запас воды и провианта всегда был скудным. Перед выходом из порта капитан забирал провианта столько, сколько вмещали трюмы, и старался потом не заходить в другие порты, иначе он рисковал остаться без людей: члены команды бежали при первом удобном случае.
      Говорят, нынешние кашалоты меньше тогдашних. Теперь они достигают в длину не больше 20 метров, а в прошлом веке, во времена Моби Дика, будто бы нередко встречались экземпляры в 30 метров. И правда, в Нью-Бедфордском музее в штате Массачусетс хранится семиметровая челюсть кашалота. Есть сведения, что в 1841 году Оуэн Тилтон из Бедфорда убил самца длиной более 28 метров.
      Как бы то ни было, рядом с судами той поры кашалот, конечно же, выглядел исполином. Тем более, для впередсмотрящего, который дежурил в бочке высоко на мачте, пристально обозревая морские дали. Вот обнаружил искомое, и звучит знаменитая формула: "Вижу фонтан!" И по сей день эти слова оповещают капитана китобойца о том, что замечен кит.
      БИТВА
      Как только прозвучал сигнал, спускают на воду лодки. Они совсем легкие, длина не больше 10 метров. Корабль несет их на шлюпбалках, чтобы быстро спустить даже в плохую погоду. Обычно команду лодки составляют офицер, старшина и пять матросов. У левого борта - два гребца с пятиметровыми веслами, у правого - еще два гребца и гарпунер, у них весла покороче. Задача состоит в том, чтобы подойти к киту возможно ближе. А это далеко не просто, если учесть волнение и малое количество весел.
      Когда лодка сближается с добычей, по сигналу старшины гарпунер отпускает весло и хватает свое оружие. Затем поворачивается, становится коленями на планшир и бросает гарпун, метя в голову, около глаз.
      Гарпун соединен с линем, который уложен кольцами в корзине. Если цель поражена, зверь обычно уходит с такой скоростью, что разматывающийся линь надо смачивать водой, чтобы не загорелся.
      Начинается долгий и подчас драматический поединок. Кит ныряет, но ведь ему приходится буксировать лодку, и он не может уйти глубоко. К тому же он вынужден всплывать за воздухом.
      Нетрудно представить себе, какой опасности подвергались люди в лодке, буксируемой со скоростью 12 - 15 узлов. Впрочем, главная опасность впереди, самое трудное еще предстоит... Старшина и гарпунер меняются местами, для этого им приходится пробираться вдоль качающейся лодки навстречу друг другу. Наконец старшина на носу, гарпунер - на корме. (Традиция требовала, чтобы добивал кита кто-нибудь из начальства - в этом случае старшина.) Как только кит снова показывается на поверхности, лодка подходит вплотную, старшина берет широкое полутораметровое копье и старается вонзить его в голову кита, опять же поближе к глазу. Если ему это удается, он поворачивает копье в ране.
      Что последует затем, наперед угадать нельзя. Кит может одним ударом могучего хвоста сокрушить лодку. Если это кашалот, он способен раздавить ее челюстями.
      Однако чаще всего рана оказывалась смертельной. Огромную тушу надо было оттащить к кораблю, а он к этому времени мог уже оказаться за горизонтом. (Часто для охоты за стадом спускали на воду сразу несколько лодок, и даже без добычи не всегда было легко добираться обратно до корабля.)
      Кита привязывали хвостом вперед к правому борту судна, и начиналась разделка. Стоя прямо на туше, которую качало и бросало на волнах, люди отсекали кривыми ножами огромные пласты жира и передавали их на судно.
      В хорошую погоду разделка длилась 4 - 5 часов. На выварку жира уходило гораздо больше времени. В огромных котлах на палубе жир варился подчас целые сутки. Судно окутывал едкий дым, царил отвратительный смрад. Никто не ложился спать, пока не был завершен этот процесс.
      Иногда китобоев ожидала редкостная находка: во внутренностях кита лежал быстро твердеющий на воздухе ком особого вещества - драгоценной амбры. Первоначально амбру применяли в медицине, теперь используют для дорогих духов. Предполагают, что амбра образуется из переваренных кашалотом кальмаров.
      СТРАШНОЕ ОРУЖИЕ
      Нью-Бедфорд в штате Массачусетс стал общепризнанной столицей мирового китобойного промысла. Однако значение этой отрасли уже падало. Китов били так нещадно, что становилось все труднее находить их. Да и спрос на продукты промысла шел на убыль. Керосин и электричество вытесняли китовый жир как источник света.
      Вышло так, что в то самое время, когда китовый жир начал терять свое значение, появилось новое страшное оружие против китов - гарпунная пушка. Теперь под угрозой оказались не только гладкие киты, горбачи и кашалоты, но и голубые киты и финвалы, которых до сих пор спасала их величина.
      Гравюры из книги Олауса Магнуса, 1555 год
      Менее крупных и сравнительно медлительных китов было легче убить, но где их искать? А поединок с быстрыми гигантами был чреват растущим риском и далеко не всегда сулил удачу. Перед лицом этой дилеммы норвежец Свенд Фойн в 1868 году создал гарпун, который выстреливался из пушки и был снабжен взрывающейся головкой. После взрыва раскрывались лапы, не дающие гарпуну выскочить. К тому же можно было зацепить кита вторым тросом, чтобы не затонул, и быстро подтянуть к судну. Позднее придумали еще способ накачивать тушу для плавучести сжатым воздухом.
      Новое оружие позволяло бить даже самых крупных китов. А развитие паровой машины позволило судам подходить к жертве на 30 - 40 метров идеальная дистанция для гарпунной пушки. (Взрослый кит развивает скорость до 14 узлов, тогда как скорость китобойцев долго не превышала 10 - 12 узлов.)
      Пушка Свенда Фойна быстро стала незаменимой, ведь киты, которых можно было добыть без нее, почти совсем исчезли из океана. Теперь китобоям в полярных водах встречались преимущественно финвалы. В конце XIX века даже самые ретивые охотники на кашалотов прекратили промысел. Но в 1904 году прошел слух, что в Антарктике обнаружены многочисленные китовые стада, и они возобновили охоту - с гарпунной пушкой, с более мощными и быстроходными судами.
      КОНЕЦ ЭПОХИ
      В начале XX века стали находить новые применения китовому жиру, и он сразу подскочил в цене. Китобойный промысел, оснащенный новейшей техникой, опять стал рентабельным. Снаряжались новые суда, выросли фабрики на Фолклендских островах, на Ньюфаундленде и в других местах. Китобои принялись усердно истреблять стада финвадов в Антарктике. В защищенных бухтах ставили на якорь старые грузовые пароходы и доставляли туда китовые туши для переработки.
      Однако вспышка длилась недолго. Американские китобои постепенно вышли из игры, фабрики Новой Англии одна за другой закрывались. В 1921 году состоялась последняя экспедиция американского китобойца "Чарлз Морган".
      Рональд Кларк относит конец промысла на парусных судах к 1925 году, когда в Нью-Бедфорде были выведены из эксплуатации шхуны "Джон Манта" и "Маргарет".
      Однако китов не оставили в покое. В середине 20-х годов норвежцы начали строить плавучие фабрики - суда, которые принимали на борт и полностью перерабатывали туши, доставленные легкими китобойцами. Уже в сезон 1925/26 года плавучая база "Лэнсинг" втаскивала по огромной рампе на борт крупных китов, дальше происходила разделка туш и выварка жира. В 1927/28 году было убито 13775 китов, в 1930/31 году - 40201 кит.
      КОНТРОЛЬ
      Начиная с 1931/32 года китобои, озабоченные резким уменьшением численности китообразных, договорились сократить число ежегодно снаряжаемых экспедиций. За этим последовало соглашение компаний ограничить продолжительность сезона, а также количество добываемых китов и производимого китового жира.
      В 1937 году девять стран подписали первое международное соглашение о китобойном промысле - так называемую Лондонскую конвенцию, которая действовала вплоть до второй мировой войны. В военные годы промысел прекратился, и численность видов понемногу возрастала. Китобойные суда были частью потоплены, частью переоборудованы в танкеры.
      Гладкий кит и кашалот. Из книги Дю Реста
      7 февраля 1944 года положения конвенции 1937 года были подтверждены. Одновременно ввели стандартную единицу измерения - УГК (условный голубой кит), исчисленную на основе количества жира, получаемого от одного голубого кита. Тогда же придумали шкалу, которая произвольно приравнивала одного голубого кита к двум финвалам, к двум с половиной горбачам, к шести сейвалам.
      8 декабре 1946 года представители девятнадцати стран встретились в Вашингтоне, учредили Международную китобойную комиссию и обнародовали новое соглашение, предусматривающее даты начала и конца промыслового сезона, запрещающее охоту на самок с детенышами, определяющее минимальные размеры разрешенного к бою кита (по каждому виду) и устанавливающее ежегодную квоту выбоя в УГК.
      По этому соглашению некоторые виды вовсе не разрешается убивать. Речь идет о гладких китах, сером ките и горбаче.
      Кроме того, был определен район, где запрещается бой всяких китов*. Это самый крупный в мире заказник, он включает сектор Арктики между 70-м и 160-м градусами западной долготы.
      Вопрос об охране видов решается Международной китобойной комиссией. За исполнением ее директив следят присутствующие на всех плавучих и наземных базах контролеры.
      КОНЕЦ ИЗБИЕНИЯ
      По приблизительным подсчетам, численность крупных китообразных, которые прежде подвергались особенно сильному истреблению, ныне составляет около 220 тысяч. Из этого числа 75 процентов - финвалы, 15 - голубые киты, 10 процентов - горбачи. В последнюю четверть столетия Международная китобойная комиссия работает эффективно**. Очень важной была ее двадцать третья сессия, проходившая в Вашингтоне летом 1971 года. Было решено отказаться от системы единиц УГК, пагубно отражавшейся на некоторых видах. Отныне квоты*** устанавливаются по каждому виду отдельно - на таком порядке не один год настаивал научный комитет.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      Стр. 4. Вильям Скорезби - одна из самых ярких фигур в китобойном промысле конца XVIII - начала XIX в. - капитан и исследователь, автор замечательной книги "Поденные наблюдения о плавании в северные моря на китобойный промысел" (СПб., 1825), в которой до сих пор ученые находят поразительные по точности и глубине наблюдения за китообразными.
      Стр. 7. Узел - мера скорости движения судов, равен одной морской миле в час (1,552 км/час).
      Стр. 15. Строго говоря, нет данных, позволяющих утверждать, что фи-нвал сообразительнее кашалота. Есть наблюдения, свидетельствующие об обратном,
      Стр. 27. Сиреневые - третий из типично водных отрядов млекопитающих (после китообразных и ластоногих). Это редкие ныне травоядные морские и пресноводные млекопитающие, живущие в тропических водах Азии, Африки, Центральной и Южной Америки и Австралии. Двести с лишним лет назад в водах нашей страны, у Командорских островов, обитала стеллерова корова единственный северный вид сиреневых. Она была полностью истреблена в результате хищнического промысла.
      Стр. 29. Вряд ли правильно считать, что добыча планктона не требует усилий. Вода как среда обитания очень плотная, в несколько сот раз плотнее воздуха. Движение кита в такой плотной среде с раскрытой пастью, конечно же, требует значительных усилий. Наверное, именно поэтому кит при "тралении" планктона движется очень медленно, а когда настает время захлопнуть пасть, чтобы отцедить планктон, то ему часто приходится поворачиваться вдоль оси тела (может быть, чтобы облегчить закрывание рта?).
      Стр. 30. Белухи (Delphinapterus leucas) не могут быть спутаны с китами, хотя бы уже по своим размерам - это крупные дельфины, не превышающие в длину 5 - б м. Живут белухи исключительно в северных и холодных дальневосточных морях. Встреча с белухами в Аденском заливе невозможна.
      Стр. 41. Приводимые цифры не точны. Подсчеты американских исследователей показывают, что сейчас серых китов около 10 - 11 тыс. особей; добывается же ежегодно лишь 100 - 200 голов исключительно эскимосами Чукотки и Аляски для своих нужд.
      Стр. 42. Точность прохода серых китов во время ежегодных миграций у побережья Северной Америки авторами преувеличена; как показывают длительные наблюдения, киты появляются ежегодно примерно в одно и то же время, но все же с отклонениями на несколько дней, а то и две недели.
      Стр. 46. Сонар - судовой эхолокатор.
      Стр. 50. Тело серого кита (особенно голова) покрыто колониями не паразитических, а обычных моллюсков, тех самых, что прикрепляются и к камням, - балянусов. Настоящие паразиты - ракообразные и так называемые китовые вши - скапливаются в складках брюха и трещинах кожного покрова усатых китов.
      Окраска серых китов пятнистая от рождения и, кроме того, от шрамов, оставленных паразитами. Пятна бывают не только от миног, но и от укусов мелких акул, вырывающих своими острыми челюстями кусочки кожи с салом.
      Стр. 50. Всякий, кому приходилось посещать побережья Берингова и Чукотского морей, где проводят лето серые киты, не может согласиться с этим рассказом о купании китов под скалами в пресной воде. Дело в том, что подобных мест просто нет на побережьях. Видимо, авторы книги в художественной форме излагают гипотезу, согласно которой серые киты заходят в сильно опресненные мелководные лагуны у побережья Чукотского полуострова, чтобы избавиться от китовых вшей и других наружных паразитов.