Алина КУСКОВА

СУПЕРМЕН ДЛЯ ФЕМИНИСТКИ

За несколько дней до…

Как только она вошла, Забелкин сразу понял, что у нее за намерения в отношении его и секса. Вид у пышнотелой румяной дамы был прямо какой-то страх-трах-бомбы.

– Вам сказочно повезло, – начала она с порога, расстегивая пальто, – ваша мечта сбылась!

– Да что вы?! – Забелкин просто обалдел.

– К вам пришла я! – Дама сделала несколько уверенных шагов вперед, выдвигая на первый план свою грудь четвертого размера. – И теперь у вас есть возможность застраховаться! Потому что я – начинающий страховой агент!

– Очень хорошо начинаете, – обрадовался Забелкин, а трах-агент уже в одном платье рвалась в ванную.

– Зачем же так сразу?! – побежал за ней хозяин квартиры, ликуя, что жены нет дома. – Может, сначала чайку попьем?

– Сначала наберем ванну, пусть переливается! – Дама открутила все краны. – А то ваши соседи снизу отказались страховаться от стихийных бедствий! – Когда вода полилась в ванну, она повернула к Забелкину свое довольное лицо и ласково поинтересовалась: – Ну, и где у вас чай?

И прошла в кухню, покачивая бедрами.

– Вас также надо страховать от землетрясения. – Ее палец ткнулся в обшарпанную штукатурку кухонного потолка. – В Африке недавно так трясло, так трясло!

– Да мы вроде в противоположном месте находимся, может, потом застрахуюсь? – попытался возразить Забелкин.

– Потом окажется поздно! Вы будете страховаться от стихии?!

Женщина-бомба пронзила его возбужденным взглядом, и Забелкин больше не сомневался в ее истинных намерениях.

– А как же! – и полез в холодильник за шампанским.

Вдруг во дворе пронзительно завыла сигнализация. Забелкин и его гостья кинулись к окну.

– Ваша? – Дама указала на серебристую иномарку Забелкина. Тот кивнул. – Срочно надо страховать! Согласны?!

– Конечно! Давно мечтаю застраховать ее от обгаживания пернатыми хищниками.

– От обгаживания пока не страхуем. Можем от гражданской ответственности, если на кого наедете. – Дамочка игриво посмотрела Забелкину в глаза и сняла шарфик.

– Пойдемте, – Забелкин взял ее за руку, – сейчас мы застрахуемся, и я сразу же совершу наезд на соседку, которая мне всю печенку проела.

– Да вы просто маньяк! – Страховщица вырвала руку, но осталась рядом и кокетливо продолжила: – У вас есть дети школьного возраста?

– К счастью, нет. – Забелкин догадался, что она интересуется его семейным положением.

– Жаль, – дама глубоко вздохнула, качнув роскошным бюстом, – можно было бы застраховать. А если бы нашлись второгодники… – и доверительно добавила: – Очень выгодно страховать второгодников, хорошие скидки.

Страховая дама пробежала в комнату и остановилась перед портретом хозяйки дома.

– Ваша? – спросила с нотками ревности в голосе.

– Бывшая, – не глядя на портрет, соврал Забелкин.

– Вам надо застраховать свою жизнь! – Глаза вышколенной страховщицы снова возбужденно заблестели.

– Что вы! Боюсь, теща сразу наложит на нее руки!

– Тогда застрахуйте бывшую жену! – не унималась дама. – В моей практике уже был опыт: муж застраховал жизнь жены, а она подарила ему место на кладбище. Как романтично! Правда, потом они долго не виделись.

Забелкин понял, к чему она клонит, и открыл дверь в спальню.

– Срочно страхуйте свое здоровье! – Дама кинулась на кровать. – Представьте только, что эта огромная картина в тяжелой раме упадет вам на голову! Будет сотрясение мозга!

– Это место моей бывшей жены. А в ее голове сотрясаться нечему. – Забелкин прилег рядом.

– Тогда мысленно проведите перпендикуляр от люстры, – прекрасная страховая незнакомка подвинулась к нему ближе, – видите, куда он упирается, если эта люстра все-таки упадет?!

Забелкин мысленно провел. Перпендикуляр четко упирался в его достоинство. И тогда он понял, что намеки излишни, обнял страх-трах-бомбу, которая вдруг завизжала, наверное, от счастья. В этот момент вошла его жена, которая совершенно не подозревала, что часто в маленьких адюльтерах мужа оказывалась «бывшей».

Глава 1

Забекинские капиталы

Василиса никого не хотела видеть. Она лежала на кровати третий день подряд и жалела себя. Муж – подлец и негодяй – оказался циничным изменником. Она застала его в объятиях пышнотелой красотки, и он ничего не стал отрицать. Наоборот, как только коварная соперница скрылась за дверью, Забелкин, подтягивая растянутые треники и выпячивая хилую грудь, заявил, что она у него не одна. Таких проходимок у него пруд пруди, а Василиса, его гражданская жена, дура набитая и тетеха, в этом пруду должна сидеть и не квакать. Забелкин засунул руки в карманы штанов и, с умным видом прохаживаясь по комнате, принялся перечислять, почему он так считает. Получалось, что с Василисой он стал сожительствовать (прямо так и сказал) только из жалости. Баба она никчемная – высшего образования не получила, на нормальную работу не устроилась, ребенка ему не родила. Та вместо того чтобы биться в истерике, закатывая Забелкину скандал, молча выслушала справедливую критику и пошла собирать ему чемоданы. Увидев это, Забелкин сам устроил скандал. Съезжать с Василисиной квартиры он не хотел. К чему? Он очень хорошо пристроился, уже поделил ее две маленькие комнатушки поровну и решил налаживать личную жизнь с другой – умной, не тетехой, обладающей высшим образованием и детородной функцией. Василиса все так же молча выставила его чемоданы на лестничную клетку, а когда Забелкин ринулся за ними, чтобы вернуть свои вещи назад, захлопнула за ним дверь и задвинула щеколду. Забелкин пару часов покричал перед закрытой дверью, но вскоре унялся и потопал к родителям, не чаявшим в единственном сыне души.

На следующий день он вернулся и потребовал отдать ему одну из комнат для проживания: в квартире родителей устроить личную жизнь было практически невозможно. Василиса не вняла просьбам бывшего гражданского мужа и даже не подошла к двери для ведения переговоров. Она лежала на кровати и страдала. Да. Забелкин оказался прав. Она училась на четвертом курсе института, когда встретила его, такого умного и заботливого. Он был сыном хороших знакомых ее мамы, она – дочерью хорошей знакомой его родителей. Можно сказать, что родители их и поженили. Нет, жениться Забелкин хотел только на первоначальном этапе их совместной жизни. После чего, втянувшись в благотворную атмосферу заботы и ухода, решил себя не обременять. Зачем? Ему и так было прекрасно. Он часто говорил: «Зачем покупать молоко, когда рядом ходит дойная корова?» Этой дойной коровой была она, Василиса. Она окружила его заботой и вниманием, по настоянию его родителей бросив институт. Каждое утро Василиса вставала ни свет ни заря, чтобы сварить Забелкину свежий супчик на завтрак. Потом отправляла его в лабораторию, а сама принималась убирать, чистить и стирать. Стирать приходилось ежедневно – Забелкин менял белоснежные рубашки каждый день. По-другому было нельзя – он был перспективным химиком, его лаборатория получила какой-то грант и сотрудничала с иностранными державами. Забелкину нужно было «держать марку». Часто он держал эту самую марку в их (вернее, Василисиной) квартире, приглашая многочисленных партнеров на приготовленный Василисой обед, обычно состоящий минимум из семи блюд.

Она смирилась с жизнью подруги гения и делала все для того, чтобы снять с него бремя житейских забот. О продолжении образования Василиса больше не думала, об устройстве на работу даже не мечтала, а родить ребеночка ей не позволил сам Забелкин, мотивируя это тем, что ребенок станет препятствием к получению им Нобелевской премии. Теперь Забелкин ставит это Василисе в вину. Конечно, она зря бросила институт, могла бы найти почасовую работу, тайком от Забелкина забеременеть и поставить его перед фактом. Да и родителей забелкинских тоже. Неужели те не захотели бы внука? «Не захотели бы», – ответила сама себе Василиса, хорошо знавшая бывших родственников. Для тех важнее была перспектива карьерного роста единственного сына. Правда, за те пять лет, что она прожила с Забелкиным, тот так и остался на должности младшего научного сотрудника и никуда не вырос. В этом он тоже обвинил ее.

Василиса перевернулась на другой бок и продолжила страдать. В дверь позвонили. На площадке раздался голос Забелкина, жалующегося соседке на беспринципную и жестокую Василису. Она закрыла глаза и уткнулась поглубже в подушку. Пусть трезвонит, она не откроет. Между ними все кончено. Раз Василиса тетеха и дура набитая, пусть Забелкин поживет с родителями и поищет себе умную.

Зазвонил телефон, валяющийся у Василисы в ногах. Она привстала и подняла трубку. Звонила мать Забелкина. После тирады обвинений в адрес бессердечной Василисы она обрушила на нее град укоров. Василиса молча вернула трубку на место. Ей было жалко свою маму, она очень расстроится, когда вернется из санатория. Для нее Забелкин тоже был гением и воплощением мужского достоинства. Кстати, о мужчинах. Василиса встрепенулась, оторвала от подушки взлохмаченные коротко остриженные волосы и поджала губки. Все, она наплюет на мужское достоинство и станет феминисткой! Маме говорить об этом не станет, для той что феминистки, что лесбиянки – все одно. Василиса решила, что начнет жизнь без вмешательства в нее представителей мужского сообщества.

Но вмешательство продолжалось. Звонок надрывался, а по двери со всей дури долбили каблуком. Забелкин совсем обнаглел… Каблуком? Похоже на удары «шпилькой». Забелкин не носит «шпилек», по крайней мере до этого дня не носил. Значит, это не он. Алевтина! С другой стороны двери явно слышался голос подруги, кричащей кому-то, что он «скотина и сволочь!». Василиса вскочила с кровати и побежала открывать.

– Все! – Алевтина тряхнула роскошной крашеной гривой волос и резанула перчаткой воздух. – Я спустила его с лестницы! Надеюсь, ты не против?!

– Я – «за»! Очень даже «за», настолько, что ты даже себе не представляешь! – Василиса была рада видеть подругу, еще недавно отдыхавшую на арабских курортах.

– Давно пора выкинуть неблагодарного Забелкина на улицу! Пусть бомжует! Побирается и просит милостыню в ободранном пальтишке на холодном ветру у обочины дороги рядом с потоком обдающих его грязью автомобилей! – Алевтина смаковала представленную в красках картину. Она всегда относилась к гражданскому мужу своей подруги с недоверием, временами переходившим в открытое противостояние.

– Не нужно делать из меня монстра, – возразила Василиса, растерянно оглядывая новый прикид Алевтины: короткие черные бархатные брючки, замшевую курточку в тон и замшевые сапожки одного с курточкой вырвиглазовского красного цвета. – У него есть, где жить – у родителей. Есть деньги – он хорошо получает за свои опыты. К тому же я не посягнула на его иномарку…

– За все то, что он с тобой сделал, могла бы и посягнуть! – возмутилась подруга. – Мы бы сегодня же поехали кататься и охмурять мужиков!

– Вот на этом, Алечка, я поставила крест.

И Василиса поведала подруге о своем твердом решении никогда больше не обращать внимания на недостойных особей мужского пола. Алевтина обозвала ее лесбиянкой, сказала, что ничего общего с истинным феминистическим движением этот ее настрой не имеет. Феминистки ее на порог своей организации не пустят, а лесбиянкам она внешне не приглянется. Тетеха тетехой!

Жестокое, но совершенно справедливое обвинение Василиса выслушала стойко. Она уже давно перестала обращать внимание на свою внешность, за что подруга ее постоянно укоряла. Но просить у Забелкина денег на парикмахера и маникюршу было бесполезным занятием. А на одежду Забелкин выделял ей раз в год определенную сумму, которую хватало только на одну-две части ее скудного гардероба. Сейчас он в своем полном составе из двух юбок, трех кофточек и одной куртки лежал на кровати.

– Это все, что ты приобрела себе за пять лет совместного супружества?! – Возмущалась Алевтина, скидывая курточку. Под ней сразу приковывал к себе внимание трикотажный топик, выгодно облегающий ее стройное тело.

– Нет, – спокойно отреагировала Василиса, – еще есть джинсы и толстовка. Они на мне.

Алевтина выразительно ухмыльнулась, сунула тряпки назад в шкаф и предложила подруге прогуляться по магазинам. То, что подруга была оторвана от жизни простых обывателей, Василиса догадывалась. Но чтобы настолько?! Откуда она возьмет деньги для того, чтобы гулять по магазинам? В их гражданской семье зарабатывал только Забелкин. Всю финансовую политику определял он сам, деньги были только у него. Василисе выделялось на магазины. Но только на продуктовые, с заранее утвержденным списком закупаемых товаров. В ее кошельке завалялась кой-какая мелочь, но этого хватит только на автобус, который отвезет Василису на кладбище, где она похоронит все, что связано с Забелкиным, в том числе и его деньги.

Алевтина внимательно выслушала эмоциональный монолог подруги и подошла к ней ближе. Только сейчас Василиса заметила у нее в руках небольшую кожаную сумочку, которую та достала из шкафа вместе с одеждой. Это была заначка Забелкина. Это был его «черный день». Это было то, из-за чего он продолжает рваться в ее квартиру! Она, собирая его вещи, совершенно забыла про эту кожаную сумочку, в которой даже не знала, что находится. Но догадывалась, что там могли быть важные документы.

– Ее нужно отдать Забелкину! – решительно заявила Василиса, пытаясь забрать сумку.

– Вот еще! – заявила Алевтина и прошла на кухню.

Там она взяла разделочный нож и безжалостно сорвала хлипкий замок. В кожаной сумке оказались евро и доллары. Такой суммы Василиса себе даже не представляла!

– Много же он нахимичил, – заметила Алевтина, перебирая купюры. – Но мы будем справедливы. Половина – ему, другая – тебе. В лучших традициях современного правосудия.

– Гражданская жена не имеет права, – начала Василиса, но Алевтина не дала ей закончить.

– Это ты, бесправная, так считаешь. Лично я думаю по-другому. И для того, чтобы у тебя не возникло желания ему все вернуть, оставляю только одну часть. Другая будет у меня!

Она разложила купюры на две ровные стопки и пошарила рукой по сумке. Помимо денег, там оказались два маленьких серебристых колокольчика и монетка, внешний вид которой не позволял ее сразу же отнести к какой-то определенной державе.

– Толстенькая, с иероглифами, – разглядывала монетку Алевтина, – наверное, вона какая-нибудь. С дырочкой – не иначе как подарочная. Оставлю ее себе. У моей Маруськи всего две медали, прицеплю монетку, будет три. Она ей очень подходит. Ты не беспокойся, – Василиса хмуро проводила монетку взглядом, – колокольчики, как я понимаю, память. Их оставим Забелкину, пусть пустозвонит дальше. Все поровну и честно. Согласись?

Василиса пожала плечами. Зачем Алевтининой доберманше понадобилась третья медаль, она не поняла, но за колокольчики была благодарна. Лично ей ничего не нужно от бывшего мужа: ни медалек, ни колокольчиков, ни этой огромной суммы денег. С другой стороны, Алевтина права – что-то она все-таки заработала, обихаживая Забелкина. Поэтому Василиса решила особо не сопротивляться и сунула наполовину опустошенную сумку на место.

– Сейчас перекусим и отправимся по магазинам, – заявила Алевтина, устремляясь на кухню. – Да у тебя тут полна коробочка! – Она открыла холодильник и принялась заглядывать в кастрюльки, плошки и пакетики. – Борщ! Отлично, сейчас разогреем.

– Ему три дня, – махнула рукой Василиса.

– Ну и что? В ресторанах же подают суточные щи! Картошечка с грибочками, какая прелесть. Сама, что ли, насобирала? Надеюсь, не мухоморы для Забелкина?

– Белые грибы, – возразила Василиса, – деревенские, тетя Поля прислала.

– Ох, знаю я этих тетей Поль, – вздохнула Алевтина, ковыряя ложкой картошку, – одна такая насобирала поганок, засушила и стала продавать у общежития университета. Студенты с голодухи накупили, приготовили и съели. И что ты думаешь?! Такой ажиотаж создали, бабка только успевала оборачиваться: насобирает, насушит, привезет. Мешками брали. У них как раз сессия шла, так они для того, чтобы отключиться, грибы жрали. Все экзамены провалили, все остались с хвостами. Но нам с тобой сегодня глюки не нужны, от одного уже, к счастью, избавились. Нам с тобой придется такие сложные задачи решать, – Алевтина вздохнула и поставила картошку с грибами назад в холодильник.

– Мы что, математикой займемся? – не поняла Василиса.

– Хуже. Дизайном твоей фигуры. – Подруга вытащила на стол колбасу и сыр. – Переедать не будем. Некоторые от волнения много едят, это вредно. – Она вопросительно глянула на Василису. – Ты за собой такого не замечала?

– Нет, – помотала головой та, – я от волнения много плачу. Это вредно?

Алевтина презрительно усмехнулась и принялась варить кофе.

После еды она стала немного благодушнее. Василиса лишний раз убедилась, что путь к сердцу лежит через желудок не только у мужчин.

Алевтина устроилась в кресле и принялась изображать из себя популярную ведущую своей любимой программы «Разденьтесь сейчас же!», где из тетех делали настоящих дам. Она заставила Василису раздеться до нижнего белья и принялась внимательно изучать ее фигуру.

– Как будто в первый раз меня видишь, – принялась возмущаться Василиса, неловко прикрывая руками интимные места.

– Нашла кого стесняться, – сказала Алевтина и сморщила лоб, – работы непочатый край! Где у тебя шея? Где твоя лебединая шея? Что ты ее скукожила, как курица, которую ощипывают?! – Василиса вытянула шею вперед, насколько смогла. – Где грудь? – Как Василиса ни старалась, грудь так и не появилась. – Ладно, с грудью все ясно. Пуш-ап с силиконовыми подушечками. Почему коленки вместе? Они что, у тебя из одного места растут, как сиамские близнецы? Не обижайся, Василиса, кто тебе еще скажет истинную правду, как не лучшая подруга? Вот то-то. Ноги кривоваты, но под слегка клешеными брюками это будет незаметно.

– Ноги как ноги, нормальные конечности.

– Вот именно – конечности. А должны быть ножками, на которые заглядываются мужчины!

– Я тебе уже сказала, что на них у меня аллергия. И преобразиться я хочу для себя, а не для них. В приличном виде легче устроиться на хорошую работу.

– Да, – задумалась Алевтина, – тебе действительно нужно работать, чтобы содержать саму себя. Я, пожалуй, поговорю о тебе с шефом. Он как раз собирался брать курьера для наших городских филиалов. Но для того чтобы пойти к потенциальному работодателю, нужно достойно выглядеть. Спасибо Забелкину. Его средств, – она внесла в голос металлические нотки, – половины его средств, вполне хватит, чтобы придать твоему облику достойный вид.

Для того чтобы отправиться по салонам и магазинам, следовало выйти из квартиры, чего Василиса позволить себе не могла. Сразу появится наглый Забелкин со своим ключом и ворвется в ее жилище. Пока его сдерживала только задвижка, закрывающаяся с внутренней стороны, да дверная цепь. Алевтина долго раздумывать не стала, собралась и пошла за супернавороченным замком. А Василисе было дано задание ни в коем случае не сдавать позиции осажденной бывшим мужем крепости и общаться с ним посредством выхода на балкон.

Алевтина как в воду глядела. Только ее замшевая курточка скрылась за поворотом, на пороге квартиры возник Забелкин. Но на этот раз, окрыленная подругой, Василиса не стала канючить в подушку, слушая, как он рвется в квартиру, а подошла к двери и начала переговоры. Теперь она знала точно, что тому требуется. И действительно, только услышав о кожаной сумке, Забелкин сразу согласился бежать под балкон. Василиса злорадно подумала, что сейчас вполне могла бы заставить его встать на колени и исполнить на весь двор арию Каменного гостя – ради сумки тот согласится на все. Но, увидев его у себя под балконом, передумала. Мстить Забелкину не хотелось. Вместо ненависти, от которой, как известно, до любви один шаг, Василиса почувствовала к своему бывшему мужу равнодушие. Не полное безразличие. Все-таки, если сейчас на того обрушится балкон, ей будет жалко Забелкина, но что-то индифферентное в ее отношении к нему было.

Забелкин стоял под балконом с готовностью служебной собаки броситься за сумкой, как только та окажется в воздухе. Василиса не стала тянуть и бросила. Если она была к бывшему мужу равнодушна, то сосед этажом ниже того просто ненавидел, и никакой любовью здесь не пахло. Он поссорился с Забелкиным, когда тот, увлекшись романом со страховщицей, затопил его ванную комнату и после отказался оплачивать ремонт. Пакостить сосед не стал – вместо этого он, в недавнем прошлом хороший баскетболист, стремительно отбил летящую прямо в руки Забелкину сумку. Она сменила траекторию полета, значительно увеличила скорость и спикировала в кузов проезжающего мимо дома грузовика. Василиса развела руками, сосед показал Забелкину свой баскетбольный кулак. А тот, сменив служебное выражение лица на крайне обозленное, принялся догонять машину.

Когда вернулась Алевтина, от Забелкина и сумки остались одни воспоминания. Зато купленный той внушительный «супер-цербер» давал надежду на спокойное будущее. Через полчаса Алевтина привела полутрезвого слесаря, который в течение нескольких минут поменял замки местами и потребовал такой оплаты, что Василиса схватилась за голову. А Алевтина за свою сумочку, где лежали забелкинские капиталы. Сказать «хранились» в случае с Алевтиной было верхом глупости. Она в принципе не хранила деньги и собиралась потратить и эти, попавшие к ней случайным образом.

Начать тратить решили с парикмахерской. Не с какой-нибудь занюханной социальной цирюльни, а с самого дорогого салона, где парень-стилист гнусавым голосом первым делом поинтересовался, что за стрижку носит в данное время его клиентка. При этом он брезгливо поднял своими тонкими пальцами пару волосин на голове усевшейся в кожаное кресло Василисы.

– Стрижка называется «Пьяный воробей»! Делал ее, между прочим, сам Серж Зверефф, – небрежно заметила Алевтина, расположившаяся рядом с подругой для того, чтобы контролировать процесс.

Василиса поначалу хотела обидеться на подругу за столь нелестное замечание по поводу ее головы, но потом вспомнила, что любимым пирожным той была «Пьяная вишня», по-видимому, в какой-то степени ассоциирующаяся с ее прической. Она вздохнула и утвердительно качнула головой. Если бы этот стилист знал, что представленную с таким пафосом стрижку делала ее мама раз в месяц по вечерам на кухне, он бы потерял свой гнусавый дар речи. Сейчас же он заметил, что, вполне может быть, господин Зверефф бесконечно прав в том, что дамам чрезвычайно идет их естественный цвет волос, но применительно к Василисе он бы посоветовал его изменить. Алевтина дала отмашку избавить подругу от мышиного цвета, и работа закипела.

Василису красили, стригли, ей выщипывали брови, делали маникюр, накладывали макияж… Через пару часов ее смогла узнать только Алевтина. Василиса поглядела в зеркальное отражение: глаза уперлись в совершенно незнакомую девицу с пухлыми подкрашенными губками, блондинистой челкой и бликующим разными цветами радуги затылком. Изогнутые брови и вздернутый носик удачно дополняли облик незнакомки.

– Тебе не дашь двадцати шести! – Алевтина всплеснула руками и быстро добавила, обращаясь к стилисту: – Я намного ее младше.

Василиса пропустила хитрость ровесницы мимо ушей, она знакомилась заново со своим новым «я». Гнусавый парень снисходительно пожал плечами и сложил тонкие руки на груди. Так, скорее всего, делает настоящий художник перед законченным произведением своего искусства. Да, Василиса была согласна, что с этого дня она, преображенная, и будет считать себя истинным произведением искусства. Бесценным. Ни за какую цену она отныне не отдаст себя в бесчеловечные мужские руки.

– Каждый месяц на коррекцию и поддержку образа, – прогнусавил стилист вслед Алевтине и Василисе, – а лучше – чаще. И чем чаще, тем лучше.

– Он прав, – согласилась Алевтина, – образ нужно поддерживать.

И подруги направились в ближайший торговый центр. Там среди множества залов, уставленных вешалками с разнообразной одеждой, Василиса растерялась. Алевтина, наоборот, почувствовала себя как рыба в воде. Она подвела подругу к длинному ряду, уткнула в розовый костюм и побежала дальше. Василиса так и осталась стоять, разглядывая чудовищную, по ее мнению, одежду.

Нет, она не всегда была «синим чулком». В молодости она позволяла себе яркие вспышки в своем гардеробе. Но молодость ушла так же скоро, как и ее замужество. Кто она сегодня? Брошенка? Ничего подобного, она сама выставила Забелкина за дверь. Конечно, тот не особо сопротивлялся. Поняв, что комната ему так и не светит, он сразу слинял. «Нужно поддерживать образ», – уговаривала себя Василиса, прикидывая, как на ней будет сидеть этот розовый кусок ткани.

Когда, осмотрев все, что висело в нескольких залах, к ней вернулась Алевтина, Василиса держала в руках вешалки с одеждой. Это были толстовка и джинсы, пара кофточек и юбка. Единственным отличием от тех, которые лежали в ее шкафу, было то, что все вещи пестрели яркими красками. Василиса с удовольствием приложила к себе зеленую кофточку, синюю юбку – и улыбнулась.

– Отличный выбор, – Алевтина скривила губы, – кофта под цвет лица, юбка в тон коленкам.

Она взяла вешалки и сунула их в руки молоденькой продавщицы, весело хихикающей над ее незадачливой подругой. Та сразу замолчала и пошла возвращать одежду на прежние места.

– Конечно, у нас не банковская кредитка, но кое-что мы себе позволить можем. – Алевтина хищно усмехнулась и углубилась в ряды с одеждой.

Подруги позволили себе неприлично много. Большая часть, естественно, досталась Василисе, но Алевтина себя не обделила. Если в отделах с одеждой она еще более-менее сдерживала свои порывы, то в обувном сдержаться не смогла. Завидев дорогущие сапоги-ботфорты, она прижала их к сердцу и держала до тех пор, пока встревоженная продавщица не поинтересовалась, все ли с ней в порядке. Василиса как раз примеряла удобные недорогие полусапожки. Очнувшаяся Алевтина обозвала ее обувь «говнодавчиками» и сунула Василисе ботфорты. Та в ужасе отшатнулась. Алевтина призналась, что это «слишком креативно», и примерила сапоги сама. Но Василисе все же выбрали обувь на каблуке. Хотя она сопротивлялась, говоря, что курьеру придется много ходить, а она забыла, что такое даже платформа.

Соседи не узнали в яркой девице серую мышку Василису Семенову, которая несколько дней назад выгнала своего любвеобильного сожителя. Василиса шествовала по двору как королева. Каблуки не позволяли горбиться, и шаги сами собой получались чинные. Василиса забыла про привычку размахивать руками из стороны в сторону, теперь одна рука поддерживала полу длинного бархатного плаща, другая держала сумку в тон ему. А в сумке приятно побрякивала косметика и средства по уходу за кожей, волосами и всем остальным, что только может найти у себя настоящая женщина. Рядом с ней важно вышагивала обновленная на забелкинские капиталы Алевтина, от удовольствия размахивая рукой, на пальце которой красовался только что купленный перстень с брильянтовой каплей.

Колечко купили и для Василисы. Но в ювелирном магазине вышел казус. Продавщица, опытная дама, своего рода психолог, решила предложить покупательницам товар, соответствующий их именам. Имени Алевтина соответствовал бриллиант. А вот Василисы в длинном списке ювелирши не нашлось. Был Василий, но Василиса не согласилась иметь что-то общее с этим мужским именем и выбрала колечко, которое ей просто понравилось без всякого значения. Она хорошо помнила, как разозленный чем-нибудь Забелкин звал ее Васькой или кричал ей «Брысь!».

– М-да, – протянула Алевтина, устроившись на Василисиной кухне перед картошкой с грибами. – Тебя нужно переименовать. Имя Василиса, как ты сама смогла в этом убедиться, совершенно не соответствует современным требованиям. Зваться Василисой в наше время просто неприлично. К тому же тебе придется предстать перед глазами моего шефа. А как я ему скажу, что моя подруга – Василиса? Может, тебе назваться Пенелопой?

– Даздрапермой, – ответила Василиса, занятая приготовлением чая.

– Креативно, – сразу согласилась Алевтина, – свежо, ново.

– Старо. Так звали мою бабушку. И расшифровывается это, между прочим: «Да здравствует Первое мая!»

– Да. Как-то по-мужски. Ты не находишь? – Алевтина задумалась. – Может, тебе назваться Эвелиной?

Василиса не хотела кем-то там называться. Узнает мама, обидится. Она искренне считала, что назвала свою дочь самым лучшим именем в мире, ведь Василисы в русских сказках всегда были только прекрасными.

– Но жизнь не сказка, – философски рассудила Алевтина, – и твоей маме мы ничего не скажем. Только моему шефу.

Она достала орфографический словарь, на последних страницах которого были перечислены наиболее популярные имена. Кстати, имя Василиса там занимало одно из лучших мест. Но ничего не подошло. Да и не могло подойти в принципе. Ведь нужно было, чтобы новое имя хоть как-то было связано со своей хозяйкой, подходило ей по звучанию и просто ей нравилось. Василисе не нравились все. Сошлись на том, что будут искать производные от ее настоящего имени.

– Если от твоего имени отбросить две крайние буквы, – рассуждала Алевтина, – то получится Асилис. Похоже на Осириса, египетского бога, отпадает. Если убрать еще одну букву – Силис. Если заменить одну на другую: Иллис, Эллис. О! То, что нужно, ты будешь – Эллис. Завтра я подойду к шефу и скажу: «Федор Федорович, а не желаете ли взять на должность курьера мою лучшую подругу Эллис?!» Как ты думаешь, что он ответит?

– «Нет, скажет он, – парировала вдруг ставшая упрямой и находчивой подруга, – не желаю. Лучше бы эту работу выполняла какая-нибудь Василиса».

– Ты ничего не понимаешь! – Алевтина была не на шутку возмущена. Часто от нашего имени зависит наше будущее. В данном случае – твое. Разве можно отказать Эллис? Вот Василису можно гнать в шею. А вот гнать в шею Эллис, согласись, просто глупо.

– Почему? – Не согласилась Василиса. – Я бы прогнала. Если бы она заслужила.

Алевтина вздохнула. С подругой нет никакого сладу, взялась гнать всех подряд без разбора. Не понимает своего счастья, дурочка. С такой внешностью, как у нее теперь, нужно быть только Эллис, а не какой-то там Василисой, пусть даже и Прекрасной. Не станешь же везде представляться: Василиса Прекрасная. Определение к этому имени, безусловно, не такое неудачное, как к Ивану, но используется очень редко.

– Ладно, – махнула рукой Василиса, заметив, как сникла Алевтина, – представляй меня как хочешь, только устрой на работу. Эллис так Эллис. В паспорте ведь все равно правда записана.