Хедлайнеры

      Иногда Леня пытался решать конфликтные вопросы с помощью силы. Однажды он показал мне свою телефонную книгу, где на букву “К” красным маркером был записан мобильный телефон. “Это на случай, если мне начнут угрожать”, – признался продюсер.
      Когда же дела шли сравнительно неплохо, Бурлакова все равно тянуло на популистские заявления. “Вскоре я займусь политикой и лет через десять стану президентом России, – периодически заявлял он в интервью. – Я знаю, что сделать в этой стране, чтобы она заработала. Конечно, это случится нескоро. Ведь я пока только учусь”.
      …Со временем наши отношения стабилизировались – на каком-то ином, космическом уровне. Когда Леня влюблялся в очередного артиста, он с одухотворенным лицом прилетал к нам в офис. Часами охмурял женское население фирмы, словно ксендзы в “Золотом теленке” – Козлевича. Свои речи Бурлаков, как правило, заканчивал одной и той же фразой: “Если перед вами встанет выбор, за кем пойти – за Артистом или за „Кушнир Продакшн“, то, без сомнения, надо выбирать Артиста”.
      Мне импонировала подобная душевная дефлорация – она давала простор для игры воображения. Развивала чувство юмора и самоиронии, которые особенно пригодились нам во время промо-кампании певицы Авроры – совершенно безбашенной панк-дивы, живущей ныне в Лондоне.
      Наше сотрудничество началось с того, что в прямом эфире НТВ новая подопечная Бурлакова исполнила разудалый гимн про погибшего в ее желудке гнилого утенка. После этой “Анархии в Останкино” редактора утренних программ НТВ отказывались сотрудничать с нами более двух лет. На все наши “почему” они отвечали загадочным словом “Аврора”. Словно это какой-то пароль…
      Но настоящее “феерическое шоу” мы устроили не на НТВ, а в клубе “16 тонн” – на презентации диска Авроры. Это была красивая акция. За пару дней до пресс-конференции нашей безумной панк-блондинке сделали роскошную укладку. В итоге оказалось, что Аврора стала чудовищно похожа… на певицу Валерию. И надо же такому случиться, что именно в эти дни в продажу поступил еженедельник “Семь дней” – с Валерией на обложке и сенсационным интервью о том, как бывший муж резал ее кухонным ножом на меха. С визуальной точки зрения это совпадение двух непересекающихся образов было большой дизайнерской удачей. Нам жутко повезло. И решение пришло мгновенно.
      Серый кардинал “Кушнир Продакшн” Сергей Гурьев вручную вырезал красные буквы из заголовков “Семи дней” и аккуратно наклеивал их на обложку таким образом, чтобы теперь под изображением Валерии стояла подпись “Аврора”. Что-то типа “Аврора: муж бил меня сковородкой”. И на обложке была изображена ослепительная блондинка Аврора. Только глаза у нее казались грустными – не такими, как в жизни.
      В решающий момент пресс-конференции мы с Авророй достали “из широких штанин” этот шедевральный постер, а сотрудник “16 тонн” по моему сигналу притушил в клубе освещение. Журналисты впали в полный ступор, поскольку, вопреки расхожему мнению, они ведь не дураки. Они не часто изучают содержание газетных ларьков, но интуитивно понимают, что никто не поставит на обложку “Семи дней” эту дикую панкушку. Даже если артисткой занимаются Кушнир & Бурлаков.
      Но факты – вещь упрямая. Когда я проходил по притихшим рядам с этой восхитительной обложкой в руках, все вокруг видели, что это – действительно Аврора. Восторгу журналистов не было предела – я понимал, что на ближайший месяц пакет публикаций нам обеспечен…
      “Ну, вы и работаете”, – восторженно говорили телевизионщики, подснимая обложку крупным планом. “А то!” – гордо сказал возникший откуда-то из полутьмы рыжебородый Гурьев. Он мог смело гордиться своим ювелирным трудом…
      Рядом давали интервью вошедшая в образ cover girl Аврора и насквозь счастливый Бурлаков. Вид у него был слегка хмельной, что совершенно не соответствовало действительности, поскольку Леня, как Железный Феликс, не пьет вообще. Никогда…
      Я вспомнил! У Бурлакова было такое выражение лица, словно он нашел новую Земфиру. До Земфиры Авроре было, конечно, далеко. Но ближайшее открытие Леонида Владимировича находилось уже не за горами.

9. Рыжий бизнес

      Я три с половиной года не делал концерты – это как три с половиной года не заниматься сексом.
Леонид Бурлаков, 2005 год

      Весь следующий сезон мы с Бурлаковым проработали над продвижением на музыкальный рынок группы “Братья Грим”. Тандем рыжих близнецов из Самары рванул вверх с такой скоростью, что никто даже пикнуть не успел…
      Начинали с нуля, а точнее – с демо-записи пяти песен. Зимой 2005 года Бурлаков принес к нам в офис “Вторую половину”, “Ресницы”, “Норвегию” и что-то еще. “Это что, очередная присланная тебе демо-запись? – без особого энтузиазма спросил я. – И где ты их нашел?” “Мне по интернету прислали несколько песен, меня зацепило, и я позвонил в Самару, – признался Бурлаков. – Правда, музыканты решили, что это розыгрыш. Тогда я пригласил их в Москву, а в конце разговора спросил: „Как я вас узнаю?“ И в ответ услышал, что они – братья-близнецы. Здесь я получил такой электрический заряд… Потому что не думал, что кроме музыки есть еще другой фактор, который поможет мне с этими ребятами”.
      Вскоре Бурлаков пригласил меня съездить с ним в подмосковную деревню Немчиновка, где проходили первые репетиции переехавших в столицу “Братьев”. На двух машинах мы пропилили мимо поста ГАИ за линию горизонта – до тех пор, пока не увидели полуразрушенный одноэтажный Дом культуры образца 1973 года. Там в атмосфере сырости, мистики и таинства Бурлаков презентовал нам своих новых фаворитов.
      …Репетицию снимал известный фотограф из Владивостока Миша Павин. В исполнении самарского квинтета меня особенно впечатлил психоделический “Аэроплан”, а также отражавшийся в зеркалах басист Костя Бурдаев, уверенно подпевавший в унисон своему брату Боре. “В них, конечно, нет лоска Лагутенко, но они не настолько просты, как кажутся, – сказал я своим пресс-менеджерам. – Похоже, они действительно могут выстрелить”.
      …Первый альбом “Братьев Грим” записывался во дворе нашего бизнес-центра – в том самом подвале, где Олег Чубыкин работал с UMA2RMAH, Лерой Массквой и вторым альбомом “Сегодня ночью”.
      Вспомнил прикол: в паузах между сессиями я записал у Чубыкина претенциозную речь для пресс-конференции “MTV Russia Music Awards”. Это был такой жесткий стеб-концепт: провести в элитном ресторане “Желтое море” пресс-конференцию под фонограмму. А самому стоять на сцене и пить минеральную воду. Перед глазами стоят растерянные лица Бори и Кости, наблюдавших, как я наговариваю в микрофон эту пафосную ахинею. Потом в студию зашли топ-менеджеры “Радио Максимум”, которых Бурлаков пригласил послушать “наш ответ Maroon 5”. Затем пришли мои студенты-продюсеры, которым я в тот день должен был читать лекцию. Там под “Ресницы” все и перезнакомились.
      …Весной 2005 года, проезжая на своей белой “тойоте” по ЦПКиО им. Горького, Бурлаков обнаружил в конце парка искусно замаскированный Театр музыки и драмы. Зайдя внутрь, великий мистификатор увидел небольшой зал мест на двести. Лучшей площадки для первого концерта новой группы ему было не найти. Музыка у “Братьев” присутствовала, а для драмы существовал режиссерский талант Лени…
      Система попадания на эту акцию красноречиво свидетельствовала, что порох в пороховницах у Бурлакова еще не подмок. Все действо называлось “Концерт для Первых Фанов” и было строго засекречено. Со стороны это могло вызывать ассоциации с презентацией акции “Явление Христа народу”, которую проводил бы классик современной рекламы сэр Огилви.
      На сайте “Братьев Грим” давались какие-то невнятные намеки на “адреса, пароли, явки”. Людям предлагалось приехать в назначенный час в условное место. Найти автомобиль, под дворником которого находился бы журнал “Q” выпуска 1989 года. Подойти, шепнуть пароль и получить билет на заветный концерт.
      Но и это было еще не все. Оказывается, билеты существовали двух видов: на одном был изображен Боря, а на другом – Костя. Правда, доверчивые фанаты об этом не догадывались. На входе в театр их встречали представители пресс-службы, которые доброжелательно объясняли правила игры: “Здорово, что вы пришли. У вас в руках настоящий билет на „Концерт для Первых Фанов“. Теперь, чтобы попасть внутрь, вам нужно найти снаружи свою вторую половину. У нее на билете должен быть второй близнец. Совместите ваши билеты – и проходите”.
      Поклонники стойко выслушивали этот издевательский монолог, почти без эмоций на лице. И так же мужественно под снегом с дождем “вычисляли” вторую половину. На весь Театр музыки и драмы разносились в тот вечер нечеловеческие крики: “Девушки, а у вас Боря или Костя?”
      Затем мы провели концерт в джазовом зале “Б2”. Там собрались представители всех лейблов, которые не мигая рассматривали двух рыжих чертов, мужественно пытавшихся побороть говняный звук. Иногда им это удавалось. Тем не менее атмосфера в зале была такая, будто бы Бурлаков нашел новый “Мумий Тролль”. Ажиотаж нарастал, и нам оставалось лишь подливать масла в огонь…
      Чувствуя, что поймал за хвост птицу-удачу, Леня вновь приехал к нам в офис и, сверкая очками, предложил новую схему работы. Для раскрутки коммерчески привлекательных “Братьев” он собрал целую команду бизнес-партнеров. Это сообщество ласково называлось нами “коалиция” и со стороны выглядело как целая Антанта. Сам Бурлаков занимался линейным менеджментом и общей координацией, “Кушнир Продакшн” – пиаром, выпускающий лейбл “Мегалайнер” – продвижением группы на Муз-ТВ и “Европе Плюс”, Алена Михайлова из Velvet Music – работой с киноиндустрией и ротациями на “Русском Радио” и канале MTV. Схема начала работать нереальными темпами.
      “„Братья Грим“ – это раскудрявые, страшно харизматичные самарские близнецы Боря и Костя, – писал о группе накануне фестиваля “Максидром-2005” журнал “Афиша”. – Примечательны близнецы свежими романтичными гитарными опусами, пробивающимися кое-где британскими гармониями и высосанным из пальца определением „грим-рок“. Небесталанных Борю и Костю надувают как мыльный пузырь, и деваться от них в этом году будет некуда: первооткрыватель „Мумий Тролля“ Леонид Бурлаков бросил на них все силы. Большому бизнесу – большой фестиваль”.
      Но, как вы понимаете, Бурлаков не был бы Бурлаковым, если бы “Братья Грим” просто выступили на “Максидроме”. Не обошлось без приключений. Во-первых, Леня изнасиловал столицу несметным количеством афиш, на которых под логотипом “Максидрома” крупными буквами стояло название хедлайнера: “Братья Грим”. Снизу, более мелким шрифтом, значились остальные, менее значимые участники фестиваля: Земфира, “Мумий Тролль”, Franz Ferdinand. Сплетники поговаривали, что, увидев эти афиши, Земфира Талгатовна долго психовала и даже отказывалась играть на фестивале.
      Но и это было далеко не все. Во время концерта в “Олимпийском” новоявленные хедлайнеры вытащили из зала притаившегося под колонками звукорежиссера Чубыкина, который в сопровождении “Братьев” исполнил свой суперхит “Rain”.
      Затем была куча летних рок-фестивалей, прорыв “Ресниц” и нашумевшее реалити-шоу канала Муз-ТВ “Сказки „Братьев Грим“”. У группы начался полноценный тур, и все случившиеся с ними приключения шли в эфир практически без купюр. Количество поклонников у братьев Бурдаевых росло не по дням, а по часам…
      Одновременно с началом концертного тура к нам наконец-то потекли первые денежные потоки. Вложенные в “Братьев Грим” $326000 окупились ровно через одиннадцать месяцев – на два месяца быстрее, чем Земфира, и на семь месяцев быстрее, чем “Мумий Тролль”.
      От такой скорости успеха Бурлакова начало заносить. “С „Мумий Троллем“ мы раскрепостились, с Земфирой стали чувствовать себя более откровенно, а с „Братьями Грим“ научились быть счастливыми, – говорил он в одном из интервью. И там же развивал свою мысль: – По степени таланта „Братья Грим“ стоят чуть выше „Мумий Тролля“ и чуть ниже, чем Земфира”. Примечательно, что из контекста интервью следовало, что Леня искренне верил своим словам.
      …Дебютный альбом “Братьев Грим” вышел летом 2005 года, и это событие было отмечено психоделической презентацией на пароходе в Самаре. Затем, чтобы не сбавлять напряжение, мы провели в Москве презентацию клипа “Кустурица”. Разуверившись в способностях отечественных клипмейкеров, заметно помолодевший Бурлаков решил снять клип сам. Самое странное – у него это получилось. Видеоряд смотрелся по-западному модно и кое в чем выглядел убедительнее, чем работы отечественных мэтров. Короче, нам было что презентовать. К тому же выпускающий лейбл “Мегалайнер” решил вручить группе “Золотой диск” – за сто тысяч проданных компактов… Тоже, согласитесь, достойный информационный повод.
      …Саму акцию Леня захотел проводить в заблудшей пивнухе возле Киевского вокзала – там, где снимались фрагменты “Кустурицы”. Слева находился “Макдоналдс”, справа – венерический диспансер. У входа в паб, прямо над головой, на железной цепи висела деревянная пивная бочка. Более странное место найти было сложно – зато все выглядело вполне в духе фильмов Кустурицы. И еще один неявный плюс – дом Бурлакова находился буквально через дорогу. Короче, вы поняли, откуда росли ноги.
      Сюрреализм проходил сквозь эту презентацию красной нитью. Двух братьев мы посадили в разные концы зала – причем звук шел таким образом, что если на вопросы отвечал Костя, голос раздавался из динамиков, висевших над головой Бори. И наоборот.
      “У нас не было никаких иллюзий, что продюсер – это дядя, у которого в глазах только доллары, – рассказывал Костя Бурдаев. – До нас Бурлаков находился в некотором забвении – после того как расстался со своими предыдущими партнерами: группами „Мумий Тролль“ и „Земфира“. Поговорив с ним, мы поняли, что вероятность нашего успеха равна где-то двум процентам. Это намного хуже, чем рулетка. Но у нас вроде бы все получилось”.
      Получилась и пресс-конференция. Было очень весело, журналисты задавали толковые вопросы и энергично уничтожали неисчерпаемые запасы халявного пива. В какой-то момент мне показалось, что это действо напоминает лучшие PR-акции “Троллей”. По крайней мере, прессу мы транспортировали по месту жительства далеко за полночь.
      …В декабре “Братья Грим” собрали аншлаг в клубе “Б2”. Недоброжелатели криво улыбались, но сказать ничего не могли – в заведении яблоку упасть было негде. VIP-ложа просто ломилась от дорогих гостей. Бурлаков был доволен. Мы – тоже…
      Что там говорить, 2005 год стал временем прорыва “Братьев Грим”. По итогам сезона они выступили на Трафальгарской площади в Лондоне и получили в СМИ кучу титулов типа “открытие года”. Я вовремя подсуетился и всунул “Братьев” в рейтинг пятидесяти самых дорогих звезд журнала Forbes, где подопечные Бурлакова поделили 41–47-е места с Мстиславом Ростроповичем, Маратом Сафиным, Олегом Газмановым, Земфирой и футболистом Александром Кержаковым.
      Когда наш контракт с “Братьями Грим” завершился, Бурлаков выплатил агентству прямо-таки королевскую премию, а мне подарил роскошный японский DVD-фильм про Марка Болана. Наступал Новый год, и нам обоим было чем гордиться. Не в силах сдержать эмоции, мы, стоя в комнате у Бурлакова, крепко обнялись – пожалуй, первый раз с того памятного вечера, когда осенью 1997 года “Мумий Тролль” убрал всех конкурентов на фестивале “Просто рок”. Идеальная модель мира была налицо. Наверное, мне порой не стоило забывать, что Бурлакову, хоть он и будущий Президент России, ничто человеческое не чуждо.
      …В дальнейшем в стане рыжих близнецов многое оказалось не столь благостно. Я, к примеру, сильно расстроился, обнаружив их второй альбом в магазине “Союз” в довольно неожиданном месте – в корзине с надписью “Распродажа”. На диске красовался гигантский красный стикер: “Новая цена – 69 рублей”. Поэтому неудивительно, что вскоре отношения Продюсера с музыкантами претерпели массу метаморфоз. От очередных штурмов Европы до очередных разрывов отношений. Но это, как любят писать в нудных книгах по истории российского рока, совсем другая история...
      Завершая работу над книгой, я получил от Бурлакова эсэмэс-сообщение следующего содержания: “Я нашел Ее! Из восемнадцати записанных на демо песен я выбрал семь!!! Песен. И есть хит для любой радиостанции!” Вот такой вот мессидж. Как поется в одной из песен, “боже, спаси королеву!”. Продолжение следует…

Глава VIII Илья Кормильцев

      Мое сердце – не большое и не доброе. Я очень педантичный, скептический и желчный человек.
Илья Кормильцев

      Я познакомился с Кормильцевым в середине 90-х, когда у “Наутилуса” готовился к выходу альбом “Крылья”. Илья позвонил рано утром, скромно представился и сказал, что хочет встретиться. Мол, не телефонный разговор. Мы договорились пересечься у меня дома на Шаболовке.
      Он приехал на следующий день. Без всякого пафоса – на метро и без опозданий. Когда я открыл дверь, то слегка оторопел, поскольку не узнал человека, стоявшего на пороге. Наверное, сначала надо было глянуть в дверной глазок, чтобы шок оказался не так силен. Вместо бородатого Софокла из Свердловска передо мной стоял абсолютно лысый мусульманин в толстых пластмассовых очках и с добродушной еврейской улыбкой на пол-лица. Хитрый блеск умных глаз выдавал в утреннем госте поэта популярной группы “Наутилус Помпилиус”.
      “Илья?” – переспросил я на всякий случай. “Ну что, испугался? – довольный произведенным эффектом, ответил вопросом на вопрос поэт. – Давай-давай, приглашай в гости…”
      Мы направились в комнату. Кормильцев сел на стул и без всякой раскачки начал эмоциональный монолог про новые технологии, с жаром жонглируя непонятными мне терминами. Какие-то web-страницы, сайты, сервер, интернет-коммуникации. Затем стал рассказывать про компьютерные книги, мультимедийный CD-ROM и AVI-файлы… Я попытался прервать этот поток сознания и жалобно попросил повторить текст еще раз. Так сказать, “для троечников”.
      Врать не буду – со второго раза я понял еще меньше. Все правильно – если человек технически тугой, ему никакой мехмат не поможет… Но Кормильцев не унывал, принявшись чертить на обрывках бумаги какие-то схемы. Я чувствовал, что меня вовлекают в какую-то мутную секту. Для полноты картины не хватало разве что гадалки и ученого черного кота.
      В какой-то момент я встряхнулся и осознал суть происходящего. Отмечая десятилетие творческой деятельности, генштаб “Наутилуса” задумал провести глобальное подведение итогов. “Проведение черты такой толстой”, – значимо сказал Илья. С этой целью было решено выпустить энциклопедическое компьютерное издание “Погружение”, в которое планировалось включить “правдивое” жизнеописание группы…
      Мне недвусмысленно предлагали стать соавтором проекта. Кормильцеву, по его словам, нравились стиль и энергетика “Золотого подполья” – он хотел, чтобы в подобном ключе я написал “новейшую историю” группы. Всё, что случилось с “Наутилусом Помпилиусом” после ухода Димы Умецкого.
      Я пулей опустился на Землю. У меня кипела работа над “100 магнитоальбомами советского рока”. Я находился на другой волне и пребывал в жутчайшем внутреннем пафосе. Чувствовал, что получается что-то реально клевое. Поэтому, несмотря на всю симпатию к Кормильцеву и его недюжинной эрудиции, отвлекаться на мелочи мне не хотелось.
      От всей своей полурусской души я поблагодарил Илью Валерьевича за доверие, но вежливо отказался, сославшись на нечеловеческую занятость. В финале этого насквозь фальшивого спича какой-то черт дернул меня сказать: “Спасибо, Илья. Правда, спасибо... Но этим, как ты его там назвал, „си-ди-ру-мом“, я заниматься не буду. НИ-ЗА-КА-КИЕ-ДЕНЬ-ГИ”.
      Кормильцев выдержал макиавеллиевскую паузу, по-доброму улыбнулся и с достоинством назвал цифру. “Стопроцентная предоплата”, – добавил он после небольшой паузы.
      Меня мгновенно смыло с письменного стола, на котором почему-то сидел. “Согласен!” – по-военному бодро отрапортовал я, пораженный в самое сердце долларовым эквивалентом собственного труда.
      Судя по всему, Кормильцев был доволен. Я, естественно, тоже. Мы бегло оговорили нюансы работы и через пару минут распрощались как лучшие друзья.

1. Погружение

      У свердловской музыки всегда было свое лицо. Ее отличало нечто вроде наивной серьезности, если можно так говорить… Все время у нас происходило изобретение велосипеда или колеса – такое невинное новаторство, туземный примитивизм, какой бывает у первобытных народов в искусстве.
Илья Кормильцев

      Буквально на следующий день мы встретились с поэтом “Наутилуса”, который добросовестно притаранил мне для работы свой архив. Архив представлял собой аккуратно подобранные папки с публикациями – как из официозной прессы, так и из самиздата. Количество и размах статей впечатляли. Здесь были интервью с тандемом Бутусов—Кормильцев, с Ильей-соло, публикации его стихов, анонсы концертов “Наутилуса”, репортажи с них, светские и музыкальные новости, рецензии на альбомы. Теперь, по идее, все было готово для того, чтобы начинать работу над мультимедийным изданием. Но у меня на этот счет существовал ряд соображений.
      В итоге мое сотрудничество с Кормильцевым началось с невинного обмана. Получив архив и предоплату, я убедил Илью начать работу с диктофонных разговоров на вольные темы. Под таким расплывчатым углом я планировал повыспрашивать у уральского рок-аксакала нюансы истории свердловского рока. К “Наутилусу” 90-х эта беседа имела косвенное отношение, но была крайне необходима для книги “100 магнитоальбомов”.
      Слегка удивленный подобной любознательностью, Илья Валерьевич пригласил меня домой – в съемную квартиру в районе Нахимовского проспекта. Мы расположились на залитой солнцем кухне, которая напоминала высеченную в скале берлогу. Здесь все дышало примитивизмом и креативом. Илья сварил кофе и удобно уселся рядом со стойкой компакт-дисков. Мы начали болтать про Blur и Oasis, презентацию “Титаника” и последний альбом “Аквариума”...
      Я не торопился форсировать события и держал паузу, что называется, до упора. Наконец-то Кормильцев вспомнил о теме встречи. Не без труда преодолевая закон всемирного тяготения, он поднялся с дивана и достал с полки коробку с аккуратно сложенными черно-белыми фотографиями. Япочуял запах добычи и включил диктофон…
      Картина боевого прошлого Кормильцева уходила корнями в далекий 1981 год. Находясь после Уральского университета на военных сборах, он написал стихи для молодой свердловской рок-группы “Урфин Джюс”. Не успел Илья вернуться к мирной жизни, как лидер “Урфин Джюса” Саша Пантыкин радостно наиграл ему на рояле новые песни, сочиненные на стихи Кормильцева.
      В фортепианной версии поэзия вчерашнего студента воплотилась в концептуальный арт-рок, местами стилизованный под музыку Прокофьева и Шостаковича. Спустя год эти наброски материализовались в двойной альбом “Урфин Джюса” “Пятнадцать”, который начинался с интеллектуального хита “451 градус по Фаренгейту”:
 
“Пока ты куда неизвестно ходил, 
Потушен, погашен твой юношеский пыл… 
Пожарной командой. 
Ты не знаешь ли, кто эти люди в касках и масках 
С лицами честных героев, не чувствительных к боли?”
 
      …Незадолго до описываемых событий в Свердловске состоялся первый рок-фестиваль, на котором лидер “Урфин Джюса” рекрутировал в группу новых музыкантов.
      “Мы собрались на квартире у Пантыкина, – вспоминает Кормильцев. – Сидя на подоконнике, пили пиво, перелитое из полиэтиленовых мешков в большую кастрюльку, откуда черпали его кружками. Так я познакомился с Егором Белкиным и Вовой Назимовым, которые и определили в дальнейшем лицо „Урфин Джюса“”.
      Репетиции новорожденного трио проходили в пригороде Свердловска Верхняя Пышма, на базе производственного объединения “Радуга”. Там удалось пристроить свои трудовые книжки: Кормильцеву достался пост штатного технолога, а ушлый Пантыкин захватил должность руководителя вокально-инструментального ансамбля.
      Но не все в окружавшей “Урфин Джюс” биосфере было безоблачно. После нескольких месяцев репетиций начинающий продюсер Кормильцев взял верх над начинающим поэтом Кормильцевым. Дело в том, что дипломированному выпускнику химфака категорически не нравилось, во что превратили его стихи патлатые уральские рокеры. Как пелось в одной из композиций, “ты не стал бы слушать эти песни, если бы их перевели тебе”.
      “В „Урфин Джюсе“ была демократия: песню не принимали до тех пор, пока ее не одобрит большинство. И поэтому из-за текстов вечно происходили баталии, – вспоминает Пантыкин. – Когда мы начали записывать „Пятнадцать“, это оказался единственный в моей музыкальной практике альбом, у которого первоначальна была не музыка, а текст. А у Кормильцева был такой период, когда ему хотелось выразить достаточно философские вещи – путем сложных фраз и многоэтажных конструкций. Уже когда многие композиции были записаны, Илья приходил в студию и говорил: „Я вам свои тексты не отдам, и вам придется писать новые песни“”.
      “Кормильцев плохо шел на компромиссы, – свидетельствует фотограф “Урфин Джюса” Олег Ракович. – Он был агрессивный, знающий чего хочет, в том числе – и в музыке. Смеялся – не как все. Одевался – не как все. Говорил афоризмами – малопонятно, и слушал только себя. По уровню мозгов он всех превосходил… Все считали, что он ненормальный, но, во всяком случае, его уважали”.
      Стоит отметить, что агрессивно-странный Кормильцев и упрямый трудоголик Пантыкин стоили друг друга. В то время они были далеки от своего креативного пика. Музыке Пантыкина мешали академизм и схематичность, ей не всегда хватало дерзости и здорового рок-н-ролльного хулиганства. В свою очередь, тексты “раннего” Кормильцева грешили вкусовыми перегибами и нонконформизмом. Но… будем объективны. Идеологическая конфронтация Поэта и Композитора меркла на фоне более радикальных схваток, которые чуть ли не ежедневно происходили в группе.
      “По идее, мы не должны были работать вместе, – считает барабанщик Володя Назимов. – Мы должны были на пятой репетиции набить друг другу морды и разойтись”.
      “Пантыкин постоянно дрался с Белкиным – это стало доминантой начальной истории „Урфин Джюса“, – вспоминает Кормильцев. – Столкновение двух абсолютно полярных людей: одного – воспитанного на классике, второго – воспитанного на наглости… Одного – патологически упрямого, другого – патологического демагога и вождя народов… Столкновение двух лбов – одного козерожьего, другого овнячьего – давало потрясающие искры. Рога так и бились. Это было просто фантастическое противостояние”.
      Как вы догадались, творческий процесс в “Урфин Джюсе” не сильно отличался от подобного действа в сотнях других рок-групп. Что там говорить, рок-н-ролльную школу Кормильцев прошел по полной программе. И именно в “Урфин Джюсе” Илья впервые столкнулся с теорией и практикой “продвижения музыкального товара на рынок”. Произошло это после того, как записанный в тяжелых баталиях альбом “Пятнадцать” был полностью готов, а творческий коллектив “Урфин Джюса” решил распространять его по всем правилам рекламного искусства.
      “В домашних условиях нами был организован процесс копирования, – вспоминает Пантыкин. – Счет отправленных по почте катушек шел на сотни. Мы сделали оформление, размножили на копировальной машине „Эра“ вкладки с текстами и пресс-релизы. Затем качественно переписывали пленку и посылали по почте в Москву, Питер, Новосибирск, Казань. Заказов было очень много, и я отправлял, отправлял, отправлял…” “Как-то раз я пошел на почту и выслал в разные города около пятидесяти катушек”, – подтверждает Кормильцев.
      Процесс тиражирования альбомов “Урфин Джюса” осуществлялся экзотическим способом. Две коробки от маленьких катушек склеивались клапанами одна к другой. В результате получался двойной альбом. Большие 520-метровые катушки не покупались принципиально, поскольку “двойник” представлял собой редкое явление. В сдвоенных катушках присутствовал определенный пафос, который работал на общую идею.
      Поскольку перезапись осуществлялась бесплатно, дистрибьюция альбома напоминала четко налаженное бесприбыльное производство. За первые полгода по стране было распространено более четырехсот копий – своеобразный рекорд для советской магнитофонной индустрии того времени. Неудивительно, что спустя добрый десяток лет Володя Шахрин вспоминал, как по Свердловску бродили слухи, будто на “Урфин Джюс” работает целый рекламный отдел в количестве 18 человек. По одному агенту на каждую песню из альбома “Пятнадцать” плюс еще трое стажеров. На подстраховке…
      “Когда в 84 году я поехал в Москву, у меня было около двадцати бобин, которые я должен был разнести по конкретным адресам, – говорит Кормильцев. – В то время в стране практиковались кагэбистские „чистки“, и люди откровенно шугались, когда я приходил к ним и говорил: „А вы не посылали к нам в Свердловск бобину? Вот она“. Пару раз народ принял мои визиты за следственный эксперимент. Мы на Урале жили в святой наивности, поскольку те „наезды“, которые происходили у нас, были исключительно на уровне комсомольской организации”.
      После поездки в Москву текстовик “Урфин Джюса” взглянул на свердловскую сцену другими глазами. Он понял, что местный рок существует в изоляции от Москвы, Питера и Прибалтики. При этом он видел, что в условиях отсутствия элементарной инфраструктуры рок-движение продолжает развиваться. Кроме арт-рокового “Урфин Джюса” и андрогинного “Трека”, в городе поднимали голову молодые команды “Р-клуб”, “Метро”, “Змей Горыныч бэнд”, а также группа из архитектурного института под названием “Наутилус Помпилиус”. Со многими музыкантами Кормильцев дружил, некоторым писал тексты.
      Илья понимал, что перед свердловскими рокерами стоят как минимум две проблемы. Им негде было выступать и им не на чем записывать альбомы. И тогда Илья решился на неординарный поступок.
      В теплый июльский день 84 года Кормильцев направился в ломбард на проспекте Ленина, где с безумной улыбкой снял с руки обручальное кольцо. Вместе с кольцом он заложил в скупку ювелирные украшения жены и золотые запасы своих друзей. В тот же день на вырученные деньги поэт приобрел последнее чудо японской бытовой техники – четырехканальную портостудию Sony.