Дверь открыл Каке. Томи почувствовал разочарование. В висках ломило и шумело. Пока дверь открывали, Томи казалось, будто он видит медленное падение ножа гильотины на собственную шею. И вот перед ним лицо товарища по школе.
      Томи сглотнул.
      — Твой отец дома?
      Всем своим видом Каке выразил недоумение.
      — Дома…
      — У меня к нему дело.
      Каке, бросив на него удивленный и словно бы предостерегающий взгляд, пошел в комнаты.
      «Еще не поздно смыться, — подумал Томи. — Он не успеет схватить меня, если я побегу прямо сейчас изо всей мочи. Он ненавидит Роя и меня, потому что считает, что его щелкнули по носу».
      Бежать от более сильного противника не трусость, а мудрость. А этот человек, конечно, превосходил Томи силой.
      «Но дело-то исключительное, — сказал себе Томи. — Дать сейчас тягу — это значит на всю свою жизнь признать, что сила Ярвинена дает ему право решать судьбу Роя. Что все произойдет так, как затеял Ярвинен, — телефонные звонки, попытки задавить собаку и все такое прочее, а нам останется только дрожать от страха и ждать, как поступит сила. Я не какой-нибудь раб Ярвинена. И ничей не раб. Так что пусть только попробует тронуть меня».
      Ярвинен вышел к нему с полотенцем в руках. Его волосы были встрепаны, на лице — капли воды.
      Глаза мужчины округлились, когда он узнал Томи.
      — А-а, это ты! Тот, что с собакой?
      — Да, я тогда соврал, — согласился Томи. — Была такая необходимость.
      В освещенной лампочками прихожей солнце не могло выглянуть из-за облака и озарить все вокруг, но, когда мужчина улыбнулся, Томи почувствовал нечто подобное. Глаза Ярвинена сощурились, в них был смех.
      — На твоем месте я поступил бы так же, — сказал он. — Ты обвел вокруг пальца целую ватагу ребят. Хотя я был уверен, что ты где-то спрятал собаку. Где ты ее так быстро спрятал?
      — В нашем гараже. И все время боялся, что она залает.
      — Умная собака не будет лаять, когда надо молчать.
      — Рой очень хорошо все понимает, — с жаром сказал Томи. — Приходите навестить его, и вы увидите, что просто так он не кусается.
      Мужчина наморщил лоб, положил полотенце на стол, посмотрелся в зеркало и пошел к двери.
      — Все ясно. Яксю сам сказал, когда пришел из больницы, что собака укусила его потому, что в нее бросались камнями. Как ты сумел увести ее? Она что, знала тебя раньше?
      — Нет. Она просто поняла, что я пришел ей помочь.
      Ярвинен похлопал Томи по плечу:
      — Да, малец, это был смелый шаг с твоей стороны. И вообще ты был прав, а мы не правы. Просто удивительно, до чего может взбеситься человек. Тогда в его котелке не остается ни капли разума. Я бы и вправду застрелил собаку, если б увидел ее. Я решил, что это злобная бродячая собака. Ведь даже овчарка, если забудется, может стать опасной.
      Тут мужчина вспомнил, зачем вышел в переднюю.
      — Ты ко мне по какому-нибудь делу?
      Томи почувствовал себя неловко. Но не идти же на попятный… Кратко, как только смог, он изложил причину своего прихода.
      Когда он кончил, мужчина отрицательно покачал головой:
      — Это был не я. Вы, ребята, конечно, знаете, каким неприятным субъектом я становлюсь, когда выхожу из себя. Но я не стану никого преследовать.
      — Ну конечно, я это знаю, — сказал Томи. — Но я пришел убедиться, так, на всякий случай, чтобы потом не думалось понапрасну.
      — Все это очень странно, — проговорил Ярвинен. — Кто станет взваливать на себя столько забот ради какой-то собаки? И чего он добивается?
      — Убрать Роя.
      — Да, но зачем?
      Томи вытер нос рукавом.
      — Не знаю, — сказал он. — Это выглядит и странно и гнусно.
      — Еще бы! — согласился Ярвинен. — Я готов помочь разобраться в этой истории, если смогу. Обдумаем это дело. А сейчас я вместе с тобой выйду во двор и покажу тебе наш автомобиль, чтобы ты знал, как он выглядит.
      — Я верю вам на слово, — сказал Томи.
      — Ну все-таки взгляни. — Ярвинен достал из кармана ключи и пошел впереди Томи вниз по лестнице.
      Когда они спустились на первый этаж, чуть приоткрытая наружная дверь распахнулась и компания мальчишек из домов-башен протолкалась внутрь. Горячая волна захлестнула сердце Томи, когда он встретил вопрошающий взгляд Яксю. Мальчишки были готовы во что бы то ни стало защитить его!
      — Все выяснилось, — сказал Томи. — Мы только посмотрим автомобиль Ярвинена.
      — Мы пойдем вместе с вами, — объявил Яксю, и вся компания зашагала следом за Ярвиненом и Томи.
      Через подвальный этаж они прошли прямо в гараж. Автомобиль Ярвинена стоял четвертым в ряду, передом на козлах.
      — Я уже с неделю вожусь здесь, обновляю тормозную систему, — сказал Ярвинен деловито, как мужчина мужчине. — На это уйдет еще несколько дней.
      — Ну так приходите, как управитесь, посмотреть на Роя. И вы тоже, ребята. А к тебе, Яксю, она привыкнет, дай только обнюхать себя как следует.
      Они пошли в обход гаражей. На дворе вся компания вместе с Ярвиненом помахала Томи руками. А Хуотари прокричал:
      — Дай знать, когда тебе будет нужна помощь. Мы выясним, кто этот тип.

      — Мне больше невмоготу, — сказала мать, глядя на Томи заплаканными глазами. — Я, конечно, понимаю, как это тяжело для тебя, но нам придется расстаться с собакой.
      Они сидели вдвоем за столом на кухне и пили чай. Было полпятого утра. Двадцать минут назад они проснулись от телефонного звонка. Звонил все тот же субъект.
      — Я бы не стала поднимать трубку, но подумала: а вдруг с отцом что-нибудь случилось, — продолжала мать. — Пришлось ответить, а это опять оказался тот тип.
      — Что он сказал сегодня?
      — Что-то в том смысле, будто мы сами отвечаем за все, что случится с собакой, раз не выполняем его требований… Возьми еще бутерброд.
      Томи взял. Он уже приготовил съестное в дорогу. Но все-таки следовало плотно поесть перед уходом.
      — Страшно отпускать тебя на рыбалку, — тревожно сказала мать. — Как знать, где он подстережет тебя. Он сказал, что следит за нами. Может, он наблюдает и сейчас.
      — Он просто запугивает, — проговорил Томи, откусывая большущий кусок хлеба с колбасой.
      Мать, видимо, не была в этом так уверена:
      — Еще он сказал, что у нас на дворе все время открыт тент от солнца.
      Томи бросил бутерброд на стол и выглянул в окно.
      Красно-желтый полосатый тент и вправду был раскрыт.
      По спине Томи пробежал холодок. Откуда этот человек может следить за их домом? Должно быть, вон с того гребня. Если бы он только проехал мимо их дома по улице, то не увидел бы тента.
      — Ты не побоишься остаться дома одна, если я схожу в Мёлься? Мне он ничего не может сделать, пока Рой со мной.
      — Как раз за собакой-то он и охотится, — вздохнула мать. — Подожди хоть, пока люди начнут просыпаться. Но, по-моему, сегодня вам и вовсе не надо выходить.
      — Не сидеть же нам за семью запорами из-за какого-то чокнутого, названивающего по телефону! — ответил Томи.
      — Когда отец вернется домой, он сообщит об этом в полицию.
      — И тогда они уведут Роя.
      — Не увели же до сих пор.
      — Да, а вдруг они решат, что собака причиняет всем слишком большое беспокойство.
      — Я этого не думаю, — смягчившись, сказала мать. — Можешь отправиться с собакой в деревню к дяде Вилле. Хоть на неделю. Уж конечно, там ее примут. А отец с помощью полиции выяснит, кто это нам названивает. И если это какой-нибудь преступник, он будет наказан. Я налью тебе еще чаю.
      Они выпили по второй чашке. Томи выглянул наружу. Солнце заливало все вокруг ярким светом. Давно уже следовало быть в Мёлься. Лучшее время клева прошло.
      Бабушка Сааринен на склоне лет потеряла утренний сон. Вот и теперь она уже вышла во двор. Заслышав ее быстрые и легкие шаги, Рой подбежал к двери гаража и залаял.
      В присутствии других бабушка Сааринен делала вид, что терпеть не может собаку. Но на самом деле она любила Роя. Вот и сейчас она подошла к собаке, погладила ее и поставила перед ней миску с едой.
      Томи незаметно от матери пытался понаблюдать за гребнем гряды, но отсюда его было плохо видно. Все же Томи заметил, как ранние пташки — береговые ласточки — словно нарочно огибают один бугор на гряде. Тот самый, на котором несколько раз подозрительно шелохнулась рябина.
      — Скорее всего, это какой-нибудь шутник, — продолжала мать уже веселее. — Какой-нибудь молодой пакостник, который не понимает, как отвратительно то, что он делает. Мне думается, ему скоро надоест, и он прекратит свое вздорное приставанье.
      «А я таки уверен, что не прекратит», — подумал Томи.
      Рябина снова шелохнулась. Кто-то опирался о ее ствол и, наверное, переменил положение тела.
      Почему этот человек хочет убить Роя?
      Разумеется, он ненавидит собаку, которая укусила его тогда вечером в прихожей Саариненов. Но зачем он связался с ней?
      Если бы дело шло о человеке с дробовиком, Ярвинене, Томи еще мог бы хоть как-то понять его. Отместка за оскорбленное чувство собственного достоинства. Но ведь звонит-то кто-то неизвестный…
      Ну, а что, если это человек, который давно знает собаку? Который хочет ей отомстить? У Роя были две раны, когда он, скованный цепью, лежал тогда в лесной ложбине. Может, он, раненный, вырвался от своего истязателя и убежал. Но ведь этот человек знал, где искать собаку…
      Воображение Томи работало не переставая. Он отлично понимал, что из-за какого-нибудь пустяка никто не станет днями и неделями преследовать собаку. На это должна быть серьезная причина.
      Уж не убил ли кого этот человек, а Рой знает, где спрятан труп? Тогда этот человек должен бояться, что собака раскроет тайник. Тем более если там закопан, скажем, бывший хозяин Роя.
      — Тебе пора отправляться, пока утренний клев не кончился, — сказала мать.
      — Дело не к спеху. Вообще-то надо бы сходить на чердак да взять спиннинг. Может, захочется немного побросать, раз уж пойду в Мёлься.
      На верхнем этаже, в спальне, висел на стене отцовский бинокль.
      Как ни в чем не бывало Томи поднимался по лестнице. Он беззаботно посвистывал, хотя от напряжения весь дрожал. Сделав вид, будто из передней верхнего этажа прямиком направляется на чердак, он по пути прошмыгнул в спальню и взял бинокль.
      Из чердачного окна нельзя было как следует разглядеть гребень гряды. Смотреть приходилось снизу вверх. Другое дело — разглядывать берег. Когда Томи занял у окна удобную позицию среди игрушечных автомобилей и дорожных сумок и подкрутил окуляры бинокля по глазам, ему показалось, что он смотрит на гребень с расстояния в десять метров.
      Нашарив биноклем то место на бугре, Томи вздрогнул. Под рябиной, опираясь о ее ствол, сидел человек в голубой куртке и джинсах. Согнув ноги в коленях, он подтянул их к подбородку, а руки заложил за голову.
      Лица мужчины нельзя было разглядеть. Мешали пучки высокой, выжженной до желтизны травы и кепи с длинным козырьком, скрывавшее большую часть лица. Мужчина был бородатый, в темных очках.
      Так вот он, гонитель Роя. Томи был в этом уверен.
      Мужчина курил. Вот он бросил окурок и — об этом можно было догадаться по движению его ноги — затоптал в песок.
      Томи постарался хорошенько запомнить внешний облик незнакомца. Он рассмотрел его еще лучше, когда тот встал и отряхнул брюки. Мужчина был худой, довольно высокий и, по правде сказать, приятной наружности.
      «Я бы не стал биться об заклад, что этот человек — убийца, — подумал Томи. — Такой молодой…»
      Но кто же этот человек? Томи не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел его в здешних местах.
      Мужчина еще раз посмотрел в сторону дома Томи. Затем повернулся, спустился по гряде и исчез из поля зрения.
      Томи еще с минуту побыл на чердаке, чтобы унять бешеное биение сердца и отдышаться. Он дрожал с головы до ног быстрой, мелкой дрожью.
      Что же предпринять?
      «Если я расскажу матери об этом человеке на гряде, она хлопнется в обморок. Я и сам близок к этому. Если же расскажу Марке и бабушке Сааринен, то все равно через минуту это станет известно матери. Можно было бы поговорить с Ярвиненом, если б он был дома, но он уже отправился на работу».
      Ну, а с товарищами?
      В душе Томи боролись противоречивые чувства. Пожалуй, больше всего ему хотелось, чтобы его защитили. Конечно, он мог рассказать все матери, и они позвонили бы в полицию. Тогда дело решилось бы просто.
      Но от этого удерживал страх быть осмеянным. Что скажет полиция? Подумаешь, мол, какой-то чокнутый звонит о том, что ему не нравится их собака. Ну и что? Какое дело до этого полиции? В лучшем случае там напишут протокол и сунут в папку, посмеиваясь: вот слабонервные!
      К тому же действия полиции могут вспугнуть преследователя Роя, он исчезнет. И правду так никогда не удастся узнать.
      Столь же опасно было звать на помощь своих друзей, здешних и из домов-башен. Правда, они могут установить такой строгий караул, что тот человек ничего не сможет сделать. Но это его тоже спугнет.
      Кроме того — тут Томи остановился на третьей сверху ступеньке лестницы, ведущей на чердак, — он вдруг понял, что его заедает тщеславие.
      Важно разобраться в этой истории самостоятельно, без помощи других. Уже вечером он мог бы устроиться в каком-нибудь подходящем месте, чтобы следить за подступами к той рябине и определить, куда уходит мужчина. Тогда, может, и удастся что-нибудь выяснить.
      Со спиннингом в руке Томи спустился вниз.
      — Я вернусь, скорее всего, за полдень, часа в два.
      — Береги себя, — сказала мать. — А сегодня вечером, когда отец придет домой, или завтра утром, поговорим с ним. Я думаю, нам удастся как-нибудь с этим разобраться.
      С едой и рыболовными принадлежностями в руках Томи вышел из дому, захватил банку с червями, стоявшую на своем обычном месте у камня, и направился во двор к Саариненам. Рой выскочил ему навстречу.
      Бабушка Сааринен тут же воспользовалась случаем поворчать на собаку:
      — Из нее выйдет изрядный иждивенец, уж это точно. Она такого благородного происхождения, что простая еда ей не по вкусу! Вот и сейчас она не соизволила притронуться к плошке, хотя ей дали такого мясного супа, что впору хоть министру. Я хотела сама съесть вечером остатки, но все же отдала ей, и вот они тут, поглядите, пожалуйста.
      Бабушка указала на полную плошку с едой.
      — На земле не хватает продуктов питания для людей, а этот пес воротит нос от мясного супа, — продолжала бабушка. — Но ничего другого она не получит, во всяком случае, от меня.
      Томи подумал о кругах колбасы в пластиковой сумке, припасенных для собаки. Бабушка Сааринен наверняка оттаскала бы его за волосы, если бы узнала об этом. Но это останется тайной между ним и Роем. О мужских делах не положено кричать во все горло.
      И поэтому, спуская собаку с цепи, Томи вслух сказал:
      — Ничего, он все будет есть как миленький, пусть только побегает со мной целый день.
      — Тебя оштрафуют, если собака будет бегать без поводка! — крикнула бабушка им вслед, когда они уже прошли через задние ворота и направились к береговой гряде.
      По гряде Томи поднимался совсем тихо, собака не отходила от него ни на шаг. Не исключено, что их враг лишь укрылся на другой стороне гряды — поесть или вздремнуть, и они идут, как мышь в ловушку, прямо ему в лапы.
      Достигнув гребня, Томи шепотом приказал собаке лечь, а сам прополз последние метры так осторожно, как только мог.
      Из-за кустов можжевельника он посмотрел в сторону канавы.
      На самом гребне никого не было. Но он заметил человеческие следы. Они внезапно обрывались чуть ниже по склону гряды. У этого человека не было машины, иначе он поставил бы ее у развалин кирпичного завода или на дороге, пролегающей по фабричной территории. Видимо, он приходил на Окраину откуда-то издалека. Возможно, он больше не смел появляться в здешних краях на машине, которую многие видели и могли узнать.
      — Рой, ко мне!
      Собака стремительно подскочила к Томи. Они подошли к рябине. На песке вокруг нее были разбросаны окурки и спички, близ ствола Томи снова увидел следы. Отпечаток этих кед Томи уже знал: косая насечка, клеймо на каблуке. Да, это тот самый человек, который столкнулся с Роем в передней Саариненов.
      Томи осторожно огляделся вокруг. В лесной чаще по берегам канавы, казалось, ничего не изменилось. Человека там слышно не было. Доносились лишь голоса птиц, занятых своими утренними хлопотами.
      Мужчина, по-видимому, ушел своей дорогой.
      Они могли двинуться следом за ним. Но эта мысль не вдохновила Томи. Другое дело — следовать за мужчиной так, чтобы видеть все его движения. С самого начала. Сейчас его нигде не было, и на него можно было наткнуться где-нибудь там, далеко, — на болотах канавы Тиитинен или в лесах за ними.
      Томи, сидя под рябиной, посмотрел в сторону дома. Отсюда их дом просматривался, как хоккейное поле с лучших мест во Дворце спорта. Человек мог свободно следить за всем происходящим на дворе у них и у Саариненов. Если у него был бинокль, он при соответствующем освещении видел и то, что делается внутри.
      Было как-то неприятно думать, что этот человек знал об их жизни почти все. Среди прочего и то, что отца нет дома. А также то, что и у Саариненов нет никого из мужчин.
      Ну, сегодня-то вечером отец рано или поздно вернется и останется дома на весь конец недели. Отцу он расскажет об этом мужчине все. Вот тогда-то они и решат, как быть дальше.
      Томи уже хотел было продолжить свой путь, когда его взгляд упал на что-то блестящее. Он нагнулся и разгреб рукою песок.
      В его пальцах оказалось что-то твердое, металлическое. Боевой патрон. Короткий, совсем миниатюрный. Для мелкокалиберной винтовки или пистолета.
      Этот человек возился здесь с оружием, очевидно, заряжал его и обронил патрон.
      Может, он собирался убить Роя? Но собака в то время находилась в гараже и вышла оттуда лишь тогда, когда бабушка Сааринен уже встала и появилась во дворе. По-видимому, это и спасло собаку.
      Томи трясло. Любой из них там, во дворе, был хорошей мишенью для этого человека. С наступлением темноты они даже не задергивали занавески на окнах, обращенных во двор. И незнакомец смотрел отсюда в освещенные комнаты, словно в витрину магазина. И кто знает, может, смотрел сквозь прицел оружия.
      — Разумеется, он охотится за собакой, а не за людьми, — вслух произнес Томи, но ему не стало от этого легче. Да и к тому же, откуда знать, чего он добивается.
      Томи вспомнил, как весною на пасху, когда они гостили в Каяани, двое мужчин стреляли в полицейского. Во хмелю человек способен на все. Так, возможно, и этот был пьяницей, которого не лечили.
      Ловить рыбу расхотелось. Томи знал: и на берегу моря ему не избавиться от мысли, что человек с оружием может в любой момент возвратиться на гряду. То, что до этого утра представлялось таинственным и волнующим приключением, обернулось страшной угрозой. Томи посмотрел на часы. Сейчас семь утра. Отец придет не раньше семи вечера. Эти двенадцать часов казались Томи ужасающе долгими.
      — Знать бы, чего добивается этот тип, стало бы чуточку легче, — произнес Томи вслух и почесал шею Роя. — Может, и ты чувствуешь то же, что и я, но не умеешь сказать… Пошли!
      Он попытался успокоить себя тем, что с ним собака, и продолжал свой путь. Однако патрон в кармане заставлял его неотступно думать о человеке, который во что бы то ни стало хотел лишить Роя жизни. Может, этот человек опасается, как бы Рой не стал для него помехой? Может, он боится, что Рой отыщет тайник, который он выкопал? Должно быть, так. А что там, в тайнике?

      Прорыбачив все утро на скале, с которой в море свалилась большая ель, Томи добыл тридцать крупных окуней. Это было одно из его лучших мест для рыбалки, и он ревниво оберегал его. Окуни и без того собирались у ели, качавшейся на воде около отвесного склона скалы, а Томи еще и подкармливал их. Под водой, на еловых лапах, он подвесил большой мешок, полный мякины, зерна, крупы — всего того, что напихал в него дедушка Жестянщик. Все это сквозь редкую мешковину просачивалось в воду, и большие окуни сбивались в стайку около ели на утреннюю и вечернюю кормежку.
      Томи спустился с пойманной рыбой вниз, на камни. Это было нелегко, потому что под мышкой он нес еще собранный на скале хворост и обломки пней.
      — Осторожно, братец, — подбадривал он Роя, который шел следом за ним. — Мы оба бухнемся в воду, если ты будешь суетиться.
      На ту сторону скал они могли бы попасть гораздо легче, но там не было такого уединения. А здесь поросшие хвойными деревьями скалы стеной обрывались к морю, местность наверху была труднопроходимая, и поэтому сюда никто никогда не заглядывал. Все предпочитали правую сторону оконечности мыса — значительно более пологую и удобную, с маленькими клочками травы и лиственными деревьями. Был там и песчаный пляж. Горожане частенько наведывались туда.
      Однако Томи нравился здешний покой и одиночество. Отсюда города не было видно, и перед глазами простиралось лишь море с островами, а еще дальше — безбрежный простор. Весь городской шум оставался позади, по ту сторону скал. За возвышенностью тянулся заболоченный, пустынный на всем пространстве залива Тиитинен берег. По другую сторону канавы местность понемногу повышалась, и там уже начинались леса и обжитые места.
      Томи обернулся и посмотрел на Роя.
      — Ну как, держат тебя твои лапы? Ничего, дальше будет уже легче.
      Казалось, собака глядела на него укоризненно.
      — Ты даже не представляешь себе, в какой рай мы попадем, — сказал ей Томи. — И ты в конце концов полюбишь его.
      Перебравшись через большой гладкий валун, они подошли к широкой расщелине, где уже была земля, и на ней росли вперемежку ягель, вереск и какая-то низкая трава. Отсюда можно было без труда добраться до конечной цели прогулки — валуна, лежавшего у самой кромки воды.
      Томи окрестил это место Спиной кита. Это был его потайной уголок, где он загорал. Солнце пекло здесь в полдень так жарко, что подошвы ног горели, когда он снимал кеды.
      — Ну, что скажешь?
      Рой исследовал все вокруг: выпятившуюся из берега Спину кита, крутой и низкий бок скалы, похожее на пещеру углубление в подножии утеса, где даже в сухое лето из источника, укрытого где-то в недрах скал, струилась холодная вода. Собака обнюхала и принесенные Томи чурбаны для сиденья, и старое кострище на камнях прямо у воды. Здесь Томи и в сухую погоду осмеливался разжигать маленький костер, такой, который не давал искр. Это отец научил его, когда можно разжигать костер, а когда нельзя.
      «Самое худшее, что может натворить человек в глуши, — это побаловаться с огнем и устроить лесной пожар!» — говаривал отец.
      Нынешнее лето выдалось до того сухое, что, пожалуй, здесь — единственное место, где не страшно развести костер.
      Рой был вне себя от возбуждения, когда Томи ссыпал рыбу в неглубокую ямку между камнями сбоку возле Спины кита и достал из своего тайника обломок доски.
      — Я сперва разделаю рыбу и только потом поем, — сказал он собаке, вспарывая животы окуням и вычищая внутренности. — Если их не обработать, они протухнут через несколько часов.
      Со свежей рыбы чешуя сходила довольно легко, зато когда окуни подсыхали, она держалась так крепко, что рыбешку помельче приходилось выбрасывать, если она хоть день оставалась необработанной.
      Все необходимое для рыбалки у Томи было в пластиковой сумке. Немножко соли. Бумажный пакет для чешуи и потрохов. Он закопает этот пакет, поднимаясь наверх, под каким-нибудь деревом, где будет подходящая яма. Если за этим тайным местечком не ухаживать, через несколько недель здесь будет такая вонь от разложившихся потрохов, что сам леший шарахнется отсюда.
      Очищенную рыбу Томи положил в сумку и отнес ее в глубь пещеры, в заросли папоротника близ ручья. Там было прохладно, как в погребе. Томи потрогал бутылку лимонада, которую перед этим он положил в проточную воду. На ощупь бутылка была прохладная.
      — Сперва мы искупаемся, а потом поедим, да?
      Словно соглашаясь, Рой тявкнул.
      Томи разделся, расстелил брюки и рубашку на большом камне. Сверху положил часы. Они показывали половину первого.
      До возвращения отца домой остается шесть с половиной часов!
      Томи старался отогнать от себя все мысли, не связанные с рыбалкой. Но тем не менее они жили где-то в уголке его сознания, будто ловя первую же возможность овладеть им целиком.
      «Я больше не думаю об этом субчике на гряде», — сказал себе Томи и вошел в воду.
      Он уже проплыл два круга далеко от берега, прежде чем Рой соизволил войти в воду. Поначалу он только лаял на берегу и бегал взад-вперед по Спине кита. Томи, разумеется, знал, чего он боится. Каменистый берег был скользкий, и собака с трудом удерживала равновесие. Вот так же ей приходилось заставлять себя подниматься по лестницам многоэтажных домов вслед за Томи, когда тот разносил рекламы. Твердая гладкая поверхность не давала опоры ее лапам.
      Наконец Рой разбежался и прыгнул в воду.
      Он погрузился довольно глубоко. На поверхности оставались лишь голова и часть спины. Плавать он, конечно, умел. Но в такой жаркий день, как сегодня, просто наслаждался купанием.
      Томи выбрал из принесенного для костра хвороста толстую палку и бросил ее в воду. Рой с готовностью поплыл за палкой и яростно зарычал, когда Томи, нырнув, опередил его и кинул палку в другую сторону.
      Под конец Томи швырнул палку на берег, к подошве Спины кита, близ входа в пещеру.
      Вздыбившись из моря, словно штормовая волна, Рой охотно бросился за палкой, позабыв о том, что его лапы скользят по камням.
      Томи вышел из воды следом за собакой.
      — Теперь, старик, разведем небольшой костер, поджарим колбасу и обсохнем на солнце, — сказал мальчик, возвращаясь вместе с Роем на берег.
      Тонкие хворостины и несколько клочков лишайника вспыхнули, как порох, едва Томи чиркнул спичкой. Минуту спустя он сидел рядом с Роем у горящего костра. Собака ела колбасу сырой, а Томи поджаривал ее себе над огнем, насадив кусок на кончик прутика.
      Солнце припекало, миллионы лучей отражались от поверхности моря, и ветерок ласково обдувал кожу, сушил ее, словно мягкое полотенце. Здесь была благодать.