Они прибыли в Джассу, как и планировали, так что им еще оставались ночь и день на согласование военных планов. Однако никаких вестей от армии с севера не поступало. Более того, уже целую неделю вестей не было ниоткуда. Беспокойство возрастало. Теперь, когда в Гвинеде было достигнуто согласие и единство, исход войны представлялся Келсону благоприятным, но неизвестность тяготила молодого короля. Морган, ко всему, был сильно обеспокоен тем, что ему не удавалось вступить в контакт с Дерри.
      Он пытался много раз, но контакт через магический медальон не получался. Все попытки Моргана и Дункана были тщетны. Морган был уверен, что на таком сравнительно небольшом расстоянии можно было бы, по крайней мере, нащупать, где находится Дерри в данный момент. Но никаких следов Дерри Моргану обнаружить не удалось. Даже усилив свои чувства до предела, Морган не нащупал ни малейшего контакта и с неохотой должен был заключить, что Дерри либо погиб, либо находится в руках могущественного врага и поэтому не может ответить на вызов Моргана.
      Больше всего Морган боялся, что Дерри мертв, он ругал себя, считая, что дал ему очень опасное задание, послал на верную смерть.
      Итак, в ночь перед выходом армии в поход в епископском дворце Джассы допоздна горели свечи.
      Епископ Кардиель предоставил Келсону для проведения военного совета зал заседаний Курии как самое подходящее место. В то время как там обсуждался план действий, солдаты армии Гвинеда спали у своих костров в долине у озера под Джассой.
      Военный совет был в самом разгаре. Огромный стол очистили от посуды и остатков ужина, чтобы освободить место картам, схемам, руководствам по тактике и стратегии. В комнате звучали с полсотни голосов. Опытные военачальники обсуждали план кампании, рисовали на картах яркие стрелы, указывающие перемещения войск, своих и чужих, направления ударов и прочие военные премудрости.
      Слуги вносили в зал фрукты и сыр, но мало кто интересовался едой. Хотя на столах стояли кувшины с вином и люди время от времени наполняли кубки, веселья не ощущалось, атмосфера была суровой, напряженной, даже угрюмой. Военачальники стояли плечом к плечу с князьями Церкви, которые, несмотря на свое сугубо невоенное образование, иногда давали дельные советы, поражавшие даже опытных вояк. Изредка в зал вызывали младших офицеров различных родов войск, чтобы они, как специалисты, ответили на некоторые частные вопросы. Зал был полон звяканьем металлических шпор о каменный пол, стуком ножей о дубовые кресла и стол, люди входили и выходили, споры не утихали.
      Король решил в эту ночь остаться в стороне. Одетый в простую тунику, без короны, Келсон беседовал с мелкими священниками и дворянами, стараясь успокоить свои разгулявшиеся нервы. Все дела Келсон предоставил решать Моргану, Нигелю и другим генералам. Он решил провести время среди тех, кто был его опорой, но не мог предложить ему ничего, кроме слепой преданности.
      В случае необходимости Келсона приглашали в зал. Он выслушивал военачальников, но принимать решения отказывался, понимая, что генералы и военные советники разбираются в вопросах войны гораздо лучше него, несмотря на то что он был сыном Бриона, великого воина. Поэтому он предоставил им самим принимать решения. Он не хотел никого обидеть, приняв чью-то сторону. Келсон хорошо понимал, что их сила в единстве и что без поддержки каждого человека в армии нет надежды победить в грядущей войне с Венситом.
      Но не только Келсон общался с мелкими дворянами, стараясь успокоить их и себя. В противоположном конце зала Морган и Конлан спорили о чем-то с тремя баронами Моргана, присоединившимися к Келсону в Короте. Несколько молодых аристократов, в том числе и Конал, сын Нигеля, слушали их, раскрыв рты. Сам Нигель тоже принимал участие в споре, но затем вернулся к главному столу, чтобы разрешить конфликт между Варином и графом Данком.
      Только Дункан, казалось, не принимал участия в жарких спорах этой ночи. Он спокойно стоял у открытого окна и думал о чем-то своем. Дункан держался в стороне потому, что, как и Келсон, не считал себя специалистом в военных делах. Однако Мак Лейн был неплохим бойцом и, несомненно, получил некоторые зачатки военного образования, прежде чем сердце призвало его принять духовный сан.
      Келсон заметил, что священника что-то беспокоит. Безразличие и инертность были несвойственны Дункану.
      Дункан вздохнул и оперся на подоконник, бессознательным движением откинув назад плед, когда тот стал сползать с плеча. Его голубые глаза рассеянно скользили по чернильному мраку гор к востоку от Джассы, и тонкие пальцы машинально постукивали по стене.
      Если бы кто-нибудь спросил его, почему он молчалив в эту ночь, он не смог бы ответить. Он был встревожен, неспокоен. Конечно, все эти жаркие споры могли взволновать кого угодно, и волнение непрерывно усиливалось по мере того, как приближался час выступления в поход. Но он также тревожился и о Дерри, а еще больше о состоянии духа Моргана, который считал себя ответственным за гибель юноши. Дункан знал, что смерть Дерри сильно подействует на Моргана. И это действительно большая потеря для Гвинеда. Дерри, несмотря на молодость, горячность и легкомыслие, был одним из немногих людей, кто мог общаться с Морганом на расстоянии при помощи магии Дерини. Если Дерри погиб, выполняя задание Моргана, хотя идея послать Дерри принадлежала Келсону, Морган долго не сможет прийти в себя и забыть об этом юноше.
      Кроме того, Дункан думал о себе. Он находился на перепутье. Как может он теперь следовать своему призванию быть священником, если все знают тайну его происхождения?
      На дальних холмах выли волки, и глаза Дункана скользнули по городским стенам. Он увидел факелы, которые приближались от озера к городским воротам: с полдюжины танцующих огненных точек, которые несли всадники. Ворота открылись, и группа всадников с факелами въехала во внутренний двор.
      Один из всадников – паж, судя по одежде, – сидел в седле согнувшись, припав к шее лошади. Голова его болезненно дергалась при каждом толчке. На таком расстоянии трудно было разглядеть подробности, но Дункану показалось, что лошадь пажа хромает и сильно ранена.
      К группе приблизился конюший, вспыхнули еще факелы. Но как только конюший взялся за поводья раненой лошади, она внезапно споткнулась и упала на колени, выбив своего всадника из седла. Паж покатился по земле, затем с трудом поднялся на ноги, опираясь на руку охранника, и посмотрел в окна дворца, прежде чем двинуться к крыльцу.
      Дункан стиснул пальцами край подоконника, высунулся из окна и ахнул, провожая глазами всадника, уже скрывающегося в дверях.
      Он узнал тунику. Небесно-голубой шелк Мак Лейнов был знаком ему с детства, так же как и вышитый на груди спящий Лев серо-серебряного цвета.
      Но эта туника была оборванной и грязной. Она была запачкана чем-то более красным, чем глина. Лев на груди был разорван пополам от самой шеи всадника до его пояса.
      Что случилось? Паж принес известия об армии герцога Джареда?
      Удар меча, оборвавший страдания смертельно раненной лошади, вывел Дункана из оцепенения. Он пришел в себя.
      Мальчика проведут прямо к Келсону, подумал он. Дункан повернулся, чтобы посмотреть, где находятся Келсон и Морган.
      Дверь распахнулась, и на пороге показались охранники и поддерживаемый ими усталый мальчик лет девяти-десяти с перевязанной головой. С его плеч свисали обрывки ливреи Мак Лейнов, запачканные, как и боялся Дункан, красно-коричневой запекшейся кровью. Под левым глазом кровоточила большая царапина, левое колено было разрублено сильным ударом меча. Все его тело было изранено, в царапинах и ушибах.
      С трудом перешагнув через порог, мальчик обежал карими глазами весь зал. Если бы не поддержка стражи, он бы не мог стоять на ногах.
      – Где король? – прохрипел мальчик, опираясь на охранника и стараясь не потерять сознания. – У меня плохие вести, сэр.
      В этот момент он заметил Келсона, который уже направлялся к нему. Мальчик хотел опуститься на колени, но лицо его исказила гримаса боли, и он сполз на пол.
      Стражник подхватил его с одной стороны, а подоспевший Келсон – с другой.
      Морган и Дункан быстро пробрались сквозь толпу, опустились на колени перед мальчиком. Морган подсунул колено ему под голову.
      Всех четверых сразу же окружила удивленная толпа.
      – Он потерял сознание от истощения, – сказал Морган, ни к кому в частности не обращаясь. Он положил руку на лоб мальчика. – И его лихорадит от ран.
      – Конал, принеси вина, – приказал король. – Отец Дункан, это же ливрея вашего клана. Ты знаешь, кто это?
      Побледневший Дункан покачал головой.
      – Если я когда-нибудь и видел его, то забыл. Но я видел, как он въезжал в город. Его лошадь, которая была смертельно ранена.
      – Хм, – промычал Морган, исследуя раны мальчика. – Должен сказать, что, судя по его виду, он прошел через ад. Всего этого много даже для… а это что?
      Рука ощутила странную выпуклость под туникой мальчика, рядом с сердцем. Морган быстро достал обрывок шелковой ткани, тщательно свернутый. Он попытался развернуть его, но не смог, так как тот весь пропитался засохшейся кровью.
      Келсон пришел ему на помощь, и они вдвоем развернули ткань.
      Глазам всех предстало боевое знамя. Та часть, что не была запачкана кровью или грязью, переливалась ярко-оранжевым цветом. Центр знамени занимал прыгающий олень в серебряном круге.
      Келсон присвистнул и бросил шелк, инстинктивно вытерев руки о бедра.
      В словах не было нужды: все знали, что прыгающий олень в серебряном круге – эмблема Торента, и все поняли, что означает это знамя, принесенное сюда пажом.
      В наступившей тишине Келсон повернулся и посмотрел в бледное лицо мальчика, лежавшего без сознания.
      Вернулся Конал, он принес вино. Морган взял бокал из его рук и поднес к губам раненого. Мальчик застонал, когда Морган приподнял ему голову.
      – Все хорошо. Выпей немного, – пробормотал Морган, стараясь влить в рот пажа хоть несколько капель вина.
      Мальчик застонал, отвернул голову, но Аларик был неумолим.
      – Нет, выпей. Ты же хороший мальчик. Ну, а теперь открой глаза и расскажи нам, что случилось. Его Величество ждет.
      Всхлипнув, мальчик с трудом открыл глаза, обвел ими склонившихся над ним Моргана, Келсона и Дункана, а затем снова закрыл и прикусил губу.
      Морган вернул чашку Коналу и положил руку на лоб мальчика.
      – Все хорошо, сын мой. Расскажи нам, что случилось, и потом отдохнешь.
      Мальчик проглотил слюну, облизал губы и открыл глаза, остановив взгляд на Келсоне, как будто присутствие короля помогало ему держаться.
      Было очевидно, что мальчик вот-вот потеряет сознание.
      – Сэр… – слабым голосом проговорил он, – нас предали… ужасная битва… в наших рядах предатель… вся армия герцога Джареда… погибли…
      Голос его угас, глаза затуманились, и он потерял сознание.
      Морган тревожно прощупал пульс. Его глаза были угрюмы, когда он поднял их на Келсона.
      – У него нет серьезных ран, только царапины и ушибы. Но он слишком истощен, его лучше не приводить в сознание. Несколько часов сна…
      Он умолк и внимательно посмотрел на Келсона.
      Тот отрицательно покачал головой:
      – Нет, Аларик. Мы не можем ждать. Битва, предатель в наших рядах, армия герцога Джареда погибла… Мы должны знать, что случилось.
      – Если я приведу его в сознание, то убью его.
      – Мы должны рискнуть.
      Морган посмотрел на мальчика, а потом на Келсона.
      – Попробую узнать все другим способом. Правда, это тоже опасно, но…
      Он несколько секунд смотрел, не мигая, на Келсона, и тот, наконец, медленно кивнул, разрешая.
      Келсон беспокоился о безопасности не только мальчика, но и самого Моргана.
      – Ты постараешься, чтобы риск был в пределах разумного, Морган?
      Морган опустил глаза.
      – Ты должен узнать, что произошло. А твои бароны все равно увидят меня в деле. Так что, по-моему, выбора у нас нет.
      – Ладно, – выдохнул Келсон, вставая с колен и глядя на Моргана. – Господа, прошу всех отойти подальше и дать Моргану место для работы. Нужно узнать, что хотел сказать мальчик, и только могущество лорда Аларика поможет нам сделать это, не подвергая опасности жизнь пажа. Для вас во всем этом опасности нет.
      По залу пронесся легкий шум, возникло перешептывание. Некоторые поспешили к двери, но взгляд Келсона остановил их и заставил замереть на месте. Те, кто был ближе всех, отошли подальше, и возле тела мальчика остались только Морган, Дункан и Келсон.
      Морган сел на пол, положил голову мальчика к себе на колени.
      Шорох и перешептывание постепенно стихли, и в зале воцарилась тишина.
      Немногие из присутствующих видели силы Дерини в действии.
      Морган оглядел всех, многие лица были испуганными и даже враждебными.
      Никогда раньше он не был так по-человечески уязвим, как сейчас, когда сидел на полу с беспомощным мальчиком на руках.
      Никогда раньше его серые глаза не были такими мягкими и нежными в присутствии тех, кто мог оказаться врагами.
      Но сейчас не время для старой вражды и опасений.
      Сейчас нужно было узнать всю правду.
      И эти люди должны убедиться раз и навсегда, что могущество Дерини может быть использовано для добра, поэтому от грядущих минут зависело очень многое.
      Морган знал, что не имеет права совершить ни одной ошибки, и позволил себе улыбнуться, в то время как его мозг лихорадочно обдумывал, что сказать сейчас.
      Он тихо сказал:
      – Я понимаю, милорды, ваши опасения и страхи. Вы все слышали много нелепых слухов о моем могуществе и о могуществе моей расы. И совершенно естественно, что вы боитесь и не доверяете тому, чего не понимаете…
      Он помолчал, а затем продолжил:
      – Все, что вы сейчас увидите и услышите, покажется вам очень странным. Но так всегда бывает, пока незнакомое не станет знакомым.
      Он снова умолк.
      – Даже я не могу сказать, что случится сейчас, так как понятия не имею, о чем должен был сообщить мальчик. Я только прошу вас не вмешиваться, что бы ни случилось. Вы должны смотреть и слушать молча. Опасности здесь нет ни для меня, ни для мальчика, ни для вас.
      Когда он снова взглянул на мальчика, по залу пронеслись шорохи, шепот, вздохи, а затем все стихло. Морган ласково пригладил волосы мальчика и приложил левую руку так, что его перстень с Грифоном почти касался подбородка раненого.
      Последний раз взглянув на стоящих рядом Келсона и Дункана, он устремил взгляд на Грифона и начал расслабляться, глубоко дыша, чтобы войти в транс. Эта процедура была известна ему с детских лет. Затем его голова опустилась, глаза закрылись, дыхание стало медленным, глубоким.
      Мальчик под его рукой слегка дернулся и вновь затих.
      – Кровь.
      Морган прошептал это слово, и в нем было столько ужаса, что дрожь прошла по телам стоявших вокруг и смотревших на них людей.
      – Как много крови, – проговорил Морган, теперь уже громче. – Кровь везде.
      Голос его поднялся, но глаза оставались закрытыми.
      Дункан взглянул на Келсона, а затем наклонился к кузену. Его светлые глаза смотрели в странно изменившееся лицо Моргана. И Дункан вдруг понял, что решил сделать Морган. Мысль об этом заставила его содрогнуться, хотя он понимал технику перевоплощения. Дункан нервно облизал пересохшие губы, не отрывая глаз от лица кузена.
      – Кто ты? – тихо спросил он.
      – О Боже, кто там едет? – послышался голос Моргана, который, казалось, не слышал вопроса.
      Как и подозревал Дункан, в голосе, в интонациях Моргана слышалось что-то детское.
      – А, это же милорд Джаред со своими добрыми друзьями и союзниками, с графом Марли… Мальчик, принеси вина для графа Марли. Бран Корис привел свои войска, чтобы соединиться с нами. Принеси вина, мальчик. Окажем честь графу Марли!
      Морган замолчал.
      Затем его голос зазвучал снова, но уже тихо, так что все невольно придвинулись поближе, чтобы разобрать слова.
      – Армия Брана Кориса соединилась с нашей. Голубые знамена Марли перемешались со спящими львами Кассана, и все хорошо… Но смотрите! Солдаты Брана Кориса обнажают мечи!
      Глаза Моргана открылись, но он продолжал говорить, голос его поднялся до визга, он почти срывался на высоких нотах.
      – Нет! Только не предательство! Этого не может быть! У людей Брана на щитах изображен олень Фурстанов! Они убивают людей герцога! Они врубаются в ряды застигнутых врасплох кассанцев!.. Милорд! Милорд Мак Лейн! Бегите, спасайте свою жизнь! Люди Марли предательски напали на нас! Бегите, бегите, Ваша Светлость! Нас предали, о Боже, нас предали!
      Вскрикнув, Морган уронил голову на грудь. Тело его сотрясали рыдания.
      Келсон хотел коснуться Моргана, но Дункан взглядом остановил его.
      Они смотрели на рыдающего Моргана. Напряжение сковало их.
      Наконец, всхлипывания затихли, Морган снова поднял голову. Его серые глаза были пусты и измучены, щеки ввалились. У него был вид человека, заглянувшего в ад. Он смотрел невидящими глазами куда-то вдаль и вдруг произнес:
      – Я вижу, как милорд герцог пал от удара меча.
      Дункан едва сдержал крик.
      – Я не знаю, мертв ли он. Я упал со своей лошади и притворился убитым.
      Морган задрожал и продолжал, стараясь подавить рыдания:
      – Я подкатился под труп зарубленного рыцаря. Его кровь текла на меня, и меня не обнаружили. Вскоре все было кончено. Наступила ночь, но опасность не миновала. Люди Марли бродили по полю, забирая пленников. Торентцы добивали раненых. Никто из живых не покинул поле боя и смерти, кроме как в оковах. Когда все стихло, я вылез из своего жуткого убежища и с трудом поднялся на ноги. Я помолился за душу рыцаря, который своей смертью спас мне жизнь.
      Лицо Моргана исказила гримаса, а правая рука сделала движение, как будто прячет что-то под тунику.
      – Руки мертвого рыцаря сжимали шелковое знамя с оленем. Он был из людей Марли, так как его плащ украшали голубые орлы.
      Он снова всхлипнул.
      – Я взял знамя как доказательство того, что я видел, и затем побрел в ночь. Две – нет, три лошади погибли подо мной, прежде чем я добрался до ворот Джассы с этими вестями.
      Морган заморгал, и Дункан решил, что он выходит из транса, но затем странный голос раздался снова. Губы Моргана скривила улыбка.
      – Теперь моя миссия окончена. Король знает о предательстве Брана Кориса. И хотя мой лорд, герцог Джаред, лежит мертвый, наш король отомстит за него. Боже… храни… короля…
      И голова Моргана снова опустилась на грудь.
      На этот раз Дункан уже не остановил дрожащую руку Келсона, которая легла на плечо Моргана. Через несколько секунд напряженные плечи расслабились, опустились, и Морган глубоко вздохнул. Его правая рука разжалась, выпустив из пальцев скомканный шелк знамени, и он открыл глаза.
      Морган долго смотрел на лежащее перед ним неподвижное тело мальчика, вспоминая весь ужас, который ему пришлось пережить вместе с юным пажом.
      Он с нежностью положил руку на лоб мальчика. Серые глаза закрылись, вновь открылись и только после этого обратились на Келсона. На щеках Моргана не высохли слезы, которые он проливал, перевоплотившись в мальчика, но он даже не пытался вытереть их.
      – Он принес тебе тяжелые вести, мой принц, – спокойно сказал Морган.
      – Вести о предательстве всегда тяжелы, особенно в такое время, – пробормотал Келсон. Его глаза подернулись дымкой. – С тобой все в порядке?
      – Да, только немного устал. Дункан, прими мои соболезнования в связи с гибелью твоего отца. Жаль, что мальчик не знает, какова его судьба.
      – Теперь я один остался из этого рода, – прошептал Дункан. – Мне следовало быть рядом с ним. Он был слишком стар, чтобы руководить армией.
      Морган кивнул, понимая чувства Дункана. Затем переключил внимание на окружающих. Двое слуг, подошедших, чтобы унести мальчика, не осмелились смотреть Моргану в глаза.
      Морган вскочил на ноги, покачнулся, ухватился за плечо Келсона, чтобы не упасть, но тут же твердо выпрямился и холодным взглядом обвел освещенный факелами зал.
      Глаза казались темными, почти бездонными в свете мерцающих факелов – чернильные озера могущества и таинственности, несмотря на то, что тело его было утомлено.
      Но, к его удивлению, люди в зале не отворачивали от него взгляда. Епископы переминались с ноги на ногу, перебирая нервными пальцами свои четки и складки мантий, однако глаз не опускали. Генералы и знать смотрели на Моргана с почтением и уважением. Они все еще боялись, но теперь доверяли.
      Морган чувствовал, что, прикажи он, не нашлось бы никого в зале, кто не упал бы перед ним на колени, несмотря на присутствие короля.
      И только Келсон, спокойно отряхивающий пыль с колен, казалось, вовсе не был поражен магией, с которой они все только что столкнулись. Гнев, а не трепет, и немного сожаления испытывал он, когда, отойдя от Моргана, окинул взглядом свой двор.
      – Как вы понимаете, господа, вести о предательстве Брана Кориса удивили и разгневали меня. А об утрате нашего герцога Джареда мы будем вспоминать долгие годы.
      Он с участием посмотрел на Дункана, и тот печально опустил голову.
      – Но, думаю, дальнейшие наши действия очевидны, – продолжал Келсон. – Граф Марли вступил в союз с нашим злейшим врагом и отвернулся от своего народа. За это он должен понести кару.
      – Но кто его народ, сэр? – прошептал епископ Толливер. – Кто мы, смесь людей, Дерини и полукровок? Где линия, разделяющая нас? Кто здесь прав?
      – Тот, кто служит добру на стороне добра, – ответил Кардиель, повернувшись к своему коллеге. – Это и человек, и Дерини, и тот, кто Дерини лишь наполовину. Не кровь определяет ценность человека. Добро должно лежать в его душе.
      – Но мы так отличаемся… – Толливер с трепетом взглянул на Моргана.
      – Дело не в том, – сказал Кардиель. – Люди или Дерини.
      Главное, что у нас есть общая цель. И то, что связывает нас, крепче, чем кровь, или клятва, или заклинание. Главное, что мы служим Свету. А тот, кто служит Мраку, наш враг, невзирая на то, какова его кровь, кому он клянется, какие произносит заклинания.