Когда принц, наконец, почувствовал, как поток силы спадает, по-прежнему, помимо его воли, Нигель стал медленно падать, точно срубленное дерево.
Конал смотрел, завороженный, как обмякшее тело отца рухнуло на пол. Конечности все еще слегка подрагивали, стул, на котором он сидел, перевернулся, красивое лицо побледнело, в серых глазах теперь стояла пустота, и выражение невыносимой боли.
И будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне
Захария 12:10
Келрик бился ножками. Морган прижался ухом к огромному животу жены, в котором пока находился его неродившийся сын, потом в удивлении посмотрел на Риченду, улыбаясь, когда Келрик снова стукнул ножкой. Риченда сморщилась от боли.
— Наш сын сегодня утром ведет себя слишком бойко, — заметил он.
— Он вел себя слишком бойко большую часть ночи, — ответила Риченда. — Мне кажется, он поворачивается. Наверное, в конце срока ребенку в животе становится слишком тесно. В любом случае, он может и не ждать еще три недели, чтобы появиться на свет.
Морган сел в беспокойстве.
— Пришло время? Мне послать за Рандольфом?
— Аларик…
Она рассмеялась, взяв его лицо в ладони и качая головой. Риченда рассеивала его беспокойство, побуждая и жестом, и мысленно устроиться повыше в кровати, чтобы она могла поцеловать его. Он удовлетворенно вздохнул, когда прижался к ней, уткнув лицо ей в плечо и обнимая раздутый живот.
— Я знаю, — тихо сказал он, глядя на полог, закрывающий кровать. — Я слишком много беспокоюсь.
Но интересно, понимаешь ли ты, как ужасно для мужчины знать, через что должна пройти его жена, чтобы подарить ему ребенка, и волноваться, переживет ли она это испытание.
— Дорогой мой, мне уже доводилось делать это дважды… — запротестовала она.
— Да, и меня не было рядом оба раза, — сказал он, потираясь небритой щекой о ее руку и с лукавой улыбкой приподнимая голову, когда она опять запротестовала. — Ну, ты же не дождалась меня в предыдущий раз, — продолжал он. — И не моя вина, что первого ребенка ты родила не от того мужа. Если бы ты вела себя разумно и с самого начала вышла за меня замуж, то все сложилось бы по-другому.
— Ты не предлагал, — возразила Риченда. — Более того, Брендан не был бы Бренданом, если бы ты оказался его отцом. Он был бы очень милым и необыкновенным — но он был бы другим.
Морган кивнул, соглашаясь.
— Да, это так. Ну, малыш Келрик будет другим, это определенно. И несомненно необыкновенным, как и его мать. — Он снова в задумчивости посмотрел на ее живот. — Интересно, что он думает в эти минуты? Вообще интересно, думают ли дети до того, как появятся на свет.
— Ну, если он что-то и думает, я надеюсь, это:
«Как жаль, что я создаю своей маме столько трудностей сегодня утром», — грустно ответила она. — Наверное, я спала только пару часов. По крайней мере, он сейчас вроде бы успокаивается. Может, удастся уговорить лорда Ратхольда, чтобы кухарка послала завтрак наверх, а затем, пока я подремлю, я позволю тебе разбираться со своими драгоценными подданными. В любом случае, они прекрасно обойдутся без меня и не заскучают. Да и женщине, которая, как кажется, может в любую минуту лопнуть, трудно выглядеть серьезной.
— Дорогая, ты так не выглядишь! В том смысле, что готова лопнуть в любую минуту! — с негодованием запротестовал Морган, снова садясь и не спуская с нее глаз.
— Зато я чувствую себя именно так. Аларик, ты не представляешь…
— Помолчи минутку, любимая, — прошептал Морган, дотрагиваясь кончиками пальцев до ее губ и прислушиваясь к звуку шагов, взбегающих по лестнице, находящейся рядом с дверью. Как только в дверь постучали, он тут же взял халат.
— Ваша светлость! О, пожалуйста, Морган, открой немедленно!
Это был голос Дерри, возбужденный и полный эмоций, и Морган, вскочив с кровати, бросился к двери, на ходу надевая халат — еще до того, как стук прекратился.
— Иду, Дерри. Что случилось?
Он откинул защелку и раскрыл дверь, а потом замер на месте от удивления, увидев, что рядом с Дерри стоит Дункан, пропахший лошадиным потом.
Он выглядел так, словно весь мир прекратил существовать.
— Дункан?
— Келсон, — выдавил из себя Дункан. — И Дугал.
Произошел несчастный случай.
***
«Бог мой, что же я наделал?»
Конал, все еще не веря, прижал кулаки к вискам и смотрел на лежащее неподвижно тело отца. Какое-то время он был в шоке и сам не мог пошевельнуться, затем встал на колени рядом с трупом.
Принц не знал, что на него нашло. Он не собирался причинить Нигелю зло. Сила, атаковавшая его отца, поднялась без усилия и приглашения в ответ на панику. И он не мог контролировать эту силу.
Случившееся было подобно магическому удару, нанесенному Келсоном Кариесе во время той страшной схватки в соборе в день коронации Келсона. Конал хотел получить весь потенциал Халдейнов, и он приложил значительные усилия, чтобы приблизиться к цели, но он никогда не думал, что за это могущество придется заплатить такую цену.
Но каким-то чудом, которое Конал никак не мог объяснить, Нигель, совершенно неготовый к атаке сына, все еще оставался жив, несмотря на сильнейший удар. Его дыхание было слабым и прерывистым, кожа липкой от пота, и он не реагировал ни на какие попытки Конала поднять его, но на шее прощупывался слабый пульс. Во рту Нигеля была кровь: он прикусил язык, когда забился в конвульсиях, и Коналу пришлось закрыть невидящие глаза, потому что сами по себе они не хотели закрываться.
Но хотя пульс стал ровным через минуту или две, ничто другое в состоянии Нигеля не менялось. Конал с опаской попытался прощупать его мозг и обнаружил только туман, который бывает в голове у человека, пребывающего без сознания. В памяти блуждали тени обширной травмы, нанесенной телу и разуму, но даже Конал, зная, что искать, не обнаружил никакой подсказки на то, как все случилось или по чьей вине.
Собственное сердцебиение Конала стало успокаиваться, когда он понял: его, по крайней мере, не смогут ни в чем обвинить. Отстраненная, незнакомая часть его стала хладнокровно разрабатывать версию, при помощи которой он объяснит состояние отца, не беря никакой вины на себя. Кое-что из доводов и логических ходов был подсказано воспоминаниями мертвого Тирцеля Кларонского, как с испугом и удивлением обнаружил Конал.
Ему доводилось видеть людей в похожем состоянии и раньше — обычно более старшего возраста, чем Нигель, которому еще не исполнилось и сорока — но случалось, и более молодые оказывались в подобном положении. Врачи расходились во мнении, возлагать ли вину на мозг или сердце. В любом случае, последствия были очень похожи на те, которые Конал сейчас наблюдал у отца. Выздоровление, если вообще человек выздоравливал, проходило очень медленно и тяжело, и жертва могла несколько дней, недель и даже месяцев лежать без сознания, а потом долго оставаться парализованной и лишенной способности говорить, причем последнее могло длиться вечно.
Но в случае отца было одно исключение: Конал знал, что эта жертва не пойдет на выздоровление, пока кто-то не сможет повернуть вспять содеянное им.
Сам он не представлял, как повернуть процесс вспять, потому что, вообще, не мог объяснить, как привел отца в это состояние. А если кто-то Другой выяснит истинную причину состояния Нигеля, то в конце концов придет к выводу, что во всем виноват Конал.
Значит, он не должен допустить, чтобы кто-то узнал о его участии. Чувство вины усиливалось с каждым новым, ужасным поступком, совершенным им, но он не смел признаваться — особенно сейчас, когда корона была в пределах досягаемости.
Раз Келсон мертв, а Нигель на неопределенное время вышел из строя, значит, Конал становился самым могущественным человеком в Гвиннеде. Возможно, он фактически еще не являлся королем, потому что по праву королем считался Нигель, пока остается в живых, и Конал не хотел смерти отца. Но Конал, несомненно, являлся логическим выбором на пост регента — становясь королем во всем, кроме титула.
Мысль имела удивительное очарование — король Конал. И даже регент Конал звучало неплохо. Осталось только пережить грядущие пару часов, когда обнаружат отца, и не дать никому намека, что сын имел к его теперешнему состоянию какое-то отношение.
Он поблагодарил Бога за то, что Тирцель в свое время приложил немалые усилия, дабы установить в его сознании прочные защиты, так что даже никто из Дерини не сможет проникнуть в его разум. В ближайшее время единственным Дерини, с которым ему придется столкнуться, будет Арилан, но даже он более не внушал Коналу страх. Принцу потребовалось всего несколько секунд, чтобы запечатать свое новое чувство вины вместе с несколькими предыдущими там, где Арилан до них никогда не доберется.
Затем, сделав глубокий вдох, он бросился к двери, с силой распахнул ее и закричал, стоя на верху винтовой лестницы:
— Стража? Стража! Немедленно приведите врача!
У моего отца удар!
***
Морган, как парализованный, сидел рядом с очагом в спальне, Риченда прильнула к нему, молча сжимая его руку и глядя на мужа расширившимися испуганными глазами, когда они оба слушали, как Дункан еще раз повторял детали случившегося. Дерри взял табурет и расположился чуть поодаль, а Дункан занял резное кресло Моргана, отпивая маленькими глотками подогретое вино из кубка, которое принес паж. Но, казалось, он не чувствовал вкуса.
— Это все, что я знаю, Аларик. Пусть поможет мне Бог, я тоже не могу в это поверить, но это должно быть правдой. Я допросил всех свидетелей перед отъездом — и я имею в виду то, что говорю.
По-настоящему допросил. По крайней мере один видел своими глазами, как Келсон врезался в камень, когда упал в воду. Они говорят, что Дугал вроде бы плыл, когда его видели в последний раз, но их с Келсоном подхватил водопад. Черт, все, кто свалился в воду, попали в этот водопад. И если, по счастливой случайности, кому-то удалось пережить это, река уходит под землю, чуть дальше того места. Так что ты или разбиваешь голову о камни, или тебя засасывает вниз, и ты тонешь. Или и то, и другое.
— Но ты сказал: один человек выжил, — напомнила Риченда.
— Да, но только чудом, — ответил Дункан. — Молодой оруженосец Келсона, Долфин. Они оставили его в аббатстве святого Беренда — пока не выздоровеет, чтобы путешествовать, но на это потребуется несколько недель. Как говорит отец Лаел, парень может навсегда остаться калекой.
— Но другие тела они нашли, — заметил Морган.
Дункан кивнул.
— Одно. И пару мертвых лошадей. Но ни следа монаха-проводника, Келсона или Дугала.
Морган прикрыл глаза, нежно проводя рукой по щеке Риченды, потому что это его хоть немного успокаивало, но он не позволял ее разуму коснуться своего. Он должен оставаться отстраненным от случившегося. Если он сдастся и позволит себе признать, что Келсон мертв, то его подавит скорбь, и он не сможет никому помочь, пока она не пройдет. Судя по тому, что рассказал Дункан, Келсон вероятно на самом деле мертв, хотя, как было в случае с Брионом, Морган считал, что он бы почувствовал, если бы король умер. Но пока никто не обнаружил тело Келсона, Морган должен сохранять надежду и пронести ее через все, что он должен будет сделать, чтобы бразды правления Гвиннеда оставались в надежных руках.
А если Келсон все-таки мертв — и в таком случае ни Морган, ни Дункан, ни кто-то другой ничего не смогут для него сделать — то в Ремуте есть новый король, которому потребуется их помощь. И их основной задачей должен стать Нигель. Только после того, как власть и магия полностью перейдут к нему, Морган с Дунканом смогут позволить себе горевать.
— Для тебя это особенно трудно, — сказал Морган Дункану, наконец поднимая глаза. — Беспокоясь о Келсоне, боюсь, я упустил, что ты ведь также потерял и сына, а не только короля. Мне очень жаль, Дункан.
Дункан отрешенно пожал плечами.
— Это естественно. Я знаю, ты и не думал с пренебрежением относиться к Дуталу. Как ты считаешь, остается ли хоть какой-то шанс, что они все-таки живы?
— Ты хочешь, чтобы я ответил сердцем или разумом? — спросил Морган.
— Тогда давай пока не будем отвечать, хорошо?
Мы оба знаем нашу главную задачу. Нам нужно вернуться к Нигелю.
— Да. С другой стороны, мы просто не можем оставаться в стороне, предполагая, что Келсон и Дугал мертвы. От этого зависит слишком многое. Нам нужны доказательства.
— Я надеялся, что ты придешь к такому мнению, — прошептал Дункан, болезненно сглотнув. — Что ты хочешь сделать?
— Ты же знаешь про глубинную связь. Попробуем добраться до них.
— Я помогу, — сказала Риченда.
Благодарно улыбнувшись, Морган покачал головой, похлопав ее по руке.
— Не отсюда, дорогая. Отсюда слишком далеко, даже если они и живы. Нет, я думал сделать это из Дхассы.
— Значит, я отправлюсь с вами в Дхассу.
— Не смеши. Ты не в том состоянии, чтобы путешествовать.
— И ни один из вас не в том состоянии, чтобы пойти на подобное без чьей-либо помощи, — возразила Риченда. — От Дхассы до территории аббатства святого Беренда все равно далековато. А если они ранены…
— Ты с нами не поедешь, и это окончательное решение, — сказал Морган, выпуская ее руку из своей и поднимаясь. — Кроме того, кто-то из Дерини должен остаться здесь из-за Мораг. Я, конечно, и так прошу от тебя слишком многого, учитывая твое положение.
На лице Риченды появилось недовольное выражение.
— Я уже говорила, что это не такой важный фактор, каким ты упорно его представляешь. Беременная женщина — не инвалид, ради всего святого. Даже когда начнутся роды, я просто отвлекусь на несколько часов. А насчет Мораг мы уже все решили. Дерри знает, что делать, когда придет время.
— Одно дело, когда ты здесь. И совсем другое, если ты понесешься со мной в Дхассу — и там, в любом случае, не место для беременной женщины-Дерини, в этой обители нетерпимых священнослужителей.
— Там есть еще один Дерини, Аларик, — вставил Дункан. — Он молод и пока не прошел обучения, поэтому не могу сказать, насколько он будет нам полезен, но он наверняка в состоянии поддерживать пассивную связь.
Морган моргнул, переваривая информацию, затем покачал головой.
— Сейчас я не буду больше о нем спрашивать.
Но раз он там, значит Риченде, тем более, не нужно ехать!
— Послушай! — воскликнула Риченда. — Если ты думаешь, что я намерена доверить твою безопасность какому-то плохо подготовленному Дерини, щенку, который даже с самыми лучшими побуждениями может позволить тебе проскользнуть слишком глубоко и…
— Риченда, хватит. Мы больше не обсуждаем этот вопрос.
— Тогда позвольте мне отправиться с вами, мой господин, — вставил Дерри. — Я — не Дерини, но я знаю, чего следует опасаться. Или вы можете черпать из меня дополнительную энергию. Я не боюсь.
— И оставить Риченду волкам, Дерри? — спросил Морган насмешливо. — Я намерен сделать ее регентом перед отъездом и надеялся, что ты останешься, чтобы помогать ей.
Когда Риченда подняла на него глаза в удивлении, неуверенная, радоваться ли ей или продолжать упрямиться, Дункан в растерянности переводил глаза с одного на другую и на третьего.
— Это долгая история, Дункан, — тихо сказал Морган. — Я расскажу ее тебе по пути. А пока могу ли я считать, что моя любимая жена и верный друг в состоянии держать здесь все в руках в мое отсутствие?
— Ну, конечно, но…
— Тогда отлично. Дункан, хочешь помыться и переодеться перед тем, как мы тронемся в путь? А, может, вздремнуть? Время есть. Если.., худшее все-таки случилось, нам придется отсутствовать довольно долго, и мне нужно несколько часов, чтобы завершить тут кое-какие дела.
Когда Морган принялся за работу, лицо Келсона стояло у него перед глазами.
***
Тем временем лицо Келсона во плоти было перед Дугалом, который разбудил его, дотронувшись кончиком пальца до лба спящего короля. Ноздри Келсона тут же почувствовали запах жареной рыбы, что сразу помогло ему проснуться.
— Еда, — прошептал Келсон, приподнимаясь на локтях и моргая. — Слава Богу! А то я так проголодался! Наверное, целую лошадь бы съел.
— Тебе бы не понравилась та, которую ел я, — заметил Дугал, помогая королю сесть. — Это запах рыбы.
— Ну, его я знаю, — пробормотал Келсон, уныло посматривая на Дугала. — А где ты ее взял?
Дугал усмехнулся и показал руки, шевеля пальцами.
— Приманил сюда с помощью магии. Удивительно, как много можно сделать, если ты — Дерини.
Кстати, у нее нет глаз.
— Нет глаз? — Келсон удивленно посмотрел на рыбину, надетую на палочку и висящую над костром. — Что ты имеешь в виду?
Дугал пожал плечами, снял палочку с подпорок и поднес Келсону.
— Вот. Смотри сам. В любом случае, ее уже можно есть. Наверное, им не нужны глаза, раз они живут здесь, в темноте.
Келсон выглядел удивленным, более того, ему явно стало не по себе. Он протянул рыбу назад Дугалу.
— Не уверен, что хочу есть безглазую. Это.., противоестественно.
— Я думаю, это естественно в нашей пещере, — сказал Дугал, снимая рыбу с палочки и опуская в заранее сделанное углубление в глинистом грунте. Он разломал ее на куски, чтобы немного поостыла. — Да и есть больше нечего. Конина совсем протухла. Это пятая или шестая, которую я поймал, и ни у одной из них не было глаз. Я выбросил первых в воду из-за этого, но они все такие.
Лизнув палец, он оценивающе кивнул.
— А на вкус очень ничего. И это, определенно, именно то, что следует есть в пост. Мой отец бы одобрил.
Вздохнув, Келсон с несчастным видом и без особого энтузиазма положил в рот маленький кусочек после того, как Дугал взял себе большой.
— Как ты думаешь, Дугал, Дункан с Алариком придут нас искать? — спросил король. — Или решат, что мы мертвы?
Дугал, проголодавшийся, принялся жевать новый большой кусок рыбы и покачал головой.
— Не знаю, — сказал он, проглотив. — Чувствую, мы находимся глубоко под землей и не уверен, что они будут знать, где искать. Надеюсь, отсюда можно как-то выйти, если двигаться по течению воды. Мы, определенно, не сможем выбраться тем путем, которым сюда попали.
Он взял еще кусочек рыбы.
— Нас отнесло на значительное расстояние от того места, где мы упали, и затем мы застряли в этой пещере. Нас могло отнести и на много миль. Я уверен, они попытаются нас искать, но…
Когда Дугал снова пожал плечами, Келсон вздохнул и посмотрел во тьму в направлении течения.
— Боже, как бы мне хотелось побольше вспомнить о случившемся, — прошептал он. — Моя память начинает возвращаться, но…
— А как насчет твоих способностей? — тихо спросил Дугал.
— Ничего, — уныло покачал головой Келсон. — Я пытаюсь сосредоточиться — на чем угодно — но ничего не происходит, только голова болит сильнее.
Как ты считаешь, они вернутся?
— Ты меня об этом спрашиваешь?
— Ну, ты же был лекарем, — заметил Келсон. — Сколько времени длятся последствия травмы головы?
— От таких сотрясений, как у тебя — наверное, несколько недель. Но я не знаю, повлияло ли это на твои способности, Кел. У меня никогда раньше не было пациента-Дерини с сотрясением мозга. По крайней мере, чтобы я знал, что он — Дерини.
Келсон громко вздохнул.
— Ну, теперь появился. Кроме того, ты сам — Дерини.
— Да, но это обнаружилось не так давно. Я не получил достаточной подготовки.
— Может, ты Целитель — как Дункан, — сказал Келсон. — Может, ты сможешь вылечить меня.
— Келсон, я не осмелюсь.
— Но ты же сказал, что уже справился с моей головой, там, где череп был вдавлен.
— Нет, я совершил физическую манипуляцию своей ментальной силой, подобно открыванию замка без ключа. Между этим и Целительством большая разница.
— Наверное, — В любом случае, раз ты теперь снова встаешь на ноги, нам нужно двигаться вниз по течению. Мы не можем оставаться тут вечно.
Келсон в задумчивости посмотрел на сапог Дугала, привязанный к лодыжке нарезанными из ткани полосами.
— А ты можешь идти?
— Справлюсь, — Дугал сморщился, поднимаясь на ноги и тяжело опираясь на палку. — Уверен, перелома нет. По крайней мере, тогда бы были другие ощущения.
— Ты хочешь сказать, что не смотрел ее?
— Я боюсь снять сапог, — ответил Дугал, подавая Келсону руку, а другой продолжая опираться на палку. — Хотя я довольно хорошо чувствую сквозь кожу.
Я порвал несколько связок, но они заживают. Опухоль уже спадает.
Дугал сунул в костер палку, чтобы использовать ее как факел, а Келсон выбрал себе еще одну, толстую, чтобы опираться на нее. Дугал перекинул через плечо седельные вьюки, а Келсон взял флягу.
Однако даже она вскоре оказалась слишком тяжелой ношей для короля. Хотя Келсон думал, что они шли несколько часов до первого привала, Дугал знал: они были в пути гораздо меньше. В любом случае король очень устал. Дугал должен был дать ему поспать несколько часов перед тем, как он снова соберется с силами, чтобы продолжить путь. Дугал не знал, сколько они, вообще, смогут пройти.
Они то шли вдоль несущейся в темноте воды, то останавливались и засыпали от усталости, а шум воды действовал так убаюкивающе, что они практически сразу же погружались в глубокий сон без сновидений. Затем пространство над ними увеличилось и они вышли в огромную пещеру, настолько высокую, что не могли видеть ее потолок, даже когда Дугал, создав магический огонь, послал его вверх.
Казалось, тьма еще больше сгущалась по мере того, как они шли дальше вдоль реки. Ветки, используемые для факелов, теперь встречались все реже и реже, поэтому в конце концов Дугалу пришлось подбирать подходящие ветки, когда они попадались на глаза, и нести поверх седельных вьюков.
Путь же беззаконных — как тьма; они не знают, обо что споткнутся
Притчи: 4:9
В Ремуте удача по-прежнему оставалась на стороне Конала. «Припадок» Нигеля именно так и был воспринят, когда в королевские покои вначале ворвалась стража и слуги, затем обезумевшая Мерауд и, наконец, целая толпа лекарей, склонившихся над распростертым телом короля. Конала только вначале спросили о том, что произошло, а затем больше никто не обращал внимания на явно пришедшего в отчаяние принца. Да и он постарался не попадаться никому под ноги.
Арилан явился немного позднее, но он не был лекарем, а Коналу к тому времени вполне удалось даже в собственном сознании изображать невинность и изумление от случившегося. Поэтому епископ-Дерини не получил ни одной подсказки относительно того, что произошло на самом деле. Конечно, никто другой тем более был не в состоянии определить правду. К сумеркам состояние Нигеля стабилизировалось, но он не вернулся в сознание.
— Он слишком много работал после того, как мы принесли известие о смерти Келсона, — сказал Конал отцу Лаелу, когда последний наконец отошел от королевской постели. Он оказался первым, кто вспомнил о королевском наследнике. — Я говорил ему, что следует больше отдыхать. И он очень беспокоился насчет этих писем, которые требовалось рассылать баронам. Сама процедура приводила его в еще большее отчаяние, постоянно напоминая о случившемся.
Конал указал рукой на стол у окна, где лежали временно забытые письма, и Лаел посмотрел в ту же сторону.
— Он работал над ними, когда случился припадок? — уточнил Лаел.
Конал кивнул.
— Это письма, объявляющие о его восшествии на престол. Он уже подписал их, когда я вошел, и я решил помочь скреплять их печатью. Но все пошло наперекосяк. Он ведь никогда не хотел быть королем и не готовился им стать. Наверное, архиепископ Кардиель рассказывал, какие усилия пришлось приложить совету, чтобы получить его согласие на объявление его королем прямо сейчас. Но сам-то он хотел ждать целый год и один день, как и для коронации. Он жаловался мне на это, когда…
Конал замолчал, из его горла вырвалось рыдание, и он спрятал лицо в ладони, изображая скорбь. Лаел сочувственно положил руку ему на плечо.
— Тебе тоже тяжело, да, сын мой? — тихо спросил Лаел. — Тебе, наверное, лучше поспать. Сейчас ты ничем не можешь помочь отцу. Или я, или кто-то еще из врачей посидит рядом с ним всю ночь.
Конал сглотнул слезы и покачал головой. Он должен был оставаться рядом — на тот случай, если у кого-то вдруг возникнут подозрения и ему потребуется защищаться.
— Не думаю, что сейчас засну.
— Я дам тебе снотворное.
— Но.., если он позовет меня?
— Чушь, — сказал Лаел. — Лаже если он ночью и придет в сознание — в чем я сомневаюсь — ты ничего не сможешь для него сделать. Более того, мне кажется, ты сам еще не отошел от потрясения.
Конал попытался возражать, но затем резко замолчал и покачал головой. Теперь он стал прикидывать, не лучше ли, если люди будут думать, что он спит. Ведь таким образом он обезопасит себя от возможных опасных вопросов. На самом деле, постель может этой ночью оказаться самым подходящим местом для него, но он сомневался насчет снотворного — ведь ему может потребоваться использовать все свои возможности, а времени отойти от снадобья не будет.
— Я.., возможно, вы правы, отче, — произнес он почтительно и используя все свое обаяние, свойственное Халдейнам. — Несомненно, вы правы. Я ведь ни разу как следует не спал с тех пор, как случилось несчастье.
— Ну, тогда давай посмотрим, что можно сделать, чтобы по крайней мере этой ночью ты как следует отдохнул, — ответил Лаел. — Утром мы гораздо точнее сможем сказать, как будет меняться состояние твоего отца. И для тебя гораздо важнее быть отдохнувшим и иметь светлую голову утром, а не сейчас. Если это до тебя еще не дошло, то ты будешь королем, если Нигель умрет. И даже если он останется жить, ты будешь регентом до его выздоровления — если он вообще поправится.
— Вы хотите сказать, что он навсегда может остаться в таком состоянии? — прошептал Конал.
— Может. Вероятно, до самой смерти. Мне очень жаль, Конал. Я был бы рад сказать тебе что-то более утешительное.
Конал испытал угрызение совести, но ненадолго: его быстро затмило чувство удовлетворения. На самом деле, он никогда не желал зла своему отцу, но он также не хотел отвечать за смерть Тирцеля. Он не намеревался совершить ни то, ни другое злодеяние, но не мог заставить себя сожалеть о них. Более того, что сделано, то сделано, а перспектива стать регентом и, в конце концов, королем была слишком соблазнительной и волнующий.
— Наверное, я все-таки приму снотворное, о котором вы говорили, отче, — прошептал Конал, заставляя себя посмотреть на Лаела грустными глазами, словно бы смирившись с ситуацией.
— Вот и отлично, — ответил Лаел. — Но вначале тебе нужно лечь. Думаю, ты лучше всего отдохнешь в своей комнате.
Без дальнейших возражений, внешне покорный Конал отвел Лаела к себе в покои, молча разделся, пока священник смешивал зелье, достав какие-то ингредиенты из своей медицинской сумки. Но вместо того, чтобы сразу же лечь в постель, принц надел халат и отправился к аналою, стоявшему у стены рядом с дверью, изображая беспокойство.
— Поставьте его, пожалуйста, на тумбочку у кровати, отче, — тихо сказал Конал, оборачиваясь на священника. — Я немного помолюсь перед сном.
— Конечно, — кивнул Лаел, выполняя просьбу. — Ты хочешь, чтобы я помолился с тобой, или предпочтешь побыть один?
Конал склонил голову.
— Наверное, лучше я останусь в одиночестве, отче, если вы не возражаете. Все это было.., нелегко.
— Конечно, ваше высочество.
Конал почувствовал дрожь возбуждения, услышав это обращение. Лаел поклонился ему и вышел из покоев, но как только священник ушел, Конал отправился к тумбочке и вылил содержимое чаши в ночной горшок, стоявший под кроватью. После этого он налил в чашу свежего вина и в течение почти целого часа сидел у окна, попивая его маленькими глотками, лениво посматривая на темнеющий сад.
На закате, перед тем, как рассмотреть в саду что-либо стало практически невозможно, он с удовольствием увидел Росану в группе других монахинь и придворных дам, которых из базилики провожал отец Амброс. Они возвращались с вечерней службы.
Вскоре после этого Конал отправился в постель, и этой ночью ему снилась Росана, как это уже не раз случалось после его возвращения из Валорета; он грезил, что занимается с ней любовью. Он несколько раз просыпался, весь в поту, твердо решив превратить мечту в реальность как можно скорее.
***
— Один раз, — говорил Морган, — всего один раз перед смертью мне хотелось бы открыто въехать в Дхассу.
— Если ты не будешь говорить тише, то это получится уже сейчас, вероятно с последствиями, которые окажутся более чем сомнительными, — прошептал Дункан. — Веди себя, как монах.
— Dominus vobiscum, — пробормотал Морган, склоняясь в седле на своей небольшой горной лошадке, когда мимо них прошел торговец.
Они с Дунканом наконец приближались к городским воротам с северного берега озера, их кольчуги и кожаные одежды скрывались под просторными черными рясами простых братьев, служащих в соборе Дхассы. Как монахи-курьеры, они имели право носить мечи, и те были привязаны к седлам под коленями, хотя Морган, взяв простые черные ножны, замотал рукоятку своего кожей, чтобы спрятать украшающие ее драгоценные камни и позолоту.
Маскарад был идеей отца Ниварда, когда он три дня назад отправлял в путь отца Дункана. Двое мужчин также нацепили бляхи святых покровителей Дхассы, обычно надеваемые пилигримами. Правда, монастырь святого Торина был сожжен дотла, когда эти два представителя Дерини в последний раз проезжали по территории Дхассы. И Морган, и Дункан внесли значительные пожертвования в фонд восстановления святыни, так что обнаружение их истинных личностей не повлечет за собой убийство, как могло бы случиться раньше. Они также больше не находились под епископским отлучением, а потому не могли быть отданы под суд и казнены. Тем не менее, их присутствие в Дхассе могло вызвать неприятные вопросы как для них самих, так и для Арилана, если бы кто-то узнал, что они приехали сюда, чтобы использовать Перемещающий Портал.
