- Полярности. Держи кольцо Орина неподвижно и ощути его направленности. Войди в его структуру и ощути дух прежнего владельца.
      Она зажмурилась, чтобы обострить все чувства и избавиться от телесного зрения, ничего не ведавшего о конечном равновесии сил.
      - А теперь удерживай первое равновесие и сосредоточься на кольце Иодотсл. Оно другое. Тоже уравновешено, но по-иному. Такое же, и не такое одновременно.
      Повернув в пальцах второе кольцо, она осознала, что существует лишь один-единственный способ соединить их.
      - Поверни его, как монетку, - орел или решка? Один выбор верный, другой нет. Если Орин - орел, то должна ли Иодота в дополнение тоже идти орлом, или, напротив, обернуться решкой? Где точка равновесия? Как они сбалансированы? Орел.., решка...
      И внезапно они уравновесились - и все сомнения исчезли. Глубоко вздохнув, Ивейн открыла глаза и медленно выпустила воздух, не отрываясь глядя на два кольца у нее на ладонях. Затем без колебаний подхватила меньшее, более легкое колечко Иодоты и положила его поверх Оринова, осторожно поднажав, чтобы совместить их. Все произошло беззвучно, ей скорее показалось, чем она и впрямь расслышала тишайший шорох металла о металл. Соединенные кольца она опустила на стол, затем переложила на развернутый Codex Опт, чтобы лучше разглядеть их на фоне желтоватого пергамента. Отметки никуда не делись, и она стала медленно вращать кольца, пока царапины не сложились в буквы, образовавшие четыре латинских слова.
      - Domine, fac me mtrum... Господи, сделай меня стеклом...
      Покрутив кольца еще немного, на другой стороне она обнаружила остаток надписи: ..ut tibi incendam. Дабы я горел для Тебя.
      - Сделай меня стеклом, дабы я горел для тебя, - шепотом повторила она, думая над каждым словом. - Стекло... При чем тут стекло?
      Она вновь посмотрела на кольца, лежавшие на краю пергамента, затем, вглядевшись попристальнее, внезапно заметила, что внутри их воздух словно подернут пурпурной дымкой.
      - Нет, не стекло. Линза! - воскликнула она, торопливо поднося кольца к исписанной части свитка. И засмеялась от радости, когда новые строки стали возникать в промежутках - Линза, клянусь Богом! Линза'.
      Она торопливо принялась разворачивать свиток к началу и поместила кольца между самых первых строк. Написанное явно принадлежало руке Орина тот же уверенный, четкий почерк, - и буквы продолжали гореть алым цветом на пергаменте, даже когда она отводила кольца.
      - Да, горит, - прошептала она, оценив игру слов. - И правда, горит!
      Она сама не знала, плакать ей, или смеяться, по мере того как смысл написанного доходил до нее при переводе с этого таинственного древнего языка, которому научил ее отец так много лет назад.., а теперь, возможно, именно благодаря этому языку она сумеет освободить его из магической ловушки!
      "Приветствую тебя, о Читателе, что продвинулся так далеко в своей работе, через неведомую толщу лет, ибо мы братья в великом Труде. Но лишь если нужда твоя и впрямь велика, то читай дальше, ибо знания, что я оставляю в сих строках, могут таить огромную опасность как для самого действующего, так и для того, на кого его действия направлены. Ныне я намерен разделить с тобой тайну о том, как сохранять жизнь и после смерти.., и возможно, если достанет тебе отваги, - как возвращать мертвых в мир живых..."
      Глава 28
      Не буду сидеть вдовою, и не буду знать потери детей
      Исаия 47:8
      Весь сокровенный смысл прочитанного дошел до Ивейн не с первого и даже не со второго раза. Собственно, ее первейшей заботой стало сохранить с таким трудом добытые строки, и весь следующий час она потратила на то, чтобы переписать таинственную рукопись, явленную через призму магических колец. Все это время ее терзал страх, что она не успеет, что слова начнут исчезать.., и с рассветом эти опасения оправдались, все исчезло бесследно. Больше она не сумела вызвать из небытия ни единого слова, как ни старалась.
      Однако к тому времени она успела переписать все до буквы и теперь могла спокойно поразмыслить над этим, - хотя смысл текста тревожил ее тем сильнее, чем больше она вдумывалась в то, что читает. Вот почему она так и не показала его целиком Джорему с Квероном, а лишь представила отредактированную вторую копию, предварительно уничтожив оригинал, - что, впрочем, не имело значения, поскольку строки намертво впечатались ей в память.
      А воспоминания она закрыла от самых дотошных дознавателей, какими могли бы оказаться ее брат и Кверон.
      Конечно, это не уберегло ее от их вопросов, когда она наконец предъявила им рукопись и наброски предлагаемого обряда.
      - Весьма любопытный материал, но откуда он взялся? - полюбопытствовал Целитель. - Большая часть объяснена прямо и доступно, однако о Некоторых моментах я никогда прежде не слыхивал.
      - У вас есть все необходимое, - возразила Ивейн, не глядя на него.
      - Иными словами, - вмешался Джорем, - у нас есть все то, что лично тебе кажется необходимым.
      Ты ведь показала нам далеко не все, верно? - обвиняющим тоном добавил он. - Что там было еще?
      Что ты скрываешь от нас?
      - Не имеет значения, - отозвалась она, глядя в пустоту. - Довольно и того, что кто-то один будет волноваться об этом.
      И позже она больше не позволяла им возвращаться к этому вопросу.
      ***
      Однако должно было пройти еще несколько недель, прежде чем они могли начать работу - а речь шла именно о работе, не об обычном заклинании, чтобы обратить вспять чары, наложенные Камбером в тот холодный январский день. Подготовка заключалась не только и не столько в том, чтобы собрать все необходимое для проведения обряда. Прежде всего, должны были подготовиться участники ритуала, с помощью долгого поста и медитации.
      И ни в коей мере нельзя было забывать о смертельной опасности, угрожавшей им в случае неудачи.
      В душе, Ивейн была уверена, что Джорему с Квероном ничего не угрожает, весь риск придется на ее долю. Смерть сама по себе не пугала ее, ведь в мир иной ушел и ее муж, и первенец, однако если она погибнет, То не сможет увидеть, как растут другие ее дети.
      И все же если удастся вернуть отца, чтобы он мог продолжить свою работу.., скольким чужим детям будет грозить преждевременная смерть, если она не преуспеет в задуманном?
      Мыслями Ивейн вновь вернулась к самому Камберу. Если им все-таки не удастся оживить его, - независимо от того, останется ли он по-прежнему пленен между жизнью и смертью, или обретет освобождение в мире ушедших, культ его как святого должен уцелеть. Кверон, основатель этого поклонения и ордена Слуг святого Камбера, подобно самой Ивейн, был убежден в этом. Все же чудеса имели место, и пусть даже святой не был во плоти вознесен на Небеса, как они верили прежде, но многие, многие обычные люди и Дерини черпали в этом культе надежду и вдохновение.
      Джорем был не так в этом уверен, но даже он согласился, что если тайное почитание Камбера будет продолжаться, это лишь усилит воздействие того, что делает Реван для спасения Дерини.
      - Но ведь это же все основано на лжи! - не выдержал он однажды, во время очередного спора с Квероном и Ивейн. - Святой Камбер, крещение Ревана - это все ложь!
      - Точно также, замечу, как и причины, по которым преследуют Дерини, возразил Кверон. - Ведь нельзя же уничтожить целый народ, лишь потому что в прошлом отдельные его представители в не праведных целях использовали свое могущество. Иначе, по справедливости, стоило бы уничтожить и род человеческий!
      - Некоторых бы стоило, - ответил Джорем упрямо.
      - Да, но и некоторые Дерини заслужили свою судьбу. Но судить можно только каждого в отдельности - что регентов совершенно не устраивает. Именно поэтому мы вынуждены предпринять хоть что-то в ответ. Будь то надежда, которую дарует нашей расе святой Камбер, или блокирование способностей, чтобы Дерини могли начать новую жизнь - все это во благо, во спасение, и не требует кровопролития.
      Если бы на пролитую кровь мы отвечали тем же самым, то были бы ничем не лучше наших гонителей.
      - Которые считают нас не то дьяволами во плоти, не то их ближайшими союзниками. - Джорем повесил голову и сцепил руки на коленях. Знаете, Кверон, порой мне даже трудно служить мессу - я все думаю о том, а вдруг все же правы Хьюберт и его приспешники? Вдруг мы и впрямь оскверняем все, чего касаемся? Может быть, Дерини недостоин быть священником? Может быть, я лишь обманываю себя, думаю, будто могу попытаться хоть что-то изменить?..
      - Мы все недостойны, Джорем, - отозвалась Ивейн негромко. - Однако, достойный или нет, но кто-то должен рано или поздно встать и сказать: "Довольно!" - а потом попробовать сделать хоть что-нибудь. Мы хотя бы питаемся - в отличие от большинства наших сородичей, давно оставивших всякую надежду. Что плохого в том, что кто-то будет считать отца святым? Были и прежде святые, и будут впредь, чья святость покоится на весьма шатких основаниях. И многим из них ты сам молишься.
      В конце концов, хотя Джорем наотрез воспротивился вслух признать, что Камбер был святым, в действительности, он все же согласился притворяться, будто верит в это и дал обещание поддерживать культ святого Камбера, если им не удастся повернуть вспять заклинание. В завещании, многократно измененном и переписанном за эти дни, Джорем аккуратно повторил то, что было им сказано на собрании епископов, которое позднее канонизировало Камбера, - что именно он, Джорем Мак-Рори, а не небесные посланцы убрал и перепрятал тело отца из фамильного склепа в Кайрори.., что, впрочем, ничего не меняло в тех чудесах, что приписывали святому. Далее Джорем признавал, что спустя годы все же начал склоняться к мысли, что его отец и впрямь был святым. В подтверждение своей веры он заявлял, что готов извлечь останки Камбера из могилы и передать для сохранения и почитания тем набожным людям, которые пообещают проповедовать те высокие принципы, коих при жизни придерживался его отец.
      Это было чрезвычайно важным заявлением и гарантировало возрождение культа святого Камбера, после того как с этим завещанием ознакомятся посторонние, помимо тех троих, кто знал, как обстоит дело в действительности. Даже пока он писал это, Джорем сомневался, стоит ли делать это знание общественным достоянием, но утешало его лишь то, что у него еще будет время как следует все обдумать, если только они не погибнут все втроем, пытаясь вернуть Камбера к жизни, - а эту возможность Джорем считал маловероятной. Если же это все-таки произойдет, он запечатал завещание особой печатью, настроенной на одного только Ниеллана, которому, как они решили, придется стать главой Совета в случае их гибели. Свои завещания приложили сюда также Кверон и Ивейн.
      Для Ивейн эти дни подготовки оказались вдвойне тягостны, ибо ее смерть повлекла бы за собой проблемы совсем иного рода, чем у обоих священников, и к этому следовало подойти со всей ответственностью. Она проводила с детьми как можно больше времени, сознавая, что это могут быть их последние дни...
      По утрам она теперь неизменно занималась с Райсил. Девочке должно было сровняться восемь в ноябре, но она уже была умна не по годам и проявляла склонность к ученым занятиям, - на это обратил внимание Ивейн еще Реван.., это было в Кайрори, кажется, тысячу лет назад!.. Каждый день они с малышкой читали стихи и иные сочинения, с которыми некогда знакомил дочь сам Камбер, когда она была в том же возрасте. Иногда к их занятиям присоединялся, по просьбе Ивейн, и епископ Дермот, получивший схожее классическое образование. Возможно, он продолжит учить девочку, если Ивейн не станет...
      Потом приходил черед Тиега, с которым уже очень скоро придется заниматься особо, - Тиег, обладавший огромными целительскими способностями и умевший блокировать чужой дар. Играя в "медвежат" с сыном, Ивейн гадала, как сложится его обучение в дальнейшем, - ведь школ Целителей в Гвиннеде больше не существовало.
      И наконец приходил черед Иеруши, крохи, которую, возможно, Ивейн так и не доведется никогда узнать по-настоящему. Подобно отцу и брату, Иеруша вполне могла стать выдающейся Целительницей, - а возможно, она также была наделена талантом блокирования. Но пока, в свои восемь месяцев, она оставалась счастливым, смеющимся младенцем, едва-едва пытающимся вставать да ножки, взирающим на мир широко раскрытыми, полными радостного удивления глазами. И уже сейчас она считала матерью Фиону Мак-Лин, а не саму Ивейн.
      - Она обожает тебя, - прошептала Ивейн, глядя, как малышка укладывается спать, цепко ухватив в кулачок пальцы Фионы. - Если даже она никогда меня больше не увидит, то не будет скучать.
      - Глупости! Ты - ее мать. - Фиона недоуменно покосилась на нее. Ивейн, в чем дело? У тебя такой вид, будто ты уходишь куда-то и не собираешься возвращаться.
      - Прости. Должно быть, я просто устала.
      - Нет, я же чувствую, - возразила Фиона. - Тебя что-то тревожит вот уже несколько недель. Я все собиралась расспросить тебя, но.., ты же не больна?
      - Нет, со мной все в порядке.
      - По твоему виду так не скажешь. - Заволновавшись, Фиона высвободила руку из пальчиков Иеруши. - Порой ты выглядишь так, что краше в гроб кладут. Ты похудела, под глазами круги.., я-то надеялась, ты сможешь отдохнуть, когда с Реваном все устроится.
      - Фиона, прошу тебя, не читай мне нотаций.
      Джорем мне выговаривает, Кверон мне выговаривает...
      - Вот толку от этого что-то немного, - возразила молодая женщина. Если ты вознамерилась работой загнать себя до времени в могилу, пожалуйста. Это не мое дело. Я ведь просто приглядываю за твоими детьми. С какой стати тебе делиться со мной своими проблемами?
      Глаза защипало от слез, и Ивейн поспешила отвернуться.
      - Прости, - прошептала она - Ты и правда, единственная из всех, имеешь право знать правду.., насколько я осмелюсь рассказать. Дело в том, что... некто, очень важный для нашего дела - он угодил в ловушку. И освободить его может быть очень сложно и очень опасно.
      - И ты можешь не вернуться... - Фиона, потрясенная, опустилась на стул. - О, Ивейн, а я и не знала.
      - Да и откуда? Я так старалась сохранить все в тайне. И прошу, не спрашивай, о ком идет речь, ибо я не вправе сказать тебе.
      - Обещаю.
      - Как бы то ни было, не смерть пугает меня. Я лишь тревожусь, что дети останутся сиротами. Стоит лишь подумать об этом, и я...
      Закрыв лицо руками, она попыталась хоть немного овладеть собой. Фиона нежно обняла ее за плечи.
      - О, Ивейн, дорогая моя сестра, не плачь, - прошептала она, поглаживая волосы Ивейн. - Конечно, я не так образована и не так талантлива, и не смогу ничем помочь в том, что ты задумала. Но я уверена, ты бы и не помышляла об этой затее, если бы не была уверена, что это чрезвычайно важно для всех нас.
      И я обещаю стать хорошей матерью твоим детям - если.., если ты не вернешься. Об этом не нужно даже просить.
      - Я знаю, - отозвалась Ивейн. - но спасибо, что утешила меня. Бог свидетель, я не хочу оставлять их, но... О, Фиона, если бы ты только знала, как это важно!
      - Но я знаю. Ты только что мне сама сказала. - Фиона еще крепче прижала ее к себе. - Ну, не плачь.
      Все будет хорошо.
      Шли дни, и подготовка двигалась полным ходом, как физическая, так и духовная. Весь месяц все трое придерживались строгих ограничении в пище, чтобы очистить свое тело для Работы, намеченной на начало августа. Теперь, к исходу июля, Ивейн добавила еще периоды полного поста и увеличила время медитаций, дабы усилить способности к сосредоточению.
      Одно из оставшихся дел она откладывала почти до самого конца - это свидание с Джаваном. Она ни словом не обмолвилась об этом Джорему с Квероном, опасаясь, что они могут запретить ей это. Не стала она на сей раз и принимать чужое обличье, дабы сохранить в неприкосновенности запас энергии для Работы, до которой оставалось всего два дня.
      Помимо всего прочего, она теперь регулярно не высыпалась, ибо прочитала, что недостаток сна помогает обострить восприятие адепта.
      Она решила наведаться в Валорет во время вечерни, когда Хьюберт едва ли окажется в своих покоях, зато Джаван вполне может там быть. Хотя она стерла у него из памяти воспоминания о своем прошлом визите, но оставила в сознании стремление как можно чаще оказываться в молельне архиепископа в ожидании возможной встречи. Как она и надеялась, присутствие принца она ощутила сразу, едва прошла через Портал, - и больше в апартаментах не было ни души. Удача! Джаван стоял на коленях на молитвенной скамеечке, почти невидимый в своем черном одеянии. Он глубоко ушел в себя, однако тут же тревожно вскинул голову, ощутив действие Портала.
      - Господи Иисусе, вам нельзя здесь показываться!
      - выдохнул принц, когда она обернулась и откинула капюшон, чтобы он мог видеть ее лицо.
      - Почему, разве вы не надеялись все это время, что кто-то из нас придет? - улыбнулась она и присела на корточки напротив него.
      - Но это опасно!
      Сочувственно улыбнувшись, Ивейн опустила, руку ему на плечо.
      - Вы ведь попросили Хьюберта позволить вам остаться в Валорете, это правда?
      - Кто вам это рассказал? - Джаван был потрясен.
      - И кроме того, вы, кажется, дали согласие принести обеты?
      - Временные обеты!
      - И все же это обеты. Что, впрочем, не так уж плохо само по себе, - Она подняла руку, предотвращая его возражения. - Скажу больше, вероятно, вы подыскали для себя самое безопасное место на ближайшие пару лет, пока вы еще слишком уязвимы. А если вы и впрямь будете соблюдать эти обеты, забыв о личных недостатках человека, кому вы их принесли, то эти годы могут стать для вас временем большого духовного роста и взросления. Но вам нужно быть очень, очень осторожным.
      Он взглянул на нее со смесью обиды за нравоучения - и радости, что она все же пришла навестить его.
      - Я знаю, что делаю.
      - Не сомневаюсь в этом. Главное, чтобы не узнал Хьюберт. Но вы ведь уже предприняли кое-какие шаги...
      Он смущенно отвел глаза, осознав внезапно, насколько хрупко и ненадежно его влияние на Хьюберта.
      - Я вложил ему в сознание кое-какие.., поправки.
      Но много менять не решился, иначе кто-то со стороны может заметить неладное - даже если он сам ничего не заподозрит.
      - Именно так я и сказала всем нашим. - Она улыбнулась. - Но вам ни к чему мои нотации. Так когда это случится?
      - Через два дня, после полудня, - шепотом откликнулся Джаван. - Но.., откуда вы все-таки узнали?
      - Подслушивала ваш разговор здесь, под дверью.
      - Вы были здесь, а я даже не знал?! - принц был потрясен. - Но как...
      - Тс-с. Когда Сильвен в ту ночь нам рассказал, как все прошло у Ревана, он поведал и о вашей стычке с Хьюбертом. Я решила, что он непременно решит вас наказать сразу по возвращении в Валорет.
      Подумала, что спать он, скорее всего, ляжет нескоро.., чем бы там у вас с ним все ни закончилось - и рискнула. Мне повезло, что вы оказались здесь, в гостиной.
      - Ну, здесь мы оказались не" сразу... - Джаван опустил глаза и поморщился, вспомнив о наказании, которому подверг его архиепископ. Полагаю, вы знаете о небольшой комнатке в одной из башен - ее еще называют disciplinarium.
      Она безрадостно кивнула.
      - Знаю и о бичевании - и что вы выдержали его со всей отвагой. И все-таки вам следует быть очень осторожным. Когда вас с Хьюбертом свяжут принесенные вами обеты - пусть даже и временные - он будет вправе еще более сурово наказывать вас за любое неповиновение. Я надеюсь, что ранг поможет вам сохранить жизнь, если только вы не сделаете чего-то такого, что уж совсем выходит за пределы здравого смысла, - но есть много способов наказать так, чтобы человек сам возжелал смерти.
      - Он не посмеет!
      - К несчастью, боюсь, что Хьюберт Мак-Иннис посмеет все, что угодно, ради собственной выгоды.
      Но мы зря тратим драгоценное время. Он скоро может вернуться, а мне еще нужно сказать вам нечто важное. Я.., мне предстоит исполнить трудную задачу. Судьбе было угодно распорядиться так, что это случится в то самое время, как вы будете приносить свои обеты. Поэтому, раз уж я не смогу быть рядом, я хотела попросить вас, Джаван, молиться за меня - и молитесь блаженному Камберу, моему отцу, чтобы он помог нам обоим.
      - Что.., что вы собираетесь сделать? - шепотом спросил ее принц. - Это опасно?
      - Немногим более, чем то, что задумали вы сами - в каком-то смысле. Она улыбнулась. - Но каждый из нас делает то, что должен. Прошу, не спрашивайте меня больше ни о чем.
      - Хорошо. - Он склонил голову в знак согласия. - Но я.., мы скоро увидимся вновь?
      - Если только это будет в моих силах, то я обещаю, мой принц. А если не смогу я, то придет кто-то еще. Мы не оставим вас.
      Он почувствовал, как слезы подступают к глазам, и поспешил отвернуться, чтобы не расплакаться.
      - Вы умрете?
      - Рано или поздно мы все умрем, Джаван.
      Принц едва удержался, чтобы не накричать на нее. Сдерживая гнев и страх, он стиснул кулаки так, что ногти вонзились в ладони.
      - Это мне известно! - Он заставил себя взглянуть ей прямо в глаза. - И вы знаете, что я спросил совсем о другом. То дело, которые вы должны исполнить - вы можете погибнуть из-за этого?
      Он успел заметить блеснувшие в ее глазах слезы, прежде чем Ивейн опустила голову.
      - Да. Отчасти и поэтому я пришла к вам сегодня.
      - Попрощаться?
      - Да, - шепотом ответила она. - И еще чтобы передать вам некоторые знания. Они могут рано или поздно пригодиться вам, если.., если потом меня не будет рядом. Когда вы станете королем.
      Эти слова ударили его, как кулаком под ложечку, вызывая смутные воспоминания о той ночи, когда умер его отец. Они не хотели, чтобы он вспомнил, хотя вместе с Тависом Джавану удалось восстановить какие-то обрывки происшедшего, - достаточно, чтобы понять, что над ним и его братьями совершили некий магический обряд. То была магия его отца.
      Магия Дерини.
      И если он когда-нибудь станет королем, эта магия будет принадлежать ему. Отчасти это уже случилось, ко всеобщему удивлению... Он вперился горящим взором в Ивейн, ухватившись за поручень.
      - Что случилось со мной в ту ночь, когда умер отец? - Он уже столько раз задавал этот вопрос, что уже почти не рассчитывал услышать от нее ответ. Но строгое, торжественное выражение ее лица подсказало, что на сей раз все может быть иначе.
      - Я не смею дать вам эти воспоминания в открытую, но я вложу их глубоко в память, чтобы они вышли наружу, когда придет их час. - С этими словами она положила руки ему на плечи. - Боюсь, это не получится сделать мягко - увы, на щадящий подход у нас просто нет времени. Ведь Хьюберт может в любой миг прервать нас.
      - Понимаю, - прошептал он, не сводя с нее взгляда. - Сделайте все, что нужно. Во мне нет страха.
      - Конечно. - Она улыбнулась. - Вы самый смелый юноша из всех, кого я знаю. Теперь расслабьтесь и откройтесь передо мной. И не забудьте, что обещали за меня молиться.
      Безмолвно кивнув, он закрыл глаза, чувствуя, как ее пальцы коснулись висков. Он пытался сделать все, как она сказала, но слезы жгли глаза, и никак не удавалось очистить мысли.
      - Не тревожьтесь ни о чем, мой принц - раздался ее голос в сознании. Если нам не суждено больше встретиться в этой жизни - помните, за что мы боролись. Вы и я, и Тавис, и Райс, и все остальные.., и сделайте все от вас зависящее, дабы, восторжествовал Свет.
      - Обещаю! - сумел он ответить.
      - Да благословит и да хранит вас Бог, ваше высочество. А теперь - идите глубже и обретите знания о своей судьбе.
      И она стала передавать ему воспоминания, сознавая, что причиняет юноше боль, но не в силах смягчить посыл, опасаясь не уложиться в срок.., ибо Хьюберт мог вернуться в любой момент. Джаван лишился чувств в самом начале и это было к лучшему, поскольку теперь она могла действовать еще быстрее, не опасаясь больше за него.
      Затем она заблокировала все воспоминания, кроме своей просьбы молиться за нее. Но теперь у принца появился шанс - даже если ему придется занять трон без поддержки Дерини. Она оставила его с туманным воспоминанием о своем приходе и в последний раз любовно поцеловала в щеку. Она успела исчезнуть через Портал как раз в тот момент, когда у дверей послышались шаги...
      Пусть Джаван молится за нее - это поможет ей выдержать грядущее испытание. И послужит напоминанием о тех, за кого она готова отдать свою жизнь.., независимо от того, будет ли принята эта жертва.
      Глава 29
      Кто сотворил семизвездие и Орион, и претворяет смертную тень в ясное утро
      Амос 5:9
      В назначенный день Джаван проснулся с ноющей головной болью, истомленный снами, припомнить которые он не мог, и с сосущим чувством голода, поскольку Хьюберт уже три дня перед церемонией держал его на хлебе и воде. Карлан должен был прийти будить его еще только через час, но спать принцу больше не хотелось. Он попытался вспомнить свои ночные видения.., кажется, там было что-то насчет леди Ивейн, и он ощутил смутную тревогу. На всякий случай, он решил помолиться за нее. Вот так, на коленях, в ночной рубахе, и обнаружил его чуть позднее Карлан, решивший, будто его набожный молодой господин молится перед сегодняшним действом.
      - Прошу прощения, ваше высочество, - неуверенно окликнул его паж. - Я не хотел бы вам мешать, но пора собираться к мессе. Должно быть, вы очень тронуты тем, что вам предстоит?
      Джаван ничего не ответил и не стал поправлять Карлана. Пусть думает, что хочет, - и донесет архиепископу. Это пойдет принцу только на пользу.
      И все же, несмотря даже на все его смущенное шпионство, Джаван знал, что ему будет недоставать Карлана. Сегодня тот покинет его, ибо даже принц, принося монастырские обеты, терял право иметь прислугу. Они уже простились накануне. Карлану теперь предстояло занять место при короле, - хотя, если повезет, они с Джаваном будут встречаться раз в месяц, чтобы тот рассказывал принцу последние придворные новости. Эту уступку он выторговал у архиепископа, и тот с готовностью согласился, настолько рад был, что Джаван все же решился примериться к религиозной жизни. Впрочем, стоит ему принести обеты, и, возможно, все обещанные привилегии поспешат отменить.
      Но сейчас не стоит тратить силы и волноваться понапрасну. У него и без того хватало поводов для тревоги - например, не попытается ли Хьюберт обмануть его, вставив в текст клятвы какую-нибудь совершенно невинную на первый взгляд фразу, но которая затем сделает расторжение обета невозможным. Конечно, это маловероятно, но он не доверял Хьюберту. Хотя он и успел сделать некоторые шаги, чтобы контролировать архиепископа, но его власть над ним была пока еще настолько призрачна, что об этом не стоило и говорить.
      Однако нельзя позволить Хьюберту и остальным навсегда превратить его в монаха, будь то силой или хитростью. Его брат Алрой выглядел совсем скверно, когда они виделись в последний раз, и вполне может умереть, не оставив наследника - наследника, который бы с самого рождения сделался игрушкой в руках регентов, на гибель всему Гвиннеду.
      Так что лучше уж Алрою умереть без потомства, чем сыграть регентам на руку, подарив им нового короля, - ибо Джаван был уверен, что дни брата будут сочтены, как только новый принц крови явится на свет. Он не знал, подобрали ли уже королю невесту... И, кстати, любопытно, будут ли сегодня здесь Алрой или Райс-Майкл? Он просил, чтобы им позволили приехать, хотя церемония должна быть закрытой, и даже сам послал приглашение, вместе с письмом, где пытался объяснить, что заставило его принести эти обеты.
      Но ему было неведомо, дошли ли письма по назначению и как сильно они могли измениться по пути. Регенты подлы и хитроумны. Они пойдут на все, чтобы достичь своих целей.
      Звон колоколов вырвал его из задумчивости и заставил себя следить за ходом мессы, как подобает.
      Он заметил, когда подняли гостию, а затем и чашу - впервые он увидел это пару недель назад, - как их окутало слабое сияние. Интересно, знают ли об этом Хьюберт и все остальные? Едва ли... Когда-нибудь, если представится возможность, он спросит об этом у отца Джорема. Дерини должны видеть такие вещи - хотя вопрос, почему он сам видит это, даже не пришел ему в голову.
      Привычная магия Святых Даров на сей раз не даровала утешения, ибо во время причастия Хьюберт обошел его стороной. Ему не позволят причаститься, пока он не исповедуется и не даст обеты. Поэтому на выходе из часовни внутри Джаван ощущал холод и пустоту, ведь уже много дней он ни разу не начинал день без евхаристии.
      Кроме того, архиепископ обошел его своим благословением во время службы и сразу отправился завтракать вместе с братией Custodes Fidei, не приглашая Джавана присоединиться к ним. Не задержался и Карлан - поклонился с блестящими от слез глазами, поцеловал руку принцу, - и удалился. Вместо этого двое монахов, которых Джаван никогда прежде не видел, отвели его в узкую, душную комнату, где монах-цирюльник коротко обрезал ему волосы кружком, как носили большинство клириков. Тонзуру ему выбреют позже, во время церемонии, и Джавана сия перспектива отнюдь не радовала, хотя Хьюберт уверял, что это всего лишь символ и никоим образом не привяжет его навечно к религиозной жизни.
      Затем его отправили в другую комнату, без окон, освещенную лишь лучинами на глиняных подставках. За тяжелым шерстяным занавесом серого цвета, чуть темнее каменных стен, клубился пар - Джавана ожидало ритуальное омовение, обязательное для всех послушников перед пострижением. Как символ очищения, в его глазах, это мало чем отличалось от того, что делал Реван, хотя Хьюберт пришел бы в ужас, услышав от принца такое сравнение.
      Впрочем, через нечто подобное проходили и будущие рыцари перед посвящением, и Джаван утешил себя этой мыслью. Он и станет рыцарем, разве что служить будет Свету, а не какому-то земному владыке.., хотя придется на словах еще и хранить верность архиепископу, по крайней мере, сейчас.
      Как его научили заранее, он с поклоном промолвил: "Deo gratias", когда монах отдернул занавес и жестом велел ему войти и разоблачиться. Комнатенка оказалась крохотной и влажной, там горела единственная лучина в угловой нише. Сама ванна была деревянной, круглой; края бадьи доходили Джавану до груди; от воды густо валил пар. Когда занавес опустили, принц поспешно разделся и сложил тунику и штаны на трехногий табурет у входа. Ни полотенца, ни сменной одежды он не обнаружил, но не сомневался, что их принесут, когда придет время.