– Поймай меня, если сможешь, – смеялась Бронвин.
      Она игриво убегала по дорожке сада. Ее золотые волосы развевались по ветру, голубая туника соблазнительно облегала стройные ноги.
      Когда она пробегала мимо, Кевин сделал неуклюжую попытку поймать ее, но промахнулся и пустился за ней со счастливым смехом. Меч его путался у него в ногах, угрожая зацепиться за что-нибудь и опрокинуть Кевина на землю. Но он не обращал на такую мелочь внимания. Он просто придерживал его рукой и бежал за Бронвин по свежей зеленой траве.
      День был безоблачным, солнце – нежным и теплым. Бронвин и Кевин только что вернулись с утренней прогулки по зеленым холмам, окружавшим Кулди и теперь резвились, как пара шаловливых детей, бегая по саду между деревьями и статуями. Они играли почти четверть часа, причем Кевин изображал охотника, а Бронвин – его добычу.
      Наконец, Кевин загнал Бронвин в ловушку у небольшого фонтана, где уставшая девушка, сделав несколько кругов и увидев, что сбежать ей вряд ли удастся, сдалась. Кевин бросился на нее, обхватил руками, увлек на землю и, придавив своим весом, припал к ее губам. Бронвин расслабилась в его руках и раскрыла ему губы, ответив на поцелуй. Кевин едва не потерял сознание от неописуемого блаженства, охватившего его.
      И тут он услышал, что кто-то многозначительно покашливает сзади. Он застыл, открыл глаза, понял, что они не одни, и с усилием оторвался от любимых губ. Когда он отстранился от Бронвин, то увидел, что глаза ее расширились при виде стоящего сзади. Она хихикнула. Кевин оглянулся и встретился взглядом со своим отцом. Герцог Джаред, улыбаясь, смотрел на них.
      – Я знал, что найду вас здесь, – сказал герцог, увидев глуповатую улыбку сына. – Встань и приветствуй своих гостей, Кевин.
      Кевин поднялся на ноги и подал Бронвин руку, помогая ей. И только теперь заметил, что отец действительно не один. С ним были управитель замка лорд Девериль и архитектор Риммель. Девериль сдерживал улыбку, а Риммель, как всегда, был серьезен. Кроме того, рядом с отцом стояли Келсон в алой дорожной одежде, Дерри, рыжебородый герцог Эван, один из лордов Королевского Совета.
      Келсон лукаво улыбнулся Кевину и Бронвин и отступил в сторону, чтобы показать еще одного гостя – маленького человечка со смуглой кожей, одетого в пышные розово-фиолетовые одежды. Это был не кто иной, как великий трубадур Гвидон. Пузатая лютня висела на золотом шнуре, перекинутом через плечо. Она была отполирована до блеска его руками. Черные глаза трубадура внимательно изучали влюбленную пару.
      Кевин посмотрел на Келсона и улыбнулся ему:
      – Добро пожаловать в Кулди, сэр, – сказал он, стряхивая с себя траву.
      Затем он приветствовал остальных гостей.
      – Благодарю вас за оказанную мне честь.
      – Ошибаешься, это Гвидон оказал нам честь, – засмеялся Келсон. – И если ты представишь его своей молодой леди, то я уверен, что это вдохновит его и он нам доставит большое удовольствие своим выступлением.
      Гвидон поклонился Келсону, а Кевин улыбнулся и взял руку Бронвин.
      – Бронвин, я очень рад представить тебе несравненного Гвидона из Пленнета. О его искусстве пения и игры на лютне ты уже слышала. Мастер Гвидон, это леди Бронвин де Морган, моя невеста. Это она настаивала, чтобы я просил Аларика отпустить вас сюда.
      – Моя леди, – проговорил Гвидон, снимая свою немыслимую розовую шляпу и низко кланяясь. Его длинные рукава коснулись травы. – Перед такой редкостной красотой я готов рискнуть вызвать гнев вашего жениха, – он снова поклонился и поцеловал ей руку. – Простите меня, но в вашем присутствии, прекрасная леди, у меня нет слов.
      Бронвин счастливо улыбнулась, опустила глаза, легкая краска появилась на ее щеках.
      – Мастер Гвидон, вы действительно хотите выступить сегодня перед нами? Мы так долго ждали вашего приезда.
      Гвидон вспыхнул и снова поклонился.
      – Я весь в вашем распоряжении, моя леди, – он горячо взмахнул рукой. – Этот сад так прекрасен и самим богом предназначен для прекрасных песен, разве можно противиться природе? Я буду петь здесь и сейчас.
      – Ваше Величество? – спросила Бронвин.
      – Он приехал сюда петь для тебя, моя леди, – ответил Келсон с улыбкой, он глядел на нее с восхищением. – Если ты хочешь, чтобы он пел здесь, он будет петь.
      – О, да.
      С коротким поклоном Гвидон пригласил всех сесть на траву, снял с плеча лютню и пристроился на краю фонтана. Кевин скинул свой плащ и расстелил его на траве. Бронвин устроилась на плаще и подогнула ноги. Дерри, Девериль и Эван тоже начали рассаживаться.
      Кевин хотел сесть рядом с Бронвин, но, заметив взгляд Келсона, уступил свое место отцу.
      Келсон и Кевин медленно удалились от группы. Гвидон настроил лютню и стал пощипывать струны, извлекая из инструмента божественные звуки. Все слушали его очень внимательно и наслаждались его приятным голосом и музыкой.
      Келсон оглянулся, посмотрел на восторженную Бронвин, а затем снова повернулся к Кевину. Лицо юного короля посерьезнело.
      – Ты получал известия от своего брата в последнее время, мой лорд?
      Он произнес это как бы между прочим, но Кевин почувствовал, как все его тело напряглось, и с трудом заставил себя подавить волнение.
      – Вы говорите это так, будто он не с вами, сэр, – ответил он ровным тоном.
      – Нет, – ответил Келсон. – Десять дней назад мы получили сведения, что Дункана вызывают на церковный суд Ремута, чтобы лишить сана. Тут мы ничего не смогли сделать бы – это дело чисто церковное и касается только самого Дункана и его начальства. Но мы все – я, Дункан и Нигель, решили, что ему лучше уехать из Ремута.
      Келсон остановился и стал внимательно изучать носки своих черных блестящих сапог, а затем он продолжил:
      – Но в это же время мы получили и другие сведения – и гораздо более серьезные, чем лишение сана Дункана. Лорис и Корриган хотят наложить на Корвин Интердикт. Они хотят покончить с Морганом и со всеми Дерини в Одиннадцати Королевствах. И вот Дункан поехал к Моргану, чтобы рассказать об этих планах архиепископов и заодно уклониться от церковного суда. Лорд Дерри вернулся оттуда четыре дня тому назад и сообщил, что там все нормально, а Морган с Дунканом собираются ехать в Джассу, чтобы выступить перед Курией и убедить духовенство не накладывать Интердикт. С тех пор я о них ничего не слышал.
      Кевин удивленно слушал.
      – Лишение сана и Интердикт? Это случилось после того, как я уехал из Ремута?
      Келсон криво усмехнулся.
      – Раз уж ты спрашиваешь, то да. На севере возникло религиозное движение фанатиков, которые начали священную войну против Дерини. Этот Интердикт будет им очень на руку. И к тому же Венсит из Торента вот-вот нападет на нас и захватит Кардосу. Если не учитывать всего этого, все остальное великолепно… Твой драгоценный брат сказал, что я должен оставаться спокойным, не волноваться, пока он и Морган не приедут ко мне для того, чтобы руководить моими действиями. Он, конечно, прав. Несмотря на мое положение и могущество, я еще очень молод и неопытен. Я чересчур откровенен с тобой, Кевин. Но это так трудно – просто сидеть и ждать.
      Кевин медленно кивнул. Затем оглянулся назад, на компанию, слушающую пение Гвидона. Он не мог разобрать слов, но мелодия, плывущая в теплом весеннем воздухе, была чистой, прозрачной и красивой. Он скрестил руки на груди и опустил глаза.
      – Я полагаю, об этом никто больше не знает?
      – Дерри известно все. И Гвидон что-то подозревает, но ничего конкретного не знает, а остальные не знают ничего. И я думаю, говорить им пока не стоит. От их волнения лучше не станет, а я не хочу, чтобы эти тревоги как-то нарушили ваши празднества.
      Кевин улыбнулся.
      – Благодарю за доверие, Ваше Величество. Я никому ни о чем не скажу. И если понадобится моя помощь, то мой меч, моя жизнь и все мое состояние в вашем распоряжении.
      – Я не сказал бы тебе ничего, если бы не был уверен, что тебе можно доверять, – сказал Келсон. – Идем. Вернемся обратно и послушаем Гвидона. Ведь это, прежде всего, твой праздник.
      Они вернулись и услышали последние слова Гвидона:
      – Ах, моя леди! Лорд Аларик очень хвалит вашу игру на лютне.
      Может, вы пошлете кого-нибудь за своим инструментом?
      – Кевин?
      Прежде чем Кевин ответил, со своего места у дерева вскочил Риммель и поклонился.
      – Позвольте мне, моя леди, – сказал он, стараясь скрыть охватившее его волнение. – Лорд Кевин и так не слышал песню, пусть он послушает следующую.
      – Ну, хорошо, – засмеялась Бронвин. – Риммель, Мэри Элизабет знает, где лежит моя лютня. Передай ей, что я прошу отдать ее вам.
      – Хорошо, моя леди.
      Гвидон снова ударил по струнам, перестроив лютню на минорный лад.
      – Преданный слуга – это бесценное сокровище, – проговорил он, трогая струны и улыбаясь публике. – Ну, пока мы ждем, я хочу спеть еще одну песню, на этот раз любовную, и посвятить ее влюбленной паре.
      Он взял несколько вступительных аккордов и запел.
      Риммель спешил через двор в покои Бронвин, а звуки песни Гвидона стояли у него у ушах. Ему не хотелось оставлять Бронвин слушающей любовные песни вместе с Кевином, да к тому же ему редко удавалось долго находиться рядом с ней, смотреть на нее, не вызывая ни у кого подозрений. Но теперь ему представилась возможность положить в ее комнату амулет, который дала ему Бетана. Служанки Бронвин уже закончили работу в ее комнате и теперь первой, кто войдет туда будет сама Бронвин.
      Поднявшись по ступеням на террасу, он приложил руку к груди и почувствовал бешеное биение сердца, но он ощутил и приятную выпуклость мешочка, полученного от Бетаны. Он едва мог поверить, что через несколько часов его мучения закончатся, и Бронвин будет принадлежать ему.
      Он заколебался и оглянулся вокруг с опаской, прежде чем войти в комнату. Он ведь должен был переговорить с Мэри Элизабет. Однако никто его не видел. И в самой комнате никого не было. Он отыскал лютню Бронвин в небольшом шкафу за постелью, но сначала ему надо было найти место для кристалла. Его нужно положить туда, где Бронвин его не заметит до тех пор, пока не пройдет достаточное время, чтобы заклинание начало действовать.
      Решив, что самое удобное место – это шкаф для одежды, он подошел к нему и достал мешочек. Конечно, как только Бронвин придет в комнату, она сразу же направится к шкафу, особенно после верховой езды. Но на верхней полке много всяких драгоценностей, и там кристалл будет менее всего заметен.
      Риммель осторожно положил мешочек и начал развязывать шнурки на нем. Он помнил, что в его распоряжении всего несколько секунд, чтобы удалиться за пределы действия магического кристалла. Он взял лютню, повесил ее через плечо, снова вернулся к шкафу, открыл мешочек и вытряхнул оттуда кристалл, тут же загоревшийся холодным голубым светом, в котором четко выделялись кроваво-красные прожилки.
      Затаив дыхание, Риммель быстро сунул мешочек в карман и бросился к двери. Он опомнился только после того, как захлопнул за собой дверь. Он снова заглянул в комнату, чтобы увидеть кристалл, но его невозможно было разглядеть среди драгоценностей.
      Радостно насвистывая какой-то веселый мотив, Риммель вернулся на террасу и направился в сад с лютней на плече. По дороге он достал из складок туники медальон, открыл его и с обожанием посмотрел на портрет Бронвин. Затем он закрыл медальон с легким щелчком и, вздохнув, спрятал его. Войдя в сад, он услышал пение Гвидона.
      Часом позже Бронвин стояла на пороге своей комнаты и улыбалась Кевину, который прижимал ее руку к губам.
      – Через полчаса, – прошептала она.
      – Через полчаса, – торжественно согласился он, – и если ты задержишься, я приду и одену тебя сам!
      Бронвин сморщила нос и сделала гримасу.
      – Не раньше, чем через два дня, Кевин Мак Лейн, – объявила она. – Ты можешь потерпеть.
      – Могу, – пробормотал он, прижимая ее к себе и глядя на нее с вожделением.
      Она хихикнула, оттолкнула его и проворно скрылась за дверью.
      – Полчаса! – крикнула она. – И смотри, не опаздывай, а то я приду помочь тебе одеваться!
      – Приходи! – с радостью подхватил Кевин, но дверь уже была закрыта.
      Бронвин веселым мотыльком влетела в комнату, делая пируэты и прижимая лютню к груди. Она вся светилась от радости и переполняющей ее любви.
      Она остановилась перед шкафом, напевая слова песни Гвидона, бросила взгляд на себя в зеркало и поправила прядь золотых волос, упавшую на лоб.
      И тут начало действовать колдовство. Бронвин внезапно оступилась и ухватилась за шкаф, чтобы удержаться на ногах. Вдруг она ощутила второй удар. В своей безнадежной и отчаянной борьбе она выпустила лютню из рук, и инструмент со звоном упал на пол. Лютня треснула, струны полопались, издавая жалобные звуки.
      Эти звуки пробудили ее чувства Дерини, заставили ее хладнокровно оценить ситуацию, хотя внешние части ее мозга были ослеплены. Глаза ее обшаривали комнату почти бессознательно. Она отыскивала то, что так внезапно обрушилось на нее. И увидела среди своих драгоценностей голубой кристалл.
      «Магия!» – вскрикнул ее мозг.
      «О, мой Бог! Кто сделал это?»
      «Кевин! Кевин!» – посылала она отчаянные мысленные призывы.
      Пересилив слабость, она смогла крикнуть вслух. Кевин не успел уйти далеко. Услышав пронзительный крик Бронвин, он бросился обратно и распахнул дверь. Она поддалась без всякого сопротивления, и Кевин застыл на пороге в ужасе от того, что увидел.
      Бронвин стояла на коленях у шкафа, судорожно цепляясь за его полированную поверхность. Ее взгляд бы устремлен на странный голубой кристалл, пульсирующий светом среди драгоценностей и безделушек. Бронвин медленно двигалась к нему, как во сне. Ее губы шевелились, повторяя имя Кевина, хотя с них не срывалось ни звука.
      Кевин, не размышляя и крикнув что-то неразборчивое, зная только то, что этот кристалл нужно убрать с глаз Бронвин, оттолкнул ее в сторону и схватил его обеими руками, намереваясь выбросить его в окно. Но этого не следовало делать, ибо заклинание уже действовало. Схватив кристалл, Кевин застыл. Выражение боли и страха исказило черты его лица.
      Бронвин мгновенно поняла, что случилось. Она попыталась вырвать кристалл из рук Кевина, надеясь, что ее кровь Дерини поможет ей. Однако едва коснувшись кристалла, она тоже впала в транс. Кристалл, который теперь они держали оба, бешено пульсировал в такт их сердцам. Его свечение постепенно усиливалось, пока не превратилось в ослепительно яркое белое сияние, и из груди Бронвин и Кевина вырвался крик, который прокатился по всему дворцу.
      Затем наступила тишина.
      Охранники, вбежавшие в комнату, привлеченные этим криком безумия, в смятении остановились на пороге. Следом прибежал Келсон и тоже замер. За ними стоял Дерри и широко раскрытыми глазами смотрел через плечо короля.
      – Назад! Все назад! – скомандовал Келсон. – Быстрее!
      Здесь магия, колдовство!
      Когда охранники попятились назад, Келсон осторожно вошел в комнату, шепча противодействующее заклинание. Когда он его закончил, яркий свет сконцентрировался в комнате, стал слабеть и постепенно исчез. Келсон прикусил губу и закрыл глаза, стараясь справиться с охватившим его волнением. Затем он заставил себя медленно двинуться вперед.
      Кевин и Бронвин лежали у дверей открытых на террасу. Кевин на спине, Бронвин – головой на его груди. Ее золотые волосы были спутаны и закрывали лицо. Раскинутые в стороны руки Кевина были сожжены той ужасной энергией, которая таилась в кристалле. Он не подавал никаких признаков жизни.
      Проглотив комок в горле, Келсон опустился на колени возле них и постарался притронуться к ним. Он вздрогнул, когда его пальцы коснулись черной руки Кевина, шелковых волос Бронвин. Потом он сел прямо на пол перед ними и печально опустил голову. Руки его беспомощно опустились. Для двух влюбленных уже ничего нельзя было сделать.
      Увидев безнадежный жест Келсона, Дерри, охранники и лорд Девериль начали потихоньку проникать в комнату. При виде трагического зрелища они застывали в оцепенении. Лицо Девериля побелело, когда он увидел распростертые тела. Затем он бросился к дверям, расталкивая всех. Он хотел остановить герцога Джареда, чтобы тот не увидел это. Но он опоздал.
      – Что случилось, Дев? – прошептал Джаред, стараясь заглянуть в комнату через его плечо. – Что-нибудь с Бронвин?
      – Не входите, милорд, пожалуйста!
      – Пусти меня, Дев. Я хочу знать, что произошло. О, Боже! Это мой сын! Боже, это же они оба!
      Охранники расступились, пропуская Джареда, и тут же прибежал Риммель, заглянул в комнату, ахнул и зажал рот рукой, чтобы заглушить крик ужаса. Дрожь пробежала по его телу, его судорожно сжала медальон. Он боялся, что упадет без сознания. «О, мой бог, что я наделал?
      Я не хотел этого! Не хотел! О, боже, это не может быть правдой!
      Они мертвы! Леди Бронвин мертва!»
      Все новые и новые и новые люди прибегали сюда. Риммель стоял бледный, как полотно. Он прижался спиной к стене и хотел бы слиться с ней. Он пытался отвести взгляд от жуткого зрелища, но не мог. Затем он рухнул на колени и забился в рыданиях. Он уже не думал о том, что держит в руках медальон, в руках, которые он горестно заламывал.
      Вместе с Гвидоном прибежала леди Маргарет. Она побледнела, увидев тела, и была на грани обморока. Но вскоре она овладела собой и приблизилась к мужу, который стоял онемевший и неподвижный перед телами. Она обняла его, прильнула, не говоря ни слова, и мягко, но настойчиво повела его к двери, повернув так, чтобы он не видел мертвых. Она что-то нежно шептала ему на ухо.
      Гвидон молча поднял лютню Бровин. Она была сломана, струны беспомощно висели. Колдовство не пощадило даже ни в чем неповинный инструмент. Гвидон подошел к молодому королю, который печально снял с себя алый плащ и бережно закрыл им тела влюбленных. Затем он рассеянно дернул оборванную струну лютни. В тишине раздался жалобный стон.
      – Боюсь, что музыка разрушена навсегда, – проговорил тихо Гвидон, опуская лютню на тело Бронвин. – И она уже никогда не вернется.
      Келсон опустил глаза, зная, что Гвидон имеет в виду не лютню. Трубадур нежно провел пальцами по сломанному инструменту и сложил руки на груди.