Они смогли связаться с Ричендой и узнать о торентских интригах, раскрытых после их прошлого контакта, только вечером следующего дня.
      – Теперь нам еще нужнее как можно скорее все закончить, – сказал следующим утром Келсон Моргану, когда они, задыхаясь в жарком равнинном воздухе, выступили на Лаас. – Похоже, что ситуация под контролем, но я должен быть там сам, чтобы заняться происходящим.
      К тому времени, когда они, неделю спустя, осадили Лаас, в Ремуте ничего не произошло. Дункан выздоравливал с каждым днем, а в тот день, когда они прибыли к Лаасу, встал с постели, хоть ему и пришлось обрезать носки своих сапог, чтобы дать поджить его ногам, и надеть легкие перчатки, чтобы предохранить все еще очень чувствительные пальцы рук. Он быстро уставал, но он знал, что Лорис и Горони выйдут из себя, когда увидят, что он, вместо того, чтобы лежать бездыханным, снова сидит в седле. Он испытывал несказанное удовольствие, видя, как они, закованные в цепи, окруженные стражей, перешептываются друг с другом.
      Келсон и основные силы гвинеддской армии, значительно выросшие за счет меарцев, которые после сражения на равнине Дорны присягнули на верность Келсону, начали тем временем осаду Лааса. Закованных в кандалы Лориса и Горони везли вместе с несколькими мерцами, которые не пожелали поклясться в верности Келсону. Вместе с ними в импровизированных гробах везли тела Сикарда и Итела, которые от жары начали разлагаться.
      На следующий день после окружения Лааса, перед самым полднем, дав населению города понервничать ночью из-за костров раскинувшегося вокруг города военного лагеря, Келсон, в сопровождении Аларика, Эвана, Дункана, Дугала, архиепископа Кардиеля и почетного эскорта из шести рыцарей, подъехал под белым флагом к городским стенам на расстояние полета стрелы. Барон Джодрелл и шесть стражников остались охранять Лориса и Горони. Наконец из калитки в городских воротах выехал одинокий подтянутый и профессионально бесстрастный всадник под белым флагом парламентера.
      – Моя госпожа приказала мне выяснить твои намерения, король Гвинеддский, – сказал человек, сдержанно, но учтиво поприветствовав Келсона и его свиту.
      Келсон, на голове которого был парадный шлем, украшенный золотой короной с драгоценными камнями, спокойно рассматривал посланника.
      – В данных обстоятельствах Ваша госпожа вряд ли может ожидать от меня мирных намерений, – сказал он. – Она, видимо, уже заметила, что мы захватили в плен ее бывшего генерала Эдмунда Лориса, а также священника Горони, и что многие из ее солдат встали ныне под знамена Халдейнов. Кроме того, произошли и другие события, о которых, как мне кажется, ей должен сообщить кто-нибудь из высокопоставленных лиц – прошу не принимать это на свой счет.
      Человек гордо вскинул голову, но в словах его звучала осторожность.
      – Я рыцарь и посол моей госпожи, Сир. Я полагаю, что ее доверия мне достаточно, чтобы доверить мне любое послание, которые Вы желаете передать ей.
      Келсон заметил, как его руки сжали поводья. Они с Дугалом долго спорили по поводу того, кто должен принести Кайтрине новости – о том, что ее муж и сын убиты, об условиях, которые предъявляет Келсон – и Дугал, говоривший с точки зрения родственника Кайтрины, сумел, в конце концов, убедить Келсона.
      – Имеются обстоятельства, неизвестные Вам, сэр рыцарь, о которых Ваша госпожа должна узнать наедине. Поэтому я хочу послать вместе с Вами своего посланника для переговоров с Вашей госпожой. Могу я надеяться, что она гарантирует ему безопасность?
      – Сир! Моя госпожа – благородная дама.
      – Все мы стараемся быть благородными, – устало сказал Келсон. – Вы гарантируете безопасность моего посланника?
      – Конечно, – Посланник с некоторым подозрением посмотрел на Моргана и Дункана, – правда, я не думаю, что моя госпожа будет рада, если к ней отправится Дерини… Простите, господа, я не хотел обидеть вас, – добавил он.
      Келсон слегка усмехнулся. – Я хочу послать к ней не герцога, а графа, – спокойно сказал он, – который, кстати, является ее родственником. Правда, их последняя встреча случилась при не самых благоприятных обстоятельствах. Как Вы думаете, примет ли она своего племянника, графа Дугала МакАрдри?
      Солдат внимательно, оценивающе поглядел на Дугала, затем, с неожиданным напряжением во взгляде, обратил глаза к королю.
      – Графу будет гарантирована безопасность, – запинаясь, сказал он. – но… Сир, Вы не знаете, что случилось с лордом Сикардом?
      Келсон угрюмо кивнул.
      – Знаю. Но об этом вначале должна узнать Ваша госпожа, – сказал он, – и лучше, если об этом ей расскажет граф Дугал. Вы сопроводите его к ней?
      По пути к воротам Лааса Дугал и посланник обменялись едва ли дюжиной слов. Им не о чем было говорить. Дугал чувствовал себя неуютно от груза известий, которые он должен был доставить Кайтрине, а от ее посланника вряд ли можно было ожидать дружеского отношения к тому, кто вез вести, которые, практически наверняка, означали конец всем разговорам о независимости Меары.
      Чтобы подчеркнуть, что он едет скорее как посланник, а не как солдат с титулом графа, Дугал сменил доспехи на кожаный дорожный костюм и не стал пристегивать к поясу ни меча, ни кинжала. Чтобы подчеркнуть свое родство с меарской претенденткой, он накинул новый плед цветов клана МакАрдри, заколов его на груди брошью, на голове его красовалась украшенная тремя перьями приграничная шапочка, подтверждавшая его статус предводителя клана, а в косичку была вплетена черная лента. Бок о бок с меарским посланником он проехал через ворота во внутренний двор замка, спешился и, не глядя по сторонам, пошел следом за посланником,который повел его не в главный зал, а вверх по лестнице, затем по боковому коридору.
      Кайтрина ожидала его в гостиной, окна которой выходили в монастырский сад. Вокруг нее стояли Джудаель, епископ Креода и четверо странствующих епископов, поддержавших Лориса и претензии Меары на независимость: Мир Кирни, Джильберт Десмонд, Реймер Вэленс и Калдер Шил, его дядя по материнской линии – нет, на самом деле, двоюродный дед. Когда Кайтрина увидела, кого король прислал ей, ее морщинистое лицо, казалось, стало белее ее белых одежд.
      – Как он посмел послать тебя? – пробормотала она, выглядя настолько бледной, что Дугал испугался, как бы она не лишилась чувств. – Как ты смеешь смотреть мне в глаза?
      Дугал, как и следовало посланнику короля к правителю противника, вежливо приветствовал ее.
      – Миледи, вряд ли Вы можете ожидать от посланника Халдейна, кем бы он ни был, хороших новостей, – спокойно сказал он. – Его Величество посчитал, что будет лучше, если Вы услышите это от родственника.
      Кайтрина постаралась взять себя в руки, как и подобало бы королеве, и пристроила руки на подлокотники своего кресла, которое в это мгновение превратилось во всего лишь жалкое подобие трона.
      – Что за… новости? – пробормотала она. – Сикард?
      – Мертв, миледи.
      – А мой… мой сын?
      – Тоже.
      Когда ее руки взлетели к губам, стараясь остановить беззвучный, полный страдания крик, Джудаель опустился на колени рядом с ее креслом и положил голову ей на колени, а Креода сделал несколько торопливых шагов к Дугалу.
      – Что с архиепископом Лорисом?
      Дугал знал, что он, будучи глашатаем Келсона, должен держаться нейтральным, но, несмотря на это, в голосе его послышался лед.
      – Пленен, Ваше Преосвященство. И Монсиньор Горони тоже. Они ждут королевского суда.
      – Но это невозможно, – пробормотал себе под нос Креода, Джудаель побледнел, а остальные священники ошеломленно зашептались друг с другом.
      – Позвольте мне заверить вас, что это не только возможно, но и есть так на самом деле, Ваше Преосвященство, – холодно сказал Дугал. – И, честно…
      Он оборвал себя, ибо не стоило рассказывать здесь ни о том, что Лорис и Горони сотворили с его отцом, ни о том, что отношения между ним и Дунканом были чем-то большим, чем обычные отношения между двумя приграничниками.
      – Вы будете оповещены о мнении Его Величества на этот счет в свое время. А пока что моя обязанность – изложить ее милости условия, выставленные Его Величеством.
      – Как смеет он ставить мне условия? – пробормотала Кайтрина.
      Дугал удивленно вскинул голову. – Миледи, Вы же проиграли. Вряд ли Вы можете не понимать этого.
      С явным усилием взяв себя в руки, Кайтрина снова пристально посмотрела на него.
      – Юный МакАрдри, в Лаасе, своей столице, я в безопасности, – твердо сказала она. – Твой Келсон не сможет выгнать меня отсюда.
      – Выгнать Вас? – Дугал удивленно посмотрел на остальных. – Мадам, Вы в осаде. Ваши основные советники или схвачены, или убиты. Ваша армия была разбита в сражении и присягнула на верность Халдейнам, как и должно было случиться еще несколько поколений назад. Все, что нужно сделать Его Величеству – это просто выждать. И, если будет необходимо, он будет ждать. Сбежать Вам не удастся. Вы проиграли.
      Джудаель положил свою дрожащую ладонь на руку своей тетки и смело посмотрел на Дугала.
      – И каковы же условия короля? – спокойно спросил он.
      – Я зачитаю их вам, – ответил Дугал, вынимая свиток из-за пазухи своего дорожного костюмя и набирая побольше воздуха.
      – От Келсона Синила Риса Энтони Халдейна, милостию Божьей Короля Гвинедда, правителя Меары и правителя Перпл Марча – леди Кайтрине, именумой также «Меарской Претенденткой», – спокойно сказал он, разворачивая свиток. – Леди, дальнейшее сопротивление вашему законному сюзерену приведет только к бессмысленной гибели меарцев, ибо за каждого погибшего подданного Халдейнов незамедлительно по окончанию битвы будут казнены десять меарцев. Однако, в случае Вашей безоговорочной сдачи, мы склонны предложить Вам следующие условия:
      Первое. Против народа Меары не будет предпринято никаких дальнейших репрессий, но все лица благородного происхождения и бывшие военнослужащие меарской армии должны присягнуть на верность королю Келсону Гвинеддскому как их законному суверену и правителю, а в случае нарушения этой присяги кем бы то ни было из них все они подлежат казни. Решения в отношении тех, кто нарушил законы Гвинедда, причинив при этом вред другим лицам, будут приняты в индивидуальном порядке.
      Второе, – прежде чем читать дальше, он, не поднимая глаз, сделал еще один глубокий вдох. – Будет разрешено почетное погребение в Лаасе тел Сикарда МакАрдри и Итела Меарского. Леди Кайтрине будет позволено присутствовать на церемонии погребения, как того требует обычай.
      – Как они умерли? – донесся до него голос Кайтрины, прервавший его заранее отрепетированную речь.
      Дугал поднял голову и медленно опустил свиток.
      – Разве подробности сейчас важны, миледи? – тихо спросил он. – Они только сильнее расстроят Вас.
      – Расскажите мне! – потребовала она. – Иначе я не стану слушать остальные требования Вашего господина.
      – Хорошо.
      Дугал, чувствуя себя неловко, свернул свиток и постарался подобрать слова, которые могли бы немного смягчить правду.
      – Ваш муж пал с мечом в руке, мадам, – тихо сказал он. – Я… мне сказали, что он встретил смерть с отвагой, предпочтя смерть плену, когда понял, что потерял армию.
      – Да, – выдохнула она. – Это похоже на него. Вы видели, как он погиб?
      – Нет, миледи.
      – Но это было быстро? – настаивала она. – Скажите, что он не мучался.
      – Я думаю, миледи, что он не мучался, – сказал Дугал, в памяти которого всплыла картина стрелы, торчащей из глаза Сикарда. – Он умер мгновенно. Я сомневаюсь, что он вообще что-то почувствовал.
      – Благодарю тебя, Господи, – сжав руки, прошептала она, прежде чем снова поднять свой взгляд. – А мой сын?
      Дугал сглотнул, зная, что это известие ранит Кайтрину даже сильнее, чем весть о смерти ее мужа. Но в его сердце не было места для сочувствия Ителу.
      – Две недели назад принц Ител был захвачен в плен в Талакаре, – сказал он. – В тот же день он и барон Брайс Трурилльский были осуждены, приговорены и казнены за измену.
      – Как… казнены? – выдохнула Кайтрина.
      – Их повесили.
      Он не мог ни смягчить эти слова, ни подготовить ее к их суровости. Когда она, покачнувшись, опустилась на стул, закрыв глаза, Джудаель склонился к ней, пытаясь утешить ее, несмотря на то, что сам посерел от страха – если Ител, наследный принц, был казнен, то что же ждет его, следующего наследника?
      – Я… я не буду требовать от Вас подробностей, – придя в себя, пробормотала Кайтрина. Взяв Джудаеля за руку, она подала Дугалу знак продолжать и отвернулаясь, глядя сквозь пелену слез на окно, из которого струился солнечный свет.
      – Третье, – сказал Дугал, разворчаивая свиток вновь, чтобы продолжить чтение. – После принесения клятвы в том, что она никогда не подымет вновь мятежа против законного правителя Меары, а именно – Келсона Гвинеддского или кого-либо из его наследников – леди Кайтрине будет позволено удалиться в монастырь, избранный Его Величеством, где предстоит ей пребывать до конца земных дней своих в качестве монахини такового монастыря, каясь и моля о спасении душ тех, кто отдал свою жизнь в результате мятежа, поднятого ею.
      – Миледи, это очень великодушное решение, – гладя ее дрожащую руку, прошептал Джудаель, глаза которого были полны слез. – Дугал, а что будет со мной?
      – Четвертое, – продолжил Дугал, не смея взглянуть на молодого епископа. – Касательно Джудаеля Меарского, племянника леди Кайтрины, бывшего епископа Ратаркинского: поскольку тот преступил законы и светские, и церковные, и поскольку Его Величество не намеревается позволять нового меарского мятежа, который может сложиться вокруг вышеназванного епископа, являющегося наследником леди Кайтрины, Джудаель Меарский подлежит лишению жизни.
      Джудаель еле слышно ахнул, и, побледнев еще сильнее, пошатнулся. Кайтрина застонала и судорожно обняла его за плечи. Но прежде, чем остальные епископы смогли вымолвить хоть слово, Дугал откашлялся и кивком заставил их замолчать.
      – Однако, поскольку названный Джудаель, происходящий от древних правителей Меары, есть принц и по рождению, и по своему церковному сану, король Келсон дарует названному Джудаелю милость: он будет лишен жизни путем отделения головы от тела мечом, без присутствия публики, и будет похоронен с почестями вместе со своими родственниками здесь, в Лаасе.
      Он украдкой поглядел на потрясенного Джудаеля, стараясь не встречаться с ним глазами, заием, прежде чем вернуться к чтению свитка, бросил взгляд на остальных священников.
      – Пятое. Епископ Креода и прочее мятежное духовенство, связанное с меарским мятежом, после того, как будет определена их вина по светским законам, предстанут перед церковным судом, созванным архиепископами Брейденом и Кардиелем, и король обязуется последовать рекомендациям такого суда. – Он свернул свиток и поднял глаза. – Никаких дальнейших переговоров не будет.
      Затем последовало краткое изложение сказанного ранее, несколько уточнений условий, и, наконец, Кайтрина, пошатываясь, поднялась, давая понять, что аудиенция окончена.
      – Дугал, передай своему королю, что его условия очень жесткие, но мы рассмотрим их и дадим ему наш ответ в полдень.
      – Хорошо, мадам, я передам, – прошептал он, вежливо кланяясь ей.
      – Спасибо. И, Дугал…
      – Да, мадам?
      Сглотнув, она подала Джудаелю и остальным еписком знак отойти и, подозвав Дугала к себе, отошла с ним к окну. Когда он, вопросительно глядя на нее, подошел поближе, его волосы сверкнули в лучах солнца подобно начищенному медному шлему. Когда Кайтрина внезапно вытащила из рукава небольшой кинжал, Дугал вздрогнул.
      – Дугал, ты ведь безоружен, не так ли? – не моргнув глазом, тихо сказала она, заметив его испуг.
      – Да, мадам. Я прибыл как посланник моего короля к благородной даме – а в ее благородстве не может быть сомнений, поскольку она вышла замуж за моего дядю и родила ему детей, в жилах которых течет кровь МакАрдри.
      Печально хмыкнув, Кайтрина выдавила из себя слабую улыбку. – Храбрые слова, племянник, если учесть, что я могу убить тебя прямо на месте… наверное, так мне и надо было бы сделать, ведь ты причинил немало зла мне и моим родственникам. Но ты прав: он, твой дядя Сикард, был невероятно честным человеком. Если бы я позволила нашим детям носить его имя, а не свое, все могло бы быть по-другому.
      – Пожалуй, Вы правы, мадам.
      – Дугал, он был хорошим человеком, – повторила она. – И я, неоднократно слыша за последние недели о твоих подвигах, часто думала, наколько все могло сложиться бы по-другому, если бы твоим отцом был он, а не Колей.
      Он чуть было не сказал, что Колей не был его отцом, но остановился, не зная, что она собирается делать с кинжалом. Ему подумалось, что если она бросится с этим кинжалом на него, он сможет отобрать его – она все-таки была меньше его ростом и почти вчетверо старше – но, если она и вправду
      бросится на него, остальные могут придти к ней на помощь. Было известны случаи, когда посланников убивали за принесенные ими неприятные известия, и, видит Бог, даже без принесенных им новостей у нее было достаточно причин ненавидеть его.
      Но она, подержав кинжал в своих пальцах, спокойно протянула его ему рукоятко вперед, и на ее губах мелькнула слабая, застенчивая улыбка.
      – Это мне подарил МакАрдри в день нашей свадьбы. Я хочу, чтобы это принадлежало тебе.
      – Мадам?
      – Я хочу, чтобы это было у тебя. Подойди. – она втиснула рукоятку в его ладонь. – Простите старухе ее причуды. Дайте мне хотя бы на несколько секунд представить, что ты не сын Колея, а мой и Сикарда. Все мои дети мертвы, как мои мечты о них… Джудаель, мой единственный родственник, вскоре тоже расстанется с жизнью.
      – Но ведь можно остановить эту череду смертей, – сказал Дугал. – Нет никакого смысла продолжать убивать.
      Она с трудом сглотнула. – Вы ведь видели, как все они умерли, не так ли?
      – Кто?
      – Все мои дети.
      – Кроме… Итела, – пробормотал он. – Я видел смерть Сиданы… и Лльювелла. Но не стоит снова говорить об этом, миледи.
      – Я не собираюсь говорить об этом, – прошептала она, – но я действительно должна спросить насчет Сиданы. Если бы… если бы Лльювелл не… не убил ее, принесло бы ее замужество мир, как Вы думаете?
      – Я думаю, что так могло быть. А общий наследник прекратил бы все пересуды насчет престолонаследия.
      – А Сидана… была бы она счастлива с вашим Келсоном?
      Дугал, почувствовав, что в горле у него пересохло, сглотнул, ведь он практически не разговаривал со своей меарской родственницей.
      – Я… не знаю, миледи, – прошептал он. – Но Келсон – мой кровный брат и мой король, так что я… думаю, что он по-своему любил ее. Я знаю, что в ночь перед свадьбой он размышлял о предстоящем браке и говорил, что не хочет жениться только по политическим причинам. Но мне кажется, что он убедил сам себя, что любит ее, – Он помолчал. – Вы это хотели услышать?
      – Да, если это – правда, – прошептала она. – По твоему лицу видно, что ты веришь в это, – она вздохнула. – Ах, если бы я была не такой упрямой, она могла бы остаться в живых, да еще и стать королевой Гвинедда. Но я убила ее, я убила своих сыновей, своего мужа…. Дугал, я так устала убивать…
      – Тогда остановите убийство, миледи, – тихо сказал он. – Только Вы можете сделать это. Примите условия короля. Верните Меаре ее законного правителя, и постарайтесь смириться с этим в оставшиеся Вам годы.
      – Вы на самом деле считаете, что он оставит мне жизнь?
      – Он дал свое слово, мадам. Я не знаю случая, чтобы он не сдержал его.
      Она вздохнула и гордо воздев подбородок, пошла в большой зал. При ее появлении все разговоры в зале мгновенно смолкли.
      – Сообщи своему господину, что мы сообщим ему о нашем окончательном решении в полдень, – сказала она. – Мне… нужно время, чтобы подумать, что я должна сделать.
      Когда Дугал ушел, она медленно осела на кресло и откинула голову на спинку.
      – Позовите советников, Джудаель, – прошептала она. – И принесите мне корону.

      Ровно в полдень ворота Лааса раскрылись, чтобы пропустить одинокого герольда с белым флагом. Ворота за ним не закрылись.
      – Мой король, – поклонившись, сказал герольд, когда его привели к сидевшему на коне Келсону, – моя госпожа в принципе принимает Ваши условия, и готова принять Вас в главном зале в удобное для Вас время.
      – В принципе? – спросил Келсон. – Что это значит? Я считал, что выразился достаточно ясно: никаких переговоров не будет.
      – Я… думаю, она надеется на смягчение условий, мой господин, – тихо сказал посланник.
      – Понимаю. Господа? – Он поглядел на стоявших вокруг советников и полководцев. – Дугал, что скажешь? Ты говорил с ней.
      – Непохоже, чтобы она что-то замышляла, если Вас беспокоит именно это, – сказал Дугал. – Она говорила, что жалеет о случившемся, и чуть ли не каялась в содеянном.
      – Все они начинают каяться, когда припрешь их к стене, – проворчал Морган.
      – Хм, осмелюсь сказать, что Лорис и Горони явно не из их числа. Я хочу попросить Вас и Джодрелла присмотреть за ними, когда мы войдем в Лаас. Эван, до нашего возвращения командование армией переходит к Вам. Если что-нибудь случится, Вы знаете, что делать. Архиепископ Кардиель, я прошу Вас сопровождать тела Сикарда и Итела. Вы знаете Лаас?
      – Боюсь, что нет, Сир.
      – Неважно. По меньшей мере, там должна быть фамильная часовня, куда можно поместить тела. Все прочее, что Вам надлежит сделать, мы уже обсудили.
      – Да, Сир.
      – Дункан и Дугал, вы поедете со мной.
      Часом позже король Келсон с триумфом въехал в Лаас. Перед ним шла колонна копейщиков и лучников, а следом за ним – две сотни пехотинцев. На шлеме его сверкала корона, а на сгибе руки, подобно сктпетру, покоился обнаженный меч его отца.
      Проезжая по городским улицам, он не встретил никакого сопротивления. При его приближении, встреченном молчанием и нервным любопытством, копейщики выстроились в зале, сформировав почетный караул для его встречи, а сам Келсон, прежде чем спешиться со своего белого коня, подождал, пока главный зал не возьмут под охрану его пехотинцы и лучники.
      Плечи короля покрывала темно-красная шелковая мантия, которая едва скрывала его доспехи, на которых красовался гвинеддский лев, и когда Келсон начал подниматься по лестнице, ведущей от двора к распахнутым в его ожидании двустворчатым дверям главного зала, его мантия затрепетала в жарком летнем воздухе. Внутри его поджидало всего лишь с десяток меарцев: естественно, сидевшая на троне в дальнем конце зала Кайтрина, которая, будучи одетой во все черное, с меарской короной на покрытой вуалью голове, выглядела ужасно одинокой и ранимой, да полдюжины престарелых дворян, которые вместе с оставшимися верными Кайтрине епископами, одетыми в лиловые сутаны, толпились по обе стороны от трона. Вдоль стен зала выстроилась охрана Келсона, а галереи заняли лучники, от которой веяло молчаливой, но ничуть не менее неотвратимой смертью.
      – Внимание всем! – прокричал глашатай Кайтрины. – Его Королевское Величество, Верховный правитель Келсон Синил Рис Энтони Халдейн, милостию Божьей Король Гвинедда, правитель Перпл Марча… и правитель Меары.
      Услышав последний титул, Келсон чуть не засмеялся от облегчения и, задержавшись в дверях, чтобы находившиеся в зале подготовились к его появлению, освободил свою ауру – правда, ослабив ее настолько, чтобы никто не смог понять, то ли это свет, вызванный его магией, то ли просто отсвет солнечного луча на драгоценных камнях его короны.
      Прежде чем пройти в зал и встретиться с меарской претенденткой, он медленно, с достоинством, которого никто не мог даже ожидать от семнадцатилетнего парня, передал Моргану свой меч, снял шлем и, бросив в него небрежно снятые перчатки, передал его Дугалу. Он никак не ожидал, что она окажется такой маленькой и хрупкой. По его бокам шли Морган и Дугал, отставая от него на полшага, а за ними следовали Дункан, на голове котрого красовалась герцогская корона, и Кардиель, одевший епископскую митру. На обоих поверх доспехов были одеты епископские ризы. Джодрелл с пленниками остался снаружи.